Текст книги "Пленница"

Глава 24

Джеймс закружил ее в вихре вальса.

– Ублюдок! – выдохнула она.

Его брови взлетели вверх. Он склонился к ее уху:

– Сучка!

– Дикарь… – продолжила она, но умолкла на полуслове. Джеймс, великолепный танцор, привлек к себе общее внимание. Сопротивлявшаяся Тила наконец подчинилась ему, хотя старалась держать дистанцию и смотрела на него с настороженным раздражением. Все в ней дышало возмущением.

– Черт побери, отпусти меня, Маккензи, не то я устрою сцену!

– Угрожаешь?

– Ах, сэр, для дикаря вы слишком понятливы!

– Ах, леди, я отплачу вам той же монетой. С чего бы начать? Как приятно снова видеть вас, мисс Уоррен!

– Лгун!

– Но я не лгу. Совсем не лгу.

– Тогда ты лицемер и осел…

– Осторожно, любовь моя…

– Грубый, неотесанный дикарь.

– Ты недвусмысленно высказала свое мнение, хотя оно и грешит лицемерием. Ты слишком легко вернулась к цивилизации и снова стала прекрасной дамой в кружевах и атласе. И вероятно, забыла…

– Ничего не забыла! Особенно того, кто скорее задушит меня, чем соизволит взглянуть… Притом ты возмутительно ведешь себя…

– Тебе не пришлось смотреть на меня и думать, в какие игры я играю с другими…

– Мне незачем думать об этом! Твоя репутация хорошо известна, Маккензи.

– Как и ваша, мисс Уоррен. О простите за неучтивость: я не успел сказать, что вы неотразимы в зеленом платье!

– Почему ты говоришь так, словно этот цвет свидетельствует о моей испорченности?

– Об этом свидетельствует ваше платье.

– Прошу прощения?

– Декольте чуть ли не до пупка!

– Если ты намерен весь вечер оскорблять меня…

– Я пришел сюда с единственной целью – поговорить с тобой.

– Мне что, растаять от благодарности? Это поразительно, ведь раньше ты и видеть меня не хотел.

– О, я мечтал увидеть тебя, но наедине! – Джеймс, кружа ее в танце, решительно направлялся к заднему крыльцу. Там он остановился, опустив руки на плечи Типы. Глаза его горели голубым огнем.

– Чей это ребенок?

– Что?!

– Ты отлично поняла меня. Повторяю: чей это ребенок?..

– Ах ты, ублюдок! – Она задыхалась от гнева.

– Я спрашиваю…

Размахнувшись, Тила наградила его пощечиной, повернулась, высоко вскинула голову, но пошла не в дом, а на лужайку.

– Тила…

– Убирайся! Возвращайся в тюрьму! Да, ты дикарь, как сам и утверждал, а потому уйди из моей жизни! – Она сжала кулаки.

Джеймс бросился за ней.

– Погоди, черт возьми!

– Оставь меня! – громко воскликнула Тила, Джеймс вдруг ощутил, что в доме поднялась суета.

– Он убегает! Индеец убегает!

Джеймс подумал было, что говорят о Диком Коте. Неужели он решил бежать именно сейчас?

Но тут же понял, что эти слова относятся к нему самому.

Солдаты уже следовали за ним.

Между тем Тила удалялась. Джеймс не мог позволить ей уйти! Он должен столько сказать ей!

– Черт побери, Тила, вернись! – Еще минута, и он настигнет ее! Джеймс бросился за Тилой и вздрогнул, когда кто-то схватил его. Он не знал этого человека, никогда не видел его раньше. – Солдат, отпусти меня!

– Я поймал его, поймал! – закричал тот. Джеймс вырвался и ударил его в челюсть, но тут еще два солдата подскочили к нему. За ними следовали четверо товарищей.

Прозвучали выстрелы. Джеймс и солдаты замерли. Капитан Моррисон подошел к ним, качая головой:

– Джеймс Маккензи, что за дьявол вселился в тебя? Я думал, у нас будут неприятности с Диким Котом. Но этот индеец флиртует с дамами, а ты тут устроил потасовку!

– Я не собирался драться, капитан, но солдат преградил мне путь.

– Господин Маккензи! Вам не дозволено покидать эту территорию. Вы – военнопленный. Сожалею, сэр, но мне придется доставить вас в крепость.

Не пролив крови ни в чем неповинных солдат, он ничего не мог изменить. К тому же пристрелили бы и его самого. Джеймс кивнул:

– Капитан, я в вашем распоряжении. Как прикажете.

Внутри у него все кипело, гнев душил Джеймса. Она ударила его, отверзлась и убежала, а его окружили, как пленнике!

Ничего, он еще доберется до нее. Джеймс решил поговорить с ней только в том случае, если никто не помешает им. Тогда он задаст вопросы и получит ответы на них.

Когда в крепость вернулся Дикий Кот, Джеймс сказал;

– Когда надумаешь бежать, дай мне знать.

– Ты пойдешь со мной?

«Я должен ее увидеть, должен!» Но сейчас нельзя покидать Оцеолу и других. Джеймс прекрасно понимал, что лишь он способен объяснить то, что происходит в стенах тюрьмы.

– Когда решишь бежать, дай мне знать, – повторил он. Этот момент наступил, и случилось так, что у Джеймса не осталось выбора – только побег.

– Самый настоящий спектакль! – Тара вошла в комнату Типы, стягивая перчатки. – Джаррету не удалось и словом перекинуться с Джеймсом. Все о чем-то перешептывались, когда мы приехали. Сплетники утверждают, будто между тобой и Джеймсом произошла ужасная ссора. Он пытался напасть на тебя, но ты убежала. Джеймс погнался за тобой, но тебе удалось ускользнуть. Говорят, понадобилось восемь солдат, чтобы удержать его. Значит, все прошло не слишком удачно?

– Он мерзавец, – бросила Тила. – Надеюсь, никто не пострадал?

– Ну, кое-кому из солдат досталось. У Джеймса крепкие кулаки.

Тила задумалась. Ей казалось, что она права. Но сейчас девушка встревожилась, не вызвал ли ее уход еще большие неприятности. Она слышала крики, но так и не обернулась.

– Он… он спросил меня, кто отец ребенка! – с возмущением сообщила Тила.

– Ну, тогда ты правильно поступила. – Улыбнувшись, Тара направилась к двери.

– Тара?

– Да?

– Что случилось с Джеймсом после того, как я убежала?

– Его отвели в крепость. Нельзя же позволить неуправляемому дикарю наслаждаться обществом белых людей.

– Да, он был вне себя.

– Пусть немного позлится. Может, это заставит его вспомнить о хороших манерах.

– Надеюсь…

Тила вдруг испугалась. Ее охватила дрожь. Она, конечно, права, но Джеймс заперт в крепости. Да, он заслуживает наказания, ибо вел себя хуже, чем дикарь. Пусть сгниет в тюрьме, лишь бы никогда не видеть его!

– Пусть отправляется со своими хорошими манерами прямо в ад!

Тара вышла, но, закрыв дверь, прислонилась к ней спиной. Джеймс и Тила слишком упрямы и горды. Необходимо что-то придумать. Им, вероятно, нужно время. Она надеялась, что его хватит.

Волнуясь о Джеймсе, она с облегчением думала о том, что он в относительной безопасности, хотя и за решеткой. В тюрьме ему не грозит смерть.

– Ты хорошо изучил расположение форта? – взволнованным шепотом спросил Дикий Кот, хотя ни один из охранников не знал языка мускоги.

Джеймс кивнул. Он расхаживал по двору, устремив взор на юго-запад. Тот угол крепости был отлично укреплен. Считая, что совершить оттуда побег невозможно, там не выставили охрану. Однако в темную ночь не так уж трудно бесшумно добраться до парапета и спуститься по стене.

Им удастся бежать. Проем в шестифутовой стене находился в пятнадцати футах над землей и составлял пять футов в высоту и всего восемь дюймов в ширину. Его закрывали два железных прута, но Джеймс, Дикий Кот и Коуэта решили раскрошить ракушечник с одной стороны и убрать один прут, а другой использовать как опору. Потом они спрыгнут в канаву за стеной и исчезнут – либо в океане, либо в лесу.

– Ночами нам придется по очереди отбивать ракушечник, – сказал Джеймс.

– Проем находится очень высоко, – возразил Дикий Кот. – Нам не добраться туда.

Коуэта, сильный индеец негритянского происхождения, вступил в разговор:

– Нас много. Мы все сделаем.

Через четыре дня они могли уже вынуть прут, но решили воздержаться, чтобы не привлекать внимания.

Воины выстроились пирамидой, и Джеймс, стоявший наверху, отбивал последние куски. Он вздрогнул, услышав хриплый шепот Дикого Кота:

– Бегущий Медведь!

– Что?

– Нужно поговорить. Скорее! Джеймс надавил на прут. Он подался. Дело сделано! В тишине он спустился по лестнице из человеческих тел. Один за другим воины спрыгнули на землю. Джеймс посмотрел на Дикого Кота.

– Все готово.

– И очень вовремя.

– Что случилось?

– Пойдем со мной.

Джеймс последовал за Диким Котом через арку в камеру, где находился Оцеола с семьей. Вождь знаком велел Утренней Росе оставить их одних. Джеймс сел перед Оцеолой. Дикий Кот стоял рядом.

– Ты знаешь, что старый Рили перемещается здесь довольно свободно?

Джеймс кивнул:

– Да, а что?

– Он может передавать наши просьбы белым солдатам, задавать им вопросы от нашего имени. И они тоже используют его. Рили для них скорее слуга, чем пленник.

– Тебе известно, что они стремятся вернуть негров их злобным хозяевам?

Оцеола взмахнул рукой.

– Рили с нами. Дело в том, что он часто слышит разговоры солдат. Один из них беседовал с другим.

– И?

– Этот солдат когда-то служил у Майкла Уоррена.

– Ну?

Оцеола пожал плечами так, словно все уже объяснил.

– Бумаги… письма. Этот человек направил послание майору Уоррену, сообщив, что ты здесь, в плену. Солдат точно не знает, где Уоррен и сколько времени понадобится, чтобы письмо нашло его. Но на хорошей лошади за день можно покрыть миль пятьдесят, так?

Джеймс задумчиво кивнул:

– Ты прав.

– Поэтому, хотя ты, тревожась за меня и за других, позволил взять себя в плен вместе с нами, сейчас тебе нужно бежать. Твое сердце уже много дней рвется за пределы этих стен. Твоя душа уже далеко, и только рассудок заставляет тебя оставаться здесь ради нас. Пусть же борьба в твоей душе закончится. Я ничего не боюсь и со всем смирился. Что будет, то будет. Беги!

– Оцеола, Уоррен не может войти сюда и застрелить меня…

– Друг мой, мы оба знаем, что это ему не понадобится.

Охранники придут ночью или отравят еду. Всякое случается. В твоей камере нет веревки, но тебя могут найти в петле. Трагическое самоубийство! Полукровка, не выдержавший войны двух миров. Возникнет много подозрений. Но никто ничего не докажет. Джеймс, ты должен бежать.

Джеймс склонил голову:

– Как скажешь, великий вождь.

Оцеола улыбнулся, плотнее закутываясь в одеяло:

– Воин. Я был великим воином, правда?

– Ты и есть великий воин.

Оцеола кивнул, не желая оспаривать это утверждение.

Ночью Джеймс вместе с Диким Котом осмотрел проем в стене форта.

– Пролезем ли мы через такое узкое отверстие? Вот в чем вопрос, – сказал Джеймс.

– Мне это не составит труда в отличие от тебя. Но тобою движет решимость. Намажем тела жиром и постараемся проскочить. Мы часто голодали, потому что нам нечего было есть, а сейчас мы голодали, чтобы похудеть. Ты не передумал? Ведь стоит тебе позвать твоего белого брата, и тебя освободят.

– Я просил брата не вмешиваться, чтобы не подвергать Джаррета и его семью опасности. Поэтому пойду с тобой. – Джеймс опустился на корточки перед Оцеолой, сидевшим у стены и готовым к прощанию. – Может, на свободе я буду полезнее.

О побеге Оцеолы речь не заходила, хотя кое-кто из воинов пытался склонить его к этому. Он не показывал белым, как плохо иногда себя чувствует, но бежать не мог, даже считая это справедливым, поскольку те предали его. Оцеола принял решение и, как сказал Джеймсу, смирился.

Сейчас он вложил свою руку в руку Джеймса:

– Я горжусь тем, что ты будешь продолжать борьбу. Я скажу тюремщикам, что мог бы уйти с тобой, но предпочел не делать этого. – Оцеола понизил голос:

– Ты, Джеймс, знаешь, что я не в силах бежать. Я задержу вас, навлеку на всех беду. Мне остается лишь молиться, чтобы Великий Отец поддержал нас всех.

Джеймс сжал его руку:

– Я всегда буду неподалеку и постараюсь помочь вам, когда докажу, что не виновен в расправе, учиненной Выдрой. И…

– И когда ты погасишь огонь в сердце, да, мой добрый Друг?

– Да, великий вождь. Когда я погашу пламя, пожирающее мою душу.

Джеймс поднялся. Он очень устал, но был рад, что здоров. Вокруг многие болели. Ючи Билли, умершего четыре дня назад, похоронили в присутствии врача и священника. Другие тоже погибли. Джеймс был готов уйти отсюда. Сам. Без посторонней помощи.

В этот поздний час небо совсем потемнело, когда облако закрыло луну. Пора уходить!

Восемнадцать человек решились на побег: шестнадцать мужчин и две женщины. Они работали сообща и молча. Подпиленный прут вытащили, перекинули веревку.

Самым трудным было протиснуться через узкое отверстие.

Женщинам, невысоким и стройным, это удалось легко. Джеймсу с его широкими гимнами придется труднее всех. Он с самого начала понимал это.

Джеймс заставил себя думать о Типе, вспоминать ее лицо, фигуру и то, как она ушла от него, оставив в руках солдат. Обильно намазавшись жиром, он крутился и извивался, потом напряг все силы, сделал резкое движение и ободрал кожу, но не издал ни звука.

Наконец он присоединился к товарищам.

Они стояли в темноте. На свободе. Двигаясь бесшумно, все – один за другим – соскользнули по веревке в канаву.

Там Джеймс попрощался с Диким Котом и остальными индейцами:

– Я должен идти своим путем.

– Путем белых.

Джеймс покачал головой, хотя прекрасно знал, что не станет сражаться против белых, какие бы обвинения ни выдвигал Уоррен. Он никогда не воевал по своей воле, а боролся только за выживание близких ему людей.

– Я всегда старался жить в мире с окружением моего отца и с народом моей матери. Я снова хочу обрести мир.

– Едва ли это удастся, когда вокруг идет война, – возразил Дикий Кот.

– Мир в сердце каждого из нас. Но клянусь тебе, я никогда не предам моих братьев-семинолов.

Дикий Кот улыбнулся:

– Не предашь ни один из твоих народов, так? Великий Дух да будет с тобой. Когда устанешь от бледнолицых, найди меня. Я снова буду воевать – насмерть.

Они быстро обнялись.

Дикий Кот поднял руку, приказав своим спутникам следовать за ним. Проводив глазами бесшумно скользящие тени, Джеймс добрался в кромешной тьме до берега и нырнул. Благодаря интересу доктора Уидона к нему и ко всему связанному с ним Джеймс знал, где живет семья брата, хотя и не видел Джаррета.

Только за полночь он нашел дом брата. Ему повезло – стоя мокрый на деревянном тротуаре, Джеймс увидел Тилу в окне второго этажа. Она сидела перед трюмо. Свет свечи падал на девушку, и ее силуэт был отчетливо различим сквозь тонкие белые занавески.

Она задула свечу. Джеймс улыбнулся. Он был в набедренной повязке. Кожаная лента стягивала волосы на затылке. Соленая вода уже смыла с него жир. Сейчас Джеймс двигался так же легко, как зверь в лесу.

Он вскарабкался по лиане, вьющейся по стене, спрыгнул на балкон и пробрался в комнату. Подойдя к постели, Джеймс опустился на нее, рукой закрыл Тиле рот и прижал губы к ее уху:

– Итак, любовь моя, чей же это ребенок? К его неописуемому удивлению, большая темная тень зашевелилась рядом с женщиной.

– Мой!

Глава 25

Пораженный, но готовый к бою, Джеймс отскочил от постели. Однако никто не напал на него. Он вздрогнул, услышав знакомый голос:

– Мой, и в этом, черт побери, нет никакого сомнения! Однако что ты делаешь в моей спальне в такое время?

Чиркнула спичка, и зажглась свеча. Джеймс увидел перед собой Джаррета и Тару. Они выжидающе смотрели на него.

– Я… – Он протянул руки. – Прости, Тара.

– Полагаю, ты перепутал комнаты, – невозмутимо заметила Тара. – Иди дальше по коридору и налево.

– Ты мог бы постучать в парадную дверь. – Джаррет окинул брата критическим взглядом.

– Я ненадолго.

– Лучше бы тебе задержаться и поговорить, – сказал Джаррет.

– Но не с нами, а с Тилой, – вставила Тара.

– Конечно, – согласился с женой Джаррет, – однако и я хотел бы узнать, что происходит.

– Вполне справедливо. – Джеймс направился к двери.

– Похоже, совершился побег? – спросил Джаррет.

– Да.

– И ты руководил им?

Джеймс покачал головой:

– Нет. Я только присоединился. У меня не было выбора:

Майклу Уоррену сообщили о том, что я в крепости. Пришлось покинуть ее, чтобы сохранить жизнь.

– Уоррен знает, что тебя захватили в плен?

– Если и нет, то скоро узнает.

– Тогда тебе и в самом деле не стоит задерживаться.

– Я уйду на рассвете, до того как обнаружат, что произошел побег.

– Значит, Оцеола ускользнул от Джесэпа?

– Нет, он умирает. Возможно, у него еще есть немного времени. Несколько недель или даже месяцев. Джесэп считает, что смерть Оцеолы остановит войну. Но он ошибается.

– Конечно.

Джеймс кивнул и вышел из комнаты.

Джаррет вопросительно посмотрел на жену:

– Следовало ли нам позволять ему это? Я беспокоюсь за бедную девушку.

– Она не так уж слаба и сейчас готова разорвать его. – Тара улыбнулась. – По-моему, Джеймс этого заслуживает. К тому же они сами должны решить свои проблемы.

– Сейчас проблемы серьезнее, чем когда-либо прежде. Брат только что бежал из военной тюрьмы!

– Они не имели права держать его, и Джеймс не заблуждается: по распоряжению Уоррена твоего брата убили бы в крепости. Джеймс не виновен. Более того, он спас жизни и белых, и семинолов.

– Это ты так оцениваешь ситуацию.

– Он должен остаться здесь… Джаррет тихо застонал:

– Тара, ну как ты не понимаешь! Ему никак нельзя оставаться. Они же прежде всего придут сюда.

– Но…

– Тара, оставь.

– Но…

– Тара!

– Джаррет…

Он вздохнул и поцеловал жену, ибо давным-давно понял, что только так можно заставить ее замолчать.

Типе снова снился этот сон.

Она находилась в какой-то глуши, в совсем незнакомом месте. И бежала по узким, почти незаметным тропам, слышала жужжание мух, москитов и свое дыхание.

Она бежала изо всех сил, отчаянно стремясь найти укрытие. В руках у нее было что-то тяжелое. За ней гнались.

Шаги звучали все отчетливее, но ей не удавалось бежать быстрее. Кроны деревьев нависали над ней. Она услышала шипение и едва не вскрикнула, когда змея бросилась на нее с ветки.

Преследователь приближался. Тила посмотрела на то, что держала в руках. Это был ребенок – темноволосый, крошечный, только что родившийся, совсем беспомощный.

Грохот шагов настигал ее. Тила обернулась, готовая закричать. Кто-то гнался за ней, желая убить ее и ребенка. За деревьями она не могла разглядеть преследователя и не знала, кто он – белый или краснокожий, солдат или семинол. Но понимала одно: он хочет убить ее и ребенка.

Джеймс быстро достиг конца коридора, отыскал дверь и вошел в комнату.

Окна на балкон были открыты. Тонкие белые занавески колыхались от ветра. Комнату заливал лунный свет, здесь было светлее, чем в спальне Джаррета. Джеймс понял, что теперь он не ошибся. Волосы Типы разметались по белым простыням, словно яркий огонь. Она спала беспокойно, дышала прерывисто. Белая ночная сорочка с кружевами казалась нелепо целомудренной, но лиф плотно обтягивал заметно увеличившиеся груди. Джеймс приблизился к постели и замер, глядя на Типу. В душе его совершалась борьба. Девушка зачаровывала Джеймса так же, как в первый раз, когда он увидел ее в доме брата. Красота Тилы пленяла его тем больше, чем ближе он узнавал ее. Страсть, кипевшая в этой девушке, притягивала Джеймса еще сильнее, чем огненно-рыжие волосы, сияющие глаза, шелковистая кожа. Ему мучительно хотелось прикоснуться к Типе, но он не смел, потому что сомневался в ней, хотя и не имел права на это. Джеймс знал ее так близко, но что-то в этой девушке не открылось ему. Он столько раз отталкивал ее!

«У меня не было выбора, – подумал Джеймс, тотчас насмешливо спросив себя:

– И что теперь?» Что теперь? Сейчас он снова предал ее. Пока Джаррет не задал ему этот вопрос, – Джеймс и не подумал, что он предстанет перед судом как руководитель побега и сам Джесэп потребует его голову.

Что же делать? Уйти, не разбудив ее? Не нарушать тревожный сон Тилы? Уйти, не прикоснувшись к ней, не поговорив? Снова броситься в бега, теперь уже навсегда?

Вдруг она зашевелилась и открыла глаза. Что-то испугало ее во сне. Порывисто сев, Тила прижалась к спинке кровати, и Джеймс понял, что она сейчас закричит.

Не так давно ее чуть было не зарезал человек, похожий на него, Выдра. Закричав, Тила разбудит не только всех в доме, но и всю округу.

Не успела она открыть рот, как он быстро зажал его рукой. Ее глаза выразили ужас, негодование, ярость. – Чей это ребенок? – гневно бросил Джеймс. Она попыталась ударить его. Джеймс схватил ее за руку, но Тила вцепилась в нее зубами. Даже в сражениях он редко встречал мужчин, одержимых такой яростью.

Осыпая ударами его грудь и плечи, она накинулась на него с таким неистовством, что Джеймс упал на спину.

– Дерзкий, заносчивый, отвратительный осел!

– Тила, не на этом ли мы остановились в последний раз? Прошу тебя…

Через минуту оба они оказались на полу. Как это произошло, Джеймс не понял, но все же успел поддержать Типу, чтобы падение не повредило ей.

– Подлый, низкий ублюдок. Ты…

– Тила! – Наконец ему удалось схватить ее за руки. – Тила, проклятие, хватит!..

– Не смей говорить мне это слово! Почему все всегда должно быть по-твоему?! Ты глупый, упрямый… – Она умолкла, когда Джеймс, вскочив, потянул ее за собой. Впрочем, опомнившись, Тила снова оказала ему яростное сопротивление и уже норовила нанести удар в челюсть, но он отклонился, и она упала в его объятия. Джеймс быстро подхватил ее и, опустив на постель, завел за голову руки Тилы.

– Чей это ребенок? – с ненавистью переспросила она Джеймса. – Не смей никогда задавать мне этот вопрос!

– Как же мне было не спросить? Ты жила в окружении белых офицеров куда дольше, чем со мной! Ты вцепилась мертвой хваткой в Харрингтона, глядя, как меня ведут в крепость. Харрингтон…

– Он надежнейший друг каждого из нас! Да как ты смеешь сомневаться в нем? А уж тем более во мне, черт возьми!

– Но ты же ушла от меня, убежала! Прекрасно зная, что я не могу последовать за тобой!

– Бог мой! Какой стыд!

– Ты воспользовалась тем, что дюжина солдат готова была застрелить меня, если я ослушаюсь приказа.

– Однако они не застрелили тебя!

– Но задержали…

– Бедняги все в синяках, а у тебя самого ни одной царапины, Маккензи!

– Ты хотела, чтобы меня силой увели в тюрьму.

– Это для тебя самое подходящее место!

– Ах ты, маленькая ведьма…

– Я не знала, что так случится, – несколько спокойнее заметила Типа.

– Меня унизили, – отозвался Джеймс.

– Что ж! Это должно пойти тебе на пользу.

– Я мог умереть из-за тебя!

– Ну и что? Ты готов умереть за кого угодно.

– Но я хотел услышать твой ответ!

– На тот вопрос, который ты не смеешь задавать!

Джеймс понял, что она чуть смягчилась.

– Не стоит продолжать борьбу.

– Я всегда буду бороться с тобой!

– Тогда кричи! Сюда придут солдаты и облегчат твою задачу!

– О! – Тила вырывалась с яростью дикой кошки, норовя укусить его.

– Любовь моя, твое поведение недостойно леди…

– А как же еще вести себя с дикарем? – Тила вырвала руку, снова попыталась ударить его, но Джеймс успел удержать ее. Она была не только неистовее, но и изворотливее многих мужчин, которых Джеймс встречал в бою.

– Вставай и убирайся, гнусный… – начала она, но внезапно замерла, глядя ему в лицо каким-то отрешенным взглядом. – Джеймс!

– Что? – испугался он, вспомнив о ребенке. – Что? Черт возьми, Тила, в чем дело? Тебе больно… Ребенок?.. – с ужасом выдохнул Джеймс.

– О Боже! Он шевелится! – Тила прижала к животу его руку, и Джеймс ощутил слабый, едва заметный толчок. Да, он не ошибся!

– Наш ребенок! – Ее голос дрогнул. – Но ты действительно мерзавец! Как ты смел усомниться во мне?

– Дело не в этом! – Замотав толовой, Джеймс отстранился от Тилы, чтобы не давить на нее своей тяжестью, и грустно улыбнулся. Охваченный болью, он понял, что далеко не всегда вел себя правильно, пытаясь подавить чувства, не подвластные ему, и поэтому слишком ожесточился. Джеймс обвинял белых в том, что они отказывают индейцам в праве дорожить жизнью, учиться, любить, защищать женщин и детей. Не верят, что среди них есть такие, кто скорее умрет, чем причинит боль ребенку. А сам он не верил в то, что Тила полюбила его таким, какой он есть, в то, что Джон Харрингтон – друг, а не соперник. Джеймс с бесконечной нежностью убрал прядь волос с лица Тилы, легко коснулся ее щеки.

– Я оттолкнул тебя, а потом злился, боясь, что ты уедешь. Она лежала неподвижно, не отрывая от него взгляда. Слезы заблестели в ее глазах.

– Это твой ребенок. Твой! И нравится тебе это или нет, оттолкнешь ли ты меня снова или нет, я рада. Я буду любить этого ребенка и не стану учить его ненависти и злобе. Я хочу, чтобы он взял самое лучшее, что есть в обеих расах. Я…

Он закрыл ей рот поцелуем. Его язык ощутил солоноватый вкус слез, смешанный с непостижимо замечательной сладостью ее губ. Чуть отстранившись, Джеймс обхватил округлившийся живот Тилы.

– Прошу тебя, пойми! Я мечтал о твоей любви, но разум убеждал меня в том, что ты должна уехать подальше от опасности и от Уоррена. Когда меня, пленного, вели по улицам Сент-Августина, я слышал, что говорили люди об индейцах, обо мне. Я горжусь своим происхождением, но ненавидел их за эти слова. Ненавидел за то, что они, белые, переполнены предрассудками. Тогда мне не верилось, что ты действительно готова быть со мной, разделить мою жизнь… ты, привыкшая к иной жизни. Одно дело – влечение, вспышка страсти на лоне дикой природы, и совсем иное – повседневная жизнь. И ты ничего не сказала мне. Вот что копилось во мне все это время и возбуждало злобу. Ты не сказала мне о ребенке – там, в роще.

– Я не знала! Иначе сказала бы тебе. Не знала, клянусь! Я…

– Я боялся, – тихо признался он.

– Боялся? Я никогда не замечала, чтобы ты чего-нибудь боялся.

– Я боялся желать тебя, зная, что ты не можешь принадлежать мне.

– Но я принадлежу тебе!

– Вполне ли ты принадлежишь мне? Я не сделал для тебя ничего – только наградил ребенком, к тому же незаконнорожденным и краснокожим. Я погубил твою репутацию! Я же не запоздавший с оплатой счетов адвокат или врач, а индеец. Краснокожий! – Джеймс прижал ее руку к своей груди, как когда-то раньше. – Ощути мою красную кожу, любовь моя! Она обожжет тебя, а ты словно не понимаешь, как это больно.

– Мне больно, когда тебя нет. Когда я боюсь за твою жизнь. Когда я не знаю, когда…

Они вздрогнули, услышав грохот копыт по мостовой.

– Лошади! – Тила с ужасом уставилась на него. – Бог мой, Джеймс, как ты здесь оказался? Среди ночи… Ты бежал… из крепости!

– Пришлось бежать.

– Почему? Они обнаружили побег и теперь начнут охотиться за тобой!

Джеймс вскочил и быстро подошел к открытой двери балкона. Долго ли он пробыл здесь? Уже светало. Ночь кончилась. Всадники приближались. В военной форме.

Необходимо бежать, и без промедления. Пока Джеймс обдумывал ситуацию, дверь распахнулась, и появился Джаррет в длинном халате.

– Боже, Джеймс, скорее уходи отсюда!

– Я не боюсь военных и больше не стану бегать от них. Отдаю себя в твои руки, а ты передашь меня Эрнандесу или Джесэпу. Мы скажем, что пребывание в крепости угрожало моей жизни. Я хочу защитить свое имя от нелепых обвинений Уоррена, утверждающего, будто я зачинщик расправы с его людьми.

– Джеймс, ты не понимаешь. Это не просто военные! – Джаррет был очень взволнован. – Это Уоррен, и его сопровождают не солдаты, а головорезы.

– Уоррен? – удивился Джеймс. – Уоррен вернулся в Сент-Августин, обнаружил побег и так быстро оказался здесь? Это не Уоррен…

– Джеймс, ты же знаешь, ему сообщили о том, что ты здесь. Уверяю тебя, это он. Не понимаю, как ему удалось добраться так быстро, но он здесь. Может, они прибыли в крепость как раз в тот момент, когда был обнаружен побег. Какая разница? Он здесь и приближается к дому.

– О Боже! – вскрикнула Тила. – Так ты знал, что ему сообщили о том, где ты находишься? Тебе не следовало приходить сюда! Глупец, зачем ты сделал это?..

– Я должен был прийти.

Она вскочила, охваченная паникой.

– Немедленно уходи, пожалуйста! Он убьет тебя. Джеймс колебался.

– А что он сделает с тобой?

– Меня он не убьет. Во всяком случае, в присутствии свидетелей.

– Но Уоррен заберет тебя из дома Джаррета!

– Джеймс, прошу тебя, уходи, – сказал Джаррет.

– Я должен разобраться с ним! – горячо возразил Джеймс. – Он совершает неслыханные жестокости, поставив себе цель истребить людей!

– Джеймс! – взмолилась Тила. – Опомнись! Бесполезно взывать к его разуму. И ты не можешь сражаться один с целой ротой. Уходи!

– Подожди…

– Во имя всего святого, Джеймс, уходи! – воскликнул Джаррет.

– Пожалуйста, – умоляла Тила.

Джеймса охватили дурные предчувствия. Он не боялся того, что Уоррен прикажет расстрелять его, но не хотел оставлять Типу.

Впрочем, она и брат правы. Оставшись, он навлечет на всех беду. Ему незачем убеждать в своей правоте Тилу и Джаррета. И он один голыми руками не справится с Уорреном и его головорезами. Бросив последний раз взгляд на Тилу, Джеймс побежал к балкону. Перемахнув через перила, он приземлился и спрятался за кустами. Между тем всадники уже остановились перед домом.

Тот, что скакал впереди, натянул поводья. Джеймс увидел Уоррена. В глазах его горел безумный огонь. Он всегда был одержим страстью преследования. Стремлением убивать.

– Окружить дом! – приказал Уоррен. – Никого не впускать и не выпускать. Слушайте меня внимательно! Этот предатель полукровка не спрячется сегодня за спиной белого брата!

Джеймс пересчитал солдат. Десять вместе с Уорреном, и все вооружены ружьями и ножами. Когда солдаты рассыпались, Уоррен осмотрел дом. В его глазах вспыхнул дьявольский огонь.

– Да, – тихо пробормотал он. – Сегодня этот полукровка Маккензи заплатит жизнью за свою несносную дерзость.

Клянусь Ботом!

С этими словами он направился к дому.