Текст книги "Джон Леннон. 1980. Последние дни жизни"

Обет молчания в Кеннон Хилл давался Джону нелегко, поскольку от него требовалось, во-первых, полностью прекратить разговаривать – а это поистине трудное дело для человека, который мог с легкостью порассуждать на самые разные темы, – и, во-вторых, отказаться от кофе, одного из самых больших его пристрастий, уступавшего разве что зависимости от сигарет «Житан». Шон и Фред, в свою очередь, получили строгие инструкции не заговаривать с Джоном. Фред с трудом это выдерживал, ведь он по-прежнему регулярно ездил со своим работодателем по делам, а также был его компаньоном в лодочных прогулках. Ну а Шону и так было чем заняться. Потом он вспоминал, что именно той весной «научился пускать камни по воде “блинчиком”, делать бумажные самолетики, разводить костер, насаживать червя на крючок, рисовать обезьянок и управлять парусной лодкой» (149).

Читать газеты и журналы Йоко Джону воспретила, а вот на документальную прозу запрета не было, поэтому Джон, устроившись в спальне, проводил время за чтением «Воли» Дж. Гордона Лидди. Лидди, бывший агент ФБР и один из центральных персонажей Уотергейтского скандала, в своей книге пытался доказать, что победа над любыми невзгодами достигается исключительно силой человеческой воли. И приводил примеры из личной жизни, которые изумляли Джона. Однажды бывший фэбээровец привязал себя к дереву во время грозы. Или еще того хлеще – держал ладонь над горящей спичкой и ничем не показал, что ему больно, даже когда от ладони пошел сильный запах горелой плоти.

В последние часы обета молчания Джон написал очередную серию распоряжений для Фреда. Первое из них касалось Йоко, которая вернулась в «Дакоту» и сообщила, что ее настиг «русский грипп», так что муж и сын должны держаться от нее подальше, чтобы не заболеть[71]71
  «Русским гриппом» в западных странах называли эпидемию гриппа, бушевавшую в мире в 1977–1979 годах. Первые случаи были зафиксированы в СССР, и на Западе до сих пор существует подозрение, что утечка опасного вируса произошла из лаборатории. В группе риска оказались молодые люди в возрасте до 26 лет. По разным оценкам, эпидемия унесла жизни от 300 000 до 700 000 человек.


[Закрыть]. На самом же деле она набралась мужества, чтобы еще раз пройти через наркотическую ломку с помощью ее друга Сэма Грина, который помогал Леннонам в приобретении произведений искусства. Так вот, самое первое, что было в списке, – организовать ежедневную доставку Йоко цветов в горшках. «Сделай так, чтобы там было написано – это от Папочки и Шона (ты обычно не говоришь, кто их посылает!)» – сделал он примечание. Теперь второе. Хотя автор светской хроники Лиз Смит и ошиблась в своей оценке, утверждая, что «затворник Леннон» превратил свою квартиру в «Дакоте» в настоящую крепость, мысль о безопасности Джона не оставляла. У него были сомнения относительно безопасности Кеннон Хилл, и он попросил Фреда «объяснить МНЕ, почему мы тут спим, притом что входную дверь может открыть любой полоумный (она не запирается). Люди знают, что я здесь, – садовники, маляры и т. д.» (150).

Тридцатого апреля обет молчания прекратился. Прекратилось также действие запрета на чтение периодики, и как раз вовремя. Когда Леннон включил телевизор в спальне, он узнал о провальной попытке президента Джимми Картера вызволить американских заложников в Иране. В последние несколько месяцев дипломатические переговоры зашли в тупик, что подтолкнуло Картера начать операцию «Орлиный коготь»: секретные передвижения в иранской пустыне обернулись гибелью восьми американских военнослужащих, когда их вертолет столкнулся с другим воздушным судном. Пленников переправили из посольства в секретные убежища по всему Тегерану – таким был итог. Для Леннона и миллионов других американцев надежда на освобождение соотечественников, и так державшаяся на волоске, стала еще более хрупкой.

В тот же день Джон сбрил бороду, которая была у него с прошлой осени. И вот таким, свежевыбритым, он впервые положил глаз на «тупейшую» и «простейшую» одномачтовую яхту, которую вожделел со времен круиза на Imagine в Палм-бич. Выполняя инструкции босса, Фред оформил покупку четырнадцатифутового[72]72
  Четырехметровую.


[Закрыть] швертбота O’Day Javelin в «Конис Марин». В четверг 1 мая владелец магазина Тайлер Конис лично пришел на яхте из Хантингтон Харбор и ошвартовался у хлипкого деревянного причала Кеннон Хилл.

Джон волновался в предвкушении – стоял на крыльце и вглядывался в горизонт в ожидании своей красавицы. Увидев яхту, он побежал к причалу, и они с Фредом взошли на борт. «Всю жизнь мечтаю о своей яхте. Не терпится скорее научиться ходить под парусом!» – радовался музыкант (151). Двадцатичетырехлетний Конис предложил Джону прокатиться по бухте, чтобы показать все тонкости. Пока они шли вдоль Колд-спринг Харбор, Джон проникся доверием к Конису, как ему показалось, очень компетентному моряку. Тот согласился позаниматься с Джоном в течение месяца и натаскать в управлении яхтой, которой Джон дал другое имя: Isis, в честь египетской богини плодородия и покровительницы мореплавателей[73]73
  Isis (Айсис) – Исида.


[Закрыть]. Конис потом вспоминал: «Мы выходили на лодке так часто, как я только мог после работы. Ходили в Колд-спринг Харбор и Ойстер Бэй. И много времени провели в разговорах». Самым дальним их переходом стало путешествие к Сэнд Хоул, небольшой бухте на краю исторического заповедника Камсетт. Джон со знанием дела отметил, что самое трудное, когда ходишь под парусом, – научиться угадывать внезапные изменения ветра. К восхищению Кониса, эти изменения начинающий моряк угадывал, наблюдая за дымом своих неизменных «Житан» (152).

Джон поручил Фреду собрать всю возможную литературу о мореплавании. Он и раньше много читал на эту тему, и теперь ему казалось, что истории о викингах и о путешествиях Тура Хейердала воплощаются в его собственную жизнь. Он припомнил и свои детские фантазии об отце и деде-моряках, как ему хотелось бороздить штормовые моря, но это было в детстве, когда страх путешествий в неизвестное вдохновляет, а в его почти что сорок было сложно оторваться от повседневной рутины.

Тем не менее он продолжал занятия с Конисом и, прихватив Фреда, маневрировал на Isis вдоль Северного побережья. И уже начал подумывать, не предпринять ли более масштабное путешествие, чтобы проверить, чего стоят его морские навыки.

В один памятный день Джон и Фред проходили на яхте вблизи дома композитора Билли Джоэла; дом этот недавно появился на обложке альбома Джоэла Glass Houses, и ни с каким другим его нельзя было перепутать. Джон крикнул: «Эй, Билли, у меня есть все ваши альбомы!» Джон и Йоко действительно были неравнодушны к творчеству этого выходца из Бронкса и называли Just The Way You Are «нашей песней». Джоэл, со своей стороны, боготворил The Beatles, и Джона особенно. Через месяц он подаст заявку на приобретение жилья в «Дакоте», но, к его разочарованию, 29 июня собрание домовладельцев откажет ему, сославшись на и без того растущее число фанатов (разумеется, это был камушек в огород Леннонов), которые вечно толпятся перед аркой (153).

В мае Джон все увереннее гонял на Isis по бухте, однако в его расцветающей карьере морехода нашлось место и для неудач. В один особенно ветреный день Джон и Фред взяли в плавание Шона. С ними были Хелен и Конис. Для Шона этот день станет едва ли не главным воспоминанием детства. «Я помню, что в Колд-спринг Харбор стояла зеленая парусная лодка. Думаю, я про себя назвал ее “Цветком”». Фатальным в этой прогулке стал момент, когда Джон передал штурвал Фреду, чтобы прикурить очередную сигарету. Налетевший порыв ветра придал лодке большей скорости, Фред инстинктивно вывернул руль, и Isis перевернулась. Все полетели в воду. Шон – на нем был оранжевый спасательный жилет – «видел, как уплывали мои шлепанцы, которые купили мне в Японии. Я очень расстроился, потому что любил эти шлепанцы, но [отец] сказал: “Не волнуйся, мы тебе другую пару найдем”. Я спросил: “А рыбы тут в воде плавают?”, и он говорит: “Да”. Это меня здорово напугало. И я помню, как отец защищал меня в воде. На самом деле чудесные воспоминания – мы вместе с папой в воде, и эта лодка перевернутая» (154).

Джон не мог отказать себе в удовольствии подтрунивать над Фредом, когда с помощью Кониса швертбот вернули в правильное положение и выловили из воды мокрых пассажиров: «На сей раз ты страшно опозорил фамилию!»[74]74
  Seaman в переводе с английского – матрос.


[Закрыть] После этого инцидента Джон обрел еще большую уверенность в том, что ему по плечу даже вот такой «худший случай». Единственное, чего он боялся – гнева Йоко. «Матери ни слова об этом», – предупредил он всех, пока они шли к берегу (155).

В этот же самый период творческие импульсы Джона становились все сильнее. Он потом говорил: «Я избавился от какой бы то ни было неловкости, когда твердишь себе “ты с этим не справишься”. Эта песня не очень, но ты – тот парень, который написал A Day In The Life. Попробуй снова».

Он снова взялся за переделку фрагмента под названием My Life, с которым возился, проигрывая его то так, то эдак на своей акустической Ovation с поздней осени 1979 года. Лирически звучащая, в стиле Don‘t Worry Baby от Beach Boys, у него получалась нежная песнь любви, адресованная Йоко, голос которой слышен на некоторых пробных записях. Для Джона присутствие жены было необходимым, он просит Йоко вместе прочувствовать всю полноту их жизни и вместе «делить сны и ночные кошмары». В гитарном аккомпанементе My Life скорее навевала мечтательность, в ней появились фолк-нотки, что резко отличалось от записей под рояль, сделанных Джоном еще в «Дакоте», – там их пропитывал госпел, даже что-то от погребальных песнопений (156).

Йоко время, проведенное за городом, тоже пошло на пользу, послужив творческому возрождению. Героин уже не держал в тисках, и Йоко, как и ее муж, чувствовала: ее снова охватывает вдохновение. Удивительно, но она смогла скрыть от Джона обострение наркозависимости. Ее единственным доверенным лицом был Грин, который помог избавиться от болезненного пристрастия. В знак благодарности Йоко подарила Грину самурайский меч изысканной работы. Накануне лета она написала стихи о пережитом – I gave you my knife[75]75
  «Я отдала тебе свой нож».


[Закрыть] и Walking On Thin Ice[76]76
  «Прогулка по тонкому льду».


[Закрыть]. Так Йоко увековечила свое обновление.

Последняя песня начала обретать форму во время одной из автомобильных поездок пары между Колд-спринг Харбор и Нью-Йорком. Вскоре текст созрел – он подчеркивал тот ужасный риск, который несла в себе зависимость для самой Йоко и ее семьи. В Walking On Thin Ice она признает, что заплатила высокую цену в отношениях за «брошенный жребий». Но помимо содержания Йоко амбициозно решила добавить и новый звук, чтобы композиция удалась. «Я хотела пойти чуть дальше, экспериментировать, – вспоминала она. – Поэтому я думала об Албане Берге, знаете, у него в одной из опер пьяница кричит “ахаахаахаа”. Будто говорит слова, но так, что смысл полностью неверен, искажен» (157).

Обращение к творчеству Берга для Йоко стало настоящим откровением. Австрийский композитор был одним из ранних провозвестников техники двенадцати тонов, известной как додекафония и двенадцатинотная композиция, где двенадцать нот хроматической октавы звучат равномерно на всем протяжении произведения, чтобы ни одна из нот не выделялась в ущерб другой. Самое главное, что Walking On Thin Ice, выполненная в технике Берга, обещала Йоко чудесный способ донести свой необычный вокал. В начале 1970-х Джонатан Котт из Rolling Stone описал ее пение как продукт шестнадцатидорожного диапазона. По словам Котта, «голос Йоко обнаруживает самые основные частотные характеристики звука и сообщает слушателю, что если он хочет услышать, то может и не пытаться». И тут надо сказать, что Джон был одним из поклонников вокальной стилистики Йоко. «Она превращается в ее голос. И это трогает», – однажды заметил он. Но Джон признавал и то, что процесс написания песен Йоко существенно отличался от его собственного. «Мы смотрим на одно и то же с разных сторон. У меня грамотный взгляд, а у нее – революционный» (158).

Йоко полностью отдавала себе отчет в том, что создание такой творчески смелой композиции, как Walking On Thin Ice, где подразумевается слияние необычных свойств ее многопланового вокала с новаторской музыкальной формой Берга, – дело очень непростое. Но, одолев зависимость и снова встретив свою музу, она была полна решимости попробовать.

Глава 8
Megan Jaye

Джон упорно продолжал ходить на Isis под руководством Тайлера Кониса и вскоре начал задумываться о гораздо более продолжительном, полном непредсказуемости путешествии, чтобы проверить свою храбрость и полученные навыки. Конис и его кузены Эллен и Кевин (они соглашались взять на себя обязанности палубных матросов) готовы были в любой момент арендовать яхту.

Когда Джон изложил свой план долгого вояжа Йоко, та согласилась, но при условии, что сначала она проконсультируется с Такаси Йосикавой, своим астрологом. Такаси благословил проложить маршрут в юго-восточном направлении от Нью-Йорка и отправиться в путь 4 июня.

Во время очередной вылазки на швертботе, Джон сообщил Конису: «Йоко сказала, я могу отправиться на Бермуды, но мы должны сделать это где-то через десять дней. Тебе нужно все подготовить прямо сейчас, потому что мы должны выйти именно в этот день». Тайлер быстро разработал пятидневное плавание протяженностью 635 миль[77]77
  Ок. 1200 километров.


[Закрыть]из Ньюпорта, штат Род-Айленд, через Атлантику к Бермудским островам (159).

Предвкушая плавание по Атлантике, Джон вспоминал грандиозные книги Тура Хейердала, особенно «Путешествие на “Кон-Тики”» (1948) и вышедшую не так давно «Экспедицию “Тигрис”» (1979). В этой последней экспедиции Хейердал и его команда, как когда-то Кортес, сожгли свое камышовое судно у входа в Красное море в знак «протеста против проявлений бесчеловечности в мире 1978 года». В открытом письме Генеральному секретарю ООН Курту Вальдхайму Хейердал написал, что они «в окружении военных самолетов и кораблей наиболее цивилизованных и развитых стран мира» не получили разрешения на заход ни в один порт. «Мы обращаемся к простым людям всех индустриальных стран. Необходимо осознать безумные реалии нашего времени», – призывал знаменитый путешественник, но ведь и Джон большую часть своей публичной жизни говорил о том же самом. Еще в 1968 году он заявил, что «нашим обществом управляют безумцы, руководствующиеся безумными целями. Я думаю, нами руководят маньяки, преследуя маниакальные выгоды. Полагаю, меня нужно изолировать, как безумного, за то, что я говорю об этом. Вот, что тут безумно» (160).

Джон конечно же прочел и книгу Хейердала «Древний человек и океан» (1979), но его любимой, вне конкуренции, была эпическая «Кон-Тики». Она поднимала дух, отправляя в мистический мир приключений, и все это ассоциировалось именно с мореплаванием. Как писал Хейердал в «Кон-Тики»: «Некоторые люди верят в судьбу, другие – нет. Я и верю, и не верю. Иногда может казаться, будто невидимые пальцы двигают нами, как подвешенными на нитках марионетками. Но мы точно рождены не для того, чтобы нас дергали за нитки. Мы можем взять эти нити в свои руки и сами выбирать, куда нам двигаться на каждом перекрестке или по самой узенькой тропке отправиться в неведомое». Леннон, испытавший буквально все, что может предложить человеку жизнь, искренне и горячо приветствовал возможность отдаться на волю этого неведомого, подчиниться капризу судьбы (161).

Однако Джон не отправился бы к Бермудам так быстро и просто. Прежде чем выдать карт-бланш на океанский вояж – при всем потенциальном риске, который влекут такие путешествия, – астролог Йоко рекомендовал Джону обновить карму и проверить физическую совместимость с предстоящими испытаниями, совершив трансатлантический перелет в юго-восточном направлении, а именно в Южную Африку. Джону перелет протяженностью 7000 миль[78]78
  Более 11 000 километров.


[Закрыть] представлялся пустяковой ценой за грядущее приключение в океане. Кроме того, мистическая, овеянная легендами Столовая гора в Южной Африке была идеальным местом для основательного погружения в медитацию до того, как поднять паруса.

Йоко тем временем погрузилась в хитросплетения коммерческих предприятий The Beatles. Накануне вылета Леннона в Южную Африку лондонская Daily Mirror написала, что он планирует продать свою долю в Apple Corps холдинговой компании The Beatles. Судя по всему, недавний и горячий интерес Джона к хождению под парусом стал известен газетчикам, хотя они и неверно его истолковали. В статье Daily Mirror, выдуманной от начала до конца, говорилось, что Леннон только что купил 63-футовую[79]79
  19-метровую.


[Закрыть] яхту. И что не далее как прошлым вечером инвесторы рвались купить его кусок Apple. Там же говорилось, что сорокалетний [sic] знаменитый музыкант, который тихо живет в Нью-Йорке, рассказал, как звонки потенциальных покупателей сводят его с ума. «Телефон звонит, не переставая», – будто бы говорил он. И что в одном из нечастых интервью он якобы признался, что продает свою долю, чтобы сосредоточиться на творческой жизни. А Йоко якобы объяснила: «Мы оба художники и уделяем много внимания тому, чтобы быть семьей. Вот то, о чем мы заботимся». И добавила: «Мы купили приличного размера яхту, и будем с комфортом жить на ней».

Неудивительно, что в «Дакоте» телефон после этого действительно взорвался звонками. Отвечая абонентам, Рич Депальма, шутки ради, подтверждал интерес Джона к продаже своей доли. «Сделайте предложение, – забавлялся он в беседах с журналистами. – Я передам» (162).

Йоко всегда была близка к деятельности Apple, и той весной она занималась одним вопросом за другим, связанным с наследием группы. Двадцать четвертого марта Capitol Records выпустила альбом Rarities – компиляцию ранее не звучавших мелодий и альтернативных версий классических песен The Beatles. Вечно жаждущие битловских новинок американские фанаты покупали альбом в огромных количествах, чем обеспечили ему статус золотого. Йоко, которая представляла интересы Джона в Apple, оказалась втянута в судебную тяжбу, инициированную компанией. Также с прошлого сентября компания судилась с продюсерами мюзикла «Битломания», который два года шел в театре «Зимний сад» на Бродвее, а затем отправился на гастроли по стране.

Директор Apple Нил Аспиналл намеревался довести процесс до конца – особенно после того, как в апреле 1977-го не смог остановить выход альбома Live! At The Star-Club In Hamburg, Germany; 1962. Двойной альбом сколотили из последних выступлений The Beatles в Западной Германии в декабре 1962 года. Концертные записи оказались в руках Теда «Кингсайза» Тейлора, который утверждал, что Джон продал ему права на них за выпивку. Особенное отвращение этот альбом вызвал у Джорджа Харрисона. Он называл его «мусором», говоря, что «запись стар-трека была самой дрянной из всего, сделанного от нашего имени». Что же до «Битломании», она стала популярным бродвейским шоу и, по мнению Аспиналла, сулила еще большие выгоды. Помимо альбома с песнями из мюзикла, сообщалось, что будет снят одноименный фильм. В иске Apple указала в качес тве ответчика режиссера Стива Лебера и продюсера мюзикла Дэвида Кребса, обвинив их в нарушении авторских и торговых прав. Аспиналл ждал, что к осени юристы Apple Corps начнут проводить сбор показаний, и, возможно, даже бывшие битлы выступят под присягой (163).

Двадцать третьего мая самолет с Джоном на борту приземлился в Международном аэропорту имени Яна Смэтса[80]80
  Ныне аэропорт имени О. Р. Тамбо.


[Закрыть] Йоханнесбурга. Дальше его путь лежал в Кейптаун, «мать городов» Южной Африки. В самолете он узнал, что неподалеку от Кейптауна находится остров Роббенэйланд, где с 1964 года держали в заточении бунтаря и диссидента Нельсона Манделу – темнокожий Мандела десятилетиями боролся с апартеидом, государственной системой расовой сегрегации в Южной Африке.

Джон поселился в шикарном отеле «Маунт Нельсон», в тени Столовой горы. Поначалу ему удалось сохранять свой визит в тайне – он зарегистрировался под именем «г-н Джон Гринвуд». Это было вариацией псевдонима, которым Леннон часто пользовался, по-разному записывая фамилию Грин[81]81
  В английском есть варианты написания фамилии Green и Greene.


[Закрыть]. Но вскоре местные фотографы прознали, что в Южной Африке находится сам Джон Леннон. Ивор Маркман, сотрудничавший в то время с The Argus, включился в поиски звезды, надеясь, как до этого Патрик Партингтон в Палм-бич, сфотографировать Джона и продать фото международным информационным агентствам.

Вскоре после заселения Леннона руководство гостиницы оказалось в щекотливой ситуации, связанной со звездным гостем. Кейптаун на шесть часов опережал Нью-Йорк, и Джон еще не приспособился к смене часовых поясов. Он вздремнул под деревом в саду при отеле, а кто-то из постояльцев принял его за бродягу и пожаловался сотрудникам. Служба безопасности тут же отреагировала и попыталась избавиться от нежелательного посетителя, прежде чем разобралась, с кем имеет дело.

Джона сразу заинтересовала Столовая гора, в нескольких милях к югу от Кейптауна; ее плоская вершина из песчаника образовывала неровное плато протяженностью две мили[82]82
  Свыше трех километров.


[Закрыть]. Встав пораньше и застелив кровать (к удивлению горничной), он отправился на встречу с Джоном Паркером, таксистом, который привез его в «Маунт Нельсон» из аэропорта. Паркер, чья кожа была «цвета Кейп», что означало смешанное европейско-африканское происхождение, фактически стал гидом Джона. Он возил экс-битла к горе, где тот проводил часы в тихой медитации. С разрешения Джона Паркер сделал несколько снимков, в том числе сфотографировался в компании с ним. И опять же с разрешения Джона, Паркер, после того как его прославленный клиент покинул Южную Африку, продал снимки воскресной Cape Times (164).

В какой-то момент Паркер свозил Джона в один из массажных салонов Кейптауна. К этому моменту подчиняющая себе нужда утолить потребности, диктуемые либидо, стала обременительной. Еще в сентябре Джон посвятил немалую часть своего аудиодневника рассуждениям о природе человеческой сексуальности и о ее неудержимом влиянии на нашу психику. Тема возникла после того, как Джон прочел интервью Трумена Капоте, которое тот дал накануне публикации «Музыки для хамелеонов» (1980). В интервью Капоте ссылался на опыт британского писателя Э. М. Форстера. Форстер дожил до девяноста лет и все надеялся, что сексуальные потребности когда-нибудь перестанут на него влиять, но обнаружил, что они не исчезли, а стали еще большим бременем в его преклонные годы. В аудиодневнике Джон сравнивает переживания Форстера со своими собственными и заключает, что мысль об эротических мотивах, преследующих до старости, навеяла на него «депрессию», и теперь его мучает вопрос, не проникнут ли эти позывы в его жизнь после смерти.

В дневнике Джон говорит: «Я подумал: “Вот дерьмо!”, потому что всегда ждал, что они ослабнут, но теперь полагаю, так будет продолжаться всегда. “Всегда” – это слово немного сильнее, чем нужно, но, скажем, так продолжится до тех пор, пока ты не оставишь это тело, как бы то ни было. Будем надеяться. Игра в том, чтобы подчинить это, как говорится, прежде чем вернешься, чтобы получить еще больше. И кто хочет вернуться, просто чтобы кончить?»

Со своей стороны, Йоко никогда не заблуждалась в вопросах, касающихся супружеской верности. «Однажды он и другой парень вместе поехали на океан, – вспоминала она. – Позже Джон показывал мне фотографии, где они вдвоем, и я говорю: “Минуточку, там же должен был находиться еще кто-то, чтобы вас снимать”. Он засмеялся и сказал: “Я никогда ничего не могу от тебя утаить”» (165).

Паркер, минимум один раз, возил Джона к святым могилам на Сигнал-Хилл, плосковерхой горе, возвышающейся над пригородом Кейптауна Энкор Бэй. Это живописное место было связано с некогда жившими в городе рабами-мусульманами. Их держали на Сигнал-Хилл, а сама гора была чем-то вроде маяка – с ее высоты на корабли посылали сигналы, сообщая морякам о погоде.

Но в основном, кроме выездов с Паркером, Джон был предоставлен самому себе. Горничная из «Маунт Нельсон» вспоминала потом, что он ел простую пищу, занимался йогой на лужайке перед отелем, а если не отдыхал в саду отеля и не медитировал на Столовой горе, часами говорил по телефону с женой, которую надеялся соблазнить визитом в Кейптаун в 1981 году (166).

Двадцать пятого мая – когда в США отмечают День памяти – Джон совершил еще один трансатлантический звонок. На этот раз он звонил Мэй Пэнг в Нью-Йорк. Для Мэй, которая не слышала звонков от Джона с 1978 года, он прозвучал как гром среди ясного неба. Во время разговора, длившегося полтора часа, Джон признался, что мог бы позвонить и раньше, но так успешно спрятал номер телефона Мэй, что никак не мог его найти. Явно находясь в более приподнятом настроении, чем в момент их разрыва, Джон сказал, что Мэй могла бы приехать к нему погостить в Колд-спринг Харбор. Они живо обсуждали современную музыку, особенно Pretenders[83]83
  Англо-американская рок-группа, выступавшая на момент образования (1978) в стилистике панка и «новой волны».


[Закрыть], несмотря на отвращение Джона к этому жанру. «Он сказал, что снова начал писать», – поделилась потом Мэй. По ее словам, Джон даже намекал, что может вернуться в студию не в таком уж отдаленном будущем (167).

Поездка Джона в Кейптаун, совершенная по настоянию астролога, была недолгой. И как обычно, интерес прессы привел к тому, что он поторопился уехать. Тут еще виновата плохая погода, обрушившаяся на город. Оставив водителя в машине, Джон поспешил в магазин одежды, чтобы купить крайне необходимый дождевик. Когда настала пора платить, он протянул свою кредитку American Express продавцу Дэннису Дину. Дин потом рассказывал, как «мужчина в кепке покупал дождевик и при этом жаловался, что ему говорили, будто такая одежда здесь не понадобится». И этот Дин очень быстро сообщил журналистам, что в Кейптауне находится Леннон (168).

Двадцать восьмого мая Джон решил досрочно завершить визит и улетел обратно в Нью-Йорк. Пока он отсутствовал, Тайлер Конис продолжал готовить вояж к Бермудским островам. Он послушно предоставил Йоко список, в котором значились семнадцать потенциальных членов экипажа, указав дни и даже часы их рождения, чтобы кандидатуры изучила команда ясновидящих и нумерологов и отсеяла неподходящих. Однако самым тяжелым для Кониса оказалось не это, а срочный фрахт яхты, поскольку летний сезон уже стартовал.

Конис работал с компанией McMichael Yacht Brokers в Ньюпорте, Род-Айленд, которая занималась подбором яхт и экипажей для фрахта, и в итоге остановился на Megan Jaye, 43-футовом[84]84
  13-метровом.


[Закрыть] от носа до кормы паруснике марки Hinckley. Владельцем был лор-врач Дик Джонс, а яхту он назвал в честь своей дочери Меган Джей. Капитаном Конис предложил стать Хэнку Халстеду. Тридцатилетний Халстед только что вернулся из десятидневного тура вокруг Карибских островов. Хотя его беспокоила перспектива похода к Бермудам в компании незнакомцев, он согласился исключительно из-за безупречной репутации Кониса среди моряков. Конис и «кэп Хэнк», как звали коренастого бородатого Халстеда другие яхтсмены, провели неделю, переоснащая яхту перед запланированным на вечер 4 июня – это была среда – выходом в плавание.

Накануне Фред привез Джона и кузенов Кониса в Республиканский аэропорт в Фармингдейле, Нью-Йорк, откуда им нужно было перелететь в Ньюпорт. В честь предстоящего путешествия Джон и Конисы надели одинаковые футболки с изображением песочных часов. «Они [футболки] были классными. Там еще можно потянуть за нить в середине футболки, а она крепилась к указателю [на солнечных часах], и тогда можно было определить, где север. Джону это нравилось. Нам всем нравилось», – вспоминал Тайлер (169).

Заплаканный Шон махал рукой на прощанье, и вот нанятая Cessna взлетела, чтобы доставить пассажиров в прибрежную часть Род-Айленда. Джон запланировал воссоединение с сыном примерно через неделю: когда Megan Jaye ошвартуется на Бермудских островах, Шон должен был прилететь туда в сопровождении Фреда и Уда-сан. Но, как хорошо знали кэп Хэнк и Тайлер, океанский маршрут Джона не обещал быть легкой прогулкой – яхте предстояло пересечь Атлантику, пройти мимо мыса Хаттерас, где вечно бушуют шторма, да еще и этот печально известный Бермудский треугольник, в теплых водах которого проходит одна из самых оживленных в мире морских трасс.

Прежде чем отправиться в неведомое, Джон должен был выполнить несколько связанных с плаванием поручений. Поскольку он оказался самым неопытным членом экипажа, его назначили судовым коком, а коку надлежит закупить продукты. Джон настоял на поездке в Ньюпорт, в магазин здоровой пищи. Там он накупил овощей и коричневого риса, взял также нори – съедобные морские водоросли, составляющие основу японской кухни. Кэп Хэнк, который не был фанатом The Beatles, видя это, рассказал, что у него японская девушка. «О, и у меня», – невозмутимо ответил Джон. Вспомнив, что он забыл гитару, Джон попросил Хэнка о еще одной поездке – на сей раз в ломбард. «Всегда есть голодающие музыканты, – объяснил он. – И в ломбарде всегда можно найти музыкальную аппаратуру». История умалчивает, кто из членов экипажа пронес на борт Megan Jaye пакет с марихуаной (170).

В восемь часов вечера, перед закатом, кэп Хэнк вывел яхту из дока Мерфи и взял курс на юго-восток. Когда они отчаливали, Джон посмотрел в безоблачное небо и сказал: «Это круто. Я выхожу из облаков и двигаюсь вперед, к чистому горизонту». Как окажется, тихая погода не будет радовать долго.

За островом Блок, примерно в девяти милях от побережья Род-Айленда и всего в четырнадцати милях[85]85
  Около 26 километров.


[Закрыть] от оконечности мыса Монток, восточной оконечности Лонг-Айленда, открывался океан. Megan Jaye отделяли от Бермудских островов почти 700 миль[86]86
  Свыше тысячи километров.


[Закрыть]. Вскоре после того, как они прошли Блок, кэп Хэнк наконец сообразил, кто его пассажир. «Ни фига себе, ты, главное, это… плавание не запори. Кажется, у тебя на борту ценный груз», – сказал он сам себе (171).

В том, что касается навигации, кэп Хэнк был традиционалистом, применявшим благословленные временем способы вроде ориентирования по звездам и счисления пути. Джон с удовольствием наблюдал за Хэнком, когда тот прокладывал курс с помощью секстанта. «Вот чем Йоко занимается каждый вечер, чтобы рассчитать, как нам правильно жить», – заметил он. «Да, но это другая навигация», – усмехнулся про себя Хэнк.

Чтобы обезопасить экипаж и судно от внезапных изменений на маршруте, кэп Хэнк ввел вахты. Каждому члену корабельной команды полагалось три часа нести дозор, а затем шесть часов отдыхать. Первую вахту должны были отстоять Кевин и Эллен, вторую брали на себя Джон и Тайлер. Таким образом, капитану доставалась «собачья вахта»[87]87
  «Собачья вахта» – самая трудная и изматывающая вахта, которая начинается в полночь.


[Закрыть], которую он нес в одиночку (172).

Особенно капитана беспокоило, как Megan Jaye пройдет по Гольфстриму, теплому океанскому течению шириной в 62 мили[88]88
  Около 100 километров.


[Закрыть] в западном регионе Северной Атлантики. Резкие температурные перепады, связанные с Гольфстримом, часто приводят к стремительным изменениям погодных условий. «Течение делает погоду, – говорил Хэнк. – Гольфстрим вечно все меняет». И добавлял: «По правде, все, чего я боялся, там случалось, и случалось в двойном размере» (173).

После примерно тридцати часов спокойного плавания 6 июня, в пятницу, Megan Jaye шла под облачным небом. Штормовые тучи становились чернее, а качка – сильнее, и все члены экипажа, кроме Джона и кэпа Хэнка, стали жертвами морской болезни. График дежурств, разработанный Хэнком, стал бесполезным. Потом Хэнк рассказывал, что сам был виноват в форс-мажорных обстоятельствах. «Я оказался таким мелочным, когда распоряжался деньгами владельца, что не заплатил десять тысяч за автопилот. И поэтому в океане кто-то должен был находиться у штурвала в режиме двадцать четыре/семь» (174).