Текст книги "Рукопись Бога"

1

До конца года оставалось два дня, а дождь и не думал прекращаться.

Город вымок до нитки, вода просочилась сквозь его омертвевшую кожу, слякоть проникла в его недра.

После тревожной, скомканной ночи, проведенной на диване и креслах в квартире на улице Вулкана, Альваро, Ривен и Эрнандес наскоро позавтракали в неуютной забегаловке и поспешили на проспект Пальмера, навестить хранителя, следующего по списку.

Машину пришлось бросить на отдаленной стоянке; когда троица подходила к дому, навстречу им на полной скорости промчался автомобиль похоронной службы в сопровождении двух полицейских машин. Вход в часовню был оцеплен.

Смерть определенно отправилась на экскурсию по местным церквям.

Полицейский в форме распахнул перед гостями дверь, за которой моментально возникла Ауксилиадора.

Она была печальной и злой, костлявой и, несмотря на это, чувственной. Женщина средних лет, с волосами, стянутыми тугим узлом и заколотыми гребнем, и глазами, давно привыкшими читать Ветхий Завет при свечах и, возможно, смотреть на брата с совсем не сестринской нежностью.

– Доброе утро… Как я уже сказал офицеру, мое имя Альваро Тертулли. Здесь живет отец Онесимо Кальво-Рубио?

– Я Ауксилиадора Кальво-Рубио. Мой брат перестал быть «отцом» много лет назад. Из-за проблем со здоровьем.

– Я не знал. Он дома?

– Только что отбыл, – она махнула вслед катафалку. Вечная история.

– Пресвятая Дева, если бы вы только знали, как мне жаль. Я же приехал из Ватикана только для того, чтобы его повидать, – повторил Альваро привычную формулу.

– Он вас не ждал, – женщина кивком выпроводила полицейского, но не спешила звать гостей в дом.

– Простите, что беспокою вас в такую минуту, но мое дело не терпит отлагательств. Разумеется, он меня не ждал. Мы ведь даже не знакомы. Зато он знал моего дядю, кардинала Гесперио Тертулли. Ваш брат наверняка упоминал о нем.

Выслушав Альваро, женщина произнесла тихим, но твердым голосом, ясно давая понять, что переговоры закончены:

– Убирайтесь отсюда и никогда больше не появляйтесь в моем доме.

Прежде чем дверь захлопнулась, они успели увидеть в глазах сестры Онесимо испепеляющую ненависть.

– Могильщики и те видят за день меньше мертвецов, чем вы, – хмыкнул Ривен вдогонку расстроенному священнику. Эрнандес с рассеянным видом плелась следом.

На обратном пути все молчали.

В те дни Севилья вовсе не просыпалась. На проспекте Пальмера почти не было машин, на тротуарах изредка мелькали случайные прохожие, никто не спешил отдернуть занавески на окнах… Утром первого рабочего дня, обещавшего городу новые трупы, живые предпочли затаиться и выжидать.

Альваро, Эрнандес и Ривен прятались от дождя под ненадежным козырьком на пустой автостоянке.

– Не думаю, что могильщики привыкают к своей работе, – запоздало ответил Альваро.

– Я сейчас припоминаю, что работал могильщиком в одной деревне в Эстремадуре, – проговорил Ривен очень серьезно. – Вы правы. Мертвецы куда более капризные клиенты, чем может показаться. Все им не так. Да и условия работы были не приведи господи.

На парковку заехала малолитражка, сделала пару кругов и умчалась, словно испугавшись обилия свободного места.

Священник вернулся мыслями в мансарду на улице Вулкана, где они провели эту ночь. Сквозь дремоту и головную боль ему являлся белобородый старик и протягивал дискету с именами мертвых священников. Потом в его сны вторглась Алеха, молчаливая, с мокрыми волосами, в полупрозрачной комбинации, какие носили в середине прошлого века. Утром он повстречался с ней наяву и, уходя, был даже рад, что это единственное место во всем городе, куда можно вернуться.

Когда ветер немного улегся, Эрнандес и Альваро одновременно заговорили о том, что предпринять дальше.

– Онесимо Кальво-Рубио преподавал на факультете географии. Можно попытаться поискать в университете… Поспрашивать преподавателей, порыться в вещах. Вдруг удастся что-нибудь узнать о чемодане. Ясно, что его сестра нам ничего не скажет.

– Мой отец держал чемодан в одной деревне неподалеку от Малаги, Торребьентосе. – Эрнандес вовсе не хотела перебивать священника, просто она приняла окончательное решение именно в этот момент. – Можно обернуться за несколько часов.

– Вы уверены, что сумеете его найти? – встревожился старик.

– С такой же легкостью, с какой вы расстанетесь с обещанными мне деньгами.

– Я уже говорил, что деньги не проблема.

– …Сумма зависит от того, насколько серьезно дело, в которое вы меня втянули. Если я найду чемодан, это вовсе не значит, что вы его получите. Поговорим, когда до него доберемся.

– Как скажете.

Альваро не был человеком действия, однако он не был и стратегом. Страх перед неизвестностью мешал ему выбрать правильную дорогу. Больше всего на свете священнику хотелось вернуться на улицу Вулкана, чтобы снова увидеть во сне нагую Алеху.

– Нам придется разделиться, – заявил Ривен.

– Да, конечно, – поспешил согласиться Альваро, довольный, что кто-то принял решение за него. – Сколько времени вам понадобится, чтобы забрать чемодан?

– Немного. Надо отыскать Элисею, отцовскую кузину. Если выехать прямо сейчас, можно поспеть до завтра.

– Ривен поедет с вами, – заявил Альваро, возвращая себе бразды правления. – А я пока наведаюсь на факультет географии, а потом нанесу повторный визит Пелайо Абенгосару на улицу Скульптора Себастьяна.

– Тогда пусть машина остается у вас, – решил Ривен. – А мы – на поезде. Ночевать вы будете на улице Вулкана?

– Да. А где же еще…

– Мы туда приедем, если успеем. А если все затянется, нам надо придумать, где встретиться в городе.

– Я уже говорил, что не слишком хорошо ориентируюсь в Севилье…

– Как насчет парка Аламильо?

– Более-менее. Я видел указатель на улице Торнео.

– Это довольно спокойное место. Давайте договоримся встретиться там в три; в кафешке у озера.

Альваро не ответил; при мысли о том, сколько всего ему предстоит сделать в незнакомом городе совершенно одному, священника сковал страх, как бывает с парализованным, которого слишком рано начинают заново учить ходить.

– Вы подвезете нас на вокзал?

– Конечно… Берегите себя.

Священник не двигался с места, но в мыслях уже подъезжал к вокзалу Санта-Хуста, а потом возвращался в центр города, оставлял машину на стоянке и пешком отправлялся к зданию Факультета географии на улице Сан-Фернандо…

2

…Двери географического факультета на улице Сан-Фернандо были приоткрыты.

В дни зимних каникул старинное здание Королевской табачной фабрики, превращенное в университет в тысяча девятьсот сорок девятом году, пустело. В широких коридорах и на мраморной лестнице, ведущей на второй этаж, где находилось отделение социальной географии, Альваро столкнулся только с уборщиком и парой секретарей, которым, в отличие от преподавателей, не полагалось длинных выходных.

Кафедра размещалась в конце коридора, за крепкими деревянными дверьми.

У Альваро не было никакого конкретного плана, но, как он успел заметить, с тех пор как приехал в Севилью, респектабельный вид и утонченные манеры открывали и не такие двери.

Эта, по счастью, оказалась не заперта. За ней располагался маленький вестибюль, в глубине которого, напротив аудитории SIG, помещалась кафедра. На двери алела табличка, где старомодным шрифтом было выведено «Онесимо Кальво-Рубио». В тот момент, когда священник собирался постучать, на пороге появился молодой человек со стопкой книг в руках, по всей видимости аспирант.

– Космическая фотосъемка? – переспросил Альваро, прочитав название на корешке одной из книг.

– Влияние автострад на развитие больших городов, – пояснил аспирант, широко улыбаясь. Никогда не стоит упускать возможность понравиться преподавателю, даже чужому.

– Удачи, – пожелал Альваро, придерживая дверь. – Не беспокойся, я закрою.

Кроме кабинета заведующего, на кафедре были приемная и маленький конференц-зал.

Кабинет Онесимо был заставлен такой же солидной, мрачноватой и безликой мебелью, как и весь факультет. Обстановку дополняли пергаментный глобус и пара старинных гравюр с видами Падуи. Книжные полки были полны учебниками географии и атласами на разных языках, и только на небольших стеллажах по обеим сторонам письменного стола нашлось место для коллекции дисков и литературных предпочтений самого профессора, которые составляли в основном религиозные сочинения.

Священник снял плащ, нацепил очки и принялся методично обыскивать кабинет, стараясь не пропустить ни одного укромного уголка, где мог бы скрываться чемодан.

Потом он столь же методично перелистал каждую книгу: хранитель мог нарушить клятву не открывать чемодан и спрятать рукопись под какой-нибудь непритязательной обложкой.

Такое занятие могло показаться долгим и нудным, но не тому, кто всю жизнь имел дело с печатным словом.

Ничего.

Время шло, нос Альваро чесался от пыли, стекла очков заливал пот. После обыска книжных полок стопки дисков казались желанным отдыхом. Хотя священник снял очки и проглядывал записи не слишком внимательно, одно название сразу бросилось ему в глаза. Вместо ГЕО-5 на нем значилось АГГЕО. Аггей, пророк, именем которого названа пятая книга Рукописи Бога. Впрочем, Альваро тут же убедил себя, что это наверняка какая-нибудь аббревиатура. На всякий случай он сунул диск в карман, чтобы разобраться с ним, когда будет возможность.

Священник перебрался в конференц-зал с длинным столом, книжными полками и широким окном, выходившим во внутренний дворик.

Вокруг было очень тихо.

Альваро решил передохнуть; хоть поиски и не принесли результата, отчего не позволить себе немного поразмыслить в тишине и покое.

Вид пустынного двора действовал умиротворяюще.

Несмотря на все загадки, опасности и усталость, у Альваро впервые в жизни было ощущение, что он занимается чем-то по-настоящему важным. Все было очень просто, как в детской сказке. Жил-был один хороший человек, – его дядя – который нашел волшебную книгу – Рукопись Бога – и передал ее пятерым ученикам, – хранителям – чтобы она не досталась плохим людям – Тайному Союзу – и чтобы совершить некий обряд, – смену хранилища – во время которого отважный герой – сам Альваро со своими помощниками – спрячет книгу в надежном месте, как повелось веками.

В любом киоске можно было отыскать комиксы с похожим сюжетом.

В окно было видно, как секретарша с папкой под мышкой спускается по лестнице.

День начинал клониться к вечеру, а священнику предстояло пересмотреть еще целую кучу книг.

Пособия были расставлены по дисциплинам: урбанистическая география, социальная география, география населения, сельскохозяйственная география, развитие регионов, индустриальная география, глобальная экономика, транспортная география…

Альваро педантично пролистывал один том за другим, и каждый из них оказывался именно тем, что обещала обложка.

Главная проблема любой сказки в том, что она не знает полутонов: негодяи в ней воплощают абсолютное, дистиллированное зло, волшебные книги обладают всеми возможными магическими свойствами, а на одеждах добра нет ни одного пятна.

География торговли, география туризма, тендерная география, география информационных систем, освоение территорий, история географии…

Альваро с большим трудом заставлял себя не смотреть в окно.

Процессию нищих, поднимавшихся по лестнице, возглавлял бородач с костылями, в которых он явно не нуждался. За ним шагали толстая девица в брюках и свитере, женщина с полопавшимися от уколов венами, пригожий светловолосый парнишка, одетый лучше остальных, и здоровяк в грязных лохмотьях, с размозженным выстрелом подбородком.

Альваро, затаив дыхание, смотрел, как они преодолевают последние ступени и входят в коридор.

Удивительное шествие заворожило его.

Появление грязных бродяг в университете было как пощечина уютному академическому мирку, навсегда оторвавшемуся от реальности.

Пришельцы умирали со смеху, глядя на перепутанных секретарш, что шарахались в стороны, пропуская диковинную процессию. В этом смехе, пронзающем не хуже кухонных ножей, слышалась вековая ненависть обездоленных к тем, кому повезло. Альваро все видел, но не двигался с места.

Священник спокойно ждал приближения опасности.

Без тени страха.

Он наблюдал за бродягами, пока те не исчезли в коридоре, ведущем к кафедре.

Как только нищие пропали из виду, Альваро очнулся. Странное спокойствие сменилось приступом паники, священник подхватил плащ, метнулся в коридор и выскочил на лестницу.

3

– Между прочим, поезд стоит в Торребьентосе всего две минуты.

– Расскажи мне об этом месте.

– Это была единственная наша с… с Коронадо совместная поездка. Он очень любил свою кузину. И доверял, раз решил оставить чемодан у нее. Это было почти двадцать лет назад.

В пассажирском вагоне, прицепленном к почтовому поезду, не было никого, кроме Эрнандес и Ривена. Они курили, сидя друг против друга. Женщина пыталась смотреть в окно, но окрестные пейзажи скрывались за пеленой дождя.

– Эта деревня – нечто особенное. Когда загрязнение воды в прибрежной зоне достигло предела, ловить рыбу стало невозможно, любителям купания пришлось перебираться в бассейны, и процветающие рыбацкие и курортные поселки превратились в города-призраки. Для Коста-дель-Соль это были тяжкие времена. Но Торребьентосу повезло. Руководство не помню какой партии решило создать там рай для инвалидов. Они потратили миллионы на то, чтобы поднять деревню из руин и сделать из нее уголок нетронутой природы и поселить в нем людей, страдающих всевозможными недугами. В качестве бонуса решено было отремонтировать старинный отель и знаменитый санаторий для безнадежных больных. Кузина Коронадо как раз окончила курсы медсестер, и ее тут же взяли на работу в санаторий. Второй медсестры, столь же преданной работе, было не сыскать. Нужно иметь крепкие нервы, чтобы каждый день видеть, как кто-нибудь умирает. Особенно если к ним привязываться…

– Главное, не одалживать им денег. А как она сейчас?

Не то чтобы эти слова по-настоящему задели Эрнандес, но она предпочла пропустить их мимо ушей и продолжала, стараясь не терять нить повествования:

– Потом к власти пришла другая партия, и проект перестали финансировать. Больные разъехались, хотя и не все. Многим понравилось жить на природе, и они решили остаться в поселке вместе с родственниками, врачами и медсестрами. В довершение всего Торребьентос наводнили бродяги. Говорят, теперь это жуткое место, там нет ни воды, ни электричества, ни властей, ни порядка. Страшная нищета. Государство продолжает поддерживать только санаторий. Кажется, Элисея до сих пор там работает. Знаешь, она была весьма привлекательной особой.

– С большим бюстом?

– Изящной и миниатюрной. Сейчас ей за пятьдесят. Если честно, я не знаю, хранит ли она чемодан до сих пор.

Ривен посмотрел в окно, за которым сгущались сумерки, и заговорил, не глядя на женщину:

– Если предположить, что он все-таки у нее, значит, у нас есть два чемодана из трех. Что нам с ними делать?

– Это решать Альваро.

Ривен подсел к женщине и положил руку на спинку ее сиденья. Теперь он смотрел ей прямо в глаза.

– Чтоб тебя, Эрнандес. У нас могло бы что-нибудь получиться.

– Мне надо выйти.

– Я подожду.

Но она не двигалась с места.

– Ты любишь деньги? – спросила она, не пытаясь убрать его руку со своего плеча.

– Деньги нужны для того, чтобы не приходилось спать, выпивать и трахаться в подъезде. Ненавижу подъезды.

– Мне тоже приходилось в них бывать.

– Возможно, мы даже встречались.

– Приступ ностальгии? – усмехнулась Эрнандес. – Ладно, я пошла.

Ривен провожал девушку глазами, дымя сигарой.

Он задумчиво провел рукой по ее кожаной куртке, брошенной на сиденье. Встал, погасил сигару. Снял шинель. Опять закурил и пошел следом за Эрнандес.

В конце вагона располагались три двери. Парковщик выбрал ту, на которой был нарисован женский силуэт.

Эрнандес сидела на унитазе со спущенными джинсами и трусиками. Увидев Ривена, она вскочила. Волосы на лобке девушки были влажными.

– Мы можем сделать две вещи. Даже три, – заявил Ривен, расстегивая штаны.

Эрнандес с любопытством глядела на него, не пытаясь прикрыться. Даже в этот миг полная достоинства.

– Мы можем продать чемоданы ублюдкам, которые за нами охотятся. Они точно будут довольны. – Ривен приспустил штаны и погрузил пальцы во влажное лоно женщины.

Эрнандес прислонилась к стене.

– Можем отдать их Альваро. Он заплатит, сколько мы скажем, – Ривен вошел в нее и начал двигаться, медленно и грубо.

Эрнандес удивленно вскинула бровь, словно ждала чего-то другого.

Медленно и грубо.

– Есть и третья возможность. Я начинаю подозревать, что в этой истории имеется третья заинтересованная сторона. Мы могли бы спрятать чемоданы и выйти с ней на связь. – Ривен задрал на Эрнандес свитер и лифчик и принялся ласкать ее маленькие упругие груди с розовыми ореолами вокруг отвердевших сосков. – Как бы то ни было, пока не появится еще один чемодан, нам лучше оставаться в игре.

Волосы у Эрнандес под мышками были такими же светлыми и влажными, как на лобке.

Даже в синяке под глазом было что-то невыносимо чувственное.

– Черт, возьми, Ривен, что ты творишь?… Да ты спятил.

Руки женщины скользили по спине парковщика.

Поезд постепенно замедлял ход.

Поезд, но не Ривен.

4

Промокший до нитки и совершенно безумный Пасиано брел к своему магазину по улицам, на ходу менявшим облик и направление.

Он по-прежнему держал руки в карманах и время от времени принимался мастурбировать, не в силах унять жаркой болезненной похоти.

По дороге Пасиано грезил об острове Вентура.

Много лет назад он видел по телевизору документальный фильм о венесуэльской коммуне прокаженных, не желавших считать себя больными. Их тела гнили живьем, но в глазах не было страха.

Пасиано представлял себя затерявшимся в зараженной толпе и был совершенно счастлив.

Опустошенный, голодный, больной. Поглощенный головокружительным зрелищем вселенской бойни. Он шел от одного круга ада к другому, совокупляясь с умирающими старухами, ублажая сифилитиков, лаская увечных, насилуя потерявшихся детей, наслаждаясь близостью смерти…

На улице Калатрава молодая мать, засмотревшись на витрину, выпустила ручку трехлетнего сына, и он остался один посреди мостовой.

Пасиано, еще несколько дней назад окончательно утративший способность рассуждать и подчинявшийся смутным инстинктам, пересек улицу, взял малыша за руку и, не глядя на него, повел за собой. Продавец комиксов спешил вернуться в свою лавку, торопился туда, где обоих ждали падение и гибель.

Дрожащими руками он открыл дверь магазина и запер ее за собой на несколько оборотов. Тихий смуглый мальчонка смотрел на него с доверчивой улыбкой.

Сбросив одежду, Пасиано привалился к заваленному старыми комиксами прилавку, стараясь отдышаться.

Годы, прошедшие до того, как Алеха в последний раз зашла к нему в лавку, теперь казались Пасиано пустыми и бессмысленными. Его пенис был покрыт ссадинами: сувенир на память о путешествии в ад. В соседней комнате ждал ребенок, лучший способ продемонстрировать Богу, что он плевал на свою бессмертную душу.

Пасиано не помнил ни о письмах, ни о потайных местах, в которых ему пришлось побывать.

Утихший было голод стал разгораться с новой силой, и продавец комиксов бросился в смежную комнату, к ребенку.

Мальчишка сидел на столе совершенно голый.

Застывший на пороге Пасиано не мог отвести взгляд от перевернутой пентаграммы на тонком детском запястье.

Мальчик посмотрел ему прямо в глаза. В его взоре была бездна коварства и мудрости.

Ребенок засмеялся.

Так могло смеяться очень древнее существо, прожившее на земле не одну тысячу лет.

Он смеялся.

Смеялся.

Смеялся.

5

Эрнандес запомнила улицы Торребьентоса совсем другими.

Чистота, порядок и достаток, о которых, не жалея сил, заботились прежние власти, сменились полным запустением.

То тут, то там попадались инвалиды в старых креслах-каталках.

Покинутые дома зияли разбитыми окнами.

Отсутствие электричества ощущалось даже днем.

Двое слепых, тип с ортопедическим аппаратом на ноге и опрятный нищий играли в домино на пластиковом столе под козырьком заброшенного кафе. Слепые выигрывали.

Молодой человек в красной пижаме с трудом передвигал ноги, едва не падая под непомерной тяжестью собственного жира.

Старуха покрикивала на двоих бездомных, которые везли ее в тележке из супермаркета, за ними шлепала по лужам слабоумная девчушка.

Карлик провожал прохожих злобным взглядом.

Ривен и Эрнандес, старавшиеся держаться под козырьками и балконами, чтобы не вымокнуть окончательно, не слишком выделялись на фоне городского пейзажа.

Поодаль плескалось грязное море.

Горбатый тип жонглировал зонтиком и одновременно пытался прятаться под ним от дождя.

Эрнандес привела Ривена на улицу, застроенную однотипными бунгало.

– Это точно здесь? – усомнился парковщик, глядя на маленький домик с грязными стенами и полуоткрытой дверью. И тут же заметил на двери украшенную изразцами вывеску «Вилла-Элисея». В глубине дома послышались чьи-то голоса.

В гостиной старик и две старухи лет семидесяти, совершенно голые, пытались разыграть сцену из порнофильма. Они, смеясь, щупали синие от холода тела друг друга и никак не могли возбудиться.

Парень, одна нога которого была обута в ботинок на толстой подошве, чтобы скрыть разницу в длине ног, держал на плече камеру, а опиравшийся на костыли старик с коричневыми родимыми пятнами на лысом черепе выполнял обязанности режиссера.

На Ривена и Эрнандес никто не обратил внимания.

– Твою мать… – прошипел режиссер, потеряв терпение. – На словах вы все гиганты, а как доходит до дела, ни у кого не стоит. Мало тебе виагры скормили.

Актер стыдливо потупился.

– Я же говорил, нужно позвать кого-нибудь помоложе.

– Тогда будет совсем не тот эффект… Придется раздобыть фаллоимитатор. А вы что здесь делаете? – Он наконец заметил пришельцев.

– Мы ищем Элисею, – выступила вперед Эрнандес.

– Ее нет.

– А где она, на работе?

– Она уже черт знает сколько лет нигде не работает.

– Так где же она?…

– А я почем знаю? Она сдала мне дом на день за полтинник. Я ей не секретарша.

– Этим можно заработать? – поинтересовался Ривен у оператора.

– Если получится продать, – ответил тот, глядя в сторону.

Измученные актрисы пытались прикрыть срам, их партнер со стоном закрыл лицо руками.

– Эй, дядя, что это с тобой? – прикрикнул парень в ботинке на толстой подошве.

– Видите, что вы устроили? – возмутился режиссер. – Напугали мне актеров.

Старик тщетно пытался подняться на ноги, прикрываясь одеждой.

– Вы точно не знаете, где может быть Элисея? Она моя тетя.

Оператор поставил камеру на пол и помог старику выпрямиться, увещевая его разговорами о долге артиста и напоминая об обещанных деньгах.

Ривен осторожно приблизился к актерам.

– Поищите в старом баре «Коста-дель-Соль» или еще где-нибудь, где продают выпивку. Только, ради бога, уйдите отсюда.

– Ривен… Идем? – позвала Эрнандес.

Оператор грубо тряс старика за плечи, стараясь оторвать его руки от лица, но тот лишь дергал головой.

Услышав голос девушки, Ривен вздрогнул.

И вдруг осознал, что изо всех сил сжимает зубы.

Что у него дрожат колени.

Что рука нащупала в кармане нож.

И поспешил напомнить себе, что он человек, который не вмешивается в то, что его не касается.

Приветливо улыбнувшись, парковщик попытался пнуть ногой стоявшую на полу камеру.

И почти попал.