Текст книги "Любовь горца"

Глава 19

Столкновение было такой силы, будто в схватке сошлись два великана, даже земля дрогнула. Они упали, и их поглотил туман. Филомена с трудом отползла в сторону. Холодный шершавый камень оцарапал ей пальцы, когда она оперлась на него, чтобы подняться около каменного алтаря. Страшные звуки двух тел, сцепившихся в схватке, разносились по поляне, и она почти умирала каждый раз, когда ей не удавалось увидеть Лиама. Ей хотелось сделать хоть что-нибудь, только не стоять, наблюдая за происходящим, но она понимала, что самое разумное теперь – не мешать Лиаму. Она никому не поможет, если окажется в опасности. В глубине тумана работали два кинжала, и один бог знает, что там творилось.

Торн бросился вперед, и только тогда Филомена поняла, что он был не один. Следом выбежал Рассел, а за ним – Томас Кэмпбелл.

– Мы услышали ваш крик, барышня, – сказал Рассел. – С вами все в порядке?

– Да, но вот лэрд…

Но члены клана Маккензи не успели добежать до цели, когда из тумана поднялся Лиам, держа свой дирк в том месте, где у Хеймиша шея соединялась с раненым плечом. Мощная мускулатура руки лэрда напряглась, так как ему приходилось держать своего раненого брата.

– Мне следует убить тебя только за то, что ты посмел тронуть ее, – рыкнул Лиам.

– Не делай этого, брат. – Торн осторожно приблизился к двум разъяренным горцам. – Ему и так придется отвечать за множество преступлений.

– Надо, чтобы возмездие было быстрым, – попытался настаивать Лиам сквозь стиснутые зубы.

Его темные глаза смотрели дико, в них кипело бешенство, и он с трудом удерживал себя от того, чтобы не вонзить лезвие ножа в горло Хеймиша.

– Хеймиш! Не может быть, – поразился Рассел.

На его лице было такое же изумление, как и на лице Кэмпбелла, когда они узнали в изуродованном человеке Хеймиша. Им показалось, они видят призрак. Страшный, уродливый призрак того, кого они знали раньше. Не будь он таким злобным, вызывал бы только жалость.

– Если у вас хватит духу, кончайте то, что он начал, – задыхаясь, прошипел Хеймиш. – А ты способен перерезать всю семью. Сначала отца, потом меня.

Тут он повернулся к Гэвину, его губы раздвинулись, обнажив острые зубы:

– Ты будешь следующим! – предсказал он угрожающе.

Его лицо было замазано кровью из раны на голове, но на нем было столько шрамов, что Филомена не могла разобрать, который из них кровоточил.

Выражение лица Торна изменилось, когда он услышал, что сделал Лиам. Филомена поняла, что он не знал. Он не знал, что его брат убил их отца.

Граф снял ремень и жестом приказал Расселу сделать то же самое. Его движения были спокойными и расчетливыми.

– Давай поместим его в подземную тюрьму, Лиам. А завтра поездом доставим в полк. Я уверен, Тренвит предъявит ему не одно обвинение.

– Они его просто повесят, – сквозь стиснутые зубы произнес Лиам.

– Лиам. – Филомена вышла вперед и протянула к нему руку.

– Отойдите, – приказал он, – не надо подходить близко.

Филомена замешкалась и опустила руку. Она не понимала, от кого он ее отгоняет. От Хеймиша или от себя?

– Неужели ты думаешь, что со мной все покончено? – издевательски спросил Хеймиш. – Ты полагаешь, я один хочу видеть, как ты умираешь?

– Я знаю, вы сейчас в ярости. – Филомена старалась как-то нейтрализовать тот яд, который изливал Хеймиш. – Но неужели вы хотите, чтобы ваш родной брат пополнил список грехов, которые вас преследуют?

Она не знала, доходят ли до него ее слова, не понимала, смогут ли ее речи проникнуть сквозь туман добела раскаленного гнева, исходящего от огромного тела Демона-горца.

– Я знаю, что у тебя целый легион мучителей, – протянул Хеймиш. – Я убивал многих, но ты убил во много раз больше. Признаю, я вижу их по ночам, лица моих жертв. Они приходят ко мне во сне, а иногда и когда я бодрствую. Ты видишь их лица, Лиам? Ты встречаешь их в ночной темноте?

Невзирая на приказ, Филомена подошла к Лиаму сзади и положила руку на его спину. Мягкая кожа ее ладони соприкоснулась с неровностями, оставленными давнишними ранами, которые так никогда и не зажили полностью. Она молчала, чувствуя, как дрогнули мускулы под ее холодными пальцами.

– Нет, брат, – наконец произнес Лиам и подвинулся, чтобы Гэвин мог связать руки Хеймиша за спиной. – Нет, я их не встречаю. Они сами находят меня.

Лиам смотрел, как братья исчезают в лесу, сопровождаемые Расселом и Томасом. Он старался почувствовать то, что, как он понимал, должен чувствовать. Но он уже горевал о Хеймише. Лиам одновременно и ненавидел и любил старшего брата, так же как раньше любил и ненавидел отца. Эти чувства сражались в нем с чудовищной силой, только Лиам прилагал неимоверные усилия, чтобы победить это противоречие, иначе оно полностью растворило бы его душу.

Стоило Хеймишу напасть на Филомену, как его жизнь потеряла для Лиама всякую ценность, точно как жизнь того мерзавца, который мучил ее в Лондоне, неважно кем он для нее был.

Он чувствовал взгляд Филомены так же, как ощущал ее добрую руку у себя на спине. Ей опять удалось совершить чудо. Она околдовала его своим нежным волшебством, умерила пламень его гнева простой лаской. В его венах по-прежнему бились агрессия и ярость, они наполняли собой мускулы, но теперь к ним присоединились облегчение и страх.

Что она о нем подумает? Теперь она узнала о его самых страшных грехах. Она полностью осознала, насколько проклята его душа. Что он увидит в ее глазах? Отвращение? Ужас? Осуждение?

По спине прошелся холод, и он ощутил шрамы на спине. Лиам вспомнил, что почти полностью раздет, но еще никогда не чувствовал себя настолько голым, таким обнаженным. Всего один шрам из сотни остался на его коже, но каждый удар отпечатался на его душе.

Лиам не однажды встречал опасность лицом к лицу, но никогда прежде ему не требовалось столько мужества, сколько потребовалось сейчас, чтобы повернуться и встретить ее взгляд.

Филомена оперлась спиной на каменный алтарь. Синий туман поднимался все выше и ласкал ее тело, как бы стараясь обольстить ее и охватить влажными объятиями. Она была самым прекрасным существом, созданным из таинственных и волшебных элементов, из которых сделаны женщины. Если он был изготовлен из камня и стали, то она – из нежности, чистоты и безмятежности. Длинные локоны водопадом падали на руки и скатывались на полные округлости бедер. Тонкая материя, из которой сшит корсаж ее платья, – один бог знает, как она называется, – больше подчеркивала, чем скрывала ее прерывисто вздыхающие груди.

Господи, а ведь он мог потерять ее сегодня ночью. У Лиама дрогнули колени, когда он понял, насколько близко было лезвие ножа к ее нежному горлу.

Он увидел, как его облегчение отразилось в ее прелестных светлых глазах.

Глубоко внутри у него забилась боль, дрожь пробежала по спине, начиная с плеч и до самого основания. В паху зародился жар и вспыхнуло желание. Неожиданно из его груди вырвался непрошенный звук в ответ на это желание.

Филомена качнулась навстречу ему, как сирена, завлекающая моряка навстречу гибели. Да, он имел над ней такую же власть, как она над ним. В тот момент они оба это знали. Между ними ничего не было сказано. Не было произнесено ни единого слова, ни одного признания. Но он увидел в ее глазах отпущение всех его грехов. Понимание и признание. Но он все-таки дал ей возможность, предупредил и предоставил шанс бежать. Потому что если он возьмет ее в руки, то уже не сможет остановиться.

Его тело жаждало ее. Потребность дотронуться и ощутить толкала к ней неудержимо, она граничила с безумием. В его воображении мелькало то страстное, влажное, шокирующее и требовательное, что можно сотворить с ее телом, и это наполняло его бешеным вожделением. Стремление взять ее заслоняло собой все разумные мысли и биологические потребности. Его жизни не хватило бы на то, что он хотел сделать с ней, но будь он проклят, если не постарается воплотить это в реальность.

Она на какое-то мгновение опустила ресницы, а потом подняла на него глаза. Глаза с поволокой, губы полураскрыты. Это было ответное желание. Сейчас он не мог ошибиться. Лиам бросился вперед и оперся руками на камень по обе стороны от ее головы. Он впился в ее губы, как человек, мучимый голодом в течение слишком долгого времени.

Филомена прижалась к нему всеми изгибами своего роскошного тела. Полные груди обольстительно терлись о его грудную клетку, и все его существо сосредоточилось на этом ощущении на обнаженной коже. Ее теплый рот открылся навстречу ему и принял его язык со сладким вздохом полной капитуляции.

Но на этот раз она не стала пассивным участником поцелуя. Ее язык встретился с его, ее губы прижимались к его рту с такой же безумной страстью. Филомена прильнула к Лиаму, как будто он был единственной ее опорой в этом ненадежном мире. Будто знала: если отпустить его – все рухнет. Этот жест стал для него решающим, потому что в нем была естественность и душераздирающая искренность.

Филомена отдавалась страсти безраздельно, ей больше не мешали стены, что она возвела вокруг себя. Это притягивало, заставляло его найти путь ко всем ее тайнам, раскрыться, чтобы он мог смягчить для нее грубые стороны жизни. Ему хотелось стать ее защитником, ее верным сторожем, оберегающим от всего, что могло причинить боль.

Их губы слились с безумной страстью, и Лиам полностью погрузился в покорное обожание. В том, как она отдалась ему, он нашел свое спасение. Он знал, что, отдавая ему себя, Филомена обрела преданного слугу и поклонника.

Руки Лиама исследовали ее прекрасное тело с пылом неопытного мальчика и терпеливым умением испытанного любовника. Только слой тонкого шелка и кружев отделял его руки от ее кожи. Его пальцы замерли на вырезе платья и погладили обнаженную часть груди, а потом прошлись по кружевам, украшающим ее корсаж. Он чувствовал соски под тканью корсажа, ему так хотелось взять их в рот, что он почти обезумел от предвкушения. Филомена стонала от наслаждения и дрожала, чувствуя прикосновение его пальцев.

Ему больше не нужно было ее возбуждать, и Лиам спустил маленькие зеленые рукава-фонарики с ее плеч и сдернул корсаж до талии. Черный корсет подпирал большие груди, которые напоминали алебастровые полусферы. Лиам неохотно прервал поцелуй, чтобы на них полюбоваться.

Он смотрел на Филомену, и его парализовало это чудесное зрелище. Казалось, мир исчез, перестал вращаться на своей орбите, ибо ее красота была способна управлять космосом, который замер, пораженный ее великолепием.

– Спаси меня! – Его стон шел откуда-то из глубины, которую он не мог себе представить. Лиам, наконец, обрел голос, чтобы просить о том, чего хотела его душа: – Я утопаю, так тебя хочу, и я… скажи мне, что я не стану чудовищем завтра утром.

Если она произнесет слова отказа, это разобьет его на тысячу кусков. Но она закинула голову назад, на камень, издала вздох и положила руки на теплую кожу его груди, прямо около сердца.

– Я хочу тебя, Лиам, – сказала она ясным голосом, хриплым от желания. – Возьми меня!

Его темная душа возликовала, и последние остатки сдержанности полетели в огонь и превратились в пепел. Он намеревался сделать ее своей так окончательно, чтобы она уже никогда не стала прежней. Он хотел, чтобы ее губы произносили только его имя. Чтобы ничьи губы больше не касались ее кожи. Хотел, чтобы ни один мужчина не трогал ее так, как собирался трогать он.

А когда придет утро, они все поедут в Лондон, где он избавится от последних своих призраков и сделает ее не просто своей любовницей, но своей женой.

Филомена ощутила всем телом его низкий хриплый стон, который дошел до самого низа живота. Он напал на нее с новой силой и настойчиво взял в рот ее губы. Он смотрел на Филомену как на аппетитный кусочек, который готов проглотить. Это и волновало, и ошеломляло. Но поцелуй зажег в ее теле огонь и породил жизнеутверждающее желание.

Филомена остро чувствовала силу его рук, когда они бродили по ее телу. Она издала тихий шокированный вздох, когда Лиам разорвал корсет и освободил ее грудь, которая тут же ощутила холодный поцелуй осенней ночи. Его рот прошелся по подбородку, опустился на плечо, потом на шею и ниже.

Рукой он поднял ее грудь и поднес ее ко рту. Удивление Филомены превратилось в чувственное изумление, когда его горячие губы сомкнулись на холодной коже ее твердого соска. Его рот был одновременно жадным и неторопливым, когда он посасывал и покусывал сосок. Он как бы дразнил ее, и Филомена перестала чувствовать холод ночи. Лиам уделил каждой ее груди равное внимание. Она была ошеломлена, ее лихорадило. Она запустила пальцы в его блестящие черные волосы и смотрела, как он наслаждается ее телом.

Настойчивое пульсирование охватило мускулы ее естества вокруг пустоты внутри. Острая боль пронзила Филомену, и она выгнула спину, ощущая ее невыносимую силу и стараясь сделать вдох.

Лиам выпрямился, его кожа влажно блестела от тумана, волосы растрепаны ее пальцами. Темные глаза заглядывали вопросительно ей в глаза. Браслеты на руках и обруч на шее металлически поблескивали в лунном свете. Руны, которые он написал на своей коже, напоминали небольшие темные узлы на мускулистых просторах его тела.

Филомена не могла поверить, что мужчина такой удивительной красоты мог смотреть на нее с подобным обожанием. На нее, которую все время попрекали тем, что она такая высокая, такая полная, что в ней нет женственной хрупкости. Сейчас она чувствовала себя такой нежной, как кусок кружева, который был оторван его невероятной мужской силой.

Мистика этой ночи подарила ей необычную смелость, и Филомена снова положила руки на стальные мускулы его груди там, где лихорадочно билось его сердце. Она ласкала его могучие плечи и бугристые мускулы рук, переплетенные венами.

Ей больше никогда не доведется прикоснуться к такому редкому и мощному образчику мужской силы, поэтому она хотела воспользоваться моментом и ощутить эту гладкую кожу, туго натянутую на скрытую внутри, не поддающуюся никому мощь.

Неожиданно он поднял ее руки над головой и снова заполнил ее рот своим языком. Она почувствовала соленый вкус своей кожи у него на губах, и всепроникающая ноющая боль между ногами усилилась. Он целовал ее настолько обжигающе, что сумел уничтожить в ней последние остатки рационального мышления.

– Хочу сейчас, – всхлипнула она прямо ему в рот, не чувствуя ни малейшего стыда от того, что в ее голосе звучала мольба.

Звук, который он издал, был полон мужского торжества, и он продолжил соблазнительные нападения на ее губы, при этом лаская округлости ее бедер. Потом рука скользнула ниже, собрала в горсть подол ее платья и задрала высоко по ноге.

Пальцы Филомены слепо царапали камень позади, и она лихорадочно старалась сохранить здравый рассудок. И тут Лиам упал перед ней на колени.

– Что ты делаешь? – задыхаясь, спросила она и потянулась, чтобы поднять его с земли и прижать к себе.

– Не трогай меня, барышня, – скомандовал Лиам, запуская руки ей под платье. Мозоли на его руках царапали шелковые чулки, что доставляло ей невероятно греховное удовольствие. – Меня уже нельзя остановить, я тебя возьму.

Она нахмурила брови в недоумении:

– Но я же сказала, что ты можешь меня взять. – Она задыхалась так, будто долго бежала.

– Да, – усмехнулся он. Его умные пальцы остановились, чтобы поиграть с ее подвязкой, что заставило Филомену забыть обо всем. – Прежде чем брать, я всегда даю, барышня. И так будет всегда!

– Но я не понимаю… – Она не договорила остальное, так как задохнулась, оттого что его рука пробралась внутрь панталон и проникла сквозь влажные лобковые завитки.

Ее охватило острое наслаждение, когда его рука нашла ту плоть, которая доставляла ей боль. Дыхание сделалось прерывистым по мере того, как он стаскивал с нее интимные части ее туалета и проникал внутрь распухших складок. Его пальцы мгновенно стали скользкими от влаги, которая там была. Мысли о стыде покинули Филомену окончательно, превратившись в мольбу, которую он умело вызвал в ней легкими движениями пальцев.

Его голова опустилась в туман и пропала из вида. Она стояла с поднятыми юбками, а его волосы терлись о нежную кожу ее бедер в течение нескольких мгновений, пока он не сделал быстрое движение, от которого ее колени дрогнули и раздвинулись. Он тут же оказался между ними, а ее бедра – на его плечах.

За всю свою замужнюю жизнь Филомене никогда не доводилось испытывать то удовлетворение, которое она видела на лице мужа, когда он достигал кульминации во время соития с ней. Хотя ей приходилось подчиняться всем его прихотям, он никогда не думал о том, доставляют ли они ей удовольствие.

Филомена было смущена, напугана и невероятно сильно возбуждена. Она открыла рот, чтобы запротестовать, когда его чувственные губы добрались до ее закрытого естества и начали ласкать.

Его стоны сотрясали ее и запускали тонкие щупальца блаженства внутрь, добираясь до самых глубин. Его язык был одновременно бесстыдным и невыразимо сладким, он скользил по ее распухшему естеству, которое пульсировало от томительного желания.

Она испытала невероятную агонию, когда Лиам пальцами раскрыл ее половые губы и стал сосать отверстие. Он вздыхал со стоном, пока пробовал ее на вкус, и это наслаждение, выраженное в звуках, привело ее на грань безумия.

– Я не могу… – воскликнула она, чувствуя, как слабеют колени.

Его губы оторвались с влажным чмокающим звуком:

– Можешь! – ответил он, прижимаясь ртом к ее самому интимному месту.

– Я могу упасть, – предупредила она слабым голосом, но при этом ее бедра ритмично двигались, прижимаясь к его рту с абсолютным бесстыдством.

– Ты упадешь мне на руки, барышня, – успокоил он. Его руки ласково обняли ладонями округлости ее зада, превратив их в качели для бедер. – Я не дам тебе упасть!

И он снова погрузился ртом в ее скользкие складки. Филомена дрожала от плотского блаженства, потом напряглась от все нарастающего болезненного пульсирования, которое сопровождало движения его языка. Они вызывали в ней никогда прежде не испытанные ощущения. Острое наслаждение охватило ее с такой силой, что она почувствовала – оно действительно полностью ее изменило.

Как бы издали она слышала низкие странные звуки, которые вырывались из нее, в то время как она содрогалась от невероятного, непостижимого удовольствия. Напряжение оставило ее, сменившись приступами все нарастающего восторга. Она вскрикивала и выгибала спину, вытягивалась и дергалась, но он продолжал работать своим нежным горячим языком, как подлинный завоеватель, пока она не начала просить его о милости.

Наконец он сдался, и его распутный язык неохотно покинул ее. Но когда он поднялся из тумана, его черты выражали что угодно, только не милосердие. Его темные глаза блестели, а лицо выражало почти звериный голод.

Филомена была так слаба, что не испугалась. Она была настолько опьянена наслаждением, что не страшилась и не колебалась, пока лунный свет на минуту не осветил его лицо и она не увидела в черных глазах зарождающуюся бурю.

Перед ней был Демон-горец, и он намеревался взять не только ее тело, но и ее душу. Казалось, сила его страсти настигла ее раньше, чем его губы. Он прижал ее к камню и стал пожирать губами, от которых пахло сладким мускусом и интимной влагой.

Неожиданно платье Филомены оказалось выше талии, а он отодвинул свой килт, чтобы схватить ее за бедра и раздвинуть их так, чтобы они обхватили его худощавые бока. Он держал ее на весу с удивительной силой. Скользкая, гладкая головка его члена ласково терлась о пульсирующую плоть ее естества. Она мгновенна стала мокрой от ее выделений.

Член был огромен, настолько велик, что Филомену пронзил страх как раз в ту минуту, когда он вошел в нее одним быстрым, резким движением. Это был напор, даже боль, но стоило ей отшатнуться, как Лиам вышел из нее. Он понимал, что она чувствует, и покрыл легкими поцелуями ее закрытые веки, тихо нашептывая ласковые слова на своем невыразимо прекрасном языке, а потом вошел в нее вновь. И несмотря на то, что на этот раз он проник еще глубже, Филомена почувствовала, что ее тело его приняло и обхватило теплой, скользкой плотью.

Напор сменился наслаждением, исходившим от сплетенных тел, Филомена чувствовала, как ее омывает влажное вожделение, что ее со всех сторон окружает твердое мужское тело. Что оно проникло внутрь нее.

– Ты выдержишь меня еще больше? – спросил Лиам, задыхаясь.

Филомена открыла глаза. Неужели может быть больше? Он снова вытащил член, и, глядя на нее расширенными глазами, снова бросился вперед. Лиам дотронулся до такого места внутри нее, о котором она даже не догадывалась. Голова Филомены моталась из стороны в сторону, она издала крик экстаза.

– Да, – прошептал он лихорадочно. – Я знал, что ты примешь всего меня, Мена! – и он снова и снова толкал член вперед. Он двигался, не теряя контроль над собой, шторм превращался в бурю, а буря в ураган. Лиам поднял Филомену на невероятную высоту и повернул свой член так, чтобы он скользил вдоль того места внутри нее, благодаря которому она кричала и сжималась вокруг его плоти по всей его твердой длине, и он проникал все глубже и глубже, снова и снова.

Филомена опиралась на камень и старалась найти ритм, соответствующий его движениям. Она предвкушала каждый его скользящий вход с нескрываемым восторгом и печалилась, ощущая, что он выходит из нее. Внутри туманов Самайна между ними стала возникать нерушимая связь, они поклялись этой ночью, этим актом, этим взаимным наслаждением, что залечат раненые души друг у друга.

Когда она достигла еще одной кульминации, ослепившей ее чистым блаженством, Филомена оплела ногами его равномерно двигающиеся бедра, чтобы он вошел в нее еще глубже. Дрожь наслаждения охватывала ее волнами, одна за другой.

Лиам выкрикнул ее имя в ночное небо, когда ее пульсирующее тело охватило его распухший член по всей длине. Горячий поток его семени излился прямо внутрь. Его огромное тело, скрученное спазмом, прижалось и соединилось с ней в том месте, где уже нет ни правых, ни виноватых. Где последствия не имеют значения, а завтра означает возможность, а не обязанность.

Они оставались там еще долго после того, как шторм наслаждения миновал. Лиам удерживал ее, как в колыбели, на сильных руках, не покидая ее мягкое тело.

– Знаешь, барышня, я не хочу отпускать тебя, – признался он.

Филомена ласково гладила суровые углы и гладкие поверхности такого любимого лица. Какой мужчина! Редкий, замечательный, невероятный человек! И пусть только в эту минуту, но он принадлежал ей. Это было настоящее чудо!

В ответ на ее прикосновение он снова двинул бедрами, подаваясь вперед, и она с удивлением поняла, что Лиам снова готов и снова добирается до того места глубоко внутри, где дрожит чистое, горячее ощущение блаженства.

Но он же излился в нее, она в этом уверена. Лиам блеснул ослепительной улыбкой на загорелом лице и пожал плечами вместо объяснения:

– Такая особенность Маккензи.

Затем его член снова начал медленно, но настойчиво двигаться.

– Когда я кончу здесь, мы, наверное, вернемся в замок, и тогда я буду готов взять тебя снова.

– О боже. – Все, что она смогла произнести, когда новый горячий приступ наслаждения лишил ее способности что-нибудь говорить, и Лиам начал новое неустанное восхождение к вершинам блаженства.