Текст книги "Я в порядке, и ты тоже"
Автор книги: Камилла Пэган
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– А можно ли участвовать в работе общества, не заседая в совете? – спросила я, обращаясь скорее к себе, чем к Дженни. Взяться за детскую литературу, даже если я не могла найти в себе силы изложить на бумаге свои задумки, было одним из моих новогодних решений. Год быстро приближался к концу, а я не сделала ни шагу к тому, чтобы достичь своей цели. Но, возможно, волонтерская работа была бы неплохим способом продвинуться вперед и, по ходу дела, восстановить отношения с Соней.
– Я постараюсь узнать. – Перестав вытирать губкой стол, Дженни склонила голову набок и посмотрела на меня. – А что, ты хочешь присоединиться ко мне?
– Может быть.
Она снова принялась вытирать мрамор.
– Знаешь, ты такая везучая.
Сидя на высоком табурете, который, как я случайно узнала, стоил больше, чем все, что было на мне надето, плюс сумочка, которую я повесила на крюк в передней, я прихлебывала прекрасное вино из дорогого бокала, из сервиза, который спонсоры Дженни прислали ей в знак благодарности за то, что она разрешила им разместить рекламу на своем сайте. (То, что компания благодарила Дженни за то, что она позволяла им платить ей, все еще не укладывалось в моей голове.)
– В смысле?
Смахнув крошки с ладони в мусорное ведро, она положила губку в посудомоечную машину.
– Неважно.
– Нет, скажи, – настаивала я. – Я могла бы воспользоваться побочным доходом от того, что я – Пенелопа.
– Ну… – На долю секунды Дженни наморщила нос. – Просто здорово, что ты хочешь быть волонтером, Санджей поддержит тебя, – быстро добавила она. – Я отнюдь не пытаюсь преуменьшить твои проблемы.
Одна из проблем заключалась в том, что Санджей, конечно, поддержал бы мою идею стать волонтером, но, когда после этого я вернулась бы домой, ленч для детей не был бы приготовлен и, несмотря на мою просьбу оплатить счет за воду, покопавшись в почтовом ящике, я нашла бы уведомление о том, что наша постоянная просрочка обойдется нам в дополнительные двадцать пять долларов, что означало бы, что мы должны оплатить счет в ближайшие два рабочих дня.
Поэтому, вместо того чтобы грезить наяву о том, что мой муж страстно прижмет меня к стенке, я фантазировала о том, чтобы заменить его на жену.
Я посмотрела на Дженни, затем на кастрюлю, от которой кухню наполнял запах, как во французском бистро, потом опять на Дженни. Что же тогда делал Мэтт, если не поддерживал ее? Дженни говорила, что он слишком любит после работы возвращаться в чистый дом и к горячей пище, но, если быть честной, я почти не винила его за это. После долгого дня, проведенного в офисе, я устремлялась к тому же, хотя мне хватило бы, если бы кто-то (и не обязательно Санджей) встречал меня у дверей с бокалом только что смешанного мартини.
В чем я никогда не отваживалась признаться Дженни, так это в том, что она казалась мне одной их тех, кто увлечен главным образом своими домашними обязанностями. Я слышала, как Мэтт, вместо того чтобы ворчать на нее по поводу дома, хвалится успехами Дженни – как ей удается делать то, о чем многие могут только мечтать, и что она превратила свое увлечение любимым делом в хорошо оплачиваемую работу. (Если верить слухам, распространяемым в интернете, реклама на ее сайте приносила Дженни несколько сотен тысяч долларов годового дохода.)
Мне так и не представилась возможность осторожно намекнуть Дженни на то, что, на мой взгляд, Мэтт очень поддерживает ее, потому что на кухню примчались Майлз и Сесили, чтобы показать нам больницу для котят, которую они только что построили, а когда они закончили, я быстро допила вино, и пришло время ехать домой и приступать к менее приятным повседневным обязанностям.
Мы с Дженни попрощались на кухне, и все, я даже не помню, взглянула ли я на нее после того, как обняла, не говоря уже о том, что я не обратила внимания на выражение ее лица, пытаясь протащить Майлза за собой через дверь. Он умолял меня оставить его, а я отказала, не дав задержаться даже ненадолго. Потому что было воскресенье, и у нас оставалась куча дел, и я представления не имела о том, что моя подруга нуждается во мне, и что, наспех прощаясь с ней, я в последний раз вижу ее живой.
* * *
Вернувшись на собственную кухню и попивая шардоне по семь долларов за бутылку, я напряженно пыталась вспомнить, что же я упустила. Это была пустая затея, невозможно нажать кнопку ускоренной перемотки в своей голове и мгновенно заметить то, что ты сначала проглядела.
И тем не менее я пыталась. Дженни не ответила, когда я сказала, что отлично, что Мэтт всю неделю будет дома. Тогда я почти не обратила на это внимания. Как и любая другая, Дженни порой без явной причины уводила разговор в сторону.
Будь я повнимательнее, заметила бы я гримасу на ее лице, когда она услышала мои слова о Мэтте? Или, если бы я получше присмотрелась к ней, увидела бы я, что она… прибалдевшая? Именно так действуют болеутоляющие, верно? (В последний раз я принимала что-то посильнее «тайленола», когда училась в средней школе, после того как мне удалили зуб мудрости. Я припомнила фруктовое мороженое на палочке, на котором жила целую неделю, но не смогла вспомнить, как на меня подействовало лекарство.) Не был ли у Дженни чуть остекленевший, заторможенный взгляд? Не была ли ее речь чуть невнятной?
В последнее время она слегка похудела, временами, возможно, была немного рассеянной. Но не похоже, чтобы она принимала наркотики, даже если называть вещи своими именами – ни по воскресеньям, ни в любое другое время.
Более того, я не могла представить, чтобы такой идеально воспитанный, всегда держащий себя в руках человек, как Дженни, злоупотреблял болеутоляющими средствами. Принимать их? Конечно, я знала, что эндометриоз приносил ей адские мучения, хотя у меня всегда создавалось впечатление, что ей хватает назначенных ибупрофена и гормонов. Если она переключилась на выписанные врачом болеутоляющие, почему она не сказала об этом мне? Может быть, проблема обострилась внезапно? Может быть, Дженни стыдилась того, что нуждается в чем-то более сильном, чем лекарства, которые продают без рецепта? Я знала, что она терпеть не могла принимать таблетки.
По крайней мере, так она говорила мне.
Я могла бы подумать, что она не нарочно умолчала о том, что принимает обезболивающие, если бы не бессовестная ложь о ее так называемом счастливом браке.
Не считая намека на то, что Мэтт не поддерживал ее, и то в последний день, когда я видела ее, Дженни никогда не давала ни малейшего повода заподозрить, что жизнь в их блестящем раю полна треволнений. Она терпеть не могла его частые отлучки, но она вела себя так, словно это было неизбежностью в их жизни, а не следствием глубокого разрыва между ними.
В течение всего нескольких часов на смену того, что, как мне казалось, я знала о Дженни, пришли знаки вопроса и неуверенность.
Я опрокинула стакан до дна. Остатки вина, стекая с языка, обожгли мне горло. Я чихнула и закашлялась, отчего у меня защипало в носу, а глаза, все еще мокрые от слез, повлажнели еще больше.
Когда я наконец откашлялась, я сползла со стола и поставила стакан в посудомоечную машину, потому что оставить его в раковине значило бы создать для себя в два раза больше работы. Потом я поднялась наверх и снова легла в постель рядом с Санджеем, который по-прежнему пребывал в нокауте. Небо, должно быть, прояснилось, потому что сквозь шторы в комнату струился лунный свет. Я покрепче зажмурилась, стремясь погрузиться в темноту.
Но спустя несколько минут глаза, как по команде, раскрылись, я никогда быстро не засыпала. Перевернувшись на бок, а потом на живот, я попыталась осознать истину.
Дело было именно в том, что я рассказывала Дженни почти обо всем, а она, как оказалось, не рассказывала мне ничего. Я все еще испытывала злость, но теперь она соперничала с разочарованием и стыдом от того, что я была наивной, думая, что она откровенна со мной до конца. В самом деле я чувствовала себя такой подавленной, как никогда, и это было нелегко для той, кому собственная мать сказала, что недостаточно любит ее для того, чтобы оставаться рядом.
В последний раз, когда я видела Дженни, она встретила меня словами о катастрофе. Возможно, она ничего не подразумевала под этим.
А возможно, подразумевала. А я отреагировала так же, как Санджей, когда тот притворяется, что обращает на меня внимание. «Ты замечательно выглядишь».
Глава 8
На следующее утро я проснулась на том месте, где обычно спит Санджей, а он уже встал с постели. В панике я бросила взгляд на будильник. Было начало десятого, что означало, что я опаздывала на… все.
Потом я вспомнила, почему так проспала и что вчера осознала, и паника превратилась в ужас.
Перекатившись на другую сторону кровати, я нашла на полу телефон, чтобы послать письма Иоланде и Рассу. Я не могла собраться с силами, чтобы написать о том, что произошло, потому ограничилась словами «чрезвычайная ситуация», полагая, что Расс сообщит Иоланде то, что ему было известно. Вероятно, в этот момент он представлял проект Джорджу Блатнеру, что по некоторым причинам было довольно проблематично: дело было не только в том, что когда-нибудь Расс попросит меня об услуге, но и в том, что благотворительный взнос Блатнера нужен был мне для того, чтобы мою зарплату повысили чуть больше, чем на три процента, когда в сентябре я приду на переаттестацию. (Цена за балетный класс Стиви снова вознеслась, будто сам Господь Бог, а Майлз осенью собирался заняться футболом, для чего требовалось не менее трехсот долларов на запись и экипировку, из которой он вырастет еще до конца сезона. Плюс к тому нашему водонагревателю жить осталось недолго.)
Вытянув из комода майку и шорты, я надела их. Повышение зарплаты, внешкольные занятия, горячий душ, какое это все теперь имеет значение? Дженни умерла.
Санджей, сидя за кухонным столом, печатал на своем компьютере.
Вероятно, я ожидала, что он вытирает слезы, склонившись над упаковкой бумажных носовых платков, потому что, когда я увидела его стучащим по клавиатуре, во мне разгорелась злость.
– Ты работаешь? – спросила я, входя в комнату.
Он поднял на меня глаза и быстро опустил крышку ноутбука.
– Уже нет.
– Но ты работал, – сказала я. – Как ты способен сосредоточиться в подобный момент?
– У меня было немного времени, и я подумал, что могу использовать его.
В любой другой день я наградила бы его золотой звездой за трудоспособность. Я потерла свои опухшие глаза.
– А где дети?
– В лагере. Я только что отвез их туда.
Я была бы рада, если бы это не напомнило мне о том, почему в такое время я все еще дома.
– Спасибо… Ты… – У меня дрогнул голос.
– Видел Сесили? – сказал он.
Я кивнула.
– Нет. И я не сказал вожатым о том, что случилось. Полагаю, что они не знают.
– Полагаю, что еще никто не знает, – сказала я. «Мне нужно было бы сказать Джэл и Соне. И нашей парикмахерше – моей парикмахерше», – подумала я, и меня пронзила печаль.
– Я сварил кофе, – сказал он.
Он никогда не варил кофе, я всегда пилила его за это. Но это было похоже скорее не на победу, а на напоминание о том, что в этот день все не так.
– Спасибо, – сказала я.
Он пошел и достал кружку из буфета, которую протянул мне.
– Как ты себя чувствуешь? – мягко спросил он.
Наливая кофе в чашку, я не смотрела на него. Не могла.
– Не знаю. Думаю, что держусь.
– Держишься? Потому что я ощущаю себя совершенно контуженным.
Теперь я посмотрела на него с удивлением, передавая ему кофейник. Санджей и вправду выглядел контуженным, и это было запоздалым утешением.
– Я понимаю, все мы не вечны, но я никогда не ожидал, ну, что нечто подобное может произойти с таким человеком, как Дженни, – сказал он, наполняя свою чашку.
– Да, – согласилась я. Разумом я понимала, что мне повезло, что это случилось с ней, а не с одним из наших детей, больше всего на свете я боялась пережить их. Дьявол, еще я была рада, что это не я. Стиви и Майлз нуждались во мне, и, честно говоря, Санджей оказался бы в глубокой заднице, если бы стал вдовцом.
Но понимание того, что могло быть еще хуже, не ослабило мою печаль ни на каплю. Потому что Дженни умерла не от неизлечимой стадии рака. Она не попала на линию огня, сражаясь за нашу страну. Ее смерть вполне можно было предотвратить.
– Просто это наводит меня на одну мысль, – добавил Санджей.
Я посмотрела на него поверх кружки с кофе.
– О чем?
– О жизни, – сказал он, встретившись со мной взглядом. – Как она до смешного коротка, даже если все идет нормально.
Сколько времени прошло с тех пор, как мы перестали смотреть в глаза друг другу? С тех пор, когда мне казалось, что он понимает, что я чувствую, и, возможно, даже разделяет мои чувства?
– Возможно, еще слишком рано принимать серьезные решения, но это… это наводит меня на мысль о том, что я, возможно, должен был вести себя по-другому, – добавил он.
– Да, – сказала я, потому что была согласна с ним, даже если не имела никакого представления о том, что или как можно было бы изменить. Я стояла у стойки и молча пила кофе, Санджей делал то же самое. Я размышляла, думает ли он о том же, о чем думаю я.
То есть о том, что было до слез стыдно от того, что нам потребовалось пережить нечто ужасное, чтобы использовать этот паршивый момент себе во благо.
Допив кофе, я взяла телефон. Должна ли я позвонить Мэтту? А может, послать письмо или СМС? Как полагалось обращаться к человеку, потерявшему близкого?
Я решила отправить СМС.
«Это Пенелопа. Просто, чтобы узнать, как дела. Как Сесили?»
Как только я нажала кнопку «Отправить», на меня накатила волна тошноты, настоящей тошноты, как во время беременности. У Сесили больше не было матери. Потому что Дженни умерла. Я чувствовала себя так, будто поняла это впервые.
Схватив телефон, я помчалась наверх, в ванную. Однако, когда я склонилась над толчком, меня не вырвало, я просто продолжала глотать ртом воздух, чувствуя себя так, словно через несколько секунд у меня остановится сердце. Разве не так чувствовала себя Дженни, умирая? Она выглядела спокойной, но это отнюдь не означает, что она была спокойна в тот момент. Возможно, она была встревожена. Возможно, ей действительно было больно. Может быть, она даже не понимала, что проживает последнюю секунду.
– Пен? – Я заметила тень от ступни Санджея, появившегося в дверном проеме. – Ты так быстро убежала. Ты в порядке?
– В порядке, – задыхаясь, ответила я. Повернувшись назад к унитазу, я уголком глаза заметила пустой держатель для туалетной бумаги. – Серьезно? – сказала я, хотя меня по-прежнему мутило.
– Что? – откликнулся Санджей.
Накануне вечером я была вынуждена воспользоваться бумажным полотенцем, поскольку у нас закончились пеленки, и попросила Санджея сходить утром в магазин. Понятно, что этого не случилось.
Сражаться не стоило.
– Ничего, – прокаркала я.
У меня зазвонил телефон, поэтому я, сделав глубокий вдох, выпрямилась. Звонок был с неопределяемого местного номера, и я сразу же подумала, что это касается Дженни. «Вдох», – сказала я про себя.
– Пенелопа слушает. – «Теперь выдох».
– Миссис Кар?
«Это миссис Руиз-Кар», – подумала я, но, по крайней мере, у меня стала проходить тошнота.
– Да?
– Это Бриттани из «Арены знаний».
– Все в порядке?
– Ничего срочного. Майлз в порядке, хотя сегодня утром он чувствовал себя не очень хорошо. Он выглядел очень уставшим. Стиви сейчас занята художественным проектом.
Никто из детей не получил перелома костей, не страдал от головной боли и не был встревожен из-за событий прошедшей ночи? Я мгновенно потеряла терпение.
– Итак?
– Ой, – сказала Бриттани, словно забыв, по какому поводу она звонит. – Просто дело в том, что никто из ваших детей не захватил с собой ленч. Мы можем заказать для них диетическую еду, но это будет стоить пятнадцать долларов на каждого ребенка. В этот раз я звоню вам просто из любезности, в будущем мы просто накормим их и пришлем вам счет.
– Пятнадцать долларов? Вы что, подаете диетический фуа-гра?
– Миссис Кар? Я не расслышала, что вы сейчас сказали.
– Неважно. Я привезу им еду.
– Великолепно! Мы кушаем в одиннадцать тридцать.
Разумеется, кушаете.
– Я приеду, как только смогу, – сказала я Бриттани. Потом я отключилась и уставилась в маленькое зеркальце. Я выглядела так, как будто не спала целую неделю, и чувствовала себя примерно так же. Приготовить и отвезти ленч. Купить туалетную бумагу. Забрать машину с какой-то дальней парковки, куда ее отбуксировали. Неважно, что все это было ерундой. Со всем этим нужно было разобраться.
* * *
Хотя писать мне по электронной почте было, вероятно, бессмысленно, я по-прежнему оставалась рабой привычки. Проведя почти весь день в слезах, бродя по дому и небрежно прибираясь в нем, я заглянула в свой почтовый ящик.
Затея оказалась тщетной. Каждое сообщение я читала как в тумане, и любая информация, которую я была способна усвоить, улетучивалась из моей головы, как только я щелкала мышкой по следующему сообщению.
Последнее открытое мной письмо было от Расса. Он писал, что соболезнует и хочет знать, как у меня дела. Любезнее, чем обычно, но опять же трагедия дает людям возможность проявить свои лучшие качества. Он хотел сообщить мне о том, что презентация удалась, но Джордж Блатнер потребовал дополнительных данных по ряду позиций, и, когда я вернусь, нам придется вместе поработать над вторым проектом. Мне не стоило беспокоиться насчет Иоланды, заверял он меня, на данный момент он успокоил ее, и в любом случае она с группой ученых летит в Гонконг, чтобы встретиться с советом бывших выпускников, живущих на азиатском побережье Тихого океана, и обсудить с ними предстоящий проект по исследованию генома, для которого необходимо найти средства, помимо грантов. Я пыталась ответить ему, когда мой телефон завибрировал, двигаясь по столу в гостиной.
Это был Мэтт. Сделав глубокий вдох, я взяла трубку.
– Привет, – сказал Мэтт.
Я молчала, не зная, что говорить.
– Хм, привет. Как Сесили?
– Неважно. Я сказал ей сегодня утром. С тех пор она не отходит от меня, впрочем, в конце концов она измучилась от слез и задремала в нашей кровати.
Мои глаза мгновенно наполнились слезами.
– Могу я чем-то помочь?
– Да, но не сейчас. – Он шмыгнул носом или, возможно, это был вздох или небольшой насморк. – Я звоню, чтобы сообщить тебе, что похороны будут в понедельник в Бэрроне на Плимут-роуд. Дженни кремируют, то есть это просто прощальная церемония. Наши родственники прилетают сегодня и завтра… – Он умолк.
– Ты не против, если я сообщу друзьям и знакомым?
– Я не знаю… нет, не против. Я думаю, что все уже знают. – Он явно разговаривал сам с собой. Я сразу поняла это, потому что постоянно делала то же самое.
– Мэтт? Я не знаю, что говорить. Я имею в виду, по поводу того, от чего умерла Дженни.
Он секунду молчал, и я подумала, не зашла ли я слишком далеко. Потом он сказал:
– Полагаю, что лучше особо об этом не распространяться.
О чем – об этом?
– Хм.
– Скажи, что она случайно превысила дозу выписанных лекарств.
– Ты… – Я замолчала, пытаясь взять себя в руки. – Ты уверен? Отчет по токсикологической экспертизе уже готов?
– Для полного отчета требуется несколько недель, но мне сказали, что все «довольно ясно». – Он горько усмехнулся. – Именно так выразился следователь. Он сказал, что часто видит такое. Дженни выпила недостаточно для того, чтобы назвать это самоубийством, и нигде не нашли ни записки, ни чего-то в этом роде. Зная, что в прошлом она…
«Что – в прошлом?» – хотелось спросить мне. Но я ничего не сказала.
Он продолжал:
– Они сказали, что иногда достаточно перебрать одну или две таблетки. А потом ты отключаешься. Она перестала дышать. Вот как это произошло, – тихо добавил он. А потом сказал громче: – Это был несчастный случай. Важно, чтобы все знали об этом. Она не пыталась убить себя. Она не хотела умирать.
Меня опять затошнило, и, хотя я за весь день съела лишь половину протеинового батончика, я закрыла свой ноутбук, чтобы меня не вырвало на клавиатуру.
– Нет, конечно, нет, – прошептала я.
– Спасибо за понимание.
– Конечно. – Я помолчала. – Мне и в голову не приходило, что она принимает обезболивающие.
– А вот это, я уверен, было не случайно, – сказал Мэтт.
Я почувствовала себя дурой. Из его замечания вытекало, что, если бы Дженни хотела поставить меня в известность, она сказала бы мне. Но почему она решила оставить меня в неведении? Я бы не осудила ее. Я бы не стала распространять слухи по всему городу. Я не сказала бы даже Санджею, если бы ей так хотелось.
– Пенелопа, насчет того вечера.
– Да?
– Нет необходимости, чтобы кто-либо еще знал о том, что мы с Дженни ссорились, или о том, что у нее были проблемы.
Я буквально окаменела, я вряд ли вздрогнула бы, если бы меня кольнули иголкой.
– Хорошо, – сказала я.
– Поэтому, – продолжал Мэтт, – если бы вы с Санджеем могли сказать, что она нарушила предписания врача, я был бы вам очень благодарен.
– Хорошо, – снова сказала я.
– Спасибо тебе, – сказал он. Потом он добавил то, что подвело черту под всем нашим разговором: – Ты понимаешь, что я беспокоюсь прежде всего о Сесили. Я не хочу, чтобы она выслушивала гадости о своей матери, пока не подрастет и не узнает правду.
– Безусловно, – сказала я. Мой голос напоминал голос робота или, возможно, записанный голос человека, потерявшего способность выражать свои эмоции.
Я отключилась, чувствуя себя опустошенной.
Правду.
Что было довольно откровенно, не так ли? Вопреки всем доказательствам обратного, Дженни не ладила с мужем. Она, как это ни ужасно, привыкла справляться со своей тайной болью, скрывая ее за сверкающей ширмой брака.
И она предпочла все скрыть от меня.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?