Текст книги "Пленница"

– Никто из нас не отказался от борьбы, – сказал Оцеола. Выдра стиснул зубы, издав звук, выражавший отвращение:

– Оцеола видит то, что хочет видеть. Многие отказываются от борьбы.

– Многие устали.

– Ты сражался и убивал не для того, чтобы отказываться от борьбы!

– Я устал.

– Ты!..

– Но не так, чтобы отказаться от борьбы, – гневно и по-прежнему властно перебил его Оцеола. – Но сейчас солдаты не знают, где мы. Я хожу на охоту, делаю новое оружие, коплю силы. И выжидаю… Мне нужно знать, какой шаг предпримут белые.

Выдра покачал головой:

– Я снова готов сражаться рядом с тобой, Оцеола. Но я – военный вождь моего клана, буду сражаться, когда захочу.

– Так у нас принято, – подтвердил Оцеола, жалея Выдру. Однако он устал от его гнева. Преимущество белых солдат в том, что у них есть дисциплина. Оцеола считал себя лидером в этой войне. Между тем воины то соглашались сражаться, то отправлялись по домам, а иногда сами затевали бои, обреченные на неудачу.

– Ты становишься слабым! – воскликнул Выдра.

– Напротив, более разумным. Я начинаю бой, если уверен в победе. Я стремлюсь к победе, а не к расправам. Выдра снова ударил себя кулаком в грудь:

– А я хочу уничтожить белых!

– Вспомни, мы все желаем остаться здесь, сохранить нашу землю, сберечь наших детей, обеспечить для них будущее.

– Этого нам не позволят.

– Мы будем бороться, пока не добьемся этого. Выдра, ты неукротимый и доблестный воин. Мы все в долгу перед тобой, но помни: война у нас общая!

– Я помню. Но сейчас все больше и больше белых солдат собирается в форту. Они ищут меня и Оцеолу. Я сам найду их. Я выслежу Уоррена и сниму с него скальп. Я убью каждого, кто выйдет из форта.

С этими словами он склонил голову в почтительном поклоне и вскоре исчез в сосновом бору.

Оцеола вновь повернулся к огню и закрыл глаза. Он сражался, да, сражался! Отчаянно, ожесточенно, с трезвым расчетом и яростным порывом. И снова будет сражаться…

Но сегодня… Ему было холодно, очень холодно.

Далеко от костра, у старого, поросшего мхом дуба, спал Рили Маршалл, старый негр, бежавший во Флориду. Рили служил воинам, и они защищали его. В хорошие времена он тоже работал на своих индейских хозяев, но ему выделили и собственный клочок земли. Рили мог в любой момент присоединиться к бандам негров и индейцев, но когда началась война, он был уже стар и остался с воинами Оцеолы.

Оцеола разбудил его:

– Попроси Бегущего Медведя прийти ко мне.

– Бегущий Медведь ушел изучать новый форт.

– Сегодня он здесь. Привез оленя, чтобы накормить людей.

Рили отправился выполнять приказание, и через несколько минут Джеймс Маккензи, бесшумно вынырнув из тьмы, приблизился к Оцеоле.

Зная бескомпромиссность Оцеолы, и белые, и семинолы удивлялись его дружбе с полукровкой. Но в Джеймсе было многое, что Оцеола искал и редко находил в других мужчинах. В случае нападения Джеймс бился бы за них насмерть. Он сообщал точную информацию, твердо держал слово, никогда не обманывал доверия. Джеймс не отвернется от своего народа и не станет убивать всех без разбора. Он не станет нападать на поселения, фермы и плантации белых – даже на солдат, но раздобудет пропитание для изголодавшихся отчаявшихся людей. Джеймс поделится всем, что имеет, до последней крошки. Он не солжет, не перестанет защищать своего брата и других близких ему людей. Джеймс будет до конца сражаться за свои убеждения или за то, что ему принадлежит.

И похоже, белая женщина в форту принадлежит ему.

– Ты звал меня, Оцеола? – Джеймс стоял в трех футах от вождя, освещенный пламенем костра. Оцеола никогда не сомневался в том, что выглядит достойно – и как воин, и как вождь. Но Джеймс был более шести футов ростом, широкоплеч и очень силен. Брюки, такие, как у белых, облегали его стройные ноги. Простую рубаху украшал рисунок. На цепочке висел серебряный полумесяц. Свои черные волосы он стянул красной повязкой. Джеймс явно осунулся; глаза его полыхали голубым огнем.

– Ты накормил сегодня много ртов своим оленем. Таких все труднее и труднее убить в лесу, – сказал Оцеола.

Бегущий Медведь приподнял бровь, и усмешка тронула его губы.

– Оцеола и сам прекрасный охотник. Вряд ли он позвал меня сюда, чтобы похвалить за оленя.

– Говорят, дочь майора Уоррена находится в форту Деливереис.

Лицо Джеймса осталось непроницаемым.

– Да, она там.

Теперь усмехнулся Оцеола:

– Мой дорогой друг, неужели ты не понимаешь, что слухи распространяются в лесу от отряда к отряду, словно по ветру. Никто не скажет точно, похитил ли ты эту женщину, или она сама пыталась найти убежище в твоей заброшенной хижине; Но то, что вы были вместе, – факт. Поэтому я и позвал тебя. Ты видел ее? Она в форту?

– Да, я сам видел ее. Я скрывался в лесу с Диким Котом и наблюдал за солдатами и жизнью форта.

– Люди не лгут, утверждая, что я убиваю не всех мужчин и женщин. Во время первой битвы при Уитлакоочи я приказал не убивать молодого солдата по имени Грэхем. Воины не тронут дом твоего брата. Я велел доставить сюда дочь Уоррена, если ее захватят. Но пойми: у многих воинов кипит кровь. Они потеряли свои семьи. Они видели детей, лежавших в лужах крови.

– Я это знаю.

– Ну тогда запомни; тебе надо следить за Выдрой. Он нападет на любого солдата, покинувшего форт Деливеренс.

– Меня предупреждали насчет Выдры, – ответил Бегущий Медведь. – Но пожалуй, я сам поговорю с ним. Сейчас.

Бегущий Медведь растворился в лесу. Глядя ему вслед, Оцеола размышлял, не совершил ли ошибку. Сейчас они не могут позволить себе сражаться друг с другом.

Но если не стремиться жить так, как у них принято, – с честью и достоинством, зачем столь упорно сражаться?

Джеймс знал, где найти Выдру. Военный вождь индейцев микасуки только что вернулся в свое временное укрытие и лежал на подстилке.

Семинолы не выставляли на ночь охрану. Джеймс много раз говорил вождям, что сон белых солдат стерегут часовые, поэтому и в ночное время их трудно застать врасплох. Но привычки редко меняются. Джеймс прыгнул на возвышение, где Выдра после страшной смерти своей жены спал один.

Выдра вскочил – пораженный, озлобленный, готовый кинуться в бой. Но, узнав Джеймса, успокоился.

– Маккензи, – с отвращением произнес он имя, которым Джеймса называли белые.

– Мне сказали, будто ты хочешь убить всех солдат в форту.

– Я хочу убить всех белых, – отрезал Выдра.

– Там есть женщина. Моя женщина.

– Ни один белый мужчина не подумал о моей женщине.

– Но я прошу тебя, как вождя твоего народа, отнестись с уважением ко мне…

– К полукровке?

– Как вождю моего народа. Кровь моей матери дала мне право занять это положение.

Выдра встал перед Джеймсом. Он был ниже ростом, но это дела не меняло. Выдра с горечью и злобой смотрел на него.

– Ты вырос и принял черный напиток; ты усвоил обычаи наших воинов, научился охотиться и сражаться в набедренной повязке, метко посылать стрелу в цель, ловко уклоняться от мушкетов белых людей. Люди слушаются тебя и идут за тобой. У тебя большая власть и большая сила. Ты мог бы вести людей к великим победам, мог бы уничтожать белых. Но ты воюешь вместе с нами только тогда, когда мушкет нацелен в твое сердце. Зачем же ты приходишь ко мне и просишь за белую женщину?

– Она моя, и я не хочу, чтобы ее убили.

– Если она твоя, забери ее из форта.

Джеймс ничем не выказал то, что творилось в его душе. Господи! Казалось, мука и безысходность пожирают его изнутри. Он заявил, что Типа принадлежит ему, но ведь это не так! Белая женщина, она принадлежит миру белых людей. Он не имеет права претендовать на нее, пока она с Майклом Уорреном.

– Прошу тебя, не причиняй ей вреда.

Выдра внезапно вытащил нож из чехла у лодыжки и бросил его так, что кончик вонзился в грубо сколоченные бревна у их ног.

– Сразись со мной, Бегущий Медведь. Сразись за нее. Реши ее судьбу.

– Сразиться с тобой? Но я не хочу твоей смерти…

– Я тоже не желаю твоей смерти. Но я охотно посмотрел бы, как ты будешь сражаться за то, что ты любишь, за то, что тебе дорого. За жизнь.

Не успел Джеймс ответить, как Выдра нагнулся за ножом. Джеймс отпрыгнул назад, понимая, что воин сегодня настроен если не на смертельный, то на кровавый бой.

Выдра бросился на него, но Джеймс перехватил руку, сжимающую нож. Однако от натиска Выдры оба упали на деревянный настил, потом скатились на землю, сцепились в яростной схватке.

Выдра навалился на Джеймса, пытаясь завладеть ножом и пронзить им соперника. Джеймс, ощутив острие ножа у своего горла, собрался с силами и сбросил с себя воина.

Выдра упал на землю футах в трех от него. Джеймс вскочил на ноги. Выдра тоже поднялся, и они начали кружить друг возле друга. Джеймс позволил Выдре броситься на него и на этот раз, легко упав, заставил Выдру перекатиться через себя. Тот попытался нанести удар ножом, но Джеймс приготовился к этому. Он изогнулся, сильно ударил противника по руке, выбил нож и прижал ребро ладони к горлу воина. Задыхаясь, Выдра с ненавистью смотрел на него.

– Заканчивай. Убей меня! Джеймс покачал головой:

– Я не стремлюсь к этому. Только отдай мне белую женщину, если захватишь ее.

Выдра молчал, а Джеймс вдруг расслышал тихое дыхание и чьи-то шаги. Он поднял голову. Их окружили воины Выдры. Они не собирались вмешиваться в бой, но наблюдали и ждали.

Выдра тоже заметил их. Джеймс ослабил хватку, и воин наконец заговорил:

– Я не собираюсь напасть на форт, но объявлю войну тем, кто покинет его пределы, тем, кто ищет меня и мой народ, чтобы уничтожить нас!

– А женщина?

– Если я захвачу ее, ты должен прийти за ней и забрать женщину у меня. Когда ты говоришь, тебя слушают. Мы восхищаемся твоей силой – она нужна нам для нашего дела.

– А мне нужно твое слово, клятва.

Выдра кивнул.

Джеймс, стоя в лунном свете, наблюдал за ним. Индеец вдруг полоснул ножом по своей ладони и протянул ее Джеймсу. Джеймс взял нож, сделал надрез на своей ладони и обменялся с Выдрой крепким рукопожатием.

Отвернувшись, он все еще чувствовал кровь на ладони. Горячую, липкую. Он помнил лицо Типы, когда она смотрела на свои ладони в последний раз. «Так много крови, – сказала она. – Столько крови».

И сколько еще будет пролито…

Джеймс уже дрался с Диким Котом и с Выдрой. Дрался с собственным народом. Он и Майкл Уоррен стали смертельными врагами. И все же.. Джеймс так мало мог сделать, чтобы защитить ее.

– Бегущий Медведь!

Он уже покинул Выдру и стоял в рощице, залитой лунным светом, чувствовал легкое дуновение ночного ветерка, слышал тихое журчание речки. Джеймс обернулся.

Коричневый Кролик, старый индейский воин, в котором текла и негритянская кровь, окликнул его.

– Выдра верен своему слову. Он восхищается тобой и сожалеет, что ты не сражаешься за наше дело с большим упорством и настойчивостью. Выдра утверждает, что в каждом бою ты мог бы убивать по двадцать человек и избавил бы нас от многих солдат.

– Я сражаюсь так, как считаю нужным, – Я знаю это, как и многие другие. Выдра этого не понимает, но сдержит свое слово. Помни: Выдра желает смерти всем белым. Если эта женщина твоя, позаботься о том, чтобы она ни покидала форт. Если же она покинет его, ты должен быть рядом. В пылу битвы всякое случается. Много такого, чего и в мыслях не было.

– Спасибо, Коричневый Кролик.

Коричневый Кролик кивнул и поспешил к своему отряду.

Джеймс, запрокинув голову, посмотрел на звезды.

Он поехал к форту, вскарабкался на дуб, росший за стеной, и оглядел двор – сердце военной крепости.

Он увидел ее.

И у него словно сердце оборвалось. Кровь в жилах то леденела, то вскипала. Снедаемый гневом и страхом, Джеймс в конце концов убедился в том, о чем говорил ему Дикий Кот. Индейцы не могут напасть на форт. Сколько бы воинов они ни собрали, форт слишком хорошо укреплен. Индейцы не станут рисковать понапрасну. Джаррет наверняка удостоверился в этом, прежде чем дал согласие на отъезд Тилы. Иначе никакие аргументы Майкла Уоррена не заставили бы его пойти на это.

Да, в форту она в безопасности.

А что, если…

Его пальцы сжались. «Что она для меня? – с укором спросил себя Джеймс. – Белая женщина, которую я убеждал вступить в брак с моим другом, офицером. Нежное чувственное тело, легкая боль и буря – и больше ничего».

Нет, Тила значила для него куда больше. Он не мог претендовать на нее, не смел распоряжаться ею, но Тила принадлежала ему. Она осталась в его душе. Джеймс так и не избавился от мысли о ней, от желания обладать этой девушкой. Он мечтал снова услышать ее голос, увидеть блеск глаз, внимать ее словам, тихим или гневным, ласковым или сердитым.

– Проклятие, зачем только ты приехала сюда? – прошептал он, глядя на луну.

Потом, запрокинув голову и сжав пальцы в кулаки, Джеймс издал гневный и мучительный крик. Он эхом разнесся вокруг.

И снова Джеймс ушел в темноту, зная, что в предстоящие дни вряд ли осмелится сомкнуть веки и заснуть.

Глава 17

Генерал Джесэп, возглавлявший командование всеми военными силами во Флориде, был худощав, высок и держался очень прямо. Тила слышала, что порой он ведет себя беспринципно и ему не всегда следует доверять. Однако среди высших чинов мало офицеров, которых не критикуют подчиненные. Самой Типе казалось, что этому человеку можно доверять. Танцуя с ним и видя его спокойный умный взгляд, девушка почувствовала жалость к нему.

– Если бы это зависело от меня, – сказал Джесэп, кружа Тилу умело, но несколько скованно, – сейчас все это закончилось бы. – Он почти не смотрел на партнершу и словно размышлял вслух. Вид у него был грустный, несмотря на веселую атмосферу этого вечера. – Мы ведем тяжелую кампанию. Когда бразды правления были в руках генерала Колла, ему тоже пришлось нелегко. Сражаясь здесь в январе, я понял то, чего не понимают в Вашингтоне: мы можем бесконечно бродить по болотам, зарослям и холмам. Но что бы мы ни делали, отряды воинов все равно ускользают. Один раз я подобрался так близко к Оцеоле, что казалось, будто этот опасный человек уже в моих руках! Но он ускользнул. Захваченные нами в плен индейцы сообщили, что он бежал всего лишь с кучкой воинов. А вернется уже с сотней. И так всегда. Мы ловим врагов, но они снова и снова ускользают от нас.

– Почему бы тогда не оставить семинолов в покое, на юге?

Джесэп тяжело вздохнул:

– Молю Бога о том, чтобы так и произошло. Меня здесь охватила такая безысходность, что я даже просил освободить меня от этого поста. А потом сплетники и политические враги начали распространять слухи о моей некомпетентности, и я счел невозможным уйти, пока не восстановлю свое доброе имя. Боже милостивый! Я бы с радостью бросил эти проклятые болота. Но, по мнению правительства Соединенных Штатов, особенно военного министра Пойнсета и, очевидно, президента Мартина Ван Бурена, мы не должны отступать и сдавать свои позиции, иначе военные действия распространятся по всей стране. Я подчиняюсь правительству и обязан выполнять приказы. Поверьте, я не раз предлагал оставить семинолов на юге полуострова. – Джесэп помолчал. – Доставляемые сюда приказы не дают мне права выбора. Семинолы должны уйти, однако отказываются уходить. И в результате мне приходится уничтожать людей, часто восхищающих меня. Я устал от этой адской дыры, где солдаты постоянно болеют, офицеры регулярной армии не находят общего языка с командирами добровольцев и где нас всех подстерегают различные недуги. Я боюсь извещать население о том, сколь много солдат больны, иначе люди потеряют от страха покой и сон. Уверяю вас, это ужасная, жестокая война. Кое-кто, конечно, преуспевает и здесь, кое-кому везет. Ваш отец, например, показал себя прекрасным офицером, он не знает, что такое болезни, и без устали преследует врага, пока не отыщет добычу.

– Да, мой отчим преуспевает в таких делах, – согласилась Тила. В другом конце зала она увидела Майкла Уоррена, беседующего с Тайлером Аргоси и доктором Брэндейсом. Он все время следил за падчерицей и, вероятно, впервые в жизни был доволен ею. Достаточно одного слова Джесэпа – и он получит повышение по службе. Тила знала: какие бы чувства ни питал Джесэп к войне, он благоволил и офицерам, одерживающим победу. Ведь благодаря им устранялись многие проблемы.

Джесэп серьезно посмотрел на девушку.

– Я слышал, мисс Уоррен, будто вы подружились с врагами. Тила осторожно заметила:

– Я не знакома с «врагами», сэр.

– Ваш отец утверждает, будто вас похитил полукровка Джеймс Маккензи, один из тех опасных людей, что готовы воевать всю жизнь, угрожая невинным женщинам и детям.

– Меня никто не похищал, генерал. Я познакомилась с Джеймсом Маккензи в доме его брата, на торжестве, более пышном, чем это.

Генерал усмехнулся с видом человека, разочаровавшегося во всем.

– Я встречал в жизни многих мужчин, не видящихся с братьями годами. Их это ничуть не смущало. Потом я приехал сюда и с удивлением узнал, что Джаррет, знающий окрестности Флориды едва ли не лучше всех, отказывается воевать и искать скрытые глубоко в горах убежища дикарей. И только потому, что в жилах брата течет кровь его отца! А потом появляется и сам Джеймс! Он умеет говорить, хорошо образован, прекрасно знаком с образом жизни белых. Перед ним будущее, а он вдруг стал на сторону дикарей.

– Если я верно поняла, Джеймс часто оказывал услуги обеим сторонам…

– Да, он красноречив и весьма умен. Он из тех, кто увлекает за собой людей своим примером и словами, и он умеет прекрасно аргументировать. – Джесэп опять глубоко вздохнул. – Боюсь, я стал тяжким бременем для граждан, которых пытаюсь защитить, а не только для дикарей!

– Бог с вами, сэр, вас очень ценят.

– Не думаю, мисс Уоррен. Благодарю вас за любезность, но, по-моему, я руковожу действиями, ненавистными вам.

– Не знаю, что и думать, – отозвалась Тила. – Мне ненавистны война и кровопролитие.

– Ваш отчим завтра вновь отправляется выслеживать индейцев в болотах. Здесь не будет ни его, ни Харрингтона. Полагаю, вам лучше покинуть этот жуткий край. Поезжайте домой, туда, где безопасно.

Тила выгнула бровь. Кажется, буквально все хотят отправить ее домой. Если даже Джесэп предлагает уехать, то, может, Майклу Уоррену придется отпустить ее.

У девушки сжалось сердце. Ей не хотелось уезжать, ибо она не сомневалась, что Джеймс где-то поблизости.

– Генерал, вы очень добры. Благодарю вас за заботу о моем благополучии, но едва ли я решусь уехать, не поговорив с Джоном.

Она опустила глаза, устыдившись этой лжи, хотя сам Джон Харрингтон благословил ее на это.

– Ах, эта юная любовь! – Генерал улыбнулся, и взгляд его устремился вдаль. Потом он подмигнул девушке. – Вполне понимаю вас. Вы будете замечательной женой весьма многообещающего офицера. Что ж, помните, моя дорогая: если вам что-то понадобится в отсутствие ваших храбрых мужчин, просите меня без всяких колебаний.

– Непременно, генерал…

Не успела она договорить, как возле дверей послышался шум, и музыка умолкла.

Солдат, стоявший на посту, первым ворвался в зал. На его молодом побледневшем лице особенно отчетливо проступили веснушки. За ним еще два солдата ввели своего грязного, окровавленного товарища. Тила вскрикнула от ужаса, увидев, что у него на макушке вырезан кусок скальпа. Кровь заливала лицо несчастного.

– Сэр! Генерал Джесэп, сэр! – воскликнул раненый. – Докладывает капитан Диксон. – Не выдержав, раненый зарыдал. – Мы выследили Выдру, сэр. О да, мы действительно выследили его. Нас было десять человек, и мы решили окружить его лагерь, застать Выдру врасплох и арестовать. Мы были уверены, что сделаем это, сэр. Но проклятый Выдра, сэр, оказался не впереди, а позади нас. Он окружил всех в тот момент, когда мы вошли в деревню. Бог мой, сэр! Я едва приполз сюда.

Они приняли меня за мертвого, вырезали часть скальпа, и лишь каким-то чудом я не закричал. Но мои солдаты, мои отважные молодые ребята, мои чудесные мальчики! Их больше нет, сэр. Они все погибли!

Генерал Джесэп заботливо поддержал испуганную Тилу. Брэндейс тут же приблизился к ней сзади и схватил за руку;

– Пойдем быстрее.

Он повлек девушку туда, где стоял капитан, опираясь на руки товарищей. Брэндейс осмотрел голову раненого и заглянул ему в глаза.

– Сэр! – сказал он генералу Джесэпу. – Этот человек нуждается в немедленной помощи. Джесэп распрямил плечи.

– Конечно. Капитан, вы – отважный человек. Мы молимся за вас и за ваших достойных солдат.

Джошуа распахнул дверь, поторапливая Тилу и солдат, сопровождавших раненого. Капитана ввели в комнату, расположенную за хирургическим кабинетом. Здесь доктор удалял пули, зашивал раны и ампутировал поврежденные конечности. Он приказал уложить капитана.

– Тила, тщательно промой рану на голове. Принеси серу. У нас есть эфир?

– Да, немного осталось.

– Хорошо. Похоже, основная рана вот здесь, сбоку. Открой мой саквояж и достань ножницы.

Девушка поспешно выполнила его указания. Она заметила, что испуганные солдаты отступили. Казалось, они вот-вот упадут в обморок. Девушка подала Джошуа ножницы, и он разрезал рубашку и охотничью куртку капитана. Она хотела попросить одного из солдат принести горячей воды, чтобы обмыть голову бедного капитана, но доктор заметил бутылку с виски и вручил ее Тиле.

– Это вполне сгодится. Полей немного на голову, а потом влей виски в него.

В этой дикой глуши, куда провиант шел очень долго, виски служило прекрасным лекарством. Однако девушка решила, что капитану лучше выпить виски до того, как она начнет обрабатывать рану спиртом.

Раненый посмотрел на девушку своими бледно-голубыми глазами и, словно угадав ее мысли, потянулся к бутылке и сделал жадный глоток.

Он заскрипел зубами, но не закричал, когда Типа обрабатывала его рану. Она часто бывала в операционной и многому здесь научилась, но сейчас слезы навернулись ей на глаза. Девушка посыпала рану серой, потом помогла снять с капитана то, что осталось от рубашки. К счастью, у капитана не было пулевых ранений, но бок был распорот ножом. Виски оказалось недостаточно, поэтому, воспользовавшись эфиром, они ждали, когда он подействует.

Капитан смотрел на Тилу остекленевшими глазами. Попытавшись улыбнуться, она взяла его за руку:

– Через несколько минут боль пройдет, капитан. Он ответил ей вымученной улыбкой:

– Мне всю жизнь будет больно! – Капитан тихо застонал. – Мои мальчики, мои бедные мальчики…

Девушка взглянула на Джошуа, и тот кивком головы указал на капитана.

– Сэр, – тихо сказала Тила. – Думайте о том, что они избавились от мучений и уже на небесах. Эти добровольцы знали об опасности, но с готовностью последовали за вами, смельчаки. Капитан, вы сделали все что могли!

Он закрыл глаза.

– Все что мог… Но я выжил и увидел ангела, а они – нет.

– Сейчас они с настоящими ангелами, сэр!

Глаза капитана закрылись, и он сжал руку девушки:

– Да благословит вас…

Джошуа указал на иголку и шелковую нить, к счастью, полученную ими с последней партией грузов.

Доктор наложил почти сотню швов.

Тила допоздна просидела с капитаном. Около двух часов ночи Джошуа зашел взглянуть на больного. В руке у него была бутылка виски, и он сделал большой глоток.

– Думаю, капитан выкарабкается. Если только не начнется заражение. Мы вовремя занялись им. Пойдем в кабинет. Выпей. Тебе необходимо выпить, и ты это заслужила. Хорошее, чистое виски, а не какой-то там херес и тому подобное. Выбившаяся из сил Тила последовала за доктором в небольшую комнатушку, служившую ему кабинетом. На полках стояли книги и лекарства, письменный стол был завален заявками, формами о выписке, письмами и отчетами. Усаживаясь, Джошуа сдвинул бумаги в сторону и указал Тиле на стул. Выдвинув ящик грубо сколоченного стола, он вытащил оттуда стакан, налил виски и пододвинул к девушке. Сделав маленький глоток, она вздрогнула.

– Ох, да ладно тебе, выпей залпом и до дна! Вопросительно взглянув на Брэндейса, Тила осушила стакан, передернулась, но тут же почувствовала, как по всему телу разливается приятное тепло.

– Полегчало? – спросил он.

Девушка кивнула и осторожно поставила стакан.

– Он хороший человек! Очень хороший человек. – Ей снова хотелось плакать.

– И ты ненавидела индейцев, когда появился капитан, – заметил Джошуа.

Тила кивнула, а он налил ей еще виски.

– Да, я ненавидела индейцев и думала о них, как об отвратительных дикарях. Точно так же я ненавидела капитана Джулиана Хэмптона в тот день, когда он уничтожил целую деревню.

– Это чертовски сложная дилемма, верно? Девушка тяжело вздохнула:

– О Господи, Джошуа! Не знаю почему, но мне постоянно казалось, будто я сумею что-то сделать здесь, но это не так. Я думала, что хоть в самой малой мере я смогу изменить положение вещей. Какая же я глупая! Я посрамлена, устала. И я боюсь. И…

– Ты не хочешь увидеть Джеймса Маккензи мертвым, но в данный момент не уверена, что хочешь увидеть его живым.

– О Боже! Конечно же, я хочу, чтобы он был жив…

– Но порой он кажется тебе одним из тех диких созданий, которые сегодня располосовали этого беднягу! Не поднимая головы, она кивнула.

– Сегодня генерал Джесэп предложил мне отправиться домой, а я отказалась уезжать. Но сейчас мне захотелось быть подальше от всего этого. Да, я хочу домой. Я… пожалуйста, ничего не говорите. Я подожду, пока мой отчим уедет. Генерал Джесэп предложил мне обратиться за помощью к военным. Я спрошу коменданта, нельзя ли мне уехать поскорее. Может, в Сент-Августин, когда туда отправится отряд за провиантом.

Джошуа молчал, а Тила смотрела на свои сцепленные руки. Сегодня вечером она словно окаменела. Очень устала. Чувствовала полную безысходность.

– Простите, – пробормотала девушка. – Я благодарна вам, Джону Харрингтону и другим. Может, мне и не следует уезжать. Я в долгу перед вами, перед ним…

– Тебе необходимо уехать! – горячо воскликнул Джошуа.

Его горячность испугала Тилу. Она покраснела, зная, как сплетничают о ней злые языки. Всем было известно, как обошлась Тила с Джулианом Хэмптоном. Кое-кто с издевкой называл ее любовницей индейца.

– Если я обидела вас… – начала Тила.

– Господи Боже мой! Ты ничуть не обидела меня! Мне будет тебя недоставать, но я молюсь, чтобы ты уехала.

– Вы объясните все Джону?

– Джон поймет.

– Может, он испытает облегчение.

– Тила, не глупи. Уезжай отсюда, отправляйся домой. Если твой жених не любит тебя, Тила Уоррен, то я люблю. Мне безразлично, даже если ты спала хоть с тысячей индейцев!

Ошеломленная, Тила молча уставилась на него… но все же ей понравились прямота Джошуа Брэвдейса, его честность, умение понимать людей и не осуждать их. Слезы выступили у нее на глазах, ибо лишь теперь девушка догадалась, что Джошуа питает к ней такие чувства, на которые она не может ответить.

– Я не спала с тысячей индейцев, – наконец вымолвила она.

– Только с одним.

– Джошуа, дело не в том, что он семинол. Просто…

– Ты любишь его.

– Какая разница, краснокожий он или белый, или и то и другое. Это…

– Понимаю. – Вздохнув, он взял бутылку виски и сделал большой глоток. – Я все понимаю, и мне больно за тебя и за Джеймса. Ты не осознаешь всей трагичности ситуации. – Джошуа пристально посмотрел на нее. – Джеймс Маккензи не откажется от участия в этой войне. Особенно после того, как его почти обвинили в измене. Из-за тебя.

– Из-за меня?..

– Упорно распространяются слухи, будто Джеймс Маккензи похитил тебя из дома брата. Многие белые предпочитают верить в то, что тебя заставили покинуть отца, нежели в то, что ты сама убежала от него.

– , 0 Боже! – выдохнула она. – Значит, я лишь усугубила страдания близких мне людей!

– Ты ничего не в силах изменить, Тила. И он тоже. Те, кто хорошо знает Джеймса, все понимают. Но если ты покинешь это ужасное место, будет лучше для всех нас. – Он поставил бутылку, встал, подошел к девушке сзади и положил руки ей на плечи. – Такова ирония судьбы, – добавил Джошуа, словно это что-то объясняло. Тила не шелохнулась. Он поцеловал ее в макушку и на мгновение задержался. – Запомни: если когда-нибудь, сейчас или в будущем, я чем-либо смогу помочь тебе, обращайся ко мне без колебаний. – Убрав руки с ее плеч, он тихо добавил:

– Я буду молиться за тебя.

– Ты – хороший человек, Джошуа. Самый лучший. Я тоже буду молиться за тебя и скучать по тебе.

– Отправляйся домой. Живи в безопасности.

Джошуа ушел, а Тила осталась одна в его кабинете. Никогда еще она не испытывала такой боли. Душа ее болела за Джошуа и за достойного капитана, потерявшего часть скальпа, но, слава Богу, живого, за тех несчастных, что служили под его началом и погибли от рук семинолов. Она страдала и за самих семинолов, за их детей с большими черными доверчивыми глазами. За младенцев, безжалостно растерзанных в лесу.

И конечно, за Джеймса. Да, вероятно, она ничего не в силах сделать, а может лишь пассивно смотреть, как уничтожают людей.

Джошуа прав: Джеймс Маккензи – часть этой войны. Он не откажется от участия в ней – не может отказаться. Джеймс останется до самого конца…

Что ж, она сделает то, чего он так хотел от нее. Уедет домой!