Текст книги "Убийственное меню [P.S. Любимый, завтра я тебя убью]"

Тут Кароль похвалил про себя и наблюдательную Хелену. Даже про мусс забыл, настолько заинтересовал его разговор.

– Все это справедливо, но надо же меняться, – продолжала Юстина. – Тётя уже сделала первые шаги, ей надо помочь. Не способна она полностью переродиться, и так многого добилась. Я не открою Америки, если скажу, что дядя по умственному уровню намного превосходит её, как, скажем, Гималаи превосходят наш Гевонт…

– Да уж, пан умом куда как посильнее пани будет, – подтвердила домработница.

– Растоптать её – для него пустяк, – горячо продолжала девушка. – А ведь это низость – бить лежачего!

– Ну, не скажи, этот лежачий и укусить может, – опять возразила Хелена.

– То-то и оно, меня временами просто злость берет! Придёт дядя в хорошем настроении, а тётка непременно его испортит идиотскими претензиями. И все равно скажите – кто должен уступить?

– Умный глупому завсегда уступит.

– И раз уж он установил такой порядок, что он один работает и зарабатывает, должен и об остальном подумать. Сам не разрешает тётке ни о чем другом, кроме еды заботиться, значит, сам же пусть сообразит, что ему выгоднее – чтобы тётка продолжала толстеть и его разорять или похудела и сэкономила на платьях? Мог бы и пообещать ей какую-нибудь премию за экономию, простимулировать, так сказать. Например, новую чёрную горжетку, если сбросит десять кило. Считать он умеет.

– Так ведь мужик. Они этих бабских вещей не понимают.

– Вот-вот. Сам не понимает, а когда другие объясняют – не слушает.

Тут Вольский с раздражением подумал, что племянница слишком много себе позволяет. Ещё дипломатию разводить дома…

Домработница опять уловила суть.

– Да пану Каролю просто не хочется в это вникать. У него голова для другого предназначена.

– Вы правы, он думает о важном, это для него мелочи. А мог бы и прикинуть, что лучше: постоянные склоки и нервотрёпка или одно-два добрых слова разок в неделю.

– Неужели хватит? – усомнилась домработница.

– Ну, хорошо, разок в день. Любит критические замечания отпускать, вечно говорит гадости. Вот сказал бы – выглядишь прекрасно. И хватит. Потом может отключиться и не слушать пустую, по его мнению, болтовню. Для тёти так важно, чтобы её заметили и оценили! У неё уже и присказка такая выработалась: «Я не человек, меня не замечают».

Хелена задумчиво произнесла:

– А мне сдаётся, пану Каролю тоже доброе слово лишним не будет.

– Не думаю, – возразила Юстина. – Он не нуждается в одобрении других, потому что знает себе цену и уверен в себе. А вот тётя – другое дело. Для неё нет ничего важнее, как заслужить одобрение в глазах мужа.

– А ещё пани Марина любит, чтобы её жалели, – заметила Хелена. – Пан Кароль для жалости непригодный, тут уж ничего не поделаешь.

– И не надо! – подхватила Юстина. – Пусть делает то, к чему пригодный, а жалеть мы с вами будем. Я уж лет десять этим занимаюсь. Это только в последнее время стала злой и нетерпимой.

Тем временем Кароль справился с ужином, остались лишь белое вино да сельдерей с хреном. Бабы затронули очень важные вопросы, он услышал нечто для себя полезное и интересное. Например, первый раз в жизни понял, что и в самом деле не нуждается в одобрении окружающих, ему вполне хватало нулей на банковском счёте. Ну и всего с ними связанного: работы, деловых комбинаций, расчётов, планов, поверженных конкурентов…

Задумавшись, он пропустил остальную часть разговора. Очнулся от громкого возгласа Юстины:

– …И кто его станет так кормить?!

– Ясное дело, никто, – подтвердила кухарка. – Я там ничего не говорю, а вот слышала, что один мужик, здоровый как бык, ел и пил в своё удовольствие, а как удар с ним случился, так и все. Это Юстинка очень правильно сделала, что его похудеть уговорила, очень уж его непотребно разнесло…

Последние слова Хелены Каролю не по вкусу пришлись, да и вино кончилось. Конечно, в том, что он о своём здоровье начал заботиться, заслуга Юстины есть. Врача посетил, давление в норме, правда, на пределе. Не мешало бы, однако, сбросить килограммов двадцать. Надо заняться собой, съездить отдохнуть, подумать о бальнеологии… Кстати, поездка к морю может явиться допингом и для этой идиотки, его жены. Сам придумал, не нуждается он в советах всяких там Юстинок и Хеленок!

Вряд ли Юстина считала самым главным в своём проекте поездку к морю. Все же остальное было Вольским принято и одобрено, хотя об этом пока никто не знал, даже он сам.

Кароль уже подумывал ввалиться в кухню и насладиться немой сценой, как вдруг хлопнула входная дверь и появилась Марина. Странная она была какая-то, казалась одновременно чем-то огорчённой и обрадованной.

– Представь себе, – с порога заявила Марина, увидев выглянувшую из кухни племянницу, – Магда, сестра Агаты, так чудовищно растолстела, что не может ходить! От неё сбежал муж, стал алкоголиком и подал заявление на развод.

– По пьянке? – поинтересовался Кароль, появляясь из столовой.

Марина пропустила вопрос мимо ушей. Зато Юстина с Хеленой так и обомлели. Оказывается, хозяин был дома и все слышал!

– Просто ходить не могла! – с наслаждением повторила Марина, стягивая с себя жакет. – Ноги уже не выдерживали тяжести. Агата говорит – то ли что-то с обменом веществ, то ли просто обжорство, но Магда не могла не есть, слезами обливалась, но ела. И ещё она сказала, что я рядом с Магдой так просто сильфида, но надо беречься, а то все вернётся. Юстинка, как оно может вернуться? Нет, когда подавал заявление в суд, был трезвый, и вообще сделал это через адвоката, а причиной развода назвал паранойю, представляете, каков подлец? Юстина, как оно может вернуться?

Кароля интересовала реакция Юстины на его появление. Стоя на пороге столовой, он молча внимал болтовне жены.

Юстина собрала все своё мужество. Она заговорила, и слова её падали, как удары топора.

– Если станете есть как раньше, то опять растолстеете. Надо ограничивать себя, и тогда можно этого не бояться. Голодать не обязательно, но есть следует ровно половину того, что вы ели до сих пор. Сладости исключить вовсе. Ограничить соль. Из двух зол лучше яблоки в тесте, чем картофельные дранцы, потому что дранцы никто не сможет съесть без соли, а яблоки без сахара – запросто. А пончики так и вовсе – яд смертельный.

– Без сахара? Как же… то есть… я ведь теперь готовлю по-другому!

– И прекрасно готовишь, – подтвердил Кароль, решивший воспользоваться непрошеным советом. Исключительно из любопытства. – И очень надеюсь, что будешь продолжать в том же духе. Кто знает, может, вскоре я опять тебя полюблю.

И ушёл, не попрощавшись с общественностью.

Общественность не сразу пришла в себя. Раньше всех опомнилась Хелена.

– Ну и хорошо, – произнесла она, ни к кому не обращаясь. – Я там ничего не говорю, но доброе слово и кошке приятно. – И, смутившись, скрылась в столовой.

Переведя дыхание, Юстина решила ковать железо, пока горячо.

– Я всегда говорила – у дяди высоко развито чувство прекрасного. Он тоже будет выглядеть по-другому. У меня заканчивается сессия, можем потом сесть с тётей и составить меню на целый месяц.

– И опять потребуешь, чтобы я считала дурацкие калории! – проворчала Марина.

– Что ж, если тётю привлекает судьба сестры Агаты…

Марину передёрнуло. Агата показала ей жуткую фотографию сестры, и, при всем легкомыслии, Марина никак не могла отделаться от мысли, что быстрыми шагами приближается к той же пропасти. Хотя нет, ведь уже свернула в сторону, добилась чего-то. Но если все повернёт вспять…

– И учтите, – продолжала племянница, – если сбросить пять кило за месяц, это быстро наверстывается. Если же пять килограммов сбросить за год, считайте, сброшено навсегда. Следующие пять – в следующем году…

На горизонте замаячило отвратительное овощное варево, Марине стало нехорошо. И так из года в год? Но тут опять вспомнилась фотография чудовища. Нет уж, она пойдёт до конца. Да и Юстинка, по всему видно, не оставит её в покое.

От волнения захотелось есть. Стыдно было рыться в холодильнике, и Марина съела то, что стояло на столе, – остатки сельдерея с хреном.

Племянница молча наблюдала за тёткой. Интересно, о чем та думает?

Оказывается, тётка думала о Марте, приятельнице, которую встретила у Агаты. Худая как щепка, она всю жизнь такой была, и что же выяснилось? Питается бог знает какой год одними овощами, сырыми и варёными. Нет, почему же, ест и мясо, и рыбу, но только отварную, без соли и жира, и кусочки малю-ю-юсенькие. И так всю жизнь! Нет, пусть Юстинка дослушает. Самое главное – она ЛЮБИТ такую еду, любит! Ест всякую гадость для собственного удовольствия. Чего только в мире не бывает! Вот счастливая женщина!

Юстинке уже осточертели разговоры о еде, и, чтобы отделаться, она сказала первое, что пришло в голову:

– Но зато у неё наверняка нет накидки из голубой норки!

А у Марины целых две! И есть она будет пусть и меньше, но все равно вкусно! И Кароля убивать уже не надо. Так, может, она тоже счастлива, только не осознает этого? Ладно, раз жизнь такая сложная штука, так уж и быть – откажется от вафель в шоколаде, которые купила на чёрный день.

И Марина принялась грызть проклятую морковку, а вафельки сгрызли Юстина с Хеленой.

* * *

И все же наступила минута, о которой Юстина не могла подумать без ужаса, из-за которой не спалось по ночам. Сдан последний экзамен, и Конрад везёт её в Вилановский парк. У Юстины сжимается сердце от дурных предчувствий.

Экзамены она сдала блестяще. В доме царило просто небесное спокойствие и благодать. Дядя никому ничего плохого не делал, тётка послушно, хоть и с лицом мученицы, готовила брокколи и спаржу, а на десерт – фруктовые желе без взбитых сливок. За последние дни она похудела на полкило и, сидя по вечерам перед телевизором, грызла вместо ужина сырую морковку, заливаясь слезами. И голода почему-то не чувствовала – то ли морковка притупляла, то ли слезы.

Но Юстина чувствовала – что-то должно было разрушить эту тишь да гладь. Скорее всего, зловещая тайна Конрада. Ведь невозможно, чтобы и в её личной жизни воцарилась вдруг сплошная идиллия. Первый раз она влюбилась в парня, которому нравится, и тут же возникла страшная препона на пути к счастью.

– Если хочешь знать, так я из-за тебя взялся наблюдать за твоим дядей, – сказал Конрад, когда они уже сидели за столиком кафе. – Точнее, выдержал такую работу из-за тебя.

– При чем тут я? – удивилась Юстина.

– Очень даже при чем! Я уже собирался отказаться от этого задания, но тут увидел, как ты входишь в дом моего объекта. А я ещё раньше случайно увидел тебя, ну… и ты мне понравилась. Вот я и не отказался.

– А где ты меня видел раньше?

– В автобусе. И решил – все! Вот она, девушка, которая…

– Нет! – в полном отчаянии крикнула Юстинка. – Ты не можешь…

– Чего я не могу?

– Понимаешь, есть одна вещь…

– Я помню, – спокойно отозвался Конрад. – Ты собиралась спросить меня о чем-то. Мне самому интересно. Выкладывай!

– Не могу, – жалобно проговорила Юстина. – Чувствую себя последней свиньёй. Если бы ты хоть какое преступление совершил, а так…

– Могу разбить стекло. Хоть сейчас. Хочешь?

– Это не преступление, всего лишь нарушение правил поведения в общественных местах. Боже, уж лучше бы в письменной форме…

Тут Конрад не на шутку встревожился. Что же так угнетает девушку? Почему она, обычно решительная, тут никак не соберётся с силами?

– Ну, была не была. Ты что-то скрываешь от меня?

Вот уж этого Конрад не ожидал. Со времени знакомства с Юстиной он привык всем с ней делиться, даже служебные тайны постепенно выдал. Скрывать было решительно нечего.

– Богом клянусь, ничего не скрываю! Да в чем дело?

– И у тебя нет никаких… неприятностей?

– Единственная моя неприятность – это то, что тебя что-то гнетёт. Все остальное мне до лампочки.

– Нет, я имею в виду… нет ли у тебя неприятностей со здоровьем?

– Ну, даёшь! Я что же, выгляжу… болезненно?

– Не выглядишь. То есть…

– До сих пор считал себя абсолютно здоровым. С чего ты вдруг?

– Сейчас здоров, а раньше?

– А раньше болел. – Сбитый с толку Конрад не знал, что и думать. – Два года назад гриппом болел. В детстве тоже, наверное, чем-то болел. А сейчас ко мне даже простуда не липнет.

– А ревматизма у тебя нет?

– Нет у меня ревматизма! Слушай, дорогая, что ты привязалась ко мне?

– Тогда почему же, – жалобно прошептала Юстинка, решив пройти до конца свой тернистый путь, – почему же тогда, в казино, ты…

– Что в казино?

– Ты так странно ходил, словно ноги у тебя в коленях связаны? И время от времени… извини… щупал себя… сзади…

До Конрада наконец дошло.

– Ох-х, холера… Так я и знал, портки меня погубят!

У Юстинки камень свалился с души, зато Конрад помрачнел. Не ожидал он от любимой девушки такого… такого рационализма. Однако решил выяснить все до конца.

– И что? Испугалась, что придётся возиться с паралитиком?

Юстинка отмахнулась:

– Не в том дело! Конечно, возиться с паралитиками радость та ещё, но не этого я боялась. Знаешь, больше всего не выношу, когда меня обманывают. И если ты уже с самого начала от меня что-то скрываешь – грош цена нашей любви. Всегда предпочту самую страшную правду самой прекрасной лжи. Учти, кстати! Правда, я долго сомневалась – имею ли право требовать от тебя полной откровенности, а вдруг это что-то компрометирующее, какой-нибудь геморрой…

От смеха Конрад аж пополам согнулся. Жизнь была легка и прекрасна, и никаких геморроев – отныне и навсегда.

Через полчаса в кафе появились Иола с Янушем Дембицким.

– Смотри, – удивилась Иола, остановившись на пороге. – Похоже, мой братец окончательно влип. Я ещё не видела его таким!

Януш потянул её к другому столику.

– А ты разве не знала, что это заразно? И сдаётся мне, я уже заразился.