Текст книги "О Христе. Краткие беседы на воскресные литургийные чтения"

Неделя 26-я. Притча о неразумном богаче

И сказал им притчу: у одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих? И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и всё добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись. Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? Так бывает с тем, кто собирает сокровища для себя, а не в Бога богатеет.

Евангелие на разные лады предостерегает нас от увлечения богатством. Именно оно является одним из главных препятствий вхождения в область божественной жизни. Об этом же предостерегает и апостол Павел, когда говорит, что сребролюбие есть корень всех зол. Действительно, стремление человека к обогащению производит наибольшее количество самого разнообразного зла на земле. В большинстве случаев именно деньги заставляют человека следовать путем компромисса, лжи, насилия. Однако в евангельском богаче не было продажной игры с совестью. Он не обманывал и не притеснял других, не грабил, не наживался неправдой, никому не причинял зла. Он просто проявил элементарную бережливость – сломал старые житницы, чтобы выстроить новые и сложить туда образовавшийся избыток. Вот и все. Почему же его постигла внезапная кончина? Чтобы ответить на этот вопрос, надо внимательно присмотреться к притче.

Прежде всего, следует отметить, что евангельский богач изображен абсолютно одиноким человеком. Вокруг него никого нет. Он пребывает наедине со своим богатством и со своими помыслами о расширении хранилищ, о том, как получше разместить свою прибыль. Это, пожалуй, единственный случай, когда в евангельской притче нет других персонажей. По мысли притчи, богатство может лишать личность всех человеческих привязанностей. При этом богач не испытывает ни малейшего душевного дискомфорта. Рядом с ним никого нет, и ему никто не нужен. Он вполне самодостаточен в своей изоляции от других людей. В притче у него происходит диалог только с собственной душой. В обращении к самому себе он призывает себя к веселью и покою на том основании, что теперь у него сделан прочный, надежный запас на будущее. И в этом призыве сосредоточена его вторая отличительная черта: при всем своем благополучии он боится завтрашнего дня. Он несвободен от страха. Им руководит беспокойство перед будущим, в котором он не уверен. После неожиданного материального прибытка богач производит характерный сеанс самовнушения. Он как бы уговаривает себя быть спокойным и веселым. «И скажу душе моей: душа моя, много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись», – говорит он себе (Лк. 12, 19). Ошибка его заключалась не в том, что он позаботился о сохранении прибытка, а в том, что в нем сосредоточил залог своего жизненного благополучия в будущем. Не в богатстве корень греха, но в нашей всецелой опоре на него. Мы делаем из него золотого тельца, охраняющего нас от всех превратностей. Один только изъян у этого божества: оно затворяет душу для любви и не только не избавляет от вечной погибели, но пролагает к ней самый кратчайший и самый прямой путь. С помощью богатства евангельский богач хотел укрыться от непрочности земной жизни, искал защиты от ее непредсказуемости и превратности. И вот парадоксальный результат: то, чего он затаенно боялся, именно это с ним и произошло. Наступил внезапный обрыв жизни.

Страсть всегда иррациональна, в ней нет никакой логики. На это и указывает притча. Копить, приумножать, делать выгодные вложения (а для этого нанимают особых специалистов) – это вовсе не умение жить, как кажется многим. Человек ничем, кроме божественной заботы, не может обезопасить свою жизнь. Копить – значит отчуждать себя от единственно надежного высшего покровительства. Христос называет накопительство настоящим безумием, сумасшествием, потерей разума. «Бог сказал ему: безумный!» – читаем в Евангелии. Почему же столь категорично и столь резко? Во-первых, человек, оказавшийся во власти стяжательства, становится невероятно скуп. Он надежно отгораживается от нужд других людей. Во-вторых, он теряет свободу, ибо оказывается зажатым боязнью будущего и живет под скрытым страхом. В-третьих, его внутренний мир становится чрезвычайно жалким и ограниченным. Он весь сводится к примитивнейшей формуле «покойся, ешь, пей, веселись». И, наконец, в-четвертых, он ставит себя перед перспективой внезапной кончины и окончательного отлучения от любви Божией.

Ничто другое так не отдаляет человека от Бога, как богатство. Его пагубность заключается даже не в том, что оно открывает дверь откровенному прожиганию жизни. Оно имеет власть ограничивать наше сознание, делает его плоским, поверхностным, лишает его присущей ему глубины и объемности. Оно отнимает у человека духовное ощущение времени и вытесняет из его души перспективу будущей жизни. Оно оскопляет его внутренний взор и отнимает у него спасительное переживание вечности, вложенное в нашу душу Самим Творцом. Оно заставляет человека всю свою энергию вкладывать в приумножение материальных благ и тем самым вводит его в грандиозный обман. Ибо по кончине мы все окажемся в той реальности, где нет ни богатых, ни бедных, где действуют совершенно иные законы существования, и где нашим преимуществом окажется одна только любовь, которую мы успели приобрести за время, отпущенное нам на земле. Этой истиной пренебрег евангельский богач и, как очень и очень многие, попался на удочку материального изобилия и довольства. Результатом такого жизненного выбора, такой весьма упрощенной программы существования явилась его внезапная кончина, к которой он оказался совершенно неподготовленным. Неожиданный обрыв жизни без предварительного переживания человеком предстоящего пути в вечность, без пересмотра всей прожитой жизни, который на церковном языке принято называть покаянием, – разве это не суд Божий прежде всеобщего суда? Разве это не констатация Богом полного омертвения души, наступившего прежде смерти тела? Промысл Божий не оставил времени богачу на подготовку к исшествию из этой жизни. Нет ничего печальнее этой участи, ибо душа навечно уходит в тот мир, где изменить уже ничего невозможно. По указанию притчи есть только один способ избежать непоправимой беды – богатеть в Бога. Это значит пребывать в памяти Божией, приумножать свои вложения деятельными поступками любви и отводить от себя назойливые и докучливые помыслы о приобретении земного богатства.

Неделя 27-я по Пятидесятнице. Исцеление скорченной женщины

В одной из синагог учил Он в субботу. Там была женщина, восемнадцать лет имевшая духа немощи: она была скорчена и не могла выпрямиться. Иисус, увидев ее, подозвал и сказал ей: женщина! ты освобождаешься от недуга твоего. И возложил на нее руки, и она тотчас выпрямилась и стала славить Бога. При этом начальник синагоги, негодуя, что Иисус исцелил в субботу, сказал народу: есть шесть дней, в которые должно делать; в те и приходите исцеляться, а не в день субботний. Господь сказал ему в ответ: лицемер! не отвязывает ли каждый из вас вола своего или осла от яслей в субботу и не ведет ли поить? сию же дочь Авраамову, которую связал сатана вот уже восемнадцать лет, не надлежало ли освободить от уз сих в день субботний? И когда говорил Он это, все противившиеся Ему стыдились; и весь народ радовался о всех славных делах Его.

Все время быть в согнутом состоянии и не иметь возможности выпрямиться – это ужасное мучение. Достаточно походить хотя бы один день в таком положении, чтобы понять, что это за пытка. В Евангелии говорится, что женщина ходила в скорченном состоянии на протяжении восемнадцати (!) лет. Христос встречает ее в синагоге. Это говорит о том, что, несмотря на свой тяжелейший, неизлечимый недуг, она сохранила в себе потребность жить с Богом и пребывать в истине. Душа человеческая – величайшая загадка. Вот женщина, слабый сосуд, по определению апостола Павла. В придавленном состоянии, когда можно думать только о здоровье, она ищет богообщения, старается напитать себя словом Божиим, жаждет молитвы. И Христос не спрашивает ее о вере. Ее вера была очевидна. Он сразу же возлагает на нее руки и говорит ей: «Женщина, ты освобождаешься от недуга своего». А после этого у Него происходит диалог с начальником синагоги, который обрушивается на Него с обвинениями в нарушении покоя субботнего дня. Этот человек, к мнению которого прислушивались другие, страдал распространенным духовным заболеванием – формализованным благочестием. Сторонники этого вида благочестия считают, что вера заключается в неуклонном хождении в рамках установленного церковного регламента, что благоволения Божия можно достичь только строгим соблюдением внешних обрядовых предписаний. Покой субботнего дня как раз и был одним из пунктов этого внешнего регламента.

Из евангельского повествования мы можем хорошо видеть, чем опасен этот вид благочестия. Фарисейство, измеряющее жизнь по шкале внешнего религиозного уклада, лишает своего носителя духовной чуткости. Оно оставляет ему одну лишь пустую претензию на особые дарования, но достигнуть их не может. Заразившийся формализованным благочестием человек перестает воспринимать духовную сторону явлений, она становится для него непроницаемой. Начальник синагоги делает упрек Христу Богу за исцеление, совершенное в субботу. Он говорит: «Есть шесть дней, в которые должно делать; в те и приходите исцеляться, а не в день субботний». Представителя церковной власти, страдавшего внешним благочестием, не затронула духовная сторона происшедшего. Очевидное проявление божественной силы не коснулось его сердца, оно оказалось закрытым для благодати. Совершившееся на его глазах чудо он отнес к разряду бытовых явлений. Он увидел в нем только нарушение внешнего распорядка религиозной жизни и возвысил свой голос против божественного действия. Причем, сделал это не без изворотливой трусливости, присущей среднему звену начальствующих. Его гневная речь была обращена не ко Христу, совершившему исцеление, и даже не к скорченной женщине, а к народу, который в данном случае был простым свидетелем. «Приходите исцеляться в положенные дни, чудеса должны совершаться согласно установленному распорядку», – говорит он собравшимся в синагоге людям, оценивая действия благодати по внешнему стандарту. Обличать открыто ему мешала боязнь Того, Кого он обличал, и боязнь народа Божия, который считал Иисуса великим пророком.

Далее, все сторонники строгого соблюдения внешней формы благочестия страдают душевной слепотой. Соблюдая все внешние предписания так, как положено, они пребывают уверенными в своей праведности. Истинно так, ведь они ничего не нарушают! А тот, кто уверен в своей непогрешимости, в своей формальной религиозной исправности, никогда не увидит самого себя должным образом, ибо его взор с внутреннего направлен на внешнее. Христос при всех называет начальника синагоги довольно резким словом. Он говорит ему: «Лицемер! не отвязывает ли каждый из вас вола своего или осла от яслей в субботу и не ведет ли поить?» Вот, оказывается, кем на самом деле был начальник синагоги – лицемером, отнюдь не праведником. Христос указывает ему на то, что он не замечает за собой очевидных проступков, зато с других требует то, чего не исполняет сам, даже по отношению к внешним предписаниям. Господь нисколько не щадит профессионального самолюбия начальника синагоги и произносит это уничтожающее слово не наедине, а при всех собравшихся. Надо полагать, что этот человек, искренне считавший себя наставником необразованного народа, был ошеломлен таким неожиданным взглядом на самого себя, опрокинут и раздавлен этой отрывшейся правдой о самом себе.

И наконец, и это самое главное, начальник синагоги погрешает против любви. В синагогу зашла женщина, страдавшая скорченностью восемнадцать лет. Один вид этой согбенной женщины должен был вызывать у нормального человека острое чувство сострадания. На глазах начальника синагоги она получает освобождение от болезни, и этот учитель веры и проповедник любви вместо радости за нее и чувства благодарности к Богу приходит в сильное негодование. Это говорит о том, что он наглухо затворил свое сердце для сострадания, что он был одержимым феноменальной жестокостью. Такую извращенную религиозность можно определить только одним словом – фанатизм. Увы, им страдал не обыкновенный простолюдин, а представитель церковной власти. С ними это чаще всего и происходит.

Формализованное благочестие, которое связывает действие Духа Святого рамками обрядовых правил, внешней формой, выработанной древней традицией, – очень тяжелое духовное заболевание. Оно весьма заразно и широко распространено и сейчас. Блюсти в неприкосновенности внешний строй религиозной жизни – святое и необходимое дело. Уклонение в фарисейство и религиозный фанатизм начинается с того момента, когда строгие хранители внешних форм начинают категорически отказывать в любви Божией всем тем, кто остается за пределами их понимания веры, кто не вписывается во внешние стандарты их церковно-охранительного консерватизма. Именно так и поступил начальник синагоги из сегодняшнего евангельского чтения, не только обличив Сына Божия в совершении чуда, но и тем самым отказав скорченной женщине в праве быть исцеленной. Христос, беря ее под Свою защиту, называет ее «дочерью Авраама». Церковная власть никак не могла всех этих убогих и скорченных невежд считать наследниками обетований Божиих. Не сама ли согбенность свидетельствовала об ущербности и неполноценности этих людей? Но к таким-то скорченным и согбенным, лишенным возможности прямо ходить, ко всей этой «второсортной публике», вычеркнутой из книги жизни церковной властью, и приходил Спаситель, их-то и исцелял, их-то и миловал, их-то и звал к Себе. У Него и скорченная, – дочь Авраама, к которой обращены все божественные обещания, и согбенная, – драгоценное чадо Божие, для которого раскрыта полнота любви небесного Отца.

Христос Бог наш оставил нам единственный признак истиности нашей религиозной жизни – любовь ко всякому человеку. Только она и в состоянии сохранить нас от религиозной нетерпимости, от уродливых изъянов формализованного благочестия, ничего общего не имеющего с подлинной верой, которая заповедана нам Евангелием.

Неделя 28-я по Пятиесятнице. Память святых праотец

За две недели до Рождества Христова Церковь совершает память всех ветхозаветных праведников. Их религиозный подвиг сделал возможным пришествие в мир Христа Спасителя. Мы не должны забывать того, что это пришествие произошло не само по себе, не простым изволением Божиим и не односторонним вмешательством Всевышнего в историю человечества. Оно было ответом Отца небесного на веру и ожидания лучших представителей рода людского. Святые праотцы, все монументальные праведники ветхозаветного периода сохранили драгоценное преемство веры в очень непростых условиях. Их вера отличалась особой твердостью и несокрушимостью. Они жили в темные века повсеместного господства грубого язычества. Их жизнь исполнена гонений и лишений. Но их удивительное упование оказалось несокрушимым. От их личностей веет величественным одиночеством, молчаливым мужеством, неприступной таинственностью. Их непостижимая жизнь находится в тени веков. Она едва проступает из непроницаемой глубины ветхозаветных времен. От многих из них не осталось ничего, кроме двух строчек в Священном Писании. Но за этими скупыми строками стоит многое. В немногих словах сосредоточена вся их исключительная, трудно постигаемая преданность Богу. Находясь в окружении враждебного мира, они всегда оставались мучениками религиозного долга, даже если и не проливали кровь свою. Суровая молчаливость Библии об их жизни не случайна. Можно ли до конца проникнуть в сущность их подвига, раскрыть с исчерпывающей полнотой всю меру их стояния в истине? Без их религиозной стойкости, без их упорства духа мир никогда бы не увидел Христа Жизнодавца, никогда не услышал бы Его учения, не омыл бы свою обветшалость Его божественной Кровью, не озарился бы светом Его славного воскресения.

Нет сомнения в том, что Рождество Иисуса Христа было делом неизреченной божественной милости. Мир никогда бы не смог достичь своими усилиями воплощения Бога. Даже Адам в райском состоянии не обладал такой степенью близости к Божеству, какой удостоилось падшее человечество, пребывающее в состоянии греха, после утраты первозданной чистоты и невинности. Милость Божия, которая была явлена в пришествии Живого Бога в мир, недостижима никаким героизмом, ее ничем нельзя заслужить, она превосходит все мыслимые человеческие подвиги. Человечество может только в трепетном благоговении склонять свои колени перед тайной Боговоплощения. Но милость Божию можно и должно снискать своей верностью обетованиям Божиим, своей неотступной преданностью Богу. Этот подвиг великого стояния в вере и совершили все ветхозаветные праведники. И Церковь, воздавая им должное, устанавливает особый день их памяти.

Однако не только ради прославления Церковь совершает сегодня их память. Она возвещает о нашем духовном единстве с ними. Слово Божие говорит нам о том, что святые праотцы доныне ожидают своего воссоединения с нами, верующими христианами. Библия настаивает на том, что они достигнут полного и окончательного совершенства только после будущего союза с нами. Церковь Божия – единый организм. Мы не можем совершать христианский путь без примеров ветхозаветной праведности, без духовной поддержки святых праотцев. Но и ушедшие от нас праведники будут окончательно увенчаны не без нашего стояния в вере. Это кажется неправдоподобным и не совсем справедливым, но так учит устами святого апостола Павла Церковь Христова. Говоря о ветхозаветных праведниках, апостол пишет: «Все сии, свидетельствованные верою, не получили обещанного, потому что Бог предусмотрел о нас нечто лучшее, дабы они не без нас достигли совершенства» (Евр. 11, 39–40). Феофилакт Болгарский, объясняя эти стихи, пишет: «Итак, справедлив ли Бог к ним, если они предварили нас в подвигах, а в получении венцов ожидают нас? Напротив, это и для них вожделенно, именно, достигнуть совершенства вместе с братьями. Все мы – единое тело; больше удовольствия телу, когда оно увенчается всецело. Ибо Бог – чадолюбивый Отец, у Которого много сыновей: одни из них, скорее окончив дела свои, возвратились с полей, другие же еще остаются там, занятые трудами. Тем, которые потрудились прежде, Он даровал некоторое предвкушение, заповедав им дожидаться братьев на окончательный пир: они же, будучи человеколюбивы, с радостью ожидают, чтобы им насладиться общим торжеством». Быть христианином – особая дерзновенная честь. Слово Божие утверждает, что от нас зависит окончательное совершенство ушедших праведников. Мы редко задумываемся об этом. Ожидание нас ветхозаветными праотцами на «окончательный пир» должно стать для нас ответным импульсом в деле духовного бодрствования.

Сегодняшний мир возвращается к своему первобытному, дохристианскому состоянию. Человечество подошло к черте нравственного и духовного вырождения. Оно очутилось над самой пропастью господства антихриста. Пример святых праотцев, память которых мы сегодня празднуем, их жизненный подвиг все больше и больше приобретает свою актуальность и свою значимость для оставшихся последователей Истины. Одинокие странники человеческой истории, величественно шествовавшие вслед Бога, драгоценные алмазы веры, молчаливо сиявшие во мраке греха и нечестия, незримо укрепляют наши немощные души в нелегком следовании за Христом. По исходе в мир иной они остаются в строю, продолжают свой труд наставничества, по-прежнему учат вере и несут свое незримое духовное служение, чтобы и им принять окончательное совершенство вместе с народом Божиим в общем царстве грядущего Христа.

Неделя пред Рождеством Христовым

Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова. Авраам родил Исаака; Исаак родил Иакова; Иаков родил Иуду и братьев его; Иуда родил Фареса и Зару от Фамари; Фарес родил Есрома; Есром родил Арама; Арам родил Аминадава; Аминадав родил Наассона; Наассон родил Салмона; Салмон родил Вооза от Рахавы; Вооз родил Овида от Руфи; Овид родил Иессея; Иессей родил Давида царя; Давид царь родил Соломона от бывшей за Уриею; Соломон родил Ровоама; Ровоам родил Авию; Авия родил Асу; Аса родил Иосафата; Иосафат родил Иорама; Иорам родил Озию; Озия родил Иоафама; Иоафам родил Ахаза; Ахаз родил Езекию; Езекия родил Манассию; Манассия родил Амона; Амон родил Иосию; Иосия родил Иоакима; Иоаким родил Иехонию и братьев его, перед переселением в Вавилон. По переселении же в Вавилон, Иехония родил Салафииля; Салафииль родил Зоровавеля; Зоровавель родил Авиуда; Авиуд родил Елиакима; Елиаким родил Азора; Азор родил Садока; Садок родил Ахима; Ахим родил Елиуда; Елиуд родил Елеазара; Елеазар родил Матфана; Матфан родил Иакова; Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос. Итак всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов.

В воскресенье перед праздником Рождества Христова на литургии читается начало Евангелия от Матфея, где приводится родословие Спасителя. «Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иаков родил Иуду и братьев его…» Родословие Иисуса необходимо евангелисту для того, чтобы с самого начала повествования о Христе дать неопровержимые доказательства того, что Он является потомком царя Давида. Современному читателю Евангелия эти доказательства могут показаться излишними. Личность Христа как Основателя мировой религии и Его мессианское достоинство не вызывает сомнений. Обычно начало Евангелия от Матфея, содержащее в себе однообразное перечисление того, кто кого родил, пропускается читателем. Однако оно не случайно выбрано в качестве литургийного чтения перед праздником Рождества Христова. Слово Божие обладает свойством смысловой многомерности. Немало поучительного можно найти даже в простом перечислении потомков Иисуса, Сына Божия.

Прежде всего, это перечисление поставляет нас перед неразрешимой двусмысленностью. Евангелист приводит генеалогию Того, Кто безмерно превосходит не только человеческую природу, но и всю человеческую историю. Родословие безначального и беспредельного Бога – это звучит как ниспровержение всей практики древнего богопочитания. Эта практика представляла Божество бесконечно удаленным от человека, Которое можно только умолять и умилостивлять постоянными жертвоприношениями. Генеалогия неприступного Бога – это противоречит здравому смыслу и даже самому Евангелию. Не говорил ли Христос иудеям: «прежде нежели Авраам был, Я есмь» (Ин. 8, 58)? Не ставил ли Он их в тупик вопросом о том, почему Давид называет своего будущего потомка Мессию Господом? Если бы св. Матфей руководствовался только человеческими соображениями, то не стал бы открывать свое повествование о Христе Его генеалогией. Какой смысл прослеживать родовые связи Того, Кто бесконечно превосходит человека, Кому по существу не может быть места в человеческой истории? «Род же Его кто исповесть?» – говорил о Мессии пророк Исайя. И, несмотря на это, св. Матфей начинает свое повествование именно с генеалогии Христа. Он хочет сказать, что родословие Иисуса открывает новую эпоху в истории человечества: отныне непостижимый и бесконечный Бог оказывается внесенным в метрические записи, поставляется на генеалогический учет и тем самым становится подобным нам.

Евангельский рассказ о предках Христа правдив и реалистичен, его автор далек от идеализации того рода, из которого произошел Сын Божий. Он не умалчивает о тех глубоких падениях и аморальных срывах, которые имели место в этом роде. Наоборот, он акцентирует на них внимание читателя, вводит в свое повествование там, где можно было бы обойти их простым молчанием. Несколько раз св. Матфей упоминает в родословии женщин, в чем не было никакой необходимости, так как иудеи исчисляли поколения по мужской линии. «Иуда родил Фареса и Зару от Фамари», – пишет он, неожиданно называя женское имя. Он как будто специально напоминает о том, как Фарес родился от беззаконного кровосмешения, в результате инцеста, от соития Иуды и его невестки Фамари. Затем он сообщает, как Салмон родил Вооза от Рахавы, которая была не только идолопоклонницей, но и проституткой в Иерихоне. Как Вооз родил Овида от Руфи-иноплеменки, что категорически и строжайше запрещалось законом Моисея. Как Давид родил Соломона от Вирсавии, которая стала поводом для его нравственного падения и тяжкого преступления – убийства ее мужа Урии. При этом он не называет имени этой женщины, а говорит о ней как о той, которая была «за Урией». Этим он с особой силой выделяет грех Давида, стремясь к тому, чтобы он не был предан забвению. Рождение Христа-Мессии отнюдь не было результатом нравственных заслуг иудейского народа. Оно было делом божественного человеколюбия, распространявшегося на весь род людской без исключения. Никто не имеет особых привилегий перед Богом, и никто не может претендовать на особое место возле Него. «Все согрешили и лишены славы Божией, получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе» (Рим. 3, 23–24). Эта мысль найдет свою разработку в посланиях святого апостола Павла, но заявлена она была уже здесь, в родословии Христа, с которого евангелист Матфей начинает свое повествование об Иисусе.

Родословие вместе с тем открывает и ту истину, что у истории древнего мира была своя цель, свое предназначение. Мировая сцена древней истории пестрела интереснейшими персонажами, а ее жизнь была насыщена захватывающими сюжетами, исполненными неподдельного драматизма. Целые институты кропотливо исследуют оставшиеся развалины и камни, стараясь проникнуть в повседневную жизнь человека того времени и услышать ее пульс, ее живое дыхание. Книжные фолианты писались и пишутся о ветхозаветных временах ученейшими людьми, пытающимися уловить ход истории и проникнуть в ее смысл. Сокровенная тайна истории, существует ли она вообще? Или в нагромождении исторических фактов нет никакой внутренней логики? Родословием Христа евангелист Матфей дает свой ответ на этот вопрос. Вдали от грохота и шума цивилизации, в стороне от великих всемирно-исторических событий, в строгой изоляции от разнообразных языческих культур и напряженной работы философской мысли, в неприметной Палестине, божественное провидение на протяжении долгих тысячелетий хранило в неприкосновенности богооткровенную веру и тот единственный человеческий род, из которого надлежало произойти Спасителю всего мира. «Авраам родил Исаака, Исаак, родил Иакова, Иаков родил Иуду и братьев его /…/ Елиуд родил Елеазара, Елеазар родил Матфана, Матфан родил Иакова, Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос» – вот где, по мысли евангелиста, находился скрытый нерв всей древней истории, ее исток и ее разрешение.

А в конце родословия евангелист делит священную историю богоизбранного народа, и вместе с ним всего древнего мира, на три периода и говорит, что каждый из них длился одинаковый промежуток времени, исчисляемый 14-ю поколениями. «Итак, всех родов от Авраама до Давида четырнадцать родов; и от Давида до переселения в Вавилон четырнадцать родов; и от переселения в Вавилон до Христа четырнадцать родов» (Мф, 1, 17). Он хочет сказать, что после боговоплощения истории человеческого спасения двигаться больше некуда. Творец совершил то, что некогда обещал Своему творению. И действительно, после пришествия в мир Христа-Мессии поместить историю богоизбранного народа в столь математически точную, стройную и логически завершенную схему есть дело совершенно невозможное.

Родословие Христа – не просто однообразный и скучный рассказ о том, кто кого родил, составленный для иудейских книжников, занимавшихся бесконечными генеалогическими изысканиями. Оно есть провозглашение важнейших истин: о неотступном желании Бога пребывать с людьми, о скрытом смысле человеческой истории, об абсолютной равности всех перед Богом, о том, что с пришествием Христа завершилась сакральная история спасения человечества. После этого завершения становятся суетными и тщетными все поиски «новой духовности» и ожидания очередных мистических откровений от Бога-Отца.