Текст книги "Россия и Южная Африка: наведение мостов"

Смена вех: установление отношений между ЮАР и СССР

К концу 1980-х годов к установлению отношений стремились внешнеполитические ведомства и СССР, и ЮАР. Причин к тому было много. Обоюдное стремление выйти из ангольской войны. Стремление правящих кругов ЮАР найти выход из изоляции на международной арене и политического тупика внутри страны. Логика горбачевской перестройки с ее призывом к разрешению локальных конфликтов мирным путем. Стремление многих советских учреждений довести до конца работу по размонтированию апартхейда. Логика деидеологизации внешней политики в период перестройки и особенно после распада СССР. Ожидание взаимных выгод от установления торговых и других экономических отношений.

И простое человеческое любопытство. В течение десятилетий наши страны оставались друг для друга не изведанными и не познанными экзотическими terra incognita (мы не говорим здесь о представителях АНК в изгнании, бывавших в нашей стране). Единственное, к чему привели все усилия официальной пропаганды с обеих сторон, это отсутствие информации. Просто возможность посмотреть, проверить, действительно ли по московским улицам гуляют медведи, а улицы Йоxаннесбурга вымощены золотом, – это ли не стимул к установлению отношений!

СССР и ангольско-намибийское урегулирование

Ангольский конфликт отнимал у обеих стран колоссальное количество ресурсов и не приводил к решительной военной победе ни одной из сторон. На протяжении 70-80-х годов прошлого века СССР постоянно наращивал свою военную помощь Анголе и увеличивал свое военное присутствие в этой стране, но и ЮАР резко увеличивала свой военный бюджет – почти вдвое только между 1985 и 1989 гг. [1144]1144
  South African Institute of Race Relations Survey 1985. P. 415; South African Institute of Race Relations Survey 1988/9. P. 518.


[Закрыть] Как писал С. Я. Синицын, «по степени военно-политической и материальной вовлеченности в противоборство и конфликты на Юге Африки именно ЮАР и СССР в тот период выступали в качестве главных действующих лиц» [1145]1145
  Синицын С. Я. С. 183.


[Закрыть].

В то же время ни та, ни другая сторона не использовала свои военные и прочие ресурсы в этой войне в полной мере. Главным объяснением этому была, очевидно, отмеченная Синицыным «незаинтересованность обеих сторон в возникновении крупного вооруженного конфликта на Юге Африки и в приобретении происходящими там процессами неконтролируемого, хаотического характера». Синицын полагал, что именно это и было точкой соприкосновения интересов двух стран, хотя и указывал, что решить проблемы региона в конечном итоге могло только изменение «идентичности» самой ЮАР[1146]1146
  Там же. С. 184.


[Закрыть].

По словам другого советского дипломата, А. Н. Гогитидзе, толчок переговорному процессу по Намибии дал КГБ. Как он выразился, «… у них были свои дела с южноафриканскими спецслужбами» [1147]1147
  Давидсон А. Б., Филатова И. И. Беседа с А. Н. Гогитидзе. 25.05.2002.


[Закрыть]. В своих воспоминаниях А. Л. Адамишин упоминает, что к 1986 г. между СССР и ЮАР существовали «уже налаженные закрытые контакты. Последние осуществлялись представителями КГБ и их южноафриканскими коллегами, как правило, в Нью-Йорке, месте расположения ООН, либо в Вене, „под крышей“ МАГАТЭ». «Разумеется, – пишет Адамишин, – они представлялись друг другу в своем настоящем качестве» [1148]1148
  Адамишин А. Л. Указ. соч. С. 181.


[Закрыть].

Рассказ о переговорах стоит, видимо, начать с уже упомянутого заседания Политбюро ЦК КПСС 13 ноября 1986 г., на котором обсуждалась ситуация на Юге Африки и, по словам Адамишина, получила одобрение «линия на усиление роли политических факторов в ущерб военным». Что это означало по отношению к Анголе, Адамишин определил однозначно: «Главное виделось ясно: с нашей военной вовлеченностью в Анголе надо кончать. Хватает нам Афганистана». Конкретные задачи по Анголе виделись ему так: политическое урегулирование в Анголе должно быть таким, чтобы оно способствовало подлинной политической независимости Намибии и обеспечивало бы коренные интересы правительства в Луанде. При проведении в жизнь новой политики, считал он, нужно было исходить из принципа: «то, что устроит Кубу, Анголу, СВАПО, АНК… устроит и СССР», но все же «не потакать нашим союзникам, когда они по тем или иным своим соображениям вставляли палки в колеса» [1149]1149
  Там же. С. 25–26, 63.


[Закрыть].

По мнению Адамишина, перелом в советском видении ситуации на Юге Африки – во всяком случае, в МИД – произошел между маем и декабрем 1986 г. В мае, когда он получил назначение на свой пост, базовая директива, основанная на решениях XXVII съезда КПСС, призывала к разблокированию конфликтной ситуации в этом регионе. Но из практических рекомендаций следовало, по сути дела, что менять ничего не нужно, надо лишь не допускать углубления конфликта[1150]1150
  Там же. С. 175–176.


[Закрыть].

Новая программа действий, вынесенная на коллегию МИД в декабре, была совершенно иной. В ней говорилось, что противоборство национально-освободительных движений с ЮАР приобрело затяжной характер и обостряет ситуацию во всем мире, причем в военном отношении ход событий складывается не в их пользу. В связи с этим основой советской политики в регионе должны стать меры, направленные на исключение военной конфронтации СССР с ЮАР и США, понижение уровня вовлеченности СССР в конфликт и приведение к независимости Намибии. В документе указывалось, что военным путем решить внутренние конфликты в Анголе и Мозамбике невозможно, и потому военная поддержка правительств этих стран Советским Союзом не может стабилизировать обстановку, хотя и помогает удерживать их у власти. Говорилось и о том, что идеи социализма в этих странах дискредитированы войной и разрухой и что экономических отношений между СССР и этими странами практически не существует – из-за войн прекращен даже лов рыбы, и нереально рассчитывать, что Ангола когда-нибудь вернет свой долг. СССР несет значительные материальные издержки в регионе. Эта ситуация неблагоприятно отражается на отношениях с США, которые, пользуясь ею, тормозят решение интересующих СССР вопросов на магистральных направлениях, включая разоружение[1151]1151
  Там же. С. 177–179.


[Закрыть].

Верна ли была такая оценка ситуации на Юге Африки и правильные ли были сделаны из нее выводы? Ответ на этот вопрос во многом носит идеологический характер. Как оценивать значение национально-освободительных движений для СССР? Способствовали ли они прогрессу дела борьбы за социализм, которую СССР должен был поддерживать по определению? Или были тяжелой финансовой обузой и тормозом создания новой системы международных отношений, основанных на принципах разрядки международной напряженности? Или просто являлись справедливым делом, которое необходимо было поддерживать по мере возможности?

Бывший посол СССР в США, известный советский дипломат, А. Ф. Добрынин писал: «… Ангольский вопрос становился одним из серьезных раздражителей в советско-американских отношениях. Ангола, как справедливо заметил Форд, не представляла ни для США, ни для СССР особой ценности. Однако тут решающую роль сыграли идеологические соображения. Москва фактически пошла на поводу у кубинцев и руководителей МПЛА, поддержав „национально-освободительную“ борьбу в Анголе. По существу же, речь шла о бесперспективной гражданской войне, в которую оказались втянуты СССР и США. Этот конфликт в далекой Анголе постепенно превратился в один из наиболее видимых региональных пунктов противостояния друг другу, хотя он и не отвечал действительным национальным интересам США и СССР. Больше того, он наносил серьезный ущерб советско-американским отношениям, что было гораздо важнее» [1152]1152
  Добрынин А. Ф. Указ. соч. С. 341–342.


[Закрыть].

Коллега Добрынина и Адамишина, дипломат А. П. Барышев, оценивал и общую ситуацию на Юге Африки иначе. «Факты показывают, – писал он, – что фронтальное наступление на разрядку начали именно США, развязав при Форде и Клинтоне новый виток гонки вооружений… Составной частью этого наступления был и курс США на укрепление позиций империализма в стратегически и экономически важных регионах: на Ближнем и Среднем Востоке… а также и на Юге Африки, где национально-освободительное движение впервые стало угрожать господству португальских и южноафриканских колонизаторов-расистов. Хорошо известно, что в 50-60-х годах прошлого века на Юге Африки под покровительством и при прямой поддержке США, Англии и ФРГ был создан реакционный военно-политический блок Претория– Солсбери-Лиссабон… Участники этого блока проводили координированные военные операции против Анголы, Мозамбика, Южной Родезии и Намибии. Главная цитадель расизма – ЮАР – рассматривалась США как „фактор силы“, подпиравший всю систему колониализма и неоколониализма в Африке… К тому же многочисленные официальные и секретные соглашения, заключенные США, Англией и ФРГ с расистскими режимами в Претории и Солсбери, фактически распространяли на Южную Африку сферу оперативной деятельности НАТО» [1153]1153
  Барышев А. П. Указ. соч. В том, что касается политики США в третьем мире, автор отсылает читателей к своей более ранней публикации: Барышев A. П. Стратегия Белого дома и ООН. М., 1972. С. 211–248.


[Закрыть].

Соответственно и о программе Адамишина Барышев писал: «На Юге Африки „идеи социализма дискредитированы“ – так, например, звучало одно из важнейших положений разработанной в декабре 1986 г. под руководством Адамишина „концептуальной записки“ в ЦК, авторами которой были заведующие двух африканских отделов МИД, В. М. Васев и Ю. А. Юкалов. Были в записке и другие „откровения“, как то: „ход событий складывается не в пользу национально-освободительных движений“ (это в то время, когда на Юге Африки эти движения приобрели, пожалуй, наибольший размах), „до краха апартеида еще далеко“ и поэтому надо укреплять „уже налаженные закрытые контакты“ с представителями расистского режима ЮАР и идти на новые встречи с „официальными представителями“ этой страны и т. п. При всем этом выражалось ставшее уже традиционным для мидовцев опасение в том плане, что если СССР будет продолжать поддержку национально-освободительных движений, то США непременно воспользуются этим, „чтобы тормозить решения интересующих нас вопросов на магистральных направлениях, включая разоружение“»[1154]1154
  Барышев А. П. Большевизм и современный мир…


[Закрыть].

Столь противоположные оценки вполне отражали и суть, и дух дискуссий конца 80-х годов. Кто был прав – читатель рассудит в зависимости от своих убеждений. Однако ясно, что без программы А. Л. Адамишина, без заложенного в ней видения мирное урегулирование ангольско-намибийского конфликта не состоялось бы, и судьба национально-освободительных движений, особенно после распада СССР, могла бы быть совершенно иной. И если бы советские внешнеполитические ведомства не заботились о реакции Запада на шаги СССР в третьем мире, то отнюдь не исключено, что ситуация в Анголе могла бы перерасти в значительно более крупный военный конфликт. Даже если бы СССР остался на той позиции, что добиться урегулирования в Анголе можно, только покончив сначала с апартхейдом, то и это, скорее всего, привело бы к такому же результату.

Можно только гадать, что произошло бы, если бы СССР не отклонил, например, призывы кубинцев нанести «бомбовые или иные удары по базам ЮАР в Анголе или аэродромам в Намибии», или перейти от оборонительных действий в отношении ЮАР к наступательным, в том числе и в Намибии[1155]1155
  Адамишин А. Л. Указ. соч. С. 59–60.


[Закрыть].

Коллегия МИД завернула предложенную Адамишиным программу: она была слишком радикальна и не была согласована с ЦК КПСС. Но ее начали воплощать постепенно, докладывая в высшие инстанции министерства об отдельных аспектах. Новая программа, выдержанная в том же ключе, была принята коллегией МИД только в конце 1987 г. А решение ЦК по ней вышло еще спустя восемь месяцев, когда урегулирование уже шло полным ходом[1156]1156
  Там же. С. 181, 183, 185.


[Закрыть].

В ЮАР много писали и говорили о том, что СССР полностью перевооружил ангольскую армию после того, как она потеряла огромное количество оружия в ходе неудачного наступления в середине 1987 г. Но Адамишин утверждает, что именно с этого момента отношение советского руководства к поставкам изменилось. Первоначальная заявка ангольцев не была удовлетворена полностью, решено было поставлять больше оборонительного, а не наступательного оружия, не поставлять новейшую технику и обращать больше внимания на поддержание, а не на замену техники. Как пишет Адамишин, при обосновании этих ограничений «упирали на экономическую сторону». Это было важным свидетельством линии на мирное урегулирование. «Что могло служить более убедительным сигналом нашим друзьям? – спрашивал Адамишин. – … Что могло более эффективно повлиять на позиции Анголы, Кубы и не только их?» [1157]1157
  Там же. С. 88–89.


[Закрыть]

Были и другие «сигналы». Так 11 ноября 1987 г. сразу после празднования 70-летия Октября, на котором присутствовали представители руководства и Анголы и Кубы, по одной из программ советского телевидения прошла получасовая программа об Анголе, в которой рассказывалось о коррумпированности аппарата, о том, что среднее его звено открыто саботирует решения руководства МПЛА, о колоссальной инфляции. Критиковалось и само руководство[1158]1158
  New York Times. 11.11.1987.


[Закрыть]. Прежде такие передачи были немыслимы.

«Сигналы» не означали, конечно, отказа от поддержки союзников. Поддержка военных действий и в 1987 и в 1988 гг., как мы видели, не только продолжалась, но и активизировались, хотя необходимость участия СССР в переговорах по Югу Африки стала ясна уже к началу 1987 г. Адамишин описал советскую позицию словами: «вперед, но осторожнее». Ангольцам советовали «избегать ненужных столкновений с ЮАР, не доводить дело до прямой конфронтации, ни при каких обстоятельствах не переходить границу с Намибией» [1159]1159
  Адамишин А. Л. Указ. соч. С. 65–66.


[Закрыть].

Возможность участия СССР в переговорах по Югу Африки обсуждалась с ангольцами и кубинцами как раз во время празднования 70-летия Октября. Представители советского МИД знали, что и те и другие сепаратно встречались с американцами, и предложили четырехсторонний формат переговоров: Ангола – Куба – ЮАР – США[1160]1160
  Там же. С. 83.


[Закрыть].

Обсуждалась возможность участия СССР в переговорах по Анголе и с АНК. А. Ф. Добрынин поднял этот вопрос во время встречи с Оливером Тамбо в мае 1987 г. О том, что в переговорном процессе силам, боровшимся против апартхейда, была необходима поддержка Советского Союза, говорил во время своего визита в СССР в октябре 1987 г. и Джо Модисе, командующий Умконто[1161]1161
  Шубин В. Г. Африканский национальный конгресс… C. 347.


[Закрыть].

Началом советского участия в переговорном процессе можно считать встречу А. Л. Адамишина с Честером Крокером в июле 1987 г. [1162]1162
  Адамишин А. Л. Указ. соч. С. 76–77.


[Закрыть] В это время официальная позиция СССР мало изменилась по сравнению с началом 80-х годов. Состояла она в неприемлемости «увязки», предложенной США, т. е. предоставления ЮАР независимости Намибии в обмен на вывод кубинских войск из Анголы. Но теперь СССР был готов идти на уступки и пытался воздействовать на своих союзников во имя приведения к общему знаменателю значительно различавшиеся в этом вопросе позиции сторон. В конечном итоге именно определенный вариант «увязки» и лег в основу договора.

В июне 1988 г., по сути дела постфактум, ЦК КПСС дал разрешение на неофициальное участие советского представителя в четырехсторонних переговорах. Было получено разрешение, хотя и с оговорками, и на то, чтобы В. М. Васев и его коллеги не уходили от официальных контактов с ЮАР: инициатива должна исходить от южноафриканцев, а советские дипломаты должны были каждый раз получать согласие ангольцев и кубинцев. Несмотря на эти ограничения, представители СССР присутствовали на всех девяти раундах четырехсторонних переговоров[1163]1163
  Адамишин А. Л. Указ. соч. С. 129, 138.


[Закрыть]. ЦК к тому времени не играл уже монопольной роли в определении советской внешней политики, но его санкция была важна для поддержания традиционных отношений с союзниками. Без нее они вряд ли пошли бы на те уступки, на которые им в конце концов пришлось пойти. П. Ваннеман пишет, что Васев регулярно встречался с Нилом фан Хеерденом, генеральным директором южноафриканского МИД. Секретность этих встреч помогала СССР сохранять роль наблюдателя: его представители могли утверждать, что не ведут переговоров с расистской ЮАР[1164]1164
  Jane’s Defense Weekly. 26.11.1988, p. 1322. // Vanneman P. Soviet Strategy… P. 83.


[Закрыть].

До мая 1988 г. встречи были только двусторонними. Заключительная стадия началась 2 мая 1988 г., когда в Лондоне состоялась встреча представителей Анголы, Кубы и ЮАР. По сути она была четырехсторонней, поскольку США принимали активное участие в ее организации и проведении. Однако косвенно участвовал в ней и СССР. В этом месяце Адамишин встречался с Крокером несколько раз и обсуждал с ним весь комплекс проблем. Продвижение кубинцев, ангольской армии и СВАПО на юг особенно беспокоило американцев, поскольку считалось, что в этой ситуации правительство ЮАР могло начать действовать непредсказуемо. Попытки США оказать через СССР давление на кубинцев с тем, чтобы остановить это наступление, Адамишин отверг, сказав, что ангольцы имеют право перемещать войска по своей территории, а намибийцы имеют право бороться за независимость Намибии. Но негласно советская сторона строго предупреждала кубинцев против перехода намибийской границы[1165]1165
  Адамишин А. Л. Указ. соч. С. 106, 117–119, 123–124.


[Закрыть].

В конце концов договор об урегулировании стал возможен, когда все стороны согласились оставить внутриангольский конфликт в стороне. Это случилось к началу августа 1988 г., когда на очередном раунде переговоров в Женеве были согласованы позиции сторон и сроки. По словам Адамишина, такой исход стал возможен потому, что участники конфликта поняли, что добиться военной победы можно только ценой очень большой крови. Но главным все же было другое. После завершения переговоров представители ЮАР неоднократно говорили советским дипломатам, что «столь быстрое продвижение вперед было бы невозможным без позитивных перемен, пришедших в международную ситуацию с перестройкой в СССР» [1166]1166
  Там же. С. 130–131; 138–139.


[Закрыть].

Об этом южноафриканские участники переговоров говорили и нам. «У нас не было выбора, – рассказывал один из них. – Как только стало ясно, что соперничества сверхдержав в Африке больше нет (a это был самый страшный ночной кошмар для южноафриканцев), бывший генеральный директор по международным делам Брант Фури именно это и сказал… Он написал в статье, что „гласность – самая большая опасность для нас. Нельзя больше полагаться на вето в ООН“. Но переговоры изменили это мнение. Они [советские представители. – А. Д., И. Ф.] не были главной силой в комнате переговоров… [Но] без поддержки СССР Крокер не мог бы этого сделать… Я уверен, что успехом переговоры обязаны СССР. Может быть, они не были главными игроками, но без перемен в СССР переговоры просто не начались бы» [1167]1167
  Филатова И. И. Интервью с А. Жаке. 26.04.2006.


[Закрыть].

Ангольско-намибийское урегулирование, приведшее к независимости Намибии и выводу из Анголы войск ЮАР и Кубы, имело немало важных косвенных последствий, прежде всего для ЮАР. Одним из таких последствий стало то, что по ходу переговоров южноафриканские и советские дипломаты впервые общались напрямую. Взаимные впечатления оказались благоприятными. По словам В. М. Васева, обе стороны поняли, «что у них много общего», и южноафриканцы получили немалую выгоду от советского давления на Кубу и Анголу[1168]1168
  Saunders C., Onslow S. Op. cit.


[Закрыть].

На видного южноафриканского дипломата, в будущем генерального директора МИД ЮАР, Нила фан Хеердена произвело впечатление то, что участие советских дипломатов в переговорах было не только конструктивным, но и достаточно тактичным. Глава советской делегации посол В. А. Устинов, говорил он, «играл тихую роль – иная испугала бы наших военных… До этого мне казалось, что русское вмешательство всегда было грубым: они приказывали, они не вели переговоров… Но со временем мы оценили ненавязчивость и тактичность, с которой русские подходили к переговорам». Более того, «… на личном уровне, – говорил он, – у нас всегда было… взаимопонимание, которое быстро давало нам возможность почувствовать себя комфортно в обществе друг друга… Мы понимали, что русские – европейцы. А русские понимали роль стабилизирующего… цивилизующего европейского влияния в Южной Африке. Такие идеи совершенно вышли из моды теперь. Но тогда для многих южноафриканцев представление о том, что Россия является важнейшей европейской державой, было совершенно новым» [1169]1169
  Филатова И. И. Интервью с Н. фан Хеерденом. 21.09.2005.


[Закрыть].

Конечно, недоверие и подозрительность по отношению к советской стороне оставались. Другой участник переговоров, Андрэ Жаке, вспоминал, что Нил Барнард все время повторял: «Мы не знаем, чего они хотят». Но раз за разом, когда кубинцы или ангольцы выступали с позицией, совершенно неприемлемой для южноафриканцев, объявлялся перерыв, после которого ораторы меняли позицию. «Было очевидно, – говорил Жаке, – что кто-то из русских серьезно с ними поговорил» [1170]1170
  Филатова И. И. Интервью с А. Жаке. 26.04.2006.


[Закрыть].

До переговоров, вспоминал Жаке, «… никто из нас не имел дела с советским образом мышления, и мы боялись Большого Медведя… Мы не доверяли и американцам… Но очень скоро наша команда поняла, что советские – обычные люди, что они не восьми футов роста и что у них нет каких-то необыкновенных возможностей… Это впечатление, что русские – нормальные люди, было почти так же важно, как вопрос о том, не попытаться ли путем переговоров достичь урегулирования в Южной Африке. Потому что правительство и интеллигенция начали думать: „Так значит можно вести переговоры с террористами? Можно вести переговоры с советскими, с русскими? И небо не падает вам на голову. Они ничего не захватили. Это называется мирным урегулированием…“ Для многих южноафриканцев, для многих в правительстве это было как бы испытание, можно ли вести такие переговоры…» [1171]1171
  Филатова И. И. Интервью с А. Жаке. 26.04.2006.


[Закрыть]

Защищая в парламенте идею установления отношений с СССР, Рулоф Бота в мае 1989 г. обратился к опыту ангольско-намибийского урегулирования. «Наш опыт на переговорах по Юго-Западной Африке, – сказал он, – заключался в том, что русские представители сначала участвовали в них почти тайно. Американцы называли это „ненавязчивым присутствием“. Потом они изменили эту формулировку на „полезное присутствие“. После этого „полезного присутствия“ русские вошли в Объединенную комиссию» [1172]1172
  Hansard. Vol. 11 (Seventh Session – Eighth Parliament, February-May,1989). 7492–7506.


[Закрыть].

Устанавливая новые отношения, трудно было не испортить отношения со старыми друзьями. Какое-то время это удавалось благодаря неоднозначности советской политики в тот переходный период: поддержка вооруженной борьбы, с одной стороны, и переговоров – с другой. Но проколы были неизбежны. Так, несмотря на договоренность о секретности, представители ЮАР допустили утечку информации о встрече советских дипломатов с Рулофом Ботой и Магнусом Маланом в декабре 1988 г. Это стало одной из причин того, что руководство СВАПО обвинило СССР едва ли не в сговоре с ЮАР. Адамишин писал: «По мере того как урегулирование набирало темп, определенные разногласия с друзьями становились более ощутимыми». Не случайно на заключительной церемонии «друзья» не сказали ни слова о роли СССР. Честер Крокер хотя бы упомянул о «практическом и действенном сотрудничестве» [1173]1173
  Адамишин А. Л. Указ. соч. С. 69, 147, 156.


[Закрыть].

После заключения договора, на рубеже 1980-х – 1990-х годов, партией, оказавшейся в наиболее сложном положении, стал АНК. Шубин пишет, что «переговоры по ангольско-намибийскому урегулированию послужили своего рода предупреждением АНК. Его руководство осознавало, что может столкнуться с неизбежностью участия в переговорах с Преторией, даже если все еще считали их преждевременными». Понимало оно и то, что намибийское урегулирование означало вывод Умконто из Анголы. Тамбо говорил, что уход «с Запада» – из Анголы – будет означать разрушение Умконто[1174]1174
  Шубин В. Г. Африканский национальный конгресс… C. 365, 367.


[Закрыть]. Но не вывести Умконто после заключения соглашения АНК не мог: без поддержки кубинцев и СВАПО лагеря АНК остались бы беззащитными перед УНИТА, а контроль сил ООН не способствовал эффективному проведению операций Умконто в ЮАР с территории Анголы.

О намерении свернуть свои базы в Анголе руководство АНК заявило уже в начале января 1989 г. В официальном заявлении говорилось, что оно делает это для того, чтобы содействовать выполнению нью-йоркских соглашений по Анголе и Намибии. Шубин пишет, что СССР не оказывал на АНК никакого давления[1175]1175
  Там же. С. 368


[Закрыть]. И все же некоторые африканские политики винили в этом СССР. Тойво я Тойво, генеральный секретарь СВАПО, повторил эти обвинения в беседе с Адамишиным. Тот объяснил, что вопрос о базах АНК не был темой переговоров, и в подписанных соглашениях о них ничего не говорилось. СССР продолжал оказывать военную и политическую поддержку АНК. Когда руководство решило выводить Умконто из Анголы, имущество и бойцы были переправлены в Танзанию и Уганду советскими самолетами и кораблями[1176]1176
  Адамишин А. Л. Указ. соч. С. 157.


[Закрыть]. Это помогло сохранить кадры, но военное крыло АНК понесло немалый моральный и практический урон. Ставка на военную победу становилась все менее оправданной.