Текст книги "Спартак Мишулин. Правда под запретом"

Мы нашли папин костюм Карлсона, который лежал у нас дома, в подвале, в обычной челночной сумке. Рассказали об этом адвокату, и она начала усиленно уговаривать нас отнести его Павлюхину.

Тогда, видимо, во мне родилось предчувствие беды, я категорически отказывалась. Я плакала и кричала, что до суда не буду этого делать. Я не верю досудебным исследованиям, я не верю людям, которые двигают Тамира. Но отнести костюм просто, чтобы узнать о наличии живых ДНК на нем, меня уговорили.

Муж отвез костюм Павлюхину, мы сами заплатили за исследование и стали ждать. Канал в известность мы не ставили. Да, когда мы привезли костюм, Павлюхин предложил сдать мне кровь, чтобы, в случае нахождения там живых ДНК, сразу сравнить их с моими и удостовериться, что костюм принадлежит папе.

Я сдала. Должна сказать, что с детства больше всего боюсь сдавать кровь из пальца и уколов. Ну прям физически становится плохо в эти моменты.

Папа очень любил лечиться, ему нравилось ходить к врачам, проходить обследования, все знакомые удивлялись этому, ведь обычно мужчину не загонишь к врачу, а тут папе только дай свободное время! И конечно, он брал меня с собой. Недалеко от нашего дома была клиника при Союзе театральных деятелей, куда мы и ходили с папой, и единственное, чего я старалась избегать всеми силами, это сдачи крови из пальца. Ну а уж если было не отвертеться, папа всегда держал меня за руку, отвлекая смешными рассказами.

Однажды у меня заболел глаз, что-то похожее на ячмень было. Мы пришли в клинику, а к окулисту огромная очередь. Папа говорит:

– Так, очередь длинная, пойдем к другому врачу.

– Папуль, но глаз лечит только окулист!

– Ничего, у тебя же ничего серьезного, уж ячмень любой доктор должен знать, как лечить.

И мы зашли к отоларингологу.

Увидев папу, он расплылся в улыбке. Вообще это было всегда, куда бы ни приходили. Люди начинали улыбаться, видя его, какой-то невидимый свет он излучал, в лучах которого сразу всем хотелось погреться. В общем, доктор обрадовался папиному приходу, но слегка удивился, услышав его просьбу проверить мой глаз.

– Спартак Васильевич, я же лор, я могу лечить горло, уши, нос, но глаза не моя специфика…

– Я понимаю, просто к окулисту очередь, а у Каринки глаз болит, а я не могу переносить, когда ей больно, может, все-таки посмотрите?

Папе было невозможно отказать, врач посмотрел, но потом все-таки позвонил окулисту и узнал, что назначить при ячмене.

Понимаю, что кто-то из читателей может подумать, неужели Мишулин был такой глупый, что привел лечить глаз дочери к лору. Нет это не глупость, наивность, детскость в душе – да! И в этом он был весь! Добрый, открытый, всем помогающий и сильно верящий в людскую доброту.

А то видео, где у меня брали кровь, которое потом показал канал и меня обвинили в плохой игре при сдачи крови, снимал мой муж, на телефон, для семейного архива или суда! Чтобы, если что, доказать, что кровь сдавала именно я! И конечно, тогда мы не собирались это видео отдавать каналу, если б я знала, что это пойдет в эфир, то при съемке не позволила бы меня снимать в таком состоянии. Да и каналу потом мы отправили это видео не с целью дать в эфир, а также показать им лично, что я сама сдала кровь. Но они решили это показать всем, лишний раз выставляя меня в негативе.

Мы ждали результат, готовились к суду. Нам казалось, что мы однозначно выиграем, так как все очевидно, но тут нас ждал новый удар.

За четыре дня до суда я поехала на спектакль и минут за 20 до начала получила СМС от мужа, что наш адвокат нас оставила. Она даже не позвонила, она прислала СМС следующего содержания:

«Я ложусь на операцию, ваше дело больше не веду».

Что я испытала, увидев это, словами не описать. Суд через четыре дня! Обычно, если с адвокатом что– то случается, она должна писать отвод в суд о переносе даты либо предоставить нам другого адвоката, но не так, что я ложусь на операцию, и все. При этом больше на звонки она не отвечала, а на следующий день в социальной сети мы увидели ее фото на фоне Бабушкинского суда.

Тут же мне вспомнился разговор о том, что ее позвали продюсер и журналистка на разговор, но он якобы не состоялся, вспомнились слова Петрищевой, что с адвокатом у них свои договоренности. Я не верю в совпадения! Получается, ее вывели из игры, решив сделать нам подножку. Более того, все то, что мы искали против оппонентов, каким-то образом стало известно продюсерам и снова вывернуто против нас. Я не буду оговаривать адвоката, может, это и не она нас слила, хотя кроме нее никто не знал эту информацию. Да и то, что позже, по слухам, она купила квартиру в престижном районе Москвы, переехав из Подмосковья, тоже кажется мне странным, но может, и правда – совпадение…

То, что позже она говорила, что перестала с нами работать, так как мы неадекватны, как минимум нарушает адвокатскую этику, а как максимум ложь и клевета, но это в очередной раз дало карт-бланш продюсерам выставить нас в негативе, что якобы даже адвокат от нас убежала. Я не напишу ни одного плохого слова про нее, Бог ей судья! Она знает правду, и ей жить со своей совестью!

Но в тот момент у меня ушла почва из-под ног. Надо было собраться и отыграть спектакль, а потом срочно искать адвоката.

Симона Игорева я нашла в инете. В этот же вечер. Наткнулась на адвокатскую компанию, в которой он состоял, увидела, что у него есть выигранные дела по чести и достоинству, и мы позвонили. Договорились встретиться.

На следующий день мы сидели в кафе, Симон показался очень уравновешенным, грамотным и уверенным. Он сказал, что служил в органах раньше и не боится сложных дел. Мы сразу сказали, что на нас напали и что люди играют не по правилам. Единственное, о чем мы его попросили, если вдруг его будут подкупать, или угрожать, или давить, чтобы он сказал нам об этом честно. Мы поймем, нам никто ничего не должен, тем более рискуя положением или жизнью, но предавать нас не надо! Он сказал, что ничего и никого не боится, что готов идти в бой и придет в суд.

Очень многие потом говорили, что иск, составленный первым адвокатом, был неграмотный и выиграть его было бы невозможно. Почему Симон не стал его переделывать? Не знаю. Я не юрист и тогда ничего не смыслила в составлении исков. Я полностью доверяла адвокатам. А иначе зачем они нужны, если бы я сама разбиралась в юриспруденции, то и адвокатов бы не нанимала! Почему Симон не составил ходатайство о проведении лингвистической экспертизы, без которой подобные дела выиграть невозможно, опять же не знаю… Вернее, теперь знаю, а тогда, в силу юридической неграмотности, верила ему беспрекословно!

Мы пришли на досудебное слушание. От лица Тамира была адвокат Хвостова, которая, по нашим сведениям, плотно сотрудничала с каналом, дружила с председателем суда, в прошлом работала в следственном комитете и, естественно, везде имела связи. Конечно, их официальная версия, что Хвостова – мать друга Тамира и, услышав его историю, просто решила помочь. Когда одна известная актриса, наша подруга, спросила Хвостову: «Зачем же вы защищаете его? Это же очень грязное дело».

На что Хвостова ответила: «Это моя работа. Я и убийцу буду защищать».

И тут не поспоришь. Работа адвоката такая, но одно мне непонятно, ведь она-то точно знала правду, либо если она опытная, то догадывалась, она видела нашу боль и искренность, а при этом методы ее были жестоки и безжалостны и не всегда честные! Но об этом позже.

На первом заседании наша сторона попросила время для нового адвоката, ознакомиться с делом. Нам дали две недели, кажется. Когда мы собирались уходить, вдруг Хвостова говорит Симону:

– Вы же из конторы N?

– Да!

– То-то я смотрю, знакомое лицо, я хорошо общаюсь с вашим главным. Большой привет ему от меня!

Казалось бы, обычный обмен любезностями, но у меня екнуло сердце. Она знает начальника Симона, они не дадут ему честно вести дело. Но это были мои предположения, я не имела права открыто об этом говорить. Хотя, может, и надо было тогда задуматься.

После суда позвонил Павлюхин и сказал, что якобы нашел живые ДНК и может найти игрек-хромосому за отдельную плату. Повторюсь, игрек-хромосома передается идентично от деда к отцу, от отца к сыну по всему поколению мужчин, она может стопроцентно доказать или не доказать родство. У женщин игрек-хромосомы нет и быть не может!

Конечно, мы согласились. Очень сильно обрадовались, что скоро этот ад закончится и все станет на свои места. Наивные… все только начиналось.

Глава 5
ДНК

Канал снова звал нас на эфир. Якобы надо же доказать, что я дочь! Давайте позовем маму!

Кому доказывать, зачем?

«Мне это не надо!» – говорила я.

Да и у мамы, на фоне диабета, на нервной почве, обострился пародонтоз и выпал передний зуб. Так как с ее диагнозом сложно поставить импланты, мы ждали приговора врачей, как восстановить зубы. Да и ехать на телевидение без зуба не хорошо.

– Ну что вы! Мы не будем снимать крупные планы, да вообще давайте мы оплатим лечение, зубы – это дорого. А вы как раз придете, мама выскажется и заодно получит деньги на лечение.

– Послушайте, Ирина, мы вообще сдали костюм Павлюхину и ждем ответ по ДНК! Мы не пойдем никуда, – отрезал муж.

– Как сдали? А что же вы не сказали? Это же отлично!

И снова мы попались. Снова сами дали им в руки козыри.

Где-то в это же время позвонил Павлюхин, радостно сказал, что якобы обнаружил все 24 хромосомы, вместе с игрек-хромосомой. А также сравнил это с моей кровью, и, естественно, сомнений не было, что я дочь своего отца, а костюм принадлежит папе.

Что делать дальше? Ждать суда или звать Тамира сдавать ДНК? Адвокат сказал, надо звать. Мол, скоро суд, как раз к нему будет все готово.

Но вдруг суд не примет досудебное исследование? Конечно, про подкупы и подлоги я тогда даже и не думала. Ведь мы делали все сами, без участия канала. Но я снова забыла тогда, что всеми его действиями руководят и сам он не сделает даже шага…

Наш адвокат связался все-таки с Хвостовой, сказал, что костюм проверен и обнаружены ДНК, моя кровь совпадает и пусть Тамир сдаст свою.

В ответ мы получили ответ Тамира, что сдавать ДНК он будет только в Институте имени Сербского.

– В Сербского? Это же психиатрическое учреждение, там можно провериться только на вменяемость – сказала я мужу растерянно. – Там же не делают ДНК.

Но ответ был непреклонен. Только Сербского.

– Я ничего не понимаю. Он же сам на передаче сказал, что готов идти и сдавать ДНК, где угодно и сколько угодно раз. При чем тут Сербского?

Мы даже начали шутить с мужем, что ну если он так хочет, пусть идет туда, может, там ему и место. Мы размышляли, а вдруг это подстава, вдруг они хотят меня выставить ненормальной, вынудить прийти туда, а сами там будут с камерами и потом покажут, что это я решила сдать ДНК в психиатрической клинике.

Конечно, я понимала, что он не хочет идти, так как знает правду. А мы не даем возможности каналу помочь и влезть в процесс этого анализа.

И тут снова канал делает хитрый ход, вынуждая нас прийти на эфир и как бы под это дело заставить Тамира сдать ДНК.

– Вы придете на эфир, а мы заставим Тамира! Он не отвертится! Мы осветим, что Карина сама, первая сдала костюм, свою кровь, что она дочь своего отца, а он пусть доказывает!

Да, умели они убеждать тех, кто еще верил, кто надеялся побыстрее закончить этот кошмар!

Мы соглашаемся, мама тоже. Ведь обещали снять ее не крупно, да и мама рвется меня защитить и посмотреть в глаза обидчикам.

Назначают дату съемки, в это же время удивительным образом Тамир резко дает добро сдать ДНК. Ну конечно, теперь все ему оплатит канал, да и сделают так, как нужно им!

Я даю разрешение Хвостовой и Павлюхину на использование своей крови и костюма в анализе с Тамиром, запомните это, пожалуйста, это важный факт, что именно Тамиру я разрешила!

Пока ждем результата, происходят съемки. Снова снимают 7 часов, снова провокации и ложь. Снова какие-то люди, которых мы видим первый раз, но при этом они все якобы держали свечу. Опять не выпустили половину людей, готовых разнести в пух и прах Тамира и компанию. Маму, естественно, снимают крупно, и плевать им на ее чувства и нехватку зуба.

В этот раз мы в начале съемки сидим в гримерке и смотрим на экране происходящее в студии. Ждем выхода. Вдруг начинает выступать Разинштейн. Папа был с ним знаком, но никогда не дружил, более того, был случай, когда по вине Разинштейна папа был вынужден платить гонорар актерам из своего кармана, так как Разинштейн кинул папу на деньги, а папа, будучи ответственным и порядочным, не мог не заплатить актерам. После этого случая папа зарекся работать и общаться с этим человеком! И вот папы нет, а Разинштейн начинает нести ложь и похабщину в адрес папы. Я не выдерживаю, сидя за кулисами, и начинаю рыдать:

– Мам, ну за что он его так? Зачем он врет? Зачем он такое говорит? Я не пойду в студию. Я не выдержу!

Ах, как был рад оператор моим слезам. Ведь в гримерке нас снимали, как они сказали, будут маленькие подсъемы, как вы смотрите на экран. И тут снова я даю им эмоции.

Меня снова захлестывает боль и обида за папу.

Я сижу и слушаю, как люди, которые и мизинца не стоили моего папы, сидят и льют грязь на покойного человека!

Мое сердце разрывается на части, возникает желание уйти, уехать.

Или высказать им всем, кто они на самом деле! И если меня обвиняли в наживе и пиаре, то простите, я боролась за честь отца! За правду, за ценности своей семьи! А они? Получали деньги и не моргнув глазом лили грязь и клевету на покойного? Наживались на чужом горе! На семье, которую они совсем не знали!

Выйдя в студию, мама четко сказала, что нам нет дела до темы родства! Сказала она так, потому что мы, как никто, знали, что все это спланировано и никакого отношения к папе не имеет. Нам важно отстоять честь любимого человека и пресечь грязь и клевету в его адрес!

Но ее слова никому были не интересны, им важнее было снять ее крупно, чтобы показать беззубый рот, снять эмоции и нервы. Выставить нас исчадием ада, которые не хотят принимать «бедного мальчика»!

В финале эфира нас ждал новый удар в спину. Белобокины из Твери.

Когда мы приехали на съемку и пришли в гримерку, звуковики, видимо, проверяли звук и забыли, что трансляция идет в гримерки и мы все слышим.

Я услышала, как закадровый голос читает письмо, якобы написанное папой некой или некому Шуре. Сначала я подумала, что речь идет о худруке Сатиры, но, вслушавшись, поняла, что письмо адресовано некой женщине.

– Я поняла! – сказала шепотом я мужу. – Они, наверное, приведут какого-нибудь деда и скажут, что это тоже папин сын. Надо их обыграть.

И мне пришла в голову идея, которая потом снова обернулась против меня.

Перед тем как вышли Белобокины, ведущий спросил меня, знаю ли я, что у меня есть еще брат?

И я специально ответила, что знаю! Я почувствовала, что Дмитриев растерялся от неожиданности. Но куда мне до их мастерства? Я-то ляпнула, а дальше получилась глупость.

– Откуда вы знаете?

– Мне говорила одна женщина-остеопат, – ничего умнее не пришло мне в голову в тот момент. – Она не экстрасенс, но видит некоторые вещи. Она сказала давно, что был сын, но он где-то в Сибири и скорее всего уже умер.

Ох, как потом я поплатилась за эти слова. Меня начали обвинять что я вру, что хожу к гадалкам, что все знаю, и так далее. Но слово не воробей, хотела как лучше, а получилось то, что получилось.

Дмитриев сказал, нет, он не в Сибире, он в Твери. И да он уже мертв, но жив его сын, якобы внук папы. И вышли Белобокины.

Про них подробнее я напишу позже, скажу лишь одно, что увидела их тогда я впервые в жизни и после эфира мой муж, подойдя к Белобокину, сказал:

– Ну что, давайте ДНК сдадим?

На что Белобокин ответил:

– Нет, мне это не нужно! Я просто приехал рассказать свою историю.

И мы поверили! Снова!

А на самом деле за моей спиной, втихаря, Хвостова и Тамир сами нашли Белобокина и привезли его делать ДНК, к тому же генетику Павлюхину! А ведь разрешение на использование биоматериала в костюме Карлсона я давала только Тамиру! И если у них все честно, то почему не позвонили мне и не рассказали про Белобокина, не попросили разрешения на проведение исследования ДНК? Почему сделали это втихаря и за моей спиной?? И почему, когда мы спросили его о ДНК, он сказал: мне это не нужно, а сам уже, оказывается, сдал кровь!!! Забегая вперед, скажу лишь, что со мной Белобокин так и не сделал ДНК! Видимо, тут они побоялись действовать за спиной у меня! Или знали, что родства нет и анализ будет отрицательный. А им такое нельзя было допустить!

Эфир закончился вскрытием конверта и результатом, что я дочь своего отца. Кто бы сомневался!

Надо сказать, что на эфире был еще один физиогномист, который говорил, что не видит сходства между Тамиром и папой, но ему особо не давали говорить, затыкали рот, перебивали и ставили под сомнение его профессионализм. После эфира он подошел ко мне и сказал такое, что не знал никто, даже адвокат:

– Карина, вы не переживайте, он не ваш брат! Не может им быть! У вашего папы, после восьмидесятого или восемьдесят первого года не могло больше быть детей. Он переболел заболеванием мужским и стал бесплодным.

Я стояла опешив, смотрела на него и не понимала, откуда он знает! Ведь это знали только мы с моей мамой!

– Вы экстрасенс? – спросила я.

– Нет, что вы! Я физиогномист. По лицу вижу все заболевания и последствия.

– Но год, вы так точно назвали год, после которого папа не мог иметь детей! Как? Почему вы не сказали это в студии?

– Ну это слишком интимно, не был уверен, что вам это будет приятно. И плюс, вы же понимаете, что им тут правда не нужна! Увы.

До сих пор не знаю, ясновидящий он или и правда по лицу можно увидеть такое, но то, что он назвал дату и болезнь точно, это факт! Но он прав, правда никому была не нужна! А кричать про папины заболевания ради доказательств я бы не стала! Я не смогла бы унижать папу публично, даже ради правды!

Также на этом же эфире очень грамотно сказал главный врач Сербского, но его вырезали и в эфир не дали!

– Вы совершаете преступление! Мало того, что вы умышленно играете чувствами этих двух женщин и доводите их до срыва, вы еще и постоянно, как двадцать пятый кадр, заставляете людей верить в сходство Тамира и Мишулина. Вы постоянно показываете фото, явно отфотошопленное, с грамотно подобранным ракурсом, и внушаете людям, что они похожи. Поверьте, психика так устроена, что любых людей, типажно схожих, если так выставлять и внушать, что есть схожесть, народ начнет в это верить. Это закон психики.

В общем, снова всю правду либо вырезали, либо не дали сказать, снова нас провоцировали, а его выбелили. Даже когда Тамир не узнал на видео дом, где работала два года его мама и жили мы, Дмитриев нашел способ оправдать Тамира, что, мол, он переволновался и не узнал.

Серьезно? Так переволновался, что не узнал дом, до которого, с его слов, он провожал папу вечерами? Не узнал дом, в котором жил его якобы отец, с которым он якобы часто встречался и общался??

А его рассказ о том, как якобы в какой-то дождливый день он стоял у театра, а его мама и мой папа махали ему рукой из гримерки? Конечно, хотелось бы узнать, что это за родители, которые радостно машут ребенку, мокнущему под дождем?! И даже не зовут к себе! Да и что его мама делала в гримерке, как ее пустили? Но это я уже повторяюсь. Просто отсутствие логики в рассказе этих людей не дает покоя и понимания, как же в эту белиберду могла поверить вся страна?

После того как в ДНК вмешался канал, начало происходить странное. Если раньше Павлюхин, общаясь с нами, был мил и приветлив, с удовольствием отвечал на вопросы, то тут резко изменился.

В ожидании результатов, естественно, так ничего и не зная про Белобокина, Павлюхин также нам ничего не сказал о нем, хотя, если все честно, почему скрыл, разве я не имею права знать, что кто-то еще претендует на родство, муж позвонил Павлюхину, узнать, когда будет готов анализ и как все проходит. Разговор был на громкой связи, поэтому я слышала все.

– Иван Леонидович, это муж Карины. Хотел узнать, как там дела?

И вдруг в трубке я услышала раздраженный и агрессивный голос Павлюхина:

– Послушайте, хватит мне звонить! Я и так меж двух огней! Когда будет готово, я сообщу!

– Что-то не так! – сказала я. – Почему вдруг такой тон? Мы же не звоним ему каждый день, ничего не просим и не требуем, что могло случиться?

– Сам не понимаю, – вымолвил муж. Он стоял, как незаслуженно оплеванный, и не понимал, что вдруг случилось.

Когда мы обговаривали детали анализа, Павлюхин сказал, что его не будет в Москве на момент проведения анализа, но, вернувшись, он все сто раз перепроверит сам, лично. И только после этого даст результат. Но это он говорил до того, как вмешался канал…

– Надо поехать к нему. Может, мы обидели его чем-то? – сказала я.

– Завтра съездим и все выясним, – ответил муж.

21 ноября 2017 года я запомню на всю жизнь. 22-го у меня день рождения, и это оказался самый страшный мой «праздник»!

По словам Павлюхина, анализ должен был быть готов к первым числам декабря. То есть, по идее было еще дней 10 до результата.

21 ноября мы с утра поехали к Павлюхину. Припарковавшись – я была за рулем, – сказала, что посижу в машине, я как чувствовала, не хотела идти.

– Ты сходи, поговори с ним, я подожду тут.

Муж ушел. Ожидание казалось вечностью. И тут я получаю смс от мужа:

«Тут все! Канал и адвокаты, все!»

Сердце упало в пятки, я все поняла.

«Уходи оттуда! Все понятно, Вань! Они сделают его сыном!», – написала я мужу.

Как это было? Муж поднялся на этаж, кабинет Павлюхина был приоткрыт, Ваня услышал знакомые голоса продюсера шоу и адвоката Тамира, подошел к двери и через стекло шкафа увидел отражение этих людей и стопки документов, разложенные на столе.

Почему они там? Почему канал не позвонил нам и не предложил поехать вместе с ними? Разве я не участник этого исследования? Если все честно и прозрачно, почему встреча без нас?

Муж шагнул в кабинет, они растерялись, увидев его, и судорожно начали собирать документы в папку.

– Вы как здесь? – взяв себя в руки муж, спросил присутствующих.

– А… так мы… это… приехали оплачивать анализ.

Оплачивать? Во-первых, муж увидел, что все документы уже подписаны и проставлены печати, а во‐вторых, спустя время, когда мы захотели забрать свою копию их анализа, нам сказали, что еще не было оплаты и пока забрать нельзя!

Так что же они там, за нашей спиной, оплачивали?

Исследования было два. Одно по нашему адвокатскому запросу, второе по запросу Хвостовой, и надо вам сказать, позже мы увидели, что они сильно отличаются. Результаты разнились. Видимо, из расчета, кто первый бы «заплатил», тот был бы и прав. А так как нам и в голову не приходило никого подкупать, то правы оказались не мы и наш вариант, по которому он не сын, даже не дали зачитать нигде! Но об этом позже…

Муж все-таки дождался, когда они уйдут, решив поговорить с Павлюхиным.

– Вы же говорили, что анализ будет готов не раньше первого декабря, что вы все лично перепроверите.

– Да, да, но там и так уже все очевидно. Они все родственники. И Белобокины тоже, – нервничал генетик

– Но, постойте, Белобокин же сказал, что не будет делать ДНК. Когда он сдал кровь?

– В октябре еще.

– А нас вы даже в известность не поставили? Значит… опять обман… ясно.

Я сидела в машине, я все понимала уже, но это понимание меня не спасало. Знаете, что такое чувство безысходности? Когда ты понимаешь, что тебе никто и ничто не поможет.

Как сейчас помню, подошел муж, я приоткрыла окно, он прошептал:

– Это конец! Они сделали всех родственниками. Всех! И Белобокин, оказывается, за нашей спиной сдал кровь. Документы еще не готовы, но Павлюхин сказал, ничего перепроверять не будет.

Я смотрела на мужа, и мои глаза наполнялись слезами. Мое тело прожигала острая боль, мне казалось, я теряю почву под ногами, я умираю…

– Нет! Это неправда! Этого не может быть! – начала кричать я.

Истерика накрыла меня. Это было страшно. Я потеряла себя, я захлебывалась рыданиями и не понимала, что я делаю. Я хотела выбежать на дорогу и броситься под первую попавшуюся машину, муж остановил. Он схватил меня, крепко прижав к себе, держа из последних сил, а я дрожала и рыдала в его руках, пытаясь вырваться, крича, что не хочу жить, ничего не хочу! А он держал, из последних сил! Он понимал, что любые слова бессмысленны, что если есть безысходность и тупик, то это он!

– Давай уедем отсюда. Поедем домой. Мы выстоим, мы прорвемся, я рядом. Я всегда буду рядом! Давай я поведу машину.

– Нет! Я не хочу домой! Там мама, она не переживет! Они же снова выставят нас лжецами, и теперь у них все карты на руках! Кто теперь поверит нам? Мы сами загнали себя в капкан! Я не хочу больше жить!

– Давай позвоним друзьям, они приедут, поддержат, отвлекут!

– Нет! Я никого не хочу видеть! Я задыхаюсь от всей этой лжи, в которую они нас втянули!

Я помню, как-то у нас с папой был разговор о том, как он выстоял в местах заключения, как не сломался, как смог остаться человеком.

– Знаешь, маленькая моя, несмотря на весь ужас зоны, мне, наверное, повезло. Во-первых, в основном там сидели по политическим статьям, то есть абсолютно нормальные люди, не бандиты, в прямом смысле слова. При этом зона научила меня правильности в жизни. Там существуют очень четкие понятия, что можно, а что нет. Ложь, вранье, крысятничество, вред детям и вдовам наказывается жестко. Если ты честен, не прогибаешься, имеешь позицию, держишь слово, умеешь дружить, то тебя будут уважать, это я запомнил на всю жизнь. Маленькая ложь обязательно превратится в большую и утопит тебя. И тут только один вариант: или идти по жизни честно, держа позицию и слово, либо топить самого себя во лжи и бесчестии. Конечно, все мы не безгрешны, но главное помнить, что все тайное становится явным, и как жить потом со своей совестью? А надо жить так, чтобы не стыдно было в зеркало на себя смотреть. Меня не сломало то, что я имел четкую цель в жизни и шел к ней, то, что сто раз сам себя наказал за свой проступок с выкрученной лампочкой и впоследствии даже не взглянул на чужое, то, что выработал для себя позицию и честность по отношению к людям и жизни. И даже если оступался впоследствии, то всегда умел признаться в этом.

Да, единственное, за что меня могли ругать в семье, это было вранье. Вранье для нас было равно недоверие, а семья должна строиться только на доверии. И даже если я пыталась соврать про двойку в школе, меня ругали не за оценку, а за мою ложь. Папа никогда не кричал на меня, не наказывал физически, он просто замыкался в себе, и для меня это было самое страшное наказание.

Мы просидели в машине часа два. Постепенно я начала приходить в себя.

– Надо ехать. От себя не убежишь!

В тот день я окаменела. Знаете, когда бьют наотмашь, сначала чувствуешь острую боль, такую, что разрывает тебя на куски, а потом боль не проходит, а просто тупеет. Ты перестаешь чувствовать что-либо.

Мы приехали домой. Вышла мама. Села.

– Они там были все! Они за нашей спиной провели анализы… Они говорят, что он сын, а этот внук! Они так говорят…

Я не знаю, что в этот момент было в душе у мамы. Не знаю, но представляю, какую боль она ощутила.

– Это не может быть правдой! Если бы это было так, то я не легла бы с ним в одну могилу! – лишь прошептала она.

Ваня метался между нами, пытаясь успокоить и привести в чувство.

– Завтра мой день рождения, пожалуйста, не надо подарков и поздравлений! Я больше не хочу праздников! Никогда!

– Но я ведь твоя мама, я родила тебя, почему я не могу тебя поздравить? Не обижай меня.

– Прости… но я не хочу! Нет больше меня. Нет ничего светлого, все умерло! Я уйду из профессии! Я больше ничего не хочу! Мы доверились им, сделали все, чтобы было честно и открыто, а они ударили нас в спину, вкрутили нож и проворачивают его по живому.

Я ушла к себе в комнату, рыдания снова накрыли меня, я понимала, что это конец.

Потом, не помню сколько, но я лежала не двигаясь, с открытыми глазами на кровати. Ваня ходил то ко мне, то к маме, которая также лежала не двигаясь. Он говорил, что очень испугался, ведь когда человек орет, рыдает, это понятно, а когда замолкает и замыкается, это страшно.

Я лежала, и куча мыслей вертелись в моей голове. Вся жизнь пронеслась перед глазами. От осознания себя до смерти папы. Все факты, все действия и поступки, я вспомнила все!

Наверное, это был тот страшный момент, когда ты умираешь заживо, когда все становится неважно, именно в такие моменты люди и совершают самоубийства, потому что уже не страшно, теряется смысл всего. И тут важно не бросать человека одного, как бы он ни пытался остаться в одиночестве, нужно просто быть рядом и не позволить совершить непоправимое!

Прошло часа два или три, и вдруг, рассказывает Ваня, мы, как будто сговорившись с мамой, выходим из своих комнат, садимся и говорим.

– Боремся дальше! – говорит мама

– Они его купили! Боремся дальше! – говорю я.

Ваня говорит, что в этот момент понял, насколько мы сильные внутри и насколько сильна в нас вера и любовь! Да, только это может помочь выстоять и не сломаться!

На следующий день, в свой день рождения, с утра я поехала на пробы, и, когда я ехала обратно, резко выглянуло солнце и я как будто увидела образ папы через лобовое стекло. Нет, я не сошла с ума, просто бывает, что иногда нам видятся наши родные люди.

Он смотрел на меня с грустной улыбкой, и я как будто услышала его голос:

«Неужели ты стала сомневаться во мне, маленькая моя?»

– Нет, нет родной! Никто и ничто не заставит меня усомниться и поверить в их ложь!

Слезы застилали мне глаза:

– Как же я хочу, чтобы ты был рядом! Как же сильно мне не хватает тебя! Как сильно я тебя люблю!

В этот день, к нам пришло еще одно спасение, в лице моей крестной мамы, жены папиного лучшего друга, нашей честной и справедливой Жени.

Она уезжала в Америку к сестре, и ее долго не было в Москве. Вернувшись, она наткнулась на ужасный эфир с нашим участием, а так как у нее поменялся телефон и все контакты потерялись, она не смогла сразу нас найти и позвонить. И вот в мой день рождения она, найдя наш телефон, позвонила.

– Я к вам еду! – сказала она.

Женя родилась и выросла в Одессе, а как известно, одесситы – прямолинейные люди! Так же прожив много лет в браке с офицером, видя настоящую дружбу папы и ее мужа, став частью нашей семьи, она всегда стоит за правду и никогда не будет защищать ложь!

Она приехала в самый сложный момент! Как сказал мой муж, вы, как Мэри Поппинс, появились и спасли моих девчонок!

Она приехала и сразу сказала:

– Девки, вы что? Вы с ума сошли, слезы лить? Они ж не про нашего Спартачка говорят, они ж таких, как вы, днем с огнем ищут по стране ради рейтингов, а вы сами поперлись, да еще и всю боль свою им показали! Вы перед кем бисер мечете? Кому доказываете? Тем, кто не хочет слышать?! Тем, кто за три рубля продаст мать и отца? Так! Берем себя в руки! Заканчиваем рыдать! И не даем им больше эмоций! Мы столько лет практически жили одной семьей! Гера столько лет дружил со Спартаком. Неужели бы это могло быть правдой? Спартак безумно любил вас, и это знали все! Он был светлейшим и порядочным, не умеющим врать человеком! Он дарил всем свет! Всем помогал! Да неужели, если бы это было правдой, его бы допускали к космонавтам, к тем, с кем он общался из высших кругов, да с такой репутацией, как они придумали, максимум, что он мог, это сидеть в массовке в театре, без звания. Карину крестили тайно, чтоб партия не узнала, а тут дети, любовницы и все хорошо, все можно? Ну не сходите с ума! Просто люди не хотят верить в такую любовь, это зависть и злость, что у вас было, а у них нет. И не смейте сомневаться в нем! Никогда! Я еще понимаю, если б сказали, что у него роман был с какой-то известной актрисой, но тут… и дело не в том, что я хочу кого-то обидеть. Просто быт определяет сознание, хотят люди или нет, но человек, вращающийся в высших кругах, не будет искать себе приключения на одно место среди не своего круга! Так не может быть! Да и знали бы друзья об этом! Уж Гера бы точно знал! А то, что ж, с их слов, он доверял всем, кроме близких друзей? Вы в это верите? То есть он якобы доверял тем, кто сдал бы его с потрохами и жене и КГБ? Спартак не был глупым человеком. Он был умным и уважающим себя и свою семью! Так что прекращайте!