Текст книги "Джон Леннон. 1980. Последние дни жизни"

Глава 13
Жизнь начинается в 40

После «Бермудского ренессанса», Джон редко испытывал нехватку вдохновения. По крайней мере, работа на Hit Factory еще больше подхлестнула его творческое начало. На горизонте маячил день рождения, к тому же особая дата, – и Джон сочинил песню Life Begins At 40[131]131
  «Жизнь начинается в 40».


[Закрыть].

Седьмого июля сорокалетие отметил Ринго Старр, и Джон собирался отдать барабанщику песню для его нового альбома Can‘t Fight Lightning. Причем он был не одинок в желании снабдить Ринго музыкальным материалом ради выхода пластинки. Маккартни уже написал специально для Старра две композиции – Private Property и Attention; они вместе записали их летом 1980-го. Вдобавок был сделан кавер на Sure To Fall (In Love With You) Карла Перкинса и записана You Can‘t Fight Lightning, которую Ринго сочинил, когда он и его возлюбленная Барбара Бах чудом избежали удара молнии[132]132
  Название песни – «Тебе не справиться с молнией».


[Закрыть]. Что касается Харрисона, «тихий битл» много работал со Старром над кавер-версией романтической баллады You Belong To Me 2591 года; еще они со Старром планировали записать All Those Years Ago — произведение Харрисона. Тот специально держал его для Ринго, и они собирались приступить к работе над этой песней осенью в домашней студии Харрисона во Фрайар-парк.

В Life Begins at 40 Джон вспомнил множество культурных мотивов, связанных с важными вехами и возрастом. Фраза «жизнь начинается в сорок» стала популярной еще в 1930-х; в 1935-м был такой фильм с Уиллом Роджерсом – история о журналисте из американской провинции. В фильме есть знаменитая сцена, когда Роджерс декламирует собственное изречение о трудностях взросления:

 
В двадцать нам все равно, что мир думает о нас.
В тридцать нас волнует, что мир думает о нас.
В сорок мы точно знаем, что мир не думает о нас[133]133
  Автор допустил неточность. В фильме Роджерс не произносит этого. Фразы звучат из уст другого актера.


[Закрыть].
 

К 1970-м оптимистичное утверждение «жизнь начинается в сорок» фигурировало наравне с такими перлами, как «грязные тридцать» и «стильные пятьдесят», их даже использовали в оформлении подарков для юбиляров[134]134
  Фразы «грязные тридцать» и «стильные пятьдесят» популярны не столько из-за глубокой жизненной философии, сколько потому, что в английском языке рифмуются, став, говоря сегодняшним языком, «мемами»: dirty thirty, nifty fifty.


[Закрыть] (316).

Для Life Begins At 40 Джон сочинил милый кантри-мотив, который исполнил для демозаписи под аккомпанемент акустической гитары и ритм-машины. Во многом, в песне звучало то же остроумие, но в более скромных тонах, чем в I‘m The Greatest – музыкальном сочинении Джона для лучшего альбома Старра 1973 года Ringo. Домашняя запись начинается с комичной преамбулы, которую Джон произносит с тягучим выговором, характерным для американской глубинки в южных штатах страны: «Мы приветствуем вас здесь, на земле “Дакоты” и Вестерн-клуба. И в качестве ответного жеста после изумительного подарка – очень странной головы, преподнесенной госпожой Йоко Оно, я бы хотел этим утром исполнить для вас небольшую вещицу, которую услышал, когда метался во сне. Она называется Life Begins at 40». Затем, в той же псевдо-провинциальной манере, Джон поет о том, что возраст – это «всего лишь отношение к нему».

Для Джона приближающийся сороковой день рождения был значимым, но и грустным праздником. Ранее он писал двоюродному брату в Англию: «Мне скоро сорок. Надеюсь, жизнь начинается – то есть мне бы хотелось поменьше “неприятностей”, а побольше – чего? Я не знаю». Взросление принесло с собой и трудности, а именно неизбежную потерю любимых, с которыми сводит человека жизнь. «Мне почти страшно ехать в Англию, – писал он, – потому что я знаю, что это последний раз, когда я увижу Мими, а я трушу прощаться» (317).

Во время августовских сессий на Hit Factory Джон представил новую композицию Gone From This Place. Осенью он записал демо, попробовав несколько дублей, чтобы отточить звучание. Под вкрадчивый гитарный аккомпанемент Джон раскрашивает беззаботную песню о простых радостях жизни, существующих бок о бок с неизменным страхом безвременной смерти. Он минимум четырежды записывал ее, ненадолго воскресив She Runs Them Round In Circles, фрагмент песни тех времен, когда он создавал Beautiful Boy (Darling Boy).

В это же время Леннон, в компании с Джеком Дугласом, придумал песню словно из ниоткуда. Он часто и сам подмечал, что это был предпочтительный для него способ сочинения песен – внезапная вспышка вдохновения, гром среди ясного неба. Предварительно названная Street Of Dreams[135]135
  «Улица грез».


[Закрыть], она родилась в предрассветные часы после ночной сессии на студии. «Когда мы выходили из студии, – вспоминал Джек, – то отправлялись в “Руссо оф Лондон”, единственное место в Нью-Йорке, где можно было съесть полный английский завтрак в два часа ночи – поджаренный хлеб, яичницу с беконом, весь набор. Поев, мы сели в лимузин. Проехали Карнеги-холл, и я говорю Джону: “Знаешь, как называют эту улицу?” Он спросил: “Как?” И я сказал: “Улица грез. В начале века все великие музыканты, оперные певцы и маэстро побывали на этой улице. Люди со всего мира приезжали сюда в надежде прорваться в эту сферу”. Он ответил: “Мне это нравится”» (318).

На следующий день Джон попросил Джека посидеть с ним в студии. У него просто не выходила из головы идея Street Of Dreams. Рассказ Джека о музыкантах, приехавших в старый Нью-Йорк, тронул его. Смит в тот день тоже был в студии и потом рассказывал, как у Джона рождалось видение чего-то такого, где «все залито огнями, в мерцании которых отражается волшебство». Сидя вдвоем за пианино, Джон и Джек пробовали сочинить припев. К счастью, у Джона в запасе опять был фрагмент, который он придумал еще в ту пору, когда Великолепная четверка находилась примерно в середине пути. «У меня куплет остался с битловских дней», – так и сказал он Джеку. «Это был фрагмент из тех, для которых он не мог выдумать припев с середины шестидесятых», – объяснял потом Джек. «Было очень круто.

Все, что я помню, в припеве звучало: “Here on the street of dreams”[136]136
  «Здесь, на улице грез».


[Закрыть]. Это первая строчка. А в куплете чувствовалось что-то очень битловское. Мы быстренько записали все слету. Где-то есть кассета с этой записью. Я никогда больше ее не слышал», – рассказывал Смит. И еще добавлял: «Джон играл ее для нас, и это было превосходно. Иногда, годы спустя, перед тем как заснуть, мне кажется, что я почти могу ее вспомнить» (319).

Сорокалетие Джона стремительно приближалось, и Ленноны продолжили свое общение с СМИ. Контракт был в руках, и оставалось чуть больше месяца до долгожданного выхода альбома, который многие их коллеги считали альбомом-возвращением. Внимание публики росло пропорционально возрастающему числу появлений пары в прессе. В конце сентября Даг Макдугалл, телохранитель, с тревогой отметил, что количество фанатов, слоняющихся перед «Дакотой», а позже и рядом со студиями, где бывали Ленноны, зримо выросло за последние недели. Беспокойство Дага о безопасности четы стало еще больше после интервью в Daily News, в котором Джон и Йоко описали свой ежедневный распорядок, по мнению телохранителя, с совершенно излишней точностью. Однако у Джона все упиралось в его многолетнее убеждение, продиктованное внутренним пацифизмом: если усилить охрану, он подвергнет тех, кто его охраняет, неминуемой опасности, как и себя, если вдруг произойдет какое-то насилие, казавшееся совершенно невероятным в другие времена.

День рождения Джона 9 октября обещал стать громким. Перво-наперво пара дала задание Фреду распространить пресс-релиз с информацией о том, что следующей весной они отправятся в тур по Японии, США и Европе.

В прессе мгновенно поднялась шумиха, превзошедшая даже лихорадку, которая случилась за четыре года до этого, когда по Америке гастролировал Маккартни, впервые после финальной (и скандальной) американской поездки The Beatles в 1966 году. Та поездка завершалась в Сан-Франциско, и вокруг группы бушевал скандал под названием «The Beatles популярнее Иисуса Христа», разразившийся после острых высказываний Джона о религии, которые перепечатал американский подростковый журнал. В Мемфисе, штат Теннесси, на сцену Мид-Саут Колизеум в разгар выступления группы ку-клукс-клановцы бросили петарду. Битлам на секунду показалось, что это нападение и кто-то из них убит. Джон позже рассказывал об этом: «Нас угрожали застрелить; Клан на улице сжигал пластинки группы, и множество парней с короткими стрижками к ним присоединялись. Потом кто-то бросил петарду, и каждый из нас – по-моему, это есть на пленке – смотрит на остальных, потому что мы все решили, что в кого-то из нас выстрелили. Все было настолько плохо» (320).

Но в Соединенных Штатах образца 1980 года все было не плохо, а диаметрально противоположно тому, что битлы испытали в середине шестидесятых. Известие о том, что вскоре Джон и Йоко отправятся в самый настоящий тур, было встречено с подлинным ликованием. С одной стороны, свою роль сыграла развившаяся в Америке коммерческая стратегия привлечения внимания к жизни знаменитостей. Американские развлекательные журналы вроде People и Us Weekly, как оголодавшие, вечно искали новые истории, и все, что касалось экс-битлов, еще больше увеличивало продажи. В отличие от британских бьющих наотмашь скандальных газетенок, американские фанатские журналы склонялись к более мягкому подходу – в конце концов, знаменитости были живым воплощением либо успеха, либо провала самих зданий. Что касается гастрольных планов четы, то связь этой темы с днем рождения Джона обеспечивала особое внимание к материалу.

Непосредственно в день рождения пара хотела присоединиться к Дугласу и его выпускающей команде в студии. Планы, однако, по вполне понятным причинам изменились. Джон и Йоко попросили их простить и предпочли остаться дома с Шоном, который тоже отмечал свой день рождения – пятый. Накануне вечером Джон Смит устроил, как ему казалось, продуманный сюрприз: скрутил «косяк» с надписью «С днем рождения!» и положил в карман куртки Леннона. Когда именинник нашел самокрутку у себя в куртке, он немедленно смыл ее в унитаз, памятуя о своей недавней иммиграционной войне, – он боялся, что ФБР подбросило ему наркотики. А когда узнал, что подарок сделал Смит, одновременно испытал и благодарность и облегчение. Смит потом признался, что «чувствовал себя ужасно, но это правда был отличный “косяк”. Ему бы понравилось» (321).

Йоко наняла пилота, чтобы тот написал следом от самолета в небе над Центральным парком «С днем рождения, Джон и Шон, люблю, Йоко». В тот день, 9 октября, семья отведала праздничный торт и радовалась подаркам в своей «суперкухне». Джон надел колпак, сделанный из магазинного бумажного пакета. Йоко в подарок мужу связала галстук – на фото Джон с гордостью его демонстрирует. К галстуку прилагались значок в виде американского флага, выполненный из бриллиантов и рубинов, стоимостью $75 000, и редкие, бесценные часы Patek Philippe. Значок был прямым указанием на привязанность Джона к его новой родине – и действительно, в 1981 году он уже имел право подать документы на оформление американского гражданства.

Они решили устроить ежегодное празднование двойного дня рождения в «Таверне» на следующей неделе, а пока все-таки отправились в студию, чтобы вместе с Джеком и его помощниками продолжить сведение песен. К этому моменту Джон и Йоко снова перенесли работу обратно в Hit Factory. Это произошло после встречи с Эдом Германо, который, что объяснимо, очень хотел сохранить творческую связь с музыкантами.

Десятого октября репортер Los Angeles Times Роберт Хилберн встретился с Джоном во время расширенной работы по сведению Beautiful Boys Йоко – Джек и команда пытались подложить в звукоряд песни фрагменты сцены лазерного боя из «Звездных войн» (1977). Альбом Double Fantasy был уже «под завязку» полон звуковыми эффектами, в том числе в концовке I‘m Losing You, куда предположительно вставили слова «Я люблю тебя, Йоко», набранные азбукой Морзе, хотя потом Джон Смит говорил: «Не помню, действительно мы так сделали или это была какая-то случайная морзянка, найденная в фонотеке» (322).

Хилберн сидел с Ленноном в аппаратной The Hit Factory и забрасывал его вопросами об идее Double Fantasy, которую Джон с теплотой связал с недавним хитом Маккартни Coming Up, называя Пола «мой дорогой человек». Он также с отцовской гордостью говорил о восхищении Шона битловским мультиком Yellow Submarine (1968). «Шон любит его, – говорил Джон Хилберну. – Все малыши его любят».

Интервью оживилось, когда Хилберн спросил Йоко о значимости ожидаемого альбома. Бдительность, которую Йоко проявляла все время, пока шла работа над альбомом, показывала, что всеобъемлющей целью было явить художественную состоятельность мужа. «Меня в этом альбоме волнуют два момента, – объяснила она. – Во-первых, я надеюсь, он напомнит людям о таланте Джона. Во-вторых, я надеюсь, что моя совместная работа с Джоном обогатит диалог между мужчиной и женщиной. И в то же время я не хочу возникновения негативной ситуации из-за того, что мои песни кому-то покажутся слишком авангардистскими или что-то в этом роде. Это ухудшает шансы альбома достичь максимального числа слушателей, что было бы нечестно по отношению к Джону. Поэтому, выбирая свои песни, я старалась брать такие, которые не очень уж, скажем так, нестандартны. Этот альбом, он как первый привет. Когда ты здороваешься, ты же не хочешь сразу все усложнять. Может, во втором или третьем альбоме мы больше поэкспериментируем» (323).

Это была музыка для ушей Джона. Он делился своими опасениями, особенно с Джеком, говоря, что альбом выдержан в жанре «современная музыка для взрослых»[137]137
  «Современная музыка для взрослых» (adult contemporary) – один из самых обширных стилей поп-музыки и формат вещания музыкальных радиостанций, рассчитанный на молодую, но при этом уже зрелую аудиторию (25–45 лет).


[Закрыть], не считая чуть более авангардной I‘m Losing You. Продолжая размышления Йоко о будущих записях, Джон сказал: «Да, это новое начало. Мы двинемся дальше в следующем альбоме. Он будет еще лучше, так что, люди, готовьтесь». Джон и Йоко даже придумывали возможные названия для альбома, который должен был продолжить Double Fantasy. В конце концов, в их распоряжении были восемь не сведенных и неиспользованных записей, которые хранились на Hit Factory, и шла работа над новыми композициями. Йоко особенно нравилось название Milk And Honey («Молоко и мед»), учитывая, что она любила думать об их с Джоном переселении в Америку, как о попытке жить на «земле молока и меда», предсказанной в ветхозаветной книге Исход (33:3). Существовало распространенное историческое представление об Америке, как о земле плодородия, перспектив и возможностей.

И Йоко говорила также, что «в Писании “земля молока и меда” – это место, куда ты отправляешься после смерти, как в Землю обетованную». Но тут есть одно «но». Хотя обращение к Исходу предполагает, что у названия Milk And Honey было такое же невинное происхождение, как и у Double Fantasy, родившееся в бермудском Ботаническом саду, это, возможно, не совсем верно. В середине 1970-х то же название «Молоко и мед» носила коллекция азиатских эротических офортов (324).

В понедельник 14 октября Ленноны в компании соседей из «Дакоты» смотрели парад в День Колумба на Централ-парк-вест. В параде приняли участие президент Джимми Картер вместе с мэром Нью-Йорка Эдом Котом и вице-губернатором штата Нью-Йорк Марио Куомо. В качестве гранд-маршала[138]138
  Гранд-маршал – «командующий» парадом, распорядитель, возглавляющий колонны. На эту почетную «должность» нередко назначают знаменитостей.


[Закрыть] шествие возглавлял итальянский тенор Лучано Паваротти, восседая на вороном жеребце.

В тот же день Йоко устроила в «Таверне» празднование общего дня рождения Джона и Шона. Заправляли всем приятели Шона по детскому саду, а развлекал их уличный фокусник Джефф Шеридан, который развил незаурядную ловкость рук, показывая карточные фокусы в Центральном парке. К Леннонам присоединились Питер Бойл с Лорейн Алтерман и еще несколько соседей из «Дакоты», включая Марни Хейр и Кей Лерой. Бойл недавно вышел на подмостки вместе с Томми Ли Джонсом во «внебродвейской»[139]139
  «Вне Бродвея» (Off – Broadway) – театральный термин, означающий, что спектакль демонстрируется в зале вместимостью от 100 до 499 зрительских мест, что меньше, чем в бродвейских театрах. «Внебродвейские» спектакли – это постановки, рассчитанные не на увеселение массового зрителя и коммерческий успех, как на Бродвее, а предполагающие альтернативный, более сложный или экспериментальный репертуар.


[Закрыть] постановке пьесы Сэма Шепарда «Истинный Запад», которую они сыграли в театре Паблик Джозефа Паппа на улице Лафайетт (325). Премьера спектакля ожидалась в конце декабря. На вечеринке хватало баловства и шуток. Вооруженный фотоаппаратом Бойл делал снимки и сказал Марни, что заплатит ей десять долларов, если она поцелует Леннона. В ту же секунду Джон закричал: «Вот фото, которое стоит гораздо больше!» – и поцеловал Фреда прямо в губы.

На следующие несколько недель Фреда Симана командировали на Бермудские острова подготовить виллу «Андерклифф» к отпуску Леннонов в Фейрилендсе – Джон и Йоко сильно вымотались, с августа работая практически без остановки. Им оставалось провести совсем немного смен в студии, и сведение песен Double Fantasy на этом должно было закончиться. (Однажды Джек с Декарло и Смитом руководили 36-часовой (!) сменой, когда команда вносила финальные поправки, коих было изрядное количество.)

Джон часто сидел рядом с Дугласом за микшерским пультом, а Йоко отдыхала на софе в аппаратной. «Знаешь, Джон, мы с тобой очень счастливые люди», – сказала она как-то. «Будем счастливыми, если закончим этот микс», – пошутил в ответ Джон.

К понедельнику 20 октября, после того как Йоко попросила внести последнее маленькое изменение в Cleanup Time, альбом Double Fantasy был завершен. По окончании сведения, подготовкой мастер-копий[140]140
  Мастер-копия – эталонная запись, предназначенная для тиражирования, результат окончательной технической доводки записей до соответствия мировым стандартам и обеспечения наилучшего звучания; так же мастеринг.


[Закрыть] готовился заняться тяжеловес музыкальной индустрии Джордж Марино в Sterling Sound. На той же неделе громкое возвращение Геффена в мир звукозаписи стало темой статьи в The Wall Street Journal. До выхода сингла оставалось меньше 48 часов, и Геффен рассказал о Double Fantasy. «Эта музыка – сенсация, – восхищался он в беседе с журналистом. – Это самая коммерческая запись, когда-либо сделанная Джоном Ленноном. В ней звучит его старое битловское “я”» (326).

В ту пятницу сингл с (Just Like) Starting Over и Kiss Kiss Kiss вышел в свет с большой помпой и на фоне грандиозных ожиданий. В качестве послания своим фанатам по всему миру Джон и Йоко настояли, чтобы на буферной части пластинок, между дорожками и наклейкой-лейблом, выгравировали ONE WORLD, ONE PEOPLE («Один мир, один народ»). С утра Леннонов уже приветствовала рецензия Роберта Палмера в New York Times. Палмер трогательно написал о стороне «А»: «Хотя текст песни сентиментален и в чем-то очевиден, лишь в законченном брюзге ничего не шевельнется от этой мелодии, богатой вокальной гармонии, фортепьянных триолей в стиле пятидесятых, с мощным ритмическим рисунком и вокалом, сочетающим беззащитность с какой-то манящей “преслиевской” фразировкой». Но, к удовольствию Джона, Палмер приберег самые сочные похвалы для Kiss Kiss Kiss, которую назвал «более свежей» из двух песен. «Это настоящий поп, стиль восьмидесятых», – писал он, утверждая, что песня Йоко «не звучала бы как нечто инородное в радиопрограмме “новой волны” рядом, скажем, с Леной Лович».

Спустя несколько недель Палмер посетил «Дакоту», чтобы взять у пары интервью. Когда Джон приветствовал журналиста у дверей квартиры номер 72, он не смог отказать себе в удовольствии подшутить над рецензией на сингл. Как рассказывал впоследствии Палмер, Джон стоял в дверях, «широко улыбаясь, приложив одну руку к сердцу и протянув навстречу другую». «Простите мне мою сентиментальность!» – воскликнул он (327).

Радиодебют песен Джон и Йоко прослушали в компании близкого друга, фотографа Боба Грюена. Рок-радиостанции тогда находились в зените популярности, и признаком успеха для любого артиста, даже такого уважаемого и именитого, как Леннон, было услышать свою песню на радиоволнах. «До сих пор заводит, когда слышишь свою запись по радио. Это делает музыку реальной для меня, несмотря на то что я слышал эти песни в студии миллион раз», – говорил Джон. Грюен с истинным удовольствием наблюдал за тем, как Ленноны слушают (Just Like) Starting Over: они «танцевали по всей комнате, пока играла песня. Потом включился диджей и сказал, что ему чрезвычайно понравилось, поэтому он ставит эту песню снова» (328). А Джону не терпелось снова записывать; как он уже объяснил Хилберну, «Йоко и я рады отправиться прямо в студию и начать работать над следующим альбомом. Я прямо чувствую себя пацаном снова», – добавил он тогда.

Однако далеко не все критики, рецензирующие сингл, были так добры, как Палмер на страницах высокочтимой New York Times. В Великобритании Джули Берчиль из прославленного New Musical Express разнесла (Just Like) Starting Over в пух и прах, сравнивая Джона с Полом не в пользу Леннона: «Вот тебе и Маккартни, который якобы пишет слащавую бурду, и Леннон, который пишет шок-рок!» – гневалась Берчиль, добавив, что Джона «или нужно убрать подальше (если эта запись должна быть хорошей), или он сам хочет, чтобы его списали в утиль (если чудовищность этих похоронных стенаний преднамеренна)». А вот Billboard оказался гораздо более комплиментарен: «Леннон вернулся и звучит хорошо как никогда в этом быстром и свежо звучащем роке. Неотразимые мелодия и текст еще больше улучшены исключительной ритм-секцией, при этом вокал Леннона сильный и выпуклый» (329).

Когда Джон не писал новую музыку и не размышлял о предстоящей встрече публики с Double Fantasy, он с огромным интересом погружался в изучение превратностей американской политики. На носу были главные выборы – оставались считаные недели, – и Джон обозревал поле политического боя, на котором сражались действующий президент Джимми Картер и бросивший ему вызов республиканец Рональд Рейган. Леннону особенно нравилось затевать горячие споры о зыбком будущем американской политики с дядюшкой Фреда Норманом, старым коммунистическим адептом. Неудивительно, что Джон просто обожал позлить пожилого Нормана, когда предвыборный год практически достиг точки кипения. Несмотря на хорошо всем известное прошлое завзятого пацифиста 1960-х, Джон изображал солидарность с Рейганом, бескомпромиссным кандидатом правого толка, и с удовольствием наблюдал, как Норман закипает от презрения. Джон аккуратно укладывал старика на лопатки в споре, напоминая ему о своих отточенных либеральных позициях. В конце концов, он неслучайно оказался в печально знаменитом никсоновском «Списке врагов» в начале семидесятых (330).

Кризис с американскими заложниками в Иране длился почти год, без всякой надежды на горизонте, и Джон не отходил от телевизора. Заканчивался октябрь, Рейган по всем национальным опросам избирателей отставал от Картера на восемь процентов. И все это изменилось 28 октября, во время президентских дебатов в Кливленде, Огайо. В тот вечер Рейган обратился к огромной американской аудитории телезрителей со знаменитыми вопросами: «Вам лучше живется, чем четыре года назад? Вам легче пойти и сделать покупки в магазинах, чем четыре года назад? В Америке больше или меньше безработицы, чем четыре года назад? Америку так же уважают во всем мире, как раньше? Вам кажется, что мы живем в такой же безопасности, что мы так же сильны, как четыре года назад?» Ответы на вопросы соперника тогдашнего хозяина Белого дома были предельно ясны, и в последние дни перед выборами Рейган совершил гигантский прыжок, опередив Картера на три процента, то есть в целом повысив свой рейтинг на 11 пунктов – невероятный результат.

Для Джона апофеоз рейгановской кампании едва ли стал неожиданностью, учитывая экономические и политические проблемы, которые терзали американцев в последние годы, не говоря уже о нависшем кризисе на Ближнем Востоке. В то же время он смотрел на весь политический спектр, как на мир, где избиратели нередко делают выбор, не отражающий их личные нужды или патриотические воззрения. Напротив, он воспринимал связь с идеологиями и кандидатами как условный визит в «питомник для папочек», где избиратели рвутся воссоединиться со своими потерянными отцами, какими бы и где они ни были. «Многим из нас не хватает отцов, – говорил он. – У меня вот физически его не было рядом. Большинство отцов не присутствуют ментально и физически, так, словно они все время на работе или заняты другими делами. Поэтому все лидеры-шмидеры – они такие папозаменители, будь то религиозные или политические. Вся эта история с выборами президента! Мы выбираем себе папулю из питомника для папочек. Этот папа выглядит, как папочка из рекламы. Он красиво седовлас, у него хорошие зубы и пробор с нужной стороны. Точно? Вот папочка, которого мы выбираем. Питомник для папочек, то есть политическая арена, дает нам президента. И тут мы ставим его на платформу, а потом наказываем и орем на него, ведь Папочка не способен творить чудеса: Папочка не излечивает нас, нам не становится лучше. Тогда мы вышвыриваем этого папочку через четыре года и берем нового» (331).

И, как и следовало ожидать, во вторник 4 ноября американский электорат выбрал «нового папочку», массово проголосовав за Рейгана.

В конце октября с Бермудских островов вернулся Фред – Ленноны решили пока повременить с отдыхом. Джон наслаждался возможностью побыть вне студии и заняться любимым делом – он дал задание помощнику принести несколько книг, чтобы вернуться к своему нормальному графику чтения. Он собирался забрать у Сэма Грина одолженную «Экспедицию “Тигрис”» Тура Хейердала, чтобы перечитать ее заново после океанских путешествий. Кроме того, он хотел ознакомиться с книгой Сюзан Стейнхем Патч «Голубая загадка: история бриллианта Хоупа» – возможно потому, что узнал о связи Милдред «Брауни» Маклин с легендарным камнем. Поскольку Маклин была предыдущей владелицей особняка Леннонов в Палм-бич, Джону хотелось побольше узнать об эксцентричной даме, некогда называвшей Эль-Солано своим домом (332).

К началу ноября Леннон стал темой многочисленных статей, чаще всего из-за предстоящего выхода Double Fantasy. Более того, к выходу готовилась книга о нем. Бывший персональный помощник Энтони Фосетт собирался выпустить в свет 1 декабря новую редакцию биографии музыканта «Джон Леннон: день за днем» 1976 года.

Одной из самых нелепых публикаций стала публикация в Esquire от 1 ноября. Автор статьи Лоренс Шеймс назвал ее «Джон Леннон, где вы?» Это был гладко написанный псевдодетективный текст, в подзаголовке которого Шеймс объявлял, что находился «в поиске битла, потратившего два десятилетия на обнаружение Истинной Любви и Познания, а нашедшего лишь коров, дневные телепрограммы и собственность в Палм-бич» (333). Конечно, если Джон и прятался последние несколько месяцев, то явно делал это у всех на виду. Со времен августовского пресс-релиза Коэна – и Шеймс, очевидно, не знал об этом – Ленноны превратились в любимцев журналистов. Что касается аудитории, у журнала Esquire она была и международной, и очень большой по стране – от Аляски до Гавайев, во всех 48 штатах между Канадой и Мексикой.

Шеймс выстроил статью, придав ей форму путешествия по провинциям в попытках найти Джона; журналист описывает его, как «сорокалетнего предпринимателя с состоянием в $150 миллионов», который «бросил писать музыку». Вместо Джона он обнаружил призовых голштинских коров, успешно вычислив их местоположение в Катскильских горах. «Коровы Леннона надсадно ревели и мычали, – писал Шеймс, – а я думал, имеют ли они хоть малейшее представление о том, что их хозяин в прошлом творил чудеса» (334). Поскольку самого битла «найти не получалось», Шеймс занялся изучением публикаций о нем. «В газетных вырезках прослеживается четкая схема, – делился размышлениями автор. – О Ленноне писали, когда он что-нибудь покупал. Он оставался знаменитостью за счет своей покупательной способности». Не преуспев в стараниях разыскать экс-битла на северо-востоке, журналист сменил направление и отправился во Флориду, где обнаружил, что «жители Палм-бич говорят, что им нравится Леннон, от чего я почувствовал легкое подташнивание. Они считают его классным соседом. У него куча денег, и он не мусорит». И тут-то Шеймс «наткнулся на горячую новость» о том, что Ленноны планируют выпустить альбом. Один из источников автора, якобы поговорив с ним о Джоне «не для записи», сообщил, что пока проект «совершенно секретный, но в любой момент попадет в газеты. Бостонская рекламная компания будет сливать новость в прессу тщательно рассчитанными дозами. Он ваяет пластинку на Hit Factory. С Йоко. У них даже может получиться двойной альбом».

Шеймс проявил себя не только как старательный, но не слишком успешный журналистский эквивалент Сэма Спейда[141]141
  Частный детектив, выдуманный персонаж «Мальтийского сокола» и других произведений американского писателя Дэшилла Хеммета.


[Закрыть], но, увы, и как фанат: «Первые робкие проблески надежды вновь зародились во мне, и я чувствовал себя болваном, которого опять засасывает в ту же воронку. Но это и есть пугающий масштаб и вес Леннона: он может поставить на уши весь мир слухами про альбом, который, весьма вероятно, никогда не выйдет в свет. А если и выйдет, то с присутствием на нем Йоко запросто может стать главным провалом сезона. И все-таки ты надеешься. Ты знаешь, что там, перед микрофоном, гений проб и ошибок, и может быть – всего лишь может быть, – произойдет нечто из ряда вон выходящее» (335).

Esquire со статьей Шеймса украсил газетные стенды по всему миру, а Джон и Йоко тем временем приступили к финальной части своего блица в прессе. Второго ноября они общались с Джеком Митчеллом, наверное, самым почитаемым фотографом Нью-Йорка в сфере искусства. The New York Times подрядила Митчелла сфотографировать пару, чтобы проиллюстрировать готовящуюся статью Палмера о Double Fantasy. Съемка состоялась в студии фотографа на 47-й улице в Ист-сайде. Джон и Йоко в свитерах удобно расположились в ожидании, пока Митчелл готовил все необходимое для съемки. Фотограф потом вспоминал, что он, пытаясь понять, сколько у него есть времени, спросил Джона: может, они заехали к нему по пути на ужин? «А он засмеялся и ответил: “Ужин? Да я еще не завтракал”». Во время перерывов в фотосессии Джон восхищался митчелловским портретом Мэрил Стрип, признавшись, что он «фанат Мэрил», и гладил кота по кличке Рыжий. В памяти Митчелла «Джон был спонтанным и раскрепощенным. Было похоже, что ему весело, он много смеялся» (336).

Отсняв восемь катушек черно-белой пленки и половину катушки цветной, Митчелл решил, что этого достаточно. Неделю спустя, 9 ноября, одну из его фотографий опубликовали заказчики. Довольная результатами, Йоко позвонила Митчеллу спросить, могут ли они использовать это фото для рождественской открытки. Уже потом Митчелл спохватился, что не сделал ни одного индивидуального портрета Джона или Йоко. В утешение он напомнил себе, что его наняли для того, чтобы сфотографировать Леннонов вместе и, кроме того, «они были до такой степени едины – я даже не подумал об этом» (337).

Фред Симан также не остался в стороне, предвкушая выход альбома. Он отправил на Бермуды экземпляр (Just Like) Starting Over и Kiss Kiss Kiss. «Как и обещал, – написал он друзьям, – вот новый сингл. Мои шпионы в “Диско 40” проверят, ставят ли эти песни, так что не майтесь херней и включайте их исключительно в баре (шучу, конечно). В любом случае, спасибо, что сделали мое пребывание на Бермудах повеселее (хотя не то чтобы более расслабленным)». Для Фреда период работы с Джоном и Йоко над Double Fantasy стал самым ярким с февраля 1979-го, когда его наняли помощником. Все это время он надеялся воочию увидеть двух художников, занимающихся своим делом, и вот его мечта осуществилась (338).