Текст книги "Футуризм и всёчество. 1912–1914. Том 2. Статьи и письма"

Если западные мастера влияли на Персию, работали в Индии и России (итальянцы), то всё равно из западного образца создавалась прекрасная персидская вещь, и образец послужил только объектом для возбуждения творческих сил, а иностранные мастера, несмотря на так называемую свою высокую культуру, вполне подчинялись влиянию русского и индийского стилей. Это потому, что на Западе цивилизация, а на Востоке культура, и мы, русские, к этой культуре ближе, чем Запад. Теперь нужно бороться против Сезанна, Пикассо и западничества, это не значит, что нам не нужно иметь их произведений у себя, наоборот, они должны быть, чтобы мы видели один из более высоких подъёмов западного искусства»⁷⁸.

Я думаю, что она права, и что через несколько времени и эти взгляды будут господствовать и популяризироваться разными Бенуа, Кончаловскими и Бурлюками, работающими в разных плоскостях, но в одном направлении.

Что будет иметь большое влияние на будущую живопись – это лучизм Ларионова. Пускай находят нелепым и не соответствующим даже русскому языку подобное название. Это учение на самом деле приносит живописи жизнь по её собственным законам и полное освобождение, выдвигающее на первый план её собственные задачи⁷⁹.

К сожалению, уже появились подражания, дающие толкования, гораздо больше имеющие общего с интимистическим декадентством, чем с тем, что в лучизме имеет в виду Ларионов.

Из числа выставок, возникших как отражённое влияние движения, начатого в Москве, является общество «Союз молодёжи» в Петербурге. Члены этого общества: Школьник, Шлейфер, Шпандиков, Давид Бурлюк, Потипака⁸⁰ и многие другие. Я не стал бы говорить об этом обществе, потому что живописные произведения его членов не имеют ровно никакого касания к современному искусству; всё это остатки декадентства, очень близкого по духу к последним мюнхенским художникам⁸¹, но ввиду того, что это общество одно из первых начало в Петербурге ряд докладов по современному искусству⁸², я должен немножко остановиться на его деятельности. Прежде всего, все доклады главным образом, о современном французском искусстве, проводили связь между ним и современным русским. Но все разговоры об этом, также, как и о кубизме (отдельная лекция), были очень бездарны и не обоснованы, сводились внезапно к нападкам на академию, и вообще, на совершенно ничем не объяснимые эксцессы перемешивания старых взглядов с обрывками новых французских теорий.

Все эти господа говорят сразу обо всех новых искусствах гуртом, об академизме, импрессионизме, кубизме – всё, что они знают или могут себе представить.

Учатся в одно и то же время в школе писать академически и стараются получить диплом от тех, кого ругают, ставят на выставку полуимпрессионистические этюды для продажи, говорят о кубизме, гуртом работают, и в поэзии, и в живописи, и где только можно притыкаются ко всему, что носит название нового.

Впрочем, лучше всего обо всём значении подобной «художественной деятельности» свидетельствует полное одобрение Александра Бенуа, нашедшего всё это и новым, и сильным, и похвальным⁸³. – Трогательная общность взглядов!

Таковы пока плоды этого движения, которое было начато Ларионовым, Гончаровой и людьми, близко к ним примыкающими. Художники «Союза молодёжи» и «Бубнового валета» их современники, многие старше их, по началу своей художественной деятельности просто довольно скверно работали сначала в старом направлении, затем решили так же скверно работать в новом. Кончаловский, Машков, Бурлюк типичные академисты по духу. Их импрессионизм того же порядка, что и у Бродского, при переходе к синтетикам, кубистам и примитиву отношение осталось тоже самое. Ларионов же со школьной скамьи был новатором, и звание художника получил за внеклассные работы импрессионистического характера, писанные им в начале девятисотых годов. Гончарова в школе живописи училась только скульптуре. А потому я убеждён, что их настоящие продолжатели – среди будущих истинно молодых художников. Недаром в сборнике «Бубнового валета» они названы новаторами, надоевшими своими глупыми трюками⁸⁴.

В этой фразе чувствуется та громадная пропасть, которая отделяет Ларионова и Гончарову от тех, кого они вызвали к жизни, но кто не может за ними следовать. Они вечно движутся вперёд, и более молодые за ними поспеют.

Сезанн сорок лет ждал признания, несмотря на то, что его живопись возродила утраченные традиции и теперь продолжает питать всю современную художественную Францию.

И он был справедлив, называя живопись Гогена китайской картинкой (имея в виду плоскостную закраску) и находил Ван-Гога пёстрым⁸⁵.

Гончарова права, теперь нужно бороться с Сезанном и Пикассо, а не с Репиным и Рафаэлем, и с теми паразитами, которые вместо художественных произведений выдвигают борьбу со старым искусством, стараясь на этом сделать себе карьеру.

Париж

24-го апреля

В. Паркин

Литература. Художественная критика
Диспуты и доклады

I

Интерес, возникший к футуризму, переносится ошибочно на многие вещи, не имеющие с ним не только ничего общего, но даже идущие вразрез и явно говорящие против него.

Есть люди, которые пристают решительно ко всякому направлению, оттого, что им выгодно и удобно в данный момент считаться новыми.

Очень маловыразительные в чём угодно, среднего дарования, отрицаемые теми, к кому пристают, но легко пробивающие себе дорогу в тупом и ограниченном представлении обывателя, ввиду сходной психологии, подобные люди вносят окончательную путаницу и ставят затруднения при оценке задач и достижений современного искусства.

Обыкновенно такие ретивые защитники нового искусства стараются быть левее самых основателей направления и коверкают их идеи по своему усмотрению, и счастье, если это усмотрение окажется не слишком ограниченным. Выдавая

себя, быть может, и искренне, за самых ярых поборников современного искусства, они проходят в свет и сердце буржуа за много годов раньше тех, кем они вдохновились и на чей счёт, опошляя их идеи, живут. Так было в своё время с Сезанном, живописные идеи которого в ложно понятом виде прошли в жизнь в картинах других художников, даже не в одной Франции, ранее того, чем произведения самого мастера стали известны более или менее широкому кругу людей.

Теперь же, когда эти идеи настолько опретили, что вызывают горячий протест со стороны художников, стремящихся вперёд и не желающих в замене старой академии создавать такую же новую, подобные протесты встречаются негодованием и чуть ли не обвинением в святотатстве.

То же самое произошло с идеями Ницше, Ибсена и друг.

К открывателям новых путей и выдвигающим новые задачи пристают масса ограниченных популяризаторов, желающих разделить с ними будущую славу. Подобные популяризаторы, не давая ничего своего, стараются утрировать новое учение и главным образом возможно скорее приобщать его к жизни, хотя бы даже в форме диаметрально противоположной самому учению.

И так как в таком случае единственный путь – это приближение нового к старому и в то же время нападки по адресу представителей старых же традиций, то приведённое в такой вид «новое» делается вполне приемлемым для буржуа. Бойкая ругань возбуждает внимание. Средняя новизна предлагаемого позволяет воспринять.

Всё это только отдаляет и задерживает, конечно, не самое движение нового искусства, но возможность в более чистом виде проходить ему в жизнь.

Теперь развился новый класс людей, раньше не существовавший, или существовавший только в лицах так называемой публики – это класс профессиональных популяризаторов и комиссионеров всевозможных художественных идей.

Я не отношусь к этой корпорации с осуждением, как и ко всему, что выдвигает наше живое и интересное время, когда это происходит откровенно под своим флагом, – как я не прихожу в ужас от развращённости детей и стремления к хулиганству. Торжествующий хам вовсе не кара нашего времени, а его знамение. Но я хочу отметить факт торгующих хамством в розницу и вовсе не под этим блестящим названием, а наоборот, позорящих и провоцирующих его отрицательное, но грандиозное значение.

Все эти пришепётывающие, беззубые остатки декадентства с театральным пафосом и жестами, выступающие в защиту – то кубизма, то футуризма, сообразно случаю, одинаково позорят и дают ложное представление о том, что они защищают и к чему себя пристёгивают.

Их настоящие симпатии выползают гораздо позднее, и если некоторые их распознают сразу, то другим приходится это увидать после более долгого наблюдения. Я имею в виду, как уже сказано, комиссионеров по вопросам нового искусства.

Такими являются большинство устроителей диспутов и докладов, предлагающих вместо нового искусства отжившую дребедень, набор слов из старых номеров «Мира искусства»⁸⁶ и «Золотого руна»⁸⁷, а иногда переложенный, по-своему истолкованный взгляд какого-нибудь современного критика.

Дело, конечно, начинается с Адама – с «барбизонцев» и «импрессионистов» в живописи, Бодлера в литературе, Ницше в философии и Вагнера в музыке.

Конечно, это весьма любопытно для гимназистов, студентов, курсисток – так называемого подрастающего поколения, но, к сожалению, для современных задач искусства, ввиду их замены идеями отжившими, не имеет никакого значения.

Они были бы своевременны лет 15–20 назад, но тогда были свои подобные же докладчики. Если поднять на такой лекции какой-нибудь действительно современный вопрос, сами лекторы глазами будут хлопать и злобно огрызаться – точно им личную обиду наносят.

И вот такие докладчики, благодаря выгодности этого дела, в наше время развелись в большом количестве.

Их задача – ловить налету новые идеи и перекладывать их на обывательский язык. На этом они и стараются зарабатывать свой комиссионерский процент. И лезут они самым наглым образом, раз знают, что желающих слушать об искусстве много, и существует новое искусство, которое можно эксплуатировать.

Так дело обстоит с одной стороны; с другой же идёт замена настоящих задач нового искусства, всего открывающего или старающегося открыть новые пути, обновлённым декадентством. Неодекаденты устраивают также и диспуты, и доклады, и искренне или же не искренне, но мнят себя проповедниками нового искусства. Не понимая того, что в новом искусстве надо же действительно выдвигать что-нибудь не бывшее – новое, а не только быть проповедником существующих учений и выдвинутых проблем.

II

Возникшее лет 60 назад во Франции так наз<ываемое> декадентское движение перекинулось в Россию, где в восьмидесятых-девяностых годах в Москве и Петербурге расцвело великолепным цветком.

Отсюда как эхо раскатилось по русской провинции и, не найдя себе там отклик, хотя с запозданием, но зато со свежими силами вернулось назад и вступило в борьбу с теми, кто его создал, теперь литературными инвалидами.

Только теперь декадентство выступило под именем борцов с общественным вкусом, защитником свободного искусства, не понимая того, что такие названия выдают с головой, ввиду того, что имитируют подобные же названия, характеризовавшие французское декадентство, только с той разницей, что то не было признано за те же самые качества, до которых теперь, как раз наоборот, так падок буржуа.

Большинство современных литераторов, именующих себя футуристами, не примыкая к последним никакой стороной своего творчества (так как в них нет элементов, ранее не существовавших и совершенно новых, возникнувших сейчас и предназначенных для будущего), есть не что иное, как обновлённое декадентство.

Все эгофутуристы, борцы с общественным вкусом и т. д. во главе с Игорем Северяниным⁸⁸, Хлебниковым⁸⁹, Гнедовым⁹⁰, «Бубновый валет»⁹¹ и «Союз молодёжи»⁹² не что иное, как недожатое декадентство. Но какое отношение могут иметь они для утверждения новых форм искусства?

Вот это-то и они сами великолепно понимают, потому что в целом ряде диспутов и докладов не было выставлено ни одного своего положения. – Обыкновенно после перечня заслуг современных новаторов начинаются нападки на отжившие направления и отошедших художников, на чём уже и зиждутся все споры и разногласия. Явление весьма печальное, где сам лектор своими знаниями и достижениями не превышает уровня аудитории.

Дальше идут – брань по адресу старого искусства, заверение, что мы де самые левые, просьба у общества поддержки новому искусству и т. д.

Нелепее всего эта «поддержка общества». Какое там общество, когда идёшь, действительно, вразрез с его вкусами?

Это происходит одинаково и в живописи и в литературе.

В живописи, несмотря на бессвязную болтовню, они дальше поверхностного кубизма не идут, как в своё время не шли дальше «импрессионизма Бродского».

Первыми докладами, посвящёнными современной живописи, были доклады, прочитанные о творчестве Михаила Ларионова (Свободная эстетика в Литературно-художественном кружке) осенью 1911 года⁹³. Доклады, правда, довольно неудачные. – Затем доклад в Обществе Союз молодёжи в Петербурге, прочитанный г. Бобровым⁹⁴, также неудачный и мало разъясняющий то, что носит название нового искусства. Но так или иначе эти доклады положили начало всем диспутам и лекциям на тему о новом искусстве. – Первые два доклада были опытом, показавшим, что сейчас в широкой публике есть интерес к новому искусству, и уже после этого пошло настоящее торжество посредственности, примкнувшей к новому искусству, ничего не сказавшей о нём и заменявшей все доклады несколькими фразами из Мутера⁹⁵ и Мейер-Грефе⁹⁶, относящимися больше к барбизонцам, Еженю Делякруа, немножко Мане и ещё более отдалённым эпохам. Понятно, всё переплеталось руганью по адресу так наз<ываемых> врагов, т. е. художников и писателей, имеющих громкую известность, – это уже для возбуждения негодования тупых буржуа и для эффекта.

Таковы были диспуты «Бубнового валета» в Москве⁹⁷ и «Союза молодёжи» в Петербурге⁹⁸.

Докладчиками не было выставлено, так же как и в литературных диспутах, в живописных, ни одного положения, не только своего, но даже толково понятого чужого. Кроме слов «мы первые открываем путь»⁹⁹, причём самый путь совершенно не указывался, ничего не было сказано. – Но на слово даже собравшаяся малокомпетентная в вопросах искусства публика не верит. Да и какой, действительно, смысл объяснять всем этим людям значение нового искусства, когда оно для самих докладчиков мало ясно, и только очевидно их желание во что бы то ни стало принадлежать к левым художникам. Но кто же виноват, что для этого у них мало данных? Неприятнее всего то, что желая показать свою безусловную принадлежность к новому искусству, они не стесняются это свидетельствовать руганью всего старого, от форм которого они сами ещё не ушли. Узнав о каком-нибудь направлении, стараться быть обязательно левее не плохо, но очень комично, когда из этой левости при ограниченности данных получается не более как полевевший Репин, ставший с радостно глупой охотой в армию протестантов.

В этом и заключается вся левость групповой совместной работы как «Союза молодёжи», так и «Бубнового валета». – На диспуте последнего было заявлено о полной несостоятельности и абсурдности учения футуристов¹⁰⁰ и презрение ко всякой литературности в живописи¹⁰¹. Сами же они далее академических перекладок на новый стиль не идут. С лёгкой руки салонного Матисса, решившего воспользоваться новейшими завоеваниями для спасения академии и пытавшегося оздоровить её формы красочным вареньем, которое с упорством составляет из остатков неоимпрессионизма, расплодилось теперь много безнадёжных живописцев, именующих себя живописцами по преимуществу. Преимущество же их только в том и заключается, конечно, перед теми, кому они пытаются объяснить задачи нового искусства, что та же старая академия их хоть кисть в руках выучила держать – а их слушатели и этого ещё не постигли.

Я вообще удивлюсь, что подобные доклады не имеют ещё большего успеха.

Нельзя в одно и то же время ругать что-нибудь и как раз это же и делать: обивать пороги художественных школ и восставать надоевшими стереотипными фразами против академии¹⁰², ругать В. Брюсова и льстить ему в одно и то же время. Это лучше всего показывает, к какому направлению подобные господа принадлежат – подобное направление существовало во всех искусствах и во все времена – Андрей Белый дал ему подходящее название «обозная сволочь».¹⁰³

После Грифа¹⁰⁴, это декаденты второго призыва – милая пошлость, возродившись и ожив в свежем провинциальном теле, ещё просуществует несколько лет.

Диспут, посвящённый футуризму и лучизму, устроенный в Политехническом музее группой «Мишень»¹⁰⁵, был верхом напряжённости и враждебного отношения публики. Окончился он грандиозной дракой. С лёгкой руки Ларионова пошли эти доклады, и больше всего на них он вызывал возбуждения, им же и закончились, грандиозным скандалом. – На этом диспуте И. М. Зданевичем был прочитан очень обоснованный и серьёзный доклад о футуризме, повторенный им в Петербурге¹⁰⁶.

Самым последним в сезоне был доклад В. Шершеневича¹⁰⁷, озаглавленный «Златополдень русской поэзии» (о футуризме)¹⁰⁸. Доклад прошёл оживлённо, но нового ничего не дал.

III

Парфюмерных дел мастер Бальмонт¹⁰⁹ в лице г. Хлебникова нашёл себе достойного продолжателя¹¹⁰, не менее блудливого и подмешивающего в свои стихи Блока для большей приятности букета.

В своём:

 
На острове Езеле
Мы вместе грезили.
 

он показывает себя достойным своих учителей, так же как в других вещах показывает достойным учеником Вячеслава Иванова¹¹¹. Слюняво сюсюкающий русский стиль со всеми вывертами славянско-русских слов в «Девьем боге»¹¹² великолепно обрисовывает этого «футуриста», недаром его поэзия производит такое отрадное впечатление на г. Городецкого¹¹³.

Неизвестно почему вся пиитствующая и живописующая группа борцов с общественным вкусом¹¹⁴ вообразила себя врагами старой школы, когда в общей сложности их поэзия такая сплошная «гражданская скорбь», что какой там Брюсов, здесь Надсон покажется железным. Ведь одними свободными комбинациями слов общего духа из поэтического произведения не изгонишь. – Так и прут прочитанные усердным автором многие тома отечественной литературы, выползают с предательской откровенностью. Всё это ещё не плохо, не будь этого, то, быть может, он из себя не выжал даже и таких стихов – но только что же это общего имеет с современной жизнью, с поэзией будущего? – Почему они не сожгут свою библиотеку вместо того, чтобы провоцировать современную литературу? И чем они отличаются от Брюсова, разве тем, что тот гораздо раньше и гораздо больше прочёл. – Нет, это примазывание к новому искусству людей, представляющих из себя остаток пережитого, возмутительно. – Возникновение подобной поэзии очень естественно и логично, но двуликая политика самих авторов никуда не годится. Тем более что они всегда апеллируют к такому же пошляку, как и сами, доехавшему до нового стиля обывателю.

Наилучшим образчиком этой плеяды является г. Кульбин¹¹⁵: его бессмысленное кликушество¹¹⁶ проглатывается с удовольствием благосклонными, всегда благосклонными читателями и слушателями декадентской чепухи.

Гг. Маяковский и Кручёных, приставшие к группе позднее¹¹⁷, являются хотя бы непосредственными и одарёнными, но всё же мало общего имеющими с современными задачами поэзии.

Первый из них, на мой взгляд, более яркий, стремящийся искренне к чисто современным достижениям. Другой, проявляющий себя как инициатор. Очень жаль, что он вносит лишнюю путаницу в свою декларацию слова¹¹⁸ – уж очень плоха компания¹¹⁹, слишком очевидны заимствования из лучизма Ларионова (фразы «является скользящей», «слово как таковое»)¹²⁰ и неужели он сам не понимает, что четвёртое измерение не время, не движение, и вообще, ни что этого порядка¹²¹ и совершенно особая вещь, которая может ощущаться, но не открыта пока – не говоря уже об измерениях другого порядка. – Одной нумерацией существующие измерения нельзя сделать новыми.

Тут же он разъясняет, что «Студия Импрессионизма» и «Садок судей», изданные в <1>909—<1>910 годах, появились раньше футуризма¹²².

В этом никто решительно не сомневается, точно так же, как и в том, что он сам и участники упомянутых сборников ничего общего с футуризмом не имеют – кроме смертной охоты стать футуристами. <1>910 год – время появления официально утверждённого и уже популярного футуризма.

Появление же стихов одного из первых футуристов поэта Palachesci¹²³:

 
Фру Фру Фру
Уги Уги Уги
Игу Игу Игу
Ага Ага Ага
Поэт забавляется
Безумно
Безмерно
А а а а а
Е е е е е
Пинии
О о о о о
Ууууу
А Е И О У¹²⁴
 

относится к <1>907-му году¹²⁵. Palachesci проповедовал следующее: Глаголы только в неопределённом наклонении (infinitivus)¹²⁶.

Уничтожение наречий именно времени и места¹²⁷, ибо футуристы вне таковых. Союзы не нужны¹²⁸, ибо слова связываются в своей последовательности. Имена прилагательные (во франц, яз.) только отглагольные (напр. rougissant – краснеющий), т. е. имеющие форму причастия, и заключающие динамизм. Прилагательные относительные, выражающие материал – деревянный, золотой и т. д., прилагательные же безотносительные и не имеющие форму причастия чужды динамической поэзии, а выражающие цвета чужды поэзии вообще¹²⁹.

Числительные не употребляются¹³⁰ – великий объект футуристической поэзии в бесконечности, а число есть граница.

Употребление междометий расширяется¹³¹, так как они выражают то, о чём не может сказать определённо-осмысленное слово.

Знаки препинания пережитки, ныне совершенно никому не нужные¹³².

Г. Бернер и его группа интуитов¹³³, что-то невозможное по своей безнадёжности, ещё дальше отставшее от какой бы то ни было новой литературы, чем упомянутая группа борцов с общественным вкусом. Это такое безнадёжное пока и ноющее декадентство, что о нём и говорить даже не приходится.

Образовавшийся совсем недавно «Мезонин поэзии»¹³⁴, кажется, во главе с г. Шершеневичем, пока себя ничем не проявил¹³⁵, судя же по названию, он не собирается играть роли главного корпуса современной поэзии, если она у них и окажется таковой.

Вышедшие сборники эгофутуристов «Засахарекри»¹³⁶, неофутуристов¹³⁷ (непонятно название – так как участники сборника ничего общего с футуризмом вообще не имеют), «Хмель» (орган молодых)¹³⁸, Сборник Союза молодёжи¹³⁹ – так мало представляют интересного, что я от разбора их литературных отделов также уклоняюсь.

Что является вещью вполне выразительной и очень яркой, это сборник стихов Антона Лотова¹⁴⁰, посвящённый Н. Гончаровой и вышедший только в количестве сорока экземпляров – уже разошедшихся. – Сборник носит название «Рекорд»¹⁴¹.

Вот несколько стихотворений из цикла мелодий.

 
Уличная мелодия:
ъ ъ ъ ъ ъ ъ ъ ъ
Оз з з з з з з о
Ха дур тан
Еси Еси
сандал гадал
Си Си
Па
Ни ц
 

Дальше идут ноты (я их не воспроизвожу ввиду затруднения в печати).

И затем рисунок, заканчивающий стихотворение.

Мелодия восточного города:

 
Хан хан да дашь
Шу шур и дес
Виларь ягда
Суксан кардекш
Мак са Мак са
Яким ден зар
Вакс бар дан як
Заза
Сю сеч базд и
Гар ё зда бе
Мен хатт зайде
Вин да чок ме
 

Далее идут циклы: Солдатские песни, Цветущий огонь, Хулиганы.

Из последнего интересно стихотворение, состоящее из одних согласных

 
Счтрп трг ждрв
Смк чпр вчнц
Хд брн рвдч
Шпрз Шркц
Хрфд
Вб зчж хнв
Спржвчнхлш
 

Стихи Антона Лотова, написанные в 1912 году¹⁴², как сказано в предисловии, представляют настоящий образчик современной поэзии со всеми её достоинствами и недостатками.

Г. Лотов очень увлекается Маринетти, против которого теперь энергично восстаёт.

Из числа вышедших книг «Помада»¹⁴³ г. Кручёных и «Рекорд» г. Лотова являются единственными, где слово начинает быть свободным, но только в «Помаде» присущий автору нежно-сентиментальный дух и неопределённость тенденций делает слово самоценным, не даёт ей право быть серьёзно принятой – и это право бесспорно за г. Лотовым, ярко и определённо эти положения, не теоретически, а в самих произведениях выявившего и пошедшего дальше и показавшего ценность самого звука.

Г. Лотов хорошо понимает, что недостаточно создать новый язык – что ещё важнее создать новое понятие. – Дать старому понятию новое название; даже выдумать целиком новый язык – ещё не значит создать литературу этого нового языка.

Новое начертание и новое название старого ещё не даёт новых представлений.

Иллюстрирована книжка пневмолучистыми рисунками Ларионова. Теперь становится модой у современных поэтов украшать свои сборники рисунками Гончаровой и Ларионова¹⁴⁴. Но, по-видимому, сами художники мало обращают внимания на то, какую книгу иллюстрируют, так как ими сделана масса иллюстраций к поэтическим произведениям страшно разнообразных поэтов. – С одной стороны, это хорошо; но с другой, иллюстрация теряет своё значение только для данной книги и живёт отдельной жизнью.

Очень интересны стихи Константина Большакова¹⁴⁵, с которыми я знаком в рукописи¹⁴⁶. Из них некоторые стоят много выше всего, что в этом роде появлялось в современной поэзии, наир., стихотворение Вёсны

 
Эсмерами, вердами труверит весна,
Лисилея полей элилойа лиелит.
Визизами, визами снуёт тишина,
Поцелуясь в тишиённые вераи трели.
Аксимею оксами зизам изосна
Аксимею зосам аксимей изомелит.¹⁴⁷
 

И дальше.

 
И лун луны качались на столбах
Стуча, несясь, разноцвет трамваи
«Милая моя,
Ты стала содержанкой», и т. д.
 

Сонет:

 
И бич усталый уст усталых вяло талит
Где два – рояль, притон наркотиков – сердца.
И жёлтый, синий темь – над влаги алым красным,
Язык двоя, томит, сонясь из мудреца и т. д.
 

Очень гармонично построен весь сонет, в особенности строфы

 
Разорвана об утр стальная тишина
О ждёт миль милион сосновая не снова.
 

Последними новостями литературы являются стихи орфистов¹⁴⁸ – основанные на гармонической комбинации звуков, и стихи лучистов¹⁴⁹.

Последние два направления явились как следствие влияния живописных теорий, носящих это же название.

Теперь живописное искусство начинает больше соприкасаться с искусством литературным.

Иллюстрация начинает играть выдающуюся роль и даже возникает какая-то зависимость искусства литературного от искусства живописного.

Последние направления, начиная с футуризма, выдвигают задачи общие всем искусствам. В России, начиная с Н. Гончаровой и Ларионова, первых иллюстрировавших Хлебникова, Кручёных и друг., как-то даже нельзя представить себе книжек этих авторов осуществившимися без их иллюстраций.

Это влияние пошло ещё дальше: в поэтах лучистах ясно сказываются задачи ларионовского живописного лучизма, только аналогично разработанные в литературных формах.

Молодые поэты Н. Блеклов, А. Семёнов, Рейшпер¹⁵⁰ проповедуют литературный лучизм. Он собой знаменует наращение фразы и слов и всевозможную комбинацию букв из одного слова.

Пример наращения фразы

Пример различных комбинаций из одного слова:

Слово, размётанное своими буквами в разном направлении, создающее различные представления и понятия.

Стихотворение А. Семёнова:

Современные английские поэты в лице Джоржа¹⁵¹ выставили следующие положения:

Логичность, движение, выразительность, концентрация, плотность, глубина, беспрерывность, сцепление, ритм, реакция, ключ, кульминация.

IV

Оканчивая свой обзор на этом, я перехожу к критике современного искусства, к рассмотрению статей и книг, посвящённых ему.

Вообще их можно отметить очень немного, а за исключением того суррогата, который идёт за разбор нового искусства, не имея с ним ничего общего, почти ничего не остаётся.

Литература о современном искусстве пока невелика. Во Франции первое место занимает книга о футуризме Маринетти¹⁵². Я говорю во Франции потому, что она издана на французском языке и в Париже. Затем довольно скучная книга Глеза и Мецингера о кубизме¹⁵³. Книга Удэ об Анри Руссо¹⁵⁴, очень, как говорится, тепло написанная, но где чисто художественные достоинства Руссо мало разобраны, несмотря на то, что Удэ является самым крупным коллекционером и любителем его живописи. В Германии, этой стране художественной критики, правда, всегда недалёкой, издано только две книги, и то, как ни странно, занятых созданием связи между искусством старым и современным («Синий всадник», изд. Пипера)¹⁵⁵, искусством немецким и французским («Сезанн и Ходлер», изд. к-ва Дельфин)¹⁵⁶. Причём устанавливается аналогия между вещами, даже при самой большой натяжке ничего общего между собой не имеющими. Но там же довольно много и хорошо написано о Пикассо, и настолько сейчас бледна литература о новом искусстве, что и этим уже искупается выход в свет этой книги. Хотя, на мой личный взгляд, Пикассо является, опять-таки, потворствующим вкусам буржуа и художником той же складки, что и Матисс. Пикассо большой мастер, но вносит как раз те же разлагающие начала кабинетной работы, которая, собственно, и является не чем иным, как истинным академизмом. Его переход от кубизма к футуризму очень благотворный и современный вполне можно приветствовать, так как кубизм не что иное, как неоклассика, а футуризм, при всех часто романтических качествах, учение вполне современное и безусловно жизненное. Но к несчастью, Пикассо и футуризм старается приобщить и ввести в академические формы своей кабинетной работы, приводящей его к какой-то средней между футуризмом и кубизмом, старыми учениями и новыми. Я не говорю об утрате традиции, но в приобщении их всецело к новой жизни; чего у Пикассо вовсе нет и чем футуристы и сильны. Они любят современную жизнь и прославляют её, и ими создано то, чем Пикассо так сильно попользовался в настоящее время, как раньше старым искусством негров и ацтеков. Последние вещи Пикассо собственно составились из художественных задач двух футуристов: Северини¹⁵⁷ с его раздельной, кусочками (отдельными мазками), трактовкой, и Бочиони¹⁵⁸ с его построениями, развёртыванием и рассмотрением с разных сторон предметов, введением цифр и букв. У последних художников меньше, быть может, традиции и дарования, но ощущение современности и творческий подъём у них не меньше. Задачи, воспринятые у футуристов, Пикассо переложил по-своему, ввёл более сдержанный и гармонический цвет, но всё это лишь приближает их к музейному искусству.

В. Кандинским выпущена книга на немецком языке¹⁵⁹, где он говорит о построении и законах цвета, но всё это почти основано на интуитивном восприятии и уж очень много говорится о высшей духовности, которую не уловишь, а посему говорить о которой общими представлениями вряд ли есть надобность. Тем более что духовность при точном и определённом изложении достоинств более очевидных ярко и самостоятельно возникает.

Переходя теперь к русской литературе, по этим вопросам можно отметить полное отсутствие хотя бы самого незначительного знания и серьёзного отношения. Сборник «Бубнового валета»¹⁶⁰, статья о кубизме г. Бурлюка⁶¹, сборник под назв. неофутуризм¹⁶² – лучший образчик этому.