Текст книги "На всякий случай"

– Не учи учёного… – обиделся Бартек. – Сам не понимаю, что ли? Пожалуй, прямо сейчас и отправлюсь к Веське… Ох, нет! Обещал помочь отцу в мастерской. Ладно, вечером к нему забегу. А пока давайте вашу чупагу, сделаю что надо…

– Вот интересно, когда они наконец соизволят нам что-то сообщить? – ворчала Яночка. Они с Павликом стояли вечером перед домом пана Вольского, глядя на освещённые окна его квартиры. – Что бандитов задержали, это мы сами видели, а дальше что?

– А как ты это себе представляешь? – спросил брат. – Вызовут нас в комендатуру и торжественно известят…

– Никак конкретно не представляю, но ведь должны же что-то сказать… Может, вызвать нас как свидетелей?

– Сама слышала, детей они свидетелями не считают. Свидетели для них дядя Анджей или бабушка…

– Ну и не надо нам быть свидетелями, но сказать хоть что-нибудь просто обязаны, иначе свинство! – упорствовала девочка.

Павлик не разделял возмущения сестры. Он по опыту знал, что полиция не любит делиться с гражданами своими достижениями, не имеет обыкновения обнародовать анкетные данные преступников и почему-то избегает сообщать гражданам о своих планах на будущее. Он поделился с сестрой своими соображениями:

– Я бы там не очень надеялся, что хоть что-то нам скажут. Ну сама вспомни, как какое преступление, мы о пострадавших знаем буквально все, а о преступниках… В лучших случаях инициалы Вот, пишут в газете: «Некий Л. О. зверским образом лишил жизни Вольдемара Гронковского, вспоров ему живот тупым кухонным ножом, и этим же ножом отрезал правое ухо его престарелой тёще, Фелиции Выбух, проживающей на Маршалковской улице дом сто одиннадцать квартира десять». А когда случится показать по телевизору какого убийцу или грабителя, обязательно заслоняют их рожи – не дай Бог кто из телезрителей опознает! И сейчас будет то же самое, это я тебе говорю! Попомни мои слова.

– Тогда мы сами должны узнать, – решительно сказала девочка. – Или хитростью выудить сведения, или ещё как… Интересно, долго мы будем с тобой тут стоять?

С трудом оторвав взгляд от «фиата» с погнутым задом, – здорово в него кто-то врезался! – Павлик тоже взглянул на окна пана Вольского.

– Не знаю, Хабр сказал – он дома. Наверное, подождём, пока выйдет.

– А если он сегодня вечером вообще не собирается выходить? Так и будем здесь торчать?

– А что делать? Не пойдём же спрашивать, выйдет ли он сегодня на прогулку или нет. А вообще мы с тобой дураки, давно надо было разделиться и ждать с двух сторон, торчим тут все трое.

– Хорошо, – сказала девочка, – я пойду ждать его с чёрного хода. Там, по крайней мере, есть на чем посидеть, полно ящиков. А Хабр пусть бегает от тебя ко мне, он будет нашим связным.

По ту сторону дома, на задах частных лавочек, ссорились каких-то две женщины. Первая высказывала претензии ко второй, вторая не желала слышать ни о каких претензиях. Предметом ссоры была пара зимних сапог на меху, с какой-то уникальной отделкой вышивкой. Пара сапог была продана покупательнице за бешеные деньги с заверениями, что второй такой в Варшаве нет, а вдруг оказывается, что точно такие продаются в любом количестве в обувном магазине на Иерусалимских Аллеях, причём вдвое дешевле. Яночка с большим интересом выслушала аргументы обеих сторон, но тут её внимание привлёк человек, вошедший во двор дома с Рацлавицкой улицы. Прежде чем свернуть во двор, он остановился на улице под фонарём и взглянул на часы. Во дворе мужчина огляделся, а затем спрятался в тень дома и неподвижно там застыл. Буквально через полминуты с улицы во двор вошёл второй мужчина и тоже огляделся. Заметил, видно, как тот, первый, в темноте махнул ему рукой, и оба они не торопясь пошли в сторону частных магазинов. Пути их пересеклись как раз возле Яночки, которая сидела на ящике у стены сарая, в самой густой тени. Девочки они не видели. А та пришла в страшное волнение. Во дворе два явно подозрительных субъекта, а пан Вольский может выйти из дома через главное парадное, и Хабр за ней прибежит, а тогда эти двое непременно её обнаружат. Ладно, будь что будет. Хабра они могут и не заметить, пёс просто поразительно умеет маскироваться, а она просто убежит. Сорвётся с места и бросится наутёк, согнувшись, отвернув в сторону лицо, чтобы её не разглядели и не опознали потом. Пока же притаилась и сидела тихо как мышка.

– Что это было? – спросил один из мужчин, холодно и резко.

– Засада! – так же негромко ответил второй упавшим голосом. – Узнали откуда-то, что ли… Полиция.

– А почему не сбежали?

– Четыре баллона спустили…

– Сами собой? – зло поинтересовался первый. – Старые шины?

– Да нет! – горячо возразил второй. – Как всегда, новые. И проверили перед тем, как на дело идти. Может, гвозди разбросали.

– Левчик в курсе? .

Ещё вчера сообщили. Из-за проклятого «БМВ» все осложняется.

Затаив дыхание слушала Яночка этот знаменательный разговор и тут почувствовала, как нос Хабра ткнулся в её ногу. Надо же, она и не заметила, как он прокрался! Знал, умница, что должен стать невидимым! Положив руку ему на голову, Яночка продолжала подслушивать.

– Так что будем делать? – спросил упавший голос.

– Здесь отставить, – ответил злой и раздражённый. – Подхорунжих, двенадцать, завтра там припаркуют «фольксваген». Второй на Бонифация, четыре, во дворе.

– Ведь ещё вроде «БМВ» намечалось…

– Есть, Жолибож, Бродзинского, шесть, в гараже. И ещё сами поищите.

Тут Яночка почувствовала, что Хабр шевельнулся. Девочка взглянула на собаку, а поскольку её глаза уже привыкли к темноте, заметила, как пёс сделал стойку в направлении чёрного хода. Тёмная фигура выскользнула из него и сразу же растворилась в непроглядной тени рядом со входом. Разглядеть этого человека не было никакой возможности, но благодаря псу девочка поняла, что это ожидаемый ими с Павликом пан Вольский. «Сговорились! – подумала девочка. – Одна шайка!» Осторожно нагнувшись, девочка, касаясь губами уха собаки, шепнула:

– К Павлику, Хабр! Приведи сюда Павлика! Быстро! И прячься!

Двое злоумышленников, видимо, закончили разговор и разошлись в разные стороны. Один возвратился на Рацлавицкую улицу, второй пошёл к чёрному ходу дома, откуда только что вышел третий, и вошёл внутрь. Езус-Мария, ведь он же может там на лестнице наткнуться на Павлика! Третьего он вроде и не заметил.

Хорошо это или плохо – Яночка не успела решить. Надо срочно что-то предпринимать, иначе тот, на Рацлавицкой, скроется из глаз. Но если она только сдвинется с места, её обязательно заметит притаившийся пан Вольский. Что же делать? К счастью, пан Вольский решил за неё. Вынырнув из тёмного угла, он быстрыми шагами пересёк двор и вышел на Рацлавицкую. Тут уж Яночка не стала медлить и помчалась за ним, стараясь, чтобы он её не заметил.

Девочка была уже на Рацлавицкой, когда к ней присоединились Павлик с Хабром.

– Во дворе встретились бандиты, участвовавшие в краже нашей машины! – скороговоркой сообщила девочка брату. – Наметили новые угоны, адреса я запомнила. Сейчас запишем, пока помню. И пан Вольский отправился на промысел, Хабр его уже знает и сообщил мне.

– А где бандиты? – допытывался Павлик. – Где пан Вольский? Опять растворился в воздухе?

– Теперь может растворяться сколько угодно, Хабр его отыщет. А бандиты встретились, обменялись сообщениями и разбежались. Пёсик, пан Вольский. Ищи! Пан Вольский!

Хабр уверенно пошёл по следу, Павлик за ним. Немного отстав, девочка записала в блокнот адреса, спрятала блокнот и бегом догнала брата с собакой.

– На лестнице ты никого не видел? – на бегу расспрашивала Яночка.

– Видел, – ответил брат, – вошёл с чёрного хода какой-то, Хабр сразу спрятался от него.

– Боже, какой умный пёс! Жаль, у тебя не столько ума! Он тебя заметил?

Павлик даже не обиделся, сам понимал, что редко кто может сравниться по уму с их собакой. Поэтому спокойно ответил:

– Заметить, может, и заметил, да толку чуть! Свет падал сзади, я для него – сплошное чёрное пятно. А вот я его, наоборот, разглядел! И на всякий случай запомнил.

– Хорошо запомнил?

– Хорошо, хорошо. Говори, что случилось, и кончай нервы трепать!

В этот момент пан Вольский снизил темп, вышел на улицу Пулавскую и пошёл по ней не торопясь, рассматривая освещённые витрины магазинов. Можно было так не бежать, и девочка рассказала брату о сцене в тёмном дворе. Обо всем рассказала, ничего не пропуская, в том числе и ссору двух баб из-за уникальных сапожек.

– А машина, в которую сел второй – та, что вчера сбежала, – закончила свой рассказ девочка. – Я номер помнила, тот же самый, «WAW1824». И если бы мы могли поехать следом, сразу же узнали бы их адрес.

– Сразу и адрес! – охладил Павлик энтузиазм сестры. – Он мог поехать не домой, а, например, в гости. Это во-первых. А во-вторых, на чем бы мы за ним поехали? Все наши транспортные средства – ролики да велосипед. На велосипедах сейчас никто не ездит, приметят…

Яночка уже продумала дальнейшие действия:

– Можно подговорить Рафала, у него машина…

– Как же так получилось, что они назначили встречу прямо у тебя над головой? – удивлялся Павлик.

– Просто я сидела в самом тёмном углу двора, у сарая, – объяснила девочка. – Очень хорошее место встречи! Во двор они вошли с разных сторон, почти не ждали друг друга, каждый отправился дальше, по своим делам, а встретились случайно. Буквально несколько секунд говорили, их никто не мог заметить. Очень правильно все было продумано! И знаешь что мне приходит в голову?

Павлик тоже догадался.

– Пан Вольский!

Да, он. А вдруг он случайно когда-то тоже подслушал их разговор? И вовсе он не из их компании… А может, и из их.

– А этим двум не проще поговорить по телефону, чем встречаться по ночам в чужом дворе? – усомнился Павлик в новой версии.

– Кто знает, может, и не проще. Может, их телефоны прослушиваются. Может, полиция и не такая уж тёмная, кое-что знает и принимает меры, – предположила Яночка. – Может, они давно у полиции на подозрении…

– …или у кого из них телефон испортился, – подхватил Павлик. – Дождь, слякоть, сырость, а сама знаешь, в Варшаве телефоны сырости не любят, как дождь – сразу перестают работать. Или работают так, что сил нет. Вот меня вчера все время соединяли с Управлением речного пароходства, а на кой оно мне?

Какое-то время дети молча следовали за паном Вольским на почтительном расстоянии. Натура увлекающаяся, Павлик редко проявлял благоразумие и практицизм, но сейчас просто отказывался верить в такое стечение обстоятельств. Ну нельзя же все приписывать случайности! Ладно, он ещё может поверить, что Яночка подслушала совершенно случайно в тёмном дворе тайный сговор двух посторонних преступников, планирующих, к примеру, обокрасть один из тамошних частных магазинчиков. В такое он готов поверить, вон сколько преступлений ежедневно и еженощно совершается в Варшаве. Но чтобы в этом дворе назначили встречу те самые угонщики, так сказать, знакомые преступники – нет, в случайность такого совпадения поверить трудно…

Павлик попытался поставить себя на место преступников. Как бы он поступил в их положении? Операция сорвалась, а телефоны, скажем, действительно вышли из строя или прослушиваются. Вот если бы они, допустим, с Бартеком были преступниками и им надо было встретиться… Дома бы не стали встречаться, дома родные, сразу заподозрят, Да и не надо им знать, что он с сообщником видится. Они с Бартеком заранее на такой случай придумали бы место, где встречаться, если что… И тогда, действительно, трудно найти место лучше, чем этот двор. Вход с двух улиц, во дворе ни газона со скамейками, ни песочницы для малышей, и с другой стороны только зады магазинов, глухие стены без окон. Да ещё дополнительные удобства в виде нагромождений пустых ящиков и прочего хлама. Во двор приходят с разных сторон, мимолётная встреча – и расходятся в разные стороны. Но почему именно в этом дворе и в этот момент?

Каким-то шестым чувством поняв, о чем раздумывает брат, Яночка ответила:

– Вчера у них произошла осечка, сорвалась операция. И этот, в машине, мог смыться, не до конца поняв, в чем дело. А второй все видел с другой стороны, тоже издали, поэтому полиция его и не загребла. А первого Хабр обнаружил, он умчался и, наверное, колесил по городу, боялся, ведь за ним могли следить. И следили бы, если бы поручик узнал о нем немного раньше…

– Ты как догадалась, о чем я думаю? – удивился Павлик. – Телепатия какая-то…

– Никакая не телепатия, просто я о том же думала. И если этот двор они заранее наметили для встреч при таких непредвиденных обстоятельствах… И время тоже раз и навсегда установили. Сколько сейчас? Без двадцати восемь. Значит, встреча назначена была на девятнадцать тридцать.

– Я тоже до этого места додумал. Но вот почему именно в этом дворе? Ты как думаешь?

– А где ещё им встречаться? В парке? При такой погоде?

– Так ведь нет дождя.

Все равно, время года не то, в парке как раз подозрительно сейчас прогуливаться, ещё глупее, чем нам на роликах или на велосипеде за ними мчаться. А раз глупо, значит, привлечёт внимание, ежу ясно.

– Могли бы встретиться на кладбище, – предложил мальчик. – Или на вокзале. На лестнице у рынка. В очереди за минералкой на задах «Суперсама». Вроде как один помогает другому поставить в багажник машины ящик с бутылками… Вон сколько возможностей!

– И везде увидят люди, – возразила сестра, – а тут никто не увидит.

– Правда, только пан Вольский и ты…

– И больше никто! Да и я бы не видела, если бы не сидела в углу двора на ящике. Лучшего укрытия нарочно не придумаешь! Рядом стояли и не видели меня. Не знаю, найдётся ли в Варшаве второе такое удобное место для тайных встреч.

– А если и найдётся, они могут о нем не знать, – согласился брат. – Что он застрял у витрины?

Яночка с Павликом, следуя за паном Вольским, дошли до улицы Одыньца, где упомянутый пан и в самом деле как приклеился к одной из витрин магазина. Стоял и стоял, будто в жизни ничего интереснее не видел! Пришлось и детям остановиться. Спрятавшись за утлом, они ждали. Хабр сел на тротуар и тоже ждал.

И тут подошёл автобус. Дети и не заметили, что витрина, к которой прилип пан Вольский, находилась как раз у автобусной остановки. Автобус остановился, но старик не обратил на него внимания, продолжая изучать витрину. И только в самый последний момент, когда двери автобуса уже закрывались, он, совершенно неожиданно обернувшись, одним прыжком вскочил в автобус. Дверцы захлопнулись, чуть не прищемив его, и автобус двинулся с места. Догнать ускользнувший объект у преследователей не было ни малейших шансов.

– Обвёл он нас… как детей, – с горечью констатировала Яночка. – Ты хоть заметил, какой это был автобус?

– Откуда? – буркнул расстроенный Павлик. – Только надпись громадными буквами: «Стиральные порошки „Поллены“ лучшие…» Посмотрим хотя бы, что он там рассматривал.

– Оказалось, пан Вольский так пристально рассматривал витрину маленького обувного магазина.

Тяжело вздохнув, дети печально смотрели вслед Удаляющемуся автобусу, увозящему пана Вольского и огромную рекламу фирмы «Поллена».

– Теперь совершенно ясно, что без Рафала не обойтись, – сказала Яночка. – Вежбинский.

– Рафал опять станет отговаритьвая своим аттестатом зрелости, – возразил Павлик. – А при чем тут Вежбинский?

– Это я вспомнила фамилию поручика, – ответила сестра. – Когда он представлялся маме, сказал: «Честь имею, помощник комиссара полиции поручик Вежбинский». Надо бы ему позвонить, согласен? Пусть по всем этим адресам устроит засады.

– А если мы его не застанем в комендатуре?

– В таком случае попросим передать ему, и поскорей. Пусть разыщут, скажем, дело срочное. – Могут начать красть уже сегодня ночью!

– Тогда пошли к Бартеку, от него и позвоним, – решил Павлик. – Во-первых, я обещал и его привлечь, а во-вторых, поглядим, что он для нас успел изготовить. А то прямо совсем пустой вечер, ничего не сделали… Начнём с их мастерской, может, он ещё там сидит…

Бартек, наоборот, за сегодняшний вечер совершил нечто грандиозное.

Интерес к слесарному делу проявился в ребёнке с самого раннего возраста. Когда сыну было всего четыре года, папе пришлось прятать от него инструменты, ибо сын с увлечением проделывал дырки во всех металлических предметах, какие только попадались под руку. И когда мальчик достиг солидного возраста восьми лет, отец пришёл к выводу, что разумнее учить сорванца слесарному делу, чем беспрерывно отбирать у него из рук всевозможные опасные предметы, оберегая квартиру и мастерскую. Мальчик не только учился с энтузиазмом и вдохновением, но и проявил несомненный талант в слесарном деле, и вскоре пан Марчак, гордившийся сыном, но старавшийся не показать этого, предоставил своему отпрыску полную свободу. Тот мог пользоваться в мастерской всем, чем хотел.

Пан Марчак, очень заинтригованный, тем не менее не стал спрашивать у сына, что такое он химичит с чупагой и зачем ему это. Более того, отец немного помог сыну, потому что работа была тонкая. Вон как оттачивает тонкий, как игла, штырь на конце сувенира! Зачем ему, отцу, знать, что сын собирается делать с чупагой? Возможно, просто оттачивает своё мастерство…

Дело рук Бартека привело в полный восторг брата и сестру.

– Вот это вещь! – восклицал Павлик, с энтузиазмом нажимая на кнопку, вследствие чего из наконечника чупаги высовывался тонкий острый штырек и прятался после второго нажатия. – Вот это да! Гениально! Что и требовалось!

Мастер скромно пояснял:

– Видишь, прячется целиком, ещё в запасе два миллиметра, можешь подпираться сколько хочешь, не затупится.

– А я? А мне? – выкрикивала Яночка. – Мне тоже такую хочется!

– Кончай метать икру! – сурово одёрнул её брат. – Девчонкам такое ни к чему, обойдёшься и зонтиком. Очень неплохо себя проявил!

– Фи, зонтик… А вот это просто чудо!

– Не ссорьтесь, не все сразу, – успокоил её Бартек. – Со временем изготовлю, а сейчас первым делом мне надо для себя такую штуку сделать. Тот стержень, что был, я вот сюда поставил, второго у меня нет, придётся поискать, не такое это простое дело. Но материал у нас с отцом есть первоклассный, выточу! Вот только никак не придумаю, какую ручку к нему присобачить. Ведь одного клинка мало. Неудобно в руках держать, да и наклоняться придётся, не чупага ведь. У неё ручка длинная.

Все трое глубоко задумались. Можно, конечно, и вторую чупагу приобрести, но внезапная мода на чупаги среди подрастающей варшавской молодёжи может показаться подозрительной.

– А тогда что? – стал вслух размышлять Павлик. – Палочку? К ней нога требуется. В гипсе! С зонтиком тебе ходить не пристало, кто ходит с зонтиком…

– Пан Вольский ходит, – ехидно напомнила сестра.

– Так он старый хрыч, ему положено, старики часто ходят с тростью, которая одновременно является и зонтом. Он может себе ходить, а Бартеку глупо… С удочкой? Зимой с удочкой расхаживать тоже глупо. С лыжной палкой? Без лыж как-то странно, а лыжи таскать намучаешься. И тоже глупо, вон, скоро зима, а снега нет. При чем тут лыжи? Скорее уж весло какое…

Вздохнув, Бартек высказал своё предложение:

– Ничего другого не остаётся, как ножку от стола. Я же думал об этом.

– Будешь расхаживать по улицам с ножкой от стола? – удивился Павлик. – Тоже подозрительно…

– А я стану делать вид, что несу её столяру, – ответил Бартек. – Да я вам сейчас покажу…

И он извлёк из-за шкафа тонкую, длинную, поразительно лёгкую ножку от какого-то декоративного столика. Книзу ножка сужалась, а к её верхней части приделана была деревяшка, которая, по всей вероятности, в свою очередь крепилась к столику.

– Вот это я обстругаю и сделаю рукоятку, – стал объяснять Бартек. – Могу в бумагу завернуть, ленточкой перевязать. Никому не придёт в голову подозревать! Пусть пока такая, может, потом что получше придумаем.

Взвесив в руке ножку, Павлик одобрил идею. Немного разочарованная Яночка вдруг вспомнила о деле. В мастерской они были одни, отец Бартека уже давно отправился домой, ведь мастерская закрывалась в шесть вечера.

– Нам надо позвонить поручику Вежбинскому, – сказала она Бартеку. – Телефонная книга у тебя найдётся?

– Найдётся, только старая.

– Ничего, полицию разыщем.

По цепочке телефонных звонков удалось добраться до поручика Вежбинского. Он отыскался лома. Дежурный в комендатуре не хотел сообщать домашний телефон поручика, но Яночка знала, как в таких случаях поступать.

– Тогда сами позвоните поручику, – сухо произнесла девочка, – и спросите, его интересует или нет предстоящий угон автомобиля и не сочтёт ли он целесообразным снова организовать засаду. Вчерашняя у него очень неплохо получилась. Сегодня! Мы знаем, что сегодня будут угонять и по каким адресам. Но сообщим их только поручику. И никому больше! Так что если его интересует, пусть позвонит нам… Знает наш телефон, но сейчас мы находимся в другом месте, пусть позвонит… записываете?.. по телефону 40-12-24. С полчаса мы здесь ещё побудем. А не передадите, вся вина падёт на вас! Так что сами решайте…

Наверное, Яночка здорово напугала дежурного, потому что поручик уже через шесть минут позвонил им. Яночка опять было начала своё «интересует ли его», но поручик, не дослушав, быстро спросил:

– Как вас найти? Адрес! Сейчас приеду, расскажите подробно!

– Мы сейчас у приятеля моего брата, но уже идём домой, – ответила Яночка. – Будем там через пятнадцать минут. А где мы живём, вы знаете.

И девочка положила трубку, к большому неудовольствию обоих мальчишек.

– Спятила, не иначе! – набросился на сестру Павлик. – Здесь и поговорить спокойно можно, и до дома он бы нас подбросил.

– Сам спятил! – не осталась в долгу Яночка – Незачем ему знать о мастерской! Пусть только мы трое и знаем.

– А я как же? – обиделся Бартек. – Опять в стороне останусь?

– Почему в стороне? Запирай мастерскую и айда с нами. Имеем мы право дружить с тобой или нет? Нет закона, запрещающего иметь друзей. Только, ради Бога, не бери с собой ножку от стола…

К калитке дома они подошли в тот самый момент, когда подъехал на своём «фиате» поручик. Очень удачно складываются обстоятельства! По уголовным делам переговоры лучше вести наедине с поручиком, семейству совсем не обязательно о них знать. Яночка предложила поговорить в машине. Все четверо забрались на заднее сиденье, поручик выслушал сообщение и, включив свет, записал адреса. После чего попросил Яночку ещё раз ему все повторить. И как можно подробнее.

Яночка послушно повторила и только после этого позволила себе высказать претензию:

– Мы тут сидим, я повторяю, как попугай, а они, может, там уже крадут! На Подхорунжих, правда, угон намечен на завтра, но ведь на Бонифация и в Жолибоже…

– Не волнуйся, я уже послал туда людей, – ответил поручик. – Ты что, за дурака меня считаешь? Так они сказали «Левчик»?

– Да, именно так и сказали, – подтвердила Яночка. – Я запомнила – от льва.

Похоже, одна эта информация стоила всех остальных. Правда, услышав её, поручик не вскочил с криком, не покрылся смертельной бледностью, даже не вздрогнул, но все равно по нему было видно – он узнал что-то чрезвычайно важное. Какое-то такое выражение лица у него стало…

Выпустив Хабра из машины, девочка сама на минуту вышла, открыла собаке калитку и попросила её сообщить маме, что они уже пришли, а то ведь волнуется. Возвращаясь, Яночка слышала, как брат вцепился в поручика:

– Так не честно! Ничего нам не говорите! Ведь это же очень для вас важно – «Левчик»!

– С чего ты взял? – попытался увильнуть поручик.

– Видно невооружённым глазом! – садясь на место, ответила Яночка, как всегда приходя на помощь брату. – Вас этот самый «Левчик» очень встревожил. И вы знаете, кто он такой. Мы бы тоже хотели знать!

– Не столько знаю, сколько догадываюсь! – признался поручик.

– Жуткое дело? – настаивал Павлик. – Кто другой на вашем месте хватался бы за голову и рвал на себе волосы? А полицейских специально учат не показывать виду?

Поручик попытался перевести разговор.

– А что вы делали, собственно, в том самом дворе между улицами Олькусской и Рацлавицкой? Да ещё вечером.

– А мы мимо проходили, – небрежно ответила девочка. – Я остановилась, потому что поджидала брата, который не может спокойно пройти мимо авторемонтной мастерской. Ни одной не пропустит! Я уже привыкла, стояла и ждала, пока наглядится. Развлекла меня немного ссора двух женщин из-за дефицитных зимних сапожек, время и прошло. А когда эти двое появились, я просто так, на всякий случай, от них спряталась. Дай, думаю, спрячусь. А вы уже знаете, кому принадлежит машина «WAW1824»?

– Номер фальшивый, – коротко ответил поручик. Он о чем-то интенсивно размышлял. Павлик снова предпринял атаку:

– А что вы теперь собираетесь делать? Наверное, опять засаду устроите? А эти, вчерашние, сидят?

– Сидят. То есть я хотел сказать – задержаны. Но боюсь, что… – начал было поручик, но спохватился. Похоже, чуть не выдал какую-то служебную тайну.

За него докончила Яночка:

– …как всегда, их выпустят, не успеешь и глазом моргнуть. И об этом позаботится тот самый Левчик… Поручик не сумел скрыть удивления.

– А ты откуда знаешь?

– А тут и знать нечего, легко догадаться. Только и слышишь со всех сторон, что угонщиков в полиции долго не держат, любой дурак догадается. И с этим как-то связан тот самый Левчик, а то почему бы вы так из-за него волновались?

– Мало ли кем мог оказаться Левчик, – попытался отвертеться поручик. – Например, так могут звать перекупщика, которому угонщики сбывают краденые машины.

– Пан поручик, ну что вы нам лапшу на уши вешаете? – не выдержал Павлик. – Грузили сразу на платформу, значит, собирались махнуть прямиком за границу, какой ещё перекупщик? Скорее, опекун, свой человек в… верхах.

Поручику стало жарко. Эти ужасные дети слишком уж догадливы. Правда, они оказали полиции просто бесценную помощь и, похоже, ещё во многом могут помочь, так что несправедливо было бы их обманывать. Но, с другой стороны, все это – внутренние проблемы полиции. Поручик молчал в нерешительности, не зная, как поступить. Яночка добила его:

– И кроме того, фамилия этого человека не Левчик, – твёрдо заявила девочка. – Это просто кличка. Как по-ихнему? Ксива…

– Вот «по-ихнему» я с вами говорить не собираюсь! – столь же твёрдо ответил поручик, обрадовавшись, что хоть за что-то можно уцепиться. – И вообще мне больше разговаривать некогда, надо действовать. Обещаю вам добровольно и без всяких ваших просьб рассказать о том, что у нас вышло. А вам громадное спасибо за помощь, сами понимаете, как она для нас важна. Надеюсь, понимаете и то, что я постараюсь не упустить шансов…

– Ну и мастера же вы заливать! – глядя вслед полицейскому «фиату», сказал Бартек. – Я бы так ловко не сумел. А почему вы укрываете от него пана Вольского?

– Исключительно на всякий случай, – ответила Яночка. – Ведь мы же о нем ничего не знаем, а ведёт он себя чересчур подозрительно. Сначала его разгрызём, а потом, может, и скажем.

– Знаешь, я, пожалуй, проверю по телефонной книге всех, фамилии которых начинаются на «Лев». Тоже на всякий случай. Понятно, что, если это большая шишка, его телефона в справочнике не будет. И ещё сегодня придётся сделать уроки на послезавтра, потому как завтра очень уж хочется посмотреть на спектакль. Интересно, как у них получится на этот раз?

– На этот спектакль я с вами обязательно пойду! – напомнил Бартек. – Завтра в школе договоримся. И с Веськой завтра поговорю…

Вернувшись из школы, Павлик зашёл к сестре. Яночка склонилась над географическим атласом, где по карте что-то сверяла с книгой о путешествиях, которую уже целую неделю читала.

– Забыл тебя вчера спросить, зачем ты Хабра отослала из машины? – спросил Павлик сестру.

Отложив атлас, девочка выпрямилась и поудобнее уселась на тахте.

– Ну как ты не понимаешь? Уже было темно, нас нет дома, мама могла волноваться. А ведь мы с тобой сейчас должны быть жутко послушными! Не забыл, надеюсь? Чтоб мне никаких глупостей в школе не выкинул, мы не можем себе такой роскоши позволить! Должны вести себя так, чтобы к нам нельзя было придраться.

– Да знаю я, отстань! – скривился Павлик.

– Вспомни, когда отец уезжал в служебную командировку в Алжир, что мы ему обещали? Обещали заботиться о матери и быть послушными до омерзения. Вот и надо придумать побольше заботы. Вчера я придумала, отправила Хабра, он сказал, что с нами все с порядке и мы уже возвращаемся домой. Мама сама призналась, что у неё гора с плеч свалилась. А больше из забот мне ничего в голову не приходит, одни блюда.

– Какие ещё блюда?

– В основном экзотические. И вообще, чтобы матери пришлось меньше готовить, она это очень оценит. И ещё какое-нибудь особое блюдо для отца выдумать, из тех, что он любит.

– А то, китайское, помнишь? – оживился Павлик. – Очень неплохо получилось, только повидло туда не клади.

– Подумаю. Ну а вы что видели сегодня? Сев на стул верхом, мальчик принялся рассказывать:

– Сразу после школы мы с Бартеком и отправились, хорошо, у меня хватило ума вчера уроки приготовить на завтра. На улице Подхорунжих ничего особенного не стояло, ни одного «фольксвагена», а ведь он сказал, что сегодня там будет припаркован, так ведь? Может, попозже. И на Бонифация тоже ничего.

– Люди ещё на работе, приедут только вечером, – заметила сестра. – А вечер ещё не наступил, даже не начинается.

– Ты обещала поговорить с Рафалом. Как?

– Он ещё не вернулся.

– Вернулся, только что! Сам видел. Пошли поговорим.

С полвосьмого вечера у дома № 12 по улице Подхорунжих стояло целых три «фольксвагена». Возможно, на двух прибыли гости, ибо в одной из квартир на втором этаже проходила весёлая вечеринка, о чем свидетельствовали музыка и шум, доносящиеся сквозь приоткрытые окна ярко освещённой квартиры. Нет, это была очень культурная вечеринка, без пьяных выкриков и гремящей на всю улицу музыки, но тем не менее смех, говор и звуки музыки свидетельствовали о наличии гостей. Если не два, то по крайней мере хоть один из припаркованных у дома «фольксвагенов» мог принадлежать кому-то из гостей.

На этом отрезке с улицы Подхорунжих не было проезда на Черняковскую, улица заканчивалась здесь небольшой стоянкой, где Рафал и оставил свою машину.

Нельзя сказать, что Яночке стоило большого труда уговорить двоюродного брата принять участие в их операции. И афёра с автомобилями чрезвычайно возмущала парня, и младшая сестра прибегла в агитации к вескому аргументу.

– Уж такие балбесы и дубины получают аттестат зрелости, что ты бы мог так не трепыхаться, – презрительно сказала девочка. – Мы с Павликом решили вообще этого не брать в голову. А ты что, хуже этих балбесов?

Сравнение с балбесами не очень понравилось Рафалу, но зато оказалось весьма убедительным. И в самом деле, не слишком ли много сил отнимает у него подготовка к получению этого несчастного аттестата зрелости? Света Божьего из-за него не видит, а тут такие события! Не может он оставаться в стороне. И Рафал решил этот вечер посвятить делам, не очень связанным с ученьем, зато таким захватывающе интересным!