Текст книги "Другая белая"

Широкой речкой бежала вниз от крепости пешеходная улица со множеством магазинчиков. У Марины уже был свой, любимый, где и ее знали хорошо. Здесь продавали одежду ее стиля, который, по словам менеджера Дэби, никогда не бывает в моде, но никогда и не выходит из моды. Это – одежда свободного кроя, многослойная, струящаяся по фигуре, отчего любая женщина, даже очень полная, выглядит приятно и достойно.

– Наша одежда не для массового покупателя, не ширпотреб, она для смелых, для тех, кто не боится заявить о своей индивидуальности, – говорила Дэби.

Марина соглашалась, но как все перевернуто в этом мире: чтобы являть городу и миру слишком пышные формы, обтянув их джинсами или, хуже того, легинсами, над которыми нависает непомерных размеров живот, дурацкими майками, обнажающими чуть ли не весь бюст и слоновых объемов руки, смелость не нужна, а носить пристойную красивую одежду позволяют себе только смелые? Несмелых гораздо больше. Денег нет? Так вместо того, чтобы каждый месяц нести сумки из «Primark»[60]60
  Сеть больших магазинов, торгующих дешевой одеждой. Популярен среди молодежи и не только.


[Закрыть] или с рынков, купите что-нибудь одно здесь раз в полгода! И скидка на распродажах два раза в год доходит до семидесяти процентов. И размеры есть любые.

Магазин был не из дешевых, ткани только натуральные, дорогие. Цвета удивительных оттенков. В то лето это были цвета земли – черный, терракотовый, золотисто-песочный. Такую одежду жалко в шкафу держать – она должна видеть дневной свет!

Марина покупала кое-что на распродажах, как постоянной покупательнице ей уже делали скидки. В тот предвечерний час магазин был пуст. Разговорилась с Дэби, которая одобрила ее наряд, купленный у них недавно. И вдруг:

– Лето начинается, мы вертимся без передышки, почему бы вам немного не поработать? Не каждый день и не полную смену, а только когда мало продавцов?

Поработать?! Как счастлива была бы она, но Дэвид…

До того как они стали жить вместе, Марина никогда не заговаривала с ним о своей насущной потребности – работать! Не скрывала и не хитрила – просто в голову не могло прийти, что муж по каким-то причинам может быть против этого. Еще в Москве решила, что ей подойдет работать экскурсоводом по Лондону и окрестностям. Чтобы стать таким гидом – они называются blue badge guides[61]61
  Квалифицированные гиды, носящие значок синего цвета (англ.).


[Закрыть], – нужно окончить двухгодичные курсы, сдать экзамены, заплатив за все это кругленькую сумму. Таких денег у Марины не было, да и начало семейной жизни не лучшее время для того, чтобы становиться студенткой и ездить в Лондон три раза в неделю. Решила подождать и подкопить денег. Деньги не копились, к тому же постепенно Марина поняла, что Дэвид без энтузиазма принял бы подобный ее план: сначала два года учиться, а потом пропадать на работе (что такое работа гида, она знала не понаслышке: многие ее знакомые были гидами распавшегося Интуриста). Идее не суждено было воплотиться в жизнь.

Ехала домой возбужденная и счастливая. Прямо с порога выложила новость мужу:

– Дэвид, мне предложили поработать пару месяцев. Это не каждый день, и даже не весь день, а иногда…

– А как ты думаешь добираться до Виндзора?

– Я придумаю что-нибудь, я буду пешком ходить до станции, мне это полезно, надо сбросить килограммы, которые набрала.

Лето 2004 г.

Умолила. Начала работать два-три раза в неделю – это был праздник! Носить в магазине можно было только то, что сами продавали, одежда была ее, покупательницы, видя это, прислушивались к ее советам, иногда так и говорили: «Мы хотим, как у вас».

– Нет проблем, на вас это смотрится лучше, потому что вы выше.

Научилась работать с кассой, стала узнавать постоянных покупательниц – loyal customers, – они все были занесены в компьютер с адресами и телефонами, следила, чтобы одежда висела аккуратно, если вещь покупали, сразу же выносила из подсобки такую же, предварительно отгладив тяжеленным паровым утюгом. После закрытия магазина помещение убирали и пылесосили сами. Зарплата, конечно, была маленькой, но на одежду предоставлялась скидка.

Еще больше подружились с Дэби, хотя иерархия в их отношениях была строгой. Марину восхищала если не красота, то значительность облика Дэби. Она была прекрасна без усилий: высокая, с длинной шеей и водопадом светлых волос до плеч, иногда небрежно заколотых на затылке. Дэби принадлежала к разряду женщин, мимо которых нельзя пройти, не заметив. Когда она переходила Peascot Street[62]62
  Центральная пешеходно-торговая улица в Виндзоре.


[Закрыть] с кружкой кофе из соседнего кафе, Марина замирала в восхищении – Афродита в пене золотого шелка.

Пожив в стране какое-то время, Марина полюбила англичанок. Не только за неизменную приветливость и доброжелательность – она часто восхищалась их внешностью. Как не восхититься ангелоподобным юным созданием: роскошные волосы, белая кожа, голубые глаза, удлиненный овал лица. А фигура?! Длинные ноги, узкая спина, высокая грудь (не иначе как лифчик размера 30 F, неведомого на российских просторах!). Но мамы этих созданий не умели и не хотели сохранять то, чем их богато одарила природа. Дубленая, никогда не знавшая кремов кожа. Где ее белизна? Навсегда съедена модным естественным (работа в саду) или искусственным (салоны на каждом углу) загаром. Стройность? Съедена фастфудом. Милоты нет и в помине, убийственное отсутствие женственности! Любимая присказка: «Любите меня такой, какая я есть!» (И ведь любят!) В целом Марина могла бы повторить слова Зощенко: «Автор многим восхищен в иноземной культуре, однако относительно женщин автор остается при своем национальном мнении»[63]63
  М. Зощенко. «О чем пел соловей».


[Закрыть].

Дэби, посмотрев пару дней на работу Марины, строго сказала:

– Большинство покупателей нашего магазина – постоянные, они знают, что хотят, не надо их опекать.

– Хорошо, учту.

Но в те дни, когда Дэби не было в магазине, Марина на свой страх и риск нарушала этот приказ. Она видела, что женщинам нелегко разобраться в многообразии красивой одежды, и подводила их к подходящим моделям, показывала одно, другое, третье, провожала в примерочную, после чего многие шли уже прямо к кассе да еще и благодарили ее.

Однажды в конце дня Дэби, подсчитывая дневную выручку, воскликнула:

– Не могу понять, в чем дело! Раньше выручка за день была у нас примерно одной и той же, сейчас в некоторые дни она в два раза выше обычной.

Марина – сама менеджер в прошлом, хотя и не в магазине – удивилась нежеланию Дэби провести небольшое расследование и понять, когда выручка идет вверх, а это были дни – она проверила, – когда работала она. Конечно, быть выскочкой и указывать на свою роль в успехе магазина она никогда бы не стала (только врагов наживать!), но в уме эту ситуацию держала и от своего метода работы, когда было возможно, не отказывалась.

В один из дней в магазин вошла русская семья, обошли кругом и направились к выходу. «Ну уж нет! Я их так просто не выпущу!» – пронеслось в голове. Подошла, поздоровалась по-русски:

– Вы пришли в особенный магазин – то, что мы продаем, вы больше нигде не увидите.

В ответ смех:

– Мы живем на Рублевке, у нас есть все!

– Я знаю, что на Рублевке есть все, но все же посмотрите на вещи из новой коллекции.

Показала действительно красивые вещи, увидела – у жены загорелись глаза, она пошла в примерочную, померила один наряд, другой… Тоненькая, зеленоглазая – ей шло все. Пошепталась с мужем, тот:

– Хорошо, берем все, но дайте скидку.

Марина перевела его слова Дэби, которая молча наблюдала за происходившим, та категорически качнула головой – нет! Все равно купили все и без скидки! Успех! Они оставили в магазине половину обычной дневной выручки. Марина ждала похвалы от Дэби, но вместо этого услышала:

– Марина, как вы считаете, это были хорошие люди?

Не поняла вопроса. «Какая разница, какие люди – покупатели-то они хорошие, не с рекомендациями же им по магазинам ходить!» Молча пожала плечами. Но Дэби недовольно поджала губы. Может быть, потому, что деньги русских, на которые те скупали предметы роскоши и самую дорогую собственность в Британии, уже были притчей во языцех?

Дэби уставала. Часто, когда не было покупателей, сидела, опустив голову. У нее был сын-подросток. Она растила его одна, сама платила за дорогую частную школу. Гарри учился в Виндзоре и после занятий приходил в магазин – вежливый, приветливый, смешливый. После закрытия магазина мама увозила его домой. Всегда вместе. По воскресеньям он убирал дочиста весь магазин – подрабатывал на карманные расходы. Гарри играл в любительских спектаклях. На один из них Марина была приглашена, но это было где-то далеко, на общественном транспорте не добраться, а просить Дэвида не хотелось.

Много позже Марина как-то приехала в Виндзор не одна – скучала по волшебному городку. Зашла в магазин – никого из знакомых продавцов уже не было – несколько лет прошло, но когда назвала свое имя, одна из женщин воскликнула: «Марина, вы здесь работали!» Осталось все-таки ее имя в анналах истории магазина. Спросила про Дэби, ей с горечью рассказали, что та влюбилась в красивого парня, но без стабильной работы, без дома и прошлым летом уехала с ним куда-то на север – в никуда – и Гарри с собой забрала. Все сочувственно замолчали. Марина попыталась представить Дэби среди северных холмов, может быть на ферме… Она и там будет королевой!

* * *

У Марины появились русские подружки.

Дверь в дверь с ее магазином – ресторанчик. Барменшей там работала красивая русская девочка Ира. Симпатия возникла сразу. Они часто подгадывали перерыв в одно и то же время, садились в самый дальний угол ресторана и болтали обо всем. Ира была на двадцать пять лет младше, но стала задушевной подружкой. Она приехала в Англию из Восточной Украины – была «выслана» любовником, который оплатил год обучения в колледже. Это до сих пор болело: «Он, видите ли, так решил!» Первое время она ему звонила, просила разрешения вернуться, но каждый раз слышала: «Подожди, еще не время», у ее друга, которого она называла бизнесменом, по его словам, были большие неприятности. Неприятности, может быть, и были, но Ира сильно подозревала, что дело не в них, а в том, что он устал жить на разрыв между женой и любовницей.

Учиться она, конечно, не стала (только ездила отмечаться время от времени), а сразу же нашла себе работу, сняла комнату в городке неподалеку (никто из работающих в сфере обслуживания в Виндзоре здесь не жил: это – одно из самых дорогих мест в Англии). Иришка, на взгляд Марины и не только ее, была ослепительно хороша. Идти с ней по улице было затруднительно: молодые ребята останавливались, хотя здесь не принято знакомиться на улице. Девочка в этом плане серьезная: никаких случайных связей, вот если что-то достойное – об этом мечтала. Английский язык не учила, а просто схватывала на лету, иногда спорила с Мариной:

– Марина Михайловна, вы сейчас слово произнесли неправильно, нужно так.

– Ирочка, ты произносишь его с южнолондонским акцентом, знаешь, сколько в одном Лондоне акцентов, не считая всю Британию? Давай посмотрим в словаре.

– Какая вы смешная, не нужны мне никакие словари – я говорю на реальном английском.

Было в ней какое-то непонятное презрение к любой учебе.

– Как же ты институт у себя закончила?

– Ах, «женихи» за меня все писали и все сдавали.

Всех мужчин, проявлявших к ней интерес и вообще потенциально интересных, Ира называла женихами. А интересны ей были далеко не все.

– Ириша, ну почему ты отвергла этого мальчика? Такой милый!

– Но он же студент!

– Вот и здорово! Он выучится – станет хорошо зарабатывать, он умный мальчик.

– Да-да, станет карьеристом.

Карьеристами для нее были все, кто начинал с малого и работал в офисе с утра до вечера.

– Мне, Марина Михайловна, нужно все и сразу!

Ну просто Ильф и Петров, но она их не читала – не то поколение.

Смеясь, Марина спрашивала:

– Может, возьмешь частями? – произнося про себя: «Я бы взял частями, но мне нужно сразу».

В ответ:

– Нет, я ждать не люблю.

У Ирки была масса поклонников, в этот ресторанчик ходили «на нее». Она кокетничала, но в рамках дозволенного. Один африканский парень совсем обезумел от любви. Каждое утро посыльный вносил в ресторан огромный букет красных роз – от него. Скромные польские девочки-официантки осуждающе переглядывались, их можно было понять. Но хозяин ресторана был доволен – живая реклама!

Дружба с Ирой продолжалась несколько лет, они делились счастьем и несчастьем до поры до времени…

* * *

Еще одна русская девочка, Алина, хотя, пожалуй, нет – язык прекрасный, но акцент. Алина работала в лучшем универмаге Виндзора, выглядела как студентка последнего курса университета – лингвистического или искусствоведческого факультетов. Сдержанна, деловита, хороша собой. Она из Литвы, мама русская, папа литовец. Учительница русского языка постоянно ругала ее за акцент, а литовцы – за ошибки в литовском языке. Дома мама с папой и постоянные дебаты по национальному вопросу. Алина и ее сестра (художник, устроилась в Ирландии) всегда мечтали уехать в страну, где национальный вопрос не стоял бы так остро. В Англии она сразу почувствовала себя прекрасно – ее акцент никому не мешал: с акцентом говорило чуть не полстраны.

Здесь у Алины было две проблемы – слишком старая и слишком красивая. Слишком старая в двадцать три года для того, чтобы войти в модельный бизнес, слишком красивая – для того же. У нее свой «portfolio», с ним она регулярно обходила все модельные агентства и везде получала ответ: «Ваша внешность сейчас не в моде – вы безупречно красивы». Девочка серьезно переживала по этому поводу.

У Алины был жених – английский мальчик. Марине очень нравилось, какое слово выбрала Алина – не партнер (по бизнесу? по танцам?), а жених, то есть тот, с кем собиралась – хотя бы собиралась! – жить долго. Они уже жили вместе. Каждое воскресенье приходили с родителями на ланч в Иркин ресторан. Девочки познакомились через Марину, но что-то не «кликнулось» между ними.

Как грустно было встретить Алину через пару лет и узнать, что с женихом ничего не получилось даже с помощью психолога по семейным вопросам.

– Какой смысл, если постоянные споры и разногласия? Даже в постели он недоволен, потому что я недовольна, а я недовольна, потому что… секса много, а нежности нет никакой, я же не кукла резиновая.

Марина не ожидала такой откровенности от этой всегда сдержанной русско-литовской девочки.

* * *

К осени работа кончилась, но Марина уже излечилась от своего постоянного похмелья и решила не дать себе опуститься во что бы то ни стало. За те два с половиной месяца, что работала, Дэвиду пришлось снова заняться домашними делами, от которых он уже отвык. Ее частое отсутствие не отразилось на их отношениях – так думала Марина. Она постоянно пребывала в хорошем настроении – ему это нравилось.

Первый опыт вдохновил Марину на следующий шаг. Она пошла в Виндзорскую крепость, поговорила с кассирами, экскурсоводом, ей посоветовали обратиться в отдел кадров, сказав, что смотрители нужны, дали все координаты. Марина позвонила, ей прислали анкеты для заполнения. Через какое-то время позвонили и пригласили на собеседование. Дэвид был у Крис, она оставила записку, что скоро вернется, вызвала такси до станции и уехала. Получила пропуск и прошла в крепость через главный вход, который – не для туристов.

С ней беседовали две доброжелательные женщины, расспрашивали о работе в Москве. Марина одичала за свою жизнь домашней хозяйки и была им несказанно благодарна за возможность поговорить об этом. Все, о чем, казалось, забыла за эти полтора – больше уже – года, вспомнилось. Марина говорила с воодушевлением и видела, что понравилась.

– У нас сейчас есть вакансии и на полный рабочий день, и на полставки, мы вам сообщим о нашем решении.

На прощанье одна из женщин сказала ей что-то по-русски:

– Да, да, вы не ошиблись: я учу русский язык. Русских туристов сейчас очень много – нужен язык.

Домой неслась как на крыльях: «Я расскажу, он поймет, он не может не понять».

Дэвид был дома. Телевизор включен – какой-то триллер со стрельбой. Расстроилась – не время для разговора. Заварила чай, села в кухне-столовой за стол, пока коты на него не взобрались. Неожиданно стрельба прекратилась. Дэвид позвал из гостиной. Побежала.

– Как дела, что ты сегодня делала?

Рассказала.

– Но пока мне никто ничего не предложил. А если и предложат, то это будет только три дня в неделю. И деньги пойдут в семейный бюджет.

– Только о деньгах не надо, пожалуйста. Знаешь нашу шутку: «That money talks, do not deny. I heard it once, it said good-bye».[64]64
  Что деньги говорят – не отрицай. Я слышал раз: они мне сказали «прощай» (англ.).


[Закрыть] Это про тебя. Ты деньги и до дома не донесешь. Вкусы у тебя дорогие.

Что правда, то правда: деньги у Марины никогда не держались. Да и как их удержишь, когда столького нет в доме! В Виндзоре всегда что-нибудь да покупала: постельное белье, посуду, бокалы для вина, кастрюли, скатерти… Шторы новые сама сшила (не жить же с этими деревенскими занавесками до подоконника!), но ткань и подкладка – как здесь принято – дорогие. А крем для лица и лосьон для тела? А шампунь для волос? Все так быстро кончалось, а дешевые она и в Москве никогда не покупала. А какая-нибудь «тряпочка» для души? Вот деньги и кончились. Но ведь не из общего бюджета – свои тратила. И потом, пробежаться по магазинам для женщины – святое дело! И в Москве на Тверской, и в Виндзоре, и в Лондоне Марина легко возвращала себе хорошее настроение, купив какую-нибудь мелочь. И у англичан есть выражение retail therapy[65]65
  Хождение по магазинам в основном с целью улучшения настроения (англ.).


[Закрыть], означающее то же самое. Недавно прочитала статью – не где-нибудь, а в Times (газету оставил Джон, Дэвид ее не читал). Что-то о новых тенденциях в моде, и в конце слова, как призыв: «I shop – therefore I am»[66]66
  Я покупаю – следовательно, я существую (англ.).


[Закрыть]. Марина не считала себя шопоголиком, всегда тратила деньги разумно, на дело.

– Слушай меня, девочка. Я человек простой, для жизни мне нужно очень мало. Мне нужна ты. Я вытерпел эти два месяца, когда тебя постоянно не было дома, только потому, что знал – этому скоро будет конец. А сейчас ты опять за свое. Если я тебе хоть немного дорог, прошу, не делай этого.

Хотя бы не сейчас. Мы оба отработали свое в полной мере. Давай радоваться спокойной семейной жизни. Прошу тебя. Для меня это очень важно.

Сказав все это, он вышел, оставив Марину в комнате, ставшей вдруг темной. Посмотрела в окно: вечер уже. И щеки чего-то мокрые…

Прошло несколько дней. Больше этой темы не касались. Но довольно скоро зазвонил телефон, Дэвид поднял трубку:

– Тебе звонят из Букенгемского дворца!

– Ты так шутишь? – взяла трубку.

– Миссис Льюис, здравствуйте, это из отдела кадров, – сказал очень приветливый женский голос. – Вы успешно прошли интервью с нашими коллегами из Виндзорской крепости. Вам скоро будут звонить. Я лишь хотела убедиться, что вы никуда не уехали.

Через пару дней на каких-то полчаса отошла в лавчонку напротив дома («сопег shop»[67]67
  Угловой магазин (англ.) – маленький магазинчик, где продается все необходимое на каждый день.


[Закрыть], как здесь говорят).

– Тебе опять звонили, на этот раз из крепости, я не стал брать трубку.

Автоответчик сигналил, Марина нажала красную кнопку и прослушала запись: «Добрый день, Марина. Это Хелен (сотрудница Виндзорской крепости). Поздравляю, мы рады предложить вам работу смотрителя, которая предполагает и экскурсоведение. Приходите в пятницу знакомиться с коллегами».

Марина знала, что это произойдет, думала неотступно, но: «Дэвид просил так серьезно… Выбора нет… Отложу до завтра, все равно уже в офисе никого нет… Нет, сейчас, какой смысл откладывать?»

Набрала номер и оставила свое сообщение:

– Хелен, очень благодарна, но, к сожалению, моя ситуация изменилась, я не могу начать работу в ближайшем будущем. Very, very sorry![68]68
  Очень, очень сожалею (англ.).


[Закрыть]

Трусливо, нецивилизованно, стыдно безмерно. Дэвид это слышал и повторил то, что однажды уже говорил:

– Ты – лучшее, что со мной когда-либо случалось.

Больше никто не звонил.

Весна 2005 г.

Пережили зиму, а в начале весны нежданная радость – в Лондон приехал младший сын.

– Мама, командировка очень важная, свободного времени почти не будет, но вы приглашены на black tie party[69]69
  Прием с особым дресс-кодом: вечерней одеящой для мужчин и женщин (англ.).


[Закрыть], за вами заедут Айгуль с мужем, она же там где-то живет неподалеку от тебя, им дали машину для этой цели. Ты купи себе что-нибудь соответствующее из одежды, я потом возмещу.

«Вот еще, буду я мальчика разорять, – подумала Марина, – сама что-нибудь соображу».

В Москве Марина всегда одевалась хорошо: сама шила, вязала, а с середины 90-х, когда сыновья стали зарабатывать и помогать материально, начала шить и на заказ – благо у подруги был свой «Дом моды». В музее у нее была репутация женщины со стилем. Но одевалась она всегда только для работы – светской жизни не было. Каков был женский дресс-код для подобного рода вечеров здесь, она не знала. Открыла шкаф, перебрала наряды, многие уже и не по размеру… «Вот если в это влезу?» Серое шелковое платье до середины колена с воротником-стойкой и короткими рукавами – восточный стиль. Купила когда-то у Лиды (той самой подруги) на распродаже. Влезла. Туфли, сумка «Ргаda» – timeless classic[70]70
  Вечная классика (англ.).


[Закрыть]. И была у нее шаль… из другой жизни. Шелковая, легкая и длинная, умопомрачительно красивая, с мелким восточным рисунком в серо-зеленовато-терракотовой гамме. Марина всегда любила ткани. Эту шаль она увидела в маленьком городке во Фландрии и встала перед ней как вкопанная, не могла глаз оторвать. Мартин это заметил, пошептался с Мартой и купил для Марины, сказав, что для них не дорого. Она понимала, что дорого, но была рада. И платье это серое купила в тон шали. «Вот и выгуляю впервые», – она посмотрела на себя в зеркало.

– Чему улыбаешься? Глаза сияют, щеки пылают, – Дэвид вошел в спальню. Марина повертелась перед ним – одобрил.

– Дэвид, нас пригласили вместе, и смокинг у тебя есть, и галстук-бабочка.

– Ты же знаешь, у меня завтра с раннего утра до позднего вечера все по часам расписано.

На следующий день, ближе к вечеру, к дому подъехал огромный серебристый «мерседес». Из окна машины приветливо махала рукой Айгуль – она была в чем-то красном и сверкающем. Они с мужем сидели на заднем сиденье, переднее предназначалось для Марины. «Только бы успеть до прихода Дэвида», – Марина судорожно пыталась надеть плащ и никак не могла попасть в рукав. Наконец справилась и выскочила на улицу. По закону подлости к дому подъехал Дэвид. Одновременно с этим из «мерседеса» вышел высокий джентльмен в фуражке. Со страху Марина подумала – генерал, но «генерал» оказался водителем. Он открыл перед ней дверцу машины. Последнее, что она видела, была надменная усмешка Дэвида. «Господи, как же нехорошо все вышло. Этот эпизод явно не пойдет на пользу семейной жизни», – Марина чуть не плакала. Но Айгуль защебетала, и, как Скарлетт О'Хара из «Унесенных ветром», Марина приказа себе: «Я подумаю об этом завтра. Сейчас – off we go[71]71
  Вперед! (англ.).


[Закрыть]!»

Вечер проходил в одном из старинных лондонских отелей. Когда вошла, от сияния и яркости зарябило в глазах. Сверкали огромные старинные люстры и обнаженные плечи дам под ними. Яркими были длинные платья из синей, зеленой, даже красной тафты. Оказывается, она была в моде. Марина не покупала здесь глянцевых журналов, к которым привыкла в Москве: зачем Дэвида попусту раздражать? Вот и отстала от жизни, даже не знала, что сейчас модно, хотя всегда старалась быть в курсе.

Навстречу Марине шел сын, одетый в смокинг. Таким она его еще не видела.

– Я решил не брать напрокат, я купил этот костюм сегодня, подумал, может, я и на свадьбу его летом надену. А тебе идет, я там… подброшу тебе, наверно недешевое.

– Все из Москвы, мой дорогой.

Он объяснил, что публика собралась на аукцион русского искусства, организованный женой его начальника. Марина оглянулась вокруг – действительно, в зале, наскольно видел глаз, были расставлены, развешены, разложены музейного вида вещи. С боссом сына Биллом и его женой Мэри Марина была знакома по Москве.

Мэри, американка, уже несколько лет жила с мужем в России и все силы отдавала работе с детскими домами. Эта изящная, образованная, очень милая женщина взвалила на свои плечи весь организационный груз по поиску предметов искусства, которые могли бы заинтересовать богатую публику, чтобы потом передавать все деньги в Россию. Что еще важнее – она делала то, от чего в страхе отворачивались, чего не хотели видеть и знать многие соотечественники Марины: не уставая, посещала детские дома, была в них «своей», дружила с детьми и воспитателями. Была «мамой» десяткам обездоленных малышей. К тому времени – почти десять лет. Она была неравнодушной – качество, от которого долго отучали и, кажется, отучили людей в России.

Мэри не было на этом вечере: что-то случилось дома в Америке. У входа, приветствуя гостей, стоял Билл. Марина постояла какое-то время рядом с ним и с сыном, и приветствия произносились как будто и от ее имени тоже.

После аукциона был дан обед. К Марине подлетела Айгуль:

– Вы знаете, что будете сидеть за одним столом с Биллом? Вам оказана особая честь.

– Айгуль, я знаю его по Москве. Это просто старое знакомство.

– Не скажите, мы с мужем тоже знаем и его, и Мэри, но наш стол – вон там, – Айгуль показала рукой на конец зала.

Марина подумала, что все-таки это очень восточная черта – все эти церемонии, иерархия почестей и прочее, но сидеть и беседовать с Биллом с одной стороны и с сыном – с другой было щедрым подарком судьбы в той уже не очень радостной ее жизни.

На следующий день Дэвид даже не спросил ее о вчерашнем party[72]72
  Вечеринка (англ.).


[Закрыть]. Освободил от необходимости оправдываться и лгать, что ничего, мол, особенного там не было. Было!

* * *

После встречи с сыном и чудесного вечера настроение улучшилось: надо подступаться постепенно. А работа будет! Один раз предложили, предложат и еще. Главное – Дэвид, как его уговорить. Марина уступила, но не отступила от своей мечты-идеи. Два месяца работы помогли ей сбросить с себя долгий сон. Она выписала лондонскую газету на русском языке, глянцевый русский журнал. «Русский Лондон», оказывается, жил полнокровной жизнью. Бойкие журналистки, ее соотечественницы, наперебой соревновались в остроумии по поводу «местных аборигенов» и их обычаев, рассказывали о жизни соотечественников, как преуспевших в освоении чужеземного пространства, так и неудачников.

«Может быть, установить все-таки контакт с русскими женщинами, нарушить один из пунктов инструкции, которую сама для себя создала, узнать, как они живут-ладят со своими «альбионцами»? Да и по русскому языку ужасно скучаю…» Сказано – сделано. Марина позвонила в редакцию и дала объявление: «Интеллигентная москвичка пятидесяти лет без семейных и иных проблем будет рада общению на русском языке».

Начались звонки. Русские женщины, как и она, искали общения.

* * *

Наташа позвонила первой. Она из Питера, здесь уже пять лет, за пятьдесят.

– Как вы познакомились со своим мужем? – спросила Марина, чтобы начать разговор.

– Как все – через Интернет. Я уверена, что и вы таким же образом.

Возникла пауза. Марине не хотелось сразу заявлять о том, что она «не таким образом», поэтому предпочла промолчать. Но Наташе эта тема была интересна:

– Все русские женщины, которых я здесь встречала, трудились в поте лица. Интернет – это full-time job[73]73
  Полный рабочий день (англ).


[Закрыть]. Одна моя знакомая уже третьего мужа здесь меняет, и она права – жизнь надо строить своими руками.

Марина сменила тему:

– Как вы с мужем живете?

– О, сейчас прекрасно, каждое утро он благодарит Бога за то, что тот послал ему такую женщину, но в первый год дрались не переставая.

– Дрались?

– Да, темпераментные оба. Я бы уехала в первый год, так тошно было, но сад удержал. Знаете, клубника, смородина, варенье начала варить.

– А муж хороший?

– Отличный мужик! Нет, кроме шуток, очень хороший человек. Как говорится, шла замуж по расчету, а вышла по любви. Я его одела-обула-отогрела, его прежняя жена была француженка, он весь какой-то ободранный мне достался. Дом есть, уже моему сыну завещан, своих детей у него нет – мне крупно повезло. Сейчас приехали из Франции, думаем второй дом там покупать, у мужа свободный французский. Ради Франции я, может быть, даже продам одну из моих двух квартир в Питере.

Услышав от Марины, что та тоже сдает квартиру в Москве:

– Вы свою сдаете? Деньги здесь тратите? Зачем? Ну вы глупая, он женился – должен содержать по полной! Мои денежки все в Питере, я их со счета никогда не снимаю, пусть копятся. Муж как-то спросил, что я с ними собираюсь делать, сказала: «Пусть будут, на всякий случай, себя не пролежат».

Через какое-то время позвонила снова:

– Сегодня поругались. Недавно приезжал мой сын, крышу нам чинил бесплатно. Поехали с ним в Лондон. На Covent Garden я купила ему кожаную куртку, всего-то за какие-то двести фунтов. А сегодня муж получил bank statement и бежит ко мне: «Как ты могла купить такую дорогую вещь, не посоветовавшись со мной?!» А я ему говорю «Ты жадный, жить с тобой не буду». Под вечер приходит: «Прости меня, старого дурака».

С Наташей Марина перезванивалась еще почти год, но они так и не встретились.

* * *

Позвонила женщина с сильным южнорусским акцентом. Немолодым голосом представилась Верой. Марина спросила: как по отчеству? Вера с неудовольствием сказала: «Ивановна».

– Так хочу, уж так хочу поговорить.

– Давайте поговорим.

– Уж в этом Лондоне распроклятом и поговорить-то по-человечески не с кем.

Марине очень захотелось сразу же положить трубку, но нельзя – сама ведь объявление дала.

– Уж намучилась я здесь – и не передать! В Лондоне грязища, «черных» полным-полно, английский – до чего ж язык противный! И рожи у всех ну такие! А одеты как – срам! Все не как у людей!

– А зачем вы приехали?

– Дак за любовью ж!

И поведала Вера Ивановна, что лет десять назад повстречала она в своем Крыму англичанина и влюбилась в него без памяти. Он провел с ней несколько ночей своего отпуска. Уехал, однако не оставив ни адреса, ни обещаний о новой встрече. Но не такова была эта крымчанка, чтобы просто так отпустить любимого, – стала разыскивать, подняла на ноги знакомых из Интуриста, достала адрес и телефон. С чьей-то помощью поговорила – сама языка не знала – и выяснила, что звонить больше не надо: он не хотел с ней даже разговаривать.

– Ну я-то и подумала: что телефон! Вот если я сама приеду, как увидит он меня, вспомнит наши ночи жаркие, тогда уж не отвертится.

Каким-то образом приехала, нашла «брата»-поляка, заплатила ему и женила на себе. Получила вид на жительство. Стала, таким образом, прямой угрозой неосторожному англичанину. Тот наверняка предпринял какие-то радикальные шаги, чтобы разрубить нечаянные узы, – Вере Ивановне пришлось отстать. Но не зря же она из Крыма ехала! Перевезла в Англию сына, которому еще не исполнилось восемнадцати, отказалась от украинского гражданства и, как нуждающаяся и бездомная (поляк, который ее деньги уже «отработал», с ней развелся), не очень долго ждала и получила социальную квартиру в неплохом районе Лондона. (Прав Дэвид, когда говорит, что все для меньшинств! Марина знала, что сами англичане ждут council flats[74]74
  Социальная квартира (англ.).


[Закрыть] годами.) Сын оказался «подлым», с матерью разругался, уехал куда-то в Шотландию и материально не помогал. Вера Ивановна получала benefit[75]75
  Денежное пособие (англ.).


[Закрыть].