Текст книги "«Человек исторический» в системе гуманитарного знания"

Все это вместе взятое предопределяет полидисциплинарный характер исследовательских практик (см. рис. 4.5).

Рис. 4.5. Междисциплинарные связи изучения учебной повседневности

Предметные области каждой из выделенных дисциплин по вполне понятным причинам ограниченны. Так, политологию интересует прежде всего содержание государственной политики в области образования. В этом она отчасти смыкается со сферой приложения «новой политической истории». Но у последней есть и свой специфический интерес в виде исследования образования как властного феномена.

Анализ правового обеспечения учебного процесса невозможен без применения инструментария юридических наук, а педагогических технологий – без привлечения психологических и педагогических дисциплин. Для изучения трудовых конфликтов и путей их преодоления в педагогических коллективах учебных заведений могут быть использованы наработки «новой рабочей истории». Тогда как в сферу «новой интеллектуальной истории» попадает собственно феномен научного и педагогического творчества.

Трансдисциплинарность заключается в размещении объекта исследования внутри глобальной системы, без строгих границ между дисциплинами. При этом мир рассматривается как единая упорядоченная среда, элементами которой являются: совокупность причин и следствий ее существования; общих и частных закономерностей и законов; явлений, объектов и процессов, а также их свойств, связей и взаимодействий на любом уровне действительности. В методологии трансдисциплинарного исследования всякая область, имеющая естественные физические и (или) логические границы (например, человек и идея), рассматривается как «упорядоченная среда», к исследованию которой можно применить одни и те же принципы, подходы и модели. Трансдисциплинарные понятия, как правило, излагаются в виде лингвистических формул, представленных базовыми понятиями формы (время, пространство, информация и система) и содержания (функция, цель, развитие и энергия), и логико-геометрических моделей – пространственной, временной и информационной. При этом смысл трансдисциплинарных базовых понятий может иметь не прямую, а ассоциативную связь с соответствующими понятиями, несколько иначе трактующимися в других научных дисциплинах [Transdisciplinarity, 2000; Киященко, Моисеев, 2009; Мокий, 2009].

Российский и американский психолог и математик Владимир Александрович Лефевр (р. 1936) предложил трансдисциплинарную теорию «исчисляемой психофеноменологии», основанную на простых уравнениях для предсказания «крупномасштабных» последствий индивидуальных действий. Среди параметров уравнений – «образ себя» человека и действия самого человека, учитывающего «поведение» собственного «образа себя». То есть включение человека в целом в систему универсума, связь онтологического и феноменологического планов его существования автор представил в виде оригинальной алгебраической конструкции (cм.: [Лефевр, 1991]).

Еще один наглядный пример трансдисциплинарного подхода, которому способствует преодоление разрыва научно-технического и гуманитарного дискурса, – когнитивная история, подробно рассмотренная в третьей главе. К трансдисциплинарному подходу тяготеет и «новая глокальная история» с ее попытками сочетать глобальное и локальное измерения. Но в целом современное социогуманитарное знание находится только в начале пути обретения «единства в многообразии».

Сегодня в изучении социальной жизни историками можно выделить четыре значимые онтологии, наглядно демонстрирующие характер, масштаб и направления междисциплинарного и полидисциплинарного взаимодействия:

• во-первых, феноменологический индивидуализм, предлагающий два способа изучения более масштабных структур и процессов: а) суммирование индивидуальных реакций на одни и те же ситуации, когда историк конституирует коллективных действующих лиц внутри собирательных категорий, например, «крестьяне» или «женщины»; б) дистрибуцию и (или) установление связи между отдельными действиями, для чего у социальных психологов заимствуется концепция, согласно которой действия индивидов рассматриваются в качестве стимула для действия другого индивида;

• во-вторых, характерный для специалистов в области экономической истории методологический индивидуализм, объединенный с феноменологическим индивидуализмом признанием человеческих индивидов в качестве единственного элемента социальной реальности, но приписывающий индивидам некий список полезных и ценных качеств, генерирующих его выбор внутри определенного круга ограничений;

• в-третьих, холизм, приписывающий самоподдерживающуюся логику развития разным формам социальной организации и социальной структуре в целом[70]70
  Если в крайнем варианте холизма утверждается, что каждое общество переживает свою собственную жизнь, то в более умеренных версиях саморепродуктивные силы относятся лишь к главным общественным институтам, а господствующие менталитет, традиции и ценности рассматриваются в качестве регуляторов социальной жизни.


[Закрыть];

• в-четвертых, реляционный реализм, согласно которому центральное место в социальной жизни занимают социальные связи и речевые практики[71]71
  Реляционный анализ обращает внимание на косвенные, ненамеренные эффекты и эффекты, опосредованные, помимо человека, окружающей средой. То есть для объяснения социальных процессов предлагается использовать категории «интерпретация», «дискурс» и «культурный анализ».


[Закрыть], а социальные отношения рассматриваются как результат повторяемости общественных явлений (подробнее по этому вопросу см.: [Тилли, 2000. С. 9–10, 12–15]).

Можно констатировать, что в последнее время в познании человека произошла не только научно-техническая (генная инженерия, информационное моделирование, математическая экология, психотехника, биосемиотика, когнитология и др.), но и «научно-гуманитарная» революция, включающая активное использование наработок феноменологии, герменевтики, гуманистической психологии и проч. Однако на этом пути существует опасность за «объективной научностью» лишить человековедение самого предмета изучения – человека в его телесной, чувственной и духовной целостности.

Возвращаясь к вопросу о поисках некой сущностной черты человека, определяющей его существование в мире и обществе, следует заметить, что междисциплинарность, несомненно, способствует раскрытию многогранности человека. Но при этом выводы из результатов междисциплинарного взаимодействия, как правило, аккумулируются для доказательства значимости одной или нескольких граней «человечности». А это, в свою очередь, искажает общую картину. Когда искажение достигает определенного предела, видимой частью которого выступает кризис человекознания, в очередной раз актуализируется вопрос о «конце истории» и «смерти» человека.

Заключение

Я среди людей, словно среди обломков и разрозненных частей человека.

Фридрих Ницше, немецкий философ[72]72
  [Ницше, 1990].


[Закрыть]

Решительное изменение прежних взглядов в европейской философии истории в числе прочего обусловлено движением «трансгуманистов», поставивших задачу создания «постчеловека», и развитием постмодернистской рефлексии, декларирующей «смерть» человека[73]73
  Ряд характерных полемических сюжетов, обращенных к проблеме «целостности человека» и его «смерти», развивается в работах П.С. Гуревича (см.: [Гуревич, 2009]).


[Закрыть].

«Смерть» «человека исторического» напрямую связана с «концом истории», обсуждение которого имеет долгую предысторию – от Гегеля и Маркса до Френсиса Фукуямы и его современных последователей и критиков. Но полемика чаще всего развертывается в идеологической, экономической или политической плоскостях, так как Фукуяма связал триумф Запада с отсутствием у либерализма «жизнеспособных альтернатив» (см.: [Фукуяма, 1990. С. 134–147]). Очевидная сегодня неадекватность подобной идеологической интерпретации «конца истории» отнюдь не снимает саму проблему. Тем более что в ряде случаев в истории выделяют не один, а несколько узловых моментов, расцениваемых как ее завершение. К примеру, историю человечества рассматривают «как последовательность технологических революций» (см.: [Еськов, 2005]), промежутки между которыми, учащаясь со временем, стремятся к некоторой точке «сингулярности истории» (см.: [Панов, 2006. С. 31–37]), вблизи которой характер исторического процесса «должен претерпеть существеннейшие и совершенно беспрецедентные изменения» [Семенов, 2003].

Суть этих изменений рядом авторов видится в смене пред-Истории на пост-Историю. Подобный взгляд на ход развития человека и человечества опирается на убеждение, что около 1981 г. завершился процесс перманентной иррадиации (волнового расширения) системы Человечества в Космос и в микромир, т.е. возникли все теоретически возможные пространственные иерархические структуры Человечества, в силу чего дальнейшее его развитие будет состоять в их актуализации и усложнении [Гринченко, 2004].

Действительно, прогресс знания способствовал не только «расколдовыванию мира» (по определению Макса Вебера), но и возникновению мысли о приближении истории к своему концу. В той мере, в какой усиливались сомнения в смысле жизни, под вопросом оказался и смысл истории, а значит – и познавательные возможности исторической науки[74]74
  Показательно, что после 1985 г. представители школы «Анналов» отказались от идеи создания тотальной истории путем включения всех гуманитарных и социальных наук в историю в качестве вспомогательных дисциплин.


[Закрыть]. На пути преодоления кризиса истории (социогуманитарного знания и «наук о человеке» в целом) выход, как правило, видится в методологическом или творческом синтезе, расширении предметного поля (например, изучение сферы бессознательного, иррационального) или помещения «человека исторического» в различные контексты (прежде всего, социокультурные).

Нельзя не согласиться с А.Б. Каменским, что реально динамику развития науки определяет «выработка новых методов и подходов к изучению прошлого, имеющих универсальное значение вне зависимости от непосредственного объекта исследования, а также появление новых идей, оказывающих влияние на общие представления о прошлом человечества» (cм.: [Национальная гуманитарная наука в мировом контексте.., 2010. С. 139]). Следует к этому добавить, что сегодня речь должна идти о разработке эффективных методов системной интерпретации личности на стыке различных отраслей знания.

Можно только предположить, что в обновленной исторической науке будут присутствовать элементы антропологии и семиотики, феноменологии и герменевтики, социологии, психологии и других «наук о человеке», как, впрочем, и методики естественных и точных наук. Здесь главное, чтобы междисциплинарная деятельность по восстановлению единого понимания человечества не обернулась противоречивой по определению «междисциплинарной историей» (cм.: [Interdisciplinary History, 1970. P. 3–5; Ritter, 1986. P. 238]).

Известный российский историк А.Н. Медушевский вполне справедливо обратил внимание на то, что история может оставаться наукой только при наличии реального, стабильно существующего и в силу этого доступного для повторных интерпретаций объекта. В свою очередь, этот объект должен охватывать «человечество в целом» (исторический процесс) и «выражать системообразующее свойство феномена человека». Таковым свойством ученый считает целенаправленное человеческое поведение, неизбежно сопровождаемое «созданием интеллектуальных продуктов». Именно эти продукты целенаправленной человеческой деятельности, содержащие «намеренно заложенную создателем и ненамеренную информацию», выступают в качестве исторического источника когнитивной истории [Медушевский. Современная аналитическая история…]. Выше уже отмечался исследовательский потенциал данного направления, разработанного О.М. Медушевской на основе синтеза как традиционных, так и новых направлений гуманитарного знания. Кроме того, на этой теоретической основе современная историография получает возможность решения ряда аналитических задач:

• во-первых, определения критериев достоверности научного знания и выработки на этой основе отношения к различным направлениям и школам;

• во-вторых, выяснения инновационной составляющей социологических, антропологических и иных подходов для решения задач исторической науки и изменения в зависимости от этого характера и размера междисциплинарных связей исторической науки.

В новых условиях научное сообщество, по мнению А.Н. Медушевского, стоит перед вполне реальной дилеммой: понимания истории как строгой и точной науки (аналитической истории) или восприятия ее как одной из разновидностей искусства, находящегося в «ведомстве» музы Клио. Помимо ряда внешних факторов, позиция исследователя все больше определяется осознанным нравственным и интеллектуальным выбором [Там же].

Впрочем, ближайшая задача состоит не в открытии новых сфер исследования, а в приведении в порядок и переосмыслении достигнутого компендиума знаний о «человеке историческом». Перефразируя мысль австрийского зоопсихолога и этолога Конрада Лоренца, хочется призвать гуманитариев и представителей социальных наук создать новое «равновесие между поддержанием традиции и разрывом с прошлым». Именно это способно вернуть человекознанию центральное место в культурном и научном пространстве современной эпохи. В свою очередь, это повышает интегративный потенциал истории в общем ансамбле социогуманитарных наук.

Глоссарий

Аттитюд (от фр. attitude – поза, положение) – социальная установка, совокупность скрытых поведенческих реакций.

Аутентичность (от др.-греч. αύ6εvτικóς – подлинный) – способность человека в общении отказаться от различных социальных ролей, позволяя проявляться подлинным, свойственным только данной личности мыслям, эмоциям и поведению. В традициях гуманистической психологии характеризует некую идеальную «целостную» личность («функционирующую личность», по определению американского психолога Карла Рэнсома Роджерса (1902–1987) – одного из основателей гуманистической психологии) в противоположность невротической личности.

Дистрибуция (от англ. distribution – распределение) – термин, подразумевающий распределение, распространение или взаиморасположение каких-либо объектов.

Искажение нарратива – потребность уложить историю в ряд связанных или несвязанных фактов.

Каузальность (от лат. causalis) – причинная взаимообусловленность событий во времени, при которой при воздействии одного объекта (причина) происходит соответствующее ожидаемое изменение другого предмета, объекта (следствие).

Когерентность (от лат. cohaerens – находящийся в связи) – 1) взаимосвязь. Принцип когерентности заключается в утверждении, что все существующее находится во взаимосвязи; 2) согласованность нескольких колебательных или волновых процессов во времени, проявляющаяся при их сложении.

Когнитология (от лат. сognito – знаю и др.-греч. λóγoς – учение, наука) – междисциплинарная сфера научной деятельности, связанная с анализом знания и обеспечением его развития.

Конвенциональность (от лат. conventio – соглашение) – неотъемлемое качество культурного объекта, приобретаемое им в результате признания за ним (вследствие установления согласия между участниками социокультурного взаимодействия) определенного набора устойчивых характеристик, выделенных в качестве значимых.

Констелляция (от лат. con – вместе и stella – звезда) – в широком смысле взаимное расположение и взаимодействие различных факторов.

Мимесис или мимезис (от др.-греч. μίμησiς – подобие, воспроизведение, подражание) – один из основных принципов эстетики, обозначающий подражание искусства действительности.

Нарративная дисциплина – подгонка к прошлому убедительной и выразительной истории.

Пертинентность (от лат. pertineo – касаюсь, отношусь) – соотношение объема полезной информации к общему объему полученной информации.

Перформатив (от лат. perficio – совершать, заканчивать) – речевые акты, равноценные поступку. Введший этот термин в широкий научный оборот британский философ Джон Лэнгшо Остин (1911– 1960), разрабатывавший теорию речевого акта, к перформативам относил клятвы и обещания.

Праксиология или праксеология (от др.-греч. τπpάξiς – деятельность и λóγoς – учение, наука) – философская концепция человеческой деятельности, реализации человеческих ценностей в реальной жизни. Праксиология как общая методология рассматривает способы деятельности (в том числе и мыслительной) с точки зрения их эффективности.

Релевантность (от лат. relevo – поднимать, облегчать) – в общем смысле оценка степени соответствия и практической применимости результата, а также степени социальной применимости варианта решения задачи.

Тезаурус (от греч. θησαυpóς – сокровище) – в теории информации совокупность всех сведений, которыми обладает субъект.

Эпилогизм – свободный от теорий подход к истории, состоящий в накоплении не обобщаемых данных и основанный на опасности выискивания причин.

Эпистемология (от др.-греч. έπiστήμη – умение, знание и λóγoς – учение, наука) – теория познания.

Библиография

Абдеев Р.Ф. Философия информационной цивилизации. М.: Владос, 1994. 336 с.

Актуальные проблемы теории истории. Материалы «круглого стола» 12 января 1994 г. // Вопросы истории. 1994. № 6. С. 45–103.

Актуальные теоретические проблемы современной исторической науки // Вопросы истории. 1992. № 8–9. С. 159–166.

Ален Дж. Как человек мыслит // Klex: Книжный архив <http:// www.klex.ru/6pu>.

Алтухов В. Смена парадигм и формирование новой методологии (попытка обзора дискуссии) // Общественные науки и современность. 1993. № 1. С. 88–100.

Он же. Философия многомерного мира // Общественные науки и современность. 1992а. № 1. С. 15–27.

Он же. Контуры неклассической общественной теории // Общественные науки и современность. 1992б. № 5. С. 59–72.

Ананьев Б.Г. О проблемах современного человекознания. 2-е изд. СПб.: Питер, 2001. 272 с.

Анисимова А.Э. «Новый историзм»: Науковедческий анализ. М.: ИНИОН РАН, 2010. 154 с.

Анкерсмит Ф. Возвышенный исторический опыт. М.: Европа, 2007. 612 с.

Он же. Историография и постмодернизм // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 142–163.

Он же. История и тропология: взлет и падение метафоры / пер. с англ. М. Кукарцева, Е. Коломиец, В. Кашаева. М.: Прогресс-Традиция, 2003а. 496 с.

Он же. Нарративная логика: Семантический анализ языка историков / пер. с англ. М.: Идея-Пресс, 2003б. 360 с.

Аннинский Л. «Внутри мифа». Патология современного мифологизированного сознания // Мифы и мифология в современной России. М.: АИРО-ХХ, 2000. С. 112–125.

Антоненко С. От советского к постсоветскому образу – мутация мифа власти в современной России // Мифы и мифология в современной России. М.: АИРО-ХХ, 2000. С. 188–211.

Антропологическое измерение российского государства / отв. ред. В.Н. Шевченко. М.: ИФРАН, 2009. 214 с.

Арендт Х. Ситуация человека // Вопросы философии. 1998. № 11. С. 116–130.

Арон Р. Опиум для интеллигенции. Мюнхен: ЦОПЭ, 1960. 235 с.

Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М. Этносоциология: пройденное и новые горизонты // Социс. 2000. № 4. С. 11–21.

Багдасарян В.Э. Менталитет «подпольного человека» русской революционной семиосферы: теория суицидальной психопатологии // Духовность. 2002. Кн. 2. С. 15–22.

Бажов СИ. Философия истории Н.Я. Данилевского. М.: ИФ РАН, 1997. 216 с.

Барбашина Э.В. Концепция философии истории в современной философии // Filosofa.net: Все о философии <http://www.filosofa.net/ page-229.html>.

Барг М.А. Человек – общество – история // Новая и новейшая история. 1989. № 2.

Барская А.Д. Особенности мышления гомеровского человека // Вестник МГУ. Сер. 14. Психология. 1997. № 2. С. 23–32.

Барт Р. Избранные работы. Семиотика: Поэтика / пер. с фр.; сост., общ. ред. и вступ. ст. Г.К Косикова. М.: Прогресс, 1989. 616 с.

Баткин Л.М. Полемические заметки // Одиссей. Человек в истории. Представления о власти. 1995. М., 1995. С. 206–210.

Бауман З. О постмодерне // Русский гуманитарный интернет-университет <http://www.i-u.ru/biblio/archive/bauman_o/>.

Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. 445 с.

Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. 528 с.

Белявский И.Г. Историческая психология. Одесса: Одесский гос. ун-т, 1991. 252 с.

Бергер П.Л. Общество в человеке // Социологический журнал. 1995. № 2. С. 162–181.

Бессмертный Ю.Л. Историческая антропология сегодня: французский опыт и российская историографическая ситуация // Историческая антропология: место в системе социальных наук, источники и методы интерпретации: Тезисы докл. и сообщ. науч. конф. М., 1998. С. 32–34.

Он же. Метод // Человек в мире его чувств. Очерки по истории частной жизни в Европе и некоторых странах Азии до начала нового времени. М., 2000. С. 16–28.

Он же. «Что за “Казус”?» // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. 1996. Вып. 1. М., 1997. С. 7–24.

Биографический метод: История. Методология. Практика. М.: Ин-т социологии РАН, 1994. 147 с.

Блок М. Апология истории. М.: Наука, 1973. 232 с.

Блюхер Ф.Н. Философские проблемы исторической науки. М.: ИФ РАН, 2004. 197 с.

Бобров М.Я. Законы исторической социологии и методы их исследования. Барнаул: Изд-во Алтайского ун-та, 1999. 191 с.

Боброва Е.Ю. Основы исторической психологии. СПб.: Изд-во СПбУ, 1997. 236 с.

Бойм С. Общие места: Мифология повседневной жизни. М.: Новое литературное обозрение, 2002. 320 с.

Бойцов М.А. Вперед, к Геродоту! // Казус: индивидуальное и уникальное в истории. 1999. М., 1999. С. 17–41.

Болебрух А.Г. Приобрела ли историография новый образ? // Харькiвский iсторiографiчний збiрник. Вип. 8. Харькiв: Вид-во НУА, 2006. C. 4–13.

Бом Д. Наука и духовность: необходимость изменений в культуре // Человек. 1993. № 1. С. 7–17.

Бореев Ю. Исторические идеалы и смыслы бытия человека и человечества, формируемые культурой. М.: Независимая Академия эстетики и свободных искусств, 2006. 180 с.

Бородкин Л.И. И.Д. Ковальченко и отечественная школа квантитативной истории // Материалы научных чтений, посвященных памяти академика И.Д. Ковальченко. М., 1997. С. 74–87.

Он же. Информатика, математика, история: «персонификация» междисциплинарного процесса // Круг идей: новое в исторической информатике. Труды I конф. Ассоциации «История и компьютер». М., 1994. С. 9–14.

Он же. Квантитативная история в системе координат модернизма и постмодернизма // Ассоциация «История и компьютер» < http://www.ab.ru/~kleio/nni-quan.html>.

Он же. Компьютерное моделирование исторических процессов: еще раз о математических моделях // Круг идей: развитие исторической информатики. Труды II конф. Ассоциации «История и компьютер». М., 1995. С. 89–93.

Он же. Многомерный статистический анализ в исторических исследованиях. М.: Изд-во МГУ, 1986. 187 с.

Бородкин Л.И., Селунская Н.Б. Методы изучения социальной истории в американской историографии (по поводу «Проекта социальной истории Филадельфии») // История СССР. 1978. № 2. С. 46–58.

Бюргьер А. От серийной к комплексной истории: генезис исторической антропологии // Homo Historicus: К 80-летию со дня рождения Ю.Л. Бессмертного: в 2 кн. Кн. I. М., 2003. С. 191–219.

Вельш Б. «Постмодерн»: Генеалогия и значение одного спорного понятия // Путь. 1992. № 1. С. 109–136.

Визуальная антропология: режимы видимости при социализме / под ред. Е.Р. Ярской-Смирновой, П.В. Романова. М.: ООО «Вариант»: ЦСГПИ, 2009. 448 с.

Визгин В.П. История и метаистория // Вопросы философии. 1998. № 10. С. 98–111.

Он же. Ментальность, менталитет // Современная западная философия: Словарь. М.: Политиздат, 1991. С. 177–178.

Высокова В.В., Сосновский М.А. Универсальная история в современной историографии // Диалог со временем. 2007. Вып. 18. С. 170–189.

Гадамер Г.-Г. Истина и метод. М.: Прогресс, 1988. 704 с.

Гемпель КГ. Функция общих законов в истории // Его же. Логика объяснения. М.: Дом интеллектуальной книги: Русское феноменологическое общество, 1998. С. 16–31.

Гинзбург К. Микроистория: две-три вещи, которые я о ней знаю // Современные методы преподавания новейшей истории. М., 1996. С. 207–236.

Гомаюнов С.А. От истории синергетики к синергетике истории // Общественные науки и современность. 1994а. № 2. С. 99–106.

Он же. Композиционный метод в историческом познании. М.: МГПУ им. В.И. Ленина, 1994б. 143 с.

Он же. Местная история: проблемы методологии // Вопросы истории. 1996. № 9. С. 158–163.

Гофман А.Б. Марсель Мосс: за единство наук о человеке // Человек. 1993. № 2. С. 62–63.

Гренди Э. Еще раз о микроистории // Казус: Индивидуальное и уникальное в истории. 1996. М., 1997. С. 291–302.

Григорьев СИ. Историческая антропология – «на обломках самовластья» // Клио. Журнал для ученых. 2002. № 1 (16). С. 165–168.

Гринблатт С. Формирование «Я» в эпоху Ренессанса: от Мора до Шекспира // НЛО. 1999. № 35. С. 34–78.

Гринченко СН. Системная память живого (как основа его метаэволюции и периодической структуры). М.: ИПИ РАН: Мир, 2004. 512 с. [Электронный ресурс] // ИПИ РАН <http://www.ipiran.ru/publications/publications/grinchenko/>.

Губин В., Стрелков А. Власть истории. Очерки по истории философии истории. М.: РГГУ, 2007. 330 с.

Гульбин Г.К. Проблемы историзма в исторической периодике США (1970–1980-е гг.) // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Вып. 20. Томск: Изд-во ТГУ, 1992. С. 102–117.

Гуревич А.Я. Историк конца ХХ века в поисках метода // Одиссей. Человек в истории. М.: Coda, 1996а. С. 5–10.

Он же. О кризисе современной исторической науки // Вопросы истории. 1991. № 2–3. С. 21–36.

Он же. Подводя итоги // Одиссей. М., 2000. С. 128–134.

Он же. «Территория историка» // Одиссей. Человек в истории. Ремесло историка на исходе XX века. М., 1996б. С. 81–109.

Гуревич П.С Антропологический ренессанс // Феномен человека: Антология. М.: Высшая школа, 1993. С. 3–23.

Он же. Расколотость человеческого бытия. М.: ИФ РАН, 2009. 199 с.

Он же. Философия человека. Ч. 1. М.: ИФ РАН, 1999. 218 с.

Он же. Философия человека. Ч. 2. М.: ИФ РАН, 2001. 209 с.

Гуревич П.С, Фролов И.Т. Философское постижение человека // Человек: Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии. Древний мир – эпоха Просвещения. М., 1991. С. 3–19.

Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная феноменология: Введение в феноменологическую философию. СПб.: Владимир Даль, 2004. 400 с.

Данто А. Аналитическая философия истории. М.: Идея-Пресс, 2002. 292 с.

Демоз Л. Психоистория. Ростов н/Д: Феникс, 2000. 512 с.

Деревянко А.П., Холюшикн Ю.П., Воронин В.П., Екимов Д.В. Объектно-ориентированный подход в исторических и археологических исследованиях // Информационный бюллетень Ассоциации «История и компьютер». М., 1995. № 14. С. 14–15.

Джойс П. Конец социальной истории? // Современные методы преподавания новейшей истории. М.: ИВИ РАН, 1996. С. 114–141.

Джохадзе И.Д. Неопрагматизм Ричарда Рорти. М.: Эдиториал УРСС, 2001. 256 с.

Дильтей В. Воззрение на мир и исследование человека со времен Возрождения и Реформации. М.; Иерусалим: Университетская книга, 2000. 464 с.

Дингес М. Историческая антропология и социальная история: через теорию «стиля жизни» к «культурной истории повседневности» // Одиссей. Человек в истории. 2000. М., 2000. С. 96–124.

Дмитриев А.В., Сычев А.А. Смех: Социофилософский анализ. М.: Альфа-М, 2005. 592 с.

Добролюбов Я. Мифологики власти // Отечественные записки. 2002. № 4–5. С. 378–383.

Доманска Э. Философия истории после постмодернизма / пер. с англ. М.: Канон+: РООИ «Реабилитация», 2010. 400 с.

Дорошенко Н.М. Главные параметры человеческой истории // Национальные образы прошлого: Этническая доминанта в историографии и философии истории. Третьи Санкт-Петербургские чтения по теории, методологии и философии истории. СПб.: Изд. дом С.-Петерб. гос. ун-та, 2008. С. 33–48.

Дридзе Т.М. Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации. М.: Наука, 1984. 232 с.

Дробижева Л.М. История и социология. М.: Мысль, 1971. 157 с.

Дружинин В. Психология // Библиотека Гумер – Психология <http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Psihol/drugin/09.php>.

Единство гуманитарного знания: новый синтез: Материалы XIX междунар. науч. конф. Москва, 25–27 янв. 2007 г. М.: РГГУ, 2007.

Еськов К.Ю. Евангелие от Афрания: Священная история как предмет для детективного расследования. Наш ответ Фукуяме: «Конец истории?» – «Не дождетесь!..». М.: Изд-во НЦ ЭНАС, 2005. 168 с.

Жизнь как ценность / отв. ред. Л.И. Фесенкова. М.: ИФ РАН, 2000. 270 с.

Жук С.И. Одномерна ли история? // Вопросы истории. 1992. № 8–9. С. 186–187.

Журавлев С.В. Иностранцы в Советской России в 1920-е – 1930-е гг. Источники и методы социально-исторического исследования: дис. … докт. ист. наук. М., 2000.

Зайчик С.А. Воля к мысли // Человек. 1993. № 4. С. 27–37.

Зализняк А.А. О профессиональной и любительской лингвистике // Наука и жизнь. 2009. № 1, 2 [Электронный ресурс] // Элементы <http://elementy.ru/lib/430720?page_design=print>.

Он же. Об исторической лингвистике // Элементы <http://elementy.ru/lib/430714; http://elementy.ru/lib/430984>.

Зверева Г.И. Понятие «исторический опыт» в новой философии истории // Теоретические проблемы исторических исследований. М., 1999. Вып. 2. С. 16–19.

Она же. Понятие новизны в «новой интеллектуальной истории» // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. М., 2002. № 4. С. 45–54.

Зенкин С. Филологическая иллюзия и ее будущность // НЛО. М., 2001. № 47. С. 72–77.

Зубкова Е.И., Куприянов А.И. Ментальное измерение истории: поиски метода // Вопросы истории. 1995. № 7. С. 153–160.

Иванов В.В. Методологические основы исторического познания: учеб. пособие по исторической социологии. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1991. 150 с.

Иванов Р.Ф. Региональная история как предмет исторического исследования // Регионы и регионализм в странах Запада и России. М., 2001. С. 73–87.

Иконникова С.Н. Контуры исторической культурологии // Методология гуманитарного знания в перспективе XXI века. К 80-летию профессора Моисея Самойловича Кагана. Материалы междунар. науч. конф. Санкт-Петербург, 18 мая 2001 г. СПб.: С.-Петерб. философ. общ-во, 2001. C. 42–51.

Ильенков Э.В. Диалектическая логика: Очерки истории и теории. 2-е изд., доп. М.: Политиздат, 1984. 320 с.

Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М.: Интрада, 1996. 256 с.

Интеллектуальная история сегодня <http://www.igh.ru/struct/cnt19/conf_1999.html>.

Ионин Л.Г. Социология культуры. Путь в новое тысячелетие. М., 2000 [Электронный ресурс] // Русский гуманитарный интернет-университет <http://www.i-u.ru/biblio/archive/ionin_soc/default.aspx>.

Он же. Театр культурных форм // Свобода в СССР: Статьи и эссе. СПб.: Фонд «Университетская книга», 1997. С. 213–229.

Ионов И.Н. Историческая наука: от «истинностного» к полезному знанию // Общественные науки и современность. 1995. № 4. С. 109–112.

Он же. Судьба генерализирующего подхода к истории в эпоху постструктурализма (попытка осмысления опыта Мишеля Фуко) // Одиссей. Человек в истории. 1996. М.: Coda, 1996. С. 60–80.

Ирвин А. Философия истории // Аристотель <http://www.biofuel-patents.org/books/?act=4&page=32>.

Искендеров А.А. Историческая наука на пороге XXI века // Вопросы истории. 1996. № 4. С. 3–31.

Историк в поиске: Микро– и макроподходы к изучению прошлого. Докл. и выступл. на конф. 5–6 окт. 1998 г. М.: ИВИ РАН, 1999. 309 с.

Историография истории Нового и Новейшего времени стран Европы и Америки / под ред. И.П. Дементьева, А.И. Патрушева. М.: Высшая школа, 2000. 432 c. [Электронная версия] < http://www.amstud.msu.ru/full_text/texts/dementyev/part2/end_part.htm>.