Текст книги "Путь к горизонту"

* * *

Ведь чтобы любить меня, надо иметь отвагу, мужество, понимание, кого ты встретил, кого ты любишь. И те, кто в этой долгой жизни любил меня (или любит), – люди чудесные, глубокие, и все они лучше меня.

* * *

Отче Иосиф Волоцкий свои великие труды называл «тетрадки». Он был спасителем и защитником православия. Вскрывал, обличал еретиков и ересь жидовствующих. Объяснял это царю и уже этим спасал русское православие от этой крамолы, от этой «пятой колонны». В XVI веке. Боролся с ними, проникшими в души духовенства, с двурушниками, не менее горячо, чем с татаро-монголами и иными пришельцами. И этим спасал, слава Богу, Русь, и наш народ, и наш Кремль от предательства и святотатства.

* * *

Ах, как эта русофобка З. Б. Богуславская (жена А. Вознесенского) рвалась стать шестёркой политика, тоже ярого русофоба, Б. А. Березовского! Как она только не унижалась, не льстила, не прогибалась перед. И взамен действительно получала от него «куски» валюты (это деньги завода «Набережные Челны») на придуманную ею премию (якобы конкурс) под названием «Триумф».

* * *

«И ныне, и присно… и во веки веков…»

* * *

Пушкин писал своей жене Натали: «Благодарю, душа моя, что учишься в шахматы. Это необходимо во всяком благовоспитанном семействе…»

Сколько мне помнится, в нашем доме всегда «жили» шахматы. И у бабушки, и у мамы, и у меня. Так и вижу картинку: дедушка с отцом, отец с гостями, Юра с друзьями где-нибудь в углу комнаты склонились над шахматной доской, очень долго играют, подолгу думают. Игра древнеиндийская, высокоинтеллектуальная. До сих пор берегу картонную шахматную доску, складывающуюся пополам. А в аккуратной деревянной коробочке с маленьким крючочком и перегородкой внутри лежат белые и чёрные фигурки шахмат. А чёрный конь, взамен навсегда потерянного, был вырезан дедушкой из деревяшки и выкрашен тушью.

А я в шахматы играю плохо. Хоть дедушка меня и учил. Мне очень скоро становится скучно. Не всё ли равно, кто выиграет? И я начинаю зевать. Зато вот игра «в уголки» (тоже дедушкины уроки) куда как шустрее и веселее. (А я ведь «моторная, метеорная».) Могу «в уголки» хоть сейчас играть. Даже чёрными. И победу себе гарантирую. И будет перед нами та же шахматная доска, и по ней будут двигаться те же самые белые и чёрные фигуры.

Светлая память детства.

* * *

В жизни вокруг меня всегда было много Анн. И доченька моя единственная по предложению моего мужа была названа Анной. Анечкой, Аней, Анюткой, Анюточкой… Но я с детства и по сей день не могу понять, почему библейское древнее имя Анна – это одно и то же имя с именем Нюра, Нюся или Нюша. И в нашем останкинском бараке почему-то всех Ань называли Нюрами, Нюсями, Нютами. А я, малышка, тогда и не знала, что все они Анны. Ведь ни одна буква в этих словах не совпадает. И звучит совершенно иначе. Интересно, когда в истории нашего языка началось такое размежевание, преображение? Анна, Аня, Анечка. И она же, оказывается, – Нюра, Нюша.

* * *

6 мая 2022 года, в 16 часов, надо быть в Боткинской на консультации… А 7 июня надо быть в сбербанке. Переписать пенсионную старую сберкнижку. Это значит, надо собираться, одеваться. Как же всё это нудно. Господи, помилуй.

* * *

Сегодня, в мои годы, я уже кое-что знаю про жизнь. Знаю и про себя. И про свою работу. Например, мой роман «Письма чужой жене» многослоен, многосложен… И может не нравиться прежним поклонникам Е. Носова. Роман похож на матрёшку, внутри которой сидит ещё с десяток меньших, тоже расписных, красивых. В нём выстроен не просто сюжет, фабула – как бы внешний рисунок занимательной композиции. В этой прозе образ каждого героя дан в развитии. Он многопланов, многоцветен, дан в изменении, в соотношении с другими образами. В тексте вскрываются не только морально-нравственные, но и социальные, и экономические, и даже профессиональные вопросы бытия тех лет. И это не говоря уже об эпистолярности, о постулатах и прочих нюансах богатого русского языка. Как у меня, так и у Носова… Многие годы я, автор романа, порой урывками работая с текстом, всех этих сложных задач перед собой вовсе не ставила. Они возникали и решались по ходу, спонтанно. Падая откуда-то «с неба», порой даже пугая меня. И ответы на них (малые и большие) рождались тоже по ходу, как бы сами собой…

Вообще, само появление этого произведения «о роковой и странной любви» – есть нереальное чудо. Но, видно, кому-то свыше оно было нужно. И сие свершилось. И уже само по себе есть тайна великая. (А кстати, верно поставленный вопрос порой бывает важнее ответа.)

* * *

Пора выстраивать последовательно, по списку мою новую книгу «Путь к горизонту». По разделам. А в этих разделах – верно расставлять мелкие очерки. Они уже готовы. (Используя подсказки моей сестры Наты Никольской.) Обдумать, куда и где там лучше поставить «Экипаж машины боевой», и стихи Анечки, и пословицы-поговорки, и «Мысли вдруг»…

Проверить готовность обложки книги (опять Юрина картина), фотопортретов. Выбрать мои постулаты на обороте. И потом со Светой сразу выпить винца. Ура! Заслужили.

* * *

Как ярко и точно сказала когда-то мудрая Марина Цветаева: «Это не мы сумасшедшие, это они НЕДОШЕДШИЕ…»

Сколько же сейчас вокруг нас таких «недошедших»! И рядом, и по земле.

* * *

Генералиссимус Иосиф Сталин в 30-е годы, в период репрессий, неожиданно сказал: «Сын за отца не отвечает». (И многие облегчённо вздохнули.)

* * *

Тут нужны мои мысли о новом фильме о старом ГУЛАГе Солженицына, «Иван Денисович», Чуриковой, Янковского, режиссёра Глеба Панфилова… Но почему, почему все эти таланты, Панфиловы, Кончаловские, постоянно хватаются за тёмные стороны нашей жизни, а не за сюжеты светоносные? Не хотят тратить свои силы на что-то оптимистичное, победоносное?

* * *

«Ленд-лиз» – в переводе на русский это слово значит «давать взаймы». О своём ленд-лизе, том самом, военном, я даже написала очерк с названием «Второй фронт».

* * *

А вот какие яркие северные (ярославские) слова: «лиходейка» («соперница»), «мозглявый» («мелкий, ничтожный, малорослый»).

* * *

«То, что нам на земле кажется чудом, то на небесах правило». Жан Поль

* * *

Помню, бабушка говорила, поторапливала меня маленькую: «Ты что это там так канителишься?» Или: «Ты что там вошкаешься?» Вошкаться – ловить вшей. Канителиться – медленно что-то делать, возиться. Канитель – слово ярославское. Это очень дорогая капризная нить для плетения кружев. Бывает серебряной или золотой. Плетут старательно, кропотливо.

* * *

«Суббота ради человека, а не человек ради субботы». Иисус Христос

* * *

Вдвойне даёт тот, кто даёт быстро (древнеримская мудрость).

И не только римская. Мой папа рассказывал о своём детстве. Хозяин нанимал пасти своих телят только тех сельских ребят, которые ели предложенную кашу хорошо и быстро, а не хорошо и медленно. Так, собственно, и сегодня нанимают на работу тех, кто делает и хорошо, и быстро. А тех, кто по-дурацки оправдывает себя: «Работаю медленно, зато хорошо», игнорируют. А собственно, за что «за то»?

* * *

Мечтаю, чтобы мои книги – мои мысли, мои слова в это тяжкое для нашей Родины время – стали в ряд с бойцами на фронтах войны. Чтобы они бились, сражались с нацистско-бандеровской сволочью, как роты солдат, как красноармейцы в период Великой Отечественной войны. Как под Москвой бессмертные 28 панфиловцев, как сапёры и пехотинцы, танкисты. Как сражался с фашистом мой отец-танкист, гвардии лейтенант Евгений Ракша. Очень точно сказал сто лет назад поэт: «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо. / С чугуном чтоб и с выделкой стали…» Сегодня это и про меня, и про мой труд – мои книги.

* * *

Настало очень напряжённое время. И для Родины, и для меня лично. Поистине пришёл ЧАС БЕДЫ. Открой глаза и признай. 21.04.2022. Это в истории человечества – час борьбы. Добра со злом. Чёрного с белым. Господа с дьяволом. И в тот момент, когда я пишу эти строки, ищу каждое точное слово так же, как и любой портной ищет пуговицу к военной шинели или сапожник шьёт к сапогу голенище, а именно в этот момент, в эту самую минуту вдруг может полыхнуть взрыв, давно предсказанный КОНЕЦ СВЕТА…

Но когда эта картина вдруг встаёт предо мной во всей своей жути, мне хочется сжаться, умалиться до клетки, до атома. Чтоб даже не успеть понять, что произошло. Возможно, что всё так и будет. «Однако не дано тебе знать». И слава Богу.

* * *

Как это важно – вовремя не застрелиться, не покончить жизнь самоубийством. А проще – не впасть в безмерное отчаяние. У меня в жизни это случалось не раз. Но всякий раз помогал Господь. В тот роковой момент для меня находилось что-то более важное, чем вечный покой… Вдруг рождалась мысль: вот сейчас доделаю это, и тогда можно уйти. А когда это что-то доделывала, то понимала, что пока уходить не надо, надо перетерпеть и что-то успеть сделать ещё. (Перетерпеть это личное горе, болезнь, смерть самого близкого человека и т. д.) Даже православных самоубийц церковь не хоронит. Это закон. Бог дал жизнь, Бог её и взял. А ты жди и терпи. Бог терпел и нам велел.

* * *

Отдельным людям обидно. Как это я без них обошлась? А вот так. Обошлась. И всё тут. Даже не вспоминаю…

* * *

Есть мудрая русская сказка. (А все наши сказки премудрые.) А в ней есть слова богатыря Иванушки: «Избушка, избушка. Поворотись к лесу задом, а ко мне передом». И вот сегодня древняя наша «избушка» Россея-Россеюшка и поворачивается задом к чёрному лесу Запада, откуда всегда к нам ползла и ползёт вражья нечисть. А лицом, передом глядит на восток. На простор широкой поляны света и зелени, откуда всегда вставало и поднималось солнышко. Вечное наше светило и жизнь. «Вот и я с тобой, дорогой мой Иванушка, гляжу на восход».

* * *

Собор. Соборность. Тысячелетнее понятие нашей Руси. Все вместе, всем собором. Решим, сделаем, одолеем, победим. Но наша соборность – совсем не Вавилонская башня. Это православное вече. Это и Великий Новгород, и Минин и Пожарский. «Это скрепы Победы».

* * *

Всех предателей (и нашу шоу-элиту тоже) ждёт судьба Мазепы. Смерть страшная, позорная, от педикулёза. А проще – его вши заели, буквально съели. Насмерть.

* * *

Мой ответ одной читательнице.

Юлечка, спасибо. Буду ждать звонка. И вдогонку шлю несколько слов.

Это ведь у меня не просто роман или просто исповедь. Это текст не для всех. Это как многослойный пирог. Задач у автора было много. Тут и мемуаристика, и эпистолярные вещи, и хроника, и куча проблем нравственных и разоблачительных для любого героя, и восхищение (например, перед Юрой), и проблем социальных, и мужество автора-героя откровений греховных и грешных (по отношению к себе). Но при всём этом текст обязан оставаться высокой литературой, прозой ХУДОЖЕСТВЕННОЙ. Главное тут – для каждого читателя зарыто что-то только своё, дневниковое, по его опыту и по его плечу. И, читая этот текст в разное время (и в разном возрасте), он может найти для себя разное, порой даже новое. Увидеть и то далёкое время, и иные проблемы социалки, быта и нравственные и пр., и пр. «И женщины глядят из-под руки. Вы знаете, на что они глядят». И женщины одно, а мужчины другое. Уж не знаю, как я вообще умудрилась всё это испечь, осилить как нечто единое. Сама удивляюсь. И пропеклось ли? И испеклось ли? Про вкус уж и не спрашиваю. Страшно. Но длилось это более десяти лет. То отлёживалось, то возрождалось… Но для меня всегда главное, что в результате интересно было читать.

Не забываю постулат М. Горького, сказанный писателям (кажется, на Первом съезде писателей?): «Писать можно как угодно, только не скучно».

* * *

Надо написать – что для меня есть счастье, что несчастье…

* * *

Наша вера православна. Наша вера вечна, славна… (Слова из песни.)

* * *

Бог создал человека изначально для вечного блаженства. Но первородный грех Адамов всё изменил. Настало страданье. И за страданье Господь даёт Человеку благодать.

* * *

Сегодня идёт война. Вой на бесовского Запада против нас, православных. Час беды. Сейчас для моей Родины – настал час беды, как в прошлые века. Но опять это исторический Рубикон. И мы, как всегда, преодолеем его. Ибо этот час лиха только объединил, укрепил, усилил весь российский народ. Поскольку все мы верим нашей власти и нашему Богом данному вождю В. В. Путину. И мы, спаси Господи, обязательно победим. Добро обязано победит зло, сотрёт его бесовское западное мурло… Мы раздавим нацистскую мерзоту, недобитую ранее фашистскую гадину.

* * *

Писатель должен стараться прозу свою не писать, а петь, пропевать. Именно – её надо пропеть. Только тогда его слово может стать искусством. И я к этому всю жизнь стремлюсь. Хотя понимаю, что «белеет мой парус такой одинокий на фоне стальных кораблей…». На фоне больших кораблей.

* * *

Мой муж, замечательный художник Юрий Ракша, автор великого триптиха «Поле Куликово», дописывая полотно незадолго до своей смерти от лейкоза, сказал мне однажды: «Родись я в те годы, то, конечно, был бы там, на Дону, на Куликовом поле, в числе простых ратников, в строю ополченцев. А в момент кровавого боя защищал бы князя Димитрия со спины». И действительно, на своём великом полотне (которое полвека уже в Третьяковке) написал себя как воина за спиной у князя Димитрия, победителя супостата Мамая, собирателя земель русских вокруг православной Москвы и основателя нашего государства.

И ещё Юра говорил: «У каждого из нас должно быть своё поле Куликово». Умер Юрочка буквально у мольберта, с последним мазком, однако успев закончить свой триптих. Это воистину была его Победа, победа Жизни над смертью. Его поле Куликово.

* * *

Всё доброе совершается по благодати Божией. Но и при наших встречных стараниях и наших усилиях… Во славу Божию Иисуса Христа…

* * *

Я понимаю. С такой глыбой, как я, жить в одной семье, в одном доме, под одной крышей каждому может быть трудно. И бывало трудно, порой немыслимо. (Потому я и строила, и покупала себе отдельные кооперативные квартиры и свои собственные дома, дачи. Никогда не была примако́м.) Но так могло быть с любым человеком, кроме одного. Кроме моего Юрочки. Со мной, трудной в совместной жизни, он всегда был счастлив. (А мне с ним, благодатным, просто сказочно повезло.) Он не мог долго оставаться без меня. Стремился домой и прилетал хоть на коротéнько даже с самых далёких весей земли, с натурных дальневосточных съёмок. И я к нему тоже то и дело летала на натуру. Даже в безденежье, занимая деньги на билеты у друзей или соседей. Летала к режиссёрам Чеботарёву и Туманян, Манасаровой и Манахову, к Куросаве и Шепитько. Юра работал с ними главным художником-постановщиком. Со многими дружил. И я летала к нему по всей России на съёмки. И зимой, и летом, и в дождь, и в снег. И не считала денег на самолёты. Это, конечно, кроме полётов по собственным командировкам. От разных газет и журналов… И так все двадцать счастливых лет. До последнего Юрочкиного вздоха.

* * *

Совершенно неожиданно только недавно узнала, что человек уходит на тот свет не на выдохе, а на вдохе.

* * *

Моя бабушка с молодости была большая модница. Живя в Нижнем Новгороде, затем в Моло́ег, выписывала из Парижа журналы мод. Ездила в Москву за новыми шляпками, духами, иными покупками на знаменитую улицу модных лавок и магазинов Кузнецкий Мост. И, несмотря на семейный достаток (её муж был большим чиновником в земской управе города Мологи) и наличие своих лучших личных портних и белошвеек, очень любила сама сочинять себе наряды. В охотку что-то кроить, шить, примерять перед зеркалом и потом начинать снова пороть и перешивать. Её муж Епифанов Кирьяк Николаевич, придя со службы домой, частенько заставал свою жену-красавицу за столом, обложенную модными журналами, выкройками, отрезами и что-то увлечённо строчащую на своей дорогущей швейной машинке «Зингер». И он, обожая свою стройную Зизи-Зиночку и проходя мимо в свой кабинет, с лукавой улыбкой бросал ей шутливо всегда одну и ту же фразу: «Что, душенька? Значит, опять шьём и шьём?.. Ну-ну… А когда пороть будем?»

* * *

Тихое счастье. Семейное тихое счастье. Чудо-слова. Только со мной такое получиться не могло. Навсегда влюблённый в меня муж Юрочка это отлично знал, понимал и очень точно, образно и с удовольствием обо мне говорил: «С тобой, Ирок, не соскучишься. Ты у меня моторная-метеорная».

* * *

«В историю можно войти, вступить, остаться в ней, а можно и влипнуть, вляпаться». Конечно, не дай-то Бог.

* * *

Вопрос:

– Как вы, Ирина, считаете, какая у человека самая скверная черта?

– Отвечаю. Не просто скверная. Это слишком мягко сказано. А самая мерзкая. Античеловечная, фарисейская. Отвечаю прямо и без промедления – ЗАВИСТЬ. Именно зависть – гнойная закваска всего чудовищного в человеке, буквально раковая опухоль души… Именно зависть порождает все прочие смертные грехи, животные, мерзкие. (Да простят меня все животные мира – они-то напрочь лишены смрада ЗАВИСТИ.)

– А какое, Ирина, самое доброе чувство в душе человека?

– Не удивляйтесь ответу. Самое доброе, светлое, но и самое мимолётное, быстро тающее, а потому и безнадёжное – это чувство БЛАГОДАРНОСТИ. Да-да, именно благодарности. На благодарность никогда нельзя уповать, на неё нельзя опираться, надеяться. Она безответна… Об этом говорят даже евангельские слова: «Рука правая не должна знать, что доброго делает рука левая».

– Но ведь это говорится и о чувстве скромности. А не о чувствах того, кто добро делает или сделал.

– Ну а тот, кто получает добро как подарок, тот, к сожалению, как правило, благодарности вообще не помнит. Она тает в его душе, как снег в жару. Потому благодарности надо учить человека с детства. Слово «спасибо» – великое слово. Должно звучать постоянно. Глубокое, многозначное: спаси тебя Бог за добро. За подарок, мне данный… А люди, к сожалению, чаще всего ЗЛОПАМЯТНЫ. Вот уж что-что, а зло, а обиду, им причинённую, человек помнит долго. Вот что страшно. А помнить надо ДОБРО, ДОБРО. Это главная составная Любви.

* * *

Надо бы написать о В. В. Жириновском. Сегодня он умер. После ковида. Вот уж никто такого и ждать не мог. Именно от него, всегда такого сильного, энергичного. Реву как белуга… Это и моё личное горе. Но уверена, он и смертью своей нынче, в трудный момент для Родины, нам поможет. Всем нам поможет, объединит, укрепит и пр… Прощанье будет на самом высоком уровне. И это правильно. Отпевать будет в главном храме страны Христа Спасителя сам патриарх Кирилл. Прощанье с народом в Колонном зале. Похоронят на Новодевичьем кладбище. Представляю, какое там будет паломничество. Оплакивать его наш народ будет долго и от души. Мой муж Юра сказал бы о нём (как любя говорил обо мне): «Моторный-метеорный». И ещё всегда энергичный Жириновский был мудрый политик, политолог, пророк. Все его пророчества о судьбах страны и судьбах народов – сбылись, сбываются и ещё будут сбываться.

* * *

Нынче на календаре идёт апрель 2022 года. Положение в России и вокруг неё во всём мире настолько трудное, настолько острое, экстремальное, что такого даже мне, долгожителю, не вспомнить. Даже в войну с фашизмом 1941–1945 годов (которую я пережила и в Москве, и в эвакуации на Урале), казалось бы, было спокойнее и (это уж точно) всё было понятней, чем сейчас. А нынче жизнь планеты (и сотен её государств) как в океане в девятый вал. Всё бурлит, качается, как в злой всемирный шторм. И неизвестно, что и как будет с человечеством и завтра, и послезавтра. И вот при этой безумной качке, турбулентности и гудении бури я, живая пылинка, Божья песчинка, микрон живого дыхания и биения сердца, сижу в скорлупке своей убогой лодчонки и даже пытаюсь что-то ещё созидать, создавать. Писать свою прозу, свои мемуары. Пытаюсь искать гармонию слога и стиля, формы и содержания. Так сказать, «помирай, а хлеб сей». А вокруг лишь ветер и шквал. И волны летят через мокрую голову. А я, перекрестясь, порой ещё умудряюсь радоваться вдруг найденной фразе, удачному слову, даже одной напевной букве… И за всё, за всё это благодарить надо, конечно, бесценного нашего Господа. (Это Он послал нам сильного, победоносного В. В. Путина.) И я упрямо уповаю лишь на Него – всеблагого, всевышнего. Правда, иногда с грустной улыбкой вспоминаю, как в наивные школьные годы к празднику Первомая я, пионерка-отличница в красном галстуке, звонким голоском выразительно, как учили, читала со школьной сцены знаменитую «Песнь о буревестнике» раннего Горького. И, в сущности, эта девочка, ничегошеньки не соображая, горячо призывала аудиторию: «Скоро грянет буря!.. Пусть сильнее грянет буря!» А перед ней в зале бритоголовые мальчишки и соклассницы с косичками хлопали громко и весело, даже счастливо: «Пусть сильнее грянет буря!» И всё хлопали, с восторгом хлопали вместе с учителями.

И вот теперь, прожив долгую жизнь, я оказалась внутри этой самой бури. И нынче нахожусь внутри неё, грянувшей всерьёз, надолго и жестоко. Но только теперь молюсь: «Спаси нас, Господи. Спаси от этой бури. И дай нам её одолеть, победить. И впредь спаси от всех прочих штормов и бурь».

Теперь я, да и все мы сидим уже не в том школьном зале. И все мы теперь стали уже мудрее, сильнее. Нынче со мной и моя православная Вера, и моё призвание, и нужное правое Дело. «И нам сочувствие даётся, как нам даётся благодать». И ещё уверенность зова, призыва: «Всё для фронта! Всё для победы!.. Враг будет разбит! Победа будет за нами!»

А сердцу всё же хочется слышать и тихую, мелодичную песню: «Берег мой, берег ласковый… Мне до тебя, родной, доплыть бы. Доплыть бы хотя б когда-нибудь…»

* * *

Я давно живу на земле объёмной внутренней жизнью. Пишу прозу и издаю свои книги. И отсутствие в ней моей внучки Маши совершенно неощутимо, даже безразлично… Мне, конечно, жаль этой её потери. Жаль такого её убожества. Жаль, что она давно меня потеряла. Со времени неожиданной смерти её мамы – моей единственной дочки Анечки. Маша годами не заходит ко мне, не пишет, не звонит. Хотя живёт в доме напротив, как говорится, в одном дворе, в одном кооперативе… В стометровой, заработанной мной и завещанной, подаренной ей квартире. Аж на 17-м этаже в центре Москвы… Что ж, пусть с утратой меня, своей родной бабушки, и утратой меня как крёстной и как личности, то есть с этаким оскудением своей собственной судьбы, продолжает и дальше жить, бытовать и работать. Может, и замуж выйдет. И, дай-то Бог, ребёнка родит. И может быть, образумится, как тот блудный сын, и когда-то что-то поймёт не без горечи… И может, тогда вспомнит, что это был её собственный, личный выбор. Но, кроме себя, винить уже некого.

* * *

Нередко слышу выступления в СМИ культурологов и прочих интеллигентов. И их фразу по какому-то поводу: «…это не играет значения…» Или: «Это роли не имеет…» И тут же душа моя возмущается: «Ну научись же ты говорить по-русски. Ты же, наверное, и диссертацию защищал. Как же можно так коверкать родной язык?.. Ведь это и ежу ясно – значение не играют, играть его нельзя. Играют РОЛЬ. А значение – имеет или не имеет. И только так. А уж дальше слушать такого “умного” оратора душе противно».

* * *

Пара слов о свободе… Свобода дорогого стоит. Я с детства рвалась быть свободной. Свободной духом, душой. От давления строгостей мамы, чёрствого уклада семьи. И в то же время была, вопреки своим внутренним православным чувствам, очень послушным ребёнком. Воспитанным, интеллигентным. И из-за этих противоречий много страдала. Из-за этого пролила и много слёз, и много стояла в углах. Вот такое с детства несла в душе и в сердечке больное горячее противоречие… А на свободу вырвалась неожиданно лишь в 16 лет, когда после очередного конфликта с нервной мамой (она меня, девятиклассницу, отшлёпала тапком по щекам – по её мнению, я плохо кормила её малыша-сынка, Игоря, рождённого не от отца) рванула из дома на свободу, на целину… Я подолгу в родном доме в Останкино никогда не жила… И на всю оставшуюся жизнь обняла, обрела СВОБОДУ. И мой муж Юра понял это и всегда понимал меня. И потому мы прожили с ним гармонично, творчески многие годы. Всегда рядом летели в свободном небе, на свободном свежем ветру. Крыло в крыло. Я и сейчас благодарна ему за это высокое понимание. Оно очень редко случается. Но именно от него зависит счастье жизни каждого. Особенно творческого человека.

* * *

Как-то ко мне в гости зашёл критик Володя Бушин, живший на соседней улице. Принёс в подарок свою новую книгу статей «Сталина на вас нет». И подписал: «В дар Ириночке Ракше. / С ней бы рай да в шалаше. / Но поезд мой ушёл уже. / О чём тоскую я в душе. В. Бушин». Он всегда жалел, что считается критиком. Что не прозаик и не поэт. Этот сборник и сейчас стоит у меня на книжной полке. Там ещё три его дарёные книги с нежными и восторженными автографами. Все очерки крайне злые, «разносные» на лучших российских авторов и их творчество. Даже копание в биографиях их «неблагонадёжных» родителей (Окуджава, Евтушенко, Ахмадулина, Солженицын и пр.). А за год до своей смерти на даче на Истре он, желчный, неудовлетворённый, словно опомнившись, вдруг так озлобился на весь мир, что настрочил пасквиль и на меня, грешную. Мол, бей своих, чтобы чужие боялись. Мол, ты же, Ира, была комсомолкой, целинницей, а теперь вдруг ударилась в православие, храмы восстанавливаешь, советское прошлое чернишь? И назвал свою статейку (вопреки моему роману «Белый свет») «Чёрная страна Ирины Ракши»… И прочая, прочая чушь. Но я ему даже отвечать не стала. К чему унижаться? Даже не позвонила по телефону. Мол, что это ты, Вовик, с дубу рухнул? Но жалко его стало, неудавшегося «красавца», моего поклонника, вдруг ставшего сталинистом, критиканом, запутавшимся в трёх соснах. А ведь раньше был таким послушным «придворным» критиком. Обслуживал начальство, секретариат и всё правление СП. Был даже шестёркой у самого председателя, литгенерала Юрия Бондарева. Вот какие метаморфозы выкидывает с людьми судьба.

* * *

В античные времена великий простак, философ Сократ, гуляя по шумной суете базара, вдруг мудро сказал ученику: «Господи, а я и не знал, что существует столько вещей, которые мне совершенно не нужны».

* * *

Зло стало таким опытным в борьбе с Богом и церковью – земным домом Его, что грешникам-людям стало с ним трудно бороться. Мало у нас осталось архангелов Михаилов и земных борцов, таких как Минин и Пожарский.

* * *

«Истинное пророчество учит умирать. Углубление в философию – это умирание». Платон

* * *

Что есть Слово? Что в нём главное? Что в нём первично? Сила смысла? Сила музыки? Сила жеста? Балерина Плисецкая сказала: «Жест». Композитор Моцарт сказал: «Музыка». Апостол Иоанн сказал: «Смысл Слова». А мне кажется, Слово совместило всё вместе: и Жест, и Музыку, и Смысл.

* * *

Студент Дондок Улзытуев (давно народный поэт Бурятии, гордость нации, г. Чита, автор известной «Поэмы Луны»). Вот его старательные записи чернилами от руки в моём альбоме:

«Губы Ирины

«На губах твоих / Расцвела любовь; / Расцвела любовь – / Любовь-цветок. / Ира, не сердись, / Не кусай губу; / Можешь ты помять / лепестки его. 1960 г.».

«Глаза Ирины

Твои глаза сравнить нельзя / С небесной голубизною; / Глубину небесную сравню лишь я / С твоими глазами».

* * *

Обыденский храм. Он в Обыденском переулке в центре Москвы. Что это слово значит и почему он так называется? Да потому, что верующими людьми близживущими храм был построен так быстро, что коротко посчитали «об один день» (то есть в один день). И на свои деньги, и силами лишь своих рук… Вот вам и редкое слово «обыденский». ОБ ОДИН ДЕНЬ. И таких храмов на Руси немало.

* * *

Сейчас в душах много остылости, хладносердия. А души надо возжигать, приближать к Вере, к Богу, к Благодати… Надеюсь, моя работа, моя проза хоть немного возжигает души к Жизни, к Любви, к Благодати.

* * *

Божий дар Прощения грехов грешнику после его покаяния… великая и главная на земле сила…

* * *

Смерти бояться не надо. Мы живём для смерти. Чтобы отсюда уйти, умереть. Но умираем для жизни лучшей… Вечной…

* * *

Наши артиллеристы так говорят на войне и сегодня, когда на передовой заряжают пушку: «А это вам, гады фашисты, за наших детей!.. За слёзы наших матерей! За нашу Родину – огонь! Огонь!» (из фронтовой песни). По окончании Отечественной войны, уже дома, в Останкино, так же пели порой по вечерам мои родители. И вот нынче песня опять возрождается, повторяется.

* * *

Вой на всегда была и есть самая верная, хотя и жестокая, проверка на вшивость – кто есть кто. Кто чего стоит, кто за что, кто в каком окопе стоит. Сегодня в борьбе с неофашистами, с бандеровцами, «укропами» с Украины поняли: мы в России правы, и мы честны. И на финише всё будет особенно ясно. А кто есть кто, кто нам друг, а кто враг (особенно внутри страны) – уже и сегодня видно. С какой сволочью приходится воевать. И потому каждый – оглянись вокруг и сам сделай выводы.

И ещё – войну не ведут в обороне, обороняясь. Это проигрыш. Победит лишь нападающий, первый… Да здравствует наша святая армия, наша Родина! И, как всегда, Победа будет за нами!

* * *

Есть такой древний вид спорта – бокс. Сопереживать и даже смотреть бокс по ТВ я не могу. Не в силах. Противно. И не могла никогда. Я называю бокс иначе, по-русски – мордобой. Он ещё ведь всегда и кровавый. А порой ещё и до смерти. А до сотрясенья, до увечья ума и тела – это уж постоянно. В древности и на Руси бывали кулачные бои. Ходили драться обычно зимой «стенка на стенку», «улица на улицу». Но, как правило, – до первой крови, до первого упавшего. А сегодня – это же профессиональное добровольное убийство. И называется этот бешено оплачиваемый бокс – «олимпийский спорт». А по-моему, это узаконенный мерзкий мордобой. Глаза б мои не смотрели. Но, разумеется, миллионы со мной не согласны. Кричат: «Это же яркое зрелище! Лучше театра!» Но мне, православной христианке, это напоминает арены цирка… по уничтожению христиан. В угоду беснующейся толпе.

От бокса меня просто тошнит.

* * *

За одну жизнь обычного человека я пережила в ХХ и ХХI веках десять вождей страны, начиная со Сталина. И пять смен режимов… И умудрилась остаться самой собой, православной русской христианкой и, как мне кажется, гармоничным человеком. Спаси, Господи.

* * *

Возможно, чувство безразличия ценно. Я его встретила у Насти Мироновой (литературовед, якобы моя поклонница, очень меня почитающая). Сегодня, в день святого Прощёного воскресенья (а оно бывает лишь раз в году), вдруг прислала мне по почте своё Слово с просьбой о прощении. Ответила ей очень спокойно: «Бог простит. И я прощаю». А надо было бы написать: «За эти годы ты не стала мне ни нужной, ни любимой. А потому и твоё давнее полное отсутствие в моей жизни и сейчас твоя просьба о прощении мне совершенно безразличны». Такой же текст можно было бы послать и моей внучке Маше в Питер. (Она там якобы снимает кино. Уже третий год.) Но она и этого текста недостойна, ибо просить меня о прощении (как Настя) она не просит. А есть закон-постулат, прощать можно лишь тех, кто прощения просит, кто его хочет и ждёт. Не иначе. (Как библейский блудный сын.)