Текст книги "Любовь горца"

Глава 18

Леса Хайленда были мистическим местом в любую ночь, но Филомене казалось, что в ночь Самайна они становились похожи на сон. Переливчатый легкий туман наползал с моря и ложился среди деревьев мягким ковром. Плотный густой туман, приобретавший в лунном свете голубой оттенок благодаря необъяснимому действию здешней природы, нес с собой запах соленой морской воды и вечнозеленых растений.

Юбки Филомены стряхивали росу с густой низкой поросли, когда она пробиралась через нее, не зная, где ей остановиться, чтобы ждать, когда он придет и возьмет ее.

Господи, что она делает? Было так легко заглядывать в глубину темных глаз Лиама и утопать в страсти, которая там горела, ощущать его запах, пьянящий и возбуждающий. Он состоял из аромата мыла, виски, осенней листвы и присущей ему мужской силы. Той силы, которая подсказывала ей, что с ним она в безопасности. Или что с ним она должна быть осторожна.

Она до сих пор не понимала, как такой человек мог ее соблазнить, соблазнить легко и окончательно. Он был для нее загадкой: в нем сочетались здравый смысл и темперамент демона. Хороший человек с тяжелым военным прошлым. Буйный нрав и жажда мира.

Этот парадокс и привлекал ее. Лиам был головоломкой, сложной головоломкой. Она его не понимала, он во всем отличался от нее, но при этом они, каждый своим путем, приходили к одному и тому же умозаключению по поводу многих вещей.

Ее волновало то, что они совсем не сочетались. И поражало, насколько превосходно они подходили друг другу.

Лиам был героем, который возненавидел себя за прошлые грехи. Она была беженкой с постыдным прошлым. Как хорошо, что они могут обрести искупление в объятиях друг друга. И не только искупление, но и страсть.

Она никогда не встречала мужчину настолько страстного, настолько томимого каким-то бездонным желанием. Она никогда еще не была объектом столь пылкого, горячего поклонения. Филомена вздрагивала не от холодного воздуха, а от воспоминания о его прикосновении. Женский инстинкт подсказывал ей, что страсть, которую он демонстрировал ей до сих пор, – это только поверхность бурлящего вулкана. Давление все время растет, и воздух между ними закипает, пока не придет час извержения. Сдержать этот взрыв уже невозможно.

Нельзя отрицать очевидное. Он не отступит, этот Демон-горец. Ему нельзя сопротивляться, потому что его нельзя остановить. К тому же Филомена устала. Это была полная усталость. Даже кости устали не только носить ее тело, но и ту тяжесть, которую она таскает в душе. Она устала притворяться, что не хочет его, устала со страхом ожидать того, что может произойти утром. А главное, она устала быть в одиночестве и бояться.

Возможно, наступит момент, когда она пожалеет, что уступила Лиаму Маккензи. Но это произойдет не в эту ночь.

Филомена оказалась на небольшой поляне. Она медленно шла, погружая ботинки в мягкий мох, который заглушал ее шаги. Перед ней была скала высотой с человеческий рост, а рядом две поменьше. Они наклонились навстречу друг другу, и Филомене показалось, что они похожи на алтарь, изображение которого она видела на гобеленах в Большом зале.

Это было то самое место. Лунные лучи косо падали на полянку, придавая здешней атмосфере ощущение лазурной магии. Филомена почувствовала себя девственницей, которую привели, чтобы принести в жертву какому-то суровому богу. Алтарь станет превосходным местом для жертвоприношения. Хотя она и не девственница. Ибо если некий языческий бог еще блуждает по земле, то он принял облик Лиама Маккензи.

Ее охватила дрожь ожидания, но затем ее сменил холод страха, и туман в ответ на это стал сгущаться, обретая форму значительно больше и сильнее, чем она. Хриплым шепотом она произнесла его имя сухими губами и повернулась, чтобы встретить Лиама, своего будущего любовника.

На нее смотрели красные глаза и лицо настолько ужасное, что в ней одновременно с ужасом возникло отвращение. Ей перехватило горло так, что она не могла кричать.

Броллахан!

На этот раз на нем не было ни плаща, ни капюшона, прикрывающего страшное лицо. У этого существа не было носа, а только две темные ноздри под переносицей между глаз. С правой стороны головы свисала отвратительно поблескивающая плоть. Левая сторона была до странности плоской, как будто он бесконечно долго лежал на ней, и кожа в результате начала таять и стираться.

– Как это печально, что ты не послушала меня, когда я тебя предупреждал, – прошипел демон сквозь зубы, потому что губы его не смыкались. – Теперь, боюсь, слишком поздно.

Демон схватил ее, и крик ужаса сменился криком боли, потому что он повернул ее и надавил на шею. Он прижал ее спину к своей груди и безжалостно завернул руку назад.

– Кричи, сколько хочешь, – прошипел он и рванул ее руку так сильно, что боль пронзила плечо, отчего из горла вырвался отчаянный крик. Он хотел сегодня ночью услышать именно такой крик. – Давай-ка доставим удовольствие Демону-горцу!

Тут она услышала знакомый металлический звук, такой же громкий, как ее крик. Филомена знала, что значит подобный звук, и почувствовала касание лезвия на своем горле.

Она замерла, прижатая к очень твердому, очень осязаемому телу призрака, который таился в темных углах замка Рейвенкрофт-Кип и пугал ее с тех пор, как она приехала сюда. В голове возник нелепый вопрос, несмотря на охвативший ее холодный ужас: зачем демону кинжал?

Теперь, когда Филомена поняла, что призрак хочет, чтобы она кричала, и этим заставила бы Лиама прибежать, она плотно сжала губы. Он крепко держал ее руку, но при этом позволял ей двигаться, однако лезвие кинжала на горле лишило ее возможности шевелиться.

Филомена сочла удачей, что ей не приходится смотреть на ужасное лицо демона, ей не хотелось, чтобы оно стало последним, что ей довелось видеть в жизни.

– Он не собирался приходить за мной, – соврала она и с отвращением услышала, что ее голос выдает испуг и звучит фальшиво. – Вы ошибаетесь, он остался на празднике.

Хриплый смешок подтвердил подозрения Филомены по поводу того, кто это. Смешок был грубый, издевательский, с характерной мужской хрипотцой и лишенный всякого юмора. Только трое мужчин на Земле могли издавать такой смешок: Лиам Маккензи, Гэвин Сент-Джеймс и Дориан Блэквелл. Братья.

– Хеймиш? Так вы живы?

– А ты умница. – Его змеиная голова низко опустилась, и она услышала, как свистит воздух в отверстиях посередине лица. – Хотя и не такая умная, если не понимаешь, что это за жизнь.

От лезвия на горле исходил холод, при этом казалось, что нежная кожа ее горла под ним горит. Филомена была в ужасе, но чувствовала странную отстраненность. Ее охватил такой мороз, что ледяные ванны были по сравнению с ним теплыми. Но вместо того чтобы отключить мозг, он каким-то образом освободил его. Ей доводилось и раньше терпеть насилие, ее били, ей угрожали, ее душили и запугивали. Но она научилась не терять в таких ситуациях присутствие духа, избавляться от страха и боли и набираться опыта. Эта ее приобретенная сила сыграет неоценимую роль в таком положении.

Филомена понимала, что не она является целью демона, она только средство для достижения цели. Это может ее спасти, если она сумеет доказать свою бесполезность. Для начала нужно выяснить его мотивы, а потом можно составить план действий.

– Этой ночью мне показалось, что я видела вас во сне. – Она содрогнулась от этого воспоминания, и ей пришлось выпрямиться, чтобы его отогнать. – Вы были в моей спальне?

– Я хотел предупредить тебя, женщина, – подтвердил «призрак». – Я велел тебе бежать. Я хочу отомстить, а ты мне мешаешь. Мне жаль, что дело дошло до этого.

– Но можно же обойтись и без этого, – осмелилась предложить Филомена. – Вы сказали ночью, что Лиам что-то вам обещал, что он вам что-то должен.

– Он действительно мне должен, – уверенно настаивал Хеймиш, и нажатие лезвия на горло стало сильнее, кинжал врезался в мягкую кожу прямо под подбородком.

– Что? – Этот вопрос прозвучал пронзительно и отчаянно. – Что он вам обещал? Я уверена, он вам это отдаст, он – человек слова.

В лесу, куда не достигал слабый лунный свет, раздался треск. Треск сучка под ногой? Сердце Филомены замерло. Неужели это Лиам? Она одновременно хотела и боялась увидеть его лицо, искаженное яростью.

Но Хеймиш тоже услышал этот звук:

– Я знаю, ты тут, братец!

Ужасный смех, показавшийся даже красивым, сотряс воздух. Казалось, он растревожил легкий туман вокруг, и тот начал подниматься, добрался до колен, как будто намереваясь поглотить их.

– Как твоя женщина старается тебя защитить! – издевательски произнес Хеймиш. – Интересно, мисс Локхарт, что бы вы о нем подумали, когда бы увидели его таким, каким видел его я. Всего в крови своих жертв, убийцу, наслаждающегося собственной яростью, убивающего всех без разбора Демона-горца.

Среди деревьев мелькнула тень, и Хеймиш заслонился телом Филомены, как щитом.

– Выходи, и я пролью ее кровь! – закричал он и еще сильнее прижал нож, врезавшийся ей в кожу. – Или продолжай прятаться, и я расскажу ей твои секреты. Решай, Лиам!

Он отпустил ее руку и прошелся по ее спине со страшной медлительностью. Филомена не смела пошевелиться – лезвие у горла превратило ее в безгласную пленницу.

Рука Хеймиша повернула ее голову на сторону так, что она не видела теперь деревьев, а только темноту, поглотившую море на западе.

– Давай, решай! – Он снова засмеялся, теперь смехом настоящего маньяка. – Она умрет в любом случае.

Услышав крик Филомены, Лиам быстро припал к земле ниже тумана и вытащил из сапога свой дирк – обоюдоострый кинжал. Кровь, кипевшая в нем в ожидании грядущего соития, мгновенно наполнилась жаждой мести. В нем вспыхнул инстинкт хищника, и он стал пробираться вперед крадущейся походкой волка, готового разорвать горло своему врагу. Но он готовился пролить родную кровь, кровь брата. Хеймиша.

Он обогнул залитую лунным светом поляну, минуя ветки деревьев и пролагая путь в тумане. В уме он быстро перебирал множество вариантов угроз, не доверяя собственным глазам.

Его брат, живой, израненный, полный ярости и жаждой мести. Он поймал Мену и держит кинжал у ее горла.

Гнев грозил затмить все мысли и здравый смысл. Первобытный инстинкт требовал немедленно атаковать, броситься вперед и ударить ножом брата, чтобы от этого монстра ничего не осталось, кроме костей и окровавленной плоти. Но тогда Мена погибнет, Лиам это знал. Хеймиш был настоящим монстром с кинжалом. Почти таким же страшным, как сам Лиам.

Лиам приблизился к ним настолько близко, насколько мог, и быстро оценил положение Филомены. Лунный свет превратил ее волосы в волны темно-красного цвета, цвета пролитой крови. Ее фарфорово-белое лицо сияло неземной чистотой. Из-за тумана и темноты он не видел ее ран. Но что-то ведь заставило ее закричать, причем от боли. Это его терзало и заставляло замышлять такую жестокость, на которую, казалось, был неспособен.

Ее голос дрожал, но она говорила спокойно, и это спокойствие было его единственной надеждой спасти Филомену.

Где-то с восточной стороны раздался треск сучка под ногой, прозвучавший в лесу, как пушечный выстрел.

– Я знаю, ты тут, братец! – пронзительно закричал Хеймиш.

А Лиам двинулся на запад, подальше от этого звука, не позволяя голове высовываться из поднимающегося тумана. Дирк лежал в его руке надежно, он был таким же острым и смертельно опасным, как кинжал Хеймиша. Но пока он был бесполезен, необходимо пустить его в дело в нужное мгновение. Лиам мог попробовать напасть на Хеймиша со спины, но тогда он потеряет из вида Филомену и не будет знать, когда ударить.

И тут он услышал слова, от которых его кровь превратилась из расплавленного железа в лед:

– Она умрет в любом случае.

Значит, Хеймиш не собирался отпускать Филомену.

Впервые в жизни ужас грозил парализовать Лиама. Почему он схватил Филомену? И почему сейчас? В течение всей своей жизни Хеймиш был моральным уродом, но ему пришлось таким стать, и Лиам всегда это знал. Хеймиш был незаконнорожденным старшим сыном, который ничего не мог получить в наследство от своего отца, кроме склонности к кровопролитию и страха. Лиам должен был тщательно спланировать свои последующие действия и умереть прежде, чем Филомена станет последней жертвой и последним из его многочисленных грехов.

Он решил применить уловку, которой его обучил один турецкий кукольник. Лиам прижался спиной к стволу старого вяза и крикнул через поляну так, чтобы голос отразился от деревьев на восточной стороне.

– Отпусти ее, Хеймиш, – произнес он. – Она не имеет отношения к нашим делам.

Его уловка сработала. Хеймиш повернул голову именно туда, куда Лиам рассчитывал.

– У нас с тобой есть одно дело, Лиам. – Хеймиш произнес его имя, как будто ему в рот попала какая-то гниль и ему пришлось ее выплюнуть. – Ты не выполнил свою часть уговора. Предполагалось, что ты погибнешь на поле боя, и Рейвенкрофт достанется мне.

– Я пытался. – Лиам направил свой голос еще дальше в сторону, надеясь, что Хеймиш повернется туда.

Конечно, он старался подольше отвлекать брата, чтобы тот убрал нож от горла Филомены, но при этом говорил правду. Он организовал все абсолютно правильно, чтобы в случае его неизбежной гибели никто не пострадал.

Хеймишу достанется замок Рейвенкрофт-Кип и винодельня, а земли Уэстер-Росс будут управляться по доверенности для Эндрю, когда Хеймиш умрет. Рианна и Эндрю отправятся в Лондон и будут жить у бабушки со стороны матери, леди Элоизы Глисон. Добрая старушка очень любила детей своей трагически погибшей дочери. Эндрю станет со временем маркизом и получит все лондонские активы.

Но все решили, что Хеймиш погиб при взрыве корабля, а Лиама, как оказалось, чертовски трудно убить. Его безрассудство принесло ему только славу героя.

– Я думал, они тебя возненавидят, – шипел Хеймиш. – Думал, клан решит, что ты проклят броллаханом и восстанут против тебя. Но как я ни старался, ничего не вышло. Ты, кажется, действительно вступил в сговор с дьяволом.

– Значит, пожар на поле и упавшая бочка в винодельне твоих рук дело, – догадался вслух Лиам.

– Неудавшееся из-за ливня и твоего везения. – Хеймиш сплюнул. – И просто чудо, что экипаж не свалился в пропасть на перевале из-за срезанной чеки.

– Ты заставил страдать невинных людей, только чтобы мне отомстить, – прорычал Лиам.

И за это брат заплатит.

– Пусть так называемый Демон-горец не притворяется ради тебя героем, – незаконнорожденный старший брат откровенно ликовал, обращаясь к Филомене. – Невинные люди никогда ничего для нас не значили. Мы очень похожи, только склонности разные.

– Я никогда не был таким, как ты. – Голос Лиама эхом разнесся по поляне, а потом растаял среди плотной листвы деревьев.

– Чепуха. Тем ужасам, которым не научил меня отец, научил ты. – Хеймиш говорил спокойно, будто беседовал. – Неужто не помнишь, что ты мне говорил? Что открытый бой дает отличные результаты в смысле числа погибших, но те сражения, которые мы ведем с помощью террора, приносят еще больше. Что только убийство конкретного человека дарит настоящее удовлетворение. Ты учил меня, что когда ломаешь кость правильно, она дает хруст чистый, ясный, который рикошетом отражается на собственном скелете. Ты учил меня, что на поле боя можно завоевывать славу героя, но чтобы добиться по-настоящему дурной репутации, нужно нападать во время обеда или праздника. Или когда твой враг укладывает детей в постель… Или когда он занимается любовью.

Хеймиш обнажил зубы, раздвинув отвратительно изуродованные губы, и сделал вид, будто хочет вонзить их в обнаженное плечо Филомены.

– Ты не прав. – Лиам старался говорить спокойно, чтобы в голосе не звучало отчаяние. Он понимал, что раны и ненависть помутили память брата. – Ты все перепутал. Это был его светлость лорд Тренвит. Я был демоном на полях сражения, а он – призраком во тьме. Так было всегда.

– Колин Толмедж, хренов герцог Тренвит, – и Хеймиш сплюнул в туман. – Вот кончу здесь и сведу счеты с ним.

Лиам не стал думать над тем, что имел в виду брат. Все его мысли, каждая молекула в теле была сосредоточена на Филомене.

– Отпусти ее. – Лиам намеревался уговаривать, но слова прозвучали как команда. – Я меняю свою жизнь на ее. Хочешь, я отведу тебя к лорду Тренвиту?

Хеймиш издевательски рассмеялся:

– Откуда взялась такая неожиданная слабость к женскому полу? Ты мог хладнокровно убить отца и кнутом забить шлюху до смерти. А вид умирающей английской суки способен тебя сломить?

На короткую секунду Лиам закрыл глаза, потому что не мог не увидеть ужас, написанный на лице Филомены. Он этого не выдержит, не переживет ее потери. Во всяком случае, та его часть, которая осталась человеческой. Лиам чувствовал, если увидит ее кровь, то превратится в монстра. А ведь он сорок лет старался им не стать.

Он не мог не слышать ее потрясенный вздох, и Хеймиш тоже его услышал. Теперь она узнала самый страшный его секрет, две причины, по которым он был навеки проклят. Все началось с Тессы Макграт, а отцеубийство решило навеки его судьбу.

Он убил собственного отца, бросил брата умирать и позволил своей безумной жене покончить с собой, не протянув ей руку помощи. Он действительно уничтожал самых близких своих людей. Но он умрет, но не позволит, чтобы любимая женщина стала жертвой его проклятия.

Филомена потеряла присутствие духа и превратилась в дрожащий комок из костей и ледяной от страха крови. Она давно превратилась бы в мокрое место от паники и просочилась бы под землю, если бы не лезвие у горла и чудовище за спиной.

Казалось, Лиам был одновременно везде: сначала на восточной стороне поляны, потом в тени деревьев на западе, куда неотрывно глядели ее глаза. Он предложил свою жизнь в обмен на ее, и сердце Филомены дрогнуло, услышав в его голосе искреннюю горячность. Часть ее души желала, чтобы Хеймиш принял это предложение, но она знала, что не сможет жить дальше, если из-за нее погибнет Лиам. Он нужен его детям, его клану, и родственники полагались на его руководство. А если она пропадет, растворится в тумане, никто этого не заметит. У нее нет семьи, есть только те, кто отправил ее в сумасшедший дом. Совсем немногие оплачут ее трагедию, прижмут к себе близких и станут жить дальше.

Слова Хеймиша заставили ее очнуться от подступающего отчаяния.

Значит, Лиам бил кнутом женщину… и убил собственного отца-злодея. Господи! Она-то думала, его преследуют воспоминания о жутких военных преступлениях. Или об обстоятельствах смерти Хеймиша. Но нет! Лиам не только убивал во имя королевы и родной страны, он совершил настоящее убийство. У нее перехватило дыхание от его ответа. Что же такое совершил старший Хеймиш Маккензи и чем он вызвал гнев Лиама?

– Это была просто шлюха из кабака, Лиам, и за свои услуги она получила достаточно.

Хеймиш двинул рукой, которой держал кинжал у горла Филомены, как будто хотел сделать раздраженный жест. Но опомнившись, он стал держать ее еще плотнее и переместил кинжал на более уязвимое место на горле.

Филомене хотелось скулить от страха, но она молчала, боясь сглотнуть, иначе острие лезвия воткнется в кожу.

– Никакие деньги не могут компенсировать то, что он заставил нас делать.

Несмотря на собственное ужасное положение, Филомена почувствовала глубокий стыд в голосе Лиама. И она заплакала над судьбой бедной девушки, подвергшейся унижению настолько ужасному, что даже Демон-горец не мог выразить его в словах. Горячие слезы потекли по ее холодной коже и по лезвию ножа.

– Он хотел сделать из нас мужчин. – Хеймиш сказал как сплюнул.

– Он собирался сделать из нас чудовищ.

– Все-таки я не понимаю, почему ты решил его убить, – заговорил снова Хеймиш, – ты же не смог трахнуть шлюху, ведь так? Ты ведь и тогда был слабаком. Не смог через это пройти.

Услышав эти слова, из глаз Филомены покатилась слеза облегчения.

– Я нашел ее тело в болоте Бренилох-Бох. – Гнев Лиама заставил его забыть осторожность. – Ты знал, что он убил ее, чтобы она замолчала и не подняла свой клан против него.

– Вот тут ты всегда ошибался, Лиам. Ты думаешь, что ее незначительная жизнь стоит смерти великого человека.

– Он был злодеем, – отрезал Лиам, – он убивал невинных людей. Людей, принадлежавших его собственному клану.

Хеймиш только фыркнул в ответ:

– Все великие люди совершают злодеяния.

– Ты ошибаешься.

– Откуда ты можешь знать? Ты не великий человек и не праведник. Ты прославился совсем не добрыми делами, разве не так?

В темноте несколько секунд молчали. Упрек Хеймиша достиг цели.

– А Дуган? – Тихий вопрос Лиама был едва слышен через расстояние, их разделявшее. – Отец велел убить собственного сына.

– Дуган был таким же чудовищем, как мы все. Думаю, даже пострашнее. Он убил того проклятого священника, когда ему еще не было пятнадцати.

Сердце Филомены обливалось кровью. Ей хотелось сказать Лиаму, что она по-прежнему считает его хорошим человеком, великим человеком. Что она рада, что его отец понес наказание за все те невозможно страшные дела, которые совершил. Она колебалась, потому что ей почудилось, Хеймиш почти забыл про нее. Он держал ее все так же крепко, но казалось, забыл, что хочет ее смерти.

– А ведь можно подумать, дорогой братец, что ты должен больше сочувствовать отцовским бастардам. – Гэвин Сент-Джеймс напугал и Хеймиша и Филомену, когда спокойно как ни в чем не бывало вышел на поляну с восточной стороны. – Ты же один из них.

– Отвали отсюда, Торн! – прорычал Хеймиш.

Каждый мускул на его изуродованном теле напрягся, и Филомена вскрикнула, потому что руки стиснули ее горло сильнее. Но, к счастью, ножом, который он держал у нее под подбородком, он начал угрожать Гэвину.

– Мне следовало придушить тебя в ту секунду, когда ты выполз на свет…

Тут Филомена услышала свист разрезаемого воздуха, из темноты вылетел нож и, крутясь, пролетел мимо ее уха.

Хеймиш вскрикнул, когда нож достиг цели, и отпустил Филомену как раз вовремя – она успела увернуться от Демона-горца, который поднялся и прыгнул из тумана на каменный алтарь, чтобы добраться до брата.