Текст книги "Пленница"

Глава 18

Вопреки здравому смыслу Джеймс, поддавшись па уговоры Дикого Кота, отправился к форту Деливеренс в тот вечер, когда военное командование устроило там торжество. Они провели там всю ночь и все еще не ушли.

Каждый раз, находясь возле этой временной крепости на холме, он оценивал ситуацию армии. В отличие от Дикого Кота Джеймс радовался тому, что здесь толстые стены и многочисленная охрана. Все солдаты форта были готовы броситься в бой и ожидали лишь приказа Джесэпа и сообщений разведчиков, выслеживавших племена в горах, на равнинах и болотах.

С толстой ветви высокого, поросшего мхом дуба Джеймс наблюдал за торжествами. С наступлением вечера прибыли молодые красавицы из Сент-Августина в сопровождении большого отряда солдат. Эти дамы считают военных неплохим уловом, ибо, как и всегда в военное время, мужское население территории значительно сократилось – ведь множество молодых и отважных людей отправились выполнять свой долг. Конечно, эти солдаты вскоре могут погибнуть, но молодые дамы, видимо, твердо решили, что лучше умереть вдовами, чем старыми девами.

Наблюдая за происходящим. Дикий Кот без умолку сыпал колкостями в адрес дам, утверждая, что одна вскоре чудовищно растолстеет, другая превратится в старую каргу, а третья… Джеймс почти не прислушивался к его словам, лишь время от времени отделываясь односложными репликами. Между тем, непринужденно болтая. Дикий Кот выискивал слабые места в укреплениях форта, тогда как Джеймс обливался холодным потом, проклиная себя за мучительное желание хоть мельком взглянуть на Тилу. Через минуту ему хотелось задушить ее собственными руками, и он проклинал уже не себя, а девушку за то, что она оказалась здесь. И даже за то, что она так красива.

Наконец в окне дома командующего Джеймс увидел Тилу в великолепном платье, облегающем грудь.

Подчеркивая тонкую талию, оно падало вниз пышными складками. Рыжие волосы были уложены в модную пышную прическу. Девушка танцевала с высоким немолодым человеком, неотрывно глядя ему в лицо. Постепенно она оживилась и даже улыбнулась. У Джеймса сжалось сердце.

Он узнал генерала Джесэпа, возглавлявшего операцию по очистке Флориды. Что ж, это неплохой человек, и он устал от бесконечной борьбы. Джесэп хотел бы оставить семинолов в покое, но, как военный, не имел права сделать это. Он служит Соединенным Штатам Америки, подчиняется приказам и выполняет свой долг.

Дикий Кот тихо окликнул Джеймса, избавив тем самым от душевных мук. По ту сторону поляны, под ними, у стен крепости, послышался хруст ветвей. Дикий Кот уже собрался спрыгнуть с дерева, но Джеймс удержал его.

Истекающий кровью мужчина, едва живой, с великим трудом добрался до ворот. Его крики услышали. Джеймс разобрал слова, прорывавшиеся между мучительными стонами:

– Мои мальчики, мои ребята. Боже, мои мальчики! Это был Выдра, люди Выдры…

Раненого ввели в крепость. Через окна они увидели, как все засуетились: мужчину повели в госпиталь; за ним последовали Джошуа Брэндейс и Тила.

Джеймс долго наблюдал за тем, что там происходит. Тила быстро ходила, выполняя поручения, что-то говорила, хлопоча над солдатом. Обработав его рану, она села и замерла. Потом что-то выпила вместе с Брэндейсом. Но сидела не шелохнувшись.

Всю ночь Джеймс вел наблюдение. Когда же в первых розовато-желтых предрассветных лучах земля уподобилась раю, Дикий Кот схватил Джеймса за руку:

– Смотри!

В форту закипела жизнь. Солдаты спешили на зов горна; офицеры вскочили на коней. Среди них был и Уоррен.

Джеймс напряженно смотрел в окна форта, пытаясь понять, в госпитале ли Тила. Да, он увидел ее там, потом девушка вышла на деревянный настил двора и стала наблюдать за сборами. Волосы ее растрепались, белый фартук был забрызган кровью.

Горн трубил, и все больше солдат собиралось на плацу. Лошадей выводили из конюшен.

– Он уезжает и с ним солдат двести, не меньше, – гневно прошептал Дикий Кот. – С теми воинами, что могу собрать я, нечего даже надеяться одержать над ними верх.

Джеймс молчал, понимая, что Дикий Кот прав.

Между тем мужчины, попрощавшись с женами, садились на коней. Уоррен подъехал к дочери. Ее чудесные глаза, устремленные на него, не выражали ничего, кроме усталости. Только пальцы, вцепившиеся в забрызганный кровью фартук, свидетельствовали о том, что она взволнована.

Отеческого поцелуя не последовало, и ни одна слезинка не скатилась по щеке дочери. Насмешливо скривив губы, она отсалютовала Уоррену, и тот отправился в путь, возглавив своих солдат.

Джеймс с облегчением вздохнул. Тила, стоя у ворот, провожала взглядом солдат. Значит, она не уезжает, а остается в форту, в безопасности.

Дикий Кот выругался и, едва солдаты отъехали, спрыгнул с дерева.

Джеймс не последовал за ним. Он неотрывно смотрел на Тилу. Подошел Джошуа Брэндейс и встал рядом с ней. Обняв девушку, он повел ее в госпиталь. Джеймс вцепился в ветку дуба. Его пронзила боль. В чем дело? Ведь он сам неустанно убеждал Тилу выйти замуж за Харрингтона и убраться к черту из этих мест.

Но она не уехала. И теперь Джеймс, молясь о ее безопасности, испытывал муки желания и ревности. Наконец он последовал за Диким Котом. Она в безопасности и не уехала с Уорреном.

– Я убью его! Я найду возможность убить его! – яростно воскликнул Дикий Кот.

– Но не в форту, – отозвался Джеймс.

Дикий Кот печально взглянул на него:

– Не в форту.

Отвязав своих лошадей, они поскакали прочь. Джеймс оглянулся, пытаясь отделаться от неприятного ощущения. Форт Деливеренс казался особенно неприступным на фоне восходящего солнца. «И все же, – подумал он, – Тила должна покинуть его».

Он не поехал с Диким Котом к холму, где временно обосновался Оцеола, а направился по тропе вдоль небольшого озера к месту, знакомому ему с детства, туда, где сосновые иголки устилали землю. Там пока еще можно было обрести покой'. И уединение. От белых. От семинолов. И от всего, что происходило между ними.

Не прошло и суток после отъезда Уоррена, как Кэти пришла к Тиле в госпиталь.

– Дорогая, генерал Джесэп сообщил, что ты завтра уезжаешь с капитаном Майерлингом, который направляется со своей ротой на север, в Сент-Августин. Оттуда корабль «Добрый Брайан» доставит тебя в Чарлстон.

«Так скоро! – Тилу охватила паника. – Так скоро!» Но тут она напомнила себе, что решила уехать в тот момент, как, увидев «работу» Выдры, утратила силы и надежду. Да, надо оставить позади эту обитель смерти, болезней и мук.

Услышав, что Тила хочет уехать, Джошуа сообщил об этом Джесэпу. Джесэп намеревался сказать и Уоррену, и Харрингтону, что сам настоял на этом.

– Ах, Тила, ты такой верный друг. И я так тебя люблю! Мне будет очень недоставать тебя. – Кэти крепко обняла девушку. – Но, моя дорогая, хотя многие мужчины и очарованы тобой, здесь есть и такие, кто обозлен твоим сочувствием к врагу. Дома тебе будет куда лучше.

Дом. Тила любила Чарлстон. Это прекрасный город. Она всегда будет любить его. Но он так далеко! А здесь…

Здесь – Джеймс. Но где? Она не нужна ему. Здесь ее душа, ее сердце. Ожидающие чего-то, мятущиеся. Она не может уехать. Но должна!

– Как хорошо, – отозвалась Тила, пытаясь улыбнуться. Да, она отправляется домой. Далеко, очень далеко. Может, там ей удастся иначе посмотреть на все это и излечить свои раненые сердце и душу. Может, удастся забыть его. Тила не получила от него ни одной весточки, ничего не знала о нем так давно! Возможно, Джеймс уже забыл ее имя.

– Тила? – встревожилась Кэти.

– Кэти, ты просто прелесть! Я тоже буду очень скучать по тебе. И каждый день молиться за тебя. Наверное, мне пора… собирать вещи. – Она направилась было к двери, но обернулась:

– Майерлинг… Капитан Майерлинг? Это не тот…

– Да, он весьма удачно воюет с индейцами, дорогая! Уничтожил целые деревни, даже освобождал высоты для военных. Мужественный и надежный человек. С ним ты будешь в безопасности.

В безопасности… Да, в безопасности. О Господи, хоть бы путешествие закончилось побыстрее! Майерлинг очень похож на ее отчима. Тот наверняка поручил бы Майерлингу сопровождать ее. Капитан и в самом деле убил много индейцев. Юношей. Женщин. Его подчиненные хвастались своими подвигами. Другие солдаты – даже непримиримые враги индейцев – шепотом рассказывали о его жестокости.

Но разве это имеет значение сейчас, когда она приняла решение уехать. Уоррена здесь нет, и он не помешает ей. Тила покинет форт утром, а с вечерним приливом – и Флориду.

Джеймс не спал, а скорее дремал, настороженно прислушиваясь. В ночи раздался крик птицы. Но нет, это не птица. Он вскочил, быстро покинул свое укрытие и, затаившись, ждал.

Спустя мгновение он понял, что сквозь чащу пробирается всадник, и пошел вперед, навстречу Дикому Коту.

– Я ехал, обзывая себя дураком. Но ведь я друг человеку, несомненно, готовому отдать жизнь за свой народ, с кем бы ему ни пришлось сражаться.

Джеймс кивнул, принимая похвалу:

– Что случилось?

– Через час из форта Деливеренс выйдет отряд во главе с капитаном Майерлингом.

Майерлинг. Ненавистный всем воинам. Выдра, конечно же, не упустит шанса добраться до него.

– Сколько человек он ведет?

– Две роты. Пятьдесят – шестьдесят человек.

– Выдра уничтожит их. – У Джеймса заныло сердце. Эти люди обречены. Его охватило чувство утраты и жалости, хотя он понимал, что возмездие справедливо. Майерлинг заслуживал смерти, ибо собирал уши убитых им индейских детей. Но ведь с ним будут и те, кто пострадает безвинно!

– Твоя рыжеволосая колдунья отправляется с ними, – сказал Дикий Кот.

Похолодевший от ужаса, Джеймс не сводил с него глаз. ;

Наконец он молча бросился к своему жеребцу. У него не было ни одной лишней секунды.

Типе трудно было расставаться с Кэти, на еще труднее – с Джошуа Брэндейсом. Она до конца не осознавала, как глубоки его чувства к ней, пока он не обнял ее на прощание. Это крепкое объятие мало походило на дружеское.

Да и сама Тила не понимала прежде, что он значит для нее. Девушка любила его как друга – хорошего, надежного, верного по гроб жизни.

Капитан Майерлинг спешил.

– Светает, мисс Уоррен. Пора отправляться. Мне и моим людям предстоит двинуться в обратный путь сегодня вечером. Джошуа отпустил ее.

– Если захочешь вернуться, сразу напиши, ладно?

– Конечно.

– Нет, я не позволю тебе вернуться. Ни один человек в здравом уме не пойдет на такое. Я чертовски рад, что ты уезжаешь.

Она улыбнулась:

– Спасибо!

Брэндейс поцеловал девушку в лоб и посадил на красивого черного кавалерийского жеребца.

Ворота форта открылись, и они тронулись в путь. Тила ехала в середине колонны. Все молчали. Время тянулось медленно и тоскливо. Она закрыла глаза. Пот струился по ее спине. Дороге, казалось, не будет конца. Тишина давила и угнетала…

Внезапно воздух прорезал душераздирающий клич.

– Нападение! – крикнул кто-то из солдат.

– Спешиться! Приготовиться к бою! – приказал Майерлинг. Тут прогремел выстрел, и он замертво упал на землю. Снова зазвучали выстрелы – громко, почти оглушительно. Жеребец Тилы попятился, и она попыталась удержать его.

Мужчины, быстро спешиваясь, укрывались за деревьями вдоль дороги и поляны.

Вновь раздались выстрелы и боевые кличи. Это индейцы бросились в атаку. Как их много! Большинство – полуголые; все с ружьями, ножами, луками и стрелами…

Вдруг жеребец Тилы рухнул на землю. Вскрикнув от неожиданности, девушка соскользнула с него и покатилась в сторону, потом попыталась встать. И тут к ней бросился воин. О Боже! Да ведь она безоружна. Тила нагнулась, схватила ком грязи и, бросив его в лицо воину, кинулась бежать.

Повсюду слышались крики. Девушка споткнулась о чье-то тело и взвизгнула от ужаса, увидев, как индейский воин снимает скальп с молодого белокурого, но, к счастью, мертвого солдата.

Она обернулась. Воин бросился за ней.

– Нет! – Тила побежала быстрее.

Чья-то рука схватила ее и повернула к себе. Сначала она даже и не видела мужчины. Она смотрела не на врага, а на кровь, капавшую с занесенного над ней ножа…

Резня на лужайке внушала ужас. Джеймс много раз видел бои – куда чаще, чем ему хотелось бы, и знал вкус крови, стали и страха. Но над этими солдатами уже одержали победу: те, кто еще не умер, к счастью, скоро умрут. Он не хотел думать о людях, погибавших такой страшной смертью, и молился лишь о том, чтобы среди них не было Тилы. Забравшись в самую гущу сражения, Джеймс отчаянно искал ее глазами.

Вдруг он увидел, что она стоит на другой стороне поляны, прижавшись к старому кипарису, и смотрит на нож, занесенный над ней, и на воина, готового вот-вот убить ее. Рыжие волосы Тилы струились по спине, глаза сверкали презрением. Она явно не желала признавать себя побежденной. Эта белая девушка казалась особенно прекрасной здесь, на поле боя, среди смерти и крови.

Сердце Джеймса сжалось, в глазах полыхнул огонь. Он ненавидел и хотел Типу, боялся за нее. Он знал, что умрет без этой девушки, которая никогда не будет принадлежать ему из-за войны, из-за резни. Даже если ему удастся спасти ее, им больше не следует встречаться.

Воин занес над ней нож. Выдра! Выдра решил убить ее, забыв о своем слове.

Джеймс натянул поводья и закричал на языке Выдры, хитичи:

– Выдра, остановись! Вспомни свое слово! Если умрет она, умрешь и ты!

Рука Выдры с занесенным ножом застыла, все на поляне замерли, когда Джеймс спешился и бросился к Выдре. Смолкли крики ликования и победы.

Тила, видимо, не понимала, что спасение близко. Джеймс услышал ее негодующий крик:

– Мерзавец!

Выдра все еще держал девушку за волосы, но она, пренебрегая опасностью, со всего размаху ударила его коленом в пах.

Вероятно, Тила нанесла сильный удар, потому что Выдра закричал от боли.

Черт ее побери! С каким бы уважением ни относился к Джеймсу Выдра, теперь все пропало. Воин заломил руку Тилы за спину. Еще мгновение, и его окровавленный нож вонзится в ее сердце.

Джеймс устремился вперед, прыгая через трупы. Словами Выдру не остановишь. Придется применить силу. Прежде чем опустится нож.

Джеймс снова закричал – яростно, властно. Прыгнув на Выдру, он стиснул руку, сжимавшую нож, с таким неистовством, что воин обернулся. Взбешенный, Выдра выдернул руку и снова занес нож – теперь уже желая поразить Джеймса. Тот бросился на воина и повалил его на землю, стиснув ему запястье. Выронив наконец нож, Выдра с лютой ненавистью посмотрел на Джеймса;

– Ты убьешь меня из-за белой женщины? Дочери Уоррена? Неужели мозги и гордость у тебя в штанах, предатель?!

Джеймс быстро сел и отбросил нож. Поляна вновь ожила. Воины стаскивали кольца с убитых солдат, доставали пищу из их заплечных мешков.

– Я не собираюсь убивать тебя, Выдра. Но ты не тронешь эту белую женщину.

Под испепеляющим взглядом Выдры Джеймс направился к Тиле.

Господи Иисусе! Она уже убежала и достигла середины поляны, чтобы вернуться назад по тропе. Джеймс, окликнув ее, не сразу понял, что его слова прозвучали на языке хитичи. Так или иначе, сейчас она испугается его не меньше, чем любого другого воина. Однако девушку необходимо увести отсюда, прежде чем воины Выдры опомнятся и уничтожат их обоих.

Типу следует припугнуть! От страха, что им не удастся выбраться живыми, в Джеймсе вспыхнул гнев.

Умение стремительно бегать, недооцененное им прежде, весьма пригодилось ему в этот день. Птицей метнувшись к девушке, Джеймс схватил ее развевающиеся огненные волосы, которых едва не лишил ее Выдра, жаждавший отомстить Уоррену. Тила кричала, сопротивлялась, пиналась, извивалась. Джеймс повалил девушку на землю, надеясь, что, увидев его, она подчинится ему.

Бормоча себе под нос ругательства, он оседлал Тилу, схватил мелькавшие в воздухе кулачки и прижал их к земле у нее над головой. Она продолжала извиваться с неукротимой энергией. Джеймс убрал пряди волос с ее лица. Девушка хватала воздух ртом, намереваясь закричать, но крик замер у нее в груди.

Она увидела его, закрыла глаза и замерла, вздрагивая всем телом.

– Посмотри на меня, – бросил Джеймс.

Открывшиеся глаза Тилы выражали презрение и ненависть. Они давно не встречались. Целую вечность в этом аду, и это разделяло их.

– Значит, ты теперь тоже воюешь, – холодно заметила она. – Что ж, убей меня – и все! Зарежь, исполосуй на ленты, как поступили твои люди с солдатами.

– Это был честный бой! – гневно возразил он.

– Разве? – Откуда ему знать? Его же не было здесь, где не осталось места никакой честности, справедливости. Она видела это своими глазами, видела, как обе воюющие стороны уничтожали женщин и детей.

Правда, на нее еще никогда не нападали. Никогда еще Тила не ощущала так близко дыхание смерти.

– Это была засада! – выкрикнула она.

Джеймс похолодел. Девушка жила в своем мире, окруженная солдатами. Посещала танцы, пила шампанское. Да, это ее мир, 6 презрением убеждал он себя. Но Джеймс и не пытался узнать у нее правду о том, что здесь произошло.

– Капитан, возглавлявший ваших солдат, отдал приказ об уничтожении двух племен, мисс Уоррен, – мужчин, женщин, детей, еще не родившихся младенцев во чреве матерей. И вы утверждаете, что этих солдат следовало пощадить?

– Уверена, пощады от тебя не дождешься! В этом кромешном аду не найти сострадания, я прекрасно понимаю это. Ну, делай же то, что должен! Пора покончить с этим!

Джеймс наклонился над Тилой, страстно желая встряхнуть ее, заставить увидеть, осмыслить…

Что? Он не убийца. И все же один из тех, кто сейчас грабил убитых. Джеймс стиснул зубы и приподнял бровь;

– Покончить? Нет, мы любим мучить своих жертв! – Почему Тила едва не стала жертвой? Она должна была оставаться в Симарроне, в безопасности. Ей следовало послушаться его.

– Что ты здесь делаешь? – властно спросил он. Его слова звучали резко, Джеймс знал это. Девушка молчала. Внутренне содрогаясь и боясь, как бы она не заметила его тревоги, Джеймс повторил:

– Как ты оказалась с этими людьми?

– Бежала!

Его сердце оборвалось.

– Куда?

– В Чарлстон.

Чарлстон! Черт ее побери, она вздумала отправиться домой сейчас, когда это смертельно опасно! Он давно убеждал Тилу уехать, но она не послушала его, осталась. Заполнила всю его душу, стала для него наваждением, пока…

Джеймс вскочил и потянулся к ней. Девушка приподнялась, явно намереваясь снова убежать от него. Он с силой прижал Типу к себе. Она должна наконец понять, что им все еще грозит опасность.

– Дурочка! Теперь ты никуда не убежишь!

– Но ведь именно ты постоянно убеждал меня уехать! Ты бы выбросил меня с твоей драгоценной земли, если бы это было возможно. Ты велел мне уезжать…

– И ты не послушалась.

– Я пыталась…

– Ты не послушалась меня вовремя, – рявкнул он. – Только отойдите от меня сейчас, и вам конец, мисс Уоррен, неужели это не ясно?

Дикий крик прорезал воздух. Крик белого солдата. С него, еще живого, сняли скальп.

Тила с вызовом смотрела на Джеймса, но ее всю трясло. Глаза девушки лихорадочно блестели. Слезы! Она так старалась не расплакаться!

Джеймс громко заговорил на языке мускоги, не оглядываясь, не отрывая взгляда от Тилы:

– Дочь Уоррена – моя пленница. Я ее забираю! – Он твердо взял ее за руку, не решаясь ни на секунду ослабить хватку и боясь, как бы она не увидела кошмара, творящегося вокруг. – Не смотри вниз и не оглядывайся!

К счастью, Джеймс хорошо кормил жеребца, выращенного в Симарроне, и сейчас тот быстро унес двух седоков с поля боя.

Джеймс не щадил коня – они стремительно мчались по тропам, топям и болотам, сквозь заросли. Он хотел скорее покинуть это страшное место.

Джеймс не заговаривал с Тилой, не позволял коню замедлить шаг, пока они не добрались до его убежища. Там он спешился и снял Тилу, поставив ее на землю.

Она в упор смотрела на него, прямая, как струна, и напряженная. Царственная! Истинная белая леди с Юга. Не издав ни звука, девушка холодно отвернулась от него и направилась к воде.

Он радовался, что Тила жива.

Но ярость не покидала его: ведь она едва не погибла. Джеймс все еще дрожал от страха за нее, потому что чуть не опоздал.

– Значит, ты уезжала, – презрительно проговорил он. – Возвращалась к своим роскошным гостиным, очаровательным собеседникам, ко всему, что подобает такой благовоспитанной молодой леди.

– Ни к чему я не пыталась вернуться.

Нет, этого нельзя так оставить. Девушка чуть не погибла. Эту дурочку следует трясти до тех пор, пока она не осознает, как опасна глупость.

– Значит, ты надумала покинуть эти дикие, варварские места? – насмешливо осведомился Джеймс.

Обернувшись, Тила уставилась на него. О, если бы глаза этой девушки не были такими прекрасными, кожа такой шелковистой и белой, а волосы такими огненно-рыжими!

– Я хотела убежать от этих страшных сражений, ужаса и смерти! Твой друг собирался перерезать мне горло!

Да! Выдра с наслаждением убил бы ее. Казалось, что нож вонзился в самого Джеймса.

– Я медленно и мучительно убивал бы его, если бы он сделал это.

– Как утешительно! Я радовалась бы, глядя из рая на твои усилия.

– Или из ада! – Его глаза сузились. Долго сдерживаемый гнев прорвался наружу. – Почему ты покинула дом моего брата?

– У меня не было выбора.

– Джаррет никогда бы не выгнал тебя.

– У меня не было выбора!

Дерзкая, все такая же дерзкая! Она упряма и сражается до конца. Джеймс мог одолеть белых и краснокожих врагов. Но не мог взять верх над ней.

Снова гнев вспыхнул в нем, и он шагнул к девушке. Она отступила, но бежать было некуда. Джеймс коснулся Тилы, сам не зная зачем, возможно, желая лишь встряхнуть ее, но тут же неукротимый огонь опалил его. С неистовой силой он прижал Тилу к своей обнаженной груди. Злые слова слетали с губ Джеймса.

– Ты покинула Симаррон, но отправилась не домой, хотя могла бы уплыть туда из залива Тампа. Ты совершила путешествие через весь край. Так в чем же дело? Неужели к тебе наконец вернулся здравый смысл? Ты бежала от войны? Или вот от этого бронзового тела краснокожего? Она с силой выдернула руку.

– Я не боюсь тебя! Я не боюсь тебя, ты…

– А следовало бы бояться! Притом давным-давно. Ты должна была опрометью броситься назад, в роскошные гостиные Чарлстона, как только ступила на эту землю. Проклятие, почему ты не уехала тогда?

– Убирайся к дьяволу!

– Думаю, я окажусь там довольно скоро. – Джеймс снова безотчетно коснулся ее. Гнев сменился неукротимым голодом, ярость – страстью. Джеймс не понимал, почему эта девушка стала для него наваждением. Однако он слишком долго следил за перипетиями ее судьбы. Его муки окончены, но только на эту ночь.

Положив руки ей на плечи, Джеймс начал подталкивать Тилу назад, пока она не уперлась спиной в старый искривленный кипарис. Сдерживая бурю, бушевавшую в душе, он горячо зашептал:

– Разве тебя не предупреждали, что здесь идет война? Разве ты не слышала, что мы грабим, насилуем и убиваем? А в этих диких местах краснокожие творят что хотят? Не слышала? Может, не поверила? Может, для тебя было так соблазнительно позабавиться с индейским юношей? Коснуться и отпрянуть, пока не обожглась?

– Любой, кто дотронется до тебя, обожжется! Обжигает твоя ненависть, ярость, горечь. Любой…

Больше Джеймс не желал слушать. Схватив Тилу за плечи, он поклялся, что теперь ей не убежать от него.

– Ну тогда, любовь моя, ощути жар огня! В нем действительно полыхал огонь, неистовый, безжалостный. Если бы благоразумие не покинуло его, он не был бы так груб. Но благоразумие вытеснил голод – жадный, ненасытный. Джеймс схватил ворот ее платья; ткань затрещала и разорвалась. Он прижался губами к ее губам, пробуя их на вкус, требуя ответа. Джеймс боролся с неистовой страстью, рвавшейся наружу. Девушка извивалась и брыкалась, обрушивая на него кулаки. Но Джеймс подхватил Тилу на руки, опустил ее на мягкую влажную землю, усыпанную сосновыми иглами. Он ненавидел ее. Ненавидел себя. И тем ненасытнее был его голод.

Оседлав Тилу, он схватил ее за запястья, и она, замерев, с пылким бешенством уставилась на него. Он отпустил ее руки. Она больше не колотила его.

Полыхавшая в нем страсть не утихла, но ярость вдруг иссякла, растворилась в теплом ветерке, обдувавшем их. Ее волосы казались огненным озером на зеленой траве, а кожа непостижимо белой. Их ад был создан не ими; этот огонь вспыхнул, едва они впервые увидели друг друга. Это было необъяснимое чувство, но каждый из них испытал его.

– Господи, что же мне с тобой делать? – прошептал он. И коснулся ее. Коснулся груди, выпуклого соска, мягкого полушария…

Джеймс едва не вскрикнул. Желание пронзило его, словно клинок кинжала. Прикосновения к Тиле доставляли ему сладостное и мучительное наслаждение. Он снова прильнул к ее губам, но уже не встретил сопротивления…

– Мерзавец! – прошептала она.

– Возможно. А ты попроси меня оставить тебя в покое. Скажи это со всем красноречием, на какое способна.

– Мерзавец!

– Я знаю, знаю, – простонал Джеймс, трепеща от ощущения ее близости, от желания.

Погрузив пальцы в волосы Типы, он приник к ее губам, вдыхая ее аромат, пробуя на вкус. Его губы, казалось, успевали повсюду – дразнили, ласкали, соблазняли. Желание переполняло его, но теперь к нему присоединились нежность, стремление пробудить в ней ответную страсть. Ее тихие стоны возбуждали Джеймса. Лаская девушку, он мечтал о большем. Ничто уже не могло остановить его. Ничто, кроме…

Вдруг она вскрикнула и вновь начала сопротивляться. Однако теперь Тила сопротивлялась чувствам, вспыхнувшим в ней, отказываясь признаваться в них даже себе самой. В этот момент он быстро вошел в нее, и одно это движение унесло его на вершину блаженства. Джеймс слишком долго мечтал о Тиле. Она преследовала его во сне и наяву. Сейчас эта девушка принадлежала ему, лежала в его объятиях. Касалась его. Обнимала. Двигалась вместе с ним. Джеймс мог взорваться в любой момент, охваченный отчаянным, неукротимым желанием. Джеймс жадно обнимал Типу и хотел бы ласкать ее вечно, но его сжигал такой безжалостный огонь, что он, не выдержав наслаждения, наполнил ее и иссяк.

Джеймс откинулся назад. Его захлестнули восторг и стыд. Тила выдернула из-под него свои разметавшиеся волосы. Схватив разорванное платье и поняв, что надеть его невозможно, она поднялась нагая, похожая на богиню, и направилась к воде. Джеймс, смущенный и подавленный, последовал за ней. Нагнувшись, она зачерпнула воду в ладони и, не глядя на него, прошептала:

– Ощути жар огня! Я и так уже обожжена! И тут Джеймса опалила та же ревность, что он испытал в форту, наблюдая за девушкой.

– Тебе не следовало играть с индейским юношей. Девушка в упор посмотрела на него.

– Я никогда и не играла. – Отойдя от него и взглянув на свою порванную одежду, она сказала:

– Ночь будет холодной. «Чертовски холодной», – подумал он.

– Я согрею тебя. А утром мы подумаем, что тебе надеть. – Провалиться ему на этом месте, если он допустит, чтобы девушка уловила покаянные нотки в его голосе.

– Я не собираюсь оставаться на ночь, – высокомерно заявила она.

Черта с два она не останется! И к черту ее тон.

– Ты сама затеяла эту игру. Она уже в полном разгаре. Ты не успела скрыться в своих гостиных. Так что теперь, мисс Уоррен, вы – моя гостья.

– Скорее пленница.

– В любом случае ты останешься.

Она упрямо стояла на месте. В порыве раздражения Джеймс подхватил ее и понес к своему небольшому укрытию в лесу и поставил на землю, про себя проклиная девушку. Тила отказалась уехать, последовав его совету. Тогда она могла сделать это, ничем не рискуя. Тила сама затеяла игру. А сейчас эта игра в самом разгаре. Ей придется довести ее до конца.

Заметив, что девушка дрожит, Джеймс закутал ее в одеяло. Он понимал: избавив Типу от неминуемой смерти, он только что почти изнасиловал ее. Глядя в глаза девушки, желая и ненавидя ее, Джеймс отказывался верить в то, что его чувство – любовь. Он предложил ей воды из кожаной фляги. Она сделала несколько глотков.

– Ты никогда не удержишь меня, если я решу уйти. Да, я пришла из гостиных, но я узнала и твои джунгли.

Чем он так провинился, что эта леди с Юга наказывает его здесь, в джунглях, где воюют краснокожие и белые, где не найти правды и справедливости? Если Тила и впрямь попытается бежать из единственного укрытия в этом смертельно опасном краю, не лучше ли ему самому убить ее и положить всему этому конец?

– Бросаешь мне вызов? Тогда позволь заверить тебя: без моей воли ты и шагу не сделаешь.

– Будь ты проклят…

– Тила, убежав от меня, ты попадешь в руки другого воина и останешься не только без своих прекрасных волос, но и без скальпа.

– Освободившись, я бы избавилась и от этого фарса. Не все семинолы варвары…

– Меткое замечание, мисс Уоррен! – В нем снова закипал гнев.

– Ты не более семинол, чем белый. Только не говори мне о своей бронзовой коже – даже в жилах твоей матери течет – кровь белых. Да, ты скорее белый, нежели индеец…

– Тила, одна капля индейской крови меняет цвет кожи, и ты знаешь это. Посмотри на мое лицо, и сразу увидишь, что я индеец.

– Глядя на твое лицо, я понимаю, что ты создан двумя мирами.

– Тогда запомни навсегда: жизнь сделала меня индейцем в душе.

Может, его злит то, что она не индианка? И ей никогда не стать частью его мира? Джеймс задумался.

– Жизнь сделала тебя жестоким. Джеймс вспыхнул:

– Хватит на сегодня. Типа!

Девушка видела, что он измучен и утомлен. Она стиснула зубы, в глазах ее вспыхнул гнев. Но больше Тила не вымолвила ни слова, лишь повернулась к нему спиной.

Джеймс смотрел на нежную белую кожу, на рыжие волосы, струившиеся по спине.

«Оставь ее! Уходи!» – приказал он себе.

Сегодня Джеймс мог с таким же успехом приказать луне упасть с небес.

Он обнял ее.

Эта девушка не может принадлежать ему, не может…

Тем больше причин обнимать ее, обладать ею, пока это возможно. Ощущать ее наготу. Наслаждаться ею.