Текст книги "Джон Леннон. 1980. Последние дни жизни"

И тем не менее Хэнк чувствовал, что все идет хорошо. «Отличное было плавание, – вспоминал он. – Восемнадцать часов у руля – это более или менее нормально для меня. Я могу стоять и блаженствовать, чувствуя каждую молекулу – как она обтекает руль, – и просто управлять яхтой. Для меня это несложно, к тому же мне было тридцать лет, так что управление яхтой дарило радость. Но я все-таки управлял долго и здорово устал. А без этого в те дни было никак. Для капитана это коварная штука, и все, что у тебя есть, – это смекалка и сила твоего экипажа» (175).

К сожалению кэпа Хэнка, состояние команды ухудшилось еще больше, когда Megan Jaye попала в шторм. Эллен рассказывала: «Иногда в первые день-два у вас бывают “океанские горки”, как я это называю, когда ваш желудок не на месте. У меня так и произошло, хотя морской болезнью я ни секунды не страдала; а вот брата и Тайлера накрыло. Мой брат вышел из строя полностью». Тайлер списал это на то, что Кевин перед штормом слишком уж налегал на печенье с шоколадной крошкой: «Мы его [Кевина] быстро потеряли. Потом Эллен слегла. Я обычно не страдаю морской болезнью, но и пользы от меня не было. Это стало единственным случаем в моей жизни, когда меня укачало». Качка в итоге добралась до всех, за исключением капитана. И Джона – Джон производил впечатление человека с иммунитетом против морской болезни. «Большинство людей не любят быть внизу в плохую погоду. Наоборот, они стараются быть наверху, где свежий воздух. Я помню, Джон мог пойти вниз и готовить еду, а все остальные думали: “Я не верю, что он вообще хочет кашеварить”» (176).

Пока экипаж мучительно преодолевал морскую болезнь, Джон и Хэнк делились историями из жизни. У обоих оказался в чем-то схожий опыт – Хэнк был промоутером на концертах рок-группы Big Brother and the Holding Company, Дженис Джоплин и Allman Brothers. Он узнал и мрачную сторону шоу-бизнеса, что подтолкнуло его открыть клинику для лечения пациентов с наркотической зависимостью в Колорадо, и только потом он занялся делом жизни – мореплаванием. Время шло в разговорах, и Хэнк начал лучше понимать тот импульс, который подтолкнул Джона к путешествию на борту Megan Jaye. «Я не ошибусь, если скажу, что все это было придумано для его психологического очищения. Вряд ли он ожидал того, что получил. Но парень настолько открылся новому опыту и росту! Как если бы он стоял посреди шестиполосного шоссе и приговаривал: “Что, слабо меня одолеть?” – и вот именно так он к этому подходил» (177).

К утру субботы, 7 июня, шторм начал сильнее заявлять о себе. Тайлер вспоминал, что «все стало серым, и понеслась! Шторм расшвырял нас всех. Это было жестко. Волны гигантские! Будь у тебя возможность вызвать такси, ты бы вызвал. Океан такой большой, а лодка такая маленькая. У нас киль был на двадцать градусов. Набегали огромные волны, размером со здание. Мы словно съезжали с водных гор. Я думал: “Боже, я надеюсь, мы еще живы”. Но без этого было бы просто скучно, потому что Джон искал приключений. Никто не выходит в шторм, но если ты в него попал, вспоминать потом будешь всю оставшуюся жизнь. В такие моменты хочется только одного – оказаться дома, но он не хотел. Он не хотел быть дома. Он был во всей своей красе» (178).

Днем стало еще хуже, что вынудило капитана вести яхту, поставив штормовой стаксель, который затормозил Megan Jaye до пяти миль в час. Ветер сбил брызгозащитный козырек над входным люком, и вода каскадом полилась по сходному трапу прямо в салон, где в тот момент изнывали от морской болезни кузен и кузина Кониса. Но было и большее испытание. После тридцати часов за штурвалом кэп Хэнк понял, что балансирует на грани полного измождения. «Я был в том состоянии, когда, как я знал, мог стать опасным. И тогда я посмотрел на Джона и сказал: “Эй, иди сюда, хороший мальчик! Тебе придется порулить этой малышкой, потому что мне нужно поспать”» (179).

Поначалу Джон испугался перспективы управлять яхтой, тем более в такой шторм. «Боже, Хэнк, – воскликнул он, – у меня только вот эти хиленькие мышцы, чтобы на гитаре играть». Но выбора не было. В три часа пополудни в субботу Джон, для страховки привязанный тросом, взялся за штурвал. «Следи за горизонтом, а не за компасом, – напутствовал его Хэнк. – Старайся угадывать, что эта лодка собирается сделать. И, кстати, парочка вещей, которые ты абсолютно не должен делать: не перекладывай парус и не позволяй ветру дуть с кормы. А больше ты нам ничем не навредишь. Ты можешь намокнуть, но за борт тебя не смоет», – добавил капитан (180).

Когда за три дня до этого яхта отходила от берега, Джон настраивался на относительно умеренное по ожидаемым эффектам недельное развлечение. Но вместо этого он получил незабываемый опыт и прошел испытания, которые и вообразить не мог. Пока бушевал шторм, а кэп Хэнк отсыпался на своей койке под палубой, Джон держал штурвал, надеясь привести яхту в более спокойные воды. Он сам должен был справляться со всеми трудностями. Вспомнив книгу Гордона Лидди, он старался подчинить Вселенную своей воле, чтобы обеспечить безопасность своих товарищей.

Потом Джон рассказывал: «Я шесть часов находился посреди большого шторма, управлял лодкой и держал ее на курсе. Я был почти похоронен под водой. Меня волны лупили по лицу шесть часов кряду. Это потрясающий опыт, потому что он останется навсегда. Вы не можете переменить решение. Это как на сцене: ты на ней стоишь, и с нее не уйти. Была парочка волн, которые бросили меня на колени. Я просто держался руками за штурвал, но был привязан веревкой, а погода бушевала вовсю. И я наслаждался. Я орал матросские песни и кричал на богов. Я чувствовал себя викингом, понимаете? Ясон и Золотое руно» (181).

Когда кэп Хэнк с трудом оторвал себя от койки и пришел на смену, его поразила перемена, произошедшая с Ленноном. «Я увидел другого парня. Он был очень усталым, но восторженным, в экстазе». Капитану показалось, что Джон «прошел через мощный катарсис» и «был счастлив».

А Тайлера радовало, что бывший битл спас Megan Jaye от кошмарных повреждений, которые ей мог нанести океан: «Он был там у руля, как сумасшедший, радующийся приключению. А какой был выбор? Не управляй никто, и лодка оказалось бы в намного худшей форме, чем была» (182).

Шторм свирепствовал сорок с лишним часов, обрушивая на яхту ураганный ветер и волны высотой двадцать футов[89]89
  Шесть метров.


[Закрыть]. К утру понедельника ветер, наконец, стих, и капитан обнаружил, что яхта на 70 миль[90]90
  Свыше ста километров.


[Закрыть] отклонилась от курса и получила повреждение триселя. Добавив в свое резюме морехода позицию рулевого, Джон и тут не остался в стороне – помог с необходимым ремонтом. Эллен вспоминала: «Парус оторвало от основной мачты. Мы должны были пришить его на место, потому что, если использовать только двигатель, а топливо закончится, не остается ничего, чтобы управлять лодкой, и тут может затопить, если волна неудачно ударит». Команде потребовалось четыре часа, чтобы все залатать, и с помощью Джона они смогли водрузить парус на мачту (183).

На последнем отрезке перехода к Бермудам члены команды рассказывали друг другу истории о жизни и своих страхах. Джон все еще испытывал большой подъем после его отважной схватки с океаном за штурвалом яхты. Но он признавал и то, что океан, когда становится тихим, дарит ощущение покоя, которое невозможно испытать на суше. «Мы говорили о том, каково это – оказаться посреди этой затерянной пустоты», – вспоминала Эллен. Тайлер откликнулся на эти слова: «На свете не существует пустоты». У Джона был отменный нюх на удачные, глубокие фразы, и он тут же радостно воскликнул: «Запиши это! Запиши!» Сам он, говоря о своем самом большом страхе, признался, что смертельно боится, «как бы чего не случилось с Шоном» – за Шона он боялся больше, чем за себя самого (184).

В среду 11 июня яхта Megan Jaye успешно прибыла в гавань Сент-Джордж на Бермудах. Когда судно восточным курсом подходило к острову, Джон и экипаж увидели старые стены форта Св. Катерины, а за ними просторы Гейтс Бэй. Вход в гавань окружали высокие, неприступные скалы. «Будто попадаешь в сказочную страну», – говорил кэп Хэнк.

Но между тем оставался маленький нюанс: запас травки на судне, который остался практически нетронутым, поскольку во время шторма было не до того. Худшее, что могло случиться, – в тот год уже второй битл попал бы за решетку по обвинению в провозе и хранении наркотиков. Этого не хотел никто. «На лодке было немножечко марихуаны, – рассказывал Хэнк. – Никогда нельзя приплывать куда-нибудь даже с каплей марихуаны. Так что у нас была бутылка пива Grolsch, из тех, которые запечатываются, мы положили травку в бутылку и привязали к горлышку с дюжину воздушных шариков. Подождали, когда подойдем ближе к острову, и бросили бутылку за борт, в надежде, что кто-нибудь ее найдет и хорошо проведет время». Что касается гитары, купленной в последний момент в ломбарде, Джон во время плавания через Атлантику к ней и не притронулся (185).

Перед тем как экипаж сошел на берег, на борт поднялись таможенники, и Хэнк предпринял отчаянную попытку помочь Джону остаться инкогнито. Пока все заполняли таможенные декларации, он сунул паспорт Джона в середину стопки документов, надеясь, что имя «Джон Леннон» не привлечет внимания чиновников. И почти тут же осознал, что сохранить имя звезды в тайне – напрасный труд. Прежде чем покинуть Megan Jaye, Леннон нацепил на нос свои легендарные «бабушкины очки». И мигом стал «копией битла Джона». «Ага, инкогнито, значит?» – рассмеялся Хэнк. Джону оставалось только расписаться в книге гостей Megan Jaye. «Дорогая Меган, – написал он. – На свете не существует пустоты! (Т.К., 1980) И спасибо, Хэнк» (186).

На следующий день Джон встретился с местным специалистом по недвижимости Донной Беннетт, чтобы найти жилье для себя, Шона и своих помощников из «Дакоты». В те времена Бермуды не были тем шикарным, «глянцевым» направлением, которое сегодня манит туристов комфортом и роскошью. «Курортники» в основном арендовали дома на сезон, чтобы насладиться отдыхом. Тогда, как и сейчас, кстати, Бермуды ошибочно считали частью Карибских островов, которые лежат в тысяче миль[91]91
  Более 1500 километров.


[Закрыть] к югу отсюда. Дом, снятый Джоном, находился в шести милях[92]92
  В десяти километрах.


[Закрыть] от Гамильтона, столицы Бермудских островов, включенных в состав британских территорий в 1790-х. К 1980 году население главного острова, занимавшего 21 квадратную милю[93]93
  54 кв. километра.


[Закрыть], составляло 55 тысяч человек.

Леннон представился госпоже Беннетт как Джон Грин, снова использовав свой псевдоним. В памяти Беннетт, «это был худой мужчина в соломенной шляпе, чем-то похожий на моряка, в джинсах и спортивной обуви. Я не обратила внимания на акцент, и не было знаменитых очков». Сезон находился на самом пике, но Беннетт смогла найти дом с видом на Воронку дьявола[94]94
  Воронка дьявола – большая карстовая воронка недалеко от пролива Харрингтон. Служит туристической достопримечательностью и природным «аквариумом» с большим разнообразием водной фауны.


[Закрыть]. Уютный коттедж назывался «Александра» и располагался в Нэптон Истейтс, недалеко от пролива Харрингтон. Он был достаточно вместительным, чтобы в нем разместились Джон, Шон, Фред, Уда-сан, а с ними и кузены Кониса и он сам – им хотелось на несколько дней задержаться на острове. Оформляя соглашение, Джон сказал: «Моя няня скоро привезет моего сына». И тут Беннетт осенило. «Вашу няню зовут Йоко?» – спросила она. Джон понял, что раскрыт, и попросил Беннетт держать в секрете его присутствие на острове: «Можете дать мне пару недель?» – «Я подумала: “Да, я могу, почему нет?” Когда вас о таком просят, что вы сделаете?» (187).

В пятницу 13 июня Фред, Шон и Уда-сан приземлились в Международном аэропорту Бермудских островов. Когда они приехали в «Александру», Джон и Шон не скрывали эмоций по поводу своего воссоединения. Увидев свою акустическую гитару Ovation, которую исправно привез из «Дакоты» Фред, Джон взял ее и начал играть попурри из матросских песен, а Шон танцевал по комнате. Фреда удивил крепкий вид Джона: «Исчезла бледность, которая появилась у него за пять лет сидения в “Дакоте”. Теперь он был загорелым, излучавшим здоровье и жизненные силы».

В тот вечер экипаж Megan Jaye участвовал в совместном праздничном ужине с «дакотцами». Джон без устали рассказывал о своих морских приключениях. «Вы не можете представить, как это – смотреть во все стороны и не видеть ничего, кроме воды и неба. Ты одновременно чувствуешь себя отрезанным от мира и при этом в контакте с всемогущим чем-то там. И это чувство свободы переполняет» (188).

Много позже Джон уселся на диван, скрестив ноги, и исполнил новую, намного более резкую версию Serve Yourself. Дилана он обзывал «грязным маленьким гадом», слова стали еще яростнее и обиднее, если такое, в принципе, было возможно, а исполнение до отказа наполнилось пламенем и гневом. Фред подумал, что песня «злая и испепеляющая» как никогда. Теперь не осталось сомнений – Джон точно был другим (189).

На следующее утро Джон с сыном отправились в Гамильтон, чтобы посмотреть традиционный парад, который устраивали в честь дня рождения королевы Елизаветы Второй. Как британская территория, Бермуды предпринимали самоотверженные усилия, устраивая помпезные церемонии на радость гостям и островитянам, – солдаты почетного караула маршировал в пробковых шлемах, и все завершалось пушечными залпами – 21 раз. Джон и Шон присоединились к зрителям на Фронт-стрит, и Джон в тот момент признал, что присутствие на параде среди тысяч других британцев, заполонивших улицы, наполнило его чувством умеренного патриотизма.

А Хэнк в те дни готовил Megan Jaye к возвращению в Штаты. К нему собиралась присоединиться его подруга Гретхен Фетчин[95]95
  Гретхен Фетчин стоит отдельного упоминания. Она была также одной из подруг американского писателя Кена Кизи, написавшего роман «Над кукушкиным гнездом», впоследствии экранизированным Милошем Форманом. Гретхен входила в неформальную группу «Веселые проказники», лидером которой был Кизи. Группа (или коммуна, как ее называли) оказала существенное влияние на популяризацию ЛСД в США и увлечение психоделикой.


[Закрыть]. Прежде чем отправиться в обратное плавание, капитан устроил для Джона еще одну прогулку на яхте. Когда они вышли в море, начался ливень. «Ветер был очень сильным, но развлечений хватало. Мы подняли паруса. Шон взялся за штурвал и некоторое время управлял яхтой в гавани. Получился изумительный завершающий день» (190).

После вечеринки Джон не находил себе места. Позвав Фреда, он распорядился, чтобы тот подыскал уединенное жилище в другой части острова. Он почувствовал, что Тайлер Конис слишком сближается с ним. Фреду это напомнило повторение истории с Терри Босли, капитаном яхты Imagine. «У меня нет друзей. Дружба – это романтическая иллюзия», – сказал он Фреду однажды.

Вскоре вместе с агентом по недвижимости Биллом Лушером помощник Джона обнаружил на окраине Гамильтона скрытую от посторонних виллу «Андерклифф» (191).

С обзорным видом на Грейт-Саунд, вилла располагалась в зажиточном районе с ухоженными садами и тихими сельскими дорогами. Там были собственный причал, бассейн и, к огромному удовольствию Джона, кабинетный рояль Steinway. Также Леннон мог пользоваться маленькой яхтой Sunfish. За шесть недель жизни в этом раю нужно было выложить головокружительные $24 000, что торопливо организовывала Йоко. «Понимаю, что мы заплатим кучу денег. Но это будет стоить того», – заверил ее Джон. Единственная проблема заключалась в том, что в доме жила молодая пара – Рольф и Молли Лути. Они были согласны сдать виллу в аренду, но информировали Лушера, что им потребуется несколько дней на переезд (192).

Несколько дней? Джона такое отложенное заселение не устраивало. Рольф Лути в конце концов согласился на условия Леннона, но он выдвинул встречное: произвести оплату заверенным чеком[96]96
  Заверенный чек – чек, выдаваемый с гарантией банка, что на счете плательщика есть достаточно средств для транзакции.


[Закрыть]. Когда стало ясно, что банковская операция займет еще несколько дней, Лути согласился принять от Джона чек, но только если сам заберет его у музыканта в «Александре». «Чертов бред! – возмущался Леннон. – Мы платим гребаное состояние за этот дом, и я еще должен под его дудку плясать, чтобы они разрешили нам там поселиться!» Однако тем же вечером Лути встретился с Джоном в «Александре». Оказавшись лицом к лицу с битлом, он тут же забросал его приглашениями на местные вечеринки и в круизы. Но Джон его не слушал. Он выписал чек и холодно сказал, что приехал на Бермуды исключительно для работы, а не для общения (193).

Ранним утром в среду 18 июня – в день, когда его старому приятелю Полу Маккартни исполнилось 38 лет, – Джон потихоньку выскользнул из дома с Шоном, Фредом и Уда-саном, оставив семейство Конис почивать. Их ждала вилла «Андерклифф», спрятавшаяся в уединенном «волшебном» районе под названием Фейрилендс.

Глава 9
Фейрилендс

Джон не хотел тратить много времени на долгое обустройство – ему действительно хотелось скорее приступить к работе. Его непоколебимая решимость, которую он продемонстрировал во время краткой встречи с Рольфом Лути, приоткрыла суть грядущих событий: поход Леннона навстречу новому себе значительно ускорился в Фейрилендсе.

Заранее готовясь к новым свершением, он привез свою надежную сумку из «Дакоты». В ней лежали десятки кассет с его композициями за последние десять лет, в том числе многие неоконченные песенные фрагменты, записанные под клавишный аккомпанемент «Ямахи».

В четверг 19 июня, когда прошло чуть больше дня с тех пор, как состоялся переезд на виллу «Андерклифф», Джон уже горел желанием оборудовать в доме все, как ему нравится. Неизменный телевизор в спальне – это было обязательно, а кроме того, он попросил Фреда купить большой магнитофон – на языке той эпохи такие магнитофоны и радиоприемники назывались «грохотом в гетто», – а также музыкальные новинки, чтобы подстегнуть творческую фантазию. Кроме того, Джон пожелал, чтобы ассистент приобрел в музыкальном магазине несколько барабанов-бонго и тамбуринов. Лучший вариант Фред нашел в магазине Stuart’s Electronics на Рид-стрит в центре Гамильтона: бумбокс Sony CF-6500II. Первоклассный переносной кассетный магнитофон, который стоил тогда 275 долларов, был классической стереосистемой с радиоприемником в AM/FM диапазоне с четырьмя встроенными колонками. Магнитофон назывался ZILBA’P – японская компания штамповала это необычное слово-аббревиатуру на корпусе[97]97
  ZILBA’P – Zoo Intelligence Learning Body Action Playing: Зверинец, Ум, Обучение, Тело, Действие, Игра.


[Закрыть]. Прожорливое чудо техники питалось от восьми батареек-«бочек». У него был свой стереомикрофон, кроме того, система давала возможность подключать внешние микрофоны, колонки и элементы питания.

Во время набега на магазины Фред нашел и кассетную версию классики регги – альбом 1973 года Burnin’ группы Wailers. В него входили подлинные жемчужины – Get Up, Stand Up и I Shot The Sheriff. Они слушали альбом на большой веранде виллы «Андерклифф» с видом на Грейт-Саунд, и Burnin‘ напомнил Джону о тех временах, когда он знакомился с этими песнями во время своих «потерян ных выходных». Через некоторое время в колонках ZILBA’P заиграла Hallelujah Time. Слушая эту спокойную, неторопливую композицию, Джон сидел завороженно, пока Боб Марли своим проникновенным фальцетом пел о том, что «живет у времени в долгу». Прокрутив эту песню еще раз, Джон внезапно воскликнул: «Вот. То, что надо!» Фред наблюдал, как тот ликует: «Жить у времени в долгу. Фраза, которую я искал! У меня эта песня была в голове давным-давно. Я напишу мелодию регги и слова, построенные на теме жизни у времени в долгу, – именно так я и живу. Или, если вдуматься, мы все так живем, хотя большинство не любит об этом задумываться. Меня и тебя это тоже касается, мой дорогой» (194).

В приливе вдохновения Джон начал сочинять текст новой песни. К ужину у него был готов первый набросок Borrowed Time, премьеру которой он устроил для Фреда, подыграв себе на акустической Ovation. Он пел, что теперь, когда он старше, его «будущее светлее». Вскоре он уже отправил Фреда в «Дакоту» за драм-машиной Roland CompuRhythm. На первой пробной записи Джон восклицает: «Добро пожаловать на Бермуды!» Он записал еще три пробы на ZILBA’P, оттачивая Borrowed Time, и вдобавок проверил звучание мелодии на «Стейнвее», а потом вернулся к I Don‘t Wanna Face It – одному из многочисленных фрагментов на кассетах, лежавших в его неизменной сумке из выделанной кожи. На последней записи там слышится более хард-роковое звучание.

К этому моменту Джон уже начал фантазировать на тему записи нового альбома – когда и где он мог бы к этому приступить. Во время телефонных разговоров с Йоко он обсуждал возможность возвращения – его жена возражала, что на нынешнем этапе он должен предпринять более осторожный шаг: не долгоиграющую пластинку, а мини-альбом. Послушав альбом Survival (1979) Боба Марли и записи его группы Wailers, он предложил идею записаться в одной из студий на Ямайке, где обычно пишутся исполнители регги. Джон считал Марли одним из гигантов на музыкальной сцене 1970-х – как и Леннон, лирический поэт, выступавший за мир, не боясь невзгод. В 1976-м Джон убедился в талантах Марли лично, когда вместе с Ринго сходил на концерт Wailers в лос-анджелесском «Рокси» – у них в это врем как раз случился перерыв в записи альбома Старра Ringo‘s Rotogravure. А теперь Джон развлекал Фреда историями из жизни Марли конца семидесятых, в частности, рассказав об эпизоде, когда в дом музыканта проник вооруженный преступник, намеренный убить его за смелые политические взгляды. Марли, чудом оставшийся в живых, презрел осторожность и не прекратил свою политическую активность.

В ту пятницу Джон и Фред вышли на Sunfish в плавание по Грейт-Саунд. Джону не терпелось вернуться к парусам с тех пор, как он с Шоном сошел по трапу с Megan Jaye. Позже тем вечером он предложил сходить на одну из местных дискотек. Появившись на острове, Леннон сразу спросил у Донны Беннетт насчет ночной жизни Гамильтона, и та посоветовала «Диско 40». Но Джон слышал еще об одном местечке под названием «Флэйворс», которое ему хотелось посетить, – он прикинул, что там собирается публика поярче. Но когда они приехали во «Флэйворс», их с Фредом встретило громовое звучание I‘m Coming Out Дайаны Росс. Быстро сообразив, что клуб существует для туристов и любителей посредственной музыки, Джон неохотно предложил перенести вечеринку в том же составе в «Диско 40».

Резко контрастируя с «Флэйворс», клуб «Диско 40» производил впечатление подлинного улья – такая активная жизнь там кипела. Пройдя через колонны мопедов, припаркованных у входа, двое искателей приключений оказались на краю переполненного танцпола, где танцевали в основном двадцатилетки и подростки. Сначала Джон попробовал найти себе пару, но все девушки, которых он пытался пригласить, отвергли его. «Они, наверное, думают, что я ненормальный какой-то», – сказал экс-битл Фреду. Потом, когда они весело осушали кружку за кружкой пиво, диджей поставил Rock Lobster от B-52. Джон не верил своим ушам. Кейт Пирсон, представляя песню, пропела серию высоких нот, похожих на тирольские мотивы. Джону это пение напомнило нестандартную вокализацию Йоко – «шестнадцатиполосный голос», о котором в журнале Rolling Stone высоко отозвался Джонатан Котт. «Можешь себе представить? – воскликнул Джон, обращаясь к Фреду. – Они под Йоко работают!» Он слушал эту группу «новой волны» и не мог сдержаться: «Мама будет в восторге! А то она вечно жалуется, что никто не воспринимает ее всерьез как рок-певицу. Мне не терпится ей рассказать, что это, наконец, произошло!» (195)

К тому моменту, как они покинули ночной клуб, Джон был основательно пьян. Следование здоровой диете привело к тому, что в сравнении с обильными возлияниями «потерянных выходных» он оказался в гораздо более «легком весе». Но у него была «миссия», и отступать он не собирался. Репортеру местной The Royal Gazette Джерри Ханту, заметившему его в «Диско 40», он сообщил, что «жена послала меня сюда в рабочий отпуск». Это было правдой – Джон полностью сосредоточился на том, чтобы доделать незавершенные «изделия», хранившееся в его вместительной сумке.

На следующее утро музыкант вылез из кровати и, мучаясь тяжелым похмельем, снова взялся за фрагменты Real Life и That‘s The Way The World Is. В итоге они были переработаны в более зажигательную композицию, которую Джон назвал I‘m Stepping Out. Он освежил текст, чтобы тот отражал его более позитивный настрой, отличный от мрачного взгляда на мир образца прошлой осени. А потом вооружился акустической гитарой Ovation, включил ZILBA’P и спел о том, как закурит и выдохнет свои «переживания в небо».

На следующий день, 22 июня, от похмелья не осталось и следа, зато энергия и вдохновение бушевали. Как автор песен, Джон, возможно, наслаждался самым продуктивным периодом за долгие годы. И он бы с удовольствием остался наедине со своей музой, но решил прерваться, чтобы угостить близких: Шона, Фреда, Уда-сана и Хелен, которая приехала накануне из Нью-Йорка, обедом в ресторане, расположенном в Ботаническом саду.

Ботанический сад в нескольких милях от Гамильтона, к северу от Хангри-Бэй, собрал флору со всего мира. Там же, среди ухоженных лужаек, находится Кэмден-хаус, красивый дом в георгианском стиле, построенный в начале XVIII века. Дом этот принадлежит правительству Бермудских островов и используется премьер-министром острова для проведения официальных мероприятий. В те дни, когда там был Леннон, в одном из коттеджей по соседству работал итальянский ресторан «Иль Кьянти». Джон вспоминал, что они пошли в «Иль Кьянти», «я – чтобы взять себе кофе, а Шон – какую-нибудь вредную еду». Посидев в ресторане, музыкант любезно раздал автографы официантам, а потом все отправились прогуляться по саду (196).

Вот тогда-то это и произошло. Джон посмотрел вниз и под кедром увидел крохотную табличку с надписью Freesia, Double Fantasy. Его это поразило. «Я просто подумал: Double Fantasy – это же грандиозное название[98]98
  «Двойная фантазия».


[Закрыть]. В нем столько смыслов, что ты и не сообразишь, что это означает. Это означает все, что можно подумать. И это значит “двойная пара”». Он пребывал в таком волнении, что и не заметил, точно ли там было написано «фрезия». Скорее всего нет, поскольку растение в этот период не цветет. И это, вероятно, был гибискус, растущий на том же месте. «Гибискус Double Fantasy очень красив. Он большой, как блюдо», – объяснила Мэри Лодж, часто бывавшая в Ботаническом саду. Но фрезия или гибискус – едва ли это имело для Джона хоть какое-то значение. Его привлекло словосочетание «двойная фантазия»: «Сказано будто обо всем. Не говоря на самом деле ничего, это говорит все» (197).

Вернувшись на виллу «Андерклифф», Леннон устроил на застекленной веранде импровизированную студию. Оборудование студии составляли магнитофон ZILBA’P и драм-машина CompuRhythm. Джон опять съездил в Stuart’s Electronics и приобрел для записи еще один кассетник – National Panasonic RS-4360 DFT, а также чистые кассеты, пару наушников и микрофон. Второй магнитофон Джон планировал использовать для демозаписи на «двух дорожках». Основную дорожку – вокал и гитару – предполагалось писать на ZILBA’P, а потом проигрывать результат, записывая дополнительные инструментальные партии на Panasonic. Он хотел снова попробовать записать Darling Boy – песню, адресованную Шону, которую сочинил ранее в том году. Фред, получив инструктаж от шефа, готовился проявить себя в игре на бонго в стиле регги. Джон почувствовал, что от волнения нервы его помощника находятся на пределе. «Да ты просто импровизируй, Фред», – приободрил его Джон. Включив ZILBA’P, Джон представил песню, как «Darling Boy‘, ныне известную как Beautiful Boy». Для второго дубля Фреду снова пришлось взяться за бонго и исполнять свою партию, пока Джон оттачивал музыкальные тонкости. Включив запись, Джон объявил: «Фриц и Хайнц, дубль два исполнения колыбельных». Позже он попросил Фреда отстукивать основной ритм ручкой, а потом, в еще одном варианте записи, хлопать в ладоши в ритме регги. Как ни старался Фред, он нередко сбивался, но Джон не переживал. Его, несомненно, вдохновляли результаты, даже представленные в такой сырой форме (198).

Разные записи Beautiful Boy от 22 июня обнаруживают, что текст песни созревал, меняясь не разительно, а тонко, и становился более глубоким по сравнению с тем, что было раньше. В Beautiful Boy он поет о мимолетности природы человеческого существования. Вообще, максиму «жизнь – это то, что происходит, пока ты строишь другие планы» изначально опубликовал Аллен Сандерс в номере Reader’s Digest за 1957 год. И очень вероятно, что Джон, неизменно прожорливый читатель, наткнулся на эту строчку, причем относительно недавно, в романе Уильяма Гэддиса «Дж Р» (J R). Роман появился вскоре после 35-го дня рождения Леннона, и эту книгу с нетерпением ждала читающая нью-йоркская публика. Поскольку это была первая работа Гэддиса, опубликованная им после романа «Признания» (1955), ажиотаж по случаю выхода новой книги не мог пройти незаметно для Джона. В «Дж Р» Гэддис не оставляет от высказывания Сандерса камня на камне, характеризуя его как «бессмысленную жвачку», пригодную разве что для чтения на стене в приемной у стоматолога. Леннон же в Beautiful Boy решительно возвращает фразе Life is what happens to you while you’re busy making other plans ее значительность – у него она звучит с оттенком лиричности, и все вместе это создает эффект искренности и большой надежды. Хотя изначально Леннон использовал фразу, аккомпанируя себе на рояле во фрагментах My Life, именно в Beautiful Boy она оказалась на своем законном месте: это мудрый совет отца сыну о том, как расти и взрослеть (199).

Когда Beautiful Boy «встал на крыло», Джон на этом не остановился. Фред снова взялся за бонго, и музыкант вернулся к Borrowed Time. «А что, если чуть-чуть регги?» – говорит Джон, настраивая ZILBA’P. После пробной записи и этой песни на двух дорожках в его импровизированной студии на веранде Джон опять приступил к Dear Yoko: за эту композицию он в последний раз брался в апреле в Кеннон Хилл. Как и Beautiful Boy, Dear Yoko стала лиричнее после вояжа Джона на Megan Jaye. В написанный заново куплет он вставил строку, «подаренную» Конисом: nowhere is the place to be – «место среди пустоты».

Джон кипел вернувшимся к нему во всей полноте музыкальным совершенством – он снова вспомнил и о I Don‘t Wanna Face It, исполнив ее на записи в ускоренном ритме. Впрочем, он заметил, что «она должна быть помедленнее и, наверное, для Ринго». За работой он не заметил, как стемнело и параллельно с ним свой концерт устроили древесные лягушки, в изобилии населявшие Фейрилендс. Время от времени их кваканье слышно на записи, и это, пожалуй, самая необычная подпевка, которая была у Леннона за всю его музыкальную карьеру. Словно сама природа, причем во вполне буквальном смысле, выступила дуэтом с его проснувшейся музой.

Итак, были готовы демоверсии Beautiful Boy, Borrowed Time, Dear Yoko и I Don‘t Wanna Face It – Джон мчался на гребне творческой волны. На следующее утро он впервые спел Beautiful Boy Шону. Тот прыгал по веранде в полном восторге от того, что отец написал для него песню. Шон проводил незабываемое время, гуляя с Хелен по окрестностям и резвясь с отцом в воде. «Я на Бермудах научился плавать на боку. Помню, как изо всех сил бултыхался: один глаз под водой, а другим следил, нравится ли папе, а его стройная фигура скрывалась в искрящихся потоках» (200).