Текст книги "Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 1"

Глава шестьдесят первая

Спала я крепким сном без сновидений. Разбудило меня птичье пение, чириканье. На миг мне почудилось, будто я в своей спальне, в доме отца. Занавеси уже раздвинуты. Солнечные лучики ласкают и весело щекочут веки закрытых глаз. Вот сейчас открою глаза и тотчас же придется сощуриться от яркого света.

Я открыла глаза. Как это обычно бывает со мной, сон очень освежил меня и восстановил мои силы. Куда девались все ужасы и страхи ночи? Вокруг – теплый ясный день, поют птицы, порхают огромные пестрые бабочки. И ни одного звука, который мог бы производиться человеком. Санчо! Я быстро села. Но он был здесь, рядом. Он крепко спал. Но даже во сне лицо его казалось напряженным и измученным. Я подумала, что минувшая ночь была ночью испытаний в большей степени для него, чем для меня. Ведь он все время помнил обо мне, всячески стремился успокоить; в то время как я попросту предавалась собственным эгоистическим страхам. Нет, нет, впредь я буду вести себя иначе. Ему будет не в чем упрекнуть меня. Я наклонилась и бережно коснулась губами его щеки. Острые волоски кололи меня. Я поняла, что уходить отсюда нельзя. К сожалению, поблизости не оказалось воды. Я бы расслышала журчание ручейка. Пришлось просто вытереть лицо платком. Затем я причесалась и снова подобрала волосы. Я проголодалась. Но сумка с провизией осталась притороченной к седлу лошади Санчо. Я не осмелилась пойти и принести еду. Села, поджав под себя ноги, на расстеленный на траве плащ, и стала ждать. Пока я наблюдала за насекомыми. Их в Америке было множество. Таких огромных и пестрых жуков и бабочек я не встречала в Англии. Муравьи здесь тоже были большего размера. Все эти пестрые, причудливые существа метались в траве, взлетали, прыгали, ползли и то и дело набрасывались друг на друга и поедали. Мне вдруг пришло на ум, что если бы существовало некое существо, для которого люди со своим человеческим временем были бы подобны насекомым, то, наверное, этому существу казалось бы, будто люди только и делают, что бессмысленно и бестолково суетятся, иной раз предаются телесной любви; но основной смысл их существования – в безудержном уничтожении друг друга. Я начала развивать эту мысль. Действительно ведь нам кажется, что мы живем сложной жизнью, что одно действие или событие отделено от другого порядочным отрезком времени. А ведь все живые существа воспринимают время по-разному. Должно быть, наша человеческая минута равна для этой пестрой бабочки целому году. Я попыталась увидеть нашу человеческую жизнь глазами существа, для которого время течет медленнее, чем для нас. Фу! Какими мы покажемся суетливыми, похотливыми, жестокими. И вовсе не потому, что это существо живет более нравственно и осмысленно, нет, просто оно живет более медленно. Интересно, а как бы могло выглядеть подобное существо? Я попыталась придумать, но как назло ничего в голову не приходило. Я подумала, что сказку о разных существах, воспринимающих время по-разному, можно было бы рассказать маленьким Чарльзу и Сьюзен. Интересно, как отнесется к этим моим построениям мой сын Брюс?

Я почувствовала, что кто-то за мной наблюдает, ход моих мыслей прервался. То есть я, разумеется, тотчас поняла, что это не «кто-то», а Санчо. Подпершись локтем, он смотрел на меня внимательно и ласково. Я обернулась.

– Санчо, ты должен простить меня. Минувшая ночь сделалась для меня истинным торжеством эгоизма. Я вела себя ужасно.

– Ты просто боялась. – Он сощурился на солнце, сорвал длинную травинку и постукивал по голенищу сапога. – Я тоже устал от всей этой таинственности. Я рад тому, что скоро она развеется. Но все это действительно скверно, – он помолчал. – Нет, не могу объяснить. Сама все узнаешь.

– Не мучайся, Санчо, – я ласково коснулась его руки. – Ты уже достаточно подготовил меня. Я поняла, что мне предстоит пережить нечто малоприятное. Но… делать нечего! – я невольно рассмеялась.

– Сейчас мы быстро перекусим и отправимся в дом. – Санчо поднялся и пошел к лошадям.

Я снова почувствовала сильное волнение и едва могла глотать. Но я заставляла себя есть и казаться спокойной. Впрочем, ели мы мало, ведь нам предстоял еще обратный путь.

Глава шестьдесят вторая

Вблизи страшная усадьба уже не казалась мне грудой развалин, как ночью. Да, это был дом. Когда-то, видно, просторный, удобный, поместительный, рассчитанный на большую семью и много слуг. Он, конечно, очень обветшал, но все же чувствовалось, что некогда это было со вкусом и с любовью воздвигнутое строение.

Мы легли в густую траву и медленно ползли. Так мы добрались до дверцы, ведшей в подвал. Мы протиснулись в нее. Санчо велел мне держать пистолет наготове. Вдруг я ощутила его волнение. Я поняла, что он тревожится за меня. Мне захотелось ободрить его.

– Не тревожься, Санчо, – тихо произнесла я, – я все понимаю. Ты не пожалеешь о том, что взял меня с собой.

Он полз впереди. Я держалась за ним. Затем он велел мне выравняться с ним. Теперь мы двигались рядом с пистолетами наизготовку.

В подвале было темно, как и должно быть в подземном помещении; стены пропитались сыростью. Я вздрогнула от промозглого холода.

– Крысы… – Санчо снова предупреждал меня, явно опасаясь моей внезапной реакции.

– Не боюсь! – тихо отвечала я.

На самом деле я, как почти все женщины в мире, ненавидела крыс и мышей. Даже моя названная мать Сара Гудгрум, сдержанная и строгая пуританка, могла дико визжать при виде крохотного мышонка на кухонном полу. Обо мне же и говорить было нечего. И сейчас сверкающие бусинки хищных глаз, шуршание голых длинных хвостов, мерзкий запах крысиного помета – все это вызывало во мне отчаянное желание завопить, вскочить, начать судорожно отряхиваться. Все мое существо сосредоточилось на подавлении этого властного мучительного желания. Но я выдержала!

Мне очень хотелось спросить, надолго ли мы останемся в подвале, но я твердо решила не задавать лишних вопросов. Мы подобрались к подножью узкой лестницы, ведшей на верх. Ступеньки были каменные, сильно выщербленные. Мы поднялись. Санчо толкнул дверцу. Она открылась не сразу. Старая дверь, она разбухла от сырости. Мы вдвоем налегли на нее. Я еще раз убедилась в том, что когда ты принужден интенсивно и энергично действовать, это помогает забыть о страхе. Дверь открылась. Теперь мы должны были одолеть настоящий занавес паутины, мерзкой, липкой, отвратительно пахнущей, «украшенной» множеством сухих насекомых и жирными темными тельцами живых пауков. Наконец мы очутились на площадке. Отсюда можно было подняться наверх и спуститься вниз. Санчо снова обратился ко мне:

– Эмбер, я никогда не прощу себе, если с тобой что-то случится. Но теперь ты должна быть внимательной, как никогда. Мы должны осмотреть дом. Тебе придется не только следовать за мной, но и быть самостоятельной в своих действиях. И… я еще раз предупреждаю тебя, приготовься к страшному.

Я мужественно восприняла его слова.

Глава шестьдесят третья

Мы спустились в кухню. Здесь царило запустение. Вероятно, будь Санчо один, он не заметил бы ничего. Но для меня уроки домоводства, которые давала мне Сара Гудгрум, не прошли даром. Во время страшной эпидемии чумы я управлялась в доме совсем одна, без горничных и кухарки. И теперь, оглядев помещение глазами опытной женщины, я подметила некоторые признаки того, что здесь бывали люди. Не так уж давно кто-то пытался разжечь огонь в очаге, с деревянной скамьи у очага чья-то рука смахнула пыль. Кто-то пил вино из оловянного кубка. Я заметила недавнего происхождения крошки. Кто-то ел хлеб, сыр, вяленое мясо. На все эти приметы того, что здесь недавно были люди, я указала Санчо. Он с благодарностью кивнул.

Мы жались к стенам, держали пистолеты наизготовку. Теперь по указанию Санчо наш путь лежал в спальни. Они занимали целое крыло на первом этаже.

– Сейчас я покажу тебе то, что уже видел, – глухо произнес Санчо. – Если же мы этого не застанем; значит, опасность увеличилась.

Мы проскальзывали бесшумно в каждую дверь. То, что открылось нашим глазам, можно было назвать ужасным. Но, пожалуй, это определение казалось слишком слабым, бледным, не отвечающим зрелищу, которое развернулось передо мной.

В спальнях, запустевших, пропыленных, странным образом сохранились предметы прежнего уюта, семейного тепла. Здесь были: широкое супружеское ложе красного дерева, детская колыбель, кроватки для детей постарше, скромные девические постели, спальни юношей, где еще сохранились на стенах скрещенные шпаги.

Но самым страшным было отнюдь не это запустение. Не оно заставило меня судорожно сжимать челюсти, с неимоверным трудом удерживаясь от крика и рвоты.

Все вокруг было заполнено трупами. Полуистлевшие, в старомодных полуистлевших одеждах, они были чьими-то руками аккуратно уложены в постели. Мужчины, женщины, дети. Вероятно, то были люди, когда-то составлявшие погибшую здесь семью, и их слуги. В первую очередь в глаза бросались странные раны. Судя по всему, эти люди были убиты во сне одним ударом кинжала. Но было и еще нечто странное в этих трупах. Приглядевшись, я с ужасом поняла: они были обескровлены. Как? Я поняла и это. На многих шеях отчетливо видны были следы прокусов. Кто-то выпил кровь из этих несчастных. Страшные рассказы о колдунье Хуане, о донье Консепсион, матери доньи Инес, живо воскресли в моей памяти. Санчо отдергивал пыльные занавеси. В этих помещениях еще сохранились стекла на окнах. Мы переходили из комнаты в комнату. Указав мне на нескольких мертвецов, Санчо глухим голосом назвал имена людей, пропавших за последнее время. Я не знала, что и думать. Все мое существо оцепенело от ужаса.

Все так же прижимаясь к стенам, ступая бесшумно и держа наготове оружие, мы перешли в другое, противоположное крыло дома. Здесь помещались гостиные, столовая, кабинет хозяина. И здесь я отметила все то же – видимое запустение и в то же время ощущение, что здесь недавно кто-то побывал, что здесь вообще периодически кто-то бывает. Сверхъестественных существ не существует. Санчо прав. Значит, дом навещают живые люди. Но кто они? Живые люди? Но тогда откуда эти обескровленные тела жертв? Кто высосал кровь? К сожалению, убийство – обычное человеческое действие. Но высосать кровь из трупа? А так ли уж прав Санчо?

К счастью, в гостиных и в столовой трупов не было. Но кое-что насторожило меня.

– Санчо, мне кажется, здесь побывала женщина! И побывала совсем недавно.

– Почему ты так думаешь? – он приостановился. Я указала ему на крохотный светлый комок, съежившийся в темном углу коридора.

– Видишь, Санчо, это дамский носовой платок. И принюхайся. Чувствуешь запах духов. Он совсем свежий. Этот шелковый платочек надушили недавно.

Санчо хотел было поднять крохотный платочек. Но я удержала его.

– Нет, Санчо. Здесь могут быть не только духи, но и яд.

Он послушался меня.

– Возможно, это платок очередной жертвы, похищенной женщины, – тихо произнес он.

Теперь нашим преобладающим чувством был не страх, но жалость.

Чем ближе мы подходили к кабинету, тем сильнее я ощущала присутствие живого существа. Бросив взгляд на Санчо, я догадалась, что и он охвачен тем же чувством. Там, в помещении, что когда-то было кабинетом обычного человека, теперь затаилось какое-то странное существо. Нет, это не мог быть человек. Неужели правы те, что рассказывали страшные истории о вампирах-оборотнях? Значит, Санчо не прав, и в мире все-таки существует иррациональное, сверхъестественное…

Мы подобрались к двери.

Да, мы не могли ошибиться. Там, внутри, находился… человек? существо? кто? До нашего слуха доносились странные звуки. Что происходило внутри? Странное чавканье и скрежет. Такие звуки могло издавать насыщающееся животное. Но оба мы готовы были поклясться: это не животное. Санчо был уверен, что это человек. Я… я не знала.

Я чувствовала напряжение Санчо.

– Приготовься стрелять, – шепнул мне он. – Сейчас мы бросимся в комнату. Ничему не удивляйся. Не теряй самообладания. Я верю тебе и надеюсь на твою стойкость.

Мы помедлили еще мгновение. Затем Санчо бросил взгляд на замочную скважину.

– Заперто! – пробормотал он. В голосе его уже ощущалось раздражение. – Значит, опасность увеличивается. Но наше преимущество в том, что он, кажется, не ожидает нападения.

С этими словами Санчо осторожно, свободной рукой (в другой руке он все еще сжимал пистолет) вынул из кармана нечто, напоминавшее ключ. Это была отмычка. Я охраняла его, пока он почти бесшумно поворачивал отмычку в замочной скважине.

– Теперь дверь открыта, – наконец прошептал он. – Теперь самое страшное и ответственное. Руки у меня должны быть для этого свободны. Эмбер, возьми и мой пистолет. В случае чего, сможешь ли выстрелить из обоих разом?

– Да.

Прежде мне не приходилось стрелять разом из двух пистолетов; но я была уверена, что сейчас смогу это сделать, как смогла в свое время выжить во время чумы.

Санчо припал к двери, налег плечом. Мы ворвались в комнату.

Глава шестьдесят четвертая

То, что я увидела… Я много успела перевидать на своем не таком уж и долгом веку. Бедность, поединки, насилие, болезни. Но то, что открылось мне теперь, было совершенно неожиданным, новым, ужасающим.

До сих пор не могу понять, откуда я нашла в себе силы не завопить, не бросить оружие, не кинуться стремглав прочь. Я спокойно сжимала пистолеты, я охраняла Санчо, следя за каждым движением странного существа. Существа? Нет, это не было загадочное существо. Я узнала его. Это был мой отец!

Когда мы ворвались в комнату, Санчо бросился на него и крепко схватил за локти, заведя ему руки назад. Санчо успел вынуть из своего пояса заранее приготовленную веревку (он позаботился обо всем) и теперь скручивал отца.

Отца? Моего отца?

Когда мы оказались в комнате, отец был в одной рубахе из белого полотна, в темных панталонах из английского сукна. Он сгорбился, пригнулся над чьим-то телом. Он… Да, никаких сомнений не могло возникнуть. Он с жадностью впивался в шею трупа зубами, он грыз хрящи, чавкал и высасывал кровь. Голова трупа запрокинулась. Я увидела лицо темноволосого юноши. Фернандо! Лицо хорошо сохранилось. Конечно же, это был Фернандо, слуга-испанец, пропавший не так уж давно.

Отяжелевший от страшной сытости, отец даже не сопротивлялся. Ясно было, что сейчас его сознание отуманено страшной пищей. Он не узнавал нас. Взгляд его был бессмысленным. Лицо и рубаха были испачканы кровью. Глядя на его оскаленные зубы, я не заметила тех пресловутых клыков, которые обычно приписывают вампирам.

Внезапно меня охватил холодный мучительный ужас. Я мгновенно поняла, что надо спешить. Ведь он скоро, может быть, вот-вот придет в себя. Он узнает нас! Я вспомнила и поняла все, что говорил Санчо об опасности, грозившей моему отцу. Да, отцу грозила опасность. Рано или поздно его вторая, тайная жизнь обнаружилась бы. И тогда… Как заговорили бы об этом сильном, мужественном, почтенном и справедливом человеке? Что сталось бы с доньей Инес, если бы она узнала обо всем? А что сталось бы с самим отцом? Где закончилась бы его жизнь? В тюрьме? Или его подвергли бы мучительной публичной казни? Странная жалость к этому чудовищу охватила меня. Нет, нет, он не мог быть виновен. Все, что он совершил, это была болезнь, страшное помешательство…

Все эти мысли в одно мгновение пронеслись в моем сознании. Я нашла выход! Прицелилась и нажала разом оба курка. Прогремели два выстрела. Последнее, что мне запомнилось, это то, что я целилась очень тщательно, чтобы не попасть в Санчо даже случайно. Один из выстрелов отдался мне в плечо. Я упала на пол, продолжая крепко сжимать в руках пистолеты. Я ощущала сильную боль в плече, но не потеряла сознания. Я выстрелила отцу в голову и в сердце. Он был убит наповал. Санчо стоял за его спиной, связывая ему руки.

Санчо распрямился. Тело старика сползло на пол. Два трупа и много крови. Санчо бросился ко мне, помог подняться. Побелевшими от напряжения пальцами я все еще сжимала пистолеты.

– Эмбер! – Санчо тряхнул меня. Я вскрикнула от боли в плече. Пальцы мои невольно разжались, с глухим стуком пистолеты упали на пол. – Не сходи с ума, Эмбер! – голос Санчо вдруг стал жестоким. – Ты должна, слышишь, ты должна сохранить здравый рассудок!

Я упала ему на грудь и разрыдалась. Я оплакивала свою странную жизнь; оплакивала отца, которого так необычно нашла и так страшно потеряла. Объятие Санчо сделалось нежным, я почувствовала себя защищенной и разрыдалась еще сильнее.

Когда я немного пришла в себя, мы сидели на канапе. Голова моя покоилась на груди Санчо. Я подумала о том, как ужасно, должно быть, выгляжу. Эта невольная мысль рассмешила меня, истерический смешок вырвался из горла. Два трупа по-прежнему находились в комнате, залитые кровью, безмолвные. Труп юного испанца и труп моего отца.

– Санчо, – прошептала я, невольно зажмуриваясь и снова припадая к груди Санчо.

– Эмбер, милая, мужественная Эмбер! – он гладил меня по волосам. – Соберись с силами. Прошу тебя!

Еще не конец! Мы снова должны идти. И пока не спрашивай ни о чем не спрашивай. Ты спасла своего отца! Идем. Идем дальше!

Не знаю, откуда у меня взялись силы! Я поднялась, оправила волосы. Санчо подобрал с пола пистолеты. Боже! Должно быть, полдень еще не наступил. Снаружи в комнату проникал яркий солнечный свет, но что, что он озарял! Боже!

– Идем, – твердо произнесла я, – куда скажешь.

Мы вышли из кабинета.

Глава шестьдесят пятая

– Придется вновь осмотреть остальные комнаты? – хрипло спросила я.

Я чувствовала, что на повторение пройденного у меня не хватит сил. Но не время было жаловаться на бессилие, поэтому я промолчала.

– Нет, – к моему великому облегчению ответил Санчо, – я думаю, нам надо подняться на чердак. Не спрашивай пока ни о чем. Я все объясню позже. Сейчас у меня нет сил.

Впервые он признавался в усталости, это тронуло меня.

– Не знаю, – продолжал Санчо, – что еще нам предстоит обнаружить. Скорее всего, еще один труп.

Я догадывалась, что это будет труп лорда Карлтона. Неужели Санчо мог послать его на верную смерть? Но ведь Брюс Карлтон был сильнее моего старого отца, Брюс легко мог одолеть, скрутить его. Что же могло произойти? Нет, уже нет сил предполагать, выдумывать…

По винтовой лестнице мы поднялись наверх и очутились еще в одном коридоре.

– Чердак здесь весьма обширен, – прошептал Санчо, – есть два хода…

Но он не успел договорить. Я схватила его за руку. Мучительный стон прозвучал в темноте затхлого коридора. Сомнений быть не могло: кричала женщина. Должно быть, она собрала последние силы, чтобы издать этот слабый жалобный призыв. Интуитивно она молила о помощи. Мы легко определили направление стона, он шел с правой стороны, сверху.

Туда вели узкие, необыкновенно крутые ступени. Прерывистый стон донесся еще несколько раз. Мы буквально взлетели по крутой лестнице, ни разу не споткнувшись. Распахнутая настежь дверца вела вовнутрь. Там, в помещении с низким сводчатым потолком, при свете тусклой свечи, я увидела зрелище, похожее на то, что только что представилось мне в кабинете. Мужская фигура сгорбилась над хрупкой фигуркой не то юноши, не то женщины в мужском костюме. Ее тело бессильно лежало на полу. В полутьме белела обнаженная нежная шея. Мужчина с жадностью сосал кровь. Но она была жива. Мы снова расслышали стон. На этот раз едва слышный. Должно быть, она теряла последние силы.

Санчо кинулся вперед, схватил свечу, поднял…

Я узнала лорда Карлтона. То же залитое кровью лицо, те же бессмысленные глаза, что и у моего отца. Женщина, которую он терзал, была… Коринна!

Я снова выстрелила.

На этот раз я не могла себе позволить расслабиться и отчаянно зарыдать. Коринна была жива и нуждалась в помощи. Лорд Карлтон был убит. Санчо поднял Коринну, лишившуюся чувств, на руки и понес вниз. Я держала свечу.

Мы уложили Коринну на канапе в гостиной. Санчо принес из кухни воду. Я сразу заметила, что в кухне приготовлена свежая вода; и это было знаком присутствия людей.

К счастью, Коринна не была ранена каким-либо оружием. Но на ее нежной белой шее мы увидели раны, нанесенные зубами. Должно быть, она потеряла довольно много крови. Мы обмыли и перевязали ее раны.

– Если я сейчас выйду, пройду туда, где мы оставили лошадей, и принесу провизию, ты не испугаешься? – спросил меня Санчо.

Вместе мы не могли выйти. Кто-то должен был остаться с Коринной. Я почувствовала, что мои нервы не выдержат, даже если я на мгновение останусь в этом доме рядом с израненной женщиной, на нежной коже которой отчетливо видны следы человеческих зубов.

– Нет, нет, – отказалась я, – лучше я сама принесу сумку, а ты побудешь с Коринной.

Санчо понял меня и согласился.

Выбравшись из дома, я вздохнула полной грудью. Здесь все жило простой природной жизнью, озаряемое жарким полуденным солнцем. Щебетали птицы, суетились в траве жуки и муравьи, порхали бабочки. Я легко отыскала место, где были привязаны лошади, и взяла сумку. Я чувствовала, что не могу вернуться быстро. Мне надо было еще хоть немного побыть здесь, на свободе, подышать нормальным воздухом.

Вдруг мне пришло в голову, что ведь и Карлтон, и мой отец, и Коринна приехали сюда, конечно, верхом. Где же их лошади? Должны быть привязаны где-то поблизости. Но тогда почему же наши лошади не проявляют беспокойства? Я принялась осторожно обходить вокруг дома. В конце концов я отыскала всех трех лошадей. Все три были привязаны в разных местах. Значит, и отец, и Карлтон, и Коринна приехали сюда порознь. Все они явно намеревались вернуться обратно. Я подумала о лошадях жертв этого страшного дома. Вероятно, они просто были отпущены в джунгли, где стали добычей хищников.

Я вспомнила наш трудный путь сюда. Как могла хрупкая Коринна в одиночку проделать этот путь? Непостижимо!

Мне хотелось еще побыть на воздухе. Но Санчо и Коринна ждали меня. Коринне необходима помощь. Я быстро пошла в дом.

Когда я рассказала Санчо о лошадях, он грустно кивнул.

– Что мы будем делать с лошадями Карлтона, Коринны, отца? – спросила я.

– Лошадь Коринны, пожалуй, возьмем. Остальных придется оставить.

Нам некогда было много говорить. Мы переменили Коринне повязки, смочив их вином; влили ей в рот немного вина, чтобы подкрепить ее силы. Она была в забытье, постепенно перешедшем в глубокий сон.

– Будем надеяться, что она не так тяжело пострадала, – дрогнувшим голосом произнес Санчо.

Мне было жаль его.

Надо было дать отдохнуть Коринне. Значит, только через несколько часов мы могли пуститься в обратный путь. Мы и сами нуждались в отдыхе. Оба мы сознавали, что теперь можем спокойно уснуть. Теперь в этом доме было безопасно. Мы укрыли Коринну покрывалом, а сами устроились на ковре. Вскоре сон сморил и нас.