Текст книги "С легким наваром"

Глава 21

По дороге на дачу Ника размышляла: «Ну вот, промоталась сегодня целый день, и все зря. Хотя отсутствие результата – тоже результат. Во всяком случае, я теперь знаю, что нужно искать хозяина синей «девятки», который живет где-то рядом с домом Владимира Ивановича. Только вот интересно, сколько таких хозяев наберется? И еще немаловажный факт, что этот владелец «Жигулей» знает машину Афанасьева. О, что же я, дурочка, сразу не догадалась? Нужно проверить, нет ли у кого «девятки» из владельцев гаражей. Точно, с этого и начинать надо. Ай да Никуся, ай да молодец. Какая же ты умная, оказывается!»

Вероника загнала машину в гараж и пошла к соседу за ключами от дома.

– Здравствуйте, Семен Степанович. Как день прошел, мои вам не очень докучали?

– Да какая от них, мелких, докука? Дверку открыл, Дуся по саду побегала, свои дела сделала, да и обратно в корзинку к своему горлопану. Ох и голосистый ваш найденыш, да и обжора к тому же. Я сегодня Дусе три раза молоко в мисочку наливал, помимо ее собачьих консервов, чтобы хватало кормить этого троглодита. Она небось теперь сама жалеет, что связалась с ним.

– Ничего, – засмеялась Вероника, – скоро он уже сам лопать из миски научится. Мы его с Дуськой решили Зайкой назвать. Я думаю, что имя вполне подходящее. Ладно, Семен Степанович, пойду я, что-то устала сегодня. Да и спала мало, вчера приехала уже во втором часу ночи, на свадьбе гуляла, пока туда-сюда, под утро только легла, а в девять уже встала.

– Вероника, это, конечно, не мое дело, – осторожно сказал старик, – но ведь не только я вижу, как ты с мужчиной каким-то приезжаешь. Уж больно у него машина приметная, сразу в глаза бросается. Как бы Николаю твоему кто не брякнул. Злобных людей много, сама знаешь. – Он виновато опустил глаза.

– Да пусть брякают, Семен Степанович, ведь мы с Николаем в разводе, так что теперь я женщина свободная и люблю, кого хочу.

– В разводе, говоришь, а я и не знал ничего, Вероника, ты же мне не сказала, молчишь, как партизан. Тогда я быстро всем рты-то прикрою, твое дело молодое. Неужто такой девке-красавице пропадать? Ну, слава богу, а то я уж переживать начал, судачат уже по поселку кому не лень. А мужчина твой нынешний хорош, не чета Николаю-то, я имею в виду по внешности. Какой он там внутри, не знаю, но с виду хорош. Я сегодня утром его разглядел, когда он в машину свою садился. Культурный такой, увидал меня, поздоровался. И улыбка у него открытая, плохой человек так улыбаться не сумеет.

– Я пойду, ладно? – сказала Вероника. – Спать хочу, умираю.

– Иди, иди, ложись отдыхай.

Она ополоснулась и прошла на кухню, чтобы перекусить. Кроме тех бутербродов, которыми ее угостил Владимир Иванович, у нее за целый день маковой росинки во рту не было. Есть хотелось ужасно. Ника открыла холодильник и посмотрела, что же можно съесть. На готовку чего-то существенного не было сил, поэтому она решила, что вполне обойдется салатом, который приготовила еще вчера. Сидя за столом и не спеша пережевывая, Вероника думала: «Надо же, какое у нас в поселке, оказывается, оперативное информбюро. Не успела привести мужчину в дом, а уже всем все известно. Представляю, какие фантазии развили наши бабушки-старушки».

Она вспомнила, какую высокую оценку дал Роману Семен Степанович, и улыбнулась.

– Улыбка у Романа действительно сногсшибательная, и вообще мужчина он что надо. Почему я не встретила его раньше? До того, как его прибрали к рукам? Интересно, какая у него жена? Все, Ника, выкинь из головы мысли про нее, – одернула она себя. – Что душу травить? Повстречаюсь с ним немного, а там видно будет. Правда, я никогда не представляла себя в роли любовницы, но, как видно, от судьбы не уйдешь.

Бросив тарелку с чашкой в раковину, она поплелась в спальню. «Посуду завтра помою», – подумала она, залезая под одеяло. Силы ее оставили в тот момент, когда голова коснулась подушки.

– Ах ты, соня, – услышала Вероника осторожный шелест возле уха. – Просыпайся, сонюшка, я приехал.

Она с трудом разлепила веки и тут же утонула в голубых озерах смеющихся глаз.

– Ты приехал? – прошептала она, обнимая мужчину своей мечты.

– А ты думала, что я застряну в дороге и дам тебе выспаться?

– А как же ты вошел?

– У вас, мадам, коммунизм и двери нараспашку. Между прочим, очень неосторожно с твоей стороны.

– Если бы кто-то пришел, Дуська тут же дала бы знать.

– Но ведь я вошел, а она даже не тявкнула ни разу.

– Ты это ты. Она в тебя влюблена по уши. Кстати, который час?

– Время совсем детское, четверть двенадцатого. Вставать-то собираешься?

– Тебя, наверное, покормить нужно?

– Нет, спасибо, я сыт. Я к тебе прямо из ресторана, отмечали победу, дело выиграли, почти бесперспективное.

– А зачем же мне тогда вставать? У меня все косточки гудят, устала, сил нет.

– Интересно, чем же ты занималась целый день, что так устала? Надеюсь, не вагоны разгружала?

– Я сегодня целый день за рулем, а поспать перед этим удалось сам знаешь сколько. Так что это похлеще вагонов будет.

– Это уж точно, за рулем выматываешься, как тряпка на ветру, сие мне известно. Ладно, тогда я к тебе под бочок, ведь я спал ровно столько, сколько и ты, а завтра у меня очень ответственный и трудный день.

– У меня тоже, – пробормотала Вероника и бухнулась лицом в подушку. – Давай присоединяйся.

Роман встал с краешка постели и пошел раздеваться, а Веронике в голову полезли крамольные мысли.

«Вот сейчас он ляжет и обнимет меня. Он такой горячий, как печка». Ей почему-то вдруг вспомнился Николай, у которого всегда были ноги холодные, как у лягушки. Когда он ложился в постель, она отодвигалась от него подальше, а он, пытаясь согреть свои лягушачьи ноги, придвигался и придвигался. Однажды Вероника доерзалась до того, что свалилась с постели. Ее от этих воспоминаний разобрал такой смех, что она уткнулась носом в подушку, чтобы Рома не увидел, как она хохочет. Отсмеявшись, Ника подумала: «Почему у меня такое чувство, что я знаю Романа много-много лет? И будто он всегда был рядом. Наверное, я видела его во сне, а когда просыпалась, этот сон стирался из памяти. Ох и фантазерка же ты, Ника. Живи и радуйся тому, что имеешь, а сегодня ты счастливая женщина, ну… или почти счастливая. Если бы сейчас не было Романа, как бы, интересно, я справлялась со всем, что на меня навалилось? А завтра у меня трудный день, и я просто обязана справиться с этими трудностями. Хорошо, что Рома рядом».

Глава 22

Будильник прозвенел почти сразу после того, как Вероника уснула. Во всяком случае, ей так показалось, потому что она совсем не выспалась. Она схватила пищащий механизм и сунула его под подушку.

– Не поможет, все равно придется вставать, – бодрым голосом произнес Роман, стоя у кровати с чашкой кофе в руках.

– Это для меня? – подскочила Ника.

– Счас, разбежалась, – засмеялся он, – давай поднимайся и вари себе сама. Я что, зря тебя учил этому рецепту?

– Ну дай хоть один глоточек, не жмись.

– Ничего не выйдет, я абсолютно безжалостен. Ты сама мне вчера сказала, что у тебя дел невпроворот и нужно встать пораньше. Сегодня мы с тобой едем на разных машинах, я убегаю через пять минут. А ты вставай и вари себе кофе, иначе опять заснешь, как только уеду. Да, кстати, я вчера забыл у тебя спросить: у фирмы твоего мужа нет дочернего предприятия?

– Вроде нет, во всяком случае, мне об этом ничего не известно. А в чем дело?

– Нет, нет, пока ни в чем, я потом тебе все расскажу, сейчас у меня уже нет времени. Давай поднимайся, а я поехал.

– Да встала, встала, можешь отваливать, – проворчала Ника.

– Меня уже нет, пока.

И Роман, чмокнув Нику в нос, моментально испарился.

Вероника потянулась как кошка и, хотя ей очень не хотелось вставать, задушила в зародыше свою лень и вскочила с кровати. В эту самую минуту зазвонил телефон. Она подняла трубку и лениво поинтересовалась.

– Алло, кто это?

В ответ она ничего не услышала, кроме чьего-то дыхания. Она еще раза три прокричала в трубку «алло», но безрезультатно.

Трубка запищала у Вероники в руках короткими гудками. Она с недоумением посмотрела на нее и положила на место. Потом, немного подумав, набрала номер телефона Института Склифосовского. Когда она поинтересовалась состоянием здоровья Софьи Павловны, то получила более радостные известия, чем раньше.

– Состояние средней тяжести, завтра ее переведут из реанимации на второй этаж в общую палату. Будут разрешены посещения.

«Очень хорошо, просто замечательно, прямо завтра я и поеду к «мисс Марпл», и очень многое сразу прояснится, – повеселела Вероника. – Не могу без дела.

Как я раньше целыми днями могла дома сидеть? Ну там магазины, рынки или парикмахерская – это не в счет. А ведь я могла целый день проваляться на диване, читая детективы, заглядывая в телевизор и при этом успевая трепаться по телефону. В это же время белье крутилось в стиральной машине, на плите кипел бульон, а в духовке пыхтели пирожки. И черт меня побери, если меня это не устраивало. Сейчас я уже ни за что не смогла бы вернуться к той жизни. А ведь прошло всего пять дней. Может быть, все дело в Романе? Просто я влюблена, и возврат к прошлому для меня неприемлем. Наверное, так оно и есть. Так, нужно всех накормить, Дуську выпустить погулять и позавтракать самой. Сегодня у меня по плану кухня, нужно как следует ее проверить».

Она боялась не успеть как следует осмотреть квартиру и не найти ту папку.

«Сейчас у нас очень быстро дела делаются, – размышляла Вероника. – Квартира освободилась, никто не прописан, кроме покойников, наследников нет. Значит, можно заселять. И тогда не проникнуть мне туда ни под каким видом, только если назваться слесарем-водопроводчиком. Дуська, иди кушать свой «педик», а то отощаешь от своего пушистого. Скорей бы он научился сам есть, жалко мне мою болоночку. Самой надо что-нибудь сообразить на завтрак, тоже не мешает подкрепиться перед дорогой».

Вероника открыла холодильник и, немного подумав, выудила оттуда филе хека. Быстро водрузила сковородку на плиту и бросила на нее мороженые кусочки рыбы. Посыпала их приправой и прикрыла крышкой.

– Ну вот, сейчас через десять минут все будет готово. Японцы вообще советуют есть только сырую рыбу и желательно только что пойманную. Представляю себе: засовываешь ее в рот, а она тебе хвостом по морде, отпад просто! Зато мозги хорошо от такого питания варят. Вон, все япошки умные, прямо жуть, у них научно-технический прогресс уже из двадцать второго века. А у нас, русских, развитие на уровне пятнадцатого-двадцатого веков. Вроде везде сейчас компьютеры понатыканы, а чуть подальше от Москвы отъедешь, так там бабы с доисторической киркой по шпалам ходят, и называется такая должность «путевой обходчик». Вон, далеко ходить не нужно, через три дома тетка Лиза живет, она таким путевым обходчиком технически и прогрессирует. А зимой и с ломиком килограммов на десять ее увидеть можно. Вот это, я понимаю, техника на грани фантастики».

В тефалевой сковородке заскворчало, и Ника приподняла крышку, чтобы посмотреть. Со сковороды полетели брызги, и она, машинально прикрываясь, припечатала себе лоб раскаленной крышкой. От боли она эту крышку выронила, а та благополучно приземлилась на ее босые ноги.

– Уййй, – заверещала и запрыгала Вероника. – Тефаль, блин, ты всегда, зараза, думаешь о нас, чтоб тебя… – прыгая по кухне, ругалась она. – Что же это творится на белом свете? Поела рыбки, твою мать! Теперь она мне и в горло не полезет.

Причитая и хромая, Ника поплелась в комнату. Постояв на пороге и вспомнив, что аптечка находится в кухне, она развернулась и захромала обратно. Усевшись на стул, начала рассматривать ногу, на которой уже проступил синяк.

– Надо же, посинела уже и припухло вроде. Теперь, кроме кроссовок, ничего надеть не смогу. Хорошо, что этого не произошло вчера, а то хороша бы я была на свадьбе – в вечернем платье, сияя бирюзой и… в кроссовках. Так, теперь взгляну-ка я на свой портрет.

Вероника взяла маленькое зеркальце и, посмотрев в него, ахнула. Вдоль всего лба протянулась красная полоса ожога. Она всегда причесывалась так, чтобы лоб был открытым, поэтому полоса сейчас краснела, как семафор.

«Если я с этим буду переходить дорогу, ДТП гарантировано, потому что водители примут это за знак «стоп».

Она помазала свои раны мазью от ожогов, благо таковая нашлась в аптечке, и захромала в комнату, чтобы одеться. Есть, конечно, расхотелось, а настроение укатилось под плинтус. Зазвонил телефон, и Ника, поминутно охая и ахая, поковыляла к аппарату. Она очень обрадовалась, когда услышала бас Виктора Краснова:

– Вероника, привет. Ты почему мне вчера вечером не позвонила? Обещала же.

– Привет, Вить. Я вчера еле притащилась и сразу же спать легла.

– Как там владелец «Жигулей», жив-здоров?

– Да, там все нормально. И машина эта вовсе не его была, просто номерами воспользовались. Вить, по телефону всего и не расскажешь. Светку с малышом вроде завтра выписывают, вот я к вам в гости и завалюсь. Тогда мы с тобой и поболтаем. А сейчас, ты не обижайся, я очень тороплюсь, не могу долго трепаться.

– Так и скажи – Краснов, отвали, не до тебя сейчас, – сквозь смех пробасил Виктор.

Вероника тоже засмеялась и гаркнула в трубку:

– Краснов, отвали, не до тебя сейчас.

– Ну пока тогда, непоседа. – И отключился.

Она посмотрела на часы и ахнула:

– Уже четверть двенадцатого. Нужно по-быстрому, ноги в руки, вперед и с песнями.

Как и предполагала Вероника, на ноги ей могли налезть только кроссовки, и пришлось натянуть на распухшую ногу сначала белые носочки, чтобы не было видно синяка, а потом их. Очень не хотелось этого делать в такую жару, но альтернативы не было.

«Ничего, у Марии переобуюсь. Там в сумке есть босоножки из натуральной кожи, практически не имеющие размера, я их растоптала до сорок последнего, а выбросить рука не поднялась. Очень хорошо, что не поднялась, как раз и пригодятся».

Так как на ногах красовались кроссовки, Веронике пришлось натянуть шорты, чтобы до конца выдержать спортивный стиль. На джинсы она не решилась, побоялась, что в такую жару, да еще в машине ее заднице придется очень туго. Белый топик очень подошел к шортам. А в довершение Ника натянула на лоб эластичную ленту, в которой обычно занималась на тренажерах, и та скрыла последнюю деталь сегодняшних травм. Повертевшись перед зеркалом, она осталась собой довольна.

И поехала в Москву, готовая к новым подвигам.

Глава 23

Мария встретила ее радушной улыбкой.

– Здравствуйте, Вероника. Как погуляли на свадьбе матушки?

– Отлично погуляли, надеюсь, ее жизнь будет такой же замечательной.

– Вы за вещами приехали?

– Да, Машенька, я их сегодня обязательно заберу. Вы мне дайте, пожалуйста, ключики еще разочек. Надеюсь, что в последний.

– Что спрашивать-то? Вот они, на гвоздике висят, берите, если нужно. Я, между прочим, на ночь специально там, в квартире, свет оставляю, на кухне и в одной комнате, чтобы воры не залезли. Пусть думают, что в доме кто-то есть, а то, не ровен час, ограбят квартиру, а там добро имеется. Я ведь участковому расписку написала, что отвечаю за имущество. Вот теперь и подстраховываюсь. Уж скорей бы поминки справить и сдать все с рук на руки, а то тревожно как-то, – качала Мария головой. – Вы не в курсе, как там Софья Павловна? – перейдя на другую тему, поинтересовалась она.

– Все уже почти нормально, завтра обещали в общую палату перевести, и тогда можно будет ее навестить. Я обязательно к ней поеду. Масса вопросов у меня накопилась, нужно поговорить. Да и привезти что-нибудь, ведь в реанимации ее одними капельницами кормили. Теперь усиленное питание ей нужно, вот я этим и займусь.

– Я вот смотрю на вас, Вероника, и удивляюсь. Сколько же в вас доброты? Ведь, насколько мне известно, вы Софью Павловну всего один раз и видели, а говорите о ней как о старой знакомой.

– Эх, Машенька, иной раз с человеком много лет проживешь бок о бок, и он тебе все равно чужим остается. А другого увидишь раз, и все, как будто родственника встретил. Я, между прочим, не ко всем такая добрая. Если мне человек не по душе, то я с ним как фурия, доброты от меня не дождешься, и вообще внешность моя обманчива. Я могу быть ужасно невыносимой, вот так. Пойду я, Мария, ладно? Кстати, спросить хотела. Как ваш «сосед» себя ведет? Не буянит больше?

– Уму непостижимо, Вероника, он же на работу сегодня поехал устраиваться. Намылся, побрился, попросил рубашку ему погладить и брюки. Когда оделся, вроде на человека стал похож. Мне, конечно, не очень верится, что это надолго, но хоть немного передохнуть бы. Спасибо вам большое. Видно, тот спектакль на него здорово подействовал.

– Ну, вот и хорошо, я за него рада, да и за вас тоже. Глядишь, может, и наладится еще все. Сын-то когда должен из армии вернуться?

– Скоро уж, этой осенью.

– Ладно, Мария, пойду я.

Вероника вошла в знакомую квартиру и сразу же направилась в ванную. Там она начала методично осматривать и ощупывать плитку за плиткой. Когда проверила уже половину того, что наметила, она села на край ванны и задумалась. Ее взгляд привлекла ярко-красная роза, наклеенная на одну из плиток.

– Надо же, какой красивый цветок… цветок… «цв». Мама, неужели нашла? А ну посчитаем, раз, два, три, четыре, пять. Ну, конечно, пять, а как же может быть иначе? Пятая плитка справа, справа от двери. Это она. О господи, как руки-то трясутся.

Она с силой нажала на плитку, и та поехала в глубь стены. Рука Вероники провалилась в стену почти до локтя, и она нащупала там нишу. А в ней сразу наткнулась на какой-то предмет. С замирающим сердцем она вытащила его на свет божий и увидела, наконец, папку, о которой так много думала и которую так долго искала.

Дрожащими руками она раскрыла ее и увидела там всего один лист с напечатанным текстом. Это был документ о передаче прав владения восемьюдесятью одним процентом всех акций компании Суханову Игорю Петровичу по исполнении двадцати одного года. То есть, по европейским стандартам, совершеннолетия. Если говорить не юридическим, а простым языком, то этот документ представлял собой своего рода отречение от «престола», завещание. Все отходило в пользу наследного «принца», будущего «короля». Остальные девятнадцать процентов имеет совет директоров, и не более того. Было понятно, что ни о каком другом преемнике и партнере нет и речи.

Она прижала папку к груди и пулей выскочила из квартиры, даже не замечая боли в ноге. Все, больше ей здесь делать нечего. Дверь у Марии очень кстати оказалась открытой, и Ника тихонечко, как мышь, проскочила в комнату, где стояли ее сумки. Она быстро запихнула папку поглубже в одну из них и, облегченно вздохнув, вышла из комнаты. Она не хотела, чтобы лишний человек видел ее находку. Не важно, кто это был, друг или враг.

«Меньше будут знать, крепче будут спать», – благоразумно решила она.

Мария была на кухне и, когда Вероника протянула ей ключи, очень удивилась:

– Что так быстро сегодня, Вероника? Или уже нашла то, что искала?

– Нет, ничего не нашла, да, по-моему, уже и искать нечего. Не оставила мне Зинаида Григорьевна никакой весточки, видно, не смогла или сил не хватило. Спасибо вам, Машенька, за приют и внимание, поеду я. Вещи нужно домой отвезти. Только позвоню, если можно.

– Конечно, звоните, пожалуйста. Вероника, вы вчера сказали, что Нину отравили. А кто и за что, не знаете?

– Откуда же я могу знать? – удивилась Ника. – Самой интересно.

– А я так думаю, – заговорщически зашептала Мария. – Это медсестра. Помните, говорили, что медсестра какая-то новая приходила Зине укол делать? Это она, точно она. И Зина после нее умерла.

– Ну, Мария, вы прямо Мегрэ в юбке. Вы уж, пожалуйста, больше никому об этом не говорите, не нужно показывать, что вы что-то знаете или даже просто догадываетесь. Живите себе спокойно, не лезьте в это дело, милиция разберется, что к чему.

– Да я и не лезу, просто вижу, что вы что-то ищете, дай, думаю, расскажу о своих мыслях, может, помогу чем.

– Спасибо, Мария, и до свидания. Увидимся ли еще, не знаю, но у вас есть мой телефон, если захочется, звоните. Ой, а сама-то я позвонить собиралась и уже забыла, совсем плохая стала.

Вероника набрала номер телефона конторы Романа, но там было занято. Через некоторое время она повторила попытку, но безрезультатно. Ладно, решила она, позвоню откуда-нибудь еще. Она прошла в комнату и, натужно пыхтя, выволокла оттуда три своих сумки. Мария увидела, всплеснула руками и бросилась ей помогать.

Они спустились вниз и упаковали сумки в багажник. Мария вытерла набежавшие слезы и, расчувствовавшись, поцеловала Нику в щеку.

– Счастья тебе, девонька, и еще раз спасибо за моего алкоголика.