Текст книги "Падение и величие прекрасной Эмбер. Книга 1"

Так началась новая жизнь Дианы. Джон Айрленд привез ее в Кембридж. Сначала он хотел поместить ее в какое-нибудь закрытое учебное заведение для девочек. Но затем передумал. Для подобного заведения Диана была слишком умна. Он сам стал учить ее. Вскоре девочка уже была не только его ученицей, но и помощницей. Его друзья и коллеги поражались способностям Дианы. Однако даже более, чем медицина, ее привлекало изучение жизни и повадок животных.

– Ведь я, можно сказать, обязана своим существованием зверушке, – шутя говорила она Айрленду. – Кто знает, если бы не обезьянка Белла, может быть, отец и не приглянулся бы так моей будущей матери.

После смерти отца и матери Джон Айрленд унаследовал порядочное состояние. В основном он тратил деньги на свои медицинские занятия. Диане, своей помощнице, он положил хорошее жалование, из которого она могла часть отсылать своей матери и несчастным братьям.

Прошло лет двенадцать. Диана получила известие о том, что ее мать и братья погибли во время эпидемии какой-то заразной болезни, внезапно вспыхнувшей в Неаполе. Когда жила девочкой дома, Диана, казалось, не была особенно привязана к своим родным. В дальнейшей ее жизни семью ей заменил Джон Айрленд. Но теперь, получив это внезапное известие о смерти матери и братьев, она вдруг огорчилась, почувствовала себя одинокой и несчастной. К этому времени Диана выросла, расцвела и превратилась в красивую девушку. Впав в состояние тоски и одиночества, она вдруг стала смотреть на Айрленда иными глазами. Она поняла, что просто влюблена в этого человека. Но ее тотчас начала мучить мысль, что он не может ответить взаимностью. Да, он не любит ее и не может любить! Кроме того, она никогда не забывала о том страшном изнасиловании. Она и до сих пор чувствовала себя запятнанной, опороченной.

Джон Айрленд не мог не заметить подавленного состояния своей помощницы. Сначала он не понимал, что происходит с Дианой. Он подумал было, что она больна. Но нет, она была совершенно здорова. Он постоянно спрашивал, что с ней, и получал односложные ответы. Ему даже пришло в голову, что эта меланхолия – предвестник душевной болезни, что очень встревожило его и почти выбило из колеи. Но тут на помощь пришла старая экономка. Когда Диана в очередной раз вышла из столовой, почти ничего не съев, миссис Хитклиф деликатно заметила:

– По-моему, эта девушка просто-напросто влюблена.

– Вы серьезно так думаете, миссис Хитклиф? – переспросил Джон Айрленд.

– Совершенно серьезно, сэр Джон.

– Это странно. Не могу понять, кого же она полюбила. То есть я не вижу вокруг никого, кто был бы достоин ее ума и… откровенно признаюсь, ее красоты. Но если уж она влюблена, я, конечно же, не стану препятствовать ее счастью… Но почему же она выглядит такой подавленной и грустной?.. Быть может, это любовь без взаимности, как вы полагаете, миссис Хитклиф?

– Я так полагаю, сэр Джон. Это любовь без взаимности, но она может превратиться в любовь взаимную.

– Вы говорите загадками, миссис Хитклиф.

– Боже! Ведь все так просто! Девочка влюблена в вас, сэр Джон! И мне кажется, что и вы любите ее!

– Гм! В сущности… Да, так оно и есть. И что же теперь делать? Могу ли я сказать ей?

– Разумеется, можете. И даже должны!

После ужина, когда Диана хотела уйти в свою комнату, Джон Айрленд попросил ее задержаться в гостиной.

– Я хотел бы поговорить с вами, Диана.

– Я слушаю вас.

– Я очень привык к вам. Нет, я полюбил вас. Я хотел бы просить вас стать моей женой.

– Нет, нет, это невозможно! – воскликнула Диана и резко отвернулась, собираясь быстро выйти из комнаты.

– Но почему? Почему? – Айрленд схватил ее за плечи и повернул лицом к себе.

– Неужели вам не ясно? – Диана не выдержала и заплакала. – Как можете вы, умный, достойный, жениться на незаконной дочери матроса и портовой девчонки, на сестре слабоумных, изнасилованной на грязном чердаке?! – последние слова Диана просто выкрикнула Айрленду в лицо.

Он отпустил ее и сел на софу, закрыв лицо ладонями. Диана поняла, что причинила ему боль. Она пожалела о своей несдержанности, подошла к нему и невольно положила руку ему на плечо. Он отнял ладони от лица и поднес к губам ее пальцы. Она не противилась и не произносила больше ни слова. Впервые в жизни он почувствовал, что охвачен страстью. Прежде женщины вовсе не занимали его. Не владея собой, он подхватил Диану на руки и унес в свою комнату.

За всю ночь их близости она не произнесла ни слова. Но он чувствовал, что ей сейчас так же хорошо, как и ему. В конце концов, уже под утро, они заснули в объятиях друг друга.

Но, проснувшись, Джон Айрленд не нашел Дианы. Ее не было в доме. Взяв с собой лишь самое необходимое, она скрылась на рассвете.

Так Джон Айрленд, друг Этторе Биокка, потерял свою первую и единственную возлюбленную. Поиски оказались тщетными. Айрленд пребывал в отчаянии. Иногда ему приходило в голову, что он просто разочаровал ее как мужчина. Кто знает, что она в действительности испытала в юности, каков был на самом деле ее любовный опыт. Но тотчас же Джон Айрленд отбрасывал эту мысль, как унизительную и недостойную. Диана выросла на его глазах. В сущности, он сам воспитал ее. У него не было причин сомневаться в ее порядочности. Нет, она все же решила, что они не могут быть вместе. Но где она теперь? Жива ли она? Она могла покончить с собой.

Джон Айрленд написал о Диане всем своим друзьям, в том числе и Этторе. Но следы Дианы не отыскивались. Наконец, спустя три года, будучи в Венеции, Этторе случайно узнал, что у одной из ученых дам их круга графини Элизы К. появилась компаньонка, очаровательная молодая женщина, отличающаяся чрезвычайными способностями к естественным и точным наукам. По описанию Этторе узнал Диану. Диана была прежде знакома с ним. Когда он посетил графиню, Диана не стала скрываться. Этторе хотел поговорить с Дианой наедине, убедить ее, добиться того, чтобы она вернулась к Айрленду. Но графиня, словно бы нарочно, или по сговору с Дианой, мешала гостю. Они беседовали втроем в кабинете графини. Этторе начал проявлять нетерпение. Наконец графиня обратилась к нему:

– Разумеется, сеньор Этторе, вы с вашим умом не могли не догадаться, что все это подстроено нарочно. И то, что вдруг стало известно, что Диана находится у меня; и то, что вы здесь в гостях.

– Графиня, я желал бы просить сеньору Диану вернуться в дом нашего общего друга, сеньора Айрленда. Его чувства к ней неизменны. Он не оставляет надежды увидеть ее своей супругой.

Диана молча потупилась.

Графиня и Биокка смотрели на нее.

– Да, – отвечала Диана. – Теперь я могла бы вернуться к нему. Сейчас вы поймете, почему я не могла сделать этого раньше.

С этими словами она дернула шнур звонка. Вскоре в комнату вошла служанка с прелестным мальчиком на руках. Ребенку было немногим более двух лет. Этторе тотчас узнал черты Айрленда – тот же высокий лоб и пытливый взгляд. Малыш производил впечатление веселого, умного и здорового существа.

– Но зачем же вы скрываете это сокровище от счастливого отца? – обратился Этторе к Диане.

И, когда ребенка унесли, Диана рассказала следующее.

Наутро после внезапной близости с Айрлендом Диана твердо решила бежать. Она считала, что не может быть его женой. Корме того, она знала, что если у ее родителей было трое слабоумных детей, то разве это не могло повториться и в ее браке. Она отправилась в Италию, к Элизе К., с которой была хорошо знакома по переписке. Вскоре Диана поняла, что ждет ребенка. Эта новость то повергала ее в отчаяние, то заставляла испытывать нежную жалость к маленькому существу. Наконец она решила, что воспитает ребенка, каким бы он ни был. К ее великой радости малыш родился здоровым. В это время она жила в загородном поместье графини Элизы. Диана знала от нее, что Айрленд по-прежнему любит свою помощницу. Однако Диана решила, что объявится не раньше, чем ребенку исполнится два года. Только тогда она могла бы с полной уверенностью сказать, что он правильно развивается. И вот она объявилась открыто в доме графини.

Отослали письмо Айрленду. Он поспешил приехать. Можно не описывать сумбурные объяснения, взаимные упреки и оправдания влюбленных. Они обвенчались тут же, в Венеции, и вместе с маленьким Питером вернулись в Лондон. Десять лет они прожили в счастливом согласии. Джон Айрленд с помощью Дианы закончил большой труд о разновидностях и причинах слабоумия. Книга принесла ему известность во всем мире. Питер рос необычайно умным мальчиком и в будущем обещал стать таким же талантливым ученым, как и его родители.

Однажды супруги отправились вдвоем в свой загородный дом. В пути их застала гроза, превратившаяся в настоящую бурю. Разумеется, оба сильно промокли. Когда они наконец-то добрались, Джон Айрленд почувствовал недомогание. Жена уложила его в постель, дала лекарство. Но жар усиливался. Вскоре стало ясно, что у Айрленда – воспаление головного мозга. С неимоверным трудом Диане удалось спасти мужа от смерти. Но случилось самое страшное, что только может постичь ученого: Джон Айрленд стал постепенно терять разум. Едва заметив первые опасные признаки, он решил покончить с собой. Но это оказалось невозможным – Диана не отходила от него ни на шаг. Тогда он сказал ей:

– Ты сама не хуже меня понимаешь, что ждет меня в ближайшем будущем. Я не хочу мучить себя. Я не хочу видеть тебя в роли няньки и сиделки несчастного слабоумного. Помоги мне уйти из жизни. Я не сомневаюсь в твоем мужестве.

– О, Джон! – Диана с плачем упала перед его креслом на колени. – Я – всего лишь слабая женщина. Я не могу, не смогу сделать это. Я умру при одной только мысли о том, что ты можешь сам это сделать. Потерпи! Мы оба знаем, это не продлится более двух лет, – она обняла его колени и целовала его обессиленные руки.

– Хорошо, – согласился он, помолчав. – Обещай мне только, что сын не увидит меня таким, – голос его дрогнул.

– Это я могу тебе обещать! – воскликнула Диана с легким сердцем.

Полтора года супруги провели в затворничестве в своем загородном доме. Все это время Питер жил у их близких друзей. И только после смерти Джона Диана вновь переехала в Лондон. Она привела в порядок и опубликовала многие записи и дневники мужа. Сына она определила в Кембриджский колледж. Чувствовалось, что она приняла какое-то твердое решение. И вскоре это ее решение стало известно всем.

Диана решила отправиться в Африку, исследовать жизнь экзотических животных. Питер умолял мать взять его с собой. Но она отказала ему.

– Это слишком опасное путешествие, Питер. Ты – все для меня, я не могу подвергнуть твою жизнь такой опасности.

– А свою жизнь? – сердито воскликнул Питер.

– Это мое давнее желание. Я хочу написать книгу и посвятить ее памяти твоего отца. Не сердись на меня. Когда ты будешь в моем возрасте, ты станешь принимать решения столь же свободно.

И Диана уехала в Африку. Несколько лет о ней ничего не слышали и не знали. Радости ее друзей и ее сына не было границ, когда она наконец вернулась. Загорелая, похудевшая, она прибыла, нагруженная записями и рисунками. Но прежде, чем ее книга вышла в свет, друзья Дианы, и в их числе Этторе Биокка, услышали ее подробные рассказы о путешествии.

Диана и вправду пережила множество приключений. На плотах ее экспедиция переплывала реку. Несколько раз на них нападали разбойники. Диана заболела страшной лихорадкой, но сумела вылечиться. Однако самым главным для нее были ее наблюдения за животными. В джунглях она встретила огромных обезьян – горилл, и решила заняться наблюдением и описанием их жизни и повадок.

– И вот тут-то, – Этторе повернулся к Санчо, – и выяснилось, насколько схожи люди и животные.

Гориллы пытались пользоваться оружием – камнями и палками. Они сбивались в стаи. Во главе каждой такой стаи стоял вождь. Он забирал себе лучших самок и убивал детенышей своих соперников. Самки-обезьяны нежно любили своих детенышей и, лаская их, напоминали странное гротескное изображение женщины, ласкающей младенца. У обезьян были самые разнообразные характеры; среди них попадались угрюмые, веселые, величественные, насмешливые.

Так же, как и люди, гориллы были невоздержанны в телесных сношениях. В сущности, они всегда готовы были совокупляться. Диана наблюдала, как вождь покрывал совсем юного самца-подростка.

В среде обезьян происходили настоящие драмы. Так, Диана наблюдала молодую самку, наделенную удивительно добрым характером. Эта горилла еще не достигла зрелости и не начала совокупляться. Однако она была очень внимательна к маленьким детенышам, помогала взрослым самкам нянчить их. Казалось, все члены стаи отвечали ей столь же доброжелательным отношением. Но вот она захворала. Вероятно, это был некий аналог человеческой чахотки. Бедняжка начала кашлять кровью. Она слабела день ото дня. Характер ее начал портиться. Она сделалась угрюмой и замкнутой. Остальные обезьяны, которые еще недавно были добры с ней, теперь отталкивали ее. Она отвечала им тем же недоброжелательством. Вспыхивали драки, из которых обессиленное животное, конечно, не могло выйти победительницей. В конце концов Диана взяла умирающую самку к себе. Вскоре та скончалась, угрюмая и злобная.

– Ну, чем не человеческая драма? – спросил Этторе.

– А где жила сама Диана? Как ей удавалось наблюдать за обезьянами? Дикие животные ведь пугливы и осторожны, – вмешалась Коринна.

– Она выстроила себе небольшой домик. Но часто и подолгу жила в джунглях, строя шалаши, передвигаясь вместе с гориллами. Обезьяны привыкли к ней. Она почти что приручила их. Конечно, для этого надо обладать недюжинным желанием и терпением, – пояснил Этторе.

– И мужеством, – задумчиво добавила Коринна.

– Но наблюдения Дианы, – вмешался Санчо, – по-моему, только доказывают, что люди произошли от животных. Вероятно, и у людей, и у обезьян – общие предки. Но люди прошли путь преображения до конца; в то время как обезьяны остановились где-то посередине, если так можно выразиться. Этим и объясняется большее сходство между человеком и гориллой, нежели между человеком и крокодилом.

– Кто знает, – я улыбнулась, – может еще найтись какая-нибудь наблюдательная Диана, записи которой докажут, что между людьми и крокодилами много общего.

– Меня очень тронул ваш рассказ о жизни Дианы, – обратилась Коринна к Этторе. – Она жива и сейчас? Где она?

– Она переселилась в Италию. Очень известна там. Живет она в Венеции. Но сын ее остался в Лондоне. Питер Айрленд не избрал карьеру ученого, он стал капитаном корабля и судовладельцем.

Некоторое время мы молчали, поглядывая на огоньки оплывающих свечей. Нами овладела какая-то истома. Мы, выслушав рассказ Этторе, словно бы сами прожили насыщенную жизнь Дианы. Этторе и Санчо уже не хотели продолжать свой философский спор.

Глава семьдесят седьмая

Я почувствовала, что меня не удовлетворяет эта жизнь воображения, это соучастие чужой жизни. Мне захотелось действия, движения. Невольно я потянулась, раскинув руки. Коринна бросила на меня быстрый взгляд. Этторе встретил мой жест взглядом восхищенным, Санчо – добродушно-насмешливым взглядом человека, хорошо знающего тебя вместе со всеми твоими причудами и привычками.

– Вы были любовником Дианы? – спросила я Этторе.

– Нет, – ответил он с подчеркнутой любезностью, – не могу сказать, чтобы мне этого очень хотелось или, напротив, очень не хотелось, но если бы она высказала подобное желание, я бы охотно пошел ей навстречу.

– Однако она подобного желания не высказала, – я снова на миг раскинула руки. – Интересно, почему? Или у нее были другие любовники?

– Эмбер, – сказала Коринна, – скорее всего, у Дианы вовсе не было любовников. Ведь с телесной любовью она познакомилась в самых неблагоприятных обстоятельствах. Бедняжку, еще не достигшую зрелости, грубо изнасиловали. Что могло произойти после этого? Ведь она всего лишь испытала страшную телесную боль, в ней даже не пробудилась чувственность. Конечно, она возненавидела телесную любовь. К счастью, она влюбилась в Айрленда, и эта любовь примирила ее с чувственной стороной жизни. Но она развилась чувственно ровно настолько, чтобы верно и преданно любить лишь одного человека. Вся остальная ее энергия уходила на занятия наукой.

– Вы полагаете Диану недоразвитой женщиной? – с любопытством спросил Этторе.

– Все не могут развиваться одинаково, – Коринна пожала хрупкими плечиками. – Все мы в чем-то недоразвиты. Одни не способны любить многих, другие – предаться занятиям наукой, третьи – не умеют петь и танцевать. И самое странное, по-моему, это то, что в каждом из нас дремлют зачатки всех способностей и талантов. Кто знает, какими бы стали люди, если бы могли развить себя всесторонне. Но, должно быть, об этом нечего и мечтать.

– Ты – настоящий философ, Коринна! – воскликнул Санчо.

– Нет, нет, – она кокетливо прикрылась веером, – у меня просто хорошая учительница, – сложив веер, Коринна указала на меня, – моя сестра, ее светлость герцогиня Райвенспер.

– Хотел бы я знать, кто учил ее светлость герцогиню! – лукаво заметил Этторе.

– Жизнь, сеньор Биокка, жизнь, – с не меньшим лукавством откликнулся Санчо.

Нам вместе было очень хорошо и легко. Я чувствовала, что все мы желаем одного: завершить столь занимательный и приятный вечер определенным образом. Но непременно всем вместе, не расставаясь. Я быстро обменялась взглядом с Коринной, посмотрела на Этторе, улыбнулась Санчо. Пауза была столь многозначительна, что ее просто нельзя было не понять или истолковать неверно.

– Мой приятель Эдвардо Скола, – начал Этторе, – сам не Бог весть какой любовник и довольствуется собственной супругой. Но он собрал обширную коллекцию описаний различных любовных действий. Среди них есть одна довольно сложная позиция, которую он называет «полетом». В этом «полете» могут участвовать несколько мужчин и несколько женщин одновременно…

– Полетим! Полетим! – Коринна озорно вскочила и, пританцовывая, выбежала на середину ковра.

Я последовала за ней. Мужчины бросились за нами.

Все мы принялись бегать друг за другом и увертываться с хохотом.

Наконец, в любовном предвкушении, мы бросились друг на друга и клубком покатились по ковру, целуя друг друга и покусывая, срывая одежду и растрепывая волосы.

Спустя недолгое время мы оказались совершенно обнажены.

Я лежала на ковре, раскинув руки. Коринна соединилась со мной, покусывая мои соски. Член Санчо скользнул меж изящных ягодиц Коринны. Колени Этторе очутились по обеим сторонам моей головы, член его почти заполнил мое горло. Я задыхалась в блаженном полете. Несколько раз мы менялись местами.

Ночь прошла чудесно.

Наутро за завтраком мы поделились с Этторе своими планами. Мы твердо решили ехать в Европу, но еще не решили – куда именно. Я и Коринна были достаточно богаты для того, чтобы обосноваться в любой стране и жить не только безбедно, но даже роскошно.

Санчо сначала предложил ехать в Испанию.

– Простите, – возразил Этторе, – разумеется, Испания очень красива. Вы должны непременно посетить ее. Но обосновываться там надолго было бы, на мой взгляд, полным безумием. У власти там находятся такие люди, которые за милые забавы, подобные нашим ночным скромным развлечениям, вполне способны послать на костер.

– Тогда предлагайте вы, – сказал Санчо, повернувшись к нему. – Откровенно говоря, нам бы хотелось видеть вас в нашем обществе.

– Что ж, я не против, – согласился Этторе. – Думаю, отдых в Европе не повредит мне. В таком случае, я предлагаю Париж, затем Италию. В Италии мы можем задержаться подольше. Там свободно, весело и удивительно много красоты. Прелестна природа, прелестны статуи, картины, постройки.

Мы решили принять маршрут, предложенный Этторе.

Глава семьдесят восьмая

Взяв с собой малышку Мелинду и в сопровождении Этторе Биокка, мы вернулись в город.

Нам предстояло решить еще немало вопросов, касавшихся наших финансов, или попросту денег. После смерти нашего отца, доньи Инес и лорда Карлтона мы с Коринной получили огромное наследство. Коринна унаследовала все состояние доньи Инес. Мне досталась половина состояния отца. Часть имущества, владений и денег лорда Карлтона принадлежала моему старшему сыну. Коринна унаследовала также почти все состояние Карлтона и половину наследства, оставшегося после отца. Теперь мы были сказочно богаты.

Надо было обдумать наши действия и распорядиться полученным богатством.

Часть денег и одно из поместий Коринна подарила Санчо. Он пытался было противиться. Но я также стала настаивать.

– Нет ничего дурного в том, что мать твоих детей передает тебе часть своего имущества, – убеждала его я. – Неужели ты можешь поддаться предрассудкам и полагать, что этот подарок оскорбителен для тебя?

Общими усилиями нам удалось убедить Санчо, и он принял подарок Коринны.

Мы решили не продавать поместья отца. Кто знает, как пожелают распорядиться своей жизнью наши дети. Здесь, в Америке, у них должно оставаться имущество и земли на тот случай, если они захотят обосноваться здесь.

Но поместье Карлтона Коринна желала продать во что бы то ни стало. Слишком много тяжелых воспоминаний было связано у нее с этим местом. Сначала я было начала уговаривать ее не делать этого. Но затем поняла, что Коринна по-своему права. Ей удалось выручить за поместье Карлтона колоссальные деньги. Мы поместили их под проценты.

Итак, мы готовы были тронуться в путь. Мы были богаты, здоровы и еще достаточно молоды для того, чтобы наслаждаться удовольствиями, которые жизнь в изобилии предоставляет молодости, красоте, богатству и здоровью.

Я не забыла и о своей служанке Сесилье. Узнав о том, что она отпущена на волю с богатым приданым, слуга Санчо Диего, и прежде неравнодушный к девушке, поспешил обвенчаться с ней. Они купили небольшой дом, и Диего открыл лавку, где продавались галантерейные товары для горожан средней руки. Когда мы уезжали, Сесилья уже ждала ребенка. Нэн, которая, конечно же, отправлялась вместе со мной, не преминула ее укорить своей преданностью мне. Но я сказала верной горничной:

– Оставь Сесилью в покое, Нэн Бриттен! Каждому – свое. Сесилья остается здесь с мужем. Пусть они будут счастливы по-своему. Зато ты и Большой Джон снова отправляетесь в путешествие, увидите новые красивые места, встретитесь с новыми и занятными людьми. И это ведь тоже счастье!

Нэн поцеловала меня.

Подготовка к отъезду заняла немало времени. Мы ведь увозили с собой пятерых детей. Нам удалось с помощью все той же Нэн Бриттен нанять для наших малышей трех нянек-испанок, которые согласились плыть с нами. Нэн нашла для Коринны порядочную горничную, а для Этторе и Санчо – приличных камердинеров.

Несколько поместительных повозок отвезли все, что мы хотели взять с собой на корабль. Мы приехали в порт в трех больших каретах.

Мы не дали прощального обеда и бала. Но нам это простили. Мы ведь понесли такие тяжелые утраты. Коринна потеряла мужа, родителей. Я лишилась отца. То, что Санчо уезжал с нами, никого особенно не смущало. Все давно знали, что он мой любовник. Репутация Коринны оставалась незапятнанной. Я считала, что это нужно для ее детей и для моего старшего сына.

Многие приехали на пристань – провожать нас. Прощание вышло шумным, с поцелуями и объятиями.

Наконец корабль медленно отчалил. Множество платочков взметнулось в воздух. Мужчины махали руками. Мы все отвечали также взмахами рук и платков.

Нам было грустно. Мы ведь успели привыкнуть к этим людям, даже привязаться к ним. Но, быть может, мы еще вернемся сюда, а если не мы – то наши дети.