Текст книги "Дьявол в ее постели"

Что еще он может знать?

– Если вам нечего стыдиться, к чему прятать лица под этими смехотворными масками? – резко спросила она, как будто сама не знала ответа.

Он крепче сжал бокал: единственный пока замеченный ею признак эмоций.

– Эти смехотворные маски, – и он обвел царственным жестом беспокойную толпу, – напоминают нам, что под покровом цивилизованности каждый человек – всего лишь животное. А у животных свои простые жизненные принципы.

– Например? – поинтересовалась она скучающим тоном, стараясь скрыть волнение. Кажется, она вот-вот узнает что-то важное!

– Разумеется, важнейший наш инстинкт – выживание. Именно это предлагают массам представители власти. Прикидываются, что готовы помочь нам выжить, обещают принести благо немногих в жертву всем, и так далее… но на самом деле просто завладевают нашей жизнью. Присасываются к нам и начинают нами питаться. Отнимают то, что составляет нашу основу, нашу суть. То, что мы есть – в самой честной и грубой форме.

– Что же это? – прошептала она.

– Дорогая моя Франческа, мы есть наши желания.

Франческа шумно выдохнула, жестоко разочарованная таким ответом.

– Желания?

– Верно, – кивнул он. – Мы состоим из желаний и потребностей. Вот так просто.

Франческа сжала зубы. И кулаки.

– Вы о похоти? – фыркнула она. – Хотите сказать, весь этот цирк с тайным обществом затеян ради того, чтобы горстка извращенцев устраивала оргии в духе Калигулы?

Прозвучало так, словно на оргиях Франческа бывала по три раза в неделю и видеть их больше не могла.

Но она и вправду была поражена и глубоко разочарована. Неужели вся семья и все слуги Кавендишей погибли из-за того, что граф и графиня решили попробовать что-то новенькое в сексе?

Трудно представить более жестокую насмешку судьбы.

– Нет, Франческа, речь о гораздо большем, – настаивал Кенуэй. – У каждого из нас есть свои стремления. Инстинкты. Общество заставляет нас держать их в узде. Но кто мы под многослойной социальной мишурой, в отрыве от созданных нами машин? Плотоядные. Беззастенчивые хищники. Мы жаждем господства. Власти. Славы. Крови. – Сквозь прорези в маске, затянутые прозрачной тканью, блеснули глаза. – Да, и секса. Мы стремимся получить удовольствие и оставить потомство. И обрести в нем бессмертие.

Разочарование отступило, сменившись отчетливым холодком по позвоночнику.

– И… вы убедили всех этих людей, что сможете дать им эту… свободу?

Но свободу для чего?

– Отнюдь. Эта философия, как и сам Совет, существовала задолго до того, как я вступил в общество, задолго до того, как поднялся к вершине власти. Нет, Франческа: моя задача – не дать людям свободу, а научить их брать.

– Что? – непонимающе перепросила она.

Он шагнул к ней.

– Если я желаю вас, что остановит меня и не позволит овладеть вами прямо сейчас? Думаете, эти люди шевельнут хоть пальцем? Хоть один из них?

Франческа обвела быстрым взглядом толпу. Многие откровенно прислушивались к их разговору; другие старательно делали вид, что заняты своими делами.

Она незаметно согнула руку в широком рукаве, нащупала нож, кожаными ремнями пристегнутый к плечу.

– Я, – твердо ответила она. – Сама вас остановлю.

Взгляд его полыхнул опасным огнем.

– Знаю. Поэтому вы и здесь.

– Вот как? – с притворным равнодушием откликнулась Франческа. Люди в белых мантиях и масках оленей придвигались все ближе, и все труднее было не обращать на них внимания.

– Хотел бы я знать, – проговорил Кенуэй, бесшумно заходя ей за спину – от этого дыхание у нее в горле пресеклось, – достойны ли вы имени, которое носите?

– Прежде чем окончится ночь, вы убедитесь: я получу то, чего заслуживаю.

«А от тебя, – мысленно добавила она, – я получу все!»

– Вы уже избалованы судьбой, графиня. Ваша репутация внушает трепет…

Острое сожаление, словно удар ножа, прорезало страх: Франческа вспомнила о Чандлере. О том, как он стыдил ее множеством любовников. Какое же разочарование принесли друг другу они оба!

Кенуэй склонился к ее уху и прошептал:

– Вами руководит желание, Франческа, как и всеми нами, – и обвел широким жестом зал.

– Вы понятия не имеете, что мной руководит! – отрезала она.

– Ну, кое-какие идеи у меня есть. – Он махнул рукой людям в белом, призывая их подойти поближе. – Сегодня я приготовил для вас искушение. Хочу показать, какой может быть жизнь. Вам, моей будущей жене, я намерен дозволить все возможные свободы…

– Дозволить? – насмешливо откликнулась она.

– Поощрить, – поправил он себя. – Я буду поощрять вас брать все, что пожелаете, наслаждаться всем, чем только возможно – и все эти наслаждения разделять со мной. Вы станете частью нашего движения. Вместе мы приведем общество к переменам, после которых мир никогда уже не станет прежним.

Господи, да он не только злодей – он сумасшедший! Все они здесь чокнутые!

– Я не склонна… ммм… наслаждаться… на глазах у всех.

– Это вовсе не обязательно, – успокаивающе промурлыкал он. – Хватит и одного-единственного зрелища.

Она тяжело сглотнула.

– Какого еще зрелища?

– Вспомните, графиня, как живут звери и птицы. Мне говорили, вы искусная наездница. Разбираетесь в лошадях?

– Немного.

– Жеребец, вскакивая на кобылу, много думает о ее родословной? Или, может, сперва спрашивает ее согласия? А сильно ли их волнует, кто на них смотрит?

Франческа молчала; внутри ее поднимался темный ужас.

– Разве животные беспокоятся о приличиях? Думают о чувствах своей добычи? Испытывает ли ястреб чувство вины, позавтракав симпатичной белочкой? Разве лев не прогоняет собственных детей, чтобы сохранить свою территорию?

Вся сила воли потребовалась Франческе, чтобы сохранять хотя бы внешнее спокойствие.

– Некоторые говорят: люди отличаются от животных именно тем, что развили в себе разум и сумели преодолеть эти низменные инстинкты.

– Верно. Некоторые так говорят. – Люди в белых мантиях – стадо двуногих оленей – вышли из толпы и теперь приближались к хорам. – А другие говорят, что мы – просто вершина пищевой цепочки. Альфа-хищники. Все эти инстинкты в нас сохранились. Мы можем дать им волю, и они уподобят нас богам – разумеется, если мы отринем мифы прошлого и всех, кто пытается поставить нас на колени!

– Вы о монархии?

Он склонил голову.

– О монархии. Республике. Церкви. О ком угодно, будь то пророк, полководец или проститутка, кто требует, чтобы перед ним преклонялись.

Он сделал пару шагов и снова оказался перед ней. Рогачи в белых одеждах окружили их полукругом.

– Когда вы в последний раз стояли перед кем-нибудь на коленях?

«Никогда – и теперь не собираюсь начинать!»

Кончиком пальца он обвел какую-то линию на ее маске – ласковый лев, заигрывающий с лисой.

– Знаете ли вы, что в состав Триады, нашего руководства, никогда еще не входила женщина? Быть может, настало время это изменить.

– Как я могу стать у вас главной, если никогда не была с вами? – спросила она. – Я не член вашего Совета.

– Быть может, именно поэтому я думаю о вас. – Он протянул руку, поправил на ней капюшон, скользнув ладонью по волосам.

Чудовищным усилием воли ей удалось не отпрянуть.

– Вы отважны, знаете жизнь. Достаточно молоды, чтобы править долго. Чванные старики у руля привели Кровавый Совет к застою; мне хотелось бы вдохнуть в него свежее дыхание. А еще, буду откровенен, мне нужен сын, который унаследует графский титул. Прежние мои наследники, увы, в борьбе за выживание проиграли.

Франческа не удержалась от потрясенного вздоха. Как он может так говорить о своих погибших детях?!

– Сегодня ночью, Франческа, вам предстоит принять решение. Либо вы сделаете первый шаг к восхождению на вершину мира. Либо… трагедия Мон-Клэр наконец завершится.

Вот так просто и прямо. «Прими мое предложение или умри».

Люди вроде графа называют такой выбор «свободой», и всегда находятся идиоты, которые на это ловятся.

– Что я должна делать? – спросила она.

– Просто посмотреть. А потом – решить.

На что посмотреть? Что решить?

Отвернувшись от нее, он сделал знак «оленям». Двое из них, отделившись от собратьев, поспешили к дальней стене и распахнули огромные двери, ведущие в темный коридор. Нетерпеливый шорох ожидания пронесся по толпе. Все затихло, и Франческе показалось, что весь зал должен слышать сейчас оглушительное биение ее сердца.

Она не знала, что – или кто – должен появиться из темноты; и уж точно не ожидала, что это будет лорд-канцлер!

Бежал от Секретной службы? Или тайные слуги Совета, окопавшиеся и там, передали его этому могущественному и опасному человеку?

Как ни презирала Франческа сэра Хьюберта, сейчас ее сердце сжалось от сострадания. Не потому, что простила его тяжкие грехи – просто сейчас он выглядел совсем жалким. Было невыносимо видеть человека, чья власть еще недавно не уступала могуществу премьер-министра, главу над всеми судами в Великобритании, обнаженного и под конвоем.

Тело у лорда-канцлера оказалось пухлое, словно у младенца, на удивление гладкое для его возраста, с выступающим круглым животиком, складками и ямочками в местах сочленения суставов. На нем не было ни веревок, ни наручников, ни кандалов. «Олени» к нему не прикасались; казалось даже, что лорд-канцлер возглавляет их процессию. Он шел по направлению к хорам; члены Кровавого Совета расступались перед ним и смыкали ряды у него за спиной, словно море, потревоженное кораблем.

Стыдясь своего любопытства, Франческа все же не могла оторвать глаз от этой фантасмагорической картины. Снова незаметно нащупала кинжал в рукаве – и ждала, что будет дальше.

Лорд-канцлер заговорил:

– Как член Триады, смиренно отдаю себя на волю прайда. Мы признаем слабых добычей сильных. Наш путь – изгонять из своих рядов каждого, кто нас подвел. Увы, я подверг Совет опасности, выдал непосвященным наши тайны и, согласно нашим законам и обычаям, должен заплатить за это жизнью.

– Каково твое желание? – вопросил Кенуэй, и его громовой голос эхом отдался от стен и высокого сводчатого потолка.

– Отдаю себя во власть священной семерки. Я готов стать сосудом служения. Тем, что укрепит связь между нами. Пусть мои действия обновят наши обеты, обращенные к Predonius Primus.

Predonius Primus? Франческа порылась в памяти, припоминая латынь. «Верховный хищник»!

Кенуэй повернулся к собранию.

– Действия этого… – он сделал паузу, окинув Хьюберта презрительным взглядом, – …человека лишили нас жертвоприношений. Ритуал Служения всегда включал в себя жертву невинности. И крови. К несчастью, сегодня осталась лишь одна: невинность нам более не доступна. Но… Хьюберт, предложи что-либо иное и искупи свое преступление.

Франческа следила за происходящим, до боли закусив губу.

Чем способен сэр Хьюберт искупить свои преступления? В этом человеке не осталось ничего достойного, ничего доброго. Он был винтиком в машине, погубившей обитателей Мон-Клэра. Он похищал девочек и держал их, как собак, на цепи в катакомбах под особняком Сесилии. Бесчисленное множество раз он извращал правосудие и выносил неправедные приговоры в своих интересах и, судя по всему, в интересах Кровавого Совета.

Если бы он повесился в тюрьме, она не перестала бы спать спокойно.

Почему же теперь у нее дрожат колени?

– Взамен невинности ты предлагаешь нам себя? Что ж, да будет твоя жертва сочтена достойной.

– Да будет так. – Хьюберт склонил голову, и Кенуэй опустил ладонь ему на макушку, словно папа римский на голову кающегося грешника.

Франческа приготовилась к худшему. Мысли пустились вскачь. Что произойдет? Он убьет себя? Совершит ритуальное самоубийство перед толпой зрителей?

Или Кенуэй заколет его у всех на глазах?

Что же ей делать?

Она должна просто наблюдать. Но сможет ли стать покорной свидетельницей убийства? Или самоубийства?

Она зашла слишком далеко! И одна здесь, совсем одна…

В этот миг Франческа остро ощутила, как ей не хватает Чандлера. Они расстались врагами, но здесь он сражался бы на ее стороне, в этом она не сомневалась ни на секунду.

Кенуэй извлек из складок мантии кинжал и протянул лорду-канцлеру. Тот принял его почти с благодарностью.

Франческа напряглась, готовая к худшему. Она знала, что сегодняшняя ночь будет странной, скорее всего, опасной. Вот и настал миг, на который она надеялась и которого страшилась: она станет свидетельницей того, что сможет использовать против них. Именно это требуется от тайного агента, проникшего в стан врага.

Значит, надо молчать.

Лорд-канцлер полоснул себя кинжалом по предплечью. Несколько человек в толпе ахнули; другие стояли молча и неподвижно. Хлынула кровь, но совсем не таким бурным потоком, как боялась Франческа.

Рана не смертельна!

Лорд-канцлер приставил окровавленное острие к бледной пухлой груди и вывел на ней кровью какую-то сложную закорючку – кажется, трехголового змея. Когда закончил с этим, пышногрудая служанка, подбежав, перевязала ему руку. Стражи с оленьими головами забрали кинжал и проводили лорда-канцлера до дверей.

Он скрылся в темном коридоре, а они закрыли за ним дверь и вернулись к толпе, и струнные на хорах вновь заиграли медленную чувственную мелодию.

«Ну и жертвоприношение!» Франческа закатила глаза и испустила громкий вздох, сама не понимая, чего в нем больше – облегчения или разочарования.

Что ж, если здесь вообще стоит расслабляться, сейчас, пожалуй, самое время. Слава богу, ей не придется смотреть, как кто-то умирает!

– Кажется, вы разочарованы, графиня? – раздался над ухом вкрадчивый голос Кенуэя. – Он ведь ваш враг, верно?

Франческа ощутила, что ступает на тонкий лед. На такие вопросы нужно отвечать очень осторожно, чтобы себя не выдать.

Но, не дав ей ответить, он продолжил:

– Любопытно, а что бы вы с ним сделали? Отправили обратно в клетку, из которой он теперь освобожден?

При мысли, что человек, державший ни в чем не повинных детей в подвале, теперь на свободе, Франческа ощутила, как поднимается в ней гнев.

– Хотели бы посмотреть, как его повесят? – со злой усмешкой в голосе продолжал Кенуэй. – Или расстреляют? Скажите, Франческа. Не стыдитесь и не бойтесь поделиться со мной самыми опасными своими желаниями. Они не запятнают вашу душу. Хотите, чтобы он умер так же, как ваша семья?

«Кенуэй знает!» – содрогнувшись от ужаса поняла она. Знает, что она проникла к лорду-канцлеру в тюрьму, что его допрашивала. Значит, знает и все, что лорд-канцлер ей рассказал.

Сейчас как никогда важно было сохранять внешнее спокойствие.

– Какая мне разница, что будет с сэром Хьюбертом? – ответила она самым безразличным и скучающим тоном. – Хоть псам его скормите, если пожелаете. Мне и без него есть о чем подумать.

– Например?

– Например, какую роль играют здесь эти мужчины и женщины? – Она указала на обнаженных слуг и служанок. – Вы унижаете и позорите их, а они, кажется, с благодарностью это принимают. Так у вас принято выражать преданность? Быть может, и со мной, если я приму ваше предложение, вы сделаете то же? Мне бы этого не хотелось.

Из-под маски льва раздался сухой смешок. На миг Франческе захотелось сорвать маску и взглянуть в глаза злу.

– Милая моя, есть люди, которым суждено оставаться добычей. Порой они стремятся примкнуть к сильным и покорно служить им, и мы им это дозволяем. Это наши добровольные рабы. Они молят о позволении ползать перед нами на коленях, чтобы, когда настанет наше время, стать нашими приспешниками, а не пищей. Так доказывают свою преданность они. – Он наклонился к ней. – А вы докажете свою преданность тем, что проведете сегодняшнюю ночь с нами и будете молчать обо всем, что увидите.

К горлу Франчески подступила желчь. Как же все это… тошнотворно. Мерзко. Во что она ввязалась?

Безликие люди в багровых одеяниях волновались, переходили туда-сюда, образовывали небольшие группы, о чем-то шептались, склоняя друг к другу звериные маски. В воздухе повисло напряженное ожидание, и не надо было быть гением, чтобы догадаться, что произойдет дальше.

Неужели в подобных сборищах участвовали и ее родители? Быть может, были такими же нагими слугами? От этой мысли ей едва не стало дурно.

– А теперь, дорогая моя, начнем готовиться к следующей ночи.

– Следующей?

– Каждые три года мы встречаемся в течение трех ночей и проводим ритуал из трех частей. Разумеется, все самое важное происходит за пределами этих стен. Однако тройка – счастливое число; и, осмелюсь сказать, любимая наша ночь – вторая.

Она боялась задать вопрос, но все же спросила:

– И что происходит на вторую ночь?

– Вторая, – Кенуэй положил руки ей на плечи и мягко развернул в сторону выстроившихся полукругом, терпеливо ждущих «оленей», – это ночь Желания.

Она не знала, что за жест сделал Кенуэй у нее за спиной, но «олени» повиновались неслышному приказу.

Все они разом сбросили свои белые мантии. Взорам открылись семь обнаженных тел, которые могли бы принадлежать богам.

Пораженная, Франческа не отводила глаз.

Все «олени» были прекрасны, каждый по-своему. Все сияли мужественностью и дикой, неукротимой красотой. Мускулистые тела блестели в тусклом свете, и каждое движение, каждый поворот по-новому освещал их совершенство. Каждый из «оленей», стоило бросить на него взгляд, казался и сильнее, и краше своих товарищей. Одни были темноволосы, другие белокуры, третьи – вовсе почти без волос на теле. Некоторые постарше, с сединой в волосах. Другие молоды и нетерпеливы.

И все хотели ее.

В этом сомнений не оставалось – достаточно было взглянуть им пониже пояса.

Все здесь, на этой черной мессе, отвратительно и постыдно; и все же в одном Кенуэй прав. Ничто не сравнится с головокружительным ощущением власти – своей власти над этими мощными самцами.

Кенуэй подтолкнул растерянную Франческу вперед.

– Все они здесь ради вас, графиня. Чтобы соблазнить вас. И ублажить. Они проявят свою преданность, отдавшись каждому вашему капризу. Выбирайте, что хотите – кого хотите, – и завтра ночью его или их получите. Не будет такого порока, который останется для вас недоступен, такого вашего желания, которое останется неисполненным. Если здесь вы не найдете того, что ищете, мы доставим сюда все, что пожелаете. И это лишь первая ночь из многих…

Не раздумывая, Франческа протянула руку, словно призывая его умолкнуть.

И он повиновался.

Глубокая тишина воцарилась в зале – тишина, в которой ясно различался каждый шорох шелковых одеяний.

Все здесь неправильно, все извращено. Эти люди не имеют ни малейшего представления о том, что значит быть человеком; их философия пуста и бессмысленна. Но все же она здесь, и пройдет этот путь до конца.

Едва взглянув на семерых, Франческа поняла, что делать. Кого выбрать.

Кого она хочет.

Вот он! Третий «олень» слева. Это его присутствие она ощутила в зале, полном людей. Его взгляд, как и при всех прошлых встречах, вызвал мурашки по спине и смутную тревогу.

Не в пример иным, он не отличался ни богатырским ростом, ни широкими плечами, ни вздутыми мышцами. Все в нем было гармонично и соразмерно. «Витрувианский человек»[2]2
  Рисунок Леонардо да Винчи, изображающий идеальные пропорции мужского тела.


[Закрыть] – совершенный образец своего вида. Но тело казалось изваянным из какой-то иной глины, чем у остальных – не из обычной почвы, попираемой ногами и копытами лошадей, а из земли, украденной с Олимпа. Быть может, в нем видели свою натуру древние скульпторы, лепившие богов и героев.

Франческа двинулась вперед. Желая проверить свою теорию, она прикасалась к мужчинам, мимо которых проходила, делала вид, что хочет убедиться в крепости их рук или плеч.

И каждый раз, стоило протянуть руку – тот «олень», с которого она не сводила взгляда, напрягался все сильнее. Сжимал кулаки до белизны в костяшках, и обнаженная шея и грудь его краснели: это было заметно даже в тусклом свете свечей.

Наконец она остановилась перед ним, уже почти убежденная, что ее подозрения верны.

Дыхание его заметно участилось. Да, это он!

Осталась последняя проверка. Франческа молча, неторопливо провела ладонью по его могучему плечу. Повела руку ниже.

Он застыл, как статуя, но всем своим существом она ощущала исходящее от него напряжение.

Франческа провела рукой по его руке, взяла его ладонь в свою. Молчаливо и нежно, словно к ним не были прикованы взгляды всего зала, разжала его пальцы.

Чандлер.

Обведя ногтем крохотный шрам, она подняла взгляд. Хорош! Настоящий шпион! Нашел способ сюда пробраться – как и она.

Она уже боролась с Чандлером и знала, что он силен и ловок; но не ожидала от него такой гармоничной, классической красоты.

Он смотрел на нее сквозь прорези в маске, затянутые тончайшей полупрозрачной тканью. Она не видела даже его глаз, но не боялась.

С тех пор, как снова встретились, они не появляются друг перед другом без масок.

Она не может прочесть его мысли; он не в силах догадаться о ее чувствах.

Ничего по-настоящему о нем не знает… только то, что хочет его. Страстно желает.

Его кожа откликалась на ее прикосновение; она ощущала его мурашки, чувствовала, как вздрагивают мышцы, как теплеет тело под ее пальцами.

А взглянув ниже, уже не могла отвести глаз от узких мускулистых бедер – и мощного, впечатляющего, гордо воздетого мужского орудия.

Она выбрала Чандлера… это значит, что завтра они…

– Отлично! – послышался сзади голос Кенуэя.

Невероятно, но Чандлер напрягся еще сильнее. Он не двигался, но теперь все тело излучало такую силу, такую угрозу, что Франческа не понимала, почему Кенуэя просто не отшвырнет этой незримой волной.

Она и сама едва удержалась, чтобы не отступить на шаг назад.

– Итак, выбор сделан! – громко объявил Кенуэй. – Завтра вы получите приглашение и карту с местом нашей следующей встречи.

– Завтра мы соберемся не здесь? – Франческа выпустила руку Чандлера – на миг ей показалось, что он не хочет ее отпускать – и повернулась к Кенуэю.

– Нет, моя лисичка, для каждого ритуала у нас отведено особое место.

Она просто кивнула, едва держась на ногах от облегчения при мысли, что на сегодня ее испытания закончены.

Она уйдет отсюда живой и невредимой.

– Если пожелаете, – немного помолчав, добавил Кенуэй, – можете взять кого-то из них с собой. Не этого, конечно, – кивнул он в сторону Чандлера. – Но, если верно все, что я о вас слышал, перед основным блюдом вам не помешает закуска. – Он наклонился к ней. – Или, может быть, останетесь здесь, со мной?

Неясный хриплый звук вырвался из груди Чандлера; он готов был шагнуть вперед. Франческу охватил ужас. Инстинктивно она вытянула руку, пробежала пальцами по его груди и по рифам ребер, изображая не вполне притворную похоть.

– Пожалуй, сегодня предпочту подготовиться к завтрашней ночи. – Сквозь прорези в маске она бросила на Чандлера умоляющий взгляд, хоть и понимала, что это бесполезно. – Думаю, всем нам стоит освежиться и отдохнуть перед завтрашним днем.

Если Кенуэй и счел такой ответ странным, то никак этого не показал.

– Разумеется. Что ж, тогда до следующей встречи, моя Кровавая Графиня.

Он повернулся и вышел через те же огромные двери, за которыми исчез лорд-канцлер. Следом начал расходиться и остальной Совет.

Чандлер, ни сказав ни слова, повернулся и двинулся вслед за прочими «оленями», и Франческа вмиг ощутила себя смертельно одинокой.

Глупо было ждать, что он вернется, и все же некоторое время она слонялась по залу, и лишь убедившись, что Чандлера сегодня больше не увидит, поддалась внутреннему голосу, вопившему, что отсюда надо бежать, пока цела.

Следом за одной парочкой – мужчиной в маске сокола и женщиной в маске барсука – Франческа нырнула в полутемный коридор. Стены здесь тонули во мраке, толстый плюшевый ковер заглушал звуки шагов и голоса.

– С тех пор, как нашли тех девчонок, – вполголоса говорила женщина своему спутнику, – Совет совершенно помешался на конспирации. По-моему, мы сделались слишком уж осторожными. Это против наших правил, тебе не кажется?

– Может, и так, – отвечал тот, – однако вспомни, сколько наших в последнее время так или иначе пострадали. Колфакс, Мерфи и еще десяток. Не говоря уж о лорде-канцлере! – Он заметно вздрогнул. – Хотя, буду откровенен, судьба сэра Хьюберта не лишит меня сна. Скорее уж, я дурно спал по ночам, думая об этих несчастных девочках. Смотреть, как приносят в жертву невинных, – серьезная проверка на преданность… на мой взгляд, слишком серьезная – и в ней не было необходимости. Я рад, что, по крайней мере, все происходило быстро и без боли.

Франческа знала, о каких девочках речь. Похищенные дети, которых неделями держали в подвалах под роскошной обителью порока по соседству с особняком Кенуэя. До сих пор Рыжие проказницы полагали, что эти девочки предназначались в рабыни богатым извращенцам, и Франческа не сомневалась, что Рамзи и Сесилия спасли их от растления.

Но, выходит, им было уготовано нечто еще худшее? Жертвенная смерть на алтаре?

Холод пробрал Франческу до костей; она не знала, сможет ли когда-нибудь снова согреться.

– Чепуха! – желчно ответила дама. – Никчемные дочери иммигрантов и нищих из Ист-Энда, с какой стати о них жалеть? А лорд-канцлер был одним из Триады. Если его так легко поймали, значит, всем нам стоит опасаться за собственные головы.

Франческа едва не фыркнула вслух. На ее взгляд, лорду-канцлеру очень повезло. Учитывая все его преступления, он на удивление легко отделался.

Но ненадолго. Рано или поздно она разделается со всеми этими негодяями, и лорд-канцлер будет первым в списке.

– Дорогая, мы здесь не защищаем свои головы, – успокаивающе ответил ее муж. – Мы охотимся за чужими.

– Тоже верно.

Вместе они завернули за угол, вышли через узкую дверь в сад и двинулись по тропинке вдоль ограды к распахнутым воротам.

То, что увидела Франческа сквозь прорези в кованой чугунной ограде, заставило ее позабыть о даме-барсучихе и ее отвратительных рассуждениях.

Из-за решетки доносилось громкое чавканье и хруст – звуки звериной трапезы; и все члены Кровавого Совета, идущие к выходу, замедляли шаг или останавливались у ограды, чтобы взглянуть на это мрачное зрелище.

Свора гончих рвала на части окровавленную тушу.

– Думаю, в будущем мы вернемся к практике жертвоприношений, – заметила «барсучиха», бросив быстрый взгляд на Франческу. – Любопытно, дорогая графиня, что нового принесет нам женщина в Триаде? Особенно учитывая, что сам Верховный Хищник выбрал вас и преподнес вам этот дар.

Франческа не смогла ответить: язык словно прилип к небу. Она шагнула ближе, вцепилась пальцами в ограду. Решетка была холодна, а ее пальцы – как лед.

«Преподнес дар»?

По мощеному двору текли ручейки крови; гончие вырывали друг у друга куски мяса и обгладывали длинные розоватые кости.

Человеческие кости.

К горлу подступила тошнота, и Франческа сглотнула несколько раз, чтобы ее не вырвало.

Когда Кенуэй спросил, что ей хотелось бы сделать с порочным лордом-канцлером – что она так легкомысленно ему ответила?

«Скормите его псам».