Текст книги "«Русская освободительная армия» против Сталина"

С мая 1943 г. постепенно стала заметной целенаправленная пропаганда против Власова и на оккупированных немцами территориях. С соблюдением определенных мер предосторожности распространялись листовки, адресованные населению в целом, а на фоне провозглашенного немецкой стороной в июне 1943 г. «введения крестьянской собственности на землю» – также специально крестьянству. К этой категории могут быть отнесены [750]:

1) «Открытое письмо рабочих и крестьян Псковского и Островского районов генералу-изменнику Власову» под названием «Отвечай, изменник Власов!».

2) Листовка «Власов – агент немецких фашистов».

3) Листовка «Как Власов продал крестьян немцам? (sic)».

4) Листовка «Русский не будет братоубийцей!».

5) Листовка «Смерть фашистскому наймиту Власову!».

6) Листовка «Убей изменника Власова!» (в немецком переводе).

7) Обращенная к «населению временно оккупированных районов Ленинградской области» листовка Политического управления Северо-Западного фронта «Кто такой Власов?».

Как уже ранее рассмотренная серия газетных статей, эти листовки по своему содержанию тоже были нацелены на то, чтобы, так сказать, сорвать с Власова покров его русской национальности и изолировать от русского народа как прокаженного. Путем его разжалования до роли безвольного орудия немецких угнетателей хотели противостоять уже ясно ощутимому явлению, что он стал на оккупированных территориях центром кристаллизации надежд населения, глубоко разочарованного немецкой оккупационной политикой. В методах не приходилось быть особенно разборчивыми. Так, и теперь сознательно избегали полемики с социально-политическими программными пунктами Смоленской декларации, которые неясно и с полемическими искажениями затрагиваются лишь в одном месте. Советская пропаганда вновь пользовалась прежде всего средством личного поношения, причем в такой форме, что всякий дальнейший вопрос сам по себе становился немыслимым. Власов характеризовался как иуда, прожженный негодяй, фашистский лизоблюд, огородное пугало в генеральской форме, фашистский попугай, убийца, преступник, мошенник, подлец, плут, оборванец, головорез, изверг, ублюдок, дрянь. Одновременно его «обесчеловечивали, сравнивая с животными». Ругательства типа сукин сын, паршивая собачонка, пресмыкающееся, насекомое были выражением бессильной злобы к опасному политическому противнику и должны были намекать на необходимость его истребления. В «Открытом письме рабочих и крестьян Псковского и Островского районов» это выглядит следующим образом: «Но ты, собака, сдохнешь еще раньше. Покажись еще только раз во Пскове – и мы уж сумеем убрать тебя, пресмыкающееся». Власов вновь изображается так, будто он направлял все свои силы на то, чтобы «помочь при закабалении русского народа» немцам, в особенности – обмануть крестьян и «превратить их в рабов немецких крупных землевладельцев и капиталистов». В то же время при объяснении того, как случилось, что среди «славных советских генералов» оказался такой «негодяй», пропагандисты допустили достойную упоминания изобразительную ошибку. Главное политуправление Красной Армии выдавало Власова за «троцкистского заговорщика», еще задолго до своего перехода завербованного немцами в качестве «шпиона». А теперь вдруг не раз упоминается, что он «долго» находился в «концентрационном лагере», что «потребовалась почти двухлетняя кровавая работа в гестаповских застенках, чтобы найти маленькую горстку изменников: Власова, Малышкина и компанию». Естественно, понадобились если не подкуп, то насилие, чтобы привести советских генералов в лагерь противника. Возможность, чтобы в политико-исторических условиях германско-советской войны накопившееся сопротивление большевизму пришло в движение само, в советском учении предусмотрена не была.

С июня 1943 г., как доказано, последовали и непосредственные обращения к «солдатам и офицерам» «Русской освободительной армии», «Добровольческой армии» или «Власовской армии» [751]. Как тотчас отметила немецкая контрпропаганда, Сталин, таким образом, был вынужден «разбрасывать над немецкими окопами листовки на русском языке» и тем самым признать существование РОА. Но именно агитация, направленная на разложение восточных частей, не осталась в ходе последующих месяцев без отклика. Из публикаций этой третьей пропагандистской серии имеются [752]:

1) Листовка штаба партизанского движения «Кого обманывает генерал-изменник Власов».

2) Обращенная «к солдатам так называемой «Русской освободительной армии» и к полицейским» листовка «Навлинского районного комитета ВКП(б)».

3) Листовка «К вам наше слово, солдаты Власова!».

4) Листовка «Что означает Р.О.А.?».

5) Воззвание Политуправления Северо-Западного фронта «Русские, Украинцы, все бывшие красноармейцы, находящиеся в фашистском плену и завербованные на службу в немецкую армию!».

6) Листовка «Решающий час близок! На чьей стороне стоите вы? Ко всем советским гражданам, завербованным на службу в немецкие войска и в предательские банды Власова».

7) Приказ Военного совета Северо-Западного фронта от 15 августа 1943 г. «Ко всем бывшим военнопленным, русским, украинцам, белорусам и другим гражданам, завербованным на службу в германскую армию».

(Листовки № 1, 2, 4 и 6 имеются в этом деле лишь в немецком переводе.)

Самым сильным аргументом, чтобы найти отклик у добровольцев в ситуации 1943 г., было быстрое ухудшение военного положения Германии, изменение соотношения сил в пользу Советского Союза и его союзников. В этом духе объяснялось, что Германия, «гитлеровская военная машина» под ударами Красной Армии «зашаталась и трещит по всем швам». Дескать, Германия понесла огромные потери, и необходимость заткнуть дыры в рядах ее армии пушечным мясом является единственным объяснением тому, почему лишь теперь, в 1943 г., а не еще в 1941 г., было начато формирование «армии из русских». Стало быть, то, чего немцы «не смогли добиться собственными силами, они хотят достичь путем обмана», используя при этом Власова в качестве своего орудия. Тем временем, как добавлялось, хотя Власов и прикрывается «высокопарными» фразами о «новой России», чтобы его обман «выглядел не так грубо», ничто не может скрыть того, что РОА является «подручным войском немецко-фашистских разбойников», «бандитской армией». В то время как РОА тем самым заведомо отказывалось в праве на существование, ее военнослужащие низводились до роли наемников, проливающих кровь своих русских братьев и отцов «за самого лютого и ненавистного врага русского народа […] людоеда Гитлера». «День и ночь льются звуки изо всех фашистских дыр и без конца лают собачьи морды всевозможных Власовых, Октанов и Каминских», – в заключение еще раз напоминалось солдатам РОА, но «Советская Родина уже давно отторгла от себя этих негодяев, они нашли себе подходящее место в фашистском балагане. Там на службу принимается каждая дрянь, если только она, не заикаясь, тявкает по желанию фашизма». Советская пропаганда умела психологически ловко разжечь тревогу о будущей участи, которая вследствие изменившейся военной ситуации уже присутствовала у многих добровольцев в скрытом виде. Так, ставился вопрос, чего же они сами могут ожидать после уверенно предсказанного поражения Германии. Всем, кто из «подлости или трусости» замедлит отказаться от службы немцам или, что в пропагандистских клише означало то же самое, Власову, без колебаний предрекалась «позорная смерть». Им не будет «пощады», не будет «сострадания»: «Собакам – собачья смерть!» Эти угрозы, еще усиленные указанием на хорошо знакомый всем советским гражданам обычай привлечения к ответственности близких и мести членам семьи, должны были дать толчок к тому, чтобы выбрать предлагавшийся одновременно для видимости выход. Так, утверждалось, что очень хорошо известно, будто они были доведены «немецкими палачами до отчаяния» и в «большинстве своем», в «значительной части» их заставили вступить во «власовскую армию» лишь путем «угроз, насилия и обмана». Хотя, потеряв «дух и веру в победу Красной Армии», они уже совершили тем самым преступление, но, как заверялось, «Родина» их «простит» и даст им возможность «искупить» свою «вину». Что же было делать? Достаточно ли было, как не раз заверяло политуправление Северо-Западного фронта, в одиночку или группами переходить на сторону Красной Армии или партизан, чтобы уйти от «якобы неизбежного возмездия советской власти», «якобы неизбежных расстрелов»? Приказ Военного совета Северо-Западного фронта в составе командующего генерал-лейтенанта Курочкина, начальника штаба генерал-лейтенанта Ватутина и члена военного совета генерал-лейтенанта Богаткина, от 15 августа 1943 г.[60]60
  К указанному времени генералы Н.Ф. Ватутин и В.Н. Богаткин уже не занимали указанных в данном приказе-листовке должностей. Первый из них командовал войсками Воронежского фронта, второй – возглавлял инспекторскую группу Главного политуправления РККА.


[Закрыть], уличал во лжи все успокоительные заверения [753]. Ведь в этом документе всем «офицерам, унтер-офицерам и простым солдатам» в «бандах так называемой «Русской освободительной армии» давалось крайне странное задание. В категорическом тоне им поручали путем вооруженного восстания взять под свой контроль всю территорию между Псковом, Дном, Нарвой, участок 200-километровой протяженностью и соответствующей глубиной от Чудского озера почти до Великих Лук. Военный совет Северо-Западного фронта требовал от них – ни много ни мало – уничтожить все немецкие гарнизоны в Пскове, Дне, Порхове, Дедовичах, Насве, Локне и других населенных пунктах, взорвать станции, мосты и прочие транспортные сооружения, тем самым прервав передвижение немецких войск и подвоз им ресурсов, к тому же убить всех местных жителей, каким-либо образом работающих на немцев или поддерживающих их, и после выполнения этого задания объединиться с партизанами для совместной борьбы. Частям РОА, которые, как считалось, уже находятся на фронте, была поставлена задача отрезать войска противника от тыловых соединений, уничтожить их оборонительные сооружения, склады, мосты, железнодорожные линии и т. д. и, предварительно вступив в контакт, прорвать линию фронта и объединиться с частями Красной Армии. То обстоятельство, что лишь тем, кто выполнит этот совершенно нереальный «приказ», было обещано «сохранение жизни» и «прощение Родины», а всем остальным – уничтожение в качестве «врагов Родины», позволяет понять, что для солдат РОА в действительности больше не было пути назад.

Советская пропаганда, которая, как свидетельствуют листовки к власовским солдатам, исходила из существования РОА как из данности, отчасти, однако, вновь пыталась создать впечатление, будто Власову никогда не удастся сформировать настоящую армию. «Власовские банды», «несколько рот», «наскоро собранная» путем насилия и обмана «кучка людей», как говорилось нередко, не могут быть названы «армией», а уж тем более «русской». Мол, они «распадутся при первом столкновении с нашими войсками». Однако за этой внешней уверенностью скрывалась глубокая озабоченность. Сам Сталин в беседе с польским послом Ромером 26–27 февраля 1943 г. в Кремле, отвечая на его упрек, что «части бывших военнопленных украинского, русского, грузинского, азербайджанского и т. д. происхождения» готовы «воевать против Красной Армии», не смог не признать в присутствии Молотова следующее: «Имеются и русские, которые сознательно служат немцам и стоят на их стороне. В семье не без урода» [754]. Уже 26 декабря 1942 г. Главное политуправление Красной Армии приказом № 001445 предупредило о появлении Освободительной армии и потребовало подготовить соответствующие контрмеры [755]. В районе действий РННА, как сообщил подполковник Бочаров генералу Власову 17 февраля 1943 г., было установлено, что ее части поначалу выдавались за «переодетые немецкие войска». К тому же давались приказы не препятствовать передвижениям этих частей, не минировать дороги, не атаковать их подвоз и вообще избегать всяких серьезных боевых действий с ними. Видимо, имелось стремление отказаться от всего, что могло бы «внести ожесточение в ряды Русской освободительной армии».

Кроме того, масштабы угрозы, надвигавшейся с Власовым, видны по рано определимым попыткам обезвредить некогда прославленного, но перешедшего на сторону противника военачальника «при всех обстоятельствах», «любыми средствами», «чего бы это ни стоило», «доставить его живым или мертвым на советскую территорию». В марте 1943 г. на него были нацелены партизанские группы Григорьева и Новожилова. В мае руководитель Ленинградского штаба партизанского движения Никитин передал по радио через оперативную группу при штабе Северо-Западного фронта срочный приказ убить Власова, чье местонахождение стало известно [756]. Лейтенант Августин, находившийся на службе Национального комитета «Свободная Германия», должен был совершить покушение на Власова в Берлине и был с этой целью сброшен на парашюте [757]. Его удалось арестовать. 24 мая 1943 г. к немецким сторожевым постам близ Ярцева явился мнимый перебежчик, советский майор Капустин [758]. Ему удалось завоевать доверие военных инстанций и добраться до Берлина, где он попытался пробиться к Власову, который, однако, отказался его принять. У генерал-майора Малышкина в ходе краткой беседы тотчас возникли подозрения. Майор Капустин, разоблаченный в особом лагере Инзельгеленде под Леценом как советский агент, дал обстоятельные признания. Выяснилось, что он должен был не только выполнить подробные разведывательные задания в отношении РОА, но и, наряду с этим, максимально тщательно подготовить операцию по ликвидации генералов Власова, Малышкина и других деятелей Освободительной армии до октября 1943 г.

Детальные инструкции Капустину позволяют увидеть, что советское руководство, вопреки всем пропагандистским заверениям, очень серьезно считалось с существованием Русского Комитета и скорым появлением Русской освободительной армии, которые, однако, в действительности были созданы только в конце 1944 г., причем в ограниченном масштабе. Летом 1943 г. подключилась и советская военная разведка. Шпионской организации «Красная капелла», которая в Москве еще считалась действующей, но в действительности уже была разгромлена, было по радио поручено разведать «сущность армии Власова, количество ее частей и общую численность, дислокацию, фамилии офицеров, вооружение, использование, способ политического воздействия на нее». Как сообщает Леопольд Треппер, Центр требовал «самой точной информации и хотел проверить информацию, которой уже располагал, чтобы узнать как можно больше деталей» [759].

Но с чем намеревались считаться в Москве? По советским понятиям, РОА должна была представлять собой сплоченную вооруженную силу, разделенную на армии, армейские корпуса, дивизии, охватывающую все рода войск. Она должна была иметь необходимый командный орган в форме главного штаба, соответствующие учебные заведения – центральное военное училище и другие офицерские школы, а также организованный резерв. Советское руководство было чрезвычайно заинтересовано, чтобы узнать при этом, когда и на каком участке фронта следует ожидать выступления РОА и будут ли русские части наступать сами по себе или вместе с немецкими войсками. Бросающийся в глаза интерес, который оно, кроме того, проявляло к пропагандистским и агитационным органам РОА, а также к разведывательной службе, позволяет судить, насколько высоко оно должно было оценивать исходящее от нее вербовочное воздействие и насколько низко, с другой стороны, – возможности противодействия.

Но советская обеспокоенность заходила еще дальше, т. к. предполагалось возникновение вооруженного движения сопротивления и в глубине СССР. Агент Капустин должен был узнать, какой отдел Русского Комитета руководит антисоветским партизанским движением в Советском Союзе, как осуществляется связь с ним, каким образом партизанское движение снабжается оружием и боеприпасами и какие конкретные методы используют «подпольные группы и антисоветские партизанские отряды». Точно так же считались и с оживлением направляемого Комитетом широкого антисоветского движения «в городах, на заводах и фабриках» глубокого тыла. Новый феномен гражданской войны поначалу, видимо, вызвал растерянность. Ведь надежду на то, что Капустину и засланному вместе с ним Ларионову, осужденному за взятку лейтенанту госбезопасности, наряду с выполнением обширных шпионских заданий удастся еще создать надежную сеть агентов из офицеров РОА и, помимо того, «террористические группы» с целью полного разложения РОА во всех важных учреждениях – как в Комитете, так и в главном штабе, а также подготовить ее переход, – это можно расценить лишь как проявление полного бессилия и беспомощности.

Чувствительная реакция советского руководства на появление Власова, на предполагаемое создание Русского Комитета и Русской освободительной армии вызывает несколько замечаний общего характера. Впервые в ходе войны Советский Союз удалось заставить перейти к обороне в политико-пропагандистском отношении. Что же было бы, спрашивается, если бы Освободительному движению действительно разрешили сорганизоваться и поставили на службу этому делу все вспомогательные технические средства? Например, посредством предложенного начальником отдела иностранных армий Востока в Генеральном штабе сухопутных войск полковником Геленом 13 июня 1943 г. продолжения «власовской пропаганды […] с повышенной интенсивностью», «в постоянной упорной форме» за счет «массового разбрасывания около 100 миллионов небольших листовок Власова и РОА» над крупными населенными центрами – Москвой, Ленинградом, Горьким, Куйбышевом, Саратовом-Энгельсом, Пензой, Воронежем, Ростовом, Астраханью, Калинином, Калугой, Тулой, Рязанью и т. д [760]. Советское правительство, как считал Гелен, в результате будет постепенно попросту вынуждено вступить в публичную дискуссию по власовскому вопросу и тем самым со своей стороны способствовать его популяризации. Уже было показано, каким надеждам на перспективы возглавляемого им движения предавался и сам Власов. Он не отдал бы себя в распоряжение идее Русской освободительной армии, заявил он 17 февраля 1943 г. на встрече в берлинском отеле «Эксельсиор», в которой участвовали генералы Жиленков, Малышкин, Благовещенский, а также полковник Риль и подполковник Бочаров из РННА, «если бы имел хоть малейшие сомнения в этом отношении». Вскоре после этого полковник Боярский зашел настолько далеко, что утверждал, будто Освободительное движение в состоянии «успешно завершить войну в России за три месяца. У нас самые обширные связи с ведущими лицами в Красной Армии и политике. Целые дивизии перебегут к нам или попадут в наши руки» [761]. Но непременной предпосылкой любого военно-политического успеха было и оставалось создание «русского национального правительства и Русской освободительной армии с полностью русским командованием», «реальное признание русского национального правительства» и «собственной национальной армии».

Нацеленные на это устремления русских сходились с таковыми их немецких сторонников в вермахте и ведомствах Рейха, которые равным образом начали ощущать позитивное воздействие «власовской акции». А именно, то, что советский военачальник открыто призвал к борьбе со сталинским режимом, привлекло в апреле – мае 1943 г. «большое внимание» не только на Восточном фронте, но и в союзном, нейтральном и враждебном зарубежье. Как подтвердил компетентный наблюдатель, бывший посол в Москве граф фон дер Шуленбург, там, похоже, «действительно» было распространено мнение, что эта акция может «при соответственно умелом продолжении с немецкой стороны вызвать решающий перелом в войне в пользу Германии» [762]. Приведем несколько примеров того, с каким интересом, например, комментировала власовскую проблему в мае 1943 г. шведская печать [763].

Уже 8 мая «Афтонбладет» во внешнеполитическом обзоре сообщила, что генерал Власов по различным поводам встречался с Гитлером. 25 и 26 мая стокгольмские газеты «с хорошей подачей и частично как основное политическое сообщение дня» распространили новость о формировании Власовской армии. «Дагспостен» и «Нюа Даглигт Аллеханда» писали 25 мая о том, что в Советском Союзе, возможно, предстоит гражданская война. «Афтонбладет» опубликовала 30 мая интервью своего берлинского корреспондента «с адъютантом генерала Власова о его программе национального возрождения русского народа». «Социал Демократен» 1 июня поместила обзор материалов газеты для военнопленных «Заря» «о биографии и политических целях Власова». Наконец, «Стокгольмс Тиднинген», в тот же день оценила «Власовскую армию» уже в 560 тысяч человек.

17 июня германский посланник в Стокгольме Томсен доложил о беседе с королем Густавом V по случаю вручения «личного письма фюрера» [764]. Шведский король, как писал Томсен, проявил большой интерес «к национальной русской организации во главе с генералом Власовым. Он был очень обрадован, когда я смог сообщить ему, что это движение за кратчайшее время приобрело большие масштабы». После формирования Власовской армии на немецкой стороне и образования Национального комитета «Свободная Германия» на советской стороне, согласно донесению посла фон Папена из Анкары, англичане явно осознали растущую угрозу «германско-русского соглашения» [765].

Руководящие офицеры Генерального штаба и армий Восточного фронта стремились теперь, наконец, настроить Гитлера на ведение политической войны на Востоке, т. е. они хотели, чтобы германско-советская война вылилась в форму антисоветской гражданской войны. В различных заявлениях [766] утверждалось, что «Власовская акция», затеянная «поначалу в качестве пропагандистского трюка», породила «целое движение», развивающееся по собственным законам, и тем временем приобрела такие масштабы, что ее уже нельзя прекратить без тяжелого ущерба для дела Германии. Любая попытка в этом направлении лишила бы немецкую военную пропаганду всякого доверия не только со стороны Советского Союза, но и всюду в мире. А русская национальная идея тогда со всей мощью обратится против самих немцев как иностранных угнетателей русского народа. По этой причине представлялось необходимым придать теперь Власовскому движению с немецкой стороны официальный характер. Ведущие деятели как Генерального штаба, так и Министерства иностранных дел настоятельно советовали поручить Власову председательство в подлинном русском комитете и назначить его своего рода генеральным инспектором восточных частей. Подлинная цель, которую преследовали все круги, находившиеся в оппозиции к восточной политике Гитлера, – признание русского правительства и формирование русской армии – при этом, правда высказывалась лишь осторожно, тем более что речь здесь шла только об участии Власова в управлении оккупированными территориями и в командовании «туземными частями». Но Гитлер, до которого различными путями доходили подобные предложения, имел достаточное чутье, чтобы наложить свое немедленное вето.

8 июня 1943 г. на совещании с шефом Верховного командования вермахта генерал-фельдмаршалом Кейтелем и начальником Генерального штаба сухопутных войск генералом Цейтцлером и 1 июля 1943 г. на специально созванном совещании командующих армиями на Востоке он строго, а позднее и «окончательно», высказался против активизации русского освободительного движения и образования русской армии [767]. Он утверждал в этой связи, будто история доказала, «что такие национальные движения в кризисные периоды всегда обращались против оккупационной власти». Однако его указание на неудачу предпринятой в 1916 г. попытки использовать польскую армию в интересах германско-австрийской военной стратегии упускало из вида существенный момент, а именно, что поляки-националисты могли ожидать исполнения своих политических надежд в ходе Первой мировой войны не от союза с «центральными державами», а лишь от такового с державами Антанты. Но во Второй мировой войне ситуация была прямо противоположной – русские националисты если и могли добиться свержения сталинского режима, то лишь в союзе с Германией. У Власова больше не было обратного пути. Да и в действительности речь здесь шла лишь о предлоге. Подлинный мотив был высказан Гитлером, когда он одновременно назвал создание русской армии «безумием», причем, как он признал, только потому, что он бы тем самым заведомо упустил свои цели войны на Востоке. Имя Власова впредь разрешалось использовать лишь исключительно в целях пропаганды и маскировки.

Сам Власов еще до этого был помещен по приказу фельдмаршала Кейтеля под домашний арест, якобы, за свои «некомпетентные бесстыдные высказывания». В случае повторения следовало, по словам Кейтеля, позаботиться о том, чтобы через Гестапо «обезвредить» его. Искусственно вызванный «паралич власовской акции» и «молчание вокруг Власовской армии» сменили большие надежды глубоким разочарованием, предсказанным как русской, так и немецкой стороной [768], и имели роковые последствия. Распространившееся теперь – хотя, быть может, только временно – уныние не обошло и приверженцев Власова, как показывает пример генерал-майора Будыхо, многолетнего командира дивизии Красной Армии, в германской 16-й армии – преемника смещенного полковника Боярского на посту «штабного офицера по обучению и обслуживанию восточных частей». Будыхо, носивший знаки различия генерал-майора РОА, по всей видимости, искал выхода из личной коллизии, когда, последовав призывам советской пропаганды, в ночь с 12 на 13 октября 1943 г. перешел со своим ординарцем к партизанам. Его неожиданное исчезновение привело в движение тщательное расследование и вызвало раздраженный обмен письмами между командующими группой армий «Север» генерал-фельдмаршалом фон Кюхлером и 16-й армией генерал-фельдмаршалом Бушем [769]. Правда, Будыхо не ушел от своей судьбы. Через взятого в плен агента, офицера-парашютиста, вскоре удалось установить, что он стал жертвой партизанского правосудия, которое принципиально лишало жизни «солдат РОА» [770]. Подводя итог, можно констатировать: один Гитлер лишил власовскую акцию 1943 года ее успеха. Следовательно, дело обстояло не так, как с триумфом сообщала советская пропаганда летом 1943 г.: мол, Власову, несмотря на все его усилия, не «удалось» создать армию – к большому сожалению генерала, его русских сотрудников и немецких сторонников, столь перспективное предприятие вообще не разрешили по-настоящему развернуть. Вердикт Гитлера создал тот политический вакуум или, иными словами, подготовил ту почву, на которой удалось утвердиться советской пропаганде. Это в сочетании с ухудшением военной ситуации объясняет явления разложения, распространившиеся во второй половине года [771], которые вызвали передислокацию большого числа добровольческих частей на западный и южный европейские театры военных действий. Ведущие деятели, например, тогдашний полковник Буняченко, вопреки распространенному в литературе мнению, недвусмысленно приветствовали эту передислокацию, даже требовали ее, т. к. надеялись вдалеке от советского воздействия сохранить и реорганизовать части на случай с уверенностью ожидавшегося санкционирования Освободительного движения. Полковник Боярский заявил уже в июне 1943 г., что события все равно заставят Германию признать русское национальное правительство. Правда, как он верно предвидел, самый благоприятный момент для этого был безвозвратно упущен.

Примечания

708. 50 лет Вооруженных Сил СССР. С. 246; История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг. Т. 1. С. 465–466; Grigorenko P. Erinnerungen. S. 244. Насколько бессмысленны подобные выражения, показывает уже одно скачкообразное нарастание умышленных ранений в Красной Армии, особенно перед началом активных боевых действий. Так, их количество в мае 1942 г. было почти вдвое выше, чем в июле 1941 г. На Северо-Западном фронте наблюдалось в мае 1942 г. почти в 9 раз больше умышленных ранений, чем в январе 1942 г. Главный военный прокурор Красной Армии корпусной юрист Носов счел в результате нужным обязать военных прокуроров фронтов и отдельных армий требовать применения к виновным в умышленных ранениях по возможности без исключения смертной казни. (Приказ № 0110, 18.7.1942 (на нем. яз.). // BA-MA. H 20/290).

709. Buss Ph. The Non-Germans in the German Armed Forces P. 124.

710. Ханзен В. Служебные записки, 9.1.1943. С. 8 (на нем. яз.). // Архив автора; Родина. Газета соединения войск Русской Народной Армии, № 18, 1.10.1942; Капитан П. Каштанов, РННА – Русская народная национальная армия. // BA-MA. MSg 149/3; Дашкевич – Позднякову, 2.5.1961. // Там же; Калинин П. Участие советских воинов в партизанском движении в Белоруссии. С. 32; Саломоновский. Два отклика: Россия. 1 и 3.7.1970; Steenberg S. Wlassow. S. 61; Кромиади К. За землю, за волю. С. 51–103.

711. Ханзен В. Служебные записки, 12.12.1942. С. 1 (на нем. яз.). // Архив автора; Steenberg S. Wlassow. S. 79.

712. Ханзен В. Служебные записки, 13.12–16.12.1942, С. 3–8 (на нем. яз.). // Архив автора; Схема организации туземных формирований. Генерал восточных войск при Генеральном штабе ОКХ, № 402/43 секретно, только для командования, состояние на 5.5.1943 (на нем. яз.). // BA-MA. RH 2/v. 1435; Подполковник Д., Наше Начало. // BA-MA. MSg 149/48.

713. См. прим. 128; Steenberg S. Wlassow. S. 84.

714. Кап. Клименко. Формирование Гиль-Родионова и его конец. Правда о «Дружине». // BA-MA. MSg 149/3; Доморад К. Так ли должны писаться военные мемуары?

715. Кромиади К. За землю, за волю. С. 90; Малявин. Псков. // BA-MA. MSg 149/3.

716. Отчет о встрече генерал-лейтенанта Власова, генерал-лейтенанта Жиленкова, генерала Малышкина и генерала Благовещенского с полковником Рилем и подполковником Бочаровым в отеле «Эксельсиор». Берлин, 17.2.1943 (предоставлен отделом иностранных армий Востока начальнику Генерального штаба ОКХ). Акты Гелена – 6. Оккупированные области и восточная политика, № 3 (октябрь 1942 – март 1943 гг.) (на нем. яз.). // Архив автора; Псков, как один из центров РОД. С. 20. // BA-MA. MSg 149/39; «Родина». // BA-MA. MSg 149/3.

717. Калинин П. Участие советских воинов. С. 33, 35.

718. Товарищи командиры! Советская интеллигенция! в кн: Buchbender O. Das tönende Erz, S. 222; Бывший Командующий 2-й Ударной армией РККА генерал-лейтенант А.А. Власов. // Родина, № 26, 29.10.1942.

719. Обращение Русского Комитета к бойцам и командирам Красной Армии, ко всему Русскому народу и другим народам Советского Союза. // Buchbender O. Das tönende Erz, S. 226; Поздняков В. Андрей Андреевич Власов. С. 47; Китаев, Русское Освободительное Движение. С. 42–43. // BA-MA. MSg 149/8.

720. Почему я стал на путь борьбы с большевизмом? Открытое письмо генерал-лейтенанта А.А. Власова. // Заря, № 17, 3.3.1943.