Текст книги "Стеклянная свадьба"

Декабрь

– Почему ты ничего мне не сказала, – спросила я у Софи на следующий день, когда мы сидели в кафе «Руж» в Кенсингтоне.

– Как я могла? – ответила она. – Я тогда не слишком хорошо тебя знала, и в любом случае, что бы я сказала? Не подходи к Джосу даже на расстояние вытянутой руки, Фейт, – он бросил мою беременную сестру?

– Ну, если бы это была моя сестра, я бы так и сделала.

Софи вздохнула и отпила глоток капуччино.

– Когда я узнала, что вы встречаетесь, у меня было сильное искушение сказать тебе правду. Но я остановила себя, потому что видела, как ты счастлива, а я знала, что перед этим тебе пришлось нелегко. Я не хотела огорчать тебя, Фейт. Он сам должен был рассказать тебе обо всем. Он, а не я.

– Лучше бы ты мне рассказала, – сказала я, глядя в чашку. – Потому что это слишком серьезно.

– Была еще одна причина, по которой я молчала. Бекки взяла с меня клятву, что я никому ничего не скажу. Она обожает его, – просто объяснила она. – Она всегда преклонялась перед ним и надеялась – и верила, – что он вернется к ней. Так что она больше всего не хотела, чтобы я ходила и во всеуслышание перемывала ему косточки.

– Но ты… намекнула мне как-то раз. Теперь я понимаю.

Софи заправила за ухо светлую прядь коротких волос.

– Да, – сказала она. – Но я не могла сказать всего. В любом случае, – добавила она, – я решила, что ты и сама во всем разберешься рано или поздно. Потому что нельзя же, боже мой, спрятать ребенка!

Я снова взглянула на фотографию, которую София мне принесла. Малютка лежала в коляске и энергично размахивала пухлыми ручками и ножками. Ее лицо было миниатюрным слепком с Джоса.

– И он ни разу не приехал хотя бы посмотреть на нее? – удивилась я.

– Нет. Ни разу, – ответила она.

– А его мать знает?

– О да, – с жаром отозвалась Софи. – Бекки послала Ивонн фотографию, – объяснила она, – надеясь, что та, может быть, повлияет на Джоса. Но мать так восторгается своим ненаглядным мальчиком, что закрывает глаза на очевидные факты. Он – идеал, и точка. Считает, он даже испражняется золотом.

– Знаю. Ее дом – храм поклонения Джосу. – Я посмотрела в окно на Кенсингтон-стрит. Дед Мороз в ярко-красном наряде раздавал прохожим рекламные листки, зазывая в новый магазин. И вдруг я вспомнила кое-что, что сказала мне Ивонн. Она сказала, что Джос мог бы стать «прекрасным отцом». А он тогда уже им стал, подумала я со злой иронией, вот только «прекрасным» его вряд ли назовешь.

– Бекки дурочка, конечно, – продолжала Софи тихо. – Она просто не могла от него уйти.

– Но поначалу все складывалось удачно?

– Не совсем, – ответила она. – Она встретилась с ним в девяносто седьмом, когда училась в Слейде. Джос читал им лекции по сценографии, и у них завязался мимолетный роман. Через месяц он сказал ей, что все кончено, но Бекки уже была сама не своя. Это превратилось в роковую страсть. Она даже бросила учебу и устроилась на работу в «Колизей», где он тогда готовил спектакль. Он на тринадцать лет старше, – продолжала Софи, – все условия диктовал он. Да, он сказал, что они никогда не поженятся, – добавила она, кивнув, – но он продолжал встречаться с ней, если на горизонте не было лакомого кусочка. Но она, конечно, обманывала себя, что это настоящая любовь. Она верила, из-за того, что он все время возвращался, что рано или поздно он все поймет. Она так и говорила мне: «Вот увидишь, Софи, он прозреет и поймет». Но когда она сказала ему, что беременна… – Софи провела пальцем поперек горла, – он пришел в ярость, – продолжила она просто. – Он кричал, чтобы она избавилась от ребенка, и отказывался верить, что она беременна от него. Словно Бекки хоть раз посмотрела хоть в чью-то сторону!

– И что она сделала?

– Она решила не встречаться с ним, пока не родится ребенок. Она боялась, что еще один скандал – и у нее будет выкидыш. Так что целых семь месяцев она не показывалась ему на глаза; затем, в феврале, когда родилась Джози, она наконец позвонила ему. Он даже не спросил, мальчик родился или девочка, – и так ни разу и не видел дочь.

Слушая Софи, я вспоминала, как познакомилась с Джосом. В марте он раскатывал в своем открытом автомобиле, беззаботный и жизнерадостный, разбрасывая визитки всяким незнакомкам. И все это время он знал, что Бекки только что родила от него ребенка. Мне стало тошно при мысли об этом. И при воспоминании о том, как он делал подарки моим детям, игнорируя собственную дочь.

– Он не отвечал на звонки Бекки, – продолжала Софи. – Она грозилась, что приедет к нему домой с ребенком, но в конце концов не поехала – она была слишком расстроена. Она просто послала ему фотографию, на которую он, наверное, не посмотрел. Он поменял номер мобильного телефона, и она уже не могла ему звонить, а дома он все время включал автоответчик.

Я вспомнила, как он украдкой от меня прослушивал записи, наклоняясь к аппарату и приглушал звук.

– Потом, в июле, – продолжала Софи, – Бекки поняла, что не может до него дозвониться. Он заблокировал телефон от ее звонков.

– А. Это режим отклонения вызовов, – сказала я.

– Что?

– Отклонение вызовов. Это услуга Бритиш Телеком. Моя подруга Лили рассказала ему о ней, потому что он жаловался на то, что ему кто-то надоедает.

– Да, для него Бекки была просто надоедливой девчонкой, – вздохнула Софи. – Но именно потому, что она не могла больше связаться с ним, она сказала мне, что собирается обратиться к тебе за помощью. Она предупредила Джоса, написав ему в письме, что именно так и поступит, если он ей не позвонит. Я просила ее не делать этого… Для тебя это, должно быть, было шоком.

– Не то слово, – сказала я. – Я и подумать об этом не могла, за все эти семь месяцев он даже не заикнулся о ребенке.

– Все так запуталось, – вздохнула Софи. – Ей двадцать четыре года, ни работы, ни мужчины, и ребенок на руках. Я весь год платила за ее квартиру, и ее подруга Дебби очень помогла.

– Дебби? – спросила я. – Знакомое имя.

– Она лучшая подруга Бекки со времен Слейда. Бекки попросила ее стать крестной Джози, она начинающий театральный художник, сама строит свою карьеру.

Дебби… Это та девушка в Глайндборне. Девушка, которая сделала то странное замечание. Что она сказала? Ах да: «Я слышала, вы участвуете в одном… занятном спектакле». Теперь понятно, что она имела ввиду. Потом я вспомнила, как Джос солгал мне, сказав, что Дебби недовольна тем, что он не дал ей работу в «Мадам Баттерфляй». «Мадам Баттерфляй»… Я рассмеялась про себя. Не удивительно, что Джос с таким негодованием рассуждал тогда об этой истории – опера явно задела его тайные струны.

– Он – дерьмо, – сказала я Софи. Этот факт отнюдь меня не расстроил. Наоборот, я чувствовала себя на удивление спокойно. – Он просто дерьмо, – повторила я.

– Да. – Она пожала плечами. – Это так. Он легко мог позволить себе поддержать Джози – и в конечном итоге, ему все равно придется это сделать, но до сих пор он не дал ей ни гроша.

– А ваши родители? – спросила я.

– Они оба умерли, – ответила она. – Погибли в автомобильной катастрофе шесть лет назад. Конечно, это потрясло нас, – продолжала она. – Бекки даже больше, чем меня. Это сделало ее очень привязчивой, а Джос как раз из тех, кто нуждается в любви. Но ей это простительно, она еще очень молода. Джос ее просто использовал.

– Но разве она не была против, когда он встречался с другими женщинами?

– Конечно, это рвало ей душу на куски. Хуже того, он все рассказывал ей о своих подружках, зная, что она всегда его простит. Мне стыдно говорить так о собственной сестре, но мне кажется, у Бекки нет гордости. Нет ничего, чего она не сделала бы для Джоса, – добавила она. – В ее глазах он непогрешим.

– Даже теперь? – не поверила я.

– Да, – сказала она. – Даже теперь. Он – любовь всей ее жизни, – продолжала она. – Она примет его обратно, не раздумывая. Она верит, что когда он увидит малышку, он вернется. Но я-то знаю, что этого не будет. Достаточно вспомнить его прошлое, – продолжала она горячо, – для Джоса отец – это тот, кто бросает семью, потому что его отец так поступил. Я никогда не встречалась с ним лично, – объяснила она. – Я не хочу. Но я знаю о нем все по рассказам Бекки. Он требует любви и восхищения, – добавила она, – но как только их получает, теряет всякий интерес. Все, что ему надо услышать, – что женщина его любит, но стоит ей произнести сокровенные слова, он начинает ее презирать и идет дальше. Его вполне устраивало, что он может встречаться с Бекки время от времени. Он считал, это ни к чему не обязывает. Он ошибался.

– Я никогда не признавалась ему в любви, – задумчиво сказала я, глядя в окно.

– Мудрое решение, – отозвалась Софи. – Вот почему ваш роман длился так долго. Но если бы ты призналась, его бы тотчас же след простыл.

– Это была не игра, – пояснила я. – Я не могла заставить себя признаться ему в любви, потому что это было бы неправдой. Я не люблю Джоса, – сказала я ровно. – И никогда не любила. Я люблю своего мужа, но мы с ним разводимся.

– Сочувствую, – сказала Софи искренне. – Так значит, ты не можешь… простить его?

– Да нет, – ответила я, глотая комок в горле, – самое смешное, что могу. Я простила его. Но потом… – я не хотела посвящать Софи во все подробности. – Потом опять все пошло не так. И я приняла отчаянное, жалкое решение остаться с Джосом.

– Ты уже сказала ему, что знаешь о ребенке? – спросила она, пока мы ждали счет.

– Нет, – ответила я. – Сначала я хотела поговорить с тобой. Он думает, я хожу по магазинам в Чизуике, он понятия не имеет, что я виделась с тобой.

– И что ты будешь делать? – спросила Софи, вставая.

Я тоже поднялась и еще раз взглянула на фотографию Джози.

– Встречусь с ним еще раз, – сказала я.

Когда я шла к метро «Хай-стрит-Кенсингтон» сквозь потоки людей, снующих в поисках подарков, я подумала о Лили. Я еще не рассказала ей о том, что узнала про Джоса, потому что мне просто не хотелось ее видеть. Я сердилась на нее – да что там, злилась – за то, что она толкала меня в его объятья. Вот именно это она и делала, поняла я. Все это время. Конечно, она не знала про ребенка – если бы знала, она, конечно, сказала бы мне. Но с самого начала знакомства с Джосом она неустанно его расхваливала, и теперь мне было интересно знать почему. Я вспомнила, как не так давно она запаниковала, узнав, что Джос мог бы меня бросить. Теперь, по дороге домой, под грохот колес я припомнила все, что она говорила мне.

Он красив и талантлив.

Он никогда не предаст тебя.

Остаться одной – это кошмар, ты же знаешь сама.

Питер уже сделал это раз, он сделает это снова!

Тебе так повезло, Фейт, что ты встретила Джоса.

Мы с Дженнифер просто в восторге.

Еще я вспомнила обо всем, что Лили делала для меня все это время. Как она давала мне поносить платья от Армани и другую дорогую одежду, как она согласилась посидеть с детьми. Я думала о том, как она фотографировала нас для своего журнала. И вспомнила ее с трудом сдерживаемую ярость, когда я призналась в том, что встречалась с Питером.

Я думала о Джосе и о том, как с самого начала меня что-то сдерживало, хоть я и пыталась подавить это чувство. Я вспомнила, как он соврал про карри собственного приготовления, про компьютер Мэтта, про то, как он флиртовал с мужчиной, чтобы получить работу. Я вспомнила его истерию с «Мадам Баттерфляй» и совершеннейшую ложь в «Санди Таймс». Вспомнила, как он накричал на Грэма – это было так ужасно и так нелепо. Теперь в памяти всплыл и его сон про то, как он голый стоит в опере. Я-то наивно полагала, что это признак честности, но Кейти интуитивно поняла, в чем тут суть: это был страх от того, что неприятная правда может выплыть наружу. Именно этого он и боялся – правды о ребенке. То, что у него есть ребенок, меня не беспокоило – с чего бы? Он потерял мое уважение, потому что мог поступить порядочно, но не поступил. Но еще больше меня убивала его ложь – неприкрытая, вопиющая ложь. Питер никогда мне не лгал, подумала я. Питер всегда говорил правду. В чем еще способен солгать Джос, если он солгал в этом?

Я открыла дверь, и Грэм бросился навстречу, встретив меня залпом радостного лая.

Я присела, обняла его и посмотрела в добрые карие глаза.

– Должна извиниться перед тобой, дружок, – сказала я. – Ты был прав от и до.

– «Крюг»! – весело воскликнул Джос вечером того же дня. – Это же просто праздник!

– Да, – сказала я. – Почему бы нет? Боюсь только, это не марочное шампанское.

– Ничего, – сказал он с улыбкой, – выпьем и такое.

– Говорят, «Крюг» положено пить на крестинах.

– Неужели? – рассеянно бросил он. – Никогда бы не подумал.

– Значит, ты не бывал на крестинах в последнее время? – сказала я.

– О нет – уже тысячу лет. Какое чудо! – воскликнул он, глядя на календарь Рождественского поста,[131]131
  Большая цветная карточка с маленькими пронумерованными «окошками»: их поочередно открывают в течение рождественского поста, при этом появляется миниатюрная картинка на библейскую или рождественскую тему.


[Закрыть] который я повесила на стену накануне. – Я очень люблю эти календари, только ты еще не открыла сегодняшнее окошко. Я открою – ого! – чемодан. Это что-то напоминает мне, Фейт. Ты уже упаковала вещи?

– Не совсем, – отвечала я.

– Будешь путешествовать налегке? – спросил он, обнимая меня за талию.

– Только на этот раз.

– Ждешь отпуска?

– О да.

– Ммм – утка! – одобрительно воскликнул он несколькими минутами позже, когда мы сели к столу.

– На самом деле это утенок, – подчеркнула я, ставя на стол овощи. Это были крошечные свежие картофелины, бобы, маленькие початки сладкой кукурузы, миниатюрная морковь и малышки цуккини.

– Прямо овощной детский сад! – усмехнулся он.

– Мне нравятся овощи-малютки, Джос, а тебе? – Он улыбнулся и пожал плечами. – Обожаю маленькую морковь, горошек, кукурузу. А тебе нравятся малютки? – Он кивнул, потом отпил шампанского. – Нравятся? – повторила я. – Я не уверена, что это так. Нет, Джос. – Я вздохнула и покачала головой. – Я совсем в этом не уверена. Видишь ли, у меня такое впечатление, что ты не очень-то любишь малюток, особенно – свою собственную.

Он медленно опустил нож и вилку и посмотрел на меня таким пронизывающим взглядом, словно пытался прочесть все мои мысли. Но я решила, что уже достаточно с ним поиграла. Не садистка же я.

– Джос, – сказала я тихо. – Я знаю. Повисло молчание, и я слышала, как тикают кухонные часы.

– Что? – спросил он недовольно. – Что ты знаешь?

– Про ребенка, – сказала я.

Джос положил нож и вилку на край тарелки.

– Полагаю, Бекки рассказала? – сказал он.

– Да. Она рассказала. Но почему, ради всего святого, ты сам не сказал?

– Потому что это тебя не касается, – хладнокровно ответил он, снова берясь за вилку.

– Ты уверен в этом, Джос? И что же заставляет тебя думать, что можно оставаться со мной рядом на протяжении семи месяцев и не рассказать мне о своем ребенке?

– Послушай, – он начинал заводиться, – у меня было очень… трудное время. У меня большие проблемы с ней.

– Это мне известно, – тихо ответила я. – И еще мне известно, что у нее большие проблемы с тобой. Ты лгал мне, – продолжала я с милой улыбкой, – так же, как лгал во многом другом. Но эта ложь слишком серьезная, Джос, потому что ты сказал мне – у тебя нет детей. Когда мы познакомились, помнишь? Я спросила тебя, и ты ответил – нет.

– Я не думал, что он мой, – защищался он, – и я все еще не верю.

– Да? А я верю, – сказала я спокойно. – И кстати, это не он, а она.

Я встала, подошла к шкафу и достала фотографию, которую Софи дала мне на время.

– Ты уверен, что она не твоя? – спросила я, кладя снимок перед ним. Он вздрогнул и посмотрел в сторону. – Она удивительно похожа на тебя, Джос. Те же большие серые глаза, тот же рот, те же светлые кудри. И зовут ее так же.

Я убрала фотографию и снова села к столу.

– Это моя проблема, – настаивал он. – Это не имеет к тебе никакого отношения.

– Нет, Джос, честно говоря, имеет. Потому что теоретически я могла стать ее мачехой, так что мне, естественно, хотелось бы все знать. Но главное, мне теперь интересно, в чем еще ты мог обмануть меня, если ты готов был лгать про это?

– Это просто кошмар, – простонал он, запуская пальцы в волосы. – Я не хотел впутывать тебя, Фейт, потому что было нечестно расстраивать тебя по этому поводу.

– Да ладно, Джос, – сказала я устало. – Ты просто не хотел расстраиваться сам. Софи говорит, ты не дал Бекки ни гроша. Нисколько. Это правда?

– Тебя не касается, давал я ей денег или не давал! – резко ответил он. – И нечего было слушать эту, эту чокнутую… лесбиянку!

Меня не удивила его агрессивность. В конце концов, сказала я себе, это человек, который кричит на собак.

– Ты прав, Джос, – сказала я невозмутимо. – Это меня не касается. Больше не касается. Потому что мы расстаемся.

Он уставился в стол.

– Но я не понимаю, что это меняет между нами, – простонал он.

– То, что ты не понимаешь этого, еще раз подтверждает, что нам не стоит быть вместе.

– Так значит, ты бросаешь меня? – зло сказал он, и его губы сжались в знакомую тонкую линию. – Ты пытаешься избавиться от меня? Я правильно понял?

– Да, полагаю, что правильно.

– Я не позволю тебе сделать это! – сказал он.

– Извини, Джос, но, боюсь, у тебя нет выбора. Я знаю, что обычно ты сам рвешь с женщинами, но на этот раз я расстаюсь с тобой. Не из-за ребенка, а потому что я тебе больше не верю. Ты – лжец, – сказала я. – Я всегда это знала и, честно говоря, я не была влюблена в тебя. – При этих словах он посмотрел на меня потрясенно, его глаза метали молнии. – Что-то в тебе было не то, – продолжала я, – и теперь я знаю что. Ты как будто не настоящий. Ты – только то, что видится на поверхности. Ты похож на свои картины: смотришь и кажется, что все как настоящее, но это обман зрения. Ты – очаровательная иллюзия, только и всего.

– Я делал для тебя все, – бросил он.

– Да, – сказала я, – делал. Но только потому, что хотел заставить меня полюбить тебя. «Я сделаю так, что эта женщина влюбится в меня» – разве не это ты говорил себе? А в последнее время ты был особо мил, и теперь я понимаю почему – ты знал, что история с Бекки вот-вот всплывет, и пытался подольститься. Но, честно говоря, Джос, то, что ты делал для меня, не меняет того, как ты обошелся со своим ребенком.

– А как бы ты чувствовала себя на моем месте? Что делать, если категорически говоришь женщине, что ваши отношения случайность, а она берет и поступает так! Ты могла бы проявить сочувствие, ведь и с Питером сейчас произошло то же самое.

– Разница между тобой и Питером заключается в том, что он поступит так, как подобает честному человеку. Бекки нужны деньги, – сказала я. – Ты с легкостью можешь позволить себе заплатить.

– О, она получит свои деньги в конечном счете, – бросил он нагло, – но я не собираюсь облегчать ей задачу, потому что все это ее чертова вина.

– Почему это ее вина? Ведь это ты занимался с ней сексом, зная, что она сходит по тебе с ума.

– Да. Но я был честен. Я говорил ей, что у нас с ней ничего не выйдет. Я все время говорил ей, – в его голосе слышались истерические нотки, – я все время говорил ей, чтобы она нашла себе нормального парня.

– Как благородно с твоей стороны, – сказала я.

– Я не думал, что она сделает это, – проскулил он, и черты его красивого лица перекосились от досады.

– Джос, почему ты думал, что не сделает?

– Потому что это было бы моральным самоубийством, вот почему. Я даже не притворялся, что люблю ее. Так зачем ей было рожать ребенка от меня?

– Потому что она любила тебя. Ты знал это. И должен был принять меры предосторожности.

– Я принял меры. Я дал ей денег.

– Ты дал ей денег? – спросила я слабым голосом. – На что?

– На аборт.

– И это ты называешь осторожностью? – воскликнула я с глухим смехом. – Надо быть самоубийцей, чтобы продолжать отношения с тобой. Бедная Бекки! – сказала я. – Чем больше ты говоришь, тем более низко все это выглядит. Ты поступил, как Пинкертон, – спокойно заметила я. – Ничуть не лучше.

– Но ей были известны правила игры! – прошипел он. Он поднялся и смотрел на меня горящими глазами. – Ей были известны правила, – повторил он, разрубая левой рукой воздух. – Она знала, что это случайные отношения, так что ей некого винить, кроме себя самой! – Я подумала, что уже слышала это. Именно так он говорил о Чио-Чио-сан тогда в театре. – Она просто сумасшедшая стерва, которая пытается вызвать к себе жалость, – добавил он с презрением. – Она свихнулась на идее принести себя в жертву. Я говорил ей не рожать! – прошипел он, доливая «Крюг» себе в бокал. – Я говорил ей, что заплачу за аборт, но эта глупая овца отказалась. Я надеялся, у нее будет выкидыш, – продолжал он, и его голос сорвался на истерику. – Я молился, чтобы так было, – взвизгнул он, – становился на колени и молился. О да! – выкрикнул он, размахивая бутылкой. – Если бы у Бекки случился выкидыш, я бы все здесь уставил марочным «Крюгом»!

Эти слова были как удар в солнечное сплетение. Я смотрела на него, не испытывая никаких чувств, кроме презрения.

– Я хочу, чтобы ты ушел, – сказала я тихо, чувствуя, что внутри у меня все клокочет. – И пожалуйста, позвони завтра в турагентство и скажи, что летишь на Карибские острова один.

Когда он ушел, я так и сидела в гостиной, глядя в пустоту. Грэм, чувствуя, что мне плохо, подошел и положил голову мне на колени.

– Ты такой умный, – сказала я ему, поглаживая за ушами. – Ты сразу все понял. Я думала, Джос мой спаситель, а это был только призрак.

Я лениво взяла тот номер журнала «Я сама», который прихватила на игре в поло. Я перечитала тест на совместимость, и мне стало смешно и стыдно.

Есть ли у вашего партнера привычки, которые вас раздражают? – спрашивалось в первом пункте. Да, боюсь, что есть. Ваш партнер всегда говорит вам правду? К сожалению, нет. Проще говоря, он врет. Нравится ли ваш партнер вашим родным и друзьям? Не совсем – особенно собаке. И наконец: приходилось ли вам испытывать беспокойство в связи с какими-нибудь высказываниями или поступками вашего партнера? С мрачной улыбкой я стерла написанное карандашом июльское «нет» и ручкой жирно вывела – «да».

Через три дня, когда я пришла с работы, на коврике у двери лежала пачка писем, а на автоответчике мигал огонек.

– Дорогая! – услышала я в записи голос Лили и стала просматривать почту. – С днем рождения!

– Спасибо, – буркнула я себе под нос.

– Мы так давно не виделись! Я как раз тебя вспоминала, потому что Дженнифер Анистон сбежала вчера вечером.

– Какая трагедия, – сказала я.

– Представляешь, она одолела всю Кингс-роуд, баловница.

– Как же она сумела найти дорогу? – хмыкнула я.

– Надеюсь, Джос ведет тебя сегодня ужинать в какое-нибудь сказочное местечко, а на днях вы улетаете на Карибы!

– Нет, – сухо сказала я, открывая первое письмо – поздравительную открытку от детей.

– Если не увидимся до твоего отъезда, счастливого пути. Но я звоню, потому что только что получила из типографии январский номер журнала и горю от нетерпения прочитать тебе твой гороскоп. Прогноз прекрасный, дорогая. В твоей жизни все наладится.

– Неужели?

– Сейчас. – Было слышно, как она театрально прочищает горло, прежде чем начать читать. – Стрельцы – знак мечтателей, в этом месяце все ваши мысли только о любви. – Я подавила невеселый смех. – В день полнолуния, шестого января, вы поймете, почему один человек не перестает вас любить. Ну разве не восхитительно, дорогая?

– Нет, – прошипела я.

– Просто хотела поделиться с тобой. Покаааааа!

Второе сообщение было от мамы. Она тоже поздравляла меня с днем рождения и спрашивала, когда я привезу Грэма. Боже! Я совершенно забыла сказать ей. Я тут же ей перезвонила.

– Мне уже не нужно, чтобы ты сидела с Грэмом, мам, – сказала я. – Необходимость отпала.

– О, дорогая. Как жаль. Почему?

– Я просто… передумала, – объяснила я.

– Но Терке и Кайкос божественны!

– Не сомневаюсь, мама, но я не хочу лететь.

– А как Джос? Что с ним?

– Он в режиме отклонения вызовов. Я больше с ним не встречаюсь.

– О боже, – сказала она. – Почему? Я хочу сказать, разве вы не подходили друг другу?

– Нет, мы совершенно разные, – ответила я. Я подумала про три новых летних платья. – Это был просто эпизод.

– И как же ты собираешься провести сегодняшний вечер? Ведь, как-никак, это твой день рождения.

– Боже мой, мама, я не знаю, и, честно говоря, мне совершенно все равно.

Я открыла оставшуюся почту. Пришла милая открытка от Питера – без текста – просто «П» и крестик. Сара тоже прислала открытку, и еще одна пришла от Мими и Майка. Потом я вскрыла конверт от Роури Читем-Стэбба и уставилась на предварительное решение суда. Это пришло несколько дней назад, – говорилось в сопроводительной записке. – Решение суда вступит в силу через полтора месяца, если не будет оспорено. Я решил, вам захочется оставить себе экземпляр. Да не очень-то, подумала я. Я прочла этот документ с чувством полного поражения, в груди что-то сжалось. Вот оно, фактическое подтверждение тому, что мой брак развалился. Я словно держала в руках бомбу замедленного действия, которой предстояло разорваться через какое-то время. Что ж, пока я спрятала письмо в ящик стола. Дети скоро вернутся домой из школы, и мне хотелось защитить их от подробностей нашего с Питером разрыва, хотя им и предстояло еще узнать про Энди.

Я с трудом поднялась наверх, слыша, как сквозь пелену, веселый колокольчик мороженщика, и рухнула в постель. Но этот день оказался из тех, когда, несмотря на страшную усталость, я никак не могла заснуть. Не в последнюю очередь из-за того, что без конца звонил телефон. Обычно я оставляю автоответчик, но сегодня все вставала и вставала, отвечая на звонки. Сначала позвонила Софи спросить, как прошла моя встреча с Джосом. Еще она рассказала, что ей снова дали работу на Би-би-си. Потом позвонила Сара. Накануне Энди была у нее в гостях, и теперь Сара метала гром и молнии.

– Она превращает беременность в спектакль! – воскликнула она. – Это же просто смешно! Этого она не ест, того она не ест, принялась меня расспрашивать, как и что я готовлю, а потом обвинила меня в том, что я, дескать, дала ей непастеризованный творог. Нет, ну ты подумай, у нее же еще совсем маленький срок, а она явилась, можно сказать, в плащ-палатке. Питер выглядел несчастным, Фейт, – продолжала она на одном дыхании, – я никогда еще не видела его в таком состоянии. Он приехал прямо с работы – и это в субботу! – наверное, просто чтоб не видеть ее подольше, вот что я думаю! Яблоко от яблоньки… – продолжала она с горечью, – боюсь, он поступает так же, как его отец в свое время. Мэйбеллин! – она презрительно фыркнула. – Ну и имечко!

Мы посплетничали еще минут пять, потом я пошла на кухню и сварила кофе. Подойдя к рождественскому календарю, я открыла новое окошко. «Дождик», обрамлявший календарь, отклеился и соскользнул на пол. Вот, подумала я, все правильно. Мишура облетела, и вещи утратили свой блеск. Все как в жизни. В маленьком окошке оказалось блюдечко черешни. Ммм. Правильно, подумала я, вот все, что мне осталось.

Остаток дня я провела, дав волю хандре. Я чувствовала себя как челн, брошенный на волю волн. Ибо мой развод приобрел совершенно реальные очертания, и скоро Питер увезет свои вещи. Я обошла дом, мысленно отмечая все, что принадлежало ему. Грэм повсюду следовал за мной. Вот два старых пиджака на вешалке в холле, вот его резиновые сапоги и другая обувь. Я прошла в гостиную и осмотрела книги. Как много их у Питера – сотни – вдоль всех стен. Я вдыхала их сладковатый пыльный запах, и сердце сжималось. Вот новенькие издания в глянцевых бумажных переплетах, вот твердые обложки, несколько драгоценных первых изданий. Вот оранжевые «Пингвины», вот строгая черная классика, вот все романы «его» авторов, как же без них? Занятно, на что начинаешь обращать внимание в определенном настроении. Я заметила, что мой взгляд прикован к «Концу одной любовной связи»;[132]132
  Роман Грэма Грина (1951).


[Закрыть] да, сокрушенно подумала я, действительно конец. Потом я заметила «Простишь ли ты ее?» Троллопа. Нет, подумала я с горечью, не смогу. Потом мое внимание привлек «Холодный дом»,[133]133
  Роман Чарлза Диккенса (1853).


[Закрыть] и я подумала, да, этот дом теперь такой холодный. «Тяжелые времена»[134]134
  Роман Чарлза Диккенса (1854).


[Закрыть] впереди, именно так, поняла я, медленно двигаясь вдоль стеллажа, и я уже пережила «Упадок и разрушение».[135]135
  Имеется в виду сочинение Эдуарда Гиббона «История упадка и разрушения Римской империи» (1776–1788).


[Закрыть] А вот «Радуга»,[136]136
  Роман Дэвида Герберта Лоуренса (1915).


[Закрыть] но где же, скажите на милость, моя радуга? Я взяла в руки «И пришло разрушение»[137]137
  Роман нигерийского писателя Чинуа Ачебе (1958).


[Закрыть] и поняла – мой мир разрушен. Мне осталась лишь «Пригоршня праха».[138]138
  Роман Ивлина Во (1934).


[Закрыть] Воссоединение с Питером кончилось катастрофой, новая жизнь с Джосом оказалась иллюзией. Впервые за всю свою сознательную жизнь я оказалась совершенно одна.

– Я теперь сама по себе, – сказала я себе, заходя вечером в ванную в сопровождении Грэма. Мне тридцать шесть, дети уже почти выросли, у меня нет ни друга, ни мужа.

Я снова рассматривала творение Джоса с роскошными пальмами и морем цвета бирюзы. Все это манило и притягивало, дразня яркими красками, но это был всего лишь обман. Я спустилась в подвал, нашла банку белой эмали и кисти, вернулась со всем этим наверх. Я принялась закрашивать картину уверенными широкими мазками. Вперед-назад взлетала кисть, мягко шлепая и перечеркивая лазурное небо и сверкающий на солнце песок.

Струйка краски побежала вниз, скрыв под собой ракушку моллюска, когда я одним взмахом кисти убрала с глаз долой лодку рыбака. Тут я не выдержала и всхлипнула, потом еще, и вскоре лицо уже было мокрым от слез. Думаю, я проплакала бы еще очень и очень долго, если бы не зазвонил телефон.

– Мамочка, с днем рождения! – весело крикнул Мэтт.

– Спасибо, милый, – промычала я.

– День прошел хорошо?

– Да, просто замечательно, – сказала я.

– У тебя что, простуда?

– Нет, – ответила я, глотая слезы. – В смысле, да. Да… небольшой насморк, ничего страшного.

– Вы вместе с Джосом пойдете в ресторан?

– Нет, – тихо сказала я. – Не пойдем. Собственно, я должна признаться, мы с Джосом вообще никуда уже не пойдем.

Повисла пауза, я услышала возню рук, передававших телефон, потом голос Кейти.

– Мам? Это я. Что случилось?

– Ничего. Так, житейские мелочи.

– Так вы летите на Карибы?

– Э, нет. Я не лечу. Не сейчас.

– Так значит, ты бросила Джоса?

– Ммм…

– Надеюсь, что бросила.

– Ну, раз уж ты спросила – да.

– Вот и чудесно. Нам он всегда казался занудой, – объяснила Кейти. – Папе в подметки не годится. Ты хочешь поговорить об этом? – бодро предложила она. – Я могу помочь тебе во всем последовательно разобраться.

– Да нет, Кейти, спасибо! – сухо ответила я.

– Я думаю, тебе нужна небольшая когнитивная терапия.

– Уверяю тебя, никакая терапия мне не нужна.

– Но тебя вот-вот могут захлестнуть отрицательные эмоции.

– Нет у меня никаких отрицательных эмоций, – сказала я, прижимая к глазам мокрую салфетку.

– Так что ты собираешься делать вечером?

– Ничего. Побуду дома. Мне нужно кое-что… докрасить.

– А, отличная трудотерапия.

– Да нет, просто мелочь, с которой надо покончить. Ладно, давай-ка сменим тему – расскажи, как ваш спектакль?