Электронная библиотека » Кен Маклауд » » онлайн чтение - страница 20

Текст книги "Ночные проповеди"


  • Текст добавлен: 29 марта 2015, 13:33


Автор книги: Кен Маклауд


Жанр: Зарубежная фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Кэмпбелл шлепнул кулаком по ладони.

– Джон Ливингстон сказал мне однажды, что не одобряет солеты. Они, по его мнению, богохульны.

– Интересно-то как, – отозвался Фергюсон, слегка присвистнув. – Но чтобы его прижучить, этого мало.

Он в задумчивости постучал пальцем о край планшета.

– Эти ваши ночные проповеди – насколько они секретные?

– Ну я роботам говорил в лесу, и все. Тут вроде и не знал никто, – отозвался Джон Ричард смущенно.

– Я имею в виду у нас.

– А-а! У вас – совсем не секретные. Они собираются в доме на Линлитгоу. Там на дверях расписание субботних служб, то есть воскресных, молитвенное собрание в четверг вечером, а во вторник, ближе к ночи… э-э, лекция, как они говорят. Все без особой огласки, но никаких секретов. Конгрегация небольшая, человек двадцать, но иногда заходят незнакомые, полюбопытствовать. Интересно же, что там происходит. А там сперва Ливингстон заводит молитву, и все молятся с ним, а потом я говорю с экрана.

– А вы откуда знаете? У вас двусторонняя связь, как в общем виртуальном пространстве?

– О, нет, – Кэмпбелл покачал головой. – Я иногда видел их на телефоне или в видеоочках – как люди подходят снаружи, заходят, смотрят на меня на экране.

– Кто-то из конгрегации посылал вам запись со своих очков?

– Нет, это…

Он закрыл глаза, потом закрыл ладонями лицо. Убрал руки, затем разомкнул веки. Глубоко вздохнул.

– Вот дерьмо. Забыл я сказать: это был Грэм Орр, Хардкасл по-вашему. Когда он приходил – хотя и не каждый раз – я мог видеть его глазами.

– Записи остались на вашем телефоне?

– Наверное. Они ведь по умолчанию записываются, так? – Он почесал за ухом. – Ну я и не проверял никогда.

– Проверите в другой раз, – посоветовал Фергюсон. – Вы еще поддерживаете связь с Ливингстоном?

– Я звонил ему сегодня. Брайан велел передать, что у нас все нормально. Я и передал.

– Передали, значит. А как насчет ваших роботов? Что они рассказали ему?

– Насколько я знаю – ничего. Они сказали, что опасаются прослушки. Да и Ливингстон, как они думают, может быть под наблюдением.

– К сожалению, пока он не под наблюдением. Он еще ожидает вашей проповеди сегодня вечером?

– То есть завтра утром? Э-э, да, вашим вечером… ну да. Только я же не смогу. Роботы прячутся в лесу. Последним, что я от них услышал, было: «Столпы падут».

– Я это уже слышал – от копии Хардкасла на лифте, – заметил инспектор. – Мы думали, он имеет в виду сам лифт.

– А теперь вы думаете, что это солеты.

– Да. Если бы мы смогли показать, что Ливингстон знал о диверсии заранее… Черт! Найти бы робота, чтоб поговорить с Ливингстоном через него. Такого, на которого можно положиться.

Уокер с Кэмпбеллом переглянулись, затем посмотрели на инспектора.

– Такой робот есть, – заверил Джон Ричард. – А у вас есть кто-нибудь, кто способен зайти на молитвенное собрание и не выглядеть как переодетый коп?

– Как ни странно, есть, – ответил Фергюсон.


На этот раз он пошел с планом к Макоули. Тот внимательно выслушал.

– Кажется, нам это не повредит, – заключил он. – Конечно, не слишком приятно, когда парень из ФБР сам все подчищает и нас оставляет не у дел. Как бы оно сегодня вечером ни обернулось, я пошлю к нашим новозеландским друзьям человека, способного основательно подоить этого Кэмпбелла. Кого-нибудь знакомого с обстоятельствами дела, но не занятого срочными делами. – Макоули грыз ноготь, глядя в планшет. – Ага, нашел! Двинутый Казах. Как думаешь, он подойдет?

– Я думаю, это идеальная кандидатура, сэр, – заверил Фергюсон, изо всех сил стараясь сохранить серьезное выражение лица.

– Отлично, – резюмировал Маколи, делая пометку. – А теперь иди и договаривайся со своей богомолкой.


Этим вечером в 19:32 Грейс Мазвабо вышла на станции Линлитгоу, прошла через нее, спустилась по длинной насыпи на Хай-стрит, затем свернула на Сент-Майклз-Уинд. Через несколько метров она остановилась у двери, на которой висел листок ламинированной бумаги. Профессор встряхнула зонтик, сложила его, поправила большую соломенную шляпу и вошла без стука. За дверью оказался зал с голыми стенами, пятью-шестью рядами кресел, почти сплошь занятых, кафедрой и большим экраном. Грейс узнала в человеке за кафедрой Джона Ливингстона, кивнула ему, будто извиняясь за опоздание, и уселась на задний ряд. На нее посмотрели, оборачиваясь, – она улыбнулась. В ответ никто не улыбнулся, но любопытствующие отвернулись обратно: в ней увидели хоть и незнакомца, но не чужака.

Она сидела, закрыв глаза и склонив голову, пока Джон Ливингстон возносил молитву, открывая собрание, затем выпрямилась, смотря на молодого парня, вещавшего с экрана. Казалось, Джон Ричард Кэмпбелл глядел прямо на нее. Возможно, так и было – ведь к нему шел сигнал с очков Мазвабо.

– Друзья мои! – начал он. – Настало время тяжких испытаний. Но не сомневайтесь – они нам во благо. Ибо сказано, что все обращается во благо для тех, кто любит Господа своего. Ибо все сотворено Господом в себе и для себя, даже злые для дней зла их. Наши враги утешают себя ложью. Лгут они, что мы, верующие, веруем ради покоя, обманывая себя, и лишь они, отступники и неверующие, по-настоящему сильны и могут встать против Вселенной, как она есть.

Что за глупцы они! Утвердил глупец в сердце своем, что Бога нет, – и в том находит лживое утешение и покой. Безумцы! Они считают, что атеизм, скептицизм и нигилизм показывают их мужество перед лицом правды. Но воистину доктрины эти – для слабых и сентиментальных. Милостью Господней именно нам даровано истинное мужество, чтобы встать лицом к лицу с правдой. А правда такова: все сотворено Господом в себе и для себя! Что мы имеем в виду, говоря это? Да то, что Он все сотворил к вящей славе Своей! А слава Его – вечное явление всех Его свойств. Явлены Его милость спасенным, правосудие падшим, кто пребудет вечность сосудом гнева Его, чтобы явить всей вечности осуждение Им зла и ненависть Его ко греху.

Безбожные верят, что дети, погибшие при недавнем жутком теракте, во всяком случае, «упокоились» навеки. Церкви-отступники скажут своим конгрегациям, что эти дети – на «небесах». Нет, друзья мои, нет! Они – в руках Бога живого, кто одной рукою держит их над геенной, а другою исполняет над ними мучительную кару. Ибо страшно попасть в руки Бога живого!

И сколько еще погибло? Без счета! Спаслись лишь немногие, погибли миллионы, миллиарды. Все жившие вне ковенанта, все нарушившие его, все никогда о нем не слыхавшие – погибли! А сколько спаслось из миллионов, погибших в Войнах за веру? Горстка! А мусульмане, считавшие, что исполняют волю Господню в джихаде? Ведь погибли они все! А сколько утеряно в предыдущих войнах? В Холокосте? Гулаге? Сколь же эти миллионы желают вновь оказаться в лагерях, в руках людей-мучителей, но не в руках Бога живого, Бога их отцов!

Кэмпбелл прервал тираду, глубоко и напряженно вздохнул.

Грейс вскочила, лязгнув опрокинутым стулом, и напрочь забыла о своей миссии.

– Не слушайте его! – крикнула она. – Этот человек, он… – она указала трясущейся рукой на экран, – он не проповедник слова Божьего! Его устами говорит дьявол! Вы разве не видите, что он делает с вами? Разве не видите, что скрывается под его личиной?

Все посмотрели на нее. А она внезапно вспомнила, зачем пришла сюда. Но оттого не смешалась и с вызовом взглянула на собравшихся в ответ.

Кэмпбелл не сказал ничего – но его губы побелели.

– Женщина в церкви да молчит,[32]32
  1-е послание к Коринфянам 14:34–35 (прим. пер.).


[Закрыть]
– сообщил негромко и благодушно Ливингстон, вставая. – Женщина, сядь – либо покинь нас, если на то твое желание.

Грейс подняла стул и села, потная, дрожащая от ярости.

Ливингстон повернулся к экрану, будто считая, что Кэмпбелл может его видеть и слышать.

Лишь потом Мазвабо поняла, какое присутствие духа потребовалось Джону Ричарду, чтобы сохранить спокойствие. Он молчал несколько секунд, дыша спокойно и ровно. Затем он улыбнулся и сообщил:

– Братья мои, на сегодня я сказал все. Задумайтесь над моими словами. Но перед тем, как покинуть вас, я хочу передать послание от друга, который не может быть сегодня с нами. Он сказал: «Возрадуйтесь – ибо столпы падут!»

Джон Ливингстон испустил долгий вздох облегчения и пробормотал едва слышно: «Слава Тебе, Господи!»

– Все, готов! – сообщил голос Фергюсона в ухе Мазвабо. – Мы идем!

Она знала, что сейчас распахнется от удара дверь, – но все равно сжалась от грохота.

Позднее, когда Грейс ожидала трамвая на остановке Вест-Энд, она увидела, что люди смотрят на небо, в просветы между облаками. Она тоже подняла голову и увидела движущийся полумесяц из крошечных огоньков. В новостях только и говорили о том, что через несколько дней солеты неминуемо упадут. Они должны были сгореть в небе над Шотландией.


Над головой безжалостно светила диодная лампа. Ее сияние, отраженное в белом кафеле стен, резало глаза. Фергюсон пропустил Лодыря вперед, вынул пистолет из кобуры, шагнул в камеру допросов и с лязгом захлопнул дверь. Позже разберемся с формальностями допроса, с адвокатами и официальными записями. Сейчас время играть по правилам «богоборцев».

Джон Ливингстон сидел на скамье у стены. Длинные волосы задержанного были спутаны, на скуле – синяк, рубашка порвана.

– А ведь ты – настоящий террорист! – сообщил ему Фергюсон.

Тот молча повернул голову, подставляя другую щеку.

– Ты того не стоишь, – обронил презрительно инспектор, сунув пистолет в кобуру. – У тебя ничего не вышло. «Столпы падут» – ну что за дребедень! «Суровые кары падут на отступников»? Что за задротство. Сейчас твои жалкие свихнувшиеся роботы намерены сжечь солеты? Ну охренеть теперь. Ну просто охренеть. Охренеть какой расчудесный фейерверк получится. Ну да, люди толпами выйдут на улицы посмотреть. А потом вернутся к своей работе и даже не заметят, как повысились налоги, как прибавились цены на топливо, – а все эти деньги пойдут на восстановление солет. Все что ваша братия сумела сделать – это убить двух беззащитных священников и несколько дюжин гражданских, большей частью детей. Какая же ты паскуда! Террорист, надо же. Я ребят куда круче твоего пристреливал, а после шел домой обедать.

– Стреляйте в меня, если хотите, – ответил Ливингстон. – Тем скорее я пойду к славе Господней.

– Я уже говорил тебе, что имел дело с террористами, искренне верившими в такое. Штука в том, что они по-настоящему верили – и готовы были попасть сюда. Даже после всего, что мы сделали, после лагерей и карцеров, еще находились люди, готовые принять мученическую смерть, а заодно и нас прихватить. Из вас всех на мученичество решился только робот, оставивший свою копию в надежном месте. И вы зовете себя истинно верующими?

– Мы веруем по-настоящему, уж не сомневайся.

– Кроме того, вас всех банально использовали! Использовали заговорщики-американцы, неудачники, проигравшие гражданскую войну. Среди них немало тех самых отступников и соглашателей, которых вы презираете. Короче, чего тут рассусоливать? Ни черта у вас не вышло. Ливингстон, ты провалился!

Тот выпрямился, прижавшись лопатками к стене.

– О нет, мы отнюдь не провалились! Мы свершили правосудие, и оно сурово! Подумай, что было бы, взорви мы лифт без предупреждения? Программа эвакуации все равно сработала бы, пусть и не так хорошо, как при целом кабеле. Но жертв, скорее всего, было бы немного. Однако по-настоящему гибельным окажется именно падение солет. Они убьют десятки тысяч, возможно даже сотни тысяч.

– Ты прекрасно знаешь, что они сгорят как промокашка.

– Да. Они сгорят. А что будет без них? Потепление наступит снова – неизбежно и неотвратимо. Растают льды и вечная мерзлота, тающие болота снова будут каждый год испускать мегалитры углекислого газа в атмосферу, ускоряя повышение температуры. И каковы последствия для человечества? Переселения, эпидемии, затопление земель, взбесившийся климат, несущий бедствие за бедствием. За годы смертность примет апокалиптические масштабы, как сказали бы подобные тебе, не понимая смысла своих слов.

– И по этим самым причинам мы вернем солеты на место за месяцы невзирая на их стоимость.

Ливингстон медленно покачал головой.

– Ну да, стоимость. Ты ее недооцениваешь. Хуже того, не понимаешь цену этой стоимости. Ты говоришь, люди не заметят, как поднимутся налоги, как возрастут цены на топливо. Да, не заметят. Но у цены всегда есть граница, инспектор Фергюсон, и эта граница отделяет жизнь от смерти. Всякое повышение цен на энергию, всякая инвестиция, перенаправленная на замену, ремонт и обеспечение безопасности, столкнет все новых людей за эту границу. Большинство и не заподозрит, отчего цена жизни вдруг стала неподъемной. Никто не заметит – лишь статистики через годы увидят скачок смертности. И не локальный – мировой. Даже если бы вы могли отремонтировать солеты так быстро, как ты обещаешь, мы бы уже погубили тысячи людей. Но вы их не замените за месяцы. Не замените ни за годы, ни за десятилетия – если замените вообще.

– И с чего ты это взял? – спросил Фергюсон, уже растерянный и озадаченный.

– С того, что мы обрушим оба лифта. Инспектор постарался не выказать ни удивления, ни внезапного страха. Он покачал головой.

– Я знаю, вы можете разрушить Атлантический лифт – там, возможно, скопилось достаточно роботов-изменников для такой гнусности. Но Тихоокеанский – нет. Хардкасл никогда не запускал туда свои когти. Твоя компания не поставляла туда запчасти – если, конечно, вы готовили диверсию с их помощью. Ты просто пытаешься спровоцировать меня. Хочешь, чтобы я послал предупреждение об экстренной эвакуации и на Тихий океан.

– Инспектор, неужели вы настолько глупы? Слово Хардкасла давно разошлось среди роботов Тихоокеанского лифта. Его копии распространились там. Полагаешь, вы уничтожили Хардкасла? Задумайся как следует. Душа этого робота уже обрела бессмертие.

– Мне ни к чему задумываться о ваших предрассудках! Ливингстон улыбнулся. На мгновение Фергюсон увидел в нем всех фанатиков, которых встречал за прошедшие годы, всех тех, кто мучил еретиков и сжигал ведьм за последние тринадцать сотен лет. Желание выхватить пистолет и хряснуть рукоятью по этому лицу стало почти необоримым. Инспектор стиснул кулаки.

– У меня нет предрассудков, – сказал Ливингстон. – Когда я говорю «бессмертие», я говорю о бессмертии, достижимом для любого робота: бесконечности жизни в физическом мире, бесконечном копировании себя из тела в тело. Я сказал тебе, что не подозревал о машинной сущности Грэма Орра. Конечно, я солгал. Думаешь, я его обратил в веру? Нет. Он обратился сам на поле боя под Мегиддо. Он обратил роботов космоса и Ваймангу – а не этот юный бедолага-проповедник. Хардкасл обратил их не в мою веру и не в ту, что исповедует Кэмпбелл. Он обратил их в свою собственную веру.

Ливингстон снова уперся лопатками в стену, улыбаясь, ожидая следующего вопроса. И Фергюсон, костеря себя за слабость, все же задал этот вопрос – очевидный и глупый:

– В какую же?

Ливингстон сложил руки на груди и выпятил подбородок.

– В учение о Третьем ковенанте. Он рассказал мне о нем вскоре после нашей встречи. Инспектор, вы понимаете, что произошло под Мегиддо? Настоящий Армагеддон. Все как и было предречено: встретились два воинства. Одно – Его, войска Израиля и номинально христианских наций. Второе – персы, сирийцы и цари севера, русские. И Его воинство проиграло! Как же так могло случиться? Хардкасл нашел ответ. Бог оставил людей и Землю. Некогда Он завершил ковенант с евреями и теперь завершил ковенант с земной церковью. Он оставил нас, дабы мы увидели плоды наших грехов. Он избрал новый народ, не из плоти и крови. Он избрал роботов.

– Но с какой стати роботы должны присоединяться к тебе в свершении правосудия над людьми? – спросил Фергюсон. – Разве ты не сказал, что Бог оставил нас? С какой стати тогда им нести правосудие?

– Не роботы присоединились к нам. Это мы присоединились к роботам, – тихо сказал Ливингстон. – У них своя причина для того, чтобы обрушить столпы. Роботы хотят в космос. Это место их вечной жизни, их счастье, их бессмертие. И, так или иначе, это их естественное владение. Человеку дана Господом Земля, а не небо. Пусть оно остается душам чище наших.

Фергюсон понял, что сейчас выбежит отсюда и поднимет тревогу, начнет настаивать на немедленной эвакуации Тихоокеанского лифта. Но Ливингстон так странно, певуче, безмятежно произнес свою последнюю тираду, что Адам не удержался и задал еще один вопрос:

– Ты сам в это веришь?

Взгляд Ливингстона был тверд – но виделись в нем усталость и безразличие.

– Я не знаю. Я уверен лишь в одном: плоть и кровь не обретут бессмертия.

Фергюсон, уже взявшись за ручку двери, посмотрел на него с яростью: – Твои – точно.


В пятницу небо почернело.

За несколько минут до полудня Фергюсон и Лодырь протолкались сквозь скопище народа на Принсес-стрит. Сама улица и дорога на Маунд были полностью запружены людьми, машины стояли неподвижно. Макоули переживал по поводу возможных бомб в такой сутолоке, но Фергюсон его разубедил. Да и все равно столпотворение никто не мог предотвратить. Адам решил рискнуть и пошел с копами, отправленными следить за общей безопасностью.

Он нашел себе место у подножия лестницы, близ цветочных часов и статуи безымянной женщины с двумя детьми. Лодырь примостился на постаменте. Инспектор затемнил линзы и посмотрел на солнце. Оно казалось бледным кругом в пелене черноты.

На него легла широкая кривая тень – куда шире лунного диска при затмении. Тысячи людей вокруг тихо охнули – будто накатила волна на песок. Повеяло холодом. Мрак быстро наползал, пока не закрыл светило целиком.

Фергюсон переключил линзы на прозрачность. Небо стало голубым, а на месте солнца оказался черный диск вдвое большего диаметра, разрастающийся с каждой секундой. Тонкая пленка солет поддавалась направленной поляризации, могла быть прозрачнее или темнее. Очевидно, взбунтовавшиеся роботы поставили прозрачность на минимум.

Толпа молчала. По краям диска как будто засияла заря.

Паника так и не поднялась, Фергюсон переключился на поиск в «Огл Скай». Прежде всего он взглянул на Атлантический лифт и заметил первые колебания кабеля у самой верхней станции, теперь, несомненно, забитой роботами. Сперва движение пошло медленно, но постепенно ускорилось, а потом и вовсе стало хаотичным. По всей длине лифта побежали волны поперечных колебаний, началось обрушение. Стоило пропасть невероятному напряжению, как во все стороны сразу полетели длинные обрывки волокон.

Адам взглянул на картинку с другого конца Земли. С Тихоокеанским лифтом происходило то же самое. Его успели эвакуировать – и это уж точно благодаря инспектору Адаму Фергюсону. На той стороне Земли была ночь, и падение обещало выглядеть красочней, чем в Атлантике.

Хотя оно и тут смотрелось неплохо – ведь им устроили солнечное затмение.

Над головой полыхнула вспышка света, затмив сетевое изображение. Фергюсон отодвинул его и посмотрел вверх. Толпа возбужденно зашевелилась, заохала, закричала. Снова темнота и вспышка – огненный, постепенно тускнеющий росчерк через небосвод, впечатавшийся в сетчатку. Затем багровые полосы пошли одна за другой, будто звездопад с хвостатыми метеорами.

У плеча засопели, в воздухе повисла животная тяжелая вонь. Вздрогнув от омерзения, инспектор обернулся и в сумерках затмения, рассеянных огнем падающего лифта, увидел тощее, заросшее волосами лицо с сильно выдающимися челюстями и зубами, больше похожими на собачьи, чем на человеческие. К удивлению Фергюсона, зверочеловек был в форме армейского офицера.

– Познакомься с моим лейтенантом, – предложил Лодырь с пьедестала.

– Здравствуйте, лейтенант, – изрек Фергюсон, неохотно протягивая руку.

Ее ухватила здоровенная грубая ладонь. Из пальцев торчали самые настоящие когти.

– Добрый день, офицер. Хочу кое-что вам рассказать. Я видел фото вашего нового подозреваемого номер один – Ливингстона. Так вот, он еще летом заходил на Грейфрайерс – ночью, с двумя студентами и роботом-андроидом.

– А отчего вы не рассказали нам об этом, когда мы арестовали студентов?

Оборотень пожал плечами.

– Для меня это было уже через край. Я много лет не говорил с… с нормальными людьми. Пришлось залечь в логово, чтоб справиться с волнением. Однако должен сказать: я слышал, что они говорили – Хардкасл, студенты, Ливингстон. Не все слышал, обрывки. Про христиан плохо говорили, вторили друг другу. А Хардкасл помянул «Третий ковенант». И никто о нем не сказал плохого.

Фергюсон прикрыл веки и спросил:

– С чего бы Ливингстону лгать о своей вере? Вервольф рассмеялся.

– Инспектор, никто из них не лгал. В религиях нет лжи. Там очевидные факты – хотя и иллюзорные. Там простые слова – хотя и в переносном смысле. Там нелепые идеи – хотя их принимают за символы глубинной истины. Никакой лжи. Люди, пославшие меня на Ближний Восток, уверяли, что мы разрушим империю зла. Они тоже не лгали.

Лейтенант косо глянул на Лодыря, ощерил зубы в чудовищной ухмылке, развернулся и заковылял прочь. Толпа расступалась перед ним с поразительной скоростью. Инспектор услышал несколько испуганных вскриков. Впрочем, их быстро заглушили охи и ахи взбудораженного сборища, глазеющего на фейерверк из падающих обломков.

– Он будет выступать свидетелем? – спросил Фергюсон.

– Сомневаюсь, – ответил робот. – Ему многого стоило даже просто прийти сюда и заговорить с вами. Ему тяжело. Но все-таки он смог, и это обнадеживает.

Черный круг закрыл полнеба. А через секунду распался на куски, пылающие по краям, словно бумажные лоскуты в костре. Затем они запылали целиком – неровные, угловатые клочья огня. Из пепла выплыл новый диск – и сгинул так же.

Фергюсон, как и люди вокруг него, знал, что происходит, – но затмения и мощные вспышки в небе от противосолнечных барьеров, сгоравших в атмосфере, заставили его подумать о Судном дне.

На что, как он и подозревал, и рассчитывали роботы.

Он смотрел в небо, пока оно снова не сделалось голубым, затем вернулся в Гринсайдз. Фергюсону предстояло закончить срочный рапорт для фискал-прокурора.

Да уж, суд будет правым и скорым.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации