Текст книги "Морпех. Русский Уругвай"

– Есть! – Ушел, четко повернувшись через левое плечо.

– Капитан-лейтенант Жень-Шень! Тебе, Евгений, задача несколько иного плана: займешься строительством домов для будущих переселенцев. На склад пиломатериалов распоряжение дадено. Выдадут все, что будет необходимо. Место для квартала выберешь подальше от местных. Типа обособленного поселка. Обнесешь забором от любопытных глаз, часовых на въезде и пеший патруль по внешнему периметру. От болот подалее, и чтоб ручей был хороший. Колодец вырой, баню поставь. Ну, и чтобы под огородик землица была. Для души, не для пропитания. Обиходь квартал, как для себя, любимого. Действуй!

Потом был обед, после которого я преподнес Ларите зеркало. И пока она с восторгом с ним знакомилась, вертясь и так, и эдак, я, надев тесноватые в плечах пиджак и пальто приснопамятного Валета, помахал ей шляпой и шагнул обратно в 1993-й год от Рождества Христова. Очутился опять в том же загаженном бывшем скверике. И опять наткнувшись на тех же самых обдолбышей, черт бы их побрал!

– Чуваки, глянь-кось! – заорал один из них. – Тот хмырь, что с Валетом ушел! – А пальтец-то на нем Валетов! И шляпа! – подхватил другой. Стая стала кучковаться вокруг меня.

– Где Валет, ты, хмырина?! – заголосила одна из малолеток с большим сексуальным опытом, написанным на ее уже испитой мордюльке широкими мазками дешевой косметики.

– Ты чо с ним сделал? Говори, а то попишу! – У меня перед глазами завертелся китайский нож-бабочка. На лучший, видимо, денег нет. В руках у обдолбышей, включая и девиц облегченного поведения, появились ножи и велосипедные цепи. Ну что ж. не хотел я вас, недоумки, трогать, но сами напросились. Я пристально глянул каждому и каждой в глаза, повернулся и пошел прочь. А за моей спиной разгорелось побоище. Всех против всех. До смерти. И мне их жалко не было. Сколько вот таких соплюнов, уверовав в свою силу и безнаказанность, убили, изнасиловали и покалечили ни в чем не повинных людей! Про ограбления и избиения «просто поржать» я уж и не говорю. Потому – пусть убьют друг друга. Если я, отдав им приказ на самоликвидацию, спасу хоть одну жизнь обыкновенного человека, то мой поступок будет полностью оправдан. И Бог меня простит!

Глава 24

Я медленно шел, пробираясь в толчее барахолки. Торговали все и всем. С прилавков, с рук, с ящиков, с земли, застеленной газетами. Торговали всяким-разным, что надеялись продать и получить хоть какие-то деньги: вязаными и штопаными носками, поношенной одеждой, сантехникой, книгами, посудой, рамами для картин, самими картинами… Славяне – с газет и ящиков, молча провожая взглядом редких покупателей. Было явно видно, что этот процесс им не в радость, и здесь они не бизнес делают, а пытаются на хлеб заработать. Цыгане предлагали погадать и торговали с рук всяким хламом, хватая за рукава и тыча своим товаром чуть ли не в лицо. Вот этому племени сейчас раздолье! Милиция попряталась, твори, что хочешь: гадай, воруй, разводи лохов наперстками на бабки. А если кто за ручку шаловливую прихватит, так можно хай поднять до небес да в морду правдоискателю вцепиться – набегут ромэлы, поддержат!

Про китайцев вообще можно не говорить. Набежало этих «братьев» узкоглазых из-за Амура как блох на помойную шавку. Навезли всякого ширпотреба низкопробного, за продажу которого в Китае их по тюрьмам бы распихали надолго. А вот производить всякое дерьмо на вывоз власти китайские не запрещают! Вот и появились на Дальнем Востоке и в Приморье вежливые до тошноты молодые китайцы. Улыбка дежурная от уха до уха, поклончики вежливенькие, сопровождаемые многократными «сипасиба». А в глазах – спокойная уверенность: мы тут вам лет десять-двадцать покланяемся, а потом ваша очередь кланяться наступит! Когда мы здесь гражданство ваше получим, на ваших женщинах переженимся, детей наплодим, бизнес посерьезней торговли шмотками организуем, во власть либо сами, либо ставленников своих пропихнем. Ведь мы – китайцы! В какой бы стране ни жили, в каком бы поколении ни родились, верность Поднебесной в нашей крови. Мы – китайцы, а место, где мы живем, рано или поздно становится китайским. Ползучая экспансия называется.

За прилавками стояли «лица кавказской национальности». Торговали овощами-фруктами. Только картошка с луком репчатым шли на килограммы. Все остальное продавалось поштучно. «Яблак адын штук дэсат рубел» – прочитал я на одном из картонных ценников кривую надпись. «Нэктарын – брытый пэрсык» – на другой. Посмотрев на самодовольные рожи «гостей», послушав, какими словами они между собой обсуждают русских женщин, покупавших у них продукты, я, чтобы не сорваться, заспешил уйти. Но был остановлен фразой, произнесенной глуховатым голосом:

– Мужик, купи орден.

Я обернулся на голос. Передо мной, опираясь на клюку, стоял старик. Худое лицо, впалые чисто выбритые щеки. На голове серая кепка. Одет в старенькое, но чистое пальто защитного цвета. Приглядевшись, я увидел на лацканах следы споротых петлиц, а на плечах – погон.

– Мой это, не ворованный. За Афган получил.

На его раскрытой ладони лежал орден Красной Звезды. А в глазах – страшная смесь горя и безнадеги. Видно, крайний край, если орден продает: на спившегося ветерана мужик не походил. Я вытащил из кармана стодолларовую бумажку, сунул ему в руку. Физический контакт. Теперь я знал об этом человеке все.

Шустов Борис Иванович, 50 лет, майор в отставке. Прошел Афган. Артиллерист. Уволен по ранению. Женат. Сын и невестка погибли в прошлом году, когда бандиты сожгли его автомастерскую. Живет с женой и трехлетней внучкой Танюшкой на майорскую пенсию, сжираемую инфляцией. На работу новые русские «деловары» не берут, старый, мол, да калеченный. Все, что накопил, скоммуниздили ушлые сбербанковские работнички. Жена болеет. Орден – последнее, что осталось. Присутствовала мысль о самоубийстве, но останавливало беспокойство о судьбах жены и внучки. Никому, кроме него, они в этом мире не нужны. О будущем старается не думать, но на лучшую жизнь уже не надеется.

Волна негативных эмоций захлестнула мое сознание. Даже в глазах потемнело, и сквозь сжатые зубы из моего горла вырвался приглушенный стон.

– Эй, мужик! Тебе плохо? Ответь! – Сквозь клубы ненависти к «перестройщикам» до меня пробился голос майора.

– Нет, ничего, пройдет, Борис Иванович. Возьми деньги, а орден спрячь! Ты его кровью заслужил.

– Нет, милостыню не приму! – зло ответил майор, а через секунду спросил удивленно:

– Мы знакомы? Ты меня по имени-отчеству назвал!

– Нет, не знакомы. Но я рад, что встретил вас, товарищ майор, и буду рад познакомиться. Только не здесь.

– Я не могу пригласить тебя к себе домой, там…

– Я знаю, твоя жена больна. Но, возможно, я смогу ей помочь. Не спрашивай, как. Веди.

Путь занял недолгое время. Всю дорогу майор исподтишка бросал на меня короткие взгляды. А я слышал его громкие мысли. Наконец, пришли. Старый двухэтажный дом на два подъезда, не знавший ремонта лет тридцать и теперь уж никогда его не узнающий: в стране перестройка, вернее, расхватайка кто чего успеет и сможет удержать, и рыночная экономика, больше похожая на базар в дурдоме. Так что не до ремонта жилфонда местным властям. Для них гораздо актуальнее собрать квартплату и по карманам распихать.

Внутри дом выглядел гораздо лучше. Еще сталинской постройки, с толстыми стенами и трехметровыми потолками в квартирах. Планировка, правда, не ахти: узкие проходы, маленькие ванная и кухня, да и сами комнаты невелики. Обувь и верхнюю одежду сняли в прихожей. Как обычно и привычно было в советском обществе, все обсуждалось на кухне, гостиные в квартирах большинства населения отсутствовали. Тихая сорокалетняя совсем седая женщина разлила по чашкам жидкий чай, выставила на стол сахарницу с несколькими кусочками сахара и вазочку с печеньем. Смахнув со стола невидимые крошки, тихо удалилась. Я открыл портфель и выставил на стол литровую бутылку водки, выложил палку сервелата, сыр, коробку шпрот, банку черных оливок без косточек, буханку свежего хлеба, пучок зелени.

Майор смотрел на все эти деликатесы с удивлением и некоторой опаской. Он же не знал, что я здесь, в его времени, уже побывал и почистил холодильник наркодилера. И то, что он с опаской на меня смотрит, понятно даже без сканирования: незнакомец явно втирается в доверие через желудок, и ему чего-то надо.

Да, мне от майора-инвалида много чего надо, и скрывать свой к нему интерес я не буду. Разлил по стаканам водку. Выпили. Занюхали кусочками хлеба, закинули по кружочку сервелата.

– А теперь говори, прохожий, откуда ты меня знаешь, и что значит все это изобилие. Что ты от меня хочешь?

– То, что ты, Борис Иванович, сейчас услышишь, для почти всех людей будет бредом душевно больного. В свое время я отреагировал бы точно так же, если бы не попал в другое время. Прошу выслушать. На вопросы отвечу позже.

– Хорошо, послушаю, – ответил майор, разливая водку, но стакан остался стоять на столе. Поставив бутылку, он опустил руки под стол.

– Сейчас я Илья Георгиевич Воинов, – произнес я. – Боярин князя Северского, владетеля земли Уругвайской.

– Стоп, стоп, стоп! – майор замахал руками, едва не сшибив со стола бутылку. – Что за бред ты несешь? Какие бояре с князьями? И когда это русские владели Уругваем?!

– Я же говорил, что мои слова можно принять за бред сумасшедшего. Но я не сумасшедший и свои слова могу подтвердить. Если, конечно, ты не испугаешься.

– Я духов не пугался с бандюгами нынешними!

– Тогда давай еще по одной, и пойдем.

– Куда?

– В Уругвай конца шестнадцатого века!

Я взял стакан. Майор, смотря на меня изумленными глазами, взял свой. Синхронно замахнули пахучую жидкость. Я открыл портал, взял майора под руку, и мы шагнули в черное ничто, мгновенно очутившись на открытой площадке башни княжеской крепости.

Был солнечный день, теплый ветерок овевал лицо и трепыхал полотнище флага на флагштоке.

– Стой! – раздался возглас часового-наблюдателя, одетого в серый стрелецкий кафтан. – Кто идет?

– Морпех Воевода, – ответил я и добавил, разглядев, что часовой из индейцев. – Великий и Ужасный! Доложить обстановку!

Боец, не признав одежды, но узнав голос и мое, хоть и безбородое, лицо, вытянулся в струнку, приставив к ноге мушкет:

– Рядовой роты крепостной охраны Иван Тангори, Великий! В залив кораблей не заходило, один купец ушел на рассвете из Торговой бухты, повернул вверх по Ла-Плате, дальнейший его маршрут мне не известен!

– Молодец. Благодарю за службу!

– Рад стараться, Великий!

Пока я разговаривал с часовым, мозг майора излучал такую бурю эмоций, что мне даже пришлось частично прикрыть свое сознание. Я подошел к низкому зубцу башни и оперся об него. Рядом, с трудом заставив себя немного успокоиться, встал и майор.

– Это действительно то, о чем ты мне говорил? Или в водке наркотик-галлюциноген подмешан?

– Нет никакого галлюциногена, Борис Иванович! Ты стоишь на башне крепости, построенной по приказу русского князя Северского Андрея Михайловича. Он сюда, в Уругвай, привел дружину малую стрельцов русских. А я у него воеводой служу. Да, сейчас здесь конец шестнадцатого века. Перед тобой – залив Монтевидео. Вот только одноименного города уже не будет. Мы построили свой город и назвали его Новороссийск. Здесь и сейчас мы переписываем историю.

Майор устало присел на лафет сигнальной пушки. Посидел несколько мгновений и вдруг саданул по ней кулаком. На ребре ладони выступила кровь.

– Для вещественного доказательства, – ответил на мой незаданный вопрос. – Если это сон, то ссадины не будет, когда ты меня разбудишь. А в памяти она останется болевым ощущением.

– Для вещественных доказательств есть другое, – ответил я и приказал часовому вызвать начальника караула. Что тот и сделал через переговорную трубу. Пока начкар, услышав о моем присутствии на башне, мчался по лестнице, я снял пиджак и предстал в более привычном для десятника облике – русской рубашке-косоворотке синего цвета, подпоясанной широким ремнем-антигравом, снятым мной с убитого рептилоида. Остановив доклад, озадачил сержанта доставкой корзины фруктов, пары небольших тыквочек, ананаса, и страусиного яйца. Сержант убежал, а я повернулся к майору.

– Почему ты мне это все показываешь? – спросил он. – Что тебе от меня надо?

– Мне нужен кадровый артиллерист, знакомый с системами твоего времени, и обладающий знаниями для обучения моих воинов. Видишь, какой древностью пользоваться приходится! Нас, русичей, здесь и сейчас быть не должно было. В истории этого нет! Но мы здесь. И желаем, чтобы в этой земле была Русь Уругвайская. Нас мало, потому скоро я поплыву на Русь Московскую, за людьми. Но мне необходимо оружие, и для обороны кораблей с переселенцами, и для защиты города и земель, что осваивать начали. Очень скоро до короля Испанского дойдут вести о нашем самоуправстве. Воевать нам придется с лучшей армией Европы. И если мы будем вооружены так же, как и они, то отбиться не сможем. Потому нам нужно оружие и специалисты, которые смогут научить, как им пользоваться, и мастера, умеющие это оружие ремонтировать.

– Невероятно! Глазам своим поверить не могу! Я действительно не сплю? Подожди, подожди, дай в себя прийти.

– Приходи!

Я отошел к флагштоку, а майор, встав у зубца башни, стал вертеть головой, рассматривая открывающийся с башни вид на залив, город и уходящую вдаль пампу. Но прохладный весенний ветер вскоре заставил его поверить в реальность происходящего.

– Хоть это и весьма странно и неожиданно, но я тебе верю. Путешествуешь по времени, как герой Герберта Уэллса?

– Путешествую, но не в свое удовольствие, а ради дела.

– Ну, допустим, найдешь ты людей. А пушки где возьмешь?

– Есть четыре «зушки» и шесть минометов. Но этого мало. Если ты знаешь, где мне еще раздобыть получится, говори. Можно здесь, а можно и у тебя дома.

На башню, таща большую корзину, прикрытую расшитой холстиной, поднялся начкар. Отослав его я, не обращая внимания на часового, открыл портал. Первым в него прошел майор, следом за ним я с корзиной. Часовой, конечно же, расскажет о моем появлении из ниоткуда и уходе в никуда. Индейцы поверят сразу, многие видели кое-какие мои штучки, за что и дали мне титул Великого и Ужасного Колдуна. Остальные посчитают это выдумкой и индейским фольклором. Кроме князя, конечно, и братьев ВДВ-шников. Они в курсе моих пространственно-временных вояжей. И будут изнывать от любопытства, пока я не вернусь.

По времени майорской квартиры прошло всего шесть секунд, так браслет настроен. Майор сел за стол и рассматривал ссадину на ладони. Я поставил корзину под стол и спросил:

– Ну как, на месте? Значит не глюки то, что ты видел? Остальные вещдоки потом вместе с женой и внучкой оприходуете. Кстати, яйцо страусиное варить надо минимум сорок минут в кипящей воде.

Услышав про жену и внучку, майор нахмурился.

– Не в радость им твои подарки будут. Жена после смерти сына чахнет, а внучка слабенькой родилась. Не понимает, куда родители делись, тоскует, спрашивает. Мы ей папку с мамкой заменить не можем.

Тяжело вздохнул, глотнул из стакана.

– Так все же что ты мне предлагаешь? Переселиться в твой Новороссийск?

– Да, вместе с семьей. Включая сына и невестку.

Майор резко поднял голову, уставившись на меня округлившимися глазами.

– Это как, ведь они умерли?!

– Если ты заметил, конечно, то мы с тобой сейчас были в крепости конца шестнадцатого века. А сейчас сидим здесь, в конце двадцатого. Включи мозги, майор! Я могу перемещаться в пространстве и времени, ты ведь это понял!

– Так ты можешь…

– Смелее в своих догадках!

– Ты можешь их спасти? И притащить сюда, к нам?

– На первое – да, на второе – нет.

Загоревшиеся надеждой глаза майора стали тускнеть.

– Я могу их спасти. Но как объяснить тем же соседям, каким образом ожили давно погибшие и похороненные люди? Конечно, здесь не средневековье и никто их на костер не потащит, но шума это событие наделает очень много. Потому-то я и не могу их сюда перенести.

– А куда можешь?

– К себе. В то время, где я живу. И тебе то же предлагаю: пошли со мной! Только там вы все сможете жить, не горюя о погибших. И делом занимаясь, а не прозябая в нищете.

– Так ты колдун?!

– Упаси Боже! – я достал нательный крест, поцеловал его и перекрестился. – С этим племенем не имею ничего общего. Чистая физика. Секретная разработка.

Не надо майору знать подробности. Во многих знаниях многие печали. И так ему хватит, чтоб голову сломать. Пусть подумает над моим предложением. Хотя я уверен на все сто, что он его примет: жизнь детей настоящим родителям дороже собственной. Переселение на четыреста лет к черту на кулички – небольшая цена за это. К тому же появляется смысл жить дальше. И какая разница, где! Лишь бы самые родные были рядом.

На кухню тихо вошла жена майора, Тамара Петровна.

– Извините, – тихо произнесла она. – Я слышала ваш разговор. Вы, молодой человек, действительно можете вернуть мне сына?

– Да, могу.

Женщина упала на колени и вцепилась в мою руку. Из ее глаз градом покатились крупные слезы.

– Верни, пожалуйста. Я за тебя век буду Богу молиться!

– Бабушка, не плачь! – Раздался тонкий голосок. В дверях стояла худенькая девчушка в коротеньком платьице. Ее большие глаза, смотревшие на стоявшую на коленях бабушку, наполнились слезами. Я мысленно послал импульс успокоения обеим, помог Тамаре Петровне подняться и сесть на стул. Потом вытащил из-под стола корзину с подарками и вручил ей и девчушке по большому апельсину.

– Тамара Петровна, – обратился я к женщине. – Вы кофе варить умеете? Только его еще размолоть надо. У вас есть чем?

Женщина посмотрела на меня непонимающим взглядом, но постепенно до нее дошел смысл мною сказанного. Вытерев платочком слезы, она произнесла:

– Есть ручная кофемолка, но мы ей давно не пользовались.

– Теперь придется опять попользоваться. – Я достал из портфеля пакетик с обжаренными зернами.

Женщина, прижав пакетик к груди, выразительно посмотрела на меня.

– Я могу вам помочь, – глядя ей прямо в глаза, тихо сказал я. – Они вернутся к вам. Верьте мне.

Положив руку на голову девчушки, женщина, обращаясь к мужу, твердым голосом сказала:

– Я согласна на все, Борис. Мы поедем куда угодно, если этот человек выполнит свое обещание.

Прижав к себе ребенка, она ушла. А мы с майором выпили еще по одной, ощущая только вкус и запах водки, но не ее действие. Надо бы! Такой удар по психике провоцирует выброс в кровь чудовищного количества адреналина, напрочь уничтожающего алкоголь. Но майору сейчас надо выпить, и выпить крепко. Слишком много адреналина тоже плохо. Так что уравняем количество того и этого и, по существу, на совершенно трезвую голову обсудим детали. На кухню вошла Тамара Петровна, достала из шкафчика кофемолку, засыпала зерна.

– Я вам не помешаю? Танюшка апельсинами занята, а я хочу послушать, как молодой человек будет сыночка возвращать. Можно? Или это тайна?

– От вас тайн нет, Тамара Петровна. Зовут меня Ильей, извините, что сразу не представился. Вашего сына и невестку я могу вытащить хоть сейчас, но без определенной подготовки это сделать будет опрометчиво. Согласитесь, что их появление вызовет массу вопросов у окружающих вас людей. У тех же соседей, я об этом Борису Ивановичу уже говорил. Мне, да и вам, это не нужно.

– А что нужно? – Вопрос они задали одновременно.

– Прежде всего – оружие. И чтобы ты, майор, показал мне место, где твоя мастерская находилась. Точную дату трагедии мне тоже надо знать. Желательно, и время.

– Нет проблем! – Голос майора заметно взбодрился. – Сейчас в гараж схожу, там у меня кое-что с Афгана припрятано. Машины то нет, ее первую, в наказание за отказ бандюгам платить, шпана угнала и сожгла на пустыре за мастерской. Но в гараже не шарились, так что схрон мой цел!

Легко поднявшись из-за стола, майор сунул в рот кусок сервелата и, буркнув «Щас буду», вышел. Вернулся через час, с еще одной бутылкой водки и старым рюкзаком. Бутылку сунул в холодильник, а содержимое рюкзака, потеснив закуску, выложил на стол. Развернул тряпицу и явил взору два пистолета «Стечкин». Из другой тряпицы достал два магазина и, я удивился, два глушителя. Последними на столе появились патроны. Молодец, майор!

– Если надо что потяжелее, то где взять – знаю. Кавказцы на базаре приторговывают.

– Если люди об этом знают, то и милиция, конечно же, в курсе?

– Знает и крышует. Начальник милицейский у Мусы– чечена на прикорме. Его бандосы у нас в городе беспредельничают, а полковник Жадов им потворствует.

Опять прозвучало это имя – Муса. Как бы ближе знакомиться не пришлось.

– Понятно. Разберемся, если время будет.

Пистолеты были густо смазаны, магазины пусты, чтобы не ослаблять пружины. Патроны упакованы в картонных коробочках. Произвели неполную разборку, протерли от лишней смазки, пощелкали курками. Снарядили магазины, со щелчком вставили в рукоятки. Что ж, можно выдвигаться, смотреть место преступления.

Апрельский вечер был достаточно прохладен. Майор надел какую-то шубейку, мне же Тамара Петровна дала теплое пальто сына Сергея. Мы с ним одной комплекции, а светлое полупальто Валета ночью и демаскирует, и не согреет. Уже стемнело, прохожих не видно. Подошли к обгоревшим развалинам. Майор снял кепчонку, тяжело вздохнул и перекрестился. Я тоже сотворил крестное знамение, внимательно огляделся по сторонам и открыл портал. Первым в него нырнул майор, следом я. И тут же почувствовал, что с моим спутником что-то не то: он как-то съежился и стал тихо постанывать.

– Что с тобой, Иваныч? Что случилось?

– Хреново мне что-то, – с трудом произнес майор. – Тело корежит и голова раскалывается.

Тут в моем сознании появился голос браслета – носимого Модуля пространственно-временного перемещения:

– Немедленная эвакуация спутника Оператора! Критическое расстояние между идентичными биологическими объектами, принадлежащими разным временным континуумам. Тревога! Немедленная эвакуация! Угроза взаимного уничтожения!

Мгновенно открыт портал. Я вкидываю майора в него и сам ныряю следом. Портал схлопывается. В холодном поту я плюхаюсь на пол. Рядом постанывает майор. Твою ж маман балерину на батман! Едва не сгубил человека! Ведь только недавно рассуждал об этом запрете! Я рванулся к Иванычу, вынимая из-за пазухи свой крест. Быстро расстегнул шубейку, рванул ворот рубашки. Приник к обнаженной груди. Зеленый камень креста лег напротив сердца майора. Яркая зеленая сфера окутала нас. Через минуту майор открыл глаза и глубоко вздохнул. Слава тебе, Господи! Успокоил бледную перепуганную Тамару Петровну и нырнул в портал.

В мастерскую я проник тайком, чтоб не попасть на глаза возможным наблюдателям. Дождался, когда уйдет принадлежащий этому времени Борис Иванович. По-тихому переговорил с Сергеем и Леной, представившись им сыном боевого товарища их отца и свекра. Жестко пресек предложение Сергея участвовать в отпоре нападению. Открыв портал, проводил молодежь в майорскую квартиру, в объятия родителей и дочери. А сам вернулся, отсутствуя стандартные шесть секунд. Переоделся в Сергеев комбинезон, грязной тряпкой вытер руки. Замаскировался под слесаря.

Зачем, спросите, я придумал эту засаду? Для соблюдения достоверности: мне нужны трупы, сильно обгоревшие в пожаре, как Сергей с Леной. А убили их мужик с бабой, приехавшие, якобы, отрегулировать карбюратор. Лена успела позвонить майору прежде, чем ее застрелили. Майор выстрелы слышал, а потом женский голос произнес в трубку: «Это тебе за непокорность!». О звонке он потом говорил следователю, но… Никто никого так и не нашел, хотя был свидетель, видевший отъезжающую машину и, что удивительно, запомнивший ее номер и марку. Правда, потом он от своих слов отказался.

Вот такая предыстория. Когда у ворот цеха прозвучал сигнал клаксона, я пошел открывать. В цех, рыча мотором, вкатился черный «бумер», БМВ по-общедоступному русскому. Из кабины выпорхнула блондинка с ярко накрашенными губами, в кожаной коротенькой курточке и обтягивающих круглую попку джинсиках. Из-за руля лениво вылез шкаф с антресолями в черных очках. И что же он видит-то, дятел? Ночь на дворе!

– А где Сережа с Леной? – прощебетала блондинка. – Мы с ними договаривались.

– Чай в подсобке пьют, сейчас позову.

– Нет, я сама позову, а ты машиной займись.

– Есс, мэм! – я отсалютовал ей зажатой в кулаке тряпкой. Девица вихляющей походкой направилась в угол цеха, к подсобке, а я повернулся к ее спутнику. И едва успел нырнуть за машину. Грохнул выстрел. Пуля, ударившись о подъемник, с визгом куда-то улетела.

– Иди сюда, козел! Все равно не убежишь! – проревел бугай.

– Не стреляй! – проблеял я противным голоском. – За что?!

– Плохо слесаришь, ха-ха-ха!

Убийца вальяжно вышел из-за «бумера», поигрывая пистолетом. И получил две пули в живот. Даже через темные очки мне было видно, как удивленно расширились его глаза. Я выстрелил еще раз, в грудь. Несостоявшийся убийца рухнул на колени, пистолет выпал из его руки. Тело привалилось к дверке автомобиля, голова опустилась. В нее я всадил еще одну пулю, контрольную. Прислушался. Внутри и снаружи было тихо. Подобрал бандитскую «беретту» и спрятался за «бумером». Из подсобки с пистолетом в руке выскочила блондинка.

– Гоша, там нет никого!

Увидев мертвого подельника, взвизгнула и вскинула оружие, заметив мою голову. Но я уже жал на курок, посылая пулю ей в живот. Звякнул выпавший пистолет. Прижав руки к ране, блондинка упала. Я подошел к лежавшей на полу несостоявшейся убивице и пнул ее по ребрам. Бандоска для меня не женщина, а выродок, забывший свое предназначение дарить жизнь, а не отнимать ее. Потому и отношение к ней как к татю, на татьбе пойманному. По Русской Правде. Вообразившая себя крутым мэном шалава заорала:

– Муса тебя на ленточки резать будет! И собакам бросать!

Я опять пнул горластую, но уже посильнее. Та заткнулась, закатив глаза.

– Ну, рассказывай, красавица, кто, что, зачем и почему?

– Не дождешься, козел! – прошипела едва слышно.

Еще один пинок по ребрам. Девица вскрикнула и, будто получив подзарядку, попыталась отползти. Живучая, стерва! С пулей в животе – и такая прыть! Непродуктивный допрос мне надоел. Я двумя руками схватил ее голову. И через несколько секунд физического контакта знал уже все. Достал «беретту». Девица, в ужасе завыв в голос, извиваясь, поползла куда-то. Под ней, просочившись сквозь джинсу, расплылась пахучая лужа. Я выстрелил. Вой прекратился, только ноги еще несколько мгновений елозили по полу. Пошарил по карманам ее одежды. Никаких предметов, тем более документов, у несостоявшихся убийц остаться не должно. Снял с ее шеи цепочку с кулоном, надел Еленину. Снял и два перстня, надев обручальное кольцо невестки майора, с надписью на внутренней стороне. По нему и было опознано тело. Закончив с фальсификацией улик, я вышел из подсобки и отправился к трупу «бычка» Гоши. Он и пристреленная мной Элеонора, в миру Катька-клофелинщица, были не местные и работали по найму. В области ни одна бандитская группировка их под себя брать почему-то не захотела. Вот и порхали вольные художники от заказа к заказу. И допорхались. Первая фаза операции прошла успешно.

Вывернул карманы у «бычка», снял с шеи золотую цепуру. Потом перерыл машину. Она у этой парочки была чем-то вроде квартиры на колесах. Много интересного нашлось, что нам может пригодиться. Включая радиотелефон. Оттащив труп на место его будущей находки, задумался о судьбе автомобиля. Забрать себе? Проблем больше, чем пользы. Отправить в 16-й век? Целиком в портал не пролезет, а частями – нет времени его здесь разбирать и возможности его там опять собрать. Да и дорог в Уругвае еще нет, а по пампасам эта пузотерка далеко не пройдет. Придется кузов резать «болгаркой» до неузнаваемости, номера снимать и жечь «бумера» вместе с хозяевами. Чем и занялся, а когда мастерская заполыхала, шагнул в портал.

Нас ждал настоящий пир! И счастливые лица. Женщины меня буквально зацеловали, даже Танюшка чмокнула в щеку. Приятно смотреть на радость людей, а участвовать в ее создании – стократно! Но время поджимало! Я не знаю, как повлияло мое вмешательство в прошлом на настоящее. А вдруг мы с майором какую-то мелочь упустили? Потому волевым решением я празднование здесь и сейчас отменил. И дал команду к эвакуации. Сразу посерьезнев, семья Шустовых принялась паковать вещи, благо было их не очень много. Но я посоветовал забрать все, буквально до гвоздя и иголки. Шестнадцатый век по сравнению с двадцатым все же гораздо беднее на материальные ценности. Телевизор, правда, забирать не буду. По понятной причине. А вот всю остальную электротехнику – обязательно. Пригодится вскоре. Проблему с электроэнергией я решу. Существуют ветрогенераторы, погружные генераторы, солнечные батареи, наконец! Натаскаю! Но это потом.

Заметить нашу суету с улицы было невозможно, шторы плотно задернуты. В покидаемой квартире останутся только они и громоздкая, советского производства, мебель в комнатах и на кухне. Все остальное упаковали в узлы. Семья, как водится перед дальней дорогой, присела на чемоданы, а я сходил в свой дом в Новороссийске Уругвайском и предупредил о гостях жену и слуг. Отдал необходимые распоряжения и вернулся. Вновь открыл портал и стал бросать в него все, что под руку попадалось. Но вот последняя табуретка исчезла в портале. Следом исчезли люди. Я, еще раз пройдясь по квартире, перекрыл водяные вентили, погасил свет, и через долю секунды стоял во дворе своей усадьбы.