Текст книги "Другая белая"

– Умница ты моя, верное слово нашла. Этот мужчина ценил меня, когда имел. Сделала шаг в сторону от него к самой себе – стала ему врагом. Но разве можно иметь любовь? Ты как считаешь?

Что могла считать умница и красавица Катя, которой в жизни удавалось все, кроме хорошей семьи со своим персональным мужем?! Семьи, в которой она была бы единственной женой единственного мужа.

Вопрос про «иметь любовь» был риторическим. Конечно нельзя. Если бы было можно, не создали бы все народы мира столько сказок, где злодеи не просто похищали красавиц, чтобы «иметь», а пытались завоевать их сердце, пленить, очаровать. Да хоть Черномор в «Руслане и Людмиле».

Оставшись одна, Марина все никак не могла успокоиться:

«Если уж молодой Кате не дается семейное блаженство, то о чем мечтать мне?! Я не создана для блаженства на длинную дистанцию. Enough is enough![85]85
  Достаточно! (англ.).


[Закрыть] Не я первая, не я последняя. Даже красавица-поэтесса сходила с этой дистанции…»

Марина бросилась искать книжку стихов Беллы Ахмадулиной – должна же быть где-то… Вот:

 
Завидна мне извечная привычка
Быть женщиной и мужнею женою,
Но уж таков присмотр небес за мною,
Что ничего из этого не вышло[86]86
  Б. Ахмадулина. Стихотворение.


[Закрыть].
 

Смотрела в окно, за которым было так много старой Москвы, тесной и полной жизни. Любила это всегда. Со многим расставаться было грустно. Стряхнула с себя грусть: «Cheer up![87]87
  Здесь: «Выше голову!» (англ.)


[Закрыть] Сама себе, по крайней мере, я могу гарантировать отсутствие разочарований и свободу передвижения. Столько еще интересного я не видела в моей Британии».

Те из московских друзей, кому Марина рассказала, что рассталась с мужем, говорили: «Ну, теперь вернешься, что тебе там делать одной?! Здесь и квартира у тебя вон какая, и работу найдешь в музее – не в своем, так в другом, с твоим опытом тебя должны взять». Была ли у Марины мысль вернуться? К ее большому стыду – не было. Почему к стыду? Потому, что однажды об этом ее спросила мама.

С мужем или без мужа, она хотела жить в своей новой стране. Пусть не так, как было задумано вначале, пусть опять одна. Было твердое знание, что жизнь в Москве она уже отжила, отцвели для нее московские хризантемы, теперь в ее саду – английская роза. И на вопрос, который задавался или подразумевался («кому ты там нужна?»), она без колебаний отвечала: «Там я нужна себе!»

Глава четвертая

К Марине вернулась ее энергия. Эмоций никаких – только действия. Два дня, что жила у Иры, обзванивала агентства недвижимости. Съездила в Лондон, посмотрела пару-тройку квартир – ужас, что предлагали в центре за те деньги, которые могла позволить себе платить. В конце второго дня у метро Kilburn нашла недорогую студию с кухонькой и душем. Комната чистенькая (при ней заканчивали красить стены и потолок), десять минут до метро, и прямая линия до Green Park, недалеко от которого место ее будущей работы.

Чтобы арендовать квартиру, от жильца требовались рекомендации с места работы или от уважаемых людей и счет в банке. Счет был, а вот рекомендации… Помог младший сын, работавший в московском офисе иностранной фирмы, – рекомендатели нашлись. Старший сын перевел деньги для того, чтобы заплатить депозит за месяц и еще кое-что на обустройство. «Бедные мои ребята, пришлось им все рассказать, но они молодцы, проявили себя как мужчины».

Квартира сдавалась без мебели. Нужно было срочно купить необходимое. Пошла на главную улицу – High Street[88]88
  Так обычно называется главная улица в селениях, небольших городах или районах города.


[Закрыть]. Да-а, это не Виндзор… Да и Лондон ли это?! Таким она представляла себе Каир, в котором никогда не была: дешевые магазинчики «Only £1»[89]89
  «Только один фунт» (англ.).


[Закрыть], лавчонки с вывесками на арабском языке, пабы, не вызывавшие никакого желания в них заглянуть, запах восточных пряностей, странного вида явные «неангличане», подпиравшие фонарные столбы… И вот они, дамы несмелые, косяками идут по улице, демонстрируя то, чем их богато одарила природа и фастфуд. «Да, пожалуй, хорошо одеваться для этой улицы не надо, опасно даже: «чужой среди своих», – посетила Марину мысль.

Ее новое жилье было в десяти минутах ходьбы, но какая разница! West Hampstead, как ей объяснил молодой сотрудник агентства, – это в прошлом место, где жили университетские преподаватели, средний класс. Оно было застроено хорошими викторианскими и эдвардианскими домами. Еще недавно район был известен как излюбленное студенческое место, где те снимали комнаты с общими удобствами.

Дом, где поселилась Марина, был викторианский, построенный, наверно, в конце девятнадцатого века (королева Виктория жила и правила так долго, что понятие «викторианский» в стилевом отношении довольно разнообразно), несомненно, для одной семьи. Ловкий владелец дома нарезал в нем больше двадцати маленьких квартиришек-комнатушек и сдавал их, благо место было бойкое. Маринина студия в своей прошлой жизни наверняка была гостиной – очень высокие потолки с сохранившейся лепниной – есть на что смотреть, лежа в кровати, огромное «французское» окно – дверь в сад. Еромко сказано – сад общий, communial, но есть возможность выгородить изолированный кусочек («Займусь садоводством!»). Марину очень удивило то, что в голой комнате были темные бархатные шторы во всю высоту и ширину стены. Может быть, сохранились от прежних времен?

Вечером в дверь постучали. Сосед. Зовут Карлос. Под мышкой – маленький телевизор:

– Мы с женой съезжаем с квартиры, остается ничейный телевизор, не нужен?

– Очень нужен. Большое спасибо.

– Но за лицензию платить надо.

Оказалось, чтобы пользоваться телевизором, нужно ежемесячно платить двадцать пять фунтов, которые после полугода снижаются до двенадцати с полтиной. Освобождаются от уплаты только старики старше семидесяти пяти лет. Марина еще не успела подключиться к антенне, как получила предупреждение на фирменном бланке: «Не заплатили? Ревизор у вашего порога!» И так далее, включая угрозу судом. Позвонила, открыла счет, заплатила.

Марина купила кровать за полцены (матрас хороший), два сборных шкафа из парусины (дешево и стильно), парусиновое же раскладное садовое кресло (дешево и сердито). Кто-то выбросил из дома напротив высокий резной индийский столик со сломанной ногой, и она подобрала его под покровом ночи (капля экзотики). Черный деревянный стул со скидкой в семьдесят процентов купила просто так – потом разберемся. И еще ковер. Звучит гордо, на самом деле – синтетический палас за двадцать пять фунтов из хозяйственной лавки, но какой на нем узор! Сметливый изготовитель тщательнейшим образом воспроизвел старинный туркменский орнамент с равномерно распределенными по полю восьмисторонними медальонами, за что честь ему и хвала!

Вот тут-то Марина поняла, как ей повезло, что квартира досталась ей без мебели: наконец-то она могла обустроить свое жилье по-своему! Кровать – она кровать и есть, но если ее закрыть восточным платком – это уже что-то! Подумала: «Потом подушек накуплю в «John Lewis», там бывают очень стильные, закрою ими то, что платок не закрыл», убегая от мужа, автоматически затолкала свои любимые ткани в чемодан – молодец! Набросила шаль на кресло. А это что за ящик? А если мы этот ящик закроем вот так, то это уже будет кофейный столик! И до чего же хорош высокий черный стул – Макинтош, да и только! Не хватало света. Марина любила, чтобы все углы комнаты были освещены. Села в автобус – двадцать минут от «Каира» до Oxford Street, потом бегом в свой любимый магазин, на четырех этажах которого можно было купить все – от косметики до ниток и пряжи. Магазин был для среднего класса, а может, и выше среднего. Лампы были для нее дорогими. Сразу же понравилась одна: большой как бы полотняный абажур на высоком керамическом основании терракотового цвета. Здорово! Но за ту же цену можно было купить две лампы, хотя и не такие стильные. Купила понравившуюся. Знала по опыту, что, если и даст себя уговорить на что-то «более практичное», завтра же побежит менять. Верила первому взгляду. И несколько подушек купила, не удержалась, транжирка. Что-то коричнево-терракотово-бежевое, в стиле «ковра», а одна – просто черный атлас, с «Макинтошем» будет перекликаться. Дома все разложила – расставила: фантазийно-этнический интерьер. Яркие цвета уравновешивались мягким светом лампы. Первый ее интерьер в этой стране. Можно жить!

На третий день послала Дэвиду text[90]90
  SMS.


[Закрыть]: «Когда я могу приехать за вещами? Чем быстрей, тем лучше». Тот ответил, добавив, что его не будет дома и все ее вещи будут в гостиной. Нашла перевозчика, доехали быстро.

На диване в гостиной лежал белый лист бумаги с напечатанным текстом: «Не стесняйся пользоваться ванной, звонить по телефону, заваривать чай». «Гостеприимный какой!» На подоконнике в вазе, где всегда были сухие цветы, сейчас стоял огромный букет ярко-красных роз и ее фотография. «Боже, какие траты! Последнее прости?» Огляделась – все остальные фотографии исчезли. «Поступок из ряда вон выходящий, – отметила равнодушно, – хочет сохранить хорошую мину при плохой игре». С молодым водителем перенесли все вещи в машину минут за десять.

На обустройство ушло пять дней. «Со счетами за газ-электричество, переводом почты на новый адрес и подключением телефона и Интернета разберусь после. Завтра у меня – первый рабочий день!»

Июль 2006 г.

– Это ваша ошибка, девушка! – строгая дама в «английском» костюме отчитывала Марину, одетую в форму музейного смотрителя. Марина вызвала ее, чтобы помочь бледной как мел полной немолодой женщине, отчаянно повторявшей слово «loo»[91]91
  Сокр. от Lavatory – туалет (англ.).


[Закрыть] и, судя по всему виду, собиравшейся вот-вот pop off [92]92
  Отдать концы, умереть (сленг англ.).


[Закрыть]. Маринин пост был на входе, и она пожалела эту безбилетницу, пригласила присесть на скамейку в ожидании разрешения посетить так необходимый ей «лу». Заслон в виде менеджера дама не прошла. Ей вежливо объяснили, что подобные удобства – только для обладателей билетов. К удивлению Марины, дама моментально успокоилась, раздумала умирать и, кивая, удалилась. А ведь пять минут назад подобное же Маринино объяснение она не приняла! Своя свою поняла сразу – правила писаны для всех, никаких исключений! Мэри, менеджер, была хорошей теткой и прекрасно знала имя Марины. Видно, серьезно разгневалась, раз назвала девушкой.

– К вашему сведению, первый общественный туалет в Лондоне появился в 1421 году, и с тех пор их стало только больше, – с язвительной улыбкой почти пропела она.

Марина намотала себе на ус.

О'кей, проехали… Смена постов. Теперь Марина проверяла содержимое карманов желающих войти в музей. Слова – «пожалуйста, все металлические предметы: мелочь, ключи, мобильные телефоны – на поднос» она произносила с выражением и улыбкой. Многие отвечали тем же: «Как, мобильник разве металлический?», «Вам все деньги из моих карманов или только мелочь?»

Следующий пост – металлодетектор. Не очень-то приятно обшаривать и мужчин и женщин с головы до ног. Звенели не только бесчисленные драгоценности на пальцах, шеях, в ушах и где-то еще глубоко внутри восточных красавиц, звенели заклепки на джинсах и куртках, таблетки и презервативы в фольге, протезы… Люди озабоченно и смущенно улыбались, она благодарила каждого и успокаивала: «Все в порядке, проходите, счастливого дня».

Смена постов каждые тридцать минут. До конца ее первого рабочего дня она успела принять-отдать в гардеробе несколько тяжеленных рюкзаков, один чемодан, пару детских колясок, кучу зонтов и бутылок с водой, проверить содержимое двух десятков сумок на предмет «режущего и колющего», обнаружить и конфисковать нож у молодого парня из Восточной Европы на первом проверочном посту и – о счастье! – не переставая открывать стеклянную дверь перед посетителями, пуститься в разговор о хитросплетениях английских королевских династий с двумя дамами с севера (узнала по акценту), в конце которого, как обычно, следовал вопрос:

– Вы откуда, из какой страны?

После ее ответа – доброжелательный смех:

– Надо было встретить русскую в лондонском Королевском музее, чтобы наконец понять, кто от кто происходит в английской истории.

Они тепло попрощались. Трудовой день закончен, желаемая награда получена.

В тесной подсобке Марина переоделась и обменялась впечатлениями дня с уставшими коллегами, успела кивнуть молодой привлекательной польке, которая достаточно хорошо помнила русский язык, чтобы заговорщически прошептать: «Мы (славянки) здесь лучшие», – и вышла на улицу в теплый и еще солнечный день.

Улыбка, которая, согласно должностной инструкции, не сходила с ее лица целый день, все еще на своем месте. Марина уже привыкла улыбаться первым встречным и принимать их улыбки без смущения. Приезжие из России смущались. Сегодня в музее была известная русская актриса. Марина приятно удивилась, как модно и к лицу одета (последний раз видела ее в роли «лица без определенного места жительства»), приветствовала ее на русском – та изобразила, что падает в обморок, и, прочитав имя на нагрудном знаке, воскликнула:

– Марина! Вы должны мне помочь! Я уже несколько дней в Лондоне и не знаю, как себя вести, – мне все улыбаются! Как мне реагировать?

– Улыбаться! – улыбнулась Марина.

Медленно пересекла «Green Park»[93]93
  Парк в центре Лондона.


[Закрыть], который в этот летний солнечный день был даже не «green»[94]94
  Зеленый (англ.).


[Закрыть], а многоцветным от множества сидящих в шезлонгах и просто лежащих на траве людей всех цветов кожи. Спустилась в Tube[95]95
  Так называют метро в Лондоне.


[Закрыть], вошла в переполнный – час пик! – вагон, через двадцать минут вышла на «Kilburn». Шагая в толпе, думала: «Вот я и слилась с массами британских трудящихся. Девушка, ты получила, что хотела!»

* * *

– А правда Майкл в профиль похож на Мефистофиля?

Стоящий рядом симпатичный швед Дэн весело хохочет в ответ на шутку Марины.

– По какой причине вы двое так счастливы? – с подозрением смотрит менеджер.

– Без причины, – отвечают они в унисон.

– Мы просто счастливы здесь работать, – находится Дэн.

Да, это счастье так от души смеяться, предвкушая начало рабочего дня. Как давно она не была так счастлива!

Похожий в профиль на Мефистофиля добрейший Майкл огромным ключом открывает тяжелую дверь, солнце наполняет холл, за солнцем вливается толпа посетителей.

– Доброе утро. Добро пожаловать в музей. Ваши билеты, пожалуйста. Вашу сумку, пожалуйста. Колюще-режущее есть? Металлические предметы из карманов на поднос, пожалуйста. Спасибо, проходите к металлодетектору. Счастливого дня!

Марина уже вошла в рабочий ритм, научилась получать удовольствие от работы. Как и в былые годы, она – в музее. Музейщик – это не работа, это судьба. Должность скромнее, чем была, но всему свое время и место: в другой стране на другом языке – уже это своего рода вызов (как здесь любят это слово «challenge»). Каждый день она делом доказывала, что, как и писала в своем CV, умела работать с большим количеством людей в стрессовой ситуации и в команде (летний сезон в этом музее – постоянный стресс). А «команда»? Смотрителей летом в музее было много: в немногочисленный постоянный штат вливались те, кто, работал по трехмесячному контракту, у них разный возраст, разный цвет кожи, разное образование, но общий энтузиазм, доброжелательность и желание поддержать. Марина уже симпатизировала многим, и ей отвечали тем же. Ближе этих людей у нее тогда и не было никого в этой стране.

Непосредственным местом ее работы были три «объекта»: Королевская галерея, Королевские конюшни и Парадные апартаменты дворца, в которых жила семья наследника престола, в летнее время уезжавшая ближе к природе. За одну рабочую неделю, таким образом, Марина и ее коллеги меняли свою «дислокацию» по нескольку раз. Так и ходили с форменной одеждой в футляре из одного музея в другой вокруг памятника королеве Виктории.

Каждый музей требовал, кроме общих знаний, еще и знания истории и коллекций каждого в отдельности. Марина купила все имевшиеся официальные путеводители и целые вечера просиживала у компьютера, готовя экскурсию по коллекции карет. Ответы на вопросы были для нее любимой частью работы.

Загорелый крепыш в шортах:

– Расскажите про британский флаг и почему его называют «The Union Jack»[96]96
  Союзный Джек (гюйс) – название британского флага (разг.).


[Закрыть]?

– На флаге три креста, наложенных друг на друга. Красный прямой крест – Святого Георгия, покровителя Англии, синий диагональный крест – Святого Андрея, покровителя Шотландии, и крест Святого Патрика, покровителя Ирландии, тоже диагональный. Флаг – символ объединения трех стран. А насчет названия существует несколько версий. Мне нравится та, которая связана с именем короля, создавшего флаг: James на латыни звучит как Jacobus, то есть Jack. Джеймс VI Шотландский, сын казненной Марии Стюарт, стал Джеймсом I Английским[97]97
  По-русски имя этих королей звучит как «Яков».


[Закрыть] и объединил наконец короны двух государств. Именно он назвал свои владения Великобританией.

– А Уэльса почему нет?

Дискуссий на эту тему Марина за свою жизнь с Дэвидом провела более чем достаточно, поэтому без запинки ответила:

– Потому что к тому времени Уэльс уже давно официально был частью Англии.

– Спасибо. Я сам из Австралии. На нашем флаге ваттт флаг тоже изображен.

Марина мысленно возликовала: «Он сказал ваш! Hooray[98]98
  Ура (англ.).


[Закрыть]! Сам с акцентом, моего и не заметил».

– Мы все еще от вас зависим – были колонией, стали частью Содружества. Думаем отделяться. Многие из англичан хотели бы к нам переселиться, к бывшим-то каторжникам, но непросто это для вас, виза нужна, – австралиец громко и довольно захохотал. – Мы свою историю от каторжников ведем и очень этим гордимся. У меня вот древо генеалогическое есть. Могу показать, когда в следующий раз приеду.

В Музее карет – две дамы:

– Мы слышали, что из-за кареты чуть не сорвалась коронация.

– Да, был такой случай. В 1902 году, перед коронацией Эдуарда Седьмого. Шталмейстер, заведовавший Королевскими конюшнями, проснулся от ночного кошмара: ему приснилось, что Золотая Государственная карета – да, вон та, роскошная – не пройдет в арку двора. Проверили – и правда: со времени последней коронации дорога под аркой была немного приподнята. Это быстро исправили, и все прошло без неприятностей.

В Королевской галерее – американцы:

– Говорят, у английской королевы больше работ Фаберже, чем в Кремле.

– Да, коллекция великолепная, и по числу изделий она больше, но в Оружейной палате Кремля находятся десять пасхальных императорский яиц, которые и прославили этого ювелира, а в нашей галерее – три.

По нескольку раз в день Марина объясняла, что бесценная коллекция собиралась правителями Англии на протяжении столетий, но не является частной собственностью королевы: она лишь хранит ее для нации.

Самые трудные вопросы, как всегда, – детские. Мальчишка лет десяти, подталкиваемый отцом:

– Папа говорит, что история – самый страшный предмет на свете, потому что в ней – все мертвецы, это так?

Марина весело ответила:

– Это отчасти так. Ты что хочешь выбрать в школе – «науку» или «искусство»? Папа считает, что «науку»? Но ведь и там полно мертвецов. Посоветуйся с папой.

Папа хохочет:

– Мы подумаем.

Конечно, проблемы были. Например, она никак не могла привыкнуть обращаться к мужчинам «sir» и к женщинам – «madam». Ну какие же они «сэры и мадамы»?! Туристы, и одеты кто во что горазд: «дамы» любого возраста и телосложения в шортах и майках, их спутники не лучше, у большинства – тяжелые рюкзаки за спиной… С завистью смотрела на коллег, которые произносили титулы автоматически, не задумываясь. «Это во мне все еще «совок» сидит с его «мужчиной» и «женщиной».

На утренних брифингах почти не понимала, что говорит молодая женщина-менеджер, пару лет назад приехавшая из Новой Зеландии. «Да, акцент, но другие же ее понимают». Спросила однажды, оказалось, что и другие ничего не понимали, просто стояли и наслаждались солнечным утром. И сколько еще всего было по мелочи…

* * *

С первых дней коллеги рассказывали Марине, что в музее работает женщина, у которой русский муж. Прошло уже несколько недель, а встретить эту женщину так и не удавалось. В один из воскресных дней она обратила внимание на молодую пару с коляской, гулявшую по залу. Глянула в коляску – а там маленькая девочка с серыми глазками. Девочка эта могла быть только одной национальности – русской. Подняла глаза на родителей: а вот и русский папа, который создал свою копию. Мама – совсем другая. Марина уже догадалась:

– Пэт?

– Марина? – обнялись.

Заговорили по-английски все трое сразу, но Пэт спохватилась:

– Говорите на своем языке – он скучает.

Муж, Сергей, был симпатичным простоватым парнишкой. Марина спросила его, как жизнь.

– Да плохо. Работы нет. С английским проблемы. С квартирой проблемы. Пэт согласна в Москву переехать, а там что? Вы же знаете, наверно, сколько стоит снять даже однушку на окраине. Отец недавно умер, мать зовет жить вместе…

Пэт, услышав знакомые ей, наверное, слова «отец» и «мать», присоединилась к разговору на английском:

– Папа Сергея умер. Мы были на похоронах – такое горе, такое горе…

Помолчали. Обменялись номерами телефонов.

Познакомились Пэт и Сергей в России на теплоходе, который плыл из Москвы в Питер через Кижи. Пэт была с подружкой, Сергей – тоже с подружкой. Своей. Пэт отбила. Марина чувствовала, что англичанка любила русского парня. Всегда его хвалила: какой он заботливый, как девочку любит, ни в какие пабы не ходит, как его сверстники в этой стране.

– Вы знаете, Марина, мне очень повезло. Наши парни жениться не хотят и любить не умеют – только секс подавай.

Вот так. Слышать такое о соотечественнике было приятно.

Приятельские отношения завязались у Марины и с милой женщиной по имени Мэри. Невысокого роста, с некрашеной седой головой, но модной стрижкой, она всегда выглядела элегантно – даже в «суровом» форменном костюме. И туфли на ней всегда были модные и дорогие – что еще может украсить женщину в форме? Мэри работала здесь давно, была в штате музея. На работе общаться было почти невозможно, но иногда они шли вместе до метро после работы. Марина, не углубляясь и не драматизируя, рассказала про развод. Мэри это никак не прокомментировала, о себе сказала, что замужем никогда не была и не хотела, дочку вырастила одна. Долгое время работала учительницей в школе. При упоминании об этом она нервно замотала головой, как будто с кем-то не соглашаясь:

– Все ногти там обломала! – она посмотрела на свой безупречный маникюр.

– Приходилось работать физически? – уточнила Марина.

– О, там нужны твои силы без остатка, а ногти… это я смеюсь. Знаете, когда мы учились, была теория: «ребенок – пустой сосуд, который нужно наполнить знаниями», а сейчас теория другая: «ребенок – шкатулка с драгоценностями, которую нужно уметь открыть». Вот и открывала так, что без ногтей осталась, – Мэри расхохоталась. Потом снова посерьезнела:

– Когда мы учились, учитель был для нас высшим авторитетом. А посмотрите, что сейчас! Предмет такой ввели – «права ребенка», и в каждом взрослом учат видеть потенциального врага. В этой стране всегда кидаются в крайности.

Насчет кидания в крайности Марина промолчала, но со знанием своих прав у современных подростков сталкивалась сама. Как-то шла по Oxford Street и остановилась: трое мальчишек, разыгравшись посередине тротуара, мешали пройти. Она дотронулась до плеча одного из них и немедленно получила в ответ:

– Вы не имеете права меня трогать!

* * *

Oxford Street была недалеко, и, как ни занята была Марина работой и подготовкой к ней, в выходные дни она иногда выезжала в центр. В один из солнечных дней шла по улице, задумавшись, и вдруг почувствовала оживление среди прохожих: смеялись, фотографировали. Оглянулась – прямо по проезжей части улицы (по воскресеньям ее центральная часть, как правило, закрыта для машин) ехали велосипедисты, их было много, очень много, они заполонили собой всю дорогу и были… голыми, в буквальном смысле – без ничего. На некоторых, правда, были шлемы, а за плечами – рюкзаки. Марине стало и смешно, и, говоря честно, противно: велосипедисты всех возрастов – от юного до преклонного, обоих полов и всех имеющихся в природе и в Лондоне комплекций. Поток не кончался. Марина отвернулась, когда рядом с ней проехала голая тетка с необъятными, трясущимися и раскачивающимися во все стороны частями тела. Чтобы избежать этого зрелища, зашла в «House of Fraser», истратила четырнадцать фунтов на не очень-то и нужную ей помаду. Такова была ее «плата за выход» из этого странного действа. Придя домой, она включила телевизор, ожидая объяснения под рубрикой Breaking News[99]99
  Горячие новости (англ.).


[Закрыть], но ни в горячих, ни в обычных новостях о том, что видела, не было произнесено ни слова. На следующее утро отыскала крохотную заметку в популярной газете о том, что вчера в Лондоне прошла очередная акция британского общества нудистов в защиту альтернативных средств передвижения и против загрязнения окружающией среды на улицах Лондона. Сухо, без комментариев. «А сами они эту среду, надо полагать, облагородили», – усмехнулась про себя Марина.

* * *

О Дэвиде Марина не вспоминала, по крайней мере днем. Ночью, конечно, память подбрасывала картинки, но в душе было пусто – ни сожаления, ни прощения. Марина не узнавала себя: она всегда была вспыльчивой, но отходчивой, всегда все прощала и первая мирилась, а тут не могла – и все! Думала: «Хорошо хоть не звонит – номер телефона по фамилии узнать у провайдера проще простого». Хотя… почти каждый вечер… да, почти каждый вечер один и тот же индиец попадал «не туда». Марина вспомнила, что после нескольких бокалов вина Дэвид начинал говорить как-то по-другому – мягче. Он объяснял это тем, что в таком состоянии к нему возвращался его мягкий уэльский акцент, шутил еще, что уэльсцам очень легко имитировать индийский акцент. Этот «индиец», может быть, и не индиец вовсе? Как бы то ни было, Дэвид наконец-таки позвонил и сдержанно, по-деловому попросил о встрече.

Встретились у станции метро, сели на скамейку – идти куда-либо Марина наотрез отказалась.

– Выслушай меня, – начал Дэвид, – я не все рассказал тебе. Ты не все знаешь о моей жизни. Когда мы встретились в Москве, я лечился от страшной депрессии, поэтому и не звонил несколько месяцев. Меня предала женщина, с которой я хотел встретить старость и умереть. Она была гораздо моложе, закрутила со мной, когда я еще работал, был боссом, думала, наверно, что богатый. Вместе мы не жили, встречались только – я все оттягивал женитьбу.

Марина молчала, тупо глядя на букашку, в который уже раз пытавшуюся взобраться на травинку: упала, снова упала… «Значит, я была суррогатом, заместителем его прежней любви… Не эта ли его любовь носила красное белье и чулки на резинках?» Мысль – откровенно бабская, но укол самолюбию был болезненным, поэтому она почти не слушала Дэвида. Он продолжал:

– Стерва, мать Крис, изломала мне всю жизнь, я поклялся больше не жениться. Кэролайн, женщина эта, вот так же, как ты, часто плакала. Случайно выяснил, что все это время у нее был кто-то еще. Она призналась сразу: «А ты как думал?!» Я все порвал в тот же час. Потом депрессия навалилась… Когда тебя увидел, просто не мог поверить – так ты была на нее похожа. Потом уже понял – ничего общего у вас не было и нет. Ты особенная, но и ты стала уходить. Я решил: еще раз не выдержу, видно, на роду написано быть одному. Вот поэтому так… я себя не оправдываю… грубо и глупо все вышло.

Марина заставила себя подумать: «Может быть, вернуться и снова попытаться наладить жизнь назло той, молодой? Вот он вроде в любви объясняется».

– Мне плохо без тебя. Я не лучшего мнения о себе, но для тебя… – он остановился, как будто оборвал свою мысль, пролом продолжил: – Please, please reconsider[100]100
  Пожалуйста, пожалуйста, передумай (англ.).


[Закрыть], давай вернем все назад и будем жить, как прежде. Я знаю, ты ждешь от меня уверений, что я изменюсь, приму твой образ жизни и прочее. Я тебя люблю, но старую собаку не научишь новым трюкам, как мы говорим. Я честен с тобой.

Как прежде? Нет, нет и нет, она даже думать не могла про это «прежде»:

– Прости. Как прежде, я не могу. Ты не отчаивайся, мы разные очень. Пришли мне бумаги о разводе, я все подпишу – никаких финансовых претензий, конечно. Прощай.

Ушла, не оборачиваясь.

* * *

Летний сезон заканчивался, постоянной работы для нее в музее не было, хотя она знала, что несколько вакансий всегда бывало в конце сезона. Поговорила с менеджером – молодой энергичной приветливой Хелен, которая не раз хвалила ее.

– Да, вы работали неплохо, иногда очень неплохо, но вы же понимаете, что наш музей особый, нужна стопроцентная четкость и исполнительность, а у вас были ошибки.

Марина знала свои ошибки: молодой парнишка не вынул из кармана мобильный телефон, он зазвенел на металлодетекторе, и она сделала замечание – стоявшая рядом Мэри обернулась с грозным укором в глазах. Кажется, даже кулак показала, мол, не сметь посетителям замечания делать. Две дамы очень близко подошли к открытому экспонату, Марина попросила отойти подальше.

– Не учите нас жить! – возмущенно воскликнула одна из них. Наверняка, нажаловалась потом.

Как-то Марина была ответственной за доставку бутербродов из столовой – питание раздавалось бесплатно. Мэри сказала, что взяла ланч из дома, на нее не брать, а Марина все-таки прихватила один лишний бутерброд, на всякий случай, и получила строгий выговор. Еще что-то было… Да, пиджак! Каждое утро в конце брифинга был вопрос и голосование: «Jackets on or off?»[101]101
  В пиджаках или без (англ.)-


[Закрыть] В очень редких случаях голосовали за «on», как правило – за «off». Кто-то сказал о жителях острова: «Нация, выросшая на сквозняке». И правда, нация, не чувствительная к холоду, что, однако, не означает, что они не болеют. Марина не любила и боялась холода, что вызывало искреннее непонимание коллег: «Ты же из России, должна быть привычной». Отвечала: «Я привыкла тепло одеваться, когда холодно!» Как не замерзнуть, стоя полчаса в продуваемой всеми ветрами арке или охлажденном до температуры осени зале в тоненькой блузке с короткими рукавами! Она стала замечать, что некоторые нарушали приказ и в середине рабочего дня все-таки надевали пиджаки. Марина стала иногда делать то же самое, но что позволено Юпитеру, не позволено быку. На старых сотрудников менеджеры, может быть, смотрели сквозь пальцы, но ей всегда делали замечания. Музей особый – это верно.

30 сентября 2006 г.

Грустно было сдавать форменную одежду, пропуск, нагрудный знак. Грустно было получать прощальный подарок – чашку с изображением музея. Грустно расставаться с «командой», которую привыкла видеть каждый день.

Летний сезон традиционно заканчивался party в одном из лондонских дворцов. Девчонки обсуждали купленные по этому случаю наряды, мужчины жаловались на «бесполезные траты» жен (у них самих в шкафах хранились купленные много лет назад и на всю жизнь смокинги). Предстоящее событие относилось к разряду black tie party.

Наличие в гардеробе женщин – не аристократок, a commoners[102]102
  Простые смертные (англ.).


[Закрыть] – длинных вечерних нарядов и коротких открытых коктейльных платьев было новостью для Марины. Когда приехала, не могла понять, зачем в популярном и не слишком дорогом магазине «Monsoon» был целый отдел бальных платьев: «Кто и куда их носит?» Оказывается, носят.

Мэри спросила: