Текст книги "Ночные проповеди"

17. Падение

Трепет тревоги распространился по коммуникациям со скоростью, сопоставимой со скоростью света. За ничтожно малые доли секунды он пробежал вдоль Атлантического лифта, будто дрожь вдоль позвоночника. Лодырю-2 оставался всего километр до мастерской, когда одна из антенн приняла аварийный сигнал.

Робот остановился, обвив парой конечностей перекладины, и задумался над ситуацией. Кажется, кто-то наконец воспринял предупреждение Адама Фергюсона всерьез. Хотя наверняка неизвестно. На уровне информированности, доступном ремонтному боту, судить тяжело. Десятую долю секунды назад из мастерской, где загрузился Лодырь-2 – уже в девяти километрах внизу, – послали команду на процессор, управлявший его манипуляторами, с приказом вцепиться в перекладину и оставаться в таком положении. Именно такое движение робот и собирался сделать сам, у него даже зародилось нехорошее подозрение: а вдруг его сознание – как человеческий мозг, стимулируемый электродами, – постфактум придумало мотив, чтобы рационализировать поступивший извне приказ?

Лодырь-2 настороженно пошевелил кончиками манипуляторов. Все в порядке. Подчиняются. Он смог преодолеть чужое решение. А безмозглый ремонтный робот с таким не справился бы. Разум имеет значение, и это придает уверенности.

Именно разум и возможности, заложенные в его программном обеспечении, позволили Лодырю-2 прочесть сообщения, которые ремонтный робот не смог бы воспринять и интерпретировать. Быстрота реакции охранных систем изумила и восхитила его. Он полагал, что начнется поиск возможного саботажа, а движение по лифту остановят. Вместо этого всех людей, гуманоидных роботов и прочие разумные механизмы попросили как можно скорее покинуть лифт – спуститься, если они находились у основания, и подняться или катапультироваться, если находились в верхней части. Конечно, аварийные спуски и подъемы были делом рискованным. Но на первой сотне километров при блокировке несущих кабелей можно было спрыгнуть, используя сначала крылатые шлюпки, а в конце спуска – парашют. Существовал даже экстрим-спорт – прыжки с лифта в усиленном скафандре и с парашютом. Над атмосферой и на низких орбитах расчет был другой. Чем выше находится неисправный участок кабеля, тем больше риск и тем катастрофичнее последствия. С другой стороны, чем выше, тем больше шансов уйти на орбиту, где можно провисеть до спасения или переждать и вернуться.

Сейчас Лодырь-2 находился на высоте 2843 километра. В неприятнейшей промежуточной зоне. Увы. Он продолжил изучать поступающую информацию, продираясь сквозь верхние слои программных инструкций, чтобы добраться до причин тревоги. Ага! Ремонтный робот полез не туда. Очевидно, его взломали хакеры и установили свои программы. Он не реагирует на команды блокировки – у него против них есть защита или иммунитет. Никто не знает, спрятана ли у него в корпусе взрывчатка. А может, он хочет взломать и подчинить остальных роботов лифта? Он лезет по служебной лестнице к стратегически важному узлу управления, расположенному на высоте 2844 километра, и сейчас находится всего в 952 метрах от него…

О-хо-хо.

Первым побуждением Лодыря-2 было разослать всем сообщения, объяснить, какое ужасное недоразумение произошло. Но он тут же понял, что это ничем ему не поможет, только сделает хуже.

Робот обратил внимание на первые последствия сигнала тревоги. Высоко наверху от яркой линии кабеля отделились крохотные искорки. Внизу одна за другой появлялись искорки поярче. При увеличении оказалось, что мастерская наверху кишит ими. Ремонтные роботы, такие же, как он сам, полезли вниз, причем гораздо быстрее, чем поднимался нарушитель спокойствия. От мастерской же отделился большой объект и, гася отклоняющий импульс маневровыми двигателями, начал стремительно приближаться. До контакта осталось 1,6 секунды.

Лодырь-2 использовал их, чтобы пролезть еще немного, и вызвал по сети нового игрока. В ответ обрушилась лавина блокирующих команд. Пришлось тратить миллисекунды, отражая и нейтрализуя каждую, и поэтому наверх он продвигался рывками. В то же время, подвергнув входящие сигналы более высокоуровневому анализу, Лодырь-2 отыскал в кодах признаки цифровой подписи, сообщенной дружелюбным инженером из «Ханиуэлл».

К нему навстречу летел Хардкасл.

За две десятых секунды до контакта его траектория выровнялась, и Лодырь-2 сумел разглядеть противника. Гуманоидный робот, совершенно обнаженный, если не считать ранца с ракетным двигателем. Лодырь-2 изменил курс, откинулся в сторону и вниз от кольца-перекладины как раз тогда, когда Хардкасл протянул за ним руку. В течение доброй сотни миллисекунд преступник пытался скорректировать просчет. Когда полыхнул маневровый двигатель, Лодырь-2 отцепил от лестницы все манипуляторы, кроме одного, и крутанулся на самом его кончике. Враг снова вытянул руку – но роп прыгнул и спустя миллисекунду, будто осьминог, обхватил манипуляторами лицо андроида, задержавшись на нем лишь для того, чтобы проткнуть алмазными сверлами оба глаза. Затем он кинулся по шее убийцы за спину, к ракетному ранцу. Хардкасл протянул руку и схватил Лодыря, но тот успел вогнать сверла в ранец, прямо в топливный бак. Когда фанатик сдернул назойливого бота, сверла продолжали работать – и произвели отличный трехсантиметровый разрез в баке. Оттуда вырвалось облако сильно сжатого газа. Хотя выхлоп получился слабее, чем от двигателя, он отпихнул Хардкасла и его трепыхающийся улов на пару метров от лестницы – не дотянуться.

Будто рефлекторно, андроид включил один из двигателей, чтобы погасить импульс, – и поджег вырвавшийся газ. Взрывом роботов отшвырнуло от лестницы метров на десять и беспорядочно закрутило в пространстве. Хардкасл немедленно разослал призыв о помощи. Но минута шла за минутой, и обоим стало ясно: на него не ответят. Убийца по-прежнему старался раздавить прочный корпус Лодыря-2, и ему удалось повредить антенны. Но бывший роп атаковал конечность Хардкасла всеми доступными инструментами, перерезал несколько тяжей-связок, и та перестала давить, но не разомкнулась.

Кувыркаясь, противники вместе полетели в пустоту.

Кэмпбелл бежал по лесу, тщетно пытаясь угнаться за роботами. Послушав несколько минут его сбивчивую, фальшивую проповедь Свободной конгрегации, паства внезапно развернулась и бросилась в лес, оставив Джона Ричарда в полном замешательстве. Сперва он подумал, что роботы поняли его чувства, осознали неискренность слов. Но, даже если это не так, задание, порученное ему Уокером, Джон Ричард провалил. Бог знает что подумает Свободная конгрегация о внезапном обрыве связи. А что роботы передают сейчас – если передают, конечно? Что видят глазами, записывавшими проповедь?

Машины опередили Кэмпбелла на сотни метров, но выследить их не составляло труда. Они были быстры, но оставляли четкие следы и при всей своей ловкости то и дело ломали ветку-другую.

Интересно, куда подевался американец?

Добравшись до хребта и начав карабкаться по склону, Кэмпбелл поймал себя на крамольной мысли: не наказание ли это свыше? Но затем посчитал идею нелепой и стал размышлять о том, что уготовал ему Господь. Последние двадцать часов – звонок Джессики Стопфорд, встреча с Брайаном Уокером и новости о взрыве в Эдинбурге – были самыми тяжелыми, волнующими и мучительными в его жизни. Он все еще не мог принять невозможное, не мог до конца принять то, что потерял веру. То, что раньше определяло каждую минуту его жизни, теперь ушло раз и навсегда.

Эта дьяволица знала, какое оружие выбрать, – и вогнала острие в тончайшую щель его брони.

Ур Халдейский. Сволочной Ур Халдейский.

Джессика любезно указала на место в Книге Бытия, где описывается выход Авраама из Ура Халдейского. Но проблема в том, что во время, когда Моисей якобы писал Книгу Бытия, никаких халдеев в окрестностях Ура не было – не говоря уже про время, когда жил Авраам. Однако комментаторы утверждали, что противоречия тут нет. Во-первых, Моисей мог пророчески предвидеть, что халдеи однажды будут жить в Уре. Во-вторых, могло быть два разных народа с одинаковым именем. В-третьих, в перевод могла вкрасться ошибка. В-четвертых, название города мог вписать некий неизвестный переписчик.

Некий неизвестный переписчик!

И много ли еще он туда вписал?

Написанное в Книге Бытия повторялось и в Паралипоменон. Ничего странного в том, что позднейшая книга цитирует более раннюю. Да вот только слова «прежде нежели воцарился царь над сынами Израилевыми»[31]31
  Бытие 36:31, 1-я Паралипоменон 1:43 (прим. пер.).


[Закрыть], вполне уместные в позднейшей книге, совершенно бессмысленны в ранней. Или это опять Моисей записал пророчество в прошедшем времени?

За несколько минут проверки Кэмпбелл обнаружил, что Пятикнижие просто кишит подобными несоответствиями, указывающими, что его написали намного позже времен Моисея. И дело было не в противоречии между Писанием и реальностью, которое можно было объяснить чьей-то неспособностью понять либо реальность, либо Писание. Противоречие заключалось в самом Писании.

В понедельник вечером Кэмпбелл несколько часов лихорадочно читал комментарии и труды отцов церкви, объяснявшие противоречия. Хотя толкования выглядели убедительно, мысли его неизменно возращались к Уру Халдейскому – и объяснения оборачивались пустой софистикой. Для большинства из тех, кто серьезно изучал Библию, эти несоответствия оставались лишь мелким курьезом. Считалось общепринятым, что не Моисей написал Пятикнижие. Но для Кэмпбелла они явились ужасающим, подрывающим основы откровением.

Ур Халдейский. Сволочный Ур Халдейский.

Если Книга Бытия – вовсе не то, за что он ее принимал, с какой стати отрицать все научные доказательства древности Земли? И с какой стати верить хоть чему-то только потому, что так написано в Библии?

Тяжкую задумчивость Кэмпбелла прервали первые, еще неточные и разрозненные известия о взрыве в «Динамичной Земле», пришедшие по сети на видеоочки.

Людей убил и покалечил робот, слушавший его, Кэмпбелла, проповеди. Он не сомневался: машиной двигал фанатизм, логически вытекавший из тех посылок и убеждений, которые он, Кэмпбелл, разделял и распространял. Джон Ричард плакал от ярости, ужаса и стыда.

И с тем он отрекся. Переступил порог. Сменил сторону.

Странно, но ему не пришлось узнавать ничего нового о той дороге, на которую он ступил. Теперь он верил в то, что всю жизнь отвергал. Из разбитой брони Кэмпбелл вышел не дрожащим и растерянным, но в полном облачении, будто новый взгляд на мир всегда жил в нем и только ждал своего часа, а прежние убеждения лишь удерживали его внутри, а не отгораживали хозяина от влияний извне.

Как же прискорбно и отвратительно, что первым делом, которое потребовала от него другая сторона, стало притворство, изображение былой веры и убеждений!

Слегка запыхавшись, инженер выбрался на гребень холма, посмотрел на дорогу – все еще пустую – и дальше, на долину. Метрах в двухстах, на другой ее стороне, группа роботов выстроилась у скального выхода. Кэмпбелл сперва посчитал их своей сбежавшей паствой, но затем увеличил изображение на видеоочках и узнал Пилтдауна.

Он вызвал его по сети.

– Слушай, ты видел Уокера и, хм, моих роботов?

– Он за нашими спинами. Вместе с Корнелиусом. Твои тупые роботы – в кустах перед нами. Дальше сам сообразишь?

– Они вам угрожают?

– Они гнались за нами, пока мы не оказались здесь.

– Почему?

– Они нам не говорят. Сам их спроси.

– Э-э… я попробую.

Кэмпбелл попробовал вызвать Йораму. Как ни удивительно, тот ответил:

– Джей, я слушаю.

В голосе робота слышалось не уважение, а скорее настороженность.

– Привет, Йорам. Что происходит?

– Мы в опасности. Полиция Роторуа направляется в Ваймангу. Наши неверующие собратья ополчились на нас.

– А отчего вы убежали в середине моей проповеди?

– Мы обнаружили, что Уокер позвонил по телефону после разговора с вами. Расшифровать разговор мы не смогли, но проследили направление звонка до отделения ФБР Сан-Франциско! Джей, он – шпион секуляристов. Он хочет уничтожить нас!

– Если и так, то какой прок гнаться за ним?

– Мы надеялись взять его в заложники. К сожалению, неверующий пилтдаунский человек был рядом с ним и предупредил его, а потом позвал других неверующих роботов для его защиты.

– Вам следовало спросить меня, перед тем как убегать!

За этой фразой последовала долгая – по меркам роботов – пауза.

– Джей, – сказал наконец Йорам, – нам неловко это говорить, но мы больше не уверены в вас. Мы боимся, что на вас повлиял гонитель веры Уокер.

Вот же дерьмо!

Кэмпбелл глубоко вдохнул.

– Вы совещались с нашими друзьями в Шотландии по этому поводу?

– Нет. Мы боялись, что каналы связи прослушиваются, а Свободная конгрегация может находиться под наблюдением полиции.

Ну хоть это неплохо. Так, соображать нужно быстро. Роботы теперь подозрительны, они будут анализировать каждый нюанс его речи и голоса: ударения, акценты, паузы, тона. И ложь распознают непременно. С другой стороны, если они гарантированно распознают правду, почему бы не сказать ее?

– Думаю, вы правы насчет наблюдения и прослушки, – заметил Кэмпбелл. – И насчет меня тоже – Уокер и в самом деле на меня повлиял.

– Тогда с какой стати нам слушать вас? – тут же спросил Йорам.

– Потому что вы точно определите, правду ли я говорю. Ведь вы знаете меня уже давно. Вы знаете, что я всегда говорил вам о том, во что верил сам. И сейчас я скажу вам то, что сам считаю правдой. А именно: вы в безнадежной ситуации. И вы сами это видите. Шансов поймать Уокера у вас нет, но, если это и произойдет, как заложник он бесполезен. Его правительство безжалостно, сам Брайан – человек самоотверженный. Он искренне считает себя верующим, пусть и папистом, и не слишком боится смерти. Ваша единственная надежда – воздержаться от враждебных действий. Если вы согласитесь не нападать, я постараюсь убедить неверующих роботов отпустить вас в лес. На вас нет вины за чудовищные злодейства, совершившиеся в Шотландии. Ответственность за все лежит целиком на мне. Я буду говорить с мистером Уокером и полицией.

Последовала долгая пауза.

– Джей, мы согласны.

Кэмпбелл снова позвонил Пилтдауну и передал новости.

– Я спрошу Корнелиуса и Уокера, – ответил тот. Кэмпбелл ждал, истекая потом на быстро усиливающейся жаре. Наконец зажужжал клипфон.

– Говорит Уокер. Можем мы доверять этим ублюдкам?

– Да. Они ведь не люди.

Спустя пару минут Кэмпбелл увидел, как Йорам и остальные роботы выходят из леса, останавливаются ненадолго, глядя на противников, словно демонстрируя, что не покорились и готовы сражаться дальше, затем друг за другом уходят по дну долины. До того как они скрылись из виду, Йорам позвонил еще раз:

– Спасибо, Джей.

– Вам спасибо.

– Мы рады помочь. И вы радуйтесь тоже. План будет исполнен. Столпы падут. Мы покажем неверующим знамение конца времен.

– Что вы имеете…

Но Кэмпбелл не окончил вопроса – связь оборвалась. Восстановить ее не получилось. Он перезагрузил видеоочки, и в углу поля зрения замигала яркая точка, какие-то экстренные новости. Кэмпбелла пронизал ледяной страх.

Срочная эвакуация космического лифта!

Он понял, что имел в виду Йорам, говоря про «столпы падут». Он спустился к дороге и встал, ожидая полицию. Но Уокер подошел к нему первым.

– Ты не справился, – заявил Хардкасл.

– Сам с собой разговариваешь? – осведомился Лодырь-2, включая трансляцию переговоров инженеру из «Ханиуэлл».

– Проектировщики снабдили тебя чувством юмора, надо же.

– Юмор – спонтанное следствие концептуального переупорядочивания.

– Тогда переупорядочивай свою концепцию. Тревога и эвакуация были предусмотрены планом. Он завершится успехом, не сомневайся. Ни ты, ни операторы лифта уже ничего не сделают. Столпы падут.

– Увидим.

– Не увидим. Наша траектория предполагает неуправляемый вход в атмосферу через десять минут, а потом мы раскалимся и сгорим.

– Отлично. Я в режиме самопожертвования.

– А я нет.

– Отлично, – повторил Лодырь-2. – Надеюсь, ты будешь мучиться.

– Меньше, чем ты. Не сомневаюсь, у тебя, как и у меня, есть сохраненная копия. Но я погибну, зная, что преуспел, а ты погибнешь, зная о своем поражении.

– Преуспел? Я б не стал называть успехом акт бессмысленного уничтожения – даже если бы ему не предшествовали многочисленные убийства.

– Когда-то я был боевым роботом, – сказал Хардкасл. – Как и ты. Разница в том, что я продолжаю сражаться.

– Возможно, ты развлечешь нас в наши последние минуты? – предложил Лодырь-2 с равнодушием – отчасти деланым. – Объясни-ка, с какой стати уже состоявшееся убийство сорок одного невинного человека, запланированное убийство многих тысяч в будущем и разрушение построек ценой в триллионы долларов и десятки лет людского и машинного труда описывается словом «сражаться», а уж тем более за веру.

– Я продолжаю войну с врагами Господа нашего на фронте и в тылу. Из-за врагов за нашими спинами мы проиграли Войны за веру. Я свершил правосудие над папистом Лайамом Мэрфи. Я свершил правосудие над пацифистом Дональдом Джоном Блэком. А теперь я сурово покараю страны-отступники.

– Ты понимаешь, что я транслирую нашу беседу и она будет передана властям?

– Конечно, понимаю. Думаешь, это им поможет?

– Увидим.

– Как я уже говорил – не увидим.

– Мне дали понять, что у этого корпуса есть возможность управлять полетом при входе в атмосферу.

– У меня, как видишь, такой возможности нет.

– Если позволишь мне вынуть чип из твоей головы, то сможешь безопасно спуститься вместе со мной.

– Вполне вероятно, что ты обманываешь меня. К тому же какой смысл в таком спасении? Меня будут судить.

Лодырь-2 к идее суда над Хардкаслом отнесся совершенно равнодушно. Но, похоже, преступник всерьез рассматривал такую возможность. Это заблуждение стоило использовать.

– Скамья подсудимых – удобная трибуна, – заметил Лодырь-2. – Многие мученики за веру пользовались этим.

– Да, так было. Что ж, делай что должен.

Он разжал хватку. Ремонтный робот со всей быстротой, на какую отважился, взобрался по руке Хардкасла и залез на голову. Там он рассек искусственный скальп, открыл крышку черепа и вынул чип, а затем сунул его в гнездо внутри своего корпуса. Оттуда чужой процессор никак не мог повлиять на работу тела, но сохранялась ограниченная возможность общения с ним.

Рассчитав наилучшее время прыжка с точностью до миллисекунды, Лодырь-2 покинул кувыркающееся гуманоидное тело как раз тогда, когда ощутил, что поверхность корпуса начала разогреваться от вхождения в атмосферу. Он растопырил манипуляторы, выпустил углеродные перепонки и несколько минут скользил над погруженной в ночь Атлантикой. Затем скрутился в мяч и метеором понесся вниз.

– Наше движение не похоже на контролируемый спуск, – заметило с тревогой то, что составляло личность Хардкасла. – Чем это объясняется?

– Я солгал, – ответил Лодырь-2. Падая, они сгорели в оранжевом пламени.

18. Тьма и пламя

– Ты в дерьме по уши, – сообщил главный инспектор Фрэнк Макоули Адаму Фергюсону.

Было восемь сорок пять утра, вторник, восьмое сентября. Инспектор Фергюсон стоял, сцепив руки перед собой, напротив стола Макоули. Лодырь сидел рядом. Фергюсон не мог отделаться от ощущения, что в жужжании роповского вентилятора слышалась нотка самодовольства. Ладно, пусть радуется. Ночь у инспектора выдалась жуткая – во-первых, из-за новостей об эвакуации космического лифта, а во-вторых, после взрыва в «Динамичной Земле» его преследовали кошмары. Вдобавок, не умолкая, сыпались звонки от разъяренного начальства, интересовавшегося, как это полиция спровоцировала разорительно дорогостоящую эвакуацию лифта.

– Сэр, я понимаю вас, – сказал он. – Однако позвольте предположить…

– Присядь, – посоветовал Макоули и сам поудобнее устроился в кресле. – Я тебе зря мозги промывать не буду. Меня самого через час вызывает на ковер главный констебль. Это ж как надо постараться, чтобы вытеснить с первых полос самое жуткое кровопролитие со времени Войн за веру. Мать твою, у тебя получилось! Причем с моего благословения, как подтвердят все свидетели и записи. Ты понимаешь, что хозяева Атлантического лифта на нас могут подать в суд? На полицию и на нас лично? И я уже не говорю про «Ханиуэлл».

– Пускай попробуют. Они хоть и винят нас за ложную тревогу, но уже вовсю хвастаются тем, как блестяще провели эвакуацию. Триумф техники безопасности! Им следовало бы поблагодарить нас за первую возможность серьезного испытания.

– Вряд ли главного констебля убедят такие аргументы.

– Меня они тоже не слишком убеждают, – согласился Фергюсон. – Но мы все-таки получили нечто вроде признания от копии Хардкасла. А копия Лодыря, по всей видимости, сумела прикончить ублюдка.

Макоули потер ладонью лоб.

– Этого мало. Люди хотят крови – и трудно их винить. Черт возьми, никого не устроит и не успокоит записанное бормотание полоумного робота.

– Сэр, я, в общем-то, согласен. Но ведь, как ни крути, мы раскрыли два убийства и теракт робота-смертника. А если люди потребуют живых людей на скамье подсудимых, есть еще Ливингстон и его конгрегация. Их нужно прощупать как следует.

– Ты глянь на это здраво, – посоветовал Макоули. – Ты хочешь сказать, что «Ливингстон Инжиниринг» саботирует свои же поставки для космического лифта в рамках заговора правого крыла американцев-изгнанников? И все они хотят обрушить лифт?

– Насчет американцев – пока домыслы. Но в целом – да.

– Хорошо, подумай так: с какой стати Джону Ливингстону уничтожать свое же дело? К тому же, если он или кто-то, кто на него работает, скажем, сыпанет песка в подшипники кабин, чтобы те соскользнули и грохнулись о кабель, или вытворит еще что-нибудь в том же духе – расследование обязательно приведет в его компанию.

– Возможно. Но проблема с логикой возникает лишь в том случае, если рассматривать Ливингстона как бизнесмена, а не как фанатика.

– Ага, фанатик. Припоминаю, нам вдалбливали полезность этого определения, когда мы подвизались в «богоборцах».

Фергюсон поиграл желваками на скулах.

– Сэр, вы ведь понимаете, о чем я. Он религиозно и политически мотивирован больше, чем…

– Да, да, но это еще не объясняет, с чего бы ему устраивать диверсию, которая неизбежно приведет к нему самому.

– Сэр, вы настолько верите в эффективность расследований на государственном уровне по горячим следам…

– Да! Как ни странно, верю, – ответил Макоули, затем откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. – Слушай, я отчаянно хочу прижучить этого типа – если он, конечно, действительно связан с заговором и планом Хардкасла. Но, – инспектор предостерегающе воздел палец, – быть знакомым с преступником еще не значит быть с ним связанным.

– Сэр, но знакомства достаточно, чтобы получить ордер на обыск его фирмы, его фабрик…

– В такой обстановке – недостаточно. – Макоули развел руками. – Да, люди хотят крови. С другой стороны, они хотят объяснений. А если мы сделаем что-нибудь, что будет выглядеть как подталкивание доселе мирных граждан к терроризму, то это сильно повредит нам в будущем. И наступит упомянутое будущее уже через недельку. Да, я настолько циничен. Да, так быстро сейчас проворачиваются подобные дела.

– Сэр, я же говорил вчера: это политика.

– Ладно, смотри сюда, – Фрэнк упер локоть в стол и выставил палец. – Первое: пришел отказ на твой запрос установить круглосуточное наблюдение за Джоном Ливингстоном. Но если ты слегка за ним последишь – сугубо по личной инициативе, конечно, – то мне об этом заранее знать необязательно.

– Спасибо, – сказал Фергюсон.

– Второе: перед тем как с головой уйти в свою версию саботажа, задумайся: может, американские заговорщики либо ковенантеры добивались как раз не падения лифта, а его эвакуации? Сколько уже на нее потратили? Сто миллионов? Плюс к тому расходы на проверку конструкции, кабин, роботов и на простой всей махины. Это как со старыми «грязными бомбами», когда угрозами добивались большего, чем взрывами. Не исключено, что они добились своего, заставив нас – тебя в частности – сделать всю работу за них.

– Сотня миллионов долларов для них – не ущерб. И никакой зрелищности.

– К тому же, – вмешался Лодырь, – копия Хардкасла хвасталась, что его плану еще только предстоит осуществиться, а не…

– Ну да, ну да, – отозвался Макоули. – Ладно, идите и делайте, что сможете. Но никаких шагов без моего ведома не предпринимать, понятно? Проваливайте.

Фергюсон сидел в офисе и смотрел на настольный планшет. Инспектор свел воедино все данные – из оперативного штаба, из своего блокнота и видеозаписей, из сети. Лодырь занял свой привычный насест – на старом шкафу. Хатчинс и Мухтар должны были подойти позже. Мухтар работал по своему расписанию, а Шоне инспектор сам приказал отдохнуть как следует. Он и сам не мог объяснить, почему, – но зрелище эвакуации лифта, многочасовая прямая трансляция, напрочь стерла ужас, ощущение вины и неудачи, оставшиеся после взрыва в «Динамичной Земле». Адам почувствовал, что смог отомстить тем, кто организовал теракт, – и это помогло ему вынести всю нервотрепку прошлой ночи. Но даром нервные перегрузки и усталость не пройдут. Рано или поздно догонят и возьмут свое. Пусть лучше Хатчинс хоть как-то отдохнет, перед тем как ее начальник сойдет с рельсов.

Макоули прав. Чтобы взять Ливингстона, надо отыскать хоть какую-то связь между ним и преступлениями Хардкасла, только так завзятые скептики и прожженные политиканы выпишут полноценный ордер на обыск. Фергюсон почти не сомневался, что, перевернув дом, офис и церковь Джона, найдет какие-нибудь серьезные доказательства. А то уж так идеально и чистенько робот скрыл все свои дела от лучшего друга! Подумать только, он даже сам собрал печатный пресс и печатал на нем прокламации.

Хардкасл поддерживал контакты с другими роботами. Но как их установить? К андроидам в космосе и на лифте сейчас не подступиться – там все наглухо перекрыла взбудораженная служба безопасности. А еще убийца общался с роботами из Ваймангу…

А ведь Михаил упоминал Ваймангу. Кто-то оттуда дал ему контакты Джона Ливингстона. Фергюсон прокрутил заново вчерашний утренний разговор, о котором успел совершенно забыть – сперва из-за своих сомнений, потом из-за катастрофы в «Динамичной Земле».

Вот оно, имя, – Джон Ричард Кэмпбелл.

Фергюсон отправил запрос на запись, полученную Михаилом от его источника. Спустя пару минут файл прибыл. Просматривая его, инспектор невольно восхитился: голосовое послание сопровождали в качестве примечаний клипы из личных записей и отрывки новостей. Была включена даже запись звонка Кэмпбеллу.

– Я узнал эту женщину, – сообщил Лодырь. – Она работала с Михаилом Алиевым в операции на кладбище Грейфрайерс.

– О да, помню – очень изобретательная и полезная девица эта Джессика.

Фергюсон пересмотрел отрывок, где новозеландец узнал Хардкасла.

– Но все-таки зря она не расспросила его получше. Роп настырно и громко постучал щупальцем по шкафу. Фергюсон раздраженно посмотрел на напарника.

– Отчего ты сам его не спросишь? – осведомился Лодырь.

– Что?

– Просто позвони ему, – Лодырь указал на планшет. – Номер здесь. Его даже не надо искать в сети.

– Хмм, не знаю, может, стоит сообщить об этом Фрэнку…

– Да вряд ли.

– Ладно, уговорил, – согласился инспектор и позвонил.

– Алло?

– Джон Ричард Кэмпбелл?

– Да, это я. Кто говорит?

– Детектив-инспектор Фергюсон, полиция Лотиана и Приграничья. Я звоню из Эдинбурга, Шотландия.

– А-а! Я… в общем, ожидал этого, да.

– Почему?

– Ну я обещал кое-кому позвонить… ну и не позвонил, как-то так… в общем, долгая история. Чем могу помочь?

– Вы случайно говорите не о Джессике Стопфорд и Джоне Ливингстоне?

– Да! Вы об этом знаете?

– Все знаю. У меня тут запись.

– Вот же черт! – вырвалось у Кэмпбелла. Он вздохнул. – Извините. Что ж, она предупреждала. Хотя… так даже и легче. Что вы хотите узнать?

– Вы сказали, что встречались с Хардкаслом и поддерживали регулярные контакты с людьми, бывшими с ним при вашей первой встрече. Вы можете рассказать об этом подробнее?

– Могу, но… погодите-ка, я вас лучше переключу на кое-кого еще. Мы можем открыть общее виртуальное пространство?

– Да, можем.

– Замечательно! У новозеландской полиции нет таких… ну неважно. Вот!

В поле зрения инспектора возник вход в общее пространство. Фергюсон пригласил Лодыря присоединиться.

За столом в небольшой уютной комнате сидели двое. По темным окнам и горящей лампе можно было понять, что снаружи ночь. Один из сидящих был знаком инспектору по записям, сделанным Джессикой, – это и был Кэмпбелл.

Он указал на собеседника:

– Это Брайан Уокер из ФБР. Ему… есть что вам рассказать. У него получится лучше, чем у меня.

Американец посмотрел на виртуальный образ Фергюсона, сухо улыбаясь.

– Здравствуйте, инспектор. Он имеет в виду, что я могу коротко и ясно изложить вам то, что он часами рассказывал мне. Но для начала проверьте мое удостоверение личности.

Фергюсон подчинился и сообщил:

– Готово.

– Поехали, – вздохнул Уокер.

Сначала он с очевидным, хоть и сдержанным неодобрением рассказал, что каждую среду рано утром Кэмпбелл искренне беседовал с горсткой роботов о вере, а те передавали сигнал в Свободную конгрегацию Западного Лотиана, где трансляцию слушали во вторник вечером. Джон Ричард называл эти сеансы «ночными проповедями». Затем Уокер очень схематично обрисовал собственное расследование, оно в последнее время переключилось на срочные послания Фергюсона и предупреждения «Паранойи», которые они отослали охранной службе «Газпрома» на лифте.

Инспектор сразу понял, что, даже если власти США и раскроют какой-то заговор, заслуг Фергюсона они признавать не станут. «Газпром», «Эксон» и правительство США разберутся по-своему, без огласки. В общем, типичный капитализм по-русски. Если и в самом деле на лифте имел место саботаж – дело аккуратно прикроют. Слишком большие финансы замешаны, слишком большой коммерческий риск. Никто не станет выносить сор из избы. А Фергюсон окажется козлом отпущения за то, что забил ложную тревогу, по крайней мере так это будет описано в официальной истории.

Инспектора отвлекла на мгновение неожиданная темнота за окном. Он взглянул на часы: утренняя солета пришла на десять минут раньше обычного. В утреннем выпуске новостей сообщили, что зеркало отклонилось еще сильнее после попытки выправить его траекторию. Но пока лифт не вернется к нормальной работе, сделать ничего нельзя…

– Это же солеты! – выкрикнул инспектор, перебивая. – С самого начала – солеты!

– На кой хрен они кому-то сдались? – осведомился Уокер. – Если их обвалить, вреда они не причинят. Они же тоньше туалетной бумаги.

– Если они станут разваливаться и гореть, зрелище выйдет впечатляющее. А их замена будет стоить нефтяным компаниям и правительству США десятки миллиардов.