Текст книги "Плохо быть бестолковой"

– Говорите по делу, пожалуйста, – вежливо попросила я. – Иначе…

– Врет она все, шалава! Не бил я ее никогда! Это она вечно скандалы устраивала, истеричка! И с подругой этой все она придумала!

– Она? – Гошка с сомнением посмотрел на Сэнди, которая хватала ртом воздух, потеряв дар речи от возмущения.

– Мы забираем девушку в больницу, – прервал наш увлекательный разговор Олег Павлович. – Состояние тяжелое, но я думаю, все будет нормально. Хотя и не сразу. – Он подошел к Сэнди, всмотрелся в ее лицо, потом взял за руку и внимательно изучил следы от наручников. – М-да. Неприятно, больно, но ничего фатального. Рекомендую холодный компресс и покой. Но если хотите, я вас тоже в больницу отвезу.

– Не надо, – почти с испугом отказалась Сэнди. – Пока я там, в больнице, буду, Никита такого наговорит… лучше я здесь. Не надо в больницу, правда, я хорошо себя чувствую.

– Как скажете. – Олег Павлович развернулся и поторопил помощников, которые уже переложили Мэри на носилки. – Пошли, пошли, и осторожнее несите, девочке и так досталось.

Прощаться он тоже не считает нужным, но я, наполовину из принципа, наполовину из вредности, крикнула ему вслед:

– До свидания!

– Надеюсь, что нет, – откликнулся доктор, не оглядываясь, и Гошка радостно ухмыльнулся. Напарник вообще-то не любит, когда меня кто-то ставит в неловкое положение – он предпочитает делать это сам. Но Олегу Павловичу позволяет и даже получает от этого удовольствие.

– Продолжаем разговор, – потер руки Гоша, когда дверь захлопнулась. – Значит, ты, Никита, утверждаешь, что никакого злого умысла не имел и на все злодейства тебя соблазнила сожительница твоя, в миру именуемая Александра Ивановна Лепешинская… Так?

– А? – Никита смотрел на Гошку круглыми глазами, а Сэнди (она соображала получше, все-таки английская спецшкола за плечами) снова заплакала:

– Почему вы ему верите? Если бы я знала, что так получится, я бы никогда ему словечка про Мэри не сказала! И ничего я его не склоняла, я ему только рассказала про ту тысячу долларов, а когда он спросил, есть ли у нее еще деньги, то сказала, что навалом! Я просто так сказала, я не знала, что он такое придумает! И про украшения тоже просто болтала, и серьги эти Мэри сама мне дала поносить, еще вчера, а когда она приехала, это Никита с нее все золото снял, а я ни к чему не притронулась даже, все там, в сумке, как он положил, так и лежит, а когда он велел Мэри позвонить, я думала, он правда знает, как того парня найти…

– И вы ей верите? – заорал Никита и заерзал, пытаясь сесть. – Да это она все придумала, целый план составила! Все уши мне прожужжала, что у подружки в квартире два сейфа золотом и бриллиантами набиты! Она по этим цацкам с ума сходит, а купить не на что! Вот и придумала подругу ограбить!

– Скотина. – Сэнди очень старалась перекричать его, и это ей удавалось. – Я тебе не для того про Мэричкины украшения рассказывала, чтобы ты ее пытал! Я просто так болтала! Я бы сама Мэри никогда ничего плохого не сделала, я помочь ей хотела, Рому отыскать… а Никита, как только Мэри пришла, сразу ударил ее, так что она упала!

Ни на секунду не замолкая, девушка ловко передвинулась, так что если мы смотрели на нее, то парень оказывался немного в стороне. Интересно, у нее это случайно получилось или здесь вполне осознанное действие – желание сосредоточить наше внимание исключительно на своей персоне, своих словах и, соответственно, своей версии.

– Я испугалась, даже закричала, хотела его остановить, – продолжала изливать душу Сэнди. – Но он только рассердился и меня тоже ударил. А потом приковал нас наручниками и начал спрашивать у Мэри про ее украшения. Я кричала, хотела, чтобы он перестал, а он рот мне скотчем заклеил.

– Врет она все! – Никита каким-то образом сумел выкатиться к нам. – Все не так было!

Гоша, не слушая его вопли, покачал головой:

– Пока помолчите, гражданин. Рита, обеспечь тишину в партере.

– Никаких проблем. – Я ловко вернула прямоугольник скотча на физиономию парня и повернулась к Сэнди. – Можете продолжать.

– Сначала она не хотела… Мэри не хотела ему ничего говорить, тогда он ее пытать начал… это было ужасно! Она все ему рассказала, каким ключом калитку открыть, каким подъезд, как сейфы в квартире найти, и коды, и что дома сейчас никого нет… она не могла больше терпеть, понимаете?

– Понимаем, – бесстрастно согласился Гоша. – А вы, значит, сидели рядышком и смотрели, как ваш приятель пытает вашу подругу.

– Я не смотрела! – Сэнди захлебнулась рыданиями. – Но я ничего не могла сделать! Я пробовала помешать ему, но у меня ничего не получилось, правда, он только разозлился еще больше и снова меня ударил. И я испугалась.

– Про ваши чувства и переживания мы уже поняли. Что было потом?

– Потом он ушел. И вернулся только под утро, довольный такой. Похвалил Мэри, что она не обманула его, сказал, что в жизни ничего подобного в руках не держал. Вывалил все на стол и два часа перебирал – любовался и высчитывал, сколько это все стоить может. А потом все в сумку сложил и спать лег. Прямо на сумку, сунул ее под голову и спал. А мы с Мэри…

Она вытерла слезы ладонями и зло оглянулась на Никиту. Он тут же, извиваясь, словно уж, отполз от нее подальше.

– А утром уже он снова к Мэри прицепился. У нее в кошельке две пластиковые карточки лежали, так он сообразил, что с них тоже можно деньги взять. И стал ПИН – коды спрашивать. Мэри долго молчала, она, наверное, уже тогда поняла, что он нас убить хочет… но он сказал, что дальше еще хуже будет, что он много способов знает, как заставить человека говорить, и она не выдержала, все ему сказала.

Гоша вопросительно взглянул на меня, и я кивнула:

– Да, у меня тоже не сходится.

– Что не сходится? – испугалась Сэнди. – Я правду говорю, все, как было.

– Когда Мэри сказала вашему другу ПИН-код?

– Он мне не друг, а сволочь! – взвизгнула девушка и уже спокойнее добавила: – Утром и сказала. Она не могла уже терпеть, понимаете? Ей больно было, очень.

– Утром, понятно, а в котором часу?

– Да откуда же я знаю? – искренне изумилась Сэнди. – Я что, на часы смотрела? Он спал долго, а когда проснулся… может, десять было, а может, двенадцать.

– И сразу после этого он ушел за деньгами?

– Нет, не сразу. Он компьютер включил и долго сидел. Вроде искал что-то, я не поняла.

В отличие от Сэнди я сразу поняла, что искал Никита. И не удержалась, щегольнула своей сообразительностью:

– Он смотрел схему расположения банкоматов. Искал подходящие, в людном месте, чтобы в толпе затеряться. В крупном торговом центре, например. В «Триумфе» банкоматы почти всех городских банков есть, и в «Авроре» тоже, на каждом этаже стоят. Да, «Аврора», пожалуй, предпочтительнее, хотя и далековато отсюда. Я все правильно говорю? – обратилась я к Никите.

Он обжег меня злым взглядом и что-то невнятно промычал.

– Не понял. – Гошка не поленился, подошел к парню, наклонился и сдернул пластырь.

– Уй-ю!

– Это все, что ты хотел сказать?

– Я вам без адвоката вообще ни одного слова больше не скажу, – неожиданно надменно объявил Никита. – А только если вы верите этой сучке, то вы такие же идиоты…

– Я правду говорю! – перебила его Сэнди. – Я все, как было, рассказываю!

– Тогда расскажи и как ты уговаривала меня заманить сюда эту девчонку! – повысил голос Никита. – И что ты врала, когда уговаривала ее сюда приехать!

– Неправда! Я позвонила Мэри, потому что ты обещал найти Романа! Ты мне так сказал, а сам обманул меня, обманул!

– Стоп! – Гошка поднял руку, и оба мгновенно замолчали, словно кто-то выключатель повернул. – Кто там из вас кого обманул и кто кого использовал, в этом следствие разберется, а нам такие подробности без надобности. Поэтому сейчас поступим так. Вы, госпожа Лепешинская, кажется, студентка, так?

– Так, – растерянно согласилась Сэнди. Неожиданная смена темы и переход на «вы» ее явно озадачили.

– Очень хорошо. – Напарник слегка раздвинул губы, не столько улыбнулся, сколько обозначил такое намерение. – Значит, тетрадочка, какая-никакая, у вас в доме найдется?

– Н-найдется, – слегка запнулась она, все еще не понимая, к чему клонит Гошка.

– Прекрасно! Тогда сейчас садимся и пишем, подробненько, всю историю, начиная с момента, как вы встретились с Мэри и она вам рассказала про свою великую любовь. Вы ведь барышня с образованием, сможете изложить внятно?

– Смогу, – неуверенно согласилась она. Потом, очевидно, поняла, что от нее требуется, оживилась и подтвердила более энергично: – Конечно смогу! Сейчас я вам все напишу, всю правду!

Она подбежала к обшарпанному столу и достала из верхнего ящика толстую тетрадь. Я не знаю, кто именно выбрал для письменного стола место в самом темном углу комнаты, но бывший педагог во мне просто завопил от возмущения! Все время мы твердим, что рабочее место учащегося должно быть хорошо освещено! Причем желательно дневным светом! А что здесь? Сэнди пишет показания спиной к окну, загораживая себе слабые остатки света, которые достигают угла. И даже лампу настольную ей не приходит в голову включить!

– А с чего начинать? – обернулась к нам Сэнди.

– С самого начала, – посоветовал Гошка. – Начинаете сначала, потом плавно переходите к середине, добираетесь до конца и только после этого заканчиваете.

– Он шутит. – Я укоризненно посмотрела на напарника и посоветовала растерянно моргающей девушке: – Начните так: «Я, Лепешинская Александра Ивановна, встретила свою подругу Марию Безрукову…» И дальше подробно опишите все, что произошло.

– Да вы что, – Никита снова забыл о своем решении молчать до появления адвоката, – вы что, этой шлюшке верите! Я же вам говорил, что это она все затеяла! Хотела до подружкиного золота добраться!

– Может, она и хотела, может, она и планы составляла, может, и тебя уговаривала, во всем этом не нам, а следствию разбираться. Только пытал Мэри конкретно ты, без помощи Сэнди. И приковал девчонок к батарее тоже ты.

– Это она… она сама… – Парня явно заклинило. Быстро придумать объяснение, каким образом Сэнди оказалась в наручниках, он не мог.

– Конечно сама, известное дело, – язвительно заметила я. – А унтер-офицерская вдова, говорят, сама себя высекла.

– Какая вдова? – вытаращился на меня Никита.

– Не важно, – поморщился Гоша. – Ты с ней не знаком. Ритка, ты, чем нагружать классикой неокрепшие умы, лучше бы делом занялась.

– Ой, конечно, надо Нине позвонить! – вспомнила я. – И наверное, Стрешневу, да? Пусть он за этим садистом приезжает.

– Обязательно. Не самим же нам его в околоток тащить.

Разумеется, сначала я отзвонилась в офис. Трудовая дисциплина, помните? Обо всех событиях прежде всего нужно ставить в известность начальство. И действовать в соответствии с его, начальства, указаниями.

Потом я набрала номер Стрешнева. Среди сотрудников правоохранительных органов достаточно много людей, которые воспринимают детективные агентства как прямых конкурентов и почти как врагов. Володя Стрешнев к таким не относится, он с нами дружит. И всегда, чем может, помогает. Мы в долгу не остаемся – если проверить, кто от нашего взаимовыгодного сотрудничества большую пользу получает, то неизвестно, в чью пользу будет счет.

Ко мне Володя относится неплохо, причем не только как к сотруднику дружественного детективного агентства «Шиповник», но и как к конкретной личности, Рите Рощиной. Только он очень не любит, когда я ему звоню. Сами понимаете, хоть мы и в хороших отношениях, но просто так не перезваниваемся, только по делу. А дела у нас обычно, если выражаться сухим языком протокола, связаны с «насильственным преступлением против личности»…

– Ритка, сколько можно! – привычно возмутился Стрешнев. – Я только успел голову на подушку положить! Мы всю ночь за грабителями гонялись, потом их допрашивали – я одних протоколов километр написал! Начальство и то сжалилось, отпустило домой, отоспаться, а ты что творишь?

Вы слышали? «Мы за грабителями гонялись»! Можно подумать, не я, а он всю ночь за этой бандой носился! Да мы с Витькой и Гошкой всю компанию, можно сказать, тепленькими привезли и в управление сдали! И у Стрешнева еще хватает совести… и вообще, вечер скоро, сколько можно дрыхнуть?

– Сколько можно дрыхнуть, Володька!

– У меня, может, за полгода недосып накопился! Я неделю мог бы спать, без перерыва, да кто бы мне дал! Звонят тут всякие ни свет ни заря, будят порядочных людей…

– Побойся Бога, Стрешнев! Четвертый час это тебе «ни свет ни заря»?

– Вам Баринов тоже отгул дал, ну и сидела бы дома! – не слушая меня, продолжал занудствовать бессовестный Володька. – Что у тебя за мания такая, по городу бегать и трупы собирать! Заняться, что ли, больше нечем?

– Стрешнев, если ты на секунду замолчишь, то я тебе все объясню!

– И слушать ничего не хочу, – отрезал Володя и тут же нелогично спросил: – Где труп?

– Нету. – Боюсь, что прозвучало это не то что невежливо, а откровенно грубо. – Нету трупа.

Володя немного помолчал, переваривая сообщение, потом осторожно уточнил:

– Вообще нет?

– Вообще, – подтвердила я. – Все живы.

– А Гошка?

– Тоже жив. – Я немного удивилась. С чего вдруг Стрешнев проявляет такую заботу о моем напарнике? То есть они давние приятели и все такое, но до сих пор его Гошкино здоровье не особенно беспокоило. – Спасибо.

– Ритка, не придуривайся, – обозлился Володя. – Гоша с тобой? Рядом?

– Да. – Я перестала понимать, что ему нужно, и решила отвечать коротко и четко.

– А почему тогда трупа нет?

– Ну, знаешь! – Все благие намерения моментально вылетели у меня из головы. – Мы тут вашу работу делаем, преступников ловим, а ты ко мне с какими-то трупами пристаешь! Не хочешь разговаривать – сейчас Сухареву позвоню!

А что, вот возьму сейчас и позвоню! Гошке это, конечно, не понравится, но Евгений Васильевич, по крайней мере, с меня трупы требовать не станет. Он человек практичный, ему и преступника достаточно. Впрочем, намерение свое я исполнить не сумела – Гоша, которому идея связаться с Сухаревым действительно не понравилась, забрал у меня трубку.

– Стрешнев, хватит дурака валять. Трупа нет только потому, что мы успели вовремя. Похищение человека, причинение тяжких телесных и ограбление тебя устроят?

– И чего вам не спится? – тоскливо спросил Стрешнев. – Вам ведь Баринов сегодня тоже выходной дал.

– Как дал, так и взял. Наши клиенты не то что ваши, они ждать не могут. За вашу работу они налогами расплачиваются, а нам живые денежки отдают, чувствуешь разницу?

– Ага, скажи еще, поэтому вы и работаете эффективнее. А у нас в милиции, по-твоему, одни жлобы и моральные уроды работают.

– Не в милиции, а в полиции, ты, милок, забыл спросонок, где трудишься! И про жлобов я тоже ничего не говорил. Но если бы наша клиентка к вам с заявлением пришла, вы бы ее отфутболили три дня ждать. А мы пропавшую девчонку за шесть часов нашли, да не одну, а двух. И парня, который их захватил, тоже. И вещички, которые этот парень на квартире у девушки собрал. Причем заметь, мы все это сделали и уже полчаса тебя уговариваем приехать и оформить задержание преступника, а ты никак не проснешься!

– Ничего подобного. Я не только проснулся, я уже оделся и выхожу. Говори, куда ехать.

Стрешнева мы ждали минут тридцать. Чтобы не терять время, Гошка вытряхнул из сумки украшения Безруковых, и я составила опись. В двух экземплярах, один для себя, один для полиции. Коллекцию Лилия Михайловна с Мэричкой подобрали, на мой взгляд, просто изумительную. Примерять я ничего не стала, но каждую вещичку в руках подержала, полюбовалась.

Там же, в сумке, лежал выключенный телефон Мэри. Я включила его, посмотрела список отправленных сообщений и обернулась к Никите:

– Это ты матери Мэри эсэмэску послал?

– А что?

– Просто интересно. Почему именно в Прибалтику? Почему на неделю? Почему с Сэнди?

Никита посопел немного, потом объявил:

– Ничего я не знаю ни про какие эсэмэски. И телефон этот впервые в жизни вижу. И адвоката мне…

– Что ты у него спрашиваешь? И так все понятно. – Гоша комфортно устроился в кресле, и его потянуло на разговоры. – Про Прибалтику он написал по бедности фантазии. Мог ведь отправить их в парижский Диснейленд или в Китай, Запретный город осматривать, да в голову не пришло. Про Сэнди упомянул, потому что нужно было объяснить исчезновение обеих девушек. Неделя – еще проще. Чтобы родные подождали, не бежали полицию напрягать, дали ему время убраться подальше. А там, глядишь, девчонки сгоревшие среди неопознанных трупов затеряются… Не сообразил только, что Сэнди здесь с ним жила и ее первым делом опознают. А вторым делом сожителя искать начнут, и никакой недели форы у него не будет. Плохо быть бестолковым, правда, Никита?

Никита не ответил. Не считать же ответом несколько коротких, но емких слов, которые он процедил, почти не разжимая зубы.

Сэнди закончила свое сочинение и отдала нам на проверку. Вся история была изложена достаточно толково, связно и не без литературных достоинств. Я указала на несколько грамматических ошибок – впрочем, их девушка сделала, скорее всего, из-за своего нервного состояния. Не думаю, что она не знает, как пишется слово «цинично» – через «и» или через «е». Гошка же на грамматику, синтаксис и стилистику внимания обращать не стал, но попросил Сэнди добавить паспортные данные и номера контактных телефонов. Все-таки мне у старшего товарища еще учиться и учиться!

Никита тоже решил дать показания. Он изложил улучшенный вариант истории про коварную соблазнительницу Сэнди, которая обманным путем вовлекла его в преступный заговор с целью изъятия золота и бриллиантов у ее же, Сэнди, подруги. А самому Никите никогда ничего подобного даже в голову не пришло бы, он вообще парень исключительно законопослушный, в детстве даже ходил в кружок юных инспекторов дорожного движения. А что до его доброты – так она всем известна! Он даже почти что вегетарианец!

Тут Сэнди, которой мы с Гошкой не позволяли комментировать признания бывшего возлюбленного, фыркнула настолько выразительно, что Никита сбился и забормотал уже полную ерунду. Что-то про хомячков и черепаху, которым он заменял родного отца, пока все зверушки не погибли от какой-то загадочной болезни. А он, Никита, лично их похоронил и потом долго рыдал над братской могилой.

На мой резонный вопрос, почему же, обладая столь тонкой душевной организацией, он поливал прикованных к батарее девушек бензином, собираясь сжечь их как неподходящих свидетелей, Никита ответить не смог. Он выдавил из себя что-то невнятное на тему «это была шутка» и «меня не так поняли», потом замолчал и мрачно задумался.

О том, что у меня есть запись его выступления – портативный диктофончик всегда лежит в специальном кармашке, и включаю я его в экстремальных ситуациях почти автоматически, – я умолчала. Сюрприз парню будет. Суд, конечно, при хорошей работе адвоката признает эту запись «ничтожной» в качестве доказательства, но следователю она работу облегчит. Да и на присяжных впечатление произведет.

Наконец Стрешнев приехал. Хмуро поздоровался, душераздирающе зевнул и уставился на Никиту:

– Это, что ли, похититель? А это, – он перевел взгляд на Сэнди, – жертва похищения?

– Свидетельница, – уточнил Гошка. – Александра Лепешинская. Потерпевшую, Марию Безрукову, «скорая» в больницу увезла.

– А ограбили кого?

– Ее же, Безрукову.

– Что взяли?

– Женские украшения. Золото, бриллианты, изумруды – общим счетом тысяч на пятьдесят долларов. И деньги у Безруковой с карточек сняли.

– Не хило. – Володя снова зевнул и почесал в затылке. – Последний вопрос: какого черта вы здесь бензин разлили?

– Это не мы. Это господин… э-э… – Гошка задумчиво посмотрел на Никиту. Иногда случается и такое, иногда и мой опытный напарник допускает ляпы. Сколько времени мы общались с Никитой? А выяснить его фамилию не удосужились. Гошка кашлянул и спросил: – Как твоя фамилия?

Володя хотел ехидно улыбнуться, но снова зевнул. Впрочем, зевок тоже получился ехидный.

– Перов, – пробормотал Никита. Потом приподнял голову и громко объявил: – Я буду отвечать на вопросы только в присутствии адвоката! Я свои права знаю!

– Да ради бога, – рассеянно отмахнулся Стрешнев. – Так что за лужа? Вы здесь кораблики пускать собирались?

– Никита нас с Мэри сжечь хотел! – неожиданно выступила вперед Сэнди. – Он бензин принес и вылил, прямо на нас! И уже зажигалку достал! Если бы не Гоша с Ритой, он бы все здесь поджег! Он сказал, что не может нас в живых оставить, что мы свидетели против него!

Ясно, почему Сэнди вдруг так расхрабрилась и разговорилась – положение у барышни скользкое, и она торопится закрепить за собой статус свидетеля.

– Понятно. – Стрешнев взял стул, поставил его у стены, подальше от бензиновой лужи, сел и положил ногу на ногу. – А теперь кто-нибудь объяснит мне внятно, что произошло?

– Рита, доложи.

– Сегодня, в девять утра, к нам обратилась Лилия Михайловна Безрукова. Она сообщила, что ее дочь, Мария Безрукова, не ночевала дома, а телефон отключен. Мы взялись найти девушку. При осмотре квартиры Безруковых было обнаружено, что сейфы вскрыты и драгоценности, хранившиеся там, исчезли…

– Сейфы? – перебил меня Володя. – Их там что, несколько?

– Два. Один у родителей и персональный у дочери.

Я сделала паузу, но у Стрешнева вопросов больше не было. Он только зевнул (на этот раз коротко) и махнул мне рукой, дескать, продолжай.

– В ходе оперативно-розыскных мероприятий мы обнаружили квартиру, в которой удерживались Безрукова и Лепешинская, и задержали гражданина Перова, подозреваемого в похищении Марии Безруковой, в нанесении ей тяжких телесных повреждений и в ограблении. Драгоценности из квартиры Безруковых находятся здесь. – Я ткнула пальцем в сумку, которую пристроила на подоконник, подальше от бензина.

Вроде он золоту вредить не должен, это ртуть, кажется, какое-то воздействие оказывает. Я по образованию математик, а не химик, такие тонкости знать не обязана, но лучше не рисковать.

– Опись украшений прилагается.

Володя не поленился, встал со стула и подошел к окну. Расстегнул сумку, вытащил наугад плоскую коробочку и открыл. Мелкие бриллианты капельками росы засверкали на ажурном золотом браслете.

– Нехило, – повторил Стрешнев. Убрал браслет и просмотрел опись. Мне показалось, что сейчас мы в третий раз услышим «Нехило», но Володя, очевидно, решил, что это будет лишним. Он вернулся к своему стулу и поставил сумку у ног. – Продолжай.

– Подозреваемого Перова мы не обыскивали, но думаю, что у него сейчас должна находиться крупная сумма денег, которую он снял с карточек Марии Безруковой. Да и сами карточки, если он не сообразил их выбросить.

По тому, как дернулся Никита, я поняла, что не сообразил. Володя улыбнулся, а Гошка подмигнул мне и показал большой палец.

– Здесь письменные показания Александры Лепешинской. – Я протянула Стрешневу сочинение Сэнди (она не стала вырывать исписанные листки, а щедро отдала тетрадь целиком).

– А ваши?

– Побойся Бога, Володя! – возмутилась я. – Когда бы мы успели? Вернемся в офис, я все равно отчет писать буду, сделаю тебе один экземпляр.

– Сегодня?

– Завтра, – твердо ответил Гоша. – Володя, не наглей. Ты и так без хлопот жирненькую птичку себе в месячном отчете поставишь! Плохо ли – потерпевшие еще с заявлением не обратились, а преступник уже у тебя в камере сидит!

– Ладно, пусть завтра. И потерпевшей этой, Безруковой, передайте – пусть заглянет к нам, заявление напишет.

– Она в больнице сейчас, в тяжелом состоянии, – напомнила я.

– Ну, мать ее пусть придет. Здесь ведь и ее побрякушки имеются, так? – Стрешнев наклонился и похлопал рукой по сумке. – Значит, она тоже потерпевшая.

– Хорошо, Ниночка ей позвонит, – пообещал Гошка. – Объяснит, что и как делать нужно.

– Тогда вроде все… Ритка, ты чего хихикаешь?

– Мысль забавная в голову пришла. – Я не удержалась и снова хихикнула. – Ты, когда приехал, просто на ходу засыпал. А как в сумку заглянул и на золото полюбовался, так и не зевнул больше ни разу. Проснулся!

– Проснешься тут, – проворчал Володя. Встал со стула, потянулся и торжественно объявил: – Спасибо вам, ребята! Вовремя за дело взялись и хорошо сработали – девушек выручили, подонка этого взяли. Мы бы его потом замучились искать. Я вас и в рапорте отмечу, не сомневайтесь! От имени всего управления спасибо, и от меня лично!

Гошка молча отсалютовал, а я вежливо ответила:

– Всегда рады помочь.

– Перова я сейчас заберу. А вы, госпожа… – он раскрыл тетрадь и заглянул на первую страницу, – Лепешинская, будьте добры, из города не отлучайтесь. И паспорт ваш дайте, пожалуйста, посмотреть.

– Конечно-конечно. – Сэнди суетливо метнулась к столу, схватила паспорт и чуть ли не с поклоном вручила его Стрешневу. – Что ж я, не понимаю, что ли!

Володя внимательно изучил документ, сверил данные с записью в тетради и вернул девушке. Потом осторожно, стараясь не наступать в бензин, помог Никите подняться, подтолкнул его в сторону двери и понюхал свои ладони.

– Надо же, как вы его прокеросинили! Даже боязно в машину сажать – не дай бог искра какая, все сгорим.

– Привяжи его на крышу, – посоветовал Гошка.

– Хорошая мысль. – Стрешнев засмеялся. – И безопаснее будет, и бензин, пока доедем, выветрится немного. Ладно, ребята, счастливо оставаться. Спасибо вам! – Он убрал улыбку и строго прикрикнул на Никиту, остановившегося в дверях: – Проходим, гражданин, не задерживаемся!

Дверь за ними захлопнулась.

– Нам, пожалуй, тоже пора. – Гошка неожиданно зевнул. – Черт, что это я, от Володи заразился, что ли?

– Ты просто больше суток на ногах, поэтому спать хочешь, – просветила я напарника. – Но Сан Сергеич оценил наши сегодняшние подвиги и разрешил в офис сегодня не возвращаться.

– Можно домой ехать?! – обрадовался он.

– А я? – пискнула Сэнди. – Мне теперь… куда? Что делать?

– Да в общем, куда хотите. – Голос Гошки заметно похолодел. – В пределах города, разумеется. И будьте готовы, что завтра вас следователь вызовет. Я бы вам советовал хорошенько продумать историю, которую вы будете рассказывать, чтобы никаких нестыковок не было.

– Вы мне не поверили? – Глаза Сэнди мгновенно наполнились слезами, одна слезинка даже перебралась через край и скатилась по щеке, но у моего напарника нервы крепкие, его женские слезы трогают мало.

– Я не присяжный, верю я вам или нет, это значения не имеет. Но если вы говорили правду… что ж, тогда молитесь, чтобы Мэри выжила. Если она ваши показания подтвердит, вам не о чем будет беспокоиться.

– А если Мэри… – не скрывая ужаса, прошептала девушка, – если она умрет?

– Тогда у следователя будет две версии – ваша и та, что расскажет Никита. Ваше слово против его слова.

– Но вы же сами говорили! – окончательно расплакалась она. – Вы говорили, что не верите ему! Вы же видели, он нас с Мэри сжечь хотел!

– Да, эта часть целиком в вашу пользу. А вот что там было вначале и кто какие планы придумывал, в этом следователь разбираться будет.

– Было бы лучше, если бы вы серьги вернули. – Боюсь, что в моем голосе тепла и дружеского участия было не намного больше.

Вы сейчас скажете, что мы с Гошкой излишне жестоки, что Сэнди тоже пострадала, что ее надо понять и пожалеть… А я не согласна. Напарник правильно говорит – плохо быть бестолковой! Вот пусть Сэнди теперь поплачет, пусть испугается хорошенько, пусть прочувствует, что именно из-за ее легкомыслия ее же подруга сейчас находится между жизнью и смертью.

– Зря вы с ней так, – слабым голосом упрекнула меня Мэри. – Сэнди – хорошая девчонка.

Я сидела в небольшой, по-домашнему уютной палате, которая на больничную палату и не походила вовсе: легкие тюлевые занавески, телевизор на специальном кронштейне, прикрепленном к стене, маленький холодильник в углу и на журнальном столике шикарный букет в массивной хрустальной вазе. Кроме того, пара мягких кресел для посетителей – в одном устроилась я, в другом, придвинутом к кровати так, что она могла держать дочь за руку, Лилия Михайловна. Но кровать, на которой лежала Мэри, была стопроцентно больничной – составная железная конструкция с какими-то загадочными приспособлениями, прикрепленными к спинке. Рядом с кроватью стояли два монитора – в американских сериалах на таких экранах постоянно пульсируют, равномерно попискивая, очень красивые зеленые графики. Здесь мониторы были выключены, и шнуры от них, аккуратно скрученные, лежали на специальных подставочках. Значит, в постоянном контроле состояния Мэри уже нет необходимости – это приятная новость.

Судя по тому, как девушка выглядела вчера, я опасалась, что дела ее будут гораздо хуже. Но сегодня около полудня в офис позвонила счастливая Лилия Михайловна и сообщила, что «Мэричку можно навестить». Из ее сбивчивого, но очень эмоционального монолога можно было понять, что навестить Мэричку не просто можно, но и очень желательно.

– Вы ведь сумеете выбрать время? Мэричка очень хочет с вами познакомиться, поблагодарить… Вы ведь не откажетесь? Здесь, в больнице, порядки очень свободные, просто как в Европе – часы посещения не ограничены, и халат не нужен… Вам ведь не трудно? И я тоже очень вас прошу!

Нужно было иметь каменное сердце, чтобы ей отказать. Кроме того, мне и самой интересно было поговорить с Мэри. Я обещала Лилии Михайловне заглянуть в самое ближайшее время и, положив трубку, посмотрела на напарника:

– После работы заглянем? Лилия Михайловна говорит, что в этой больничке особых строгостей нет, можем по дороге домой завернуть ненадолго. Или сейчас сорвемся? Все равно ее показания для отчета нужны.

– Без меня. – Гошка, на мой взгляд, отреагировал излишне резко и громко. – Я в больницы по доброй воле не хожу.

– Неужели тебе не интересно на Мэри посмотреть?

– Нет. Тоже мне удовольствие, на избитую девушку любоваться.

– Лилия Михайловна сказала, что Мэричка себя уже лучше чувствует, – неуверенно возразила я.

– Чувствует она себя, может, и лучше, а выглядит наверняка кошмарно. Да что я тебе объясняю – посмотри на себя в зеркало, сама поймешь.

– Какой ты, Гошка, неделикатный, – огорчилась я, но в зеркало посмотрела. Ничего страшного, кстати, там не увидела – зря, что ли, утром почти половину тюбика тонального крема извела? Хотя, если честно, пока я не наложила достаточно толстый слой штукатурки, синяк на моей физиономии производил впечатление довольно жуткое. Собственно, и название «синяк» на данном этапе не слишком подходило. След от кулака бандита Паши уже не был синим, он сиял самыми разнообразными багрово-фиолетово-зеленовато-желтоватыми оттенками.

– Что такое деликатность? Я и слово такое впервые слышу, – ухмыльнулся напарник. – Но ты права, навестить девушку надо, пусть тоже расскажет, как все происходило. Поезжай сейчас, нет смысла до вечера ждать.