Текст книги "Джон Леннон. 1980. Последние дни жизни"

Однажды Питер организовал вечер в La Petite Marmite. Этот модный французский ресторан впечатлял не только изысканным сезонным меню, но и – шик в ту эпоху – индивидуальными телефонами на каждом столике. Отказавшись от «кадиллака», актер нанял лимузин, и тот с надлежащим размахом доставил компанию к заведению. И все покатилось в тартары. Когда они приехали в La Petite Marmite, Джон немедленно почувствовал, что он стал мишенью в излюбленном местечке модного общества, куда ходили ужинать и пускать пыль в глаза. Не успели они сделать заказ, Леннонов стал снимать целый отряд фотографов, из-за чего Джон рассвирепел. Уже дома, в Эль-Солано, он обрушился на Питера: «Ты таскаешь нас по второсортным модным кабакам, чтобы вас фотографировали вместе с нами». Еще больше Бойла разозлило, когда Джон заявил, что его приятель в тот вечер действовал «безмозгло». Но крупной ссоры не произошло – актер осознал, что стал «жертвой знаменитого и крайне провокационного ленноновского острословия» (128).

Через несколько дней Джон устроил для всех щедрый поздний завтрак в Breakers, итальянском прибрежном отеле в стиле Возрождения, в нескольких милях к северу от Эль-Солано. К этому моменту никто из них уже не чувствовал никакой неловкости – инцидент в La Petite Marmite был забыт. И тут – снова здорово. К их удивлению, метрдотель отказался сажать компанию за столик, поскольку стиль их одежды не соответствовал уровню заведения. Джон был в полюбившейся ему соломенной шляпе и кожаной куртке, а Питер – в свитере. Желая разрулить ситуацию, Бойл отозвал метрдотеля в сторону, сунул в руку вознаграждение и со значением сказал, что среди них находится не кто-нибудь, а сам Джон Леннон. Их тут же усадили. Фред (он тоже был с ними) вспоминал: «Мы превратились из нежеланных гостей в знаменитостей и сидели за большим столом почти в центре зала». Леннон мгновенно приковал к себе всеобщее внимание. Находясь в терпимом расположении духа, он предался любимой забаве: рассматривая посетителей, прогнозировал, как они себя поведут дальше. Вот как рассказывал об этом Симан:

«Оценивая посетителей, он указывал на тех, кто, скорее всего, наберется храбрости и подойдет за автографом. Показывал и тех, кто “актерствовал”, чтобы привлечь его внимание: эти люди делали вид, будто не замечают его, но при этом вели себя неестественно – громко смеялись, развлекали жен и подружек, словно говорили: “Эй, нам тут за нашим столиком так же весело, как вам с битлом”. Были там и мрачные субъекты, делавшие все, чтобы не замечать Леннона – они зарывались в свои тарелки, углублялись в свои разговоры или в свою утреннюю “Кровавую Мэри”. Некоторые глазели из любопытства или от скуки, другие уставились на Джона в шоке – преданные фанаты, они не верили своим глазам» (129).

О том, что Джон и Йоко завтракают в Breakers, прослышала газета Palm Beach Post, которая немедленно направила Патрика Партингтона сфотографировать их. Фотографию опубликовали Palm Beach Post и Daily Mail, а затем, спустя несколько недель, снимок приобрел журнал Rolling Stone, чтобы в мартовском номере сопроводить фотографией новость о том, что Ленноны приобрели Эль-Солано.

После отъезда Бойлов Джон и Йоко вернулись к привычным ежедневным занятиям, и после очередного набега на торговые центры снова и снова попадали в газеты. Один раз им пришлось бежать из магазина, где они были на показе коллекции новых мехов; но не меха, а они сами привлекли внимание толп поклонников.

Йоко начала все чаще уклоняться от ежедневных прогулок, сказав Джону и Шону, что у нее затяжной грипп. После «гриппа» она утверждала, что вынуждена остаться дома из-за ретроградного Меркурия – оптической иллюзии, когда при наблюдении с Земли кажется, будто эта планета движется в обратном направлении. Астрологи интерпретируют это «обратное движение» как портящую настроение силу.

Однако Джона и Фреда Меркурий не смутил, и они продолжили изучать окрестности на арендованном «кадиллаке». Фред сидел за рулем, а Джон наслаждался роскошью острова, его маникюрно подстриженными газонами и вымытыми до блеска улицами. Правда, отпрянув от этой гармонии, он сказав, что острову нужно «немного гнуси», чтобы все не было таким постным. Будь он местным предпринимателем, он бы открыл «агентство “Панки напрокат”», чтобы импортировать на остров нелепо выглядящих персонажей с «зелеными и фиолетовыми прическами ирокезами» и нарушить тем самым «цивилизованный вид Палм-бич» (130).

Там же, на острове, Джон вернулся к еще одному излюбленному развлечению – обмену открытками с друзьями и родными. И – при совершенно невероятных обстоятельствах – с 14-летним бразильским поклонником по имени Фернандо де Оливейра. Фернандо, живший в то время в Рио-де-Жанейро, недавно открыл для себя музыку шестидесятых, особенно сильно полюбив The Beatles. Когда он прочел в журнале, что Джон отказался выступать с Полом в предстоящих концертах в поддержку народа Кампучии, он написал музыканту в смелой попытке убедить того изменить решение. Каково же было удивление парня, когда Джон прислал открытку, написав: «Fernando! Buenos dias!»[58]58
  Фернандо! Привет!


[Закрыть] Хотя Джон и ошибся, ответив на испанском вместо португальского, Фернандо это совершенно не волновало, и он торопливо отправил рождественское поздравление в «Дакоту». Леннон ответил с истинно ливерпульским шармом: «Щасливового Рожиства и с Новым Гадом! С любовью, Джон Леннон, 79»[59]59
  В оригинале Леннон использовал свою «абсурдистскую фразу: Haddy grimble and wishy new ear! На русский ее можно перевести только вольно и приблизительно.


[Закрыть]. В марте, когда Джон отдыхал в Палм-бич, Фернандо снова дал о себе знать, попросив «написать мне несколько слов», – юный бразилец учил английский. Джон ответил быстро: он нацарапал на обороте открытки весь алфавит и подписал: «Джон Леннон, 80».

Пятнадцатого февраля репортеры Palm Beach Daily News проследили за Джоном, когда он и Фред планировали пополнить истощившиеся запасы непрочитанного. «Нагруженный кипами журналов и газет Леннон скрылся в красном “кадиллаке” с белой крышей и номерами округа Дейд»[60]60
  Округ Дейд (с 1997 года Майами-Дейд) – крупнейший округ во Флориде. Административный центр округа – г. Майами.


[Закрыть]. Позже на той же неделе Леннон увидел рекламу магазина подержанных книг в Вест Палм-бич. Чтобы избежать интереса к своей персоне, музыкант разработал план, по которому они с Фредом должны были подъехать к магазину, потом Джон пробежался бы вдоль полок, использовав тактику «мгновенного нападения», а на следующий день Фред купил бы то, что «зацепил глаз». Все получилось, и Джон торжествующе распаковывал книги в Эль-Солано. «Взгляни на это, мать!» – воскликнул он, передавая Йоко «Практический оккультизм», классический труд Елены Блаватской 1888 года. В книге была глава «Некоторые практические советы для повседневной жизни», и по прочтении труд религиозного философа из России стал любимой книгой Леннона. Йоко, правда, в первый момент отреагировала без особых восторгов. «Здорово, правда?» – рассеянно сказала она (132).

Когда настало время планировать празднование 47-летия Йоко (она родилась 18 февраля), Джон и Фред пережили самое безумное приключение в Палм-бич. Для поездки по городу и окрестностям Леннон надел все ту же соломенную шляпу, белый габардиновый жакет и любимую футболку – красно-белую, с портретом Мэрилин Монро. «Они меня никогда не замечают вот в этом!» – пошутил он. Однако едва красный «кадиллак» выехал за ворота, как им в хвост пристроилась машина, полная обкуренных подростков. «Трахните свинью!» – прорычал Джон, раздосадованный тем, что его обнаружили так быстро. Из колонок неслась Whole Lotta Love группы Led Zeppelin, Фред давил на газ, машина мчалась к Вест Палм-бич, где они в конце концов оторвались от настырных фанатов (133).

В ближайшем магазине они взяли шоколадный торт, а потом Джону пришла в голову идея купить для жены тысячу гардений. Когда они вернулись в Эль-Солано, Фред начал обзванивать местных цветочников, и тут выяснилось, что на нежные гардении не сезон. В итоге удалось отыскать флориста, готового предоставить сотню цветов – разумеется, за соответствующую оплату. Джон на заднем плане кричал: «Расходы не имеют значения!», и в итоге Фред расплатился кредитной карточкой American Express своего работодателя, договорившись, чтобы гардении доставили в особняк к полуночи.

Праздничный трюк Джона удался безупречно – почти. «Когда я проснулась утром в свой день рождения, рядом с кроватью лежала гардения, – рассказывала Йоко. – Еще одна лежала около двери, целая дорожка гардений вела вниз по ступенькам, и они заполняли всю прихожую. Джон купил так много, что местным цветочникам пришлось заказывать их за пределами штата. Он это сделал для меня, потому что я больше всего люблю гардении» (134).

По правде говоря, Йоко ощущала себя ужасно виноватой в том, что Джон предпринимает геркулесовы усилия, чтобы ее порадовать. Она тоже недавно прошла через всплеск тяги к героину (о чем Джон не знал), и несколько месяцев боролась с ломкой. «Спасибо за цветы, Фред! – сказала Йоко Симану, понимая, через какие трудности ему нужно было пройти, чтобы собрать все это цветочное великолепие от имени ее супруга. – Я люблю запах гардений. Но, знаешь, они не подходят к случаю. В Японии гардения – цветок смерти. Их приносят на похороны» (135).

В один из следующих дней Джон и Фред снова отправились прокатиться. Некоторое время они кружили рядом с доками, стоявшими у Берегового канала – он отделяет остров Палм-Бич от материковой Флориды. Внезапно взгляд битла остановился на 41-футовом судне[61]61
  12,5 метра.


[Закрыть], называвшемся Imagine. Недоверчиво осматривая судно с пассажирского сиденья красного «кадиллака», он вслух размышлял, имеет ли это отношение к его знаменитому гимну миру. Внезапное появление судна со столь значимым названием казалось ему пророческим.

Глава 7
Кеннон Хилл

В тот же день Фред начал разыскивать владельцев судна по телефонной книге. Как и следовало ожидать, капитан и его жена оказались страстными поклонниками The Beatles. Оказалось, их красотку Imagine можно было забронировать для прогулки вокруг острова. Фред мигом так и сделал, но Леннонов записал под своим именем, чтобы до назначенного часа никто ничего не знал о пассажирах. Джон ликовал: «Ох, не терпится, чтобы у этих засранцев голову снесло!» Йоко из-за угнетающих приступов, сопутствовавших отказу от героина, не могла даже помыслить о выходе в таком состоянии в океан с его ветрами и качкой. Но после того как Джон проявил редкую в подобных ситуациях твердость, настаивая на прогулке, она неохотно согласилась. Зато Шон подрыгивал от нетерпения. Долгие каникулы в Палм-бич казались Шону огромной удачей, а воспоминаний хватило на целую жизнь. «Во Флориде чайки клевали черствый хлеб у меня с руки. Я ловил ящериц в бумажные стаканчики и смотрел, как хвосты, которые они сбрасывали, загадочно извивались на нагретой солнцем терракотовой террасе», – рассказывал он потом (136).

Когда настал день круиза, Фред отвез Леннонов в бухту на их «мерседесе». Капитан Терри Босли (ему было за тридцать) и его жена Линда вначале, похоже, не узнали знаменитого пассажира: Джон был в соломенной шляпе и солнцезащитных очках, добавить сюда окладистую бороду и лохматую гриву. Но тут они увидели Йоко, и все стало ясно. «Я смотрел на них и видел, как менялось выражение их лиц, – рассказывал Фред. – Сначала они отказывались поверить. А потом им захотелось завладеть Джоном, дотронуться до него, забросать тысячей вопросов. Потом они, видимо, почувствовали, что Джон, как случайно залетевшая птица – одно неосторожное движение, и птица упорхнет. Тогда они неуклюже стали притворяться, будто Джон и Йоко просто очередная пара туристов, желающих прокатиться вокруг Палм-бич» (137).

Объясняя название судна, Линда призналась, что они с мужем были «детьми цветов и росли вместе с The Beatles». В сентябре 1971 года они смотрели программу Дика Каветта и видели премьеру Imagine, исполненную Джоном за белым кабинетным роялем в Титтенхерст Парк, и этим все было сказано. «Тогда мы и решили, что если у нас будет своя яхта, мы назовем ее Imagine». Кроме Терри и Линды в экипаж входили их дети-подростки Джон и Мими. Когда круиз стартовал, Леннон оставил запись в гостевой книге. Там, где предполагалось оставить дату, он нарисовал свою фирменную улыбочку. Там, где можно было по желанию указать адрес, он написал своим характерным почерком: «Там и сям».

К обеду подошли к острову Пинат. В какой-то момент капитан запел матросскую песню, и Джон тут же исполнил свою версию Popeye The Sailor Man (138). Для Йоко прогулка на Imagine предсказуемо обернулась пыткой. А Джону с его глубокими ливерпульскими морскими корнями присутствие на судне доставляло неподдельную радость. Больше того, он был на седьмом небе. Круиз, который он попросил забронировать шутки ради, стал для него значительным событием. Его совершенно не смущал изможденный вид жены, когда он сидел на корме Imagine с кошкой капитана на руках. Жена? Он дал себе слово сполна насладиться каждой минутой путешествия. Его вело сюда провидение, ведь, как он любил говорить, в жизни «нет ничего случайного». Линда ублажала пассажиров вином, коктейлем из креветок, сыром и свежеиспеченным хлебом, и Джон, не отказывая себе в удовольствии приукрасить детали, рассказывал женщине, как он сам пек хлеб в «Дакоте» и вел жизнь «домохозяина», пока его жена занимались делами семьи. Джона настолько очаровало семейство Босли и прогулка на их яхте, что он разрешил 14-летней Мими сделать несколько фотографий, и даже позволил сфотографировать Шона, несмотря на постоянный страх, что мальчика могут похитить.

Пока Терри вел Imagine к причалу, Джон попросил Фреда сфотографировать его вместе с Йоко, чтобы осталась память о круизе. Позже на неделе Джон и Фред случайно оказались с Терри в одном из магазинов Палм-бич. Но теперь Леннон вел себя так, будто едва заметил присутствие капитана. Фред не был удивлен этому, зная по прошлому опыту, что Джон всегда настороженно относится к завязыванию дружбы на какой бы то ни было основе. «Однажды он сказал: если дать им автограф, они захотят одежду; если дать им одежду, они захотят прядь волос; если дать им прядь, они захотят лечь к тебе в постель; а если ты спишь с ними, они тебя проглотят» (139).

Когда Ленноны вернулись к своей обычной жизни в «Дакоте», беспокойство, которое Джон испытал в первые дни отдыха в Палм-бич, снова вернулось. Из Токио к ним прилетела мама Йоко Исоко «Бабá» Оно, и Джон был рад возможности отправиться с Фредом в Кеннон Хилл, поближе к воде, до которой было рукой подать. Они пересекали Лонг-Айленд, и Джон пошутил, что думает написать откровенную книгу, которую назовет «Настоящая баллада о Джоне и Йоко», из чего следовало, что идея по-прежнему занимала немало места в его сознании. С еще большим энтузиазмом он стал обсуждать покупку яхты. В конце концов, в Кеннон Хилл был собственный док.

В начале апреля, пока Йоко проводила время матерью в городе, Джон играл с Шоном и развлекался съемками, купив новую камеру RCA. Он явно скучал по жене и с нетерпением ждал ее приезда в Кеннон Хилл, что способствовало приливу вдохновения. Именно по вдохновению, а не занимаясь ремесленничеством, которое он ненавидел, Леннон сочинил песню Dear Yoko. В шестидесятых он часто слушал, как звучат «девчоночьи» группы – для своих ранних песен битловской поры он находил в этом импульс. В процессе сочинения Dear Yoko Джон изменил этот подход и опирался на свою склонность к диско; образцом для вдохновения послужил танцевальный хит Shirley & Company 1975 года Shame, Shame, Shame.

Одиннадцатого апреля, когда новая композиция в черновую была готова, Джон включил камеру и записал два дубля, чтобы отправить с курьером жене. Как он выглядел? Все та же густая борода, гитара с каподастром на грифе. Новую песню он представил со ссылкой на Oh Yoko!, которая завершала альбом Imagine: «Добрый вечер, госпожа Леннон и ваша чудесная мама Баба, – торжественно объявлял Джон. – Добро пожаловать в Колдспринг Харбор. Это маленькое выступление, которое вы можете назвать “Oh Yoko! Часть два”. Первая – приблизительно семьдесят первый – семьдесят второй или третий. Возможно, на этот раз мы сможем». Заимствовав фирменное отрывистое вокальное «икание» Бадди Холли, Джон превращает Dear Yoko в музыкальное любовное послание, наполненное искренностью: после стольких лет, поет он, «я скучаю по тебе, когда тебя нет рядом».

Во втором варианте Джон, по своему обыкновению, острит, рассказывая, что световым решением этой записи он обязан Эдит Хэд, голливудскому дизайнеру-легенде, а в аранжировке – тут спасибо главе CBS Records Солу Рабиновичу. При его энциклопедических познаниях в раннем рок-н-ролле, Джон, конечно, знал о споре относительно авторских прав в конце пятидесятых, в который оказался втянутым Рабинович. Спор касался классики Chess Records – Got My Mojo Working в исполнении Мадди Уотерса. Джон с иронией коснулся этой темы в Come Together, использовав фразу «фильтр моджо»[62]62
  Песня Got My Mojo Working была написана Престоном Фостером в 1956 году Первой исполнительницей стала Энн Коул, но у Мадди Уотерса получилось лучше, причем настолько, что он стал считать песню своей. Дело дошло до суда, и Мадди пришлось отступить: авторские права принадлежат Престону Фостеру, как и потиражные за запись. Сол Рабинович тут фигурирует потому, что его лейбл Dare Records стал официальным издателем песни. Mojo – словечко из африканских языков, означающее везение, удачу.


[Закрыть]. Сам Леннон долгое время в 1970-х вел разбирательства по поводу нарушения прав интеллектуальной собственности с Морисом Леви, который выпустил You Can‘t Catch Me Чака Берри, а Джон взял оттуда ключевую фразу для Come Together. Вообще, Маккартни называл The Beatles «экстраординарными плагиаторами», а Джон якобы острил, что «трюк в том, чтобы воровать у лучших». Что же касается Леви, Леннону сначала пришлось удовлетворять требования иска, но только для того, чтобы смеяться последним. После того как в январе 1975 года Леви незаконно выпустил демозаписи к ленноновской пластинке Rock‘n‘Roll в виде заказного альбома Roots: John Lennon Sings The Rock & Roll Hits[63]63
  «Корни: Джон Леннон исполняет хиты рок-н-ролла».


[Закрыть] под лейблом Adam VIII, Джон мигом подал встречный иск, отсудив у Леви $42 000 в качестве компенсации ущерба и остановив выпуск контрафакта (140).

После второго энергичного исполнения песни Джон подвел запись Dear Yoko к финишной черте. Перед тем как выключить камеру, он перешел на кокни с вкраплениями ломаного французского и немецкого для разнообразия: «Благослови тебя боже, мама, спасибо, папа, мира на земле и всего хорошего мужчинам, не забывая и о женщинах, конечно. Звуки Лонг-Айленда в Колд-спринг Харбор желают вам bon недели. Спокойной Nacht!»[64]64
  Bon (фр.) – хороший; Nacht (нем.) – ночь.


[Закрыть]

Как всегда, Джон не забывал составлять подробные списки заданий для Фреда. В конце апреля там были обычные пункты, в том числе раздобыть книги для чтения («Влюбленные мужчины» Нэнси Фрайдей – книга гремела в те годы, поскольку содержала подробные описания мужских эротических фантазий, и «За Андами» Пино Туролла – исследование цивилизаций, существовавших до инков). Джон собирался воспроизвести ту же обстановку, что и в квартире номер 72, поэтому хотел поставить большой телевизор в гостиной Кеннон Хилл, и его надо было приобрести. А в том, что касалось еды, он подчеркнул: «Никаких больше йогуртовых “шариков” и изюма: меня от них мутит!»

Наверное, самым важным было следующее задание: купить «одну (1) яхту – “тупейшее” и простейшее» судно, которое только можно отыскать: Джон захотел сам научиться управлять яхтой (141). Фред немедленно начал поиски. Торговцы предлагали яхты по всему побережью Лонг-Айленда, так что сделать выбор было непросто.

Когда появлялось желание, они с Фредом садились в «мерседес» и отъезжали все дальше от Кеннон Хилл, чтобы «изучить окрестности», как называл это Джон. Сидя на пассажирском сиденье, он ловил станции в FM-диапазоне, чтобы ознакомиться, а иногда и устроить критический разбор последних хитов или, наоборот, предаться ностальгии, слушая старые шедевры. Леннон редко прослушивал треки до конца, не считая случаев, когда натыкался на композиции, действительно его увлекавшие. Если, например, в эфире звучала Miss You от Rolling Stones, Джон расплывался в довольной улыбке, подпевал и говорил, что Мик Джаггер после своего недавнего громкого развода с женой Бьянкой, по крайней мере, смог забрать себе отличную мелодию. Если по радио звучали битловские песни, Джон обычно переключал канал, жалуясь, что, когда слышит их, думает исключительно о том, как они записывались, и о своих чувствах в то время, – просто откинуться на сиденье и получить удовольствие от этой музыки он не способен.

Как-то раз они проезжали с Фредом через небольшой городок Вест Хиллс, и Джон услышал знакомый голос, раздавшийся из приемника. «Охренеть! Это же Пол!» – воскликнул он. И точно, это звучала Coming Up – песня, которую Пол выпустил в виде сингла в те же выходные, когда Джон придумал Dear Yoko. Для Леннона Coming Up в зажигательных электронных ска-ритмах[65]65
  Ска – музыкальный стиль, появившийся на Ямайке в 1950-х.


[Закрыть], с легко запоминающимся текстом о любви, которая расцветает вновь и вновь, «как цветок», оказалась просто заразительной.

«Неплохо!» – вынес он свой вердикт с пассажирского сиденья, когда песня закончилась. Хотя он всячески принижал последние работы Пола, характеризуя их как пустоголовую поп-жвачку, эта новая мелодия застряла у него в ушах. Неожиданно для себя Джон обнаружил, что на него действует стаккато-ритм нового звучания музыки Маккартни.

Леннон никак не мог выкинуть Coming Up из головы. «Она меня рассудка лишит!» – ворчал он, снова испытывая вибрирующую энергию старого, времен The Beatles, соперничества с Полом на ниве сочинения песен (142).

На следующее утро во время завтрака он все еще напевал неотвязную мелодию. В июле 1980-го, в обзоре для Rolling Stone Стивен Холден описал эту песню как «кнопочный гимн будущему», превосходящий «АBBA нервной, наполненной хуками[66]66
  Хук (муз.) – часть музыкальной композиции, которая «цепляет» слушателя и легко запоминается.


[Закрыть] механизацией. Даже если вы ее терпеть не можете, она все равно прилипнет у вас в голове, как жвачка прилипает к подошве ботинка». Джона зацепило накрепко. Вскоре он попросил Фреда установить в Кеннон Хилл проигрыватель, чтобы внимательнее изучить последние альбомы Маккартни, включая Back To The Egg и готовящийся McCartney II – его выход планировался в следующем месяце. Но в итоге Джону запала в душу именно Coming Up, записанное с намеренной технической чрезмерностью музыкальное чудо, в котором Пол сыграл партии всех инструментов. Для записи он существенно обработал свой голос регулятором тембра – это приспособление первопроходчески использовал для группы Джордж Мартин, «пятый битл», когда записывал сочиненные Джоном In My Life и Strawberry Fields Forever (143).

Пол рассказывал, что стремительно завершил сборку McCartney II после освобождения из-под стражи в Японии. «За решеткой у меня было много времени поразмыслить, – признался он. – Я просто подумал: “Ладно, прежде чем я сделаю что-нибудь еще, хочу завершить сольный альбом”». Ему доставляла особое удовольствие работа над Coming Up: «Я работал с машиной, которая позволяет менять скорость магнитофона, то есть можно ускорить свой голос или замедлить его. Я ускорил голос, пропустив его через эхо-машину, с которой тогда развлекался. Это очень похоже на занятия с комьями глины. Берешь один, потом другой, и она начинает превращаться в лицо или еще что-нибудь. В этом случае она превратилась в песню Coming Up».

Серьезные усилия Маккартни, пытавшегося изменить голос, несомненно, тронули Леннона – его отвращение к собственному пению было хорошо известно. Как рассказывал потом Джордж Мартин, Джон «родился с неприятием своего голоса, чего я никогда не мог понять. Он все время мне говорил: “Сделай с моим голосом что-нибудь! Наложение там какое-нибудь. Кетчупом его намажь, что ли. Сделай его другим”». По словам прославленного звукорежиссера The Beatles Джеффа Эмерика, «это типичный Джон Леннон. Несмотря на тот факт, что он был одним из величайших рок-н-рольных певцов всех времен, он ненавидел звук своего голоса и постоянно умолял нас сделать так, чтобы голос звучал по-другому. “Можете вот тут его прижать?” – говорил он. Или: “Можно сделать так, чтобы он звучал в нос?”» Чтобы разбираться с голосом, Джон в беседах с Мартином и Эмериком прибегал к метафорам и хотел, чтобы его вокал меняли определенным образом. В одном случае он попросил Мартина пропитать его таким «ощущением, словно Джеймс Дин гонит на мотоцикле по шоссе». Пожалуй, самой знаменитой стала его фраза, когда битлы записывали Tomorrow Never Knows для альбома Revolver и Джон добивался от звукозаписывающей команды, чтобы «я звучал так, будто Далай Лама возносит молитву на вершине горы» (144).

Для Джона Coming Up стала поворотным моментом – тем примером, когда Пол удивил своего старого соавтора, раздвинув границы и совершив прорыв в мире поп-музыки, где от самого успешного исполнителя из бывшей группы ожидали привычного и традиционного. За последние несколько лет новая музыка Пола не впечатляла Джона. И получилось так, что ему повезло услышать «фрик-версию» этой песни Пола на американских радиоволнах. Повезло, потому что потом в руководстве Columbia Records, нового лейбла Маккартни, решили, что живое исполнение Coming Up, записанное на концерте Wings в театре «Аполло» в Глазго 17 декабря, придется радиослушателям по душе больше, чем студийная запись с ее максимально акцентированными «примочками». Columbia отпечатала копии для американских радиоведущих, и они бесконечно ставили концертный вариант в эфир, обеспечив песне Маккартни попадание на седьмое место в чартах США.

Для пущего успеха Coming Up Пол придумал и оригинальное видео, в котором перевоплощался в Бадди Холли, Фрэнка Заппу, гитариста Shadows Хэнка Марвина и клавишника Sparks Рона Маела. Семнадцатого мая Маккартни представил клип в программе «В субботу вечером в прямом эфире». Актуальным поворотом этой истории стало шутливое интервью, которое перед показом видео взял у Пола комик Дон Новелло в образе «отца Гвидо Сардучи»[67]67
  Отец Гвидо Сардуччи – вымышленный персонаж, созданный Доном Новелло: эксцентричный священник, который якобы работает обозревателем сплетен и рок-критиком в ватиканской газете L'Osservatore Romano.


[Закрыть]. Намекнув на то, что сейчас будет задан набивший оскомину вопрос о воссоединении группы, «интервьюер» повернул в совершенно другую сторону: «Ужасно не хочется вас об этом спрашивать, но я журналист и должен это сделать. Пол, будь у вас возможность превратиться в любое животное, кем бы вы стали?» После того как Пол признался, что хотел бы стать коалой, Новелло немедленно напомнил зрителям о недавних неприятностях звезды в Японии: «Вы слышали? Коала! Маленькое животное, которое жует листья эвкалипта и все время обдолбано!»

Для Джона «студийная» Coming Up, услышанная в тот день в машине, стала откровением. «Я решил, что Coming Up просто классная. И мне “фрик-версия”, которую он сделал в своем сарае, понравилась больше, чем версия на концерте в Глазго, – скажет он позже в том году, добавив: – Я бы ему, будь он рядом, посоветовал: “Нужно вот с этой работать”».

Теперь, на заре нового десятилетия, Джон четко осознал, что психологически находится в той точке, где энергия соперничества двигает его вперед, как двигала их с Полом раньше в сочинении новых песен, на вершине их творческого рассвета в годы The Beatles. Джон признал, что к началу семидесятых он был «очень самовлюбленным. Зацикленным. Мне было насрать, что делает Пол». Вдобавок Пол «сочинял так много всего», что за ним было трудно угнаться. И, как полагал Джон, «в смысле продаж, никто с ним и рядом не стоял». У Пола «всегда было больше фанатов, чем у меня, даже в “Пещере”. Так что даже сравнения не может быть». Если говорить об их искусстве, считал Джон, это все равно что заставить состязаться Магритта с Пикассо. «Как можно это сравнивать?» (145).

Какими бы ни были их личные отношения с Полом, Coming Up явно записалась у Джона на подкорке. «Если меня впечатляет запись по [радио], я немедленно хочу написать [песню]. Уоррен Битти говорил о фильмах: “Хорош тот фильм, посмотрев который, ты понимаешь, что хочешь снять фильм”». На Джона Coming Up оказывала тот же эффект. «Хотел бы я ее написать, – думал Джон. – Я бы пошел и сделал, понимаете? Не знаю, что это, но он [Битти] прав: когда я слышу классную запись, я хочу ее сделать» (146).

В Ленноне с невиданной скоростью закипала былая страсть к соперничеству, и он поручил Фреду сориентировать его в том, что происходит на современной музыкальной сцене. Чтобы сделать это, Фред накупил кассет новых исполнителей, таких как Pretenders, Лена Лович[68]68
  Лена Лович (род. 1949) – британская певица англо-сербского происхождения. Родилась в США. Одна из знаковых фигур «новой волны».


[Закрыть] и Madness. Вместе с Фредом, который сидел за рулем «универсала», Джон часами разъезжал вдоль Северного побережья, слушая звуки, лившиеся из роскошной стереосистемы. Ему нравились Brass In Pocket то Pretenders или Lucky Number у Лович, но особенно его захватила британская ска-группа Madness, которая тогда гремела в Великобритании с такими мелодиями, как One Step Beyond и My Girl. Джон еще с шестидесятых увлекался ска с ее ямайскими, предшествовавшими регги корнями, и ему хотелось слушать еще и еще. Вскоре Фред раздобыл больше кассет с записями ска, чтобы слушать их в машине, – среди них Selecter и Specials.

Спустя несколько дней Джон и Фред во время одной из своих обычных автомобильных прогулок посетили магазин по продаже лодок и яхт на Северном побережье Лонг-Айленда. «Конис Марин», семейное предприятие, работало с начала XX века под лозунгом «Мы всегда идем вперед!»[69]69
  На английском лозунг компании Coneys Marine – We’ve always had at least one foot in the water! Это труднопереводимая игра слов. Буквально фраза переводится так: «Мы всегда хотя бы одной ногой в воде», то есть «одновременно живем в двух мирах – на суше и на воде», что уместно для магазина, торгующего яхтами. В то же время to have one foot in the water может означать и «пробовать что-то новое», причем делать это осторожно.


[Закрыть] Шоурум был в красном дощатом здании на 110-м шоссе в Хантингтоне, Нью-Йорк, всего в нескольких милях от Кеннон Хилла. Там за 800 долларов Джон купил небольшую прогулочную лодку с навесным мотором мощностью 2 л. с. Для своего первого путешествия Джон выбрал ближайший солнечный день. Взяв с собой Шона и Хелен, они с Фредом спустили лодку на мелкую воду, и Джон дернул шнур стартера; мотор с урчанием ожил – лодка направилась к Ойстер Бэй[70]70
  Устричная бухта.


[Закрыть], в верховья пролива Лонг-Айленд.

Уже в бухте Джон выключил двигатель, чтобы они могли насладиться звуком волн, бьющихся о борт. Жутковатую тишину нарушали только крики чаек. Через некоторое время Шон спросил, нельзя попробовать «покрутить» одно из весел, и вместе с Фредом, который взялся за второе весло, они начали медленно грести обратно. В конце концов Джон снова завел двигатель, чтобы ускорить темп. И вот тогда-то все и произошло: когда они менялись местами с Шоном, захотевшим «порулить» лодкой, Джон случайно задел локтем верхнюю часть двигателя, и тот заглох. И сколько ни старались мужчины его перезапустить, ничего не получалось. Ну что же, делать нечего, Джон с Фредом взялись за весла и изо всех сил стали грести, держа курс на Кеннон Хилл. «Как я рад, что Мама этого не видела! – воскликнул Джон. – Мы бы никогда не избавились от позора!» (147)

Позже в тот вечер в Кеннон Хилл приехала Йоко и привезла с собой мать и сестру Сезуко. И чуть ли не с порога предложила Джону принять десятидневный обет молчания, чтобы очистить душу и избавить чувства от всего, что им мешает. Это было в ее духе, например, время от времени она отправляла мужа в «задающие вектор поездки», чтобы «отцентровать» его и тот заново обрел свое место во Вселенной.

Про поездки стоит сказать отдельно. Джон окрестил стремление Йоко отпускать его на все четыре стороны «встречей Востока с Западом». Он знал, что во время его «потерянных выходных» она добавила в свой отряд ясновидящих, нумерологов и прочих толкователей известного астролога, специалиста по фен-шуй Такаси Йосикаву, чтобы он помогал «ловить удачу» во всех будущих начинаниях. В октябре 1976 года Йоко, по совету Йосикавы, отправила Джона в мировое турне, считая, что поездка на запад (именно так – в западном направлении) улучшит его карму. Когда Эллиот Минц спросил, в чем «фишка» всего этого, Джон ответил философски, призвав Минца верить в мудрость Йоко, как сделал он сам, вернувшись в «Дакоту» в 1975-м: «Довериться ей! Просто довериться!» Ринго Старр, кажется, лучше понимал мотивы Йоко в «направляющих» поездках. Как он говорил: она «отправляла его, чтобы он взрослел. Не знаю, взрослел он или нет, но Джон точно ездил в разные места без нее» (148).