Текст книги "Рассыпаясь серебром"

Пролог

День был ужасным. В это время года Муг жарил настолько сильно, что казалось, будто сам воздух состоит из расплавленной текучей магмы прямиком из жерла вулкана. Словно расплавленное пламя, этот свет безжалостно поливал земли предгорья, буквально выжигая все живое на пути. Засуха пришла внезапно, как убийственное поветрие, всего за несколько недель превратив некогда цветущие холмы в пыльные желто-бурые курганы. Травы пожухли, иссохли под напором жара. Тонкие скрюченные деревья, и без того редкие в этих краях, потеряли весь свой зеленый наряд, и теперь лишь засохшая мишура – пародия на листья – скорбно покачивалась на их облезлых ветвях. Но самый страшный удар пришелся по воде – некогда бурные реки, стремительным потоком катившиеся по склонам горы, теперь представляли собой лишь обмелевшие ручьи, пыльные и тихие.

Тяжело приходилось и животным – они потеряли все: и пищу, и дом. Дикие козы ушли первыми. За ними двинулись олени. Хищники, оставшись без основной своей добычи, переключились на мелких грызунов, да и то ненадолго. Улетали птицы. Уходили стада. Жизнь потихоньку покидала предгорье. И лишь стаи вурков, небесных волков, упрямых, но верных своей земле, до сих пор оставались на местах.

Охотники одной из таких стай и бродили ныне у южных холмов. Хиленькие деревца предгорья почти не давали тени, и охотники, набегавшись за день за редкой дичью, устало опустились у почти пересохшего ручья. Они не осмеливались летать – полет и так требовал огромных затрат энергии, а делать это в раскаленном воздухе – на грани возможного.

Спустившись к ручью, четыре волка стали лакать воду – теплую, с привкусом песка и пыли. Привередливость – первое, что сведёт в могилу. Самый старый из них, по-видимому, лидер отряда, поднял косматую голову, увенчанную длинными рогами, и грустно посмотрел в небо. На широкой спине его, покрытой скатанной в клочья шерстью, поблескивал закрепленный ремнями мешок для дичи. Совсем пустой мешок. Самый младший жадно лакал, то и дело подталкивая рыжего соседа в бок. Рыжему это не нравилось – на каждый удар он отвечал напряженным рычанием. Напившись, четвертый волк молча отошел в сторону. На боках его, худых от недоедания, покачивались колчан со стрелами да тонкий лук.

По обычаям стаи, каждая семья должна была сама заботиться о пропитании, но в периоды летней засухи или зимних морозов старейшины объявляли «общий корм», что обязывало всех объединяться в охотничьи группы и делить пищу друг с другом. Так было и сейчас.

Стая Ла́ну насчитывала около 10-15 семей, в среднем, по три особи в каждой. Для проживания стая выбрала довольно приятное место – небольшой овраг, закрытый со стороны гор неровной грядой. Стены ее покрывали сочные ягодные кусты, а дальний склон постепенно спускался к неторопливой речке. Здесь, укрытая каменными стенами, под вечным ворчанием речного потока, уместилась деревня Ла́ну-Лу́н.

У каждой семьи был свой дом, а группы домов образовывали настоящие дворики, в которых хозяйки часто выращивали коренья и совместно воспитывали детей. Днем волчата из разных дворов собирались в небольшие группки и шумной ватагой играли на холмах или бегали у берега. Но не сейчас. Сейчас в деревне стояла гробовая тишина. Жара разогнала всех по домам.

Охотники уже отчаялись что-либо поймать и собрались возвращаться, как один вдруг воскликнул:

– Рыба!

Остальные трое разом повернулись на окрик. Кричавший – мелкий – указывал вниз, туда, где, раньше бурный, поток резко сворачивал в сторону и упирался в небольшое нагромождение камней. Здесь вода собиралась в довольно глубокий пруд. Волки знали, что в этом месте водится рыба, но все думали, что из-за жары она ушла.

– Не мели чепухи, Пе́ра, тебе показалось… – с досадой произнес самый старший.

– Да нет же, там рыба! Я ее точно видел! – вскликнул Пера и, не дождавшись согласия старших, бросился к полусухому пруду. С усталым вздохом, всем своим видом выражая сильное раздражение, трое оставшихся охотников поплелись за неугомонным парнем. Присев рядом с затаившимся Перой, старшие начали всматриваться в воду.

На первый взгляд здесь ничего не было, лишь вездесущие мошки мельтешили у воды.

– Эта ползучая гадость даже в такую… – начал было рыжий, но… едва заметный блеск где-то в глубине – чешуя!

– Молодец, парень! Ай да молодец! – вскликнул рыжик, тут же получив сильный тычок в бок от старшего.

– Тише, болван, спугнешь, – прошипел старик. – Ни́ру, сможешь сбить их стрелами?

Тот, кого назвали Ниру, коротко кивнул. Он встал, приняв истинный облик – с легким шелестом исчезли крылья, шерсть и чешуя, обнажая загорелую кожу, хвост чуть уменьшился в размерах. Выпрямившись на своих двоих, молодой волк достал лук и чуть сдвинулся в сторону от воды, так, чтоб тень не падала на ручей. Все четверо замерли.

Прошло минут десять, как у поверхности воды появилась легкая рябь. Две небольшие костлявые рыбки поднялись к поверхности, нацелившись на группку водомерок. Раздался всплеск – и обе рыбки замерли в воде, пронзенные одной стрелой.

– Отлично… Вот что, Пера, Ри́но, идите ниже по течению. Ниру останется здесь. Я пойду выше. К вечеру встречаемся на старом месте. – сказал старший.

Рыжий и мелкий потрусили вдоль воды, прячась в редких кустах. Кивнув Ниру, старый волк поплелся в противоположную сторону.

Улов в тот день был небольшим – Ниру удалось выловить еще одного малька, Пера и Рино принесли три, старик – не принес рыбы, но каким-то чудом загнал костлявого кролика.

***

Муг уже рассекал небо малиново-красными всполохами, когда четыре охотника вошли в деревню. Не тратя время, волки сразу же направились к дому собраний. Он бесформенной громадой возвышался в самом центре деревни. И именно в нем во времена «общего корма» хозяйки готовили пищу.

– Негусто… – обронила старая повариха, уныло поглядывая на тощий мешок, болтавшийся на спине старшего охотника.

– Не скули, – прохрипел старик.

Опустившись на колени, повариха аккуратно развязала ремни, снимая с волка его не такую уж легкую ношу. Остальные же охотники тихо поплелись по домам. Старик выглядел измождённым – из пасти широкой лопатой торчал язык, с кончика которого мерно падала вязкая слюна. Подобрав облезлые крылья, он тяжело опустился на землю – прямо так, на улице.

– Три… шесть… всего шесть? И кости с мехом? – скривила губы повариха. С уст ее уже были готовы сорваться обидные слова, но, взглянув на «охотника», она лишь вздохнула и скрылась вместе с мешком внутри здания. Не прошло и минуты, как старуха выглянула вновь – в руках она несла маленькое блюдце, наполненное водой.

– Куда тебе охотится, дурень? Дай дорогу молодым.

Благодарно фыркнув, старик опустил нос в поставленное перед ним блюдце. Пара глотков – и воды уже нет.

– Разве это назовешь охотой… – проворчал он поднимаясь.

Наступал вечер, и деревня потихоньку оживала: кто-то нес к дому собраний остатки припасов, кто-то выдвинулся к реке за водой, большинство же просто собирались кучками на улице в ожидании ужина. Волки, и в звериной, и в истинной форме, рассаживались у костров. Некоторые принесли из дома лавочки, кто-то вынес стол, но в основном вурки располагались просто на земле. Все потихоньку собирались в широком дворе дома собраний.

Вскоре жиденький рыбный суп, который больше состоял из всевозможной зелени, чем из рыбы, был готов – кролика поварихи решили оставить на завтра. На землю уже опустилась долгожданная прохлада. В темнеющем небе скромно показался мягкий свет ночных светил. Волки ели медленно, будто смакуя каждый глоток безвкусного супа. Еда была пресной, не сытной, но почему-то даже от нее на душе становилось теплее. Тут и там начали мелькать кроткие улыбки, стали слышны приглушенные разговоры.

Покончив с трапезой, волки по обыкновению начали собираться в группы – ночная свежесть и сытость пробудили природную тягу к общению. Больше всего народа собралось вокруг охотников.

– Тяжело сегодня было, Уг? – спросил кто-то старого охотника – тот уже заглянул домой и привел себя в порядок, приняв истинную форму.

Уг был одним из старейшин. К нему часто обращались за помощью и советом. Хоть из-за возраста его когти затупились, а глаза потеряли зоркость, он все же лучше всех умел организовывать охотничьи и сторожевые отряды. Сегодня с ним охотились три волка. Ниру, старший из троицы, отличался спокойствием и рассудительностью. Он не любил разговоров, но это не помешало ему стать одним из лучших сказителей деревни. Также Ниру неплохо владел луком. Рино, озорной рыжик, слыл своим веселым нравом и острым чутьем. А Пера был самым быстроногим и, как оказалось, самым внимательным.

– Олени совсем ушли, теперь их только на крыльях догнать можно, – со вздохом отозвался Уг. Подогнув под себя ноги, он устроился у костра, все время подвигаясь к огню все ближе и ближе, будто никак не мог согреться. Старик сидел угрюмо, сведя брови к переносице, он будто смотрел сквозь товарищей, потерянный в собственных мыслях. Но, вспомнив сегодняшнюю охоту, все же невольно улыбнулся:

– Хех, если б не Пера, мы бы и этого не принесли! Вот кого благодарить надо!

С десяток восхищенных глаз тут же нацелились на Перу, отчего тот засмущался и пригнул уши. Ему непривычно было такое внимание.

– У-у-у-ух ты-ы-ы! Молодчина, Пера!! – послышались возгласы – это пискляво затрещали набежавшие волчата. Ребятня тут же начала закидывать вконец потерявшегося Перу вопросами.

– Ну, мелкие! Не мешайте взрослым! – шутливо пригрозил волчатам Рино. Внимание шпаны тут же перешло к нему. Остальные смотрели на это с легкими улыбками – всем было радостно оттого, что даже в это тяжелое время есть место шуткам.

Но улыбались не все. Сбившиеся в тесный кружок старейшины вели напряженный спор:

– А я говорю – уходить надо! Уходить! Пока не передохли все! – потрясая козлиной бородкой, вещал седой волк. С его белесых рогов, облезших и тонких, как сухая ветка, ниспадал потрепанный платок, намотанный в несколько слоев.

Стаи небесных волков, как и прочие вурки, не имели определенного вожака или лидера – все дела решались сообща, часто под руководством группы старейшин. Лану-Лун не была исключением. Члены стаи могли в любой момент покинуть ее, в любой момент могли прийти новые волки, но за глобальные перемещения всей стаи отвечали старейшины. В Лану старейшин было пятеро, не считая Уга, что сейчас был занят с охотниками.

– И куда мы уйдем? – сложил на груди руки рослый вурк, лицо которого было покрыто множеством шрамов.

– Куда угодно, где на так жарит, – фыркнул сгорбившийся в звериной форме старик. Голос его звучал скрипуче, как рассохшаяся дверь.

Мнения разделились – кто-то с пеной у рта доказывал, что оставаться здесь больше нельзя, другие, напротив, и думать не хотели о том, чтоб покинуть родные земли.

– Это наш дом! Наши предки жили здесь! Предки наших предков жили здесь! И мы будем жить здесь!

– Мы умрем, если останемся!

В словах начали проскальзывать агрессивные нотки. Из глоток донесся приглушенный рык. Спор грозил перейти в настоящую потасовку.

– Стая Тару́г ушла, – три слова похоронили группу старейшин в тишине. Молчавшая до сих пор старушка, скрытая от глаз тенью забора, подняла голову:

– Стая Таруг ушла, – повторила она, – три дня назад.

– Таруг всегда были трусами, – сплюнул рослый вурк.

– Рапуда́ тоже собираются уходить, – в глубине глаз старушки зажегся упорный огонек. Под ее взором старейшины присмирели, словно малые волчата. Спорщики опустили взоры, многие серьезно задумались. Старушка оперлась спиной на частокол и замолчала, обвив руками колени. Хвост ее равномерно шаркал по засохшей земле, вздымая над костром облачка пыли.

– И… и что же ты предлагаешь, Ма́ла? Тоже уходить? – поднял голову черноволосый старик.

– Такие вопросы должны решаться всей стаей. Созовем собрание.

Старейшины замолчали, думая каждый о своем.

Пока старики спорили, остальные волки продолжали общаться. Нет, среди них тоже ходили разговоры о будущем и о засухе, но сейчас мало кому хотелось думать о подобных вещах. Пережив еще один тяжелый день, они хотели одного – отдыха.

Особо весело было детям – они вообще весь день были заперты по домам и получили возможность собраться вместе только сейчас. Глупо было бы упускать такой шанс.

Наигравшись с молодыми охотниками, мелкота уселась в кружок вокруг одного из костров – у самого маленького, сделанного специально для детей. С противоположного конца двора послышалось легкое пение, заиграла лютня. Дети замолкли, утомленные играми. Шуметь больше не хотелось.

– …красиво… – вдруг прошептала маленькая девчушка.

– Что красиво? – спросила подошедшая волчица. Она легонько подняла девчушку и усадила себе на колени.

– Светила. Они красивые. Особенно это, маленькое, – прозвучал ответ.

Волчица подняла глаза в небо – источая мягкое сияние, в вышине плыл Малеа. Он выглядел настолько хрупким и прозрачным, что казалось, будто сейчас растворится в ночном небе. Справа от него горел Руван. Его свет, напротив, был ярок, но не обжигал, как свет Муг. Руван был гораздо больше Малеа, но он никогда не затмевал собой его нежное сияние.

Как по команде, все дети разом посмотрели на небо. От несчетного количества звезд голова могла закружиться. Тихие и свободные, они мерно плыли в темноте, охраняемые светилами.

– Они, наверное, не голодали никогда…

Слова, сказанные вскользь, словно стрела пронзили разум волчицы. Девчушка, сидевшая на коленях, начала сонно кивать головкой. Улыбнувшись, волчица осторожно погладила ее по голове:

«Если и следующая охота провалится… Надо было сразу уходить, а не ждать…»

– Точно-точно, спросите у Ла́ви! – вдруг возглас вывел волчицу из раздумья. Удивленно подняв уши, она обнаружила вдруг, что стала центром детского внимания. Несколько пар глаз уставились на волчицу, чего-то ожидая.

– Что? – пискнула Лави.

– Небесные! Правда, что Небесные не голодают?

– И не болеют?

– И не скучают?

Вопросы сыпались как град, и бедная Лави совсем растерялась.

– Да нет… неправда это… – обронил вдруг кто-то.

Внимание детей перетекло в другую сторону, и волчица облегченно выдохнула.

– Неправда? А что тогда правда? Ниру, расскажи! – шумная ватага поскакала к говорившему.

– Всё-то вам знать надо, – проворчал, сидевший у забора Ниру.

Держа в руках пустую плашку, он, в отличие от остальных охотников, тихо притаился у самого дальнего угла двора.

– Раз начал, то рассказывай, – озорно блеснула глазами Лави, в душе радуясь, что не ей теперь отвечать на вопросы неугомонных малышей. Услышав детей, к ограде начали стягиваться остальные волки.

Лишь одно могло заставить этого молчаливого парня говорить – легенды. Ниру улыбнулся:

– Хах, ладно, уговорили, – волк подобрался, устраиваясь поудобнее. – Это произошло много столетий назад. Всю ночь шел дождь…

Глава 1 – Один волк, один феникс

Всю ночь шел дождь – слабая морось, разносимая промозглым ветром. Мелкие капли монотонно били по крыше импровизированного убежища молодого волка.

Волк летел над лесом, надеясь к полуночи добраться до города. Дождь пошел внезапно, вечером. В один миг закатное небо затянулось тучами. Это не помешало полету, но как, черт возьми, противно лететь под дождем! Вода брызжет в лицо, затекает под шерсть и чешую. Прыткие холодные капли пробираются сквозь пух прямо к коже, и создается такое ощущение, что под шкурой ползают полчища ледяных муравьев. До дрожи противно! Не думая долго, волк спустился в лес на первую попавшуюся на глаза полянку. Отыскав под каким-то кустом относительно сухое место, он на скорую руку натаскал веток, соорудив нечто, отдаленно напоминающее шалаш. Свою сумку, чтоб не испачкать, положил на спину. Свернувшись калачиком и слушая мерный стук дождя, волк уснул.

Утро выдалось ясным. От ночной непогоды не осталось и следа, только местами в траве поблескивали незаметные лужицы. Волк выбрался из шалашика: гладкая темная шерсть блеснула под светилом, чешуйки на спине и хвосте переливались иссиня-черным. Он потянулся, выгибая спину дугой – любая кошка позавидует. Над землей распростерлись слегка помятые крылья. Чернушно-темные перья, слипшиеся от влаги, постепенно расправились. Широко зевнув, волк сел:

– Вот же… пойду пешком – промочусь. Но и лететь неохота… – чуть слышно пробурчал он, оглядывая место сна. Ночью ему так и не удалось рассмотреть, куда приземлился, да и не до этого было. Убежище находилось вовсе не под кустом – это были корни. Выкорчеванные из-под земли корни поваленного дерева. Длинный ствол утопал в траве, тут и там валялись переломанные ветки. Однако за деревом виднелась поляна. В глубине синих глаз блеснул огонек любопытства. Навострив уши, волк осторожно покрался туда.

Запрыгнув на поваленный ствол, волк осмотрел поляну – там, погребенные под слоем опавших листьев, гнилых и почерневших от лесной влаги, покоились забытые скелеты палаток. Среди разбросанных палок и щепок можно было различить три или четыре деревянных каркаса, что когда-то служили путникам ночлегом. В самом центре опушки волк обнаружил сложенные кружком камни – видимо, место для костра.

«Странно все это», – подумал волк. Покинутый лагерь напоминал сейчас давнее место битвы. Нет, побоища – тот, кто здесь бушевал, точно разошелся на славу. Лагерь был уничтожен. Палатки разломаны, а то, что от них осталось, разбросано по округе, и это точно не походило на работу диких зверей. Нападавший не пожалел даже деревья – тут и там в траве валялись острые щепки и ободранная кора, а дерево – невольная жертва, лежало тут же, выкорчеванное из земли с корнями. Одно волка успокаивало – вокруг не было и намека на кровь или что похуже. Хотя следы запросто могло смыть дождем…

Не желая больше задерживаться в этом странном и слегка пугающем месте, волк закинул сумку на спину и резво засеменил в глубь леса. Однако, не пройдя и шага, незадачливый путешественник с громким плеском влетел в лужу. Лапа испачкалась в грязи, а шерсть промокла до груди. Но самое противное – вода попала между пальцев. Грязная, противная, холодная. Кожа под черной шубой тотчас покрылась мелкими пупырышками.

– Мр-р-р-рак! – прорычал, вытираясь, волк. Недовольно фыркнув, он попробовал языком слизать грязь с шерсти, но на зубах тут же заскрипела земля.

– Менять форму, срочно менять, – проворчал он, решив продолжить путь на двоих. Оглядевшись на всякий случай, волк скинул сумку и расправил плечи – с легким шипением исчезла шерсть и чешуя, за ненадобностью растворились и крылья. Выпрямившись в полный рост, посреди леса встал юноша.

Длинные черные волосы водопадом спадали с плеч на спину, прикрывая хрупкую фигуру. Светлые рога, покрытые мягким на вид пушком, украшали голову. Плечи и спина были покрыты маленькими аккуратными чешуйками, ровной миндалевидной формы. От крестца, продолжая изящный изгиб хребта, тянулся длинный хвост, оканчивающийся ровной, слегка растрепанной кисточкой. На первый взгляд – обычный небесный волк в истинной форме. Но одно бросалось в глаза – цвет. Весь, от кончика хвоста до кромок ушей – абсолютно весь он был темнее ночного неба. Темно-пепельный цвет кожи, казавшейся бархатисто-мягкой, словно только раскрывшиеся листочки мяты, отдавал легкой синевой на свету. Иссиня-черные чешуйки выглядели тонкими и хрупкими – с трудом верилось, что это и есть та самая природная волчья броня, по крепости уступающая лишь драконьей чешуе. Как правило, при смене облика шерсть и чешуя, если такова имелась, сохраняли свой цвет, но вот кожа – это было странностью для всех вурков, особенно для небесных волков.

– П-прохладно как-то, – слегка поежился волк. Присев на корточки, он, чуть покопавшись, выудил из сумки кожаную флягу. Воды было не много – грустно вздохнув, волк сделал всего один глоток, а остальное вылил на руку, смывая начинающую подсыхать грязь. Так же быстро в сумке были найдены и штаны, и легкая туника. Талию оплел витый пояс. А вот надевать туфли он не решился – не захотел портить обувь немытыми ногами. Закончив одеваться, он закинул сумку с поклажей на плечи и продолжил осторожно пробираться сквозь лес.

Кару́н-Го́ был большим городом, уместившимся на устье самой величественной реки долины – Ру́н-Но́р. За городом располагалось огромное озеро, а окружал Карун-Го густой лес. Жили там в основном фавны да кошки, хотя последние жили везде. Внешне это был обычный городок, небогатый, но большой. Обычные жители, обычные дома. Но одно отличало его от прочих городов Пара́м-Ви́м – ярмарка. Ведь именно в период летней ярмарки этот обычный Карун-Го становился настоящим центром торговли. Туда слетались вурки со всех частей долины и даже из-за ее пределов. Драконы, птицы, волки, ве́рсты; охотники, кузнецы, торговцы, артисты – кто только ни приезжал на ярмарку. Направлялся туда и волк.

До Карун-Го оставалось всего ничего, и волк не спешил. Он покойно шагал под деревьями, даже не старался выйти на дорогу. Муг уже поднялся высоко в небе, его яркие лучи освещали лес, постепенно испаряя остатки ночной влаги. От земли медленно поднимался пар, слегка размывая картинку перед глазами. Волку нравился теплый свет, но он старался идти в тени – темная кожа и шерсть слишком быстро нагревались.

Свежий лесной запах, чуть сладковатый, приятно щекотал нос. В уши свободным потоком влетали мелодичные трели птиц. Волк наслаждался прогулкой. Кончик черного хвоста промок насквозь – неторопливо покачиваясь из стороны в сторону, он случайно или нарочно иногда задевал окружающие растения и кусты, отчего на землю градом летели крупные капли росы. Волк не боялся леса, шел не скрываясь, воображая себя героем какой-нибудь сказки или легенды. Он путешественник – отважный и гордый, бредет по дремучим лесам навстречу неизведанному. Парень совсем замечтался, однако прозвучавший совсем близко шорох вернул его в реальность. Звуки и шорохи в лесу не были чем-то необычным, но этот звук явно отличался от привычных лесных. Чуть в стороне, за зарослями ежевики послышались голоса. Любопытный волк направился к колючим кустам. Чем ближе он подходил, тем отчетливее слышался шум.

Как догадался волк – за кустами была тропа. Идущие по ней тоже остановились, прислушиваясь. Сквозь листья было трудно рассмотреть, кто шел, но группа не казалась большой.

– Кто здесь? – прикрикнул кто-то. – Выходи, мы тебя слышим.

Парень замер. Голос казался сердитым, но не опасным. Вдохнув поглубже, волк выставил вперед сумку и полез через заросли. Раздался хруст сломанных веток, и на тропу вывалился помятый юноша.

– Кто такой, зачем следил? – спросил все тот же голос. Это был внушительных размеров сокол, с ним в группе находились еще две птицы и кот, все в истинных формах. Большой сокол угрожающе распушил перья, но волка почему-то рассмешила эта напускная грозность. Остальные путники преспокойно стояли поодаль, кот даже с наглым любопытством разглядывал волка, медленно водя хвостом.

– Не следил я, просто на шум вышел, – спокойно ответил волк, стряхивая с одежды крошки листьев. Его вид не внушал опасений – столь хрупкое создание вряд ли может навредить целой группе. Расслабившись, сокол спросил уже не так сердито:

– В город идешь? – волк кивнул.

– Мы тоже, – расплылся в улыбке кот, перебивая сокола. – Идем с нами? Я Ро, этот ворчун – Пари́с, там Лаг и Ки́ви. Мы – вольные путешественники.

Лаг и Киви приветственно кивнули, Парис только цыкнул и закатил глаза.

– Охотно присоединюсь, – ответил волк. Подождав, когда он отцепит от одежды оставшиеся колючки, группа продолжила путь.

«Вольные путники» скорее всего были просто кучкой бродяг. Они практически ничего с собой не несли, сумки были маленькие, явно не торговые. На охотников они тоже мало походили. Впереди всех вышагивал Парис, всем своим видом показывая неожиданному попутчику, кто здесь главный. В стороне от него пританцовывал кот. Ро то и дело оглядывался на волка, будто хотел что-то спросить, но не знал, с чего начать. Чуть в стороне тихо переговаривались Киви и Лаг.

– Малой, а ты грубиян, – неожиданно заметил Парис.

– Отчего же? – недоумение мелькнуло на лице волка.

– Имя.

«…»

– Мой нетактичный друг хотел сказать, что мы до сих пор не знаем твоего имени, хотя сами и представились, – встрял Ро.

– Ой… Мале́а, меня зовут Малеа, – назвался волк. На щеках он почувствовал жар, но румянца не было заметно на темной коже.

– Прия-я-ятно познако-о-о-омится, – промурлыкал Ро, нарочито растягивая слова

Не успел Малеа и глазом моргнуть, как кот оказался настолько близко, что задевал волка своим мягким хвостом:

– Ты один путешествуешь? Ты же небесный волк, вы же всегда стаями передвигаетесь.

– Да… я отстал от них… – замялся Малеа. По его растерянному виду Ро понял, что тему стаи затрагивать не стоит. А вот Парис явно не отличался догадливостью:

– А с какой ты стаи, малой?

– Из стаи… из стаи Куа́н-Лу́н, на юге, – мрачнея, ответил Малеа. Разговор ему нравился все меньше и меньше.

– Ба-ба-ба, какая скука! Стаи, деревни, еще про бабушку свою расскажи! – вскричал Ро, в очередной раз перебивая Париса, на что тот ему ответил гневным взглядом. Малеа же был рад, что находчивый кот нашел способ избежать такой неприятной темы.

– Лучше скажи, зачем на ярмарку идешь? Ты же на ярмарку? Мы тоже! – пустился тараторить Ро. Хотя вопросы и были адресованы Малеа, он не ответил ни на один. Не успевал. Самозабвенно болтая, кот незаметно для себя обогнал волка и сейчас буквально разговаривал с воздухом. Крики привлекли внимание Лага и Киви. Они с двух сторон подкрались к недоумевающему Малеа.

– Не обращай внимания на этого болтуна, – тихонько подмигнул Лаг.

– Точно, точно, смотри – ему и собеседник не нужен, – прыснул Киви.

И правда, словесный фонтан Ро бил, не переставая, – сейчас он уже рассказывал об «огромнейшем олене», у которого были «во-о-о-о-от такие рога». В этот момент кот растянул руки в сторону настолько широко, насколько смог, что вызвало со стороны Париса очередной «тц». Смотря на этот цирк со стороны, две птицы и волк так и прыснули со смеху.

***

Всю ночь шел дождь. Он противно барабанил по крыше гостиницы, в которой остановился феникс. Мелкие, частые и такие нудные – тук-тук-тук, эти капли выбивали свою монотонную чечетку до самого утра. Бывает дождь приятный, свежий и неторопливый. Он мерно отбивает свой ритм, бормочет тучками сам с собой, как старый, но добрый дядюшка. Он не закрывает неба, напротив – каждая капля его освещена Мугом, каждая крупица дождя буквально светится изнутри теплым небесным огоньком. Под такой дождь особенно хорошо спать – он успокаивает, убаюкивает. Этот дождь таким не был. Мерзкий и унылый, он накрыл небо под вечер непроглядными тучами и всю ночь, как безумный, дребезжал по крыше.

Феникс прибыл в Карун-Го всего два дня назад. По правде сказать, он не любил крупных праздников, да и вообще каких угодно праздников. Ему не нравился шум городов и откровенно раздражала ярморочная толкотня. Но сюда он пришел не веселиться, а работать: смеси бродячих аптекарей очень хорошо расходились у базарных зевак, а именно это и было основной деятельностью феникса.

Вообще аптекари считались своего рода врачами. Только врачами немного иного направления – они не лечили болезни, но создавали лекарства. Мази, порошки, настои, лечебные смеси и сборы – чего только не продавали эти бродячие лекари. Настоящих аптекарей было мало – слишком уж сложное это дело. Ведь прежде, чем продать лекарство, сначала надо вырастить или найти подходящие травы, потом собрать и обработать урожай, смешать ингредиенты в нужных пропорциях. А ведь многие снадобья еще требовалось настоять, выдержать… Ради редких растений врачевателям подчас приходилось пробираться в самые немыслимые места долины. Зато и спрос на услуги аптекарей был высок – от щепетильных красоток до городских больниц – на недостаток клиентов точно не пожалуешься. Особенно хорошо торговля шла на ярмарках. Тем более у феникса в Карун-Го имелась парочка постоянных клиентов.

В ту ночь он долго не мог заснуть и лишь под утро провалился в короткий и беспокойный сон, навеянный дурной погодой. Встал феникс с чувством усталости, будто и не отдыхал вовсе. Умывшись, он неспешно спустился на первый этаж.

– Господин Рува́н, подождите, господин Руван, – прокричал кто-то в спину – то был помощник управляющего. Размахивая руками из стороны в сторону, вурк направлялся к фениксу:

– Вчера вечером Вас разыскивала какая-то старушка. Просила передать, чтоб Вы зашли в Дом Дани́ры сегодня.

– Спасибо. Я понял, – сухо ответил феникс.

«Дом Даниры» – так называлось местное кабаре. Девочки-танцовщицы очень любили косметические средства Рувана, а гагана Данира была хозяйкой сего заведения. Видно, прозорливая старуха уже прознала про прибытие «дорогуши Рувана».

«Ну что ж, к Данире, так к Данире», – вздыхал феникс, возвращаясь свою в комнату за вещами.

Карун-Го был довольно большим городом. Удачное расположение на перекрестке торговых путей обеспечивало его провизией в течение всего года. Здесь находилось множество гостиниц и постоялых дворов, общественных столовых и бань. Но самое важное, что отличало Карун-Го от прочих населенных пунктов, – это больница. Не местная бабка-ворожея или старейшина-лекарь, а самая настоящая больница.

Жители городов, в отличие от деревенских, практически всегда ходили только в истинном обличии, что очень нравилось Рувану. Он не любил форму птицы: слишком мелкая и неудобная, в ней нельзя было таскать с собой большой короб со смесями, а он был необходимым атрибутом многих бродячих торговцев. К тому же, отсутствие одежды в звериной форме, как бы сказать, немного возмущало Рувана.

Стоит заметить, одним своим видом феникс производил впечатление существа угрюмого и неприветливого. Руван был высок – наверное, на голову выше любого вурка. Широкие плечи и крепкая спина сразу выделяли этого птаха из толпы: увидишь такого издалека, и сразу ясно, кто идет. Обладая от природы прямой, немного даже надменной осанкой, феникс довольно сильно портил ее своими отшельническими привычками. Ходил он прямо, но глядя на него все создавалось впечатление, что феникс вечно сутулится – голова была опущена вниз, а взгляд устремлен в землю. Но стоило только фениксу поднять глаза, и окружающие сразу понимали, что именно так отталкивает их в этой птице. Его карие глаза, вечно скрытые непослушной челкой, всегда смотрели на собеседника исподлобья, с каким-то бесчувственно-тоскливым выражением – с Руваном было попросту неуютно говорить. Потому-то он будто хотел закрыться, спрятаться ото всех, часто поднимал плечи, из-за чего шея казалась на порядок короче. Руки аптекарь почти всегда держал перед сбой, будто подсознательно огораживаясь от потенциального собеседника, а хвост опускал низко, буквально волоча перья по земле.