Текст книги "Приключения Пиноккио. История деревянной куклы"

XXIX
Пиноккио вернулся в дом Феи, и она обещает ему, что, буквально с завтрашнего дня, не не будет больше Деревянным Человечком, а станет обыкновенным мальчиком. Большой приём в честь этого важного события.

В тот самый миг, когда Зелёный Рыбак собирался швырнуть Пиноккио на сковороду, в пещеру влетел большой пёс, ноздри которого учуяли нестерпимо-аппетитный запах жареного.

– Пшол вон! Тварина! – прикрикнул на него Зелёный Рыбак, по-прежнему сжимая Пиноккио в руке, и замахнулся на псину клешнёй.

Но бедная собака ничего с собой поделать не могла, голод, ведь, не тётка, а она испытывала страшные муки голода, и потому вилась вокруг, визжала и крутила хвостом, словно пытаяь сказать: «Слушай! Дай-ка мне чуток жареной рыбки, и я, так уж и быть, оставлю тебя в покое».

– Пшол вон-н! – заорал рыбак и изготовился дать ей прочувственого пинка.

Но пёс, видать, не привык, чтобы с ним так обращались и сразу же оскалился, показал здоровенные клыки.

Он раскрыл жуть какую страшную пасть.

Тут пущеру огласил едва слышный, слабенький голосок:

– Алиодоро! Спаси меня! Ты узнал меня? Если ты не поможешь и не спасёшь меня, мне конец!

Как Алиадоро мог не узнать голос Пиноккио? Пёс сразу узнал его, и каково же было его изумление, когда он обнаружил, что этот голосок доносится из мучного свёртка, который Зелёный Рыбак сжимает в своей руке.

Как же поступил добрый пёс? Он совершил дикий прыжок, выхватил мучной свёрток, и осторожно взяв его в зубы, выскочил из пещеры быстрее молнии.

Рыбак, разбрызгивая зелёную пену изо рта, пришёл в совершеннейшее неистовство от того, что рыба, которую он планировал съесть первой, ускользнула из его пасти. Он ринулсялся вслед за псом, но всего через дюжину шагов зашёлся в страшном кашле и понуро вернулся в пещеру.

А Алиодоро, который летел быстрее ветра, на тропе, ведущей в деревню, остановился, как вкопанный. Там он раскрыл пасть и бережно выложил Пиноккио на землю.

– О, как я могу отблагодарить тебя? – спросил Пиноккио.

– Нет нужды! Не стоит благодарности! – ответил добрый пёс, -Я помню, как ты меня спас! А никакие хорошие поступки не должны остаться без вознаграждения! Ты же сам говорил, что все люди на Земле должны научиться помогать друг другу! Помнишь?

– Как ты оказался в пещере?

– Я очухался, но продолжал лежать на морском берегу, когда бриз донёс до меня аппетитный запах жареной рыбы. Он был такой силы и сладости, что раздраконил мой аппетит, и я помчался на этот запах! Слава богу, я успел вовремя! Окажись я в пещере на секунду позже… минутой позже…

– Ни слова более! – закричал Пиноккио, снова покрывшись от ужаса холодным потом, – Ради бога, больше ни слова! Приди ты на какую-нибудь минуту позже, я бы уже был изжарен, проглочен и съеден за милую душу. Бр-р!.. Меня колотит дрожь и бьёт лихоманка, едва я об этом начинаю думать!

Алиодоро с радостным смехом подал Деревянному Человечку свою правую переднюю лапу, и Пиноккио крепко её пожал в знак истинной и вечной дружбы.

После этого они расстались и разошлись в разные стороны.

Пёс затрусил домой, а Пиноккио снова остался в

одиночестве. И он тут же припустил к низенькой, старой лачужке. На самом солнцепёке у двери сидел старик. Вот к нему и обратился Пиноккио:

– Скажите, почтенный, вы ничего не слышали о некоем бедном мальчике, которого ранили в голову, его зовут Эуженио?

– Рыбаки принесли его в хижину, и теперь…

– Неужто он умер?.. – прервал его Пиноккио, задыхаясь от печали.

– Нет! К счастью, он остался жив и теперь он у себя дома.

– Правда? Вы говорите правду? – воскликнул Деревянный Человечек и от радости стал кувыркаться в воздухе. – Значит, он получил не смертельную рану?

– Она могла бы быть даже смертельной, но и так рана очень серьезна, -ответил старик, – ведь удар в висок был нанесён инкунабулой, переплетённой в толстый картон. Ох, уж эти чёртовы книги!

– А кто ударил его книгой?

– Его глупый одноклассник, некий Пиноккио!

– А кто этот Пиноккио? – спросил Пиноккио, притворяясь дурачком.

– Утверждают, что этот человек – порядочное дрянцо, жулик, вор, лодырь, и вообще весьма опасный и антиобщественный тип и рецидивист.

– Клевета! – завопил Пиноккио, – Это уж чистая клевета!

– А ты откуда знаешь? Ты, что, знаешь этого Пиноккио?

– Как-то видел его, мелькнул и пропал в толпе! – уклончиво ответил Деревянный Человечек.

– А ты сам что о нём думаешь? – осведомился старикашка, – А то всё ходят всё тут всякие, спрашивают не пойми что…

– Ну, как бы вам сказать, я полагаю, что он вполне нормальный, даже можно сказать, в общем, хороший парень, ученик прилежный ученик, весьма послушный и доброжелательный, но самое главное – он обожает своего отца и всю свою семейку…

Принявшись врать направо и налево без всякого стеснения, Деревянный Человечек что-то вспомнил и стал истошно трогать свой нос, который прямо на глазах вырос на целый дюйм. Он испугался и заорал:

– Почтеннейший! Гражданин любезный! Вах! Вах! Вах! Послушайте! Вы уж не особенно-то доверяйте всей этой шушере! Чепуха это всё! Не верьте всему хорошему, что я приписал этому мерзкому пройдохе! Я скрывал, что знаю Пиноккио давно, и знаю его, как облупленного. Могу заверить вас под присягой, что это совершенно ничтожный, испорченный, гадкий, отвратительный и дрянной человечишко, бездельник, плут, парень невоспитанный и грубый, которого застукали, когда он отправился на берег моря кутить и буянить, вместо того, чтобы быть в школе! Кроме того, он подбил на такой же образ действий кучу учеников! Ужас, какая тварь!

Стоило ему произнести это, как его нос стал сразу заметно укорачиваться.

– Слушай! А что ты весь такой белый? – подозрительно спросил старикан, – Испугался чоль?

– Ну, врать не буду,.. видите ли… это, честно говоря… моя ошибка, не помню как, но где-то… как-то… в общем, я потёрся о побеленную стену и вымазался в извёстке! Бывает!

Ему было страшно стыдно признаваться, что какие-то бандиты приняли его за морскую рыбу и бросили в муку, чтобы потом подрумянить на сковороде и съесть.

– А твоя куртка, рукава, штаны, коленки, колпак? Ими ты тоже случайно потёрся о побеленную стену? Протёр, поди? Куда они делись? Да ты, я вижу, совсем голый, братец?

– Я по дороге столкнулся со сворой воров, они напали на меня и обчистили меня до нитки… Никт о не помог! Брошен, покинут, убит! Спасибо, что напомнили!.. Скажите, праотец, а у вас случайно не завалялось хоть какой-нибудь драной, старой одежонки для меня, чтобы я смог добраться до дома?

– Дитя моё, должен тебя огорчить, из одежды у меня остался только вот этот мешочек для бобов. А с себя мне в общем-то тоже снять нечего! Если мешочек тебе понадобится, вон он лежит, возьми его! Мне не жалко! Он твой!

Упрашивать Пиноккио дважды особой нужды не было. Он стремительно схватил пустой мешочек, выстриг ножницами с четырёх концов небольшие дырки и нацепил на себя мешок, как рубаху. И в этой убогой власянице он повернул и пошёл огромными шагами к деревне. Потом, чтобы никто не смеялся над ним, он нашёл около дороги большую кривую клюку и теперь шествовал с ней, гремя деревянными шарнирами, и вправду очень схожий с высохшим на Солнце неизвестным святым. Потому что был он, надо признать правду – одна кожа и кости.

Однако по дороге его стали терзать муки совести. Эти твари нападали со всех сторон, как мухи, саранча или комары и беспричинно кусали его. Стоило ему сделать один шаг вперёд, как кто-то заставлял его сделать два шага назад. И зачем было Пиноккио ныть, постоянно терзая себя:

– О, моя добрая, славная Фея! Как я теперь смогу показаться на глаза тебе? Что она подумает, увидев меня в таком плачевном виде?.. Способна ли она во второй раз простить, или она не простит мою вину и выгонит меня?.. Нет, она не станет меня прощать, не в её это обычае, не в её нраве, не простит, нет, нет, не простит! И поделом мне, и правильно, бейте меня, стругайте, обижайте, мокайте, ведь я пустой, никудышный, никчёмный мальчишка. Сколько раз всем на свете я обещал стать лучше и сколько раз я не выполнил обещанного! Аминь!

Он решил твёрдо во всём признаться, но мужество изменило ему перед воротами дома, и вместо того, чтобы сразу позвонить в дверь, он закрутился на месте и наоборот отскочил от дома на несколько десятков шагов. А потом снова собрался с духом и снова подскочил к двери. И снова сплоховал! В третий раз случилась та же история. Только на четвёртый раз он на цыпочках подкрался к двери, дрожащими руками поднял дверной молоток и стукнул один раз, да так, что сам еле услыхал.

Пиноккио замер и стал ожидать ответа. Через полчаса в верхнем этаже (а дом был в четыре этажа), сначала засветилось окно, потом оно растворилось, и Пиноккио увидел, что из окна высунулась рогатая голова большой Улитки с теплящейся на голове сальной свечой.

Она наклонила голову и спросила густым, заспанным басом:

– Кто это тут шляется так поздно? Чего надобно?

– Фея здесь? – прохрипел в ответ Деревянный Человечек.

– Фея уже давно спит и просила не будить её. А ты кто такой будешь?

– Я.

– Кто-я?

– Пиноккио.

– Кто такой Пиноккио?

– Деревянный Человечек, который жил у Феи.

– Ах, кажется, я припоминаю, – сказала Улитка, – Сейчас же сойду и открою!

– Мадам! Пошевелитесь пожалуйста, поскорее открывайте, пожалуйста, а не то я сейчас окочурюсь от холода!

– Мой малыш, как ты уже, я надеюсь, понял, я Улитка, а не какая-нибудь садовая гусеница! Да будет тебе известно, что улитки никогда никуда не спешат. Поспешай, не торопясь, – вот девиз племени шустроых, быстроногих улиток. Ты записал в кондуит?

И окно с грохотом захлопнулось.

Прошёл ещё час, прошло ещё два часа, а дверь по прежнему была на замке.

Пиноккио, скорчившийся под дверью и уже ходивший ходуном от холода и от страха, потихоньку стал смелее и забарабанил в дверь громче прежнего. Со вторым стуком окно на третьем этаже отворилось и в нём возникла та же самая Улитка.

– Улиточка! Милая! – крикнул Пиноккио с улицы, – Я уже два часа тебя жду! А ждать два часа при такой холодине хуже, чем чем два года летом сидеть в воде. Пожалуйста, открой скорее!

– Мой малыш! – пропела Улитка, исполненная такого стоического спокойствия и хладнокровия, что обзавидуешься, -Мой малыш, как ты уже понял, я – Улитка, а улитки, если ты не знал, никуда не должны спешить.

И кто-то тут же захлопнул окно с громким стуком.

Тут колокол пробил полночь, потом час ночи, следом два часа, а дверь по-прежнему оставалась на замке.

Пиноккио стал стучать в дверь ногами. Он потерял всякое терпение и в сердцах схватил дверной молоток, готовый ударить в него так сильно, чтобы весь дом подпрыгнул на месте. Но резной дверной молоток у него в руках вдруг превратился в живого угря, который сразу же выскользнул у него из рук и нырнул в водосточную канаву.

– Ага! Вот вы как! – закричал Пиноккио, рассвирепев уже не на шутку, – Раз дверной молоток так поступает, я разобью дверь ногами! Разнесу в щепки!

Он отскочил назад, разогнался, что было сил и так ударил ногой в дверь, что дверь разлетелась на куски, а его пол-ноги провалилось в деревянную дыру. Деревянный Человечек стал дёргать ногой, пытаясь вытащить ногу из пролома, но куда там… Это было невозможно. Его нога засела в древесине крепко-накрепко, как гвоздь в доске.

Представляете себе, в какое положение угодил бедный Пиноккио? Вот так всю ночь напролёт он и простоял на одной ноге, когда другая его нога торчала в двери. Видеть такое было очень смешно!

Едва забрезжил день, как дверь наконец открылась. Улитка, добрая душа, спускалась с четвёртого этажа до парадной двери всего лишь девять часов сорок минут тридцать две секунды, и это был рекордный для неё срок. И то, как только она выглянула за дверь, она была вся в мыле от напряжения – таких неимоверных усилий потребовал от неё этот поход!

– Что делает твоя нога в моей двери? – спросила она

Деревянного Человечка и ласково засмеялась.

– Так бывает! Несчастное обстоятельство!

Многоуважаемейшая Улиточка, не в службу, а в дружбу, пожалуйста, не попытаетесь ли вы… возможно, вам удасться освободить меня из этого, гм, капкана…

– Дитя моё! Да что вы говорите такое? Тут без столяра не обойдёшься, как ни крути, а я молоток и пилу отродясь в руках не держала!

– Ради бога, умоляю вас, позовите от моего имени Фею…

– Ох, милок! Эк тебя разнесло! Фея спит и наказала мне её не будить ни при каких обстоятельствах! Так что не обессудь…

– Но как же мне быть? Я ведь не могу целыми днями торчать, защемлённый в дверях, как тополь на плющихе!

– Лиха беда – начало! Сосредоточься – и ты привыкнешь! Люди привыкают и не к такому! В конце концов, ты неглупый мальчик, найдёшь себе подходящее занятие! Например, сосчитай муравьёв, пересекающих улицу под моей дверью!

– Ладно! Хорошо! Но умоляю вас принести мне хоть чего-нибудь поесть! Я тут что-то слишком ослаб! Сам не знаю почему!

– Сей момент! – поклялась Улитка.

И действительно, не успели пройти каких-то жалких четыре с половиной часа, как Пиноккио увидел её сплавляющейся по лестнице с серебряным подносом на голове. На подносе красовалась пышная, румяная буханка хлеба, жареная курица и четыре сочных абрикоса.

– Это завтрак, ниспосланный вам Феей! – учтиво сказала Улитка, – Ешь на здоровье!

От всей этой роскоши Пиноккио чуть не окосел. Во всяком случе, деревянные слюнки у него точно потекли! Ему так хотелось есть и так соблазнительно всё выглядело, что на сердце у него потеплело, и он стал решать с чего ему начать королевскую трапезу. Но брови вдруг у него полезли на лоб, и каково же было его удивление, потом разочарование, а потом и возмущение, когда он обнаружил, что хлебный каравай – из гипса, курица – из бумаги, а абрикосы – алебастровые, раскрашенные, и всё выглядит лучше натурального!

Он топнул ногой и уже был готов зарыдать от досады и смущения, а потом выкинуть к чёртовой матери поднос со

всей этой гадостью, что на него наложили. Но это у него не получилось. Неизвестно, от больших ли потрясений или от великой пустоты в желудке, – известно одно – он упал в обморок.

Когда Пиноккио в себя, то увидел, что лежит на диване, а

Фея наклонилась и смотрит на него. Выражение её лица не сулило Пиноккио ничего хорошего.

– Ещё раз я готова простить тебя! – изрекла Фея, – Но видит бог, горе тебе, если ты ещё раз отчубучишь мне подобные штучки! Я больше такого не спущу!

Как Пиноккио исходил красноречием, как обещал, как клялся, что он станет хорошеньким мальчиком, как будет учиться и станет отличником, как будет всегда хорошо вести себя – у меня не найдётся слов! Но надо отдать ему должное – своё обещание он в конце концов выполнил. Перед самыми каникулами он так здорово показал себя на экзаменах,

что его объявили Лучшим Учеником Школы, а его поведение было признано всеми учителями «весьма похвальным», на что Фея, ликуя и светясь от радости, сказала:

– Трекс! Брекс! Фекс! Завтра будет день исполнения твоих желаний!

– Что это значит?

– С завтрашнего ты больше уже не будешь Деревянным Человечком, а станешь самым обыкновенным мальчиком.

Кто бы мне дал талант описать ту радость, какую испытал Пиноккио при этом известии? Кто бы вразумил меня? Он прыгал вокруг Феи, как мячик!

Всех школьных друзей Пиноккио пригласил на торжественный приём в дом Феи. Фея дала обещание сварить двести больших чашек кофе с молоком и испечь четыреста хлебцев, намазав их маслом с обеих сторон.

Этот грядущий, всеми ожидаемый день обещал быть самым замечательным и счастливым днём в их жизни,.. когда бы не одно «но»… Как вы уже поняли, к величайшему нашему сожалению, жизнь деревянных человечков такова, так причудлива и изменчива, что в ней всегда имеется возможность испортить всё, что угодно и часто одно такое «но», опрокидывает вверх дном все самые радужные надежды.

XXX
Забыв о своей мечте стать обыкновенным мальчиком, Пиноккио отправляется со своим дружком по имени Фитиль в Страну Развлечений и там творится невесть что.

Разумеется, в такой день Пиноккио выпросил у Феи, чтобы она позволила ему пойти в город и пригласить туда всех товарищей. И Фея, нет никаких сомнений, разрешила ему  это, сказав на прощание:

– Хорошо, иди и не забудь пригласить своих товарищей на завтрашний приём, но помни, что ты должен вернуться домой до темноты. Ты понял?

– Я вернусь не позднее, чем через час! Обещаю! – поклялся Деревянный Человечек.

– Пиноккио! – вдруг добавила Фея, – Только будь осторожен! Детям часто свойственно лешко обещать и столь де часто нарушать свои обещания.

– Но ведь я совсем не такой, как другие! – гордо сказал Пиноккио, – Если я кому-нибудь что-нибудь пообещал, ты знаешь, моё слово железно!

– Поживём-увидим! Если ты не будешь пай-мальчиком, то знай – это только же во вред!

– Почему?

– Потому что непослушные дети, которые не обращают внимания на советы опытных, зрелых людей, знающих больше, чем они сами, каждый миг могут вляпаться в большую беду.

– О, да! Верно! Я уже сыт этим по горло! – сказал Пиноккио, – Теперь я уже на эту удочку больше не попадусь!

– Поживём-увидим, истинны ли твои уста!

Прекратив пустопорожнюю болтовню, Пиноккио чмокнулв щёчку свою добрую Фею, заменившую ему мать, и, насвистывая «Янки-Дудль» и подпрыгивая, как козлик, выскочил из дому.

Не прошло и часа, и все его друзья были приглашены на праздник.

Одни прыгали от радости, когда Пиноккио приглашал их, другие немного кочевряжились, заставляя себя немножко упрашивать, но когда и те и те узнавали, что на приёме будет 400 хрустящих хлебцов для обмакивания в кофе с молоком, и хлебцы будут намазаны маслом не абы как, а с обеих сторон, они все сразу соглашались и говорили все, как один:

– Мы, разумеется, придём, только чтобы доставить тебе удовольствие, а не ради каких-то хлебцов!

Эти мальчики были людьми, а люди часто большие хитрецы и шустрилы!

Среди всех школьных дружков Пиноккио был один, которого он почитал особенно близким своим другом. Его звали Ромео, но прозвище у него было другое, много хуже – Фитиль. Он и на самом деле полностью состветствовал своему прозвищу! Фитиль был настоящий худышка – бледненький, слабенький, зелёненький человечек, на самом деле удивительно похожий на сморщеный фитиль, торчащий в восковой свечке.

На своё прозвище он не обижался, за исключением случаев, когда его называли Фитилёк или ещё хуже, сами знаете как!

Что касаемо Фитиля, то все в школе и в округе знали, что это самый отпетый лентяй, бесстыдный хулиган и негодяй во всей школе, но Пиноккио он страшно нравился своими каверзами и подлянками. Фитюлёк, надо сказать, был злобной и непредсказуемой личностью. То он кого-то запрёт в подвале, то кошку на крышу забросит, то дрожжей в школьшую выгребную яму впрыснет. Короче, с творческой фантазией у него никаких проблем не было. И вот Пиноккио зашёл к нему, чтобы пригласить в гости, но дома его не было. Пиноккио подождал, постучал во второй и в третий раз, и всё было напрасно.

Где его найдёшь, такого хулигана? Пиноккио обшарил все злачные дыры, тайные лазы и гнёзда на деревьях и наконец обнаружил Фитиля в старом курятнике близ одной крестьянской лачуги. Он то ли что-то искал в куче соломы, то ли прижигал какого-нибудь жучка увеличительным стеклом.

– Что ты тут копаешься? – желая понравится Фитилю, спросил Пиноккио.

– Ты, что, дурак? Сам не знаешь? Скоро полночь – время разбросать камни и отправиться в волшебное, таинственное путешествие!

– Куда-куда?

– Долго объяснять! Далеко, далеко, и ещё дальше! Куда глаза глядят! На Кудыкину гору, короче!

– А я уже три раза искал тебя дома, а тебя нет!..

– А чего ты от меня хотел? Чего надо?

– Ты разве не в курсах? Не знаешь великую новость? Ты не знаешь, какое чудовищное счастье меня ждёт?

– Какое, чувак?

– Какое-какое! А такое! С завтрашнего дня я прекращаю быть Деревянным Человечком, и становлюсь настоящим пай-мальчиком, как ты и вся эта школота.

– Что ж, мои наилучшие поздравления! Респект и уважуха, как говорится!

– Значит, приглашаю тебя завтра к празднику. Жду!

– Я ведь тебе только что сообщил, что я сегодня ночью отбываю в волшебное, таинственное путешествие!

– В котором часу?

– Скоро! Очень скоро!

– А куда?

– Я отправляюсь в страну… в саму наипрекраснейшую страну на свете – в настоящую Страну абсолютно блаженства и ничегонеделанья!

– А как называется эта страна?

– Она называется… Только не говори никому! Она называется… Страной Развлечений. Айда со мной?

– Нет.. Нет. Мне нельзя! Я не поеду!

– Это ты зря, Пиноккио! Погорячился! Поверь мне, ты ещё будешь кусать свои деревянные локти и жалеть, что не послушался меня и не поехал. У нас, мальчишек, нет лучшей страны, чем эта! Там и в помине нет ни школ, ни этих дурацких учителей, ни книжек! Там не надо каждый день тащиться в школу, слушаться дурацких советов, учиться. В четверг там воскресенье! Там неделя состоит из шести четвергов и одного воскресенья. Представляешь, осенние каникулы начинаются там первого января и заканчиваются тридцать первого декабря. Вот это страна, так страна! Впрочем, я не навязываюсь, там всё хорошо на мой вкус! Так всё должно быть устроено во всех цивилизованных странах!

– А в Стране Развлечений чем все заняты?

– Как чем? Чем нужно заниматься приличному человеку! Играми и приколами с утра до вечера. Плясками, танцами и балдежом! Ночью, после этой развлекухи все ложатся спать, а на следующий день всё начинается сначала! Ну, что скажешь на это?

– Хм! – с умным видом изрёк Пиноккио и замотал головой, как конь, которому не дали овса, что должно было означать: «Такая жизнь и мне бы пришлась по вкусу!»

– Итак, согласен? Рванём вместе? А? Да или нет? Решайся! Я два раза не предлагаю!

– Нет… нет… и ещё тысячу раз нет! Я же обещал моей доброй Фее стать хорошим пай-мальчиком, и я должен исполнить своё обещание. Кстати, Солнце уже заходит. Я должен идти домой. Так что, не обессудь! Будь здоров! Счастливого пути! Привет семье!

– Куда ты несёшься, как мерин на привозе?

– Домой. Моя добрая Фея сказала, что я должен быть дома до наступления ночи.

– Погоди! Постой со мной пару минут!

– Не могу! Я опоздываю.

– Пару минут!

– Но Фея… Она будет ругаться!

– Пусть ругается, сколько угодно! Набранится вдоволь и успокоится! – сказал этот мерзкий Фитиль.

– А ты как намерен путешествовать? Один или в компании?

– Один? Да там нас больше ста человек! Мальчишки нашего возраста! Веселуха, братан!

– Вы туда пешедралом идёте?

– Сейчас подъедет фургон, он захватит меня и я поеду в эту прекрасную страну.

– Я бы всё отдал, чтобы фургон был здесь сейчас же!

– Почему?

– Хочется поглазеть, как ты будешь отъезжать.

– Подожди пару минут, и ты всё увидишь.

– Нет! Нет-нет! Я иду домой!

– Всего пару минуток!

– Я и так опаздываю! Фея будет волноваться! Нет! Я не могу!

– Бедная твоя Фея! Она, что тебя на привязи держит? Как собачку? Может быть, она боится, что тебя слопают летучие мыши?

– А ты… в самом деле уверен в том, – вежливо осведомился Пиноккио, – что там, ну, в той стране вообще нет никаких школ?

– Даже тени школы там нет! Клянусь!

– И нет никаких учителей?

– Ни одного!

– И там не надо будет учиться?

– Спрашиваешь! Ни-ни, ни дня!

– Какая удивительная, какая прекрасная страна! – почти пропел Пиноккио, и у него от восхищения сдавило грудь и потекли слюнки, – Какая… волшебная страна! Я как будто её вижу воочию, хотя там никогда не был!

– Ну, так вот! Сам говоришь! И чего бы тебе не отправиться туда вместе с нами?

– Только не воображай, что сможешь меня уболтать! Раз уж я пообещал моей доброй Фее стать пай-мальчиком, придётся выполнять обещанное, я слова на ветер не бросаю!

– Ну, что ж, эдакий ты индюк расфуфыренный, тогда пока-пока! И передавай от меня тысячу приветиков всем этим дурацким школам, гимназиям, шарашкиным конторам и реальным училищам, вместе со школярами и препами, если они по пути тебе попадутся!

– Прощай, Фитиль! Счастливого тебе пути, многих радостей в жизни, творчества и развлечений, и почаще вспоминая своих друзей!

Деревянный Человечек повернулся и зашагал к дому. Однако, сделав два шага, он остановился, обернулся к своему приятелю и сказал:

– А ты на самом деле уверен в том, что в этой волшебной стране каждая неделя состоит из шести четвергов и одного воскресенья?

– Зуб даю!

– А ты действительно на все сто уверен в том, что осенние каникулы начинаются там первого января и кончаются тридцать первого декабря?

– Будь я проклят, если не так!

– Какая чудесная страна, однако! – пропел Пиноккио ещё раз и даже сплюнул от удовольствия. Потом он вздёрнул подбородок и сказал с ещё более твёрдой решимостью,

быстро-быстро:

– Итак, друг мой, прощай! Доброй дороги!

– Прощай, если не шутишь!

– Когда отправление?

– Сию минуту!

– Жаль! Вот если бы до отправления был час, я бы, пожалуй, решил остаться.

– А твоя Фея как?..

– А ну… Уже и так слишком поздно… Какая в принципе разница, вернусь ли я домой часом раньше или позже!

– Бедный Пиноккио! До чего ты докатился! А если Фея будет тебя полоскать и отчитывать?

– Пусть полоскает! Пусть отчитывает! Мне всё равно! Наругается вдоволь и сразу угомонится! Она у меня добрая!

Между тем упала ночь, тёмная, страшная ночь. И тут они видят – где-то вдали запрыгал маленький огонёк, и послышался звон серебряных колокольчиков и дальний мелодичный звук трубы.

– Вот и он! Это он! – закричал вдруг Фитиль и вскочил на ноги.

– Кто? Кто? – прошептал Пиноккио, холодея.

– Фургон, на котором я тронусь в Страну Развлекухи. Так ты поедешь со мной или нет? Говори!

– И это правда, это правда – вопросил Деревянный Человечек, – что в той волшебной, чудесной стране вообще не надо ходить в школу и учиться?

– Ни капельки! Сиди себе, да посвистывай!

– Какая славная, какая замечательная страна, какая великая страна, какая обалденно-прекрасная странища!