Текст книги "Другая белая"

– Хочу!

Марина быстренько сделала бутерброд с любимым ею мягким французским сыром, положила на салфетку, салфетку – на тарелку и отнесла все это в комнату к телевизору. Сама вернулась к борщу. Только взялась резать капусту – в комнате что-то упало и разбилось, раздался сдавленный вопль. С мыслью о падении хозяйской люстры на голову недавно обретенного мужа она побежала обратно: на ковре лежали осколки того, что еще минуту назад было гордостью ее интерьера, – французской настольной лампы. На нее упал стул, который опрокинул Тони, когда откусил бутерброд. Ну как могла Марина знать, что «сыр» для него – это только твердый, как кусок советского хозяйственного мыла, «Чеддер»? Другого вкуса он не знал.

– Ничего, мы другую лампу купим, английскую, – успокоил Тони, узнав, что в бутерброде была не лягушка.

* * *

– Тони, давай рванем в Париж на выходные, – нежно и ласково в который уж раз предложила Марина.

Из кабинета Тони раздался стук, но треск за ним не последовал – значит, попытка пробить головой гипсокартонную стену, изображая отчаяние, не удалась.

Марина, поняв, что попытка суицида провалилась, продолжила:

– Через Ла-Манш можно на пароме плыть, так интереснее, чем под водой.

– Что такое Ла-Манш?

– То есть?

– Что такое Ла-Манш??

– А-а-а… Вода между Англией и континентом. На всех картах…

– Это – English Channel[162]162
  Английский пролив (англ.).


[Закрыть]. Всегда был! Все иное – выдумки французов!

Островитяне, что с них возьмешь! Не хотят быть Европой, и все тут!

Не слишком горячую любовь к соседям Марина объясняла по-своему: завоеванная тысячу лет назад нация все еще не может этого простить… Только вот о нации. Остров до норманнов завоевывали многие – римляне, англо-саксы, датские и норвежские викинги. Почему-то, завоевав, никто не спешил ретироваться с добычей – предпочитали тут остаться и слиться с местным населением. И с французами сливались по обе стороны от Ла-Ма…, Английского пролива то есть.

* * *

– Тони, ты уверен, что в тебе нет французской крови? – пошутила Марина во время передачи «Who do you think you are?»[163]163
  «Кто ты, по-твоему?» (англ.)


[Закрыть]. Они ее не пропускали: столько открытий! Как они веселились, когда выяснилось, что у любимого ими белобрысого и бело-розового, как зефир, мэра Лондона Бориса Джонсона нашлись не такие уж отдаленные предки-турки!

Тони отнесся к вопросу с серьезностью исследователя, провел энное количество перерывов на ланч в Сети, и в один из ясных осенних дней вошел в квартиру с изменившимся лицом:

– Я должен сказать тебе что-то очень важное… Я пытался отыскать районирование населения с девичьей фамилией моей матери и guess what?![164]164
  Здесь: Представляешь? (англ.).


[Закрыть] Всего несколько в мире, есть в Австралии, но больше всего – во Франции!!!»

Марина уж так его успокаивала, чай-кофе в постель носила, рюмочку шерри с ним пила. Отошел. Французы они, оказывается. Отчасти. Так что лучше национальный вопрос и шуточки из этой области отставить.

* * *

– Зачем тебе этот дурацкий журнал? Выброшенные деньги, – Тони взял в руки журнал «Psychologies»[165]165
  «Психология» – женский журнал, цель которого – самосовершенствование и помощь в трудных жизненных ситуациях.


[Закрыть].

Марина покупала его и в Москве, и в Париже, а однажды увидела на прилавке в Лондоне, купила и даже оформила подписку. Летом 2006 года, когда журналу исполнился год, главный редактор поздравила подписчиков: мы, мол, все еще живы, несмотря на то что никто не верил, что журнал такого профиля будут читать в Британии.

– Почему? Это же интересно – в себе покопаться.

– Копаться надо в земле, а в себе копаться – только время терять.

Это занятие – изучать себя, вдаваться в причины тех или иных поступков, Тони считал совершенно лишним для себя. В этом он был солидарен с большинством мужского населения острова. Родители научили, как жить по совести, чтобы в семье все было ладно, дети присмотрены, соседи не обижены, тротуары не заплеваны – достаточно! Марина про себя начала соглашаться: «Начать, что ли, экономить и бесплатно учиться у мужа жить в согласии с собой и с миром?» Уж очень ей надоели бесконечные призывы любить себя, а от статей типа «Десять способов влюбить в себя мужчину» просто тошнило.

* * *

Если смотреть на все, что у них не так, как у всех, с высоты чуть большей, чем кухонная табуретка, то можно увидеть не объедки пресловутого English breakfast[166]166
  Английский завтрак, обильный и нездоровый с точки зрения «континента» и российских туристов.


[Закрыть] с зажаренной дочерна сосиской и кучу использованных пакетиков с чайной пылью, а кое-что поинтереснее…

Например, женщину в длинном платье и фартуке. Она моет в одном корыте целый выводок детишек, а после этого надевает на них короткие штанишки и легкие платьица. На улице еще холодно? Это не имеет значения, по календарю – весна. Так делали все матери на протяжении столетий.

Или коренастого мужчину – он завтракает перед тяжелой работой: яичница, сосиска, бобы в томатном соусе. Салат? Чушь! Еда должна быть сытной.

А вот там, далеко-далеко, король в средневековом одеянии – кажется, один из Эдуардов. Король в зале суда. Он пришел заранее и с нетерпением потирает руки: недавно он подписал приказ о вызове в суд одной графини, закоренелой склочницы. Но что это? Главный судья выступает против этого приказа: в нем недостаточно ясно изложено, в чем обвиняется леди. Судья расстроил планы короля, и тот вынужден был принять его доводы, чтобы не нарушать закон, на страже которого он сам стоял[167]167
  А. Брайан «Эпоха рыцарства в истории Англии». История произошла с Эдуардом Первым (1272–1307).


[Закрыть].

А гораздо ближе – игроки в крикет на овальной лужайке. Они все из одной деревни, капитан у них – фермер, а один из игроков – лорд: это его замок виден отовсюду. За ним несколько поколений графов, но что с того! Фермер играет в крикет лучше, и лорд готов у него поучиться.

И еще увидеть зеленую траву, для этого не надо напрягать зрение – она везде. Ее косят уже много столетий подряд, она густая и не мнется, когда по ней ходишь. Посеешь траву – посеешь привычки, посеешь дела – пожнешь национальный характер. Особенный. Не похожий ни на какие другие. С этой непохожестью и живут. И на русских женщинах женятся. Или не женятся. Как кому повезет.

Марине с Тони повезло. Ради этого стоит поступиться кое-какими принципами. Да какие там принципы! Привычки дурные, не от хорошей жизни обретенные.

Разве могла она подумать, что ей разонравится быть всегда и во всем правой и всегда оставлять последнее слово за собой, что она станет получать удовольствие от собственного молчания в назревающем семейном конфликте (от чего, как правило, этот конфликт сходит на нет сам собой), что научится она маленьким хитростям и маленьким премудростям: «Вот если, например, тебе что-то очень не нравится, улыбнись и сосчитай до десяти – глядишь, и понравится. Если не поможет, отвлекись на чай-кофе. Если и это не сработает, сошлись на дела, возьми с полки книжечку – вон ту, в темном переплете, или в светлом, разницы особой нет, обе только что из Москвы привезла – и почитай про молодых исполненных духовности русских женщин, ведущих священную войну со своими бездуховными мужчинами. Так помогает! Наверно, так помогал неразумным женам известный ducking stool[168]168
  В Англии XVII века наказание для сварливых и склочных жен, которых привязывали к укрепленному над рекой стулу и окунали в холодную и вонючую реку. Некоторые, не выдерживая, умирали от инфаркта.


[Закрыть], если они оставались живы. Почитаешь – и как-то сразу хочется понимать мужчину, который рядом, снисходить к его мелким, да и крупным, слабостям, не употреблять сильнодействующей лексики, не язвить… душевнее как-нибудь, мягче. Бог с ней, с духовностью! В чем нет услады, в том и пользы нет[169]169
  у. Шекспир. «Укрощение строптивой».


[Закрыть]. Шекспир прав».

* * *

Накормив пришедшего с работы мужа, Марина любит просто сидеть, смотреть на него и все еще сравнивать, хотя и ругает себя за это: она здесь уже не иностранка, и подход «ой, Вань, смотри, какие клоуны..» ей не пристал. Но все же. Тони умудрился всю жизнь быть верным. Со своей первой женой прожил почти тридцать лет и никогда ей не изменял. Любил очень? М-м-м… сейчас он о ней даже и вспоминать не хочет, но, когда жили вместе, всего себя отдавал семье. Марина как-то спросила:

– Что, и никогда не было желания приударить за какой-нибудь молодой красоткой?

– Нет, никогда! Зачем? У меня же была семья!

В ее голове это до сих пор как-то с трудом укладывается. И правдивый какой! Если уж сказал, что целый день на авиашоу провел, то, значит, провел именно там и нигде больше. И доказательства всегда предъявляет – записи этих самых шоу, где много шума, самолетов, его комментариев и никаких женщин в поле зрения. Марину зовет разделить его восторги, но… зачем? Она и так ему верит. А сколько у них похожих детских воспоминаний – не поверишь, что не в одной песочнице куличики лепили! Сколько общих взрослых интересов! И какой он молодой! И как он полюбил ее семью, а семья его! И пятьдесят русских слов он уже выучил. Фраза «я сижу, никого не трогаю, примус починяю» звучит в их доме по-английски, а вот «какой русский не любит быстрой езды!» – это Тони уже целый месяц разучивает по-русски. Из уважения к Гоголю. И потому, что сам любит.

И еще Марина думает, что возраст любви у каждого свой, и что любить в зрелом возрасте гораздо интереснее. Что она могла, влюбившись в четырнадцать лет? Только страдать. Что она могла, когда любила Мартина? Знать, что ей это дано, что не уйдет она из жизни, не узнав этой великой тайны, связывающей женщину и мужчину, и – страдать, опять страдать. Сейчас Марина любит действенно и открыто, безо всяких страхов, но со счастливой мыслью: «Я – состоявшаяся женщина, я могу радовать и радоваться сама и наконец-то разорвать эту привычную и порочную связь между любовью и страданием».

…Конечно, бывают минуты и даже часы, когда все происходящее кажется ей немного не из ее жизни, и она чувствует себя неловко перед всем женским родом, особенно отечественным. Тогда хочется снова зарыться в затхлую ветошь сомнений, закутаться в старый платок разочарований, свернуться комочком в углу дивана и отдаться на растерзание маленьких чертиков-мыслей: так комфортнее, не забирайте у меня мою тоску и привычку любить страдая. Но часы бьют пять раз, время готовить ужин, который здесь обед, и встречать ни в чем не повинного мужа. Старый платок – долой! Черти – брысь! Надеть платье цвета «бургунди» в этническом стиле да и бутылочку вина бургундского сегодня открыть – давно с вином не обедали.

– Я разрешаю себе быть счастливой – я смелая! – громко говорит Марина и идет открывать мужу дверь.

Эпилог

21 сентября 2010 г.

Марина и Тони сидели в Домодедово в ожидании рейса на Лондон.

Позади осталось сумасшедшее лето с его исландским вулканом, московской жарой и смогом, когда то и дело меняли билеты в Москву. Разорились на доплатах. Наконец в конце августа улетели. И все вышло просто замечательно: погода чудесная, и маму повидали, и детей, и внуков. Три недели прожили.

Просторный зал аэропорта пересекала группа чернокожих стюардесс – наверно, из какой-нибудь африканской авиакомпании. Шли, как по подиуму, высокие, стройные, элегантные. У Марины вдруг потеплело на душе. Оказывается, она соскучилась по людям с черной кожей – три недели в Москве не видела. Она и в Лондоне часто заглядывалась на них – женщин, мужчин, и детишек, но чтобы соскучиться… Не ожидала от себя такого.

В самолете, как только можно было расслабиться после набора высоты и опустить кресло, Марина заснула. Во сне она видела себя идущей по Красной площади на высоких каблуках (и это у нее легко получалось!), высокой, стройной (о, как это было восхитительно!) и… темнокожей. Цвета шоколада. Москвичи и гости столицы широко улыбались, как в фильмах тридцатых годов, и – она чувствовала это всей своей темной кожей – смотрели вслед. «Тони, я черная или шоколадная?» – спросила она во сне. «Спи, спи, ты цвета хаки», – почему-то наяву ответил муж, не отрываясь от чтения долгожданной английской газеты. Хаки?! Сон как рукой сняло. Судорожно достала из сумки пудреницу, увидела в маленьком зеркальце свой облупленный розовый нос: она по-прежнему белая. Одно радует: белая, но уже не другая.

Перед таможенным коридором Марина привычно напряглась: в Москве ли, в Лондоне, в Нью-Йорке – ей никогда не удавалось проскользнуть со своим чемоданом незамеченной. Таможенники неизменно выуживали ее из потока спокойно идущих к выходу пассажиров. Вот и в этот раз симпатичный рыжий таможенник преградил ей путь:

– Anything to declare, madam?[170]170
  У вас есть что декларировать, мадам? Declare – провозглашать (англ.).


[Закрыть]

Весь вид таможенника говорил о том, что сейчас он предложит ей рассказать, что она везет в своем чемодане и не превысила ли она положенных двух литров водки и скольких-то блоков сигарет.

– Yes, I am glad to be back[171]171
  Да, я рада возвращению (англ.).


[Закрыть].

Таможенник расхохотался:

– No charge on that. Welcome![172]172
  Это налогом не облагается. Добро пожаловать! (англ.)


[Закрыть]

Дорога домой была открыта.