Текст книги "Пленница"

– Я не хочу, чтобы мисс Уоррен появлялась там, где идут бои, – решительно возразил Джон, но Тила, словно не слыша его, ответила Джошуа Брэндейсу:

– Я с вами, доктор.

– Тила! – тихо промолвил Джон. – Если мне не удается справиться с собственной невестой, как же я добьюсь повиновения от солдат?

– Твои люди не должны слышать то, что ты говоришь мне, и тогда они не узнают о наших разногласиях.

– О том, что ты не подчинилась.

– Джон, ради Бога! Я никому не подчиняюсь. Тебе уже следовало это понять. Мне необходимо отправиться с вами!

Между тем они уже стремительно спускались вниз по реке, приближаясь к месту, откуда доносились выстрелы.

– Я обещал заботиться о твоей безопасности.

– А что, если Джеймс там?

– Там сотни семинолов…

– А вдруг он среди них?

– Ну и что? Ты будешь смотреть, как он умирает?

– Джон, пожалуйста, умоляю тебя…

– Мы уже на месте! – Он обернулся и отдал приказ высаживаться. Причала здесь не было, и кораблю пришлось бросить якорь посреди реки. Быстро спустили шлюпки на воду, и солдаты начали прыгать в них.

Джон прыгнул одним из первых, а доктор с кожаным хирургическим саквояжем последним. Он протянул руку Тиле:

– Идете?

Девушка не колеблясь приняла его помощь, и доктор легко подхватил ее и посадил в шлюпку, где уже сидели восемь солдат.

– Мисс, пригните голову, – предупредил один из них.

– О, вам нечего бояться, пока вы с нами, мисс. Мы – добровольное соединение, все, что уцелело от нескольких рот, и собираемся служить под началом старины Джона.

Мы не допустим, чтобы вы попали в беду.

– Спасибо. – Тила вздрогнула, снова услышав выстрелы. Они приближались к берегу. Оттуда доносились крики боли и боевые кличи.

Под днищем шлюпки заскрипел песок. Мужчины прыгнули в воду и вытащили шлюпку на травянистый берег. Тила последовала за Джошуа Брэндейсом.

– Ну-ка поторопитесь, – распорядился он.

Тила повиновалась.

Повсюду лежали тела, почти скрытые высокой травой. Девушка вскрикнула, наткнувшись на первое из них.

Индейский мальчик. Воин в боевой экипировке. Яркий рисунок украшал его рубаху, серебряные медальоны в форме полумесяца свисали с шеи. На ногах – малиновые гамаши; красивая разноцветная повязка сползла с головы. Открытые темно-карие глаза остекленели. Его сразила не пуля, а пронзил насквозь штык.

В ужасе уставившись на него, Тила боролась с тошнотой. Тихий стон заставил ее обернуться.

В нескольких футах от воина лежал молодой, стройный, как тростник, белокурый боец сил ополчения в рваных брюках, белой рубахе и коротких кожаных сапогах. Прижав руку к залитому кровью плечу, он тихо стонал. Внезапно открыв голубые глаза, он увидел Тилу.

– Помогите мне! О Господи, я умираю. В этом аду появился ангел!

Девушка опустилась перед ним на колени. К ним тут же подошел доктор Брэндейс.

– Пуля, сынок? – спросил он, открывая свой кожаный саквояж.

– Да, сэр.

– Мушкетный огонь?

– Гладкий шар, сэр, застрял вот здесь, я уверен. Брэндейс разорвал рубаху солдата.

– Щипцы для пуль, – бросил он Тиле.

Она тяжело вздохнула и начала рыться в саквояже. Как ни странно, взглянув на инструменты, девушка сразу нашла щипцы для пуль и быстро подала их доктору. Потом Брэндейс попросил скальпель.

Распоряжения следовали одно за другим. Тила раздвигала поврежденные ткани, когда доктор вытаскивал пулю. Она вдела в иголку шелковую нить и вытирала кровь, пока доктор зашивал поврежденную артерию. Она промыла рану виски, вздрогнув от крика солдата, обработала ее серой и отодвинулась, лишь когда Брэндейс начал бинтовать плечо.

– За тобой придут через минуту, солдат. Мисс Уоррен, следуйте за мной.

Только тут Тила заметила, что вся залита кровью. Ноги у нее подкосились, однако она последовала за Брэндейсом – быстрым, серьезным, сосредоточенным. Он мгновенно замечал всех – семинолов и белых, – кто лежал на земле.

Девушка остановилась над воином.

– Этот мертв, – сказал Брэндейс, однако Тила пощупала пульс. Доктор оказался прав. Они двинулись дальше.

Два солдата были ранены в ноги. У одного пуля прошла навылет, у другого застряла. Третьего ранили в живот. Брэндейс дал ему виски.

– Ему не выдержать дороги до форта Брук, – тихо объяснил он Тиле, как только они отошли. Девушка судорожно вздохнула. Доктор сжал ее руку. – Многие из них выживут. Мы продолжим поиск. Ясно?

Она кивнула и последовала за ним.

Верный своему слову, доктор останавливался и помогал индейцам.

Тила внезапно осознала, что больше не слышит выстрелов. Стычка закончилась. Мертвые и раненые лежали в высокой траве и под деревьями.

Наложив жгут молодому солдату, который, несомненно, потеряет ногу, девушка поднялась. Юноша открыл глаза, попытался улыбнуться, но боль исказила его лицо. Он посмотрел на Брэндейса.

– Мы просто шли в патруле, надеясь застать врасплох несколько индейцев, и напали на них неожиданно. А они так же неожиданно отделали нас. О, прошу прощения, мэм. Я ведь не умер, а, док? – Он все же улыбнулся. – Нет, наверное, нет. Таких рыжих волос у ангелов не бывает, правда?

– Ты не умер. – Тила присела и взяла его за руку. – У тебя все будет хорошо. Доктор Брэндейс обработал твою рану, а в госпитале как следует займутся тобой.

Он кивнул:

– Все будет хорошо, – и закрыл глаза.

– Виски по-прежнему самое лучшее средство из всех, что я знаю. – Доктор Брэндейс поднялся, и взгляд его устремился на следующего раненого.

Тила тоже встала. Сердце у нее щемило. Она была потрясена и растеряна. Пальцы онемели, голова кружилась.

Девушка постаралась овладеть собой. Вдруг взгляд ее упал на яркое пятно возле дерева. Нахмурившись, она устремилась вперед. Там спиной к ней лежал семинол в темных бриджах, в рубахе с ярким рисунком и в высоких сапогах из оленьей кожи. Кровавое пятно расплылось по его спине.

Подавив рыдание, Тила бросилась к нему, опустилась на колени и потянулась, чтобы убрать густые черные вьющиеся волосы с его лица.

Слава Богу! Она с облегчением вздохнула. Это не Джеймс, хотя тоже метис с тонкими чертами лица. Воин, тяжело раненный в левое плечо, еще дышал.

Девушка хотела позвать доктора Брэндейса, но слова замерли у нее на губах.

Из-за деревьев к ней направлялся Джеймс. Он простоял там все время, наблюдая за Тилой. Его коричневые бриджи и зеленая рубашка были неразличимы на фоне земли и травы.

Листва шелестела на ветру, казалось, напевая какую-то песню, пока Тила смотрела на него – высокого, сильного, стройного. Ей до боли хотелось прикоснуться к этому человеку, могучему, способному бросить вызов всей армии белых и противостоять любому воину-семинолу. Его лицо выражало неукротимую решимость.

Джеймс подошел к девушке, которая смотрела на него, но не могла двинуться с места.

Не дотронувшись до Тилы, он присел на корточки возле раненого воина.

Девушка облизнула пересохшие губы.

– Доктор Брэндейс очень опытный. Он лечит семинолов так же, как и белых.

– Ш-ш-ш, присядь. – Настороженно взглянув на берег, где все еще стояли солдаты, Джеймс тщательно осмотрел воина. Тот очнулся от его прикосновений, и Джеймс, быстро приложив палец к губам, что-то сказал ему. Воин кивнул.

Тила подавила крик и отвернулась, увидев, что Джеймс проник пальцами в рану и вытащил пулю.

– У тебя есть сера. Дай мне.

Удивленная, девушка тотчас подала Джеймсу маленькую бутылочку с серой, и он насыпал ее на рану.

Раненый не издал ни одного звука, и Тила поняла, почему он молчит. Воин потерял сознание.

– Брэндейс позаботился бы о нем, – прошептала девушка. – Он хороший человек. Даже среди военных есть хорошие люди!

– Я и не отрицаю этого. – Джеймс, разорвав свою рубаху на полосы, перевязал воина. Делая это, он все так же внимательно наблюдал за солдатами.

– Ты должен оставить его…

– Я не могу оставить его. Это Йохола, известный белым как Томас Артейн. Он поклялся, что скорее умрет, чем покинет родину.

– Но…

– Твой добрый военный доктор заштопает раненого и отправит на запад вопреки его воле. Оставь эту тему и объясни, какого черта ты делаешь здесь?

– Я…

– Я же велел тебе уехать отсюда, покинуть Флориду!

– Это не так просто…

– Это очень просто, – отрезал он. – Что за игру ты ведешь? Стычка произошла совершенно случайно: солдаты не стремились к ней и индейцы тоже. А что, по-твоему, произошло бы с тобой в серьезном бою? Что, если бы индейцы стали при тебе уничтожать солдат?

– Я хотела помочь…

– Черт побери! Ты не можешь помочь! Ты не имеешь никакого отношения ко всему этому. Отправляйся домой!

– Ты же остаешься, – с вызовом заявила она. – Вот и я так решила.

– Ты уедешь!

Девушка покачала головой, внезапно осознав неуместность подобного разговора.

– Ты должен поскорее уйти, – сказала она. Джеймс горько усмехнулся:

– Мне известно, что ходят слухи о том, что я помог бежать семистам индейцам, а перед этим похитил белую девушку и творил с ней Бог знает что.

– Никто не верит этому…

– Кое-кто верит.

– Ты должен уйти! – настойчиво повторила Тила, понимая, что он Прав.

Джеймс сердито погрозил ей пальцем:

– Это ты должна уйти. И будь уверена, я позабочусь об этом.

– Замолчи, Джеймс, это глупо. Нельзя, чтобы тебя схватили в самой гуще схватки.

– Но я и так в самой гуще, – заметил он. – И здесь мы явно по разные стороны.

– Джеймс…

– Брэндейс! – вдруг громко позвал он.

– Тише! Что ты делаешь? Ведь кто-то наверняка услышит! – Девушка вскочила и настороженно посмотрела, не устремились ли солдаты на звук его голоса. Однако никто, видимо, не услышал Джеймса.

Между тем он взвалил воина на плечо, вероятно, желая показать ей, сколь ничтожна и смертельно опасна грань между двумя мирами.

– Твой друг нуждается в помощи! – сердито воскликнула Тила.

– Я присмотрю за ним.

Девушка чуть не вскрикнула, когда Джеймс шагнул к ней, схватил ее за руку и прижал к себе. Она потупилась, не желая показывать ему, что испытывает от его прикосновения, а особенно от того, что он жив и здоров. Потом украдкой взглянула на него.

Джеймс явно злился и, возможно, презирал ее.

– Отпусти меня. Иди и займись своим другом!

– Я, конечно, займусь им, но также и вами, мисс Уоррен. Проклятие! Держи свою прелестную белую попку в Симарроне или вообще убирайся из Флориды, иначе я займусь тобой. Предупреждаю тебя: больше никогда не появляйся на поле битвы.

– Но, Джеймс…

– Помни: белые не всегда побеждают в сражениях, а меня может не оказаться поблизости. Хорошие или плохие индейцы захватят тебя и убьют!

Он отпустил ее руку, но глаза его угрожающе полыхали. С этими словами Джеймс скрылся за деревьями.

И Тила осталась одна.

Глава 12

Когда сторожевой корабль подошел к причалу Симаррона, Тила вдруг поняла, что вновь совершила опрометчивый поступок. У причала стояли крайне встревоженные Тара и Джаррет. Тара заключила в объятия забрызганную кровью девушку.

Джаррет, однако, не скрыл неудовольствия.

– Тила Уоррен, неужели вас нужно держать под замком? Мы поклялись позаботиться о вашей безопасности, а вы безрассудно рискуете собой! А ведь я дал слово чести. Кроме того, вы заставили нас волноваться и до смерти напугали.

– Простите, мне очень жаль! – Спрятавшись за спиной Тары, Тила презирала себя за трусость и глубоко раскаивалась в содеянном. – Простите, но я сама так испугалась…

– Так испугалась, что кинулась прямо в бой? – осведомился Джаррет.

– Я… я должна была увидеть… – пробормотала она. Видимо, Джаррет понял, что девушкой руководил страх за Джеймса. Или страх найти его мертвым.

– Что сделано, то сделано, – устало проговорил он. – Но когда Джон Харрингтон и доктор Брэндейс спустились по трапу, в голосе Джаррета звучало возмущение:

– Джон!

Джон Харрингтон покраснел.

– Джаррет, я не собирался брать ее, честное слово не собирался.

– А я вот очень рад, что девушка оказалась у нас на борту! – Брэндейс пожал руку Джаррета. – Мисс Уоррен была просто незаменима. Думаю, наши раненые выживут благодаря тому, что она оказала им и мне неоценимые услуги.

– Если бы только такие услуги могли сохранить жизнь, – недоверчиво бросил Джаррет.

– Но все уже позади, – заметила Тара. – Тила выдержала крещение кровью: посмотри на нее. Идемте в дом. – Она обратилась к девушке:

– Ты примешь горячую ванну и выпьешь чаю с бренди. Джон, вы с нами?

Тот покачал головой:

– Спасибо, Тара. Мы останемся у причала почти до рассвета, позаботимся о раненых, а потом быстро направимся к заливу Тампа, поскольку многих нужно доставить в госпиталь в форт Брук.

– Полевая хирургия – это лишь тактика выживания, не более, – заметил доктор Брэндейс. – Мисс Уоррен, позвольте сказать, что на поле боя вы куда полезнее, чем ваш отец.

Джон Харрингтон бросил на него многозначительный взгляд:

– Такое может сказать лишь тот, кто хочет попасть под трибунал или получить пулю в спину.

Это ничуть не обескуражило Брэндейса. Он наклонился и поцеловал руку Тиле.

– До свидания, прекрасная леди. Если когда-нибудь надумаете помочь в уходе за нашими бедными ранеными, буду очень рад снова поработать с вами.

– Благодарю вас. – Тила испытывала к нему глубокую признательность и никак не предполагала, что кто-то в этот день заставит ее улыбнуться.

– До свидания, дорогая, береги себя. – Джон приблизился к ней. Девушка закрыла глаза, когда он запечатлел у нее на лбу целомудренный поцелуй.

– Милости прошу к нам, господа, если у вас появится время, – сказал Джаррет мужчинам.

Поблагодарив его, те вернулись на корабль.

– Пойдем. – Тара взяла Тилу за руку и направилась к дому. Джаррет, стоя у причала, задумчиво смотрел на реку и корабль.

Тилу охватила дрожь. Теперь, когда все кончилось, она не понимала, отчего это – то ли от ужасов, увиденных ею, то ли потому, что там появился Джеймс. А что, если она чем-то навредила ему, приехав туда? Белые военные, знакомые с ним, и его друзья во Флориде не верили, что он способен на предательство.

А вот подчиненные Майкла Уоррена сделали Джеймса изгоем.

Возле крыльца Тара усадила девушку в кресло-качалку.

– Я велю приготовить ванну. Твое платье испорчено: пятна крови ничем не вывести.

– Не важно.

– Да, это не важно, – согласилась Тара. – Одежда – мелочь, а вот жизнь бесценна.

Она направилась в дом. Тила же сидела в кресле, глядя на закат солнца. Вскоре вернулся Джаррет и, бросив на девушку мрачный взгляд, вошел в дом. Встревоженная, Тила быстро поднялась, желая извиниться перед ним и объяснить свой поступок. Не найдя его в коридоре и гостиной, она постучала в дверь библиотеки и открыла ее.

Сложив руки за спиной, Джаррет смотрел на угасавший в камине огонь. Он стоял в той же позе, что и его брат в тот вечер, когда Тила впервые увидела его. Когда девушка вошла, он не повернулся. Он знал, что это она.

– Закройте дверь, мисс Уоррен. – Джаррет скользнул по ней взглядом. Смущенная тем, что щека перепачкана засохшей кровью, она растерянно потерла ее.

– Как вы относитесь к моему брату, мисс Уоррен? – спросил он.

– Простите?

– Вы ведете какую-то игру?

– Прошу прощения, сэр, но подобные вопросы скорее следует адресовать вашему брату.

Он покачал головой:

– При обычных обстоятельствах – да. Но сейчас все иначе. Мой брат – метис, и для него настали тяжкие времена. Его вполне может уничтожить любая из сторон еще до того, как все закончится. В лучшем случае ему придется скрываться в лесу и болотах, всецело сосредоточившись на том, чтобы сберечь тело и душу. Джеймс не допустит, чтобы молодая женщина, охваченная желанием завести мимолетную интрижку с загадочным краснокожим мужчиной, отвлекала его от намеченной цели. Поэтому я вновь спрашиваю вас: как вы относитесь к моему брату?

Тилу охватил гнев. Она не понимала, чего хочет от нее Джаррет. Она прищурилась и вздернула подбородок:

– Мои поступки не были продиктованы желанием завести мимолетную интрижку, сэр.

– Почему вы убежали и, как маленькая дурочка, угодили под обстрел?

– Потому что стреляли близко от Симаррона. Близко к Дже… Я должна была… знать!

– И стоило ли это нашей тревоги? А вы подумали, что будет, если это дойдет до вашего отца? Скажите, вы получили ответы, которые искали?

– Да! Да! Да! Я видела его невредимым. Я знаю, что он жив.

Джаррет вздохнул:

– Вы видели его сегодня? Девушка кивнула:

– Другие не видели Джеймса. Он взвалил на плечо раненого друга и исчез. Сам Джеймс цел и невредим.

– Не хочу обидеть вас, но он мой брат. У меня нет выбора.

– Он ваш брат, но при этом взрослый человек, отвечающий за свои поступки. Я не… Джаррет улыбнулся:

– Вы не одна затеяли это? Я знаю, однако боюсь за вас обоих, ибо в состоянии предвидеть, к чему это может привести.

– Полагаю, что ваш брат не заглядывает так далеко.

– А не допускаете ли вы, что ему просто нечего предложить вам? Кстати, вы размышляли над этим? Почувствуете ли вы себя счастливой молодой женой, продираясь сквозь чащу и убегая со всех ног от солдат, преследующих вас? А ведь при этом вы можете носить под сердцем его ребенка!

Типа залилась краской. К чему притворяться, что между нею и Джеймсом нет ничего серьезного? Джаррет застал ее с ним. Ни он, ни Тара не осуждали ее. Но сейчас Джаррет говорил откровенно и резко.

– Конечно, если бы солдаты преследовали вас, то, заметив рыжие волосы, возможно, остановились бы. Но уверяю вас, что я давно слежу за этой войной и знаю, как она безжалостна. Семинолы ведут тяжелую жизнь. В лесах и болотах жара достигает порой ста градусов[3]3
  Около 37° по Цельсию.


[Закрыть]. А на севере температура иногда падает ниже тридцати. Семинолы переходят бурные реки, часто по горло в воде.

Джаррет украдкой наблюдал за девушкой.

– По-моему, ваш брат не стремится продолжить наши отношения, – с наигранным спокойствием заметила Типа.

– А по-моему, Джеймс считает, что сейчас должен быть один, ибо быть рядом с ним – значит подвергать свою жизнь смертельному риску. Вам следует подумать об отъезде домой.

– Подумаю. А здесь я больше не ко двору? Джаррет покачал головой:

– Вам здесь всегда рады, но я хочу, чтобы вы поняли ситуацию, поскольку мне страшно за вас обоих.

– Я уже взрослая.

Он наконец улыбнулся:

– Да, взрослая и полная огня. Однако вы совсем не представляете подстерегающих вас здесь опасностей. Для вас опасен и Джеймс.

– Куда бы она ни вела, эта дорога, – задумчиво проговорила Тила, – но у меня, похоже, нет иного выбора, как следовать по ней.

– Ах ты, дурочка! – Эти слова прозвучали очень мягко. – Да ты влюблена в него!

– Неужели?

– Похоже на то.

– А ваш брат? – выдохнула она.

– Не знаю. Он все еще скорбит о жене и ребенке, страдает за свой народ. Сейчас война занимает все его помыслы. Иначе и быть не может. Пока Джеймс не совладает с собой, для него не начнется новая жизнь.

Девушка гордо, почти с вызовом смотрела на Джаррета.

– Ступай наверх, – сказал он. – Твоя ванна уже, наверное, готова. Смой с себя чужую кровь.

Джаррет повернулся к камину, а Тила, закусив губу, поспешила наверх.

В комнате она застала Тару и двух слуг – стройного негритенка Джейка и мальчика чуть постарше, ирландца Шона. Они носили огромные чайники с горячей водой и наполняли деревянную лохань с обитыми металлом краями.

– Достаточно, мальчики, – сказала Тара. Когда они ушли, она обратилась к Тиле:

– На столике горячий чай с бренди. Полотенца и мыло возле лохани. – Выходя, Тара добавила:

– Думаю, тебе лучше побыть сегодня одной. Не спеши. Спустись, когда соскучишься по общению.

– Спасибо. – Тилу глубоко тронули доброта и чуткость Тары. Девушка подошла к ней, но, вспомнив, что она вся в крови, только повторила:

– Спасибо.

Тара кивнула и закрыла за собой дверь.

Тила подошла к трюмо, стоявшему возле кровати. Сейчас она походила на жертву убийства в театральном спектакле. Но она видела не спектакль, а настоящие жертвы, настоящую и очень жестокую смерть. Коснувшись своих щек, девушка вздрогнула и начала быстро раздеваться. Бросив одежду возле камина, она с наслаждением опустилась в горячую воду. Потом, вынув шпильки, погрузилась в воду с головой. Как старательно ни мылась Тила, ей казалось, что этого мало. Наконец, убедившись, что кровь смыта, она опустила голову на край ванны, над которой поднимался горячий пар.

Крик замер у нее в горле, когда внезапно чья-то сильная рука зажала ей рот. Она вцепилась в эту руку, пытаясь оторвать ее и посмотреть на напавшего.

При виде Джеймса девушка остолбенела. Он отнял руку и прижал палец к губам.

Джеймс явно пришел оттуда, где Тила видела его в последний раз. Полуобнаженный, с заплетенными в косичку волосами. Нож в чехле все так же висел на боку. В руке он держал ружье. Мокрые сапоги свидетельствовали о том, что Джеймс добирался до Симаррона по реке.

– Что ты здесь делаешь?! – испуганно спросила она и обхватила колени, инстинктивно желая хоть как-то прикрыть наготу.

– Корабль Джона все еще у причала. В доме есть солдаты?

– Нет. Даже Джон остался на корабле.

– Почему?

– Они собираются доставить раненых в госпиталь форта Брук.

Джеймс подошел к столу, где Тара оставила чайный поднос. Кроме чая с бренди, на нем лежали пирожки с мясом и пирожные. Джеймс поставил ружье, съел два пирожка и налил себе чаю. Быстро выпив его, он посмотрел на Тилу, вернулся к лохани и опустился на колени.

– Я очень проголодался. Издержки работы.

– Почему ты сегодня участвовал в сражении? – спросила она.

– Это не настоящее сражение, а стычка.

– Какая разница? Ведь люди погибли.

– Ты о краснокожих или о белых?

– Обо всех.

Джеймс покачал головой:

– Думаю, ты не вполне понимаешь, что я живу их жизнью, ибо я – часть… всего этого. Я разделяю жизнь Джаррета и тех людей в набедренных повязках и перьях, которые сегодня издавали ужасные боевые кличи, тех, кто говорит на другом языке, красит лица, снимает скальпы с белых солдат. Я оберегаю их жен и детей.

– Почему ты участвовал в стычке? – повторила девушка.

– Потому что я был с людьми из группы, которую Оцеола и его друзья освободили из лагеря в форте Брук во второй день июня.

– Освободили? Говорят, что Оцеола заставил кое-кого из них бежать, не считаясь с тем, хотят они того или нет. Здесь, в доме твоего брата, я узнаю все слухи и новости.

– Мне точно не известно, что именно произошло, – уклончиво сказал Джеймс. – Я ведь не только с ними. Они редко посвящают меня в свои планы, если это связано с кровопролитием, ибо прекрасно понимают мои трудности. Я прихожу на заседания совета и высказываю мнение как представитель своего, увы, уже малочисленного племени, предупреждаю о предстоящих действиях белых солдат.

– Когда-нибудь Оцеола убьет тебя. Джеймс покачал головой:

– Ты не видела и не понимаешь его. Он знает, что я был с теми, кто направлялся на юго-запад. Когда эти люди доберутся до своих семей, я выясню, кто все еще хочет получить компенсацию правительства и уйти на запад. Никто не предполагал, что сегодня произойдет сражение. Солдаты не искали индейцев, а те уж точно не искали их.

Вода остывала. Тила посмотрела на свои руки:

– Там было столько крови!

– Впоследствии ее прольется еще больше, но ты не должна этого видеть!

– Я уже стала частью всего этого.

– Нет! Полагаешь, такое возможно за один день? Ты должна ходить в шелках и кружеве, твое место – за спинетом или на балу.

– Я помогала раненым.

– Латая семинолов, как и хороших белых солдат?

– Да!

– И я мог лежать там раненый, истекающий кровью.

– Замолчи!

– Тебе не следовало быть там!

– Я боялась, что ты лежишь там раненый, истекающий кровью.

– Тебе нечего бояться за меня.

– А ты не участвуй в сражениях!

– Неужели не понимаешь, что иногда мне приходится сражаться. Пойми и прими это. Я тут родился. Ты – нет. Отправляйся домой!

– Ты считаешь необходимым быть с воинами. А я должна быть с солдатами.

– Ну как тебе объяснить, что это не место для леди!

– Я была там, где следовало.

– Проклятие! Ты рискуешь жизнью!

– Ты тоже, притом постоянно!

– Это часть моего существования. Это не твоя война.

– У меня есть все права…

– Нет, черт возьми, нет!

Джеймс вдруг вскочил и подхватил девушку на руки. Типа задрожала от ночного холода, но он, словно не замечая этого, прижал ее к себе. Обхватив его шею руками, она прильнула к нему. Вода стекала с нее на ковер. Девушка закрыла глаза, наслаждаясь близостью Джеймса. Что бы он ни говорил ей, она ощущала жар его мускулистой груди, слышала неистовое биение его сердца. Радуясь, что он рядом, Тила смутно чего-то боялась.

Едва узнав Джеймса, она потеряла его, изведала горькое одиночество, поняла, как опасно приближаться к огню. Раньше Тила не могла бы сказать, что чувствует к Джеймсу. Однако Джаррет прав: заинтригованная им, она влюбилась в него. Ведь ее привлекло в нем именно то, что Джеймс не ищет легких путей, хочет, чтобы его принимали таким, каков он есть, борется с преследованием семинолов. С самого начала девушку пронзила мысль, что Джеймс завладеет ее сердцем и душой, ее снами и мечтами. Осознав, как он дорог ей, Тила Не испытала облегчения. Ведь этот изгой, отступник снова растворится в ночи, причинив ей страшную боль.

Она встретила его внимательный взгляд.

– Ты не смеешь так поступать!

– Не смею?

– Да, ты угрожал мне, склонившись над своим раненым другом, а потом пробрался тайком в мою комнату. У тебя повадки…

– Дикаря? – подсказал он.

– Не играй со мной!

Но Джеймс уже опустил девушку на кровать и накрыл своим телом.

– Но я ощущаю себя дикарем, – прошептал он. Его мужской запах одурманил ее, а жар груди опалил. Джеймс пробуждал в девушке желание, сладостные воспоминания, обещал несказанное наслаждение.

– Тогда тебе, может, лучше вернуться в лес?

– А может, и нет. По-моему, сейчас мое место здесь.

– И ты уйдешь, как только минует порыв. Он бросил на нее строгий взгляд:

– Тебе необходимо отправиться домой и помнить, что у меня ужасные манеры и мое место в лесу. Да, непременно запомни это!

– Не говори так! – воскликнула она. Когда Джеймс внезапно вскочил с постели, Тила задрожала от холода. Он заметался, как пантера, стремительный, стройный, грациозный. Потом сбросил с себя бриджи, сапоги и снова накрыл ее своим теплым телом.

Телом дикаря.

Джеймс никогда еще не овладевал Тилой так стремительно, не одарив ее ласками, с такой откровенной чувственностью. Девушке хотелось воспротивиться, и, разозлившись, она обрушила кулачки на его спину. Но тут же сдавленный стон вырвался из ее груди, и Тила еще теснее прижалась к нему. Наступавшая ночь обволакивала девушку, и под ее прикрытием она дала волю своим неистовым чувствам. Спустя какое-то время Тила ощутила, как Джеймс напрягся и вместе с его последним толчком тепло, словно расплавленная лава, заполнило ее. Она затрепетала от восторга и ослепительного наслаждения.

Джеймс крепко обнял ее, но вдруг вскочил, поспешно оделся и, оставив девушку в полном недоумении, стремительно исчез.

Дрожащая Тила, злясь на него и на себя, пошла к остывшей лохани. Умывшись холодной водой, она нетерпеливо растерлась и завернулась в полотенце.

– Будь он проклят! Будь он проклят! Будь он проклят! – твердила девушка. – Дело совсем не в том, что он дикарь. Это грубый и жестокий человек. Я ненавижу его и больше ничего ему не позволю! Не позволю! Не позволю!

Вытащив сорочку и панталоны из комода, Тила оделась, подошла к зеркалу, вытерла волосы и пригладила их.

Когда волосы высохли, она с яростью расчесала их щеткой. Ярость сменилась оцепенением, оцепенение – слезами. Нет, она не станет плакать. Надо одеться и спуститься вниз. А когда он появится в следующий раз…

Дверь почти бесшумно открылась и закрылась. Тила быстро обернулась.

Он вернулся. Сейчас Джеймс, одетый в свои, коричневые бриджи и белоснежную сорочку, выглядел истинным джентльменом. Аккуратно причесанные волосы ниспадали на плечи. Он стоял у двери – высокий, стройный, исполненный достоинства, серьезный и красивый. При виде его у нее мучительно сжалось сердце.

– Мне безразлично, что ты ощущаешь себя дикарем, но в мою комнату не смей входить без стука. Он пожал плечами:

– Я сказал брату, что ты не спустишься.

– А по какому праву ты сделал это за меня? Я спущусь к обеду.

– Едва ли. – Он направился к Тиле и улыбнулся, увидев, как угрожающе она подняла щетку для волос.

– Когда ты здесь, рядом со мной, и принимаешь участие в этой ужасной войне, я полон решимости говорить за тебя.

– Я спущусь.

– Не сегодня.

– Ты не смеешь повелевать мною! Ты пришел сюда как властелин, взял то, что тебе нужно…

– Я был очень, очень голоден… Слезы защипали ей глаза.

– Ты берешь то, что хочешь, – продолжала она, – и потом уходишь. Ты…

– Я пришел сюда, – перебил он ее, – и едва вспомнил о той, кто составляет смысл моей жизни, – о моей дочери. Это из-за тебя я едва вспомнил о ней.

– Ты мог бы сказать… хоть что-нибудь.

– Проклятие! Я же сначала пришел к тебе.

– Ты пришел ко мне узнать, нет ли в доме солдат.

– Ты первая, к кому я пришел.

Тила молчала, глядя на него. Он стоял так близко! Казалось, Джеймс заполнил ее всю, без остатка. Воздух в комнате был наэлектризован, словно в грозу.

– Когда ты проснешься, меня здесь не будет. Но до этого я намерен без устали твердить, чтобы ты уехала домой, оставила все это позади, убежала от меня. Вот чего я хочу от тебя. Сделай это завтра. После сегодняшней ночи.

– Уходи сейчас же!

Но Джеймс покачал головой, и, отчаянно вскрикнув, она обвила его руками. Он подхватил ее, крепко обнял и стал целовать – страстно, неторопливо, чувственно. Его пальцы скользнули по волосам, по спине Тилы к ее ягодицам. Джеймс прижимал ее к себе все сильнее и наконец понес ее к постели, неторопливо снял с девушки сорочку и панталоны, потом разделся сам. Каждое его прикосновение было невыносимо чувственным. Он нежно поглаживал ее кожу, ласкал грудь, целовал, обжигая горячим языком…

Всю ночь Джеймс держал Тилу в объятиях. Наслаждаясь каждой минутой, проведенной с ним, она боялась заснуть, но усталость взяла свое.

Уже задремав, девушка услышала его голос, горячий, решительный:

– Я не полюблю тебя, Тила, никогда не полюблю, не смогу! Уезжай домой, подальше отсюда. – Ее сонные глаза открылись, встретив его лихорадочный взгляд. – Уходи из моей жизни! – гневно потребовал Джеймс, но его губы вновь прижались к ее губам.

– Будь ты проклят! – прошептала она, прильнув к нему.

И снова он любил ее.

Но утром Джеймс исчез, как и предупреждал.