Текст книги "В балканских ущельях"

В отличие от встречи прощание было довольно трогательным. Когда хозяин вышел, тот, кто был с пращой, стукнул кулаком по столу и закричал:

– Хорошо-то как! Теперь хоть этой заботы не будет. Они поехали не в Остромджу.

– Да, этому можно только порадоваться. Как мудро со стороны Баруда эль-Амасата и Манаха эль-Барши, что они провели этого парня и назвали Дойран. Теперь эти собаки, что нас подслушивали, устремились тоже туда. Пусть едут. Пусть ищут.

– Я ни разу не был в Дойране и не знаю даже, сколько туда ехать.

– Уж никак не меньше семи часов. Парни прибудут туда к вечеру. Завтра они догадаются, что их провели. Так что до послезавтрашнего полудня в Остромдже их можно не ждать. Мы можем здесь пить и есть, сколько влезет. Это меня так радует, как будто у меня у самого день рождения.

– А хозяин-то сегодня вернется?

– Вряд ли.

– Надо было его спросить.

– Зачем?

– Если бы я знал, что он вернется только завтра, я бы остался здесь на весь день. Мы ведь гости и вольны получить здесь, что захотим, без единого пара.

– Думаю, хозяин до завтра останется там.

– В самом деле?

– Обычно празднество длится до позднего времени.

– Это верно.

– А там и полночь наступит. Неужели ты думаешь, что он сядет на лошадь, чтобы провести в седле четыре часа, да еще глубокой ночью?

– Да, наверняка ему этого не захочется.

– И не только этого. Ведь на дне рождения много пьют и едят, а питье в этот день – зло. Можно напиться до бесчувствия и проспать весь день.

Это звучало так, как если бы я был в любимом немецком государстве, где царят такие же взгляды.

– Ты прав, – согласился другой, отхлебывая из кувшина. – Хозяин выпьет утром и будет долго спать. В полдень он не вернется домой. Мы можем тут похозяйничать и остаться на ночь. Четырех парней нечего бояться, они не поскачут в Остромджу.

– Значит, остаемся. Когда я вспоминаю прошлую ночь, меня охватывает гнев на себя самого. Этот человек, что на жеребце, к тому же еще и христианская собака, неверный, он мог бы быть в наших руках, а мы его упустили!

– Да, досадно. Один удар ножом, и его бы не стало.

– Все произошло так неожиданно. Даже сразу и не сообразили. Они ведь были в наших руках и ускользнули!

– Но как они забрались на голубятню?

– Наверняка через чердак с соломой.

– А откуда они знали, что оттуда можно подслушать? Кто сообщил им, что у нас собрание и что мы встречаемся именно там?

– Черт им рассказал. Эти гяуры все узнают от чертей, которые водят с ними дружбу. Больше никто не мог нас выдать. Ну, хватит о них, пусть идут в ад, все четверо.

– Нас вообще это не касается, мы лишь гонцы, и нам платят за это.

– Кто мне платит, тому я и друг и тому служу.

– И убить можешь?

– Почему бы и нет, если платят? Разве это большой грех – убить гяура?

– Напротив, весьма полезное и нужное дело. Тот, кто убьет христианина, поднимется на ступеньку ближе к седьмому небу. Это старая истина, которую сегодня, к сожалению, мало кто вспоминает. У меня руки чешутся пустить пулю в этого чужеземца.

– У меня тоже.

– Подумай только, сколько мы на этом заработаем. Во-первых, нам заплатят, а во-вторых, отдадут его имущество. Один конь чего стоит! Конюший падишаха, если ему предложить, отвалит кругленькую сумму.

– Или ничего.

– Почему же?

– Он спросит, откуда она у нас.

– Получена в наследство.

– А где родословная, обязательная в таких случаях?

– Она наверняка у него на руках, мы завладеем ею вместе с остальным имуществом. Я вот только подозреваю, что не только мы разеваем пасти на этого коня.

– А кто еще?

– Манах эль-Барша и Баруд эль-Амасат.

– Это верно. Но их легко обмануть.

– Как же?

– Мы не скажем, что чужаки поехали в Дойран. Они просто уехали в… в… в… в какое-то место, название забыли. А сами поскачем в Дойран и отловим этих четверых парней.

– Хорошая идея. Но Манах и Баруд тоже не будут терять времени даром.

– Значит, мы плохо придумали?

– Кто знает, сколько мы их будем искать!

– Найдем в мгновение ока.

– А я не уверен. Мы знаем лишь, что они в развалинах, но там можно прорыскать сколь угодно долго.

– Ты забыл, что мы должны обратиться к старому Мюбареку?

– Нет, помню. Но сообщили ли они ему точное место своего обитания? Это во-первых. А во-вторых, мы же не знаем старика, что это за тип?

– У него тоже копча, знак нашего братства.

– Это еще не основание выдавать нам все тайны.

– Но у нас есть еще и пароль, который Баруд эль-Амасат одновременно дал и Мюбареку. Этим знаком он даст нам знать о том месте. Так что мы его отыщем, не бойся. Но, может статься, нам поставят еще какую-то задачу.

– Мы этого не допустим. Нам надо скакать за четверкой.

– Как это не допустим? Надо слушаться. Ты что, не знаешь, что того, кто не повинуется, ждет смерть?

– Если это доказано! А если я больной?

– Но как мы одновременно заболеем?

– А вот как. Мы повстречались на дороге с четверкой, и произошла стычка.

– Хм. Ранение?

– Да. Я забинтую голову, а ты, скажем, руку. И понадобится отпуск на лечение. Смотри, хозяин поехал к воротам. Пей, посмотрим, принесет ли хозяин еще один кувшин.

Они все пили и пили, и опустошили-таки сосуд, к моему удивлению, даже, я бы сказал, к ужасу. Один из них подошел к окну, крикнул слугу, и тот безропотно исполнил его приказ, как и велел ему хозяин. Гости узнали от него, что он обязан исполнить любой их приказ, и не замедлили с таковым – велели принести еще один кувшин.

От двух кувшинов такой ракии свалился бы и носорог, и я думал, что они скоро просто-напросто упадут не сходя с места мертвецки пьяными, и моя миссия сама собой завершится. Они сидели друг напротив друга, смотрели прямо перед собой и пили с короткими промежутками. Я понял, что от них толку больше не будет, и собрался ретироваться. Услышанное меня не особенно удовлетворило. Что я, собственно, узнал? Что шут, таинственный предводитель «тех, кто ушел в горы», держит всех подчиненных в строгости, а непокорных карает смертью.

Еще я узнал, что Баруд эль-Амасат и Манах эль-Барша и бежавший с ними из Эдирне надзиратель скрываются в развалинах Остромджи. Но руины могут быть весьма обширны. Наверное, эти люди появляются там по ночам в установленное время. Потом я выяснил, что есть такой старик Мюбарек, так называемый «святой», у которого прибывшие с помощью пароля узнают все новости. В частности, трое названных лиц. Но кто такой этот «святой», который, несмотря на святость, занимает немалый пост в преступной иерархии? Где его искать? Тоже на развалинах? И что это за пароль? «Святого» я надеялся найти быстро. С паролем же дело было намного сложнее. Можно, конечно, захватить этого старика и вытрясти из него нужные сведения. Теперь я был уверен, что оба любителя спиртного останутся в комнате до утра. Они не заказали никакой еды, и потому ракия подействовала на них быстрее.

Это было мне на руку, ибо таким образом искомые оказывались непредупрежденными о нас и я мог использовать время с сегодняшнего полудня до завтрашнего для поисков беглецов – до этого времени пьянчуги не очухаются.

Я выскользнул из своего убежища и пробрался в спальню. Она была заперта изнутри. Я тихо постучал, и Халеф открыл. Он находился там с обоими спутниками и слугой.

– Нам необходимо было закрыться, – объяснил он тихо. – Подонки могли додуматься проверить все помещения.

– Правильно сделали. А где остальные домашние?

– Они все попрятались, ведь хозяин объяснил, что все на поле.

– Тогда давайте трогаться. Иди первым и позаботься, чтобы нас не обнаружили.

Слуга, которому предназначалось это распоряжение, вывел нас, закрыл дверь, спрятал ключ и повел к лошадям.

Второй слуга, обслуживавший гостей, тоже стоял наготове. Он пошел к ним и, громко разговаривая, стал отвлекать их внимание.

Из двора нам удалось незаметно проскользнуть к задней стене здания, откуда путь наш лежал в поле, где с лошадьми и слугами нас поджидал хозяин.

– Слава Богу, для тебя время текло не так медленно, как для меня! Поехали!

– Сначала давай рассчитаемся. Скажи, сколько мы тебе должны.

– Должны? – улыбнулся он. – Ничего не должны.

– Так дело не пойдет.

– Пойдет. Вы мои гости.

– Нет. Мы к тебе приехали незванно, а ты встретил нас как близких людей.

– Эфенди, хватит об этом!

– Но я же обещал заплатить за этих мерзавцев!

– Ты явно хочешь меня разозлить. Ты что, собираешься возвращать мне деньги за пару яиц и пиво? И думаешь, я их приму? Да никогда!

Я с интересом смотрел на лицо Халефа, которое менялось буквально с каждой секундой. Он очень боялся, что я все же заплачу. И раздраженно сказал:

– Сиди, ты знаешь Коран и все его закоулки. Почему ты выступаешь против этого мудрого учения? Ведь ты же знаешь, что нельзя отводить руку дающего. Подаяние – это дар Аллаха; тот же, кто отвергает дар, обижает Аллаха. Я надеюсь, что ты уймешь свое сердце и окажешь честь Пророку. Не стоит спорить о пиастрах, которые никому не нужны.

Это было подано с таким напором, будто речь шла о жизни и смерти, проклятии и вечности. Я, смеясь, вручил слугам бакшиш – самую малость, от которой они пришли в такой восторг, что по очереди стали целовать мне руку, чему я так и не смог воспрепятствовать.

Затем мы выехали на дорогу в Остромджу (я уже говорил, что это на самом деле вовсе не дорога). Проехав по ней всего ничего, я спросил хозяина:

– Эта так называемая дорога – единственная, которая ведет к Остромдже?

– Это самый прямой путь. Есть и другие, но по ним дольше ехать.

– Давай поищем именно такую. Нам она больше подойдет.

– Почему?

– Потому, что утром, когда оба парня очухаются…

– Утром? – перебил он меня.

– Именно так. Они пробудут у тебя именно столько, потому как не надо платить. Они не ждут тебя завтра обратно, поскольку ты будешь пить по поводу своего дня рождения.

– Вот негодяи! Я огорошу их тем, что сообщу, что у меня вовсе не день рождения!

– Не надо этого делать.

– Отчего же?

– Оттого, что не в твоих интересах, чтобы те оказались завтра к обеду в Остромдже. Ты поймешь это потом. Если они поедут за нами, то заметят, что мы все же направляемся в Остромджу, а не в Дойран. Это свело бы на нет все наши планы.

– Хорошо. Если ты так хочешь, скачем другим путем. Вот здесь дорога сворачивает налево и идет полями и лугами. По ней мы выберемся на другую дорогу, ведущую в Кустурлу. Та нас никто не знает.

И мы свернули в сторону. Дороги как таковой здесь не было. Просто сухая земля, по которой ходили и ездили люди, вот и все. Справа и слева тянулись табачные плантации, встречались отдельные участки хлопчатника. Потом снова шла неухоженная земля и наконец лес, через который мы скакали, можно сказать, напролом.

До сих пор мы молчали, но хозяин больше не мог сдерживать своего любопытства.

– Ты слышал, как я разговаривал с этими любителями ракии?

– Все, до единого слова.

– Все вопросы и ответы?

– Ничего не пропустил мимо уха.

– И как тебе?

– Ты прекрасно выполнил поручение. Очень тебе признателен.

– Это меня радует. Мне сложно было выполнить это как надо.

– Знаю и потому восторгаюсь тобой вдвойне. Ты доказал, что ты прилежный обманщик.

– Господин, я весьма рад, ибо похвала из твоих уст для меня ценнее, чем чья-либо еще.

– Как так?

– Потому что ты ученый, который знает обо всем – от солнца до корней в траве. Ты знаком с королями и царями, которые ценят тебя, и путешествуешь под защитой падишаха, с которым ел из одной тарелки.

– Кто это сказал?

– Человек, который знает это точно.

Я тут же догадался, что мой маленький, но храбрый хаджи и здесь потрудился на славу. Он называл себя моим другом и защитником, и чем краше меня расписывал, тем больше света моей славы падало и на его скромную фигуру. Взглянув на него, я понял, что прав: догадываясь, что сейчас разразится гроза, он, видя, что я разговариваю с хозяином, чуть поотстал.

То, как хозяин ответил на мой вопрос, доказало мне, что Халеф запретил ему называть его.

– Кто же это такой, кто говорит то, о чем не имеет ни малейшего представления? – спросил я нарочито громко.

– Я не могу его назвать.

– Хорошо. Тогда я назову его имя. Он-то сам сказал тебе его?

– Да, эфенди.

– Оно очень длинное. Маленького негодника зовут вроде бы хаджи Халеф Омар… Продолжить?

– Господин, не надо!

– И все же, как?

– Я же обещал ему…

– Ладно, можешь держать свое слово. Только скажи – да или нет? Это был хаджи?

Он попытался уклониться от ответа, но под моим строгим взглядом признался:

– Да, это он сказал.

– Но тогда я заявляю тебе: он отъявленный лжец.

– Господин, ты говоришь это из скромности.

– Нет, это не так. Я вовсе не скромный, это видно хотя бы по тому, что я съел твой прекрасный омлет, не заплатив…

– Господин, умоляю тебя…

– Нет уж, я закончу и исправлю некоторые ошибки этого пресловутого хаджи Халефа Омара. Он все наврал. Я видел падишаха, но не ел с ним из одной посуды. Я знаю царей и королей, но только по именам, правда, видел одного-другого, но они меня не почитают, даже не ведают моего имени, более того, они вообще не подозревают о моем наличии.

Он смотрел на меня с таким выражением лица, что я понял: выдумкам малыша он верит больше, чем моим словам.

– А что касается моей учености, – продолжал я, – то она не так уж и велика. Как я могу знать все от Солнца до корней? Ну ладно, корни мне знакомы, а вот о Солнце я не знаю ничего, только разве то, что Земля вокруг него вращается. Как далеко оно от нас, каковы размеры, диаметр, вес, длина окружности…

– Машалла! Машалла! – громко закричал мужчина, пугливо посматривая на меня и подзывая лошадь.

– Ты что кричишь? – спросил я.

– Ты все это знаешь?

– Да.

– И как же далеко от нас Солнце?

– Около двадцати миллионов миль.

– И мы вокруг вертимся?

– Естественно.

– И вес знаешь?

– Очень приблизительно. Могу ошибиться на миллион центнеров.

На его лице отобразился ужас. Он даже лошадь остановил.

– Господин, я однажды был в Стамбуле и разговаривал с одним ученым дервишем, а тот в свою очередь беседовал с иностранными мудрецами. Он клялся мне Пророком и его бородой, что солнце и звезды не так мелки, как кажется, а намного больше Земли. Они кажутся такими маленькими, потому как далеки от нас. Я тогда страшно испугался. А ты, выходит, даже знаешь это расстояние. И Луну знаешь?

– Само собой!

– Ну и как далеко она от нас расположена?

– В восьмидесяти шести тысячах турецких агачей.

– О аллахи, валлахи, диллахи!3737
  О боже! (араб. )


[Закрыть] Как мне страшно, эфенди!

Нас нагнал Халеф, остановился рядом и спросил:

– О, мой сиди знает много больше, намного больше. Он знает, что есть звезды, которые мы не видим, а есть такие, какие мы видим, а их уже и нет вроде. Он сам мне об этом рассказал. Я, правда, забыл, ибо моя головка слишком мала для столь многих солнц и звезд.

– Это все так? – вскричал турок.

– Да, спроси его сам.

Тут хозяин постоялого двора уронил на колени поводья, поднял руки на уровень лица и растопырил пальцы в мою сторону. Так делают в Леванте, когда пытаются защититься от сглаза или колдовства.

– Нет! – вскричал он при этом. – Я не хочу его спрашивать. Ничего не хочу больше знать. Да хранит Аллах мою голову от таких забот и таких цифр! Она расколется, как старая мортира, в которую насыпали слишком много пороха. Поехали лучше дальше.

Он снова ухватил поводья и тронул лошадь, бормоча при этом:

– И он еще называет хаджи лжецом! Да он еще мало про него рассказал!

– Ибарек, то, что ты от меня услышал, на моей родине ведомо любому ребенку!

– Машалла! Спасибо, мне не нужна такая страна, в которой даже дети умеют взвешивать и измерять звезды! Какое счастье, что я родился не в Алемании. Человек, у которого я учился пивоварению, ничего мне об этом не рассказал, и это весьма мудро с его стороны. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Я сказал, что твоя похвала вдвое радует, ибо исходит из твоих уст. Ты был мной доволен, и это вселяет в меня надежду, что я верну свои деньги.

– Если меня не обманывает предвидение, ты получишь их обратно.

– Предвидение! Ты полагаешь, дело выгорит?

– Да, а что?

– Ты как-то твердо говоришь.

– Ты ошибаешься.

– Могу поклясться, что ты знаешь точно. Тот, кто в лесу, поле и пустыне может читать следы людей, которые давно там проходили, знает точно, где лежат мои денежки!

Тут я действительно рассердился. Халеф своими непродуманными выходками который раз ставил меня в щекотливое положение.

– Это тебе тоже Халеф сказал? Он кивнул.

Тут я обернулся к малышу.

– Халеф, ты что отстаешь, поди сюда.

– Что угодно, сиди? – спросил он подобострастно, как пес, который знает, что его накажут, но тем не менее приветливо машет хвостом.

– Нужен курбач, плетка из гиппопотамовой шкуры, и знаешь зачем?

– Сиди, ведь твоего верного друга ты никогда не ударишь!

– Ты ошибаешься, Халеф, я могу наказать тебя. Есть другие виды штрафов, кроме плетки. Я не дам тебе жареной курицы!

Я произнес это гневным голосом. За курятину он мог отдать жизнь.

Но он, смеясь, ответил:

– Сиди, ты себе ничего не оставишь, а мне дашь.

– Молчи! Если ничто другое не поможет, я тебя выгоню.

– Сиди, ты же знаешь, что я побегу за тобой, как собачонка. Я слуга. Мы вместе голодали. Мучились от жажды, мерзли, смеялись и плакали – двоих таких людей невозможно разделить!

Добрый малый был прав: точно знал, что будет, если он затронет эту струну. Мой гнев тут же унялся.

– Но все же, Халеф, нельзя же так заливать!

– А чего такого я, собственно, сказал, сиди? Почему ты так сердишься? Разве я сказал неправду? Не ты ли ел с султаном из одной тарелки?

– Но ведь это вранье!

– Как это вранье? Разве ты не обедал в Стамбуле у кади аскери?

– Но что тут общего с твоими фантазиями?

– Много общего. Разве султан не обедал однажды у кади аскери?

– Официально – нет.

– А тайно? Значит, я прав? И он спокойно мог получить ту же тарелку, что и ты. Халеф знает, что говорит. Ты, как трюфель. Он деликатес и дорого стоит, но прячется под землей, чтобы никто о нем не проведал. Я один тебя знаю, и, когда вижу твое лицо снова приветливым, на сердце моем опять легко и радостно. Аллах приносит тучи, но он же порождает и солнечные лучи. И человек берет то, что дарует ему Аллах.

Конечно, я уже улыбался. Меня сравнили с трюфелем, да еще приплели сюда Аллаха. Мы весело расхохотались. Тучи над Халефом действительно рассеялись.

Мы поскакали дальше. По взглядам турка, брошенным украдкой в мою сторону, и по тому, как он держал свою лошадь, – чуть позади моей, – я понял, что он питает к моей персоне большое уважение. Забавно было убедиться, что он считает меня чудом из чудес.

Лес остался позади, и мы переезжали большой разлом, что давало коням простор для езды. Любопытство турка снова разгорелось.

– Эфенди, – начал он, – сегодня я еще успею вернуться?

– Маловероятно.

– Почему?

– Ты хочешь вернуть свои деньги?

– Естественно.

– Тогда тебе придется задержаться. Сначала нужно негодяев поймать, а уж потом забрать свои деньги.

– Ты знаешь, где они?

– Нет.

– Но хаджи сказал…

– Он не ведает, что говорит. Мне известно лишь, что они укрылись в Остромдже. Там я и буду их искать.

– Так мы спросим кого-нибудь.

– Напрасный труд. Они ни с кем не общаются.

– Вай! Тогда мы их и не найдем!

– Впрочем, один след у меня есть.

– Здесь, на земле?

Добрый человек узнал от Халефа, что я непревзойденный следопыт, и он уверовал в то, что я прямо сейчас все узнаю по отпечаткам на почве.

– Нет, – ответил я и указал при этом себе на лоб. – След, по которому надо идти, здесь. Ты хорошо ориентируешься в Остромдже?

– Да, ведь это ближайший город от моей деревни.

– Там есть гора?

– И довольно высокая.

– И на ней развалины?

– Целый город.

– А что там было?

– Я точно не знаю. Болгары рассказывают, что раньше здесь у них было целое государство, и в этой крепости жили знаменитые на всю страну князья. Потом пришли враги, захватили город и все разрушили.

– Видимо, турки?

– Так полагают некоторые. Другие говорят, что то были греки.

– Нам все равно. На развалины легко подняться?

– Очень легко.

– Это не запрещено?

– О нет. Каждый волен, но немногие отваживаются.

– Почему же?

– Там живут злые духи.

– Ах, так! Стоит взглянуть на них.

– Эфенди, ты часом не рехнулся?

– Часом нет. Я давно мечтал посмотреть на духа поближе. Теперь я рад, что мечта моя скоро исполнится.

– Господин, давай не будем пробовать.

– Нет уж!

– Ты же знаешь, что днем духи не показываются.

– А я и не собираюсь искать их днем.

– О Аллах! Ты собрался взобраться на гору ночью?!

– Именно так.

– Но тогда ты никогда не вернешься. Духи убьют тебя.

– Мне интересно, как это им удастся.

– Не смеши людей, эфенди! Злые духи не станут спрашивать, знаешь ли ты Солнце, Луну, звезды и из какой знатной тарелки ты ел. Они просто свернут тебе лицо на спину, вот и все.

– Ого!

– Да, да!

– И что, бывали такие случаи?

– Еще сколько!

– Наверху, в развалинах?

– Поутру там находили людей, у которых лица оказывались на спине.

– И они еще были живы?

– Как ты можешь такое спрашивать? Когда лицо стоит на спине, шея сломана. Значит, они мертвы.

– Но ты же говорил о людях, а не о трупах. Этих людей знали?

– Нет, то были чужестранцы. Только однажды попался один из Остромджи. Новый хавас, он заявил, что не верит в духов. У него с собой были нож и пистолеты, и он в сумерках отправился на гору. На следующий день его нашли наверху, он лежал там, как и остальные. Лицо его было красно-синим, а язык вывалился далеко наружу.

– Давно это случилось?

– Еще двух лет не прошло. Я сам видел этого безрассудного полицейского.

– Когда тот был еще жив?

– Да, и после смерти тоже.

– Это меня радует. Опиши-ка мне еще раз его труп.

– Он выглядел ужасно.

– Это все, что ты можешь сказать?

– Нет. Тело завернули в старый кафтан, когда спускали с горы. Я рано поехал в город за семенами табака и подоспел как раз вовремя.

– А как выглядела шея?

– Ужасно!

– Опиши. Раны на ней были?

– Нет. Но отчетливо видно было, как духи рвали его когтями.

– Эти когти проникали прямо в шею?

– Как ты можешь так думать? Духи не переносят вида крови. Они никогда не оставляют открытых ран, не протыкают кожу. Но следы когтей видны. От меня тело скрывали, но я разглядел. Остальные были такие же.

– Но как выглядели эти следы от когтей?

– Как длинные, тонкие, красные отпечатки. Сзади два, спереди – восемь.

– Я так и думал.

– Ты что, видел когда-нибудь того, кто погиб от духа?

– Нет. Духи моего отечества не убивают людей. Они весьма миролюбивы. Их три вида. Одних называют мученическими, других – духами красоты, а третьих – болтунами. Первый вид опасен, остальные – безвредны.

– Как хорошо жить в твоей стране, эфенди: там водятся такие хорошие духи. Наши – жестокие, очень злобные. Одному человеку свернули шею, потом убили. Прошу тебя, не ходи на ту гору, а то и тебя принесут оттуда трупом!

– Ну ладно, я подумаю.

– Нечего тут думать. Когда тебя спрашивают, что ты хочешь, жить или умереть, ты что, ответишь: умереть? Я бы выбрал первое.

– Я тоже, как и ты, выбираю первое.

– Правильно. Теперь мне тоже легко на сердце.

– Тогда давай не будем больше о развалинах. Скажи мне лучше, есть ли в Остромдже человек по имени Мюбарек?

– Есть.

– Ты его знаешь?

– Да.

– А я могу с ним повидаться?

– Если только он дома. Каждый вправе зайти к нему.

– А ты был у него?

– Носил ему деньги.

– За что?

– За его чудодейственные средства.

– А, так он хаким?

– Нет.

– Значит, аптекарь?

– Нет, он целитель.

– А что, разве целитель не знает лекарств?

– Почему, знает. Никто не может запретить ему лечить людей. Все вокруг любят Мюбарека. Где окажется беспомощным хаким или аптекарь, старик всегда поможет.

– А тебе он помогал?

– И мне, и моим близким, и даже скотине.

– Значит, он еще и ветеринар. Интересно.

– Сам он еще интереснее.

– Как это?

– Ему пятьсот лет.

– Позволь тебе не поверить.

– Но это действительно так!

– Все равно не верю.

– Смотри, не скажи ему об этом, иначе ты пропал!

– Что, о нем самом говорить с ним опасно?

– У него есть дух, который летает везде и слушает, что говорят о старике Мюбареке.

– Чудеса, да и только! А где этого духа можно увидеть, ты часом не знаешь?

– Он позади него. Большой такой ворон, черный, как ночь.

– А черной кошки там нет?

– Есть. А откуда ты про кошку знаешь?

– Я пока только предполагаю. Ты был там, где он готовит свои снадобья?

– Да, был. Откуда тебе известно, что есть такое помещение?

– Опять-таки всего лишь предполагаю. Ты видел там чучела птиц?

– Да.

– А змей?

– Да.

– Жерлянок в сосудах? Летучих мышей под самым потолком?

– Аллах-иль-Аллах! Да, да!

– Мертвые головы и кости?

С каждым новым моим вопросом восторг становился все сильнее.

– Господин, – не выдержал он наконец. – Ты знаешь Мюбарека!

– Нет.

– Но ты точно описал его жилище.

– Это потому, что я знавал других мюбареков.

– И у каждого был похожий дом?

– У многих. И многим было столько же лет, и даже больше.

– И после этого ты не веришь?

– Нет, не верю.

– Не могу понять.

– Этот человек долго живет у вас?

– Только шесть лет.

– А сколько лет злые духи водятся в развалинах?

– А, с давних пор.

– И все это время они сворачивают людям шеи?

– Это началось только несколько лет назад.

– А поточнее не скажешь? Мне это очень важно.

– Первым, кому свернули лицо назад, был грек. Он у меня за день до этого останавливался. На следующее утро он лежал мертвый в развалинах. С тех пор прошло пять или шесть лет.

– И столько же живет Мюбарек в Остромдже. Имеются у этого старого святого какие-то другие особенности?

– Нет вроде бы, ну разве что одна… он ничего никогда не ест и не пьет.

– Но тем не менее жив?

– Он говорит, что, хотя ничего не ест и не пьет, живет пятьсот лет. Аллах вообще не ест, и тем не менее вечен. У Мюбарека вообще нет зубов. И не было.

– Он их, видимо, потерял.

– О нет. Тому, кто его просит, он показывает рот. На деснах у него нет дырок – значит, не было ни одного зуба!

– Я начинаю верить, что это крупный целитель!

– Так оно и есть. Аллах любит его и дал ему способность быть невидимым.

– О, это особый дар. Но ты же сказал, что у него, кроме того, что он не ест и не пьет, больше нет особенностей.

– Да, но если ты под этим словом подразумеваешь дары, то, значит, у него их целое множество.

– Расскажи.

– Они не сразу бросаются в глаза.

– А ты был свидетелем того, как он становился невидимым?

– Конечно.

– Ну-ка, поделись впечатлениями!

– Я знал, что сын моего соседа болен и что старик должен навестить его. У моей жены случались частые головные боли, и она хотела попросить у Мюбарека амулет. Поэтому ко времени его прихода я вышел на порог своего дома. Он пришел. Я позвал его, назвав по имени. Он не ответил. Я крикнул еще раз и, не получив ответа, перешел улицу и пошел к нему сказать, что моя жена нуждается в его помощи. Он посмотрел на меня удивленно и спросил, за кого я его принимаю. Я ответил ему, что он – великий целитель, а он осмеял меня и пошел молча во двор соседа.

Я ждал долго, но он так и не вышел. Только Буера, Дубина, который вошел, кстати, тоже незамеченным, выполз на своих костылях. А когда потом я спросил соседа о целителе, тот заявил, что его у него не было. Я поклялся, что только недавно видел его, а он уверил меня, что у него был один лишь Дубина. Старик же исчез. Что скажешь, эфенди?

– Пока ничего.

– Почему – пока?

– Для выводов нужны факты. Но тут дело, похоже, решается просто.

– Что ты имеешь в виду, эфенди?

– Целитель воспользовался разными входом и выходом.

– Не мог он. Двор лежит спереди, а сзади нет ни сада, ни выхода. Ворота, через которые он входил, единственный путь, которым он должен был вернуться.

– Может, он спрятался?

– Где, эфенди? Домик соседей так мал, что там не спрячешься.

– Тогда дело действительно туманное. Не могу объяснить!

– Все объясняется просто: Мюбарек умеет становиться невидимым! Не веришь?

Вся эта история была полной чепухой, но надо ли было спорить с человеком, душа которого была глубоко пронизана предрассудками и мифологией Востока? В интересах дела оказалось даже лучшим, чтобы он оставался при своем мнении. Поэтому я ответил:

– Тот, кто сам этого не видел, не может сказать «да» или «нет».

– Я говорю «да», – заявил Халеф, слышавший наш разговор и подмигнувший мне.

– Ты веришь?! – подыграл я ему.

– Твердо верю.

– Это меня удивляет.

– Почему, сиди?

– Потому, что ты, по моим сведениям, не знал никого, кто бы обладал такими же удивительными способностями.

– Я? Ты ошибаешься, сиди!

– Ну, скажи, где и когда ты такое наблюдал?

– Я очень часто встречаюсь с невидимостью, и сегодня – в последний раз.

Я подумал, что он снова задумал какую-то шалость, и промолчал. Турок же сразу насторожился. Он искал топлива для костра своих предрассудков и быстро спросил:

– Сегодня? По дороге?

– О нет!

– Тогда, значит, у меня?

– Как ты догадался?

– Аллах, у меня появился кто-то, кто быстро исчез?

– Да.

– И я его видел?

– Конечно.

– Один из этих двоих бездельников?

– Ну, нет.

– А кто тогда?

– Омлет. Ты видел, как он вошел в меня, а потом исчез?

Хозяин поджал губы. Лицо его сначала приобрело обиженное выражение, потом налилось краской гнева, и он закричал:

– Хаджи, ты уверяешь, что был в Мекке, городе Пророка?

– Так оно и есть.

– А вот я так не думаю.

– Хочешь меня обидеть?

– Нет. Но продолжаю так считать.

– Спроси сиди, он точно знает, потому что он сам… Я бросил на него предупреждающий взгляд, так что он осекся на половине фразы. Хозяин – мусульманин, и ему совсем не обязательно знать, какое приключение мы пережили тогда в святилище ислама.

– Даже если эфенди десять раз подтвердит это, я все равно не поверю.

– Почему?

– Потому, что настоящий хаджи никогда не наставит нос правоверному. Я считал, что ты правильный, хороший человек, а ты так, пустышка…

– Ты, сын этой долины, ты знаешь, как меня зовут?!

– Слышал, как же.

– Ну, как?

– Халеф.

– Это имя, которым могут называть меня только близкие друзья. Для других я зовусь хаджи Халеф Омар бен хаджи Абулаббас ибн хаджи Дауд аль-Госсара. Заруби это себе на носу!

– Такое длинное имя никто не запомнит, а уж я и подавно.

– Это еще раз подтверждает, что мозги у тебя не очень развиты. Когда ты слышишь такое знаменитое имя, ты должен совсем иначе обо мне думать. Я – верный сын Пророка, но знаю, что жизнь состоит не только из громких зачитываний строк из Корана. Аллах любит, когда радуются его дети. А пошутить каждый может, это вовсе не грех. Когда же ты из-за такой ерунды называешь меня никчемным человеком, это оскорбление, которое положено смывать кровью. Но поскольку ты наш проводник и я благодарен тебе, мы прощаем твое прегрешение.

И он скорчил такую гримасу, что турок невольно рассмеялся. Умиротворение не заставило себя ждать.

– Ты считаешь мои представления смешными? – спросил меня Ибарек.

– О нет, человек вправе верить в то или иное – мне все равно. Для начала нужно увидеть старика, а потом высказывать мнение. Где он живет?