Текст книги "Дьявол в ее постели"

Глава 21

Сегодня ночью все закончится.

Так или иначе этой саге придет конец. Прольется кровь. Последняя кровь.

Чандлер держал свои чувства в узде, пока не ушел подальше от Франчески. И от этого чертова письма.

Теперь он быстрой рысью мчался через город, пытаясь найти пристанище для своего гнева.

Там, где прочие люди бегут от опасности, Чандлер обычно бросался ей навстречу. Так уж он устроен: предпочитает встречать врага с оружием в руках. Битва – его лучший стимул, хаос – дом родной. Никогда он не морщился, не отворачивался от боли, ужаса, крови или страданий. Ничто им не овладевало, не отвращало, не пугало и не тревожило, ни с чем он не боялся встретиться лицом к лицу.

Он мог бы побиться об заклад, что видел все. И в мысли о том, что родился под проклятой звездой, что судьба неизменно рушит все его надежды на счастье, что самое лучшее, о чем он может мечтать, – не получить пулю в спину, он находил какую-то темную свободу – свободу викинга, не знающего ничего, кроме войны.

Когда за ним являлись враги – а это было неизбежной частью жизни – они встречали Дорсетского Дьявола, готового утащить их за собой в ад.

Но теперь, в первый раз со времен Мон-Клэра, он отступил. Бросился прочь. Постыдно бежал.

Первый порыв его был: залечь на дно. Не потому, что хотел скрыться – чтобы найти себе уединенное тихое место и там крушить все вокруг. Излить ярость. Гнев, бушующий в крови, можно было усмирить лишь разрушениями библейского масштаба. Ему хотелось что-нибудь разбить. Кого-нибудь убить. Нет, снести город, спалить дотла всю империю!

От этого порыва он и бежал. От этого – и не только.

Но… куда бежать? Мест жительства у него больше, чем у большинства людей – по одному на каждую его «маску». В любом из них найдется молоток. Можно перебить посуду, переломать мебель, разнести весь дом; обратить свою силу против мира – и исчерпать жажду разрушения.

Начнет он, пожалуй, с зеркал.

Но, подумав, Чандлер решил этого не делать. Эпических масштабов гнев поможет ему почувствовать себя лучше – но еще он устанет и ослабеет. А этого сейчас никак нельзя. Утратив силу, он не сможет спасти Франческу. Пожертвовать собой ради нее.

Сделать то, чего они оба заслуживают.

Чандлер прикрыл глаза и вызвал перед собой мысленный образ Франчески. Если вспомнить все, через что она прошла, что пережила, с каким багажом пришла к тридцатилетнему рубежу… это очень немало. Многие люди позволяют трагедиям разрушать себя, а ее трагедия сделала только сильнее.

Во многих отношениях она сильнее его самого. Разумеется, он крепче ее физически; но это, кажется, совершенно ее не смущает. Ловкость и боевые навыки, ум и красоту она использует, чтобы постоянно одерживать над ним верх. Кроме того, ей удается то, что для него осталось недостижимым.

Не просто выживать – по-настоящему жить.

Потеряла семью, но окружила себя верными друзьями. Рядом с ней выдающиеся люди. У нее есть титул, состояние, образование, завидная репутация не жертвы, но героини.

Всего этого она добилась сама, одной лишь силой характера.

А каковы в сравнении с ней его достижения? У него нет даже собственного имени, не говоря уж о собственной жизни.

Да, формально недвижимости у него хватает, но ни одно из этих «убежищ» не заслуживает звания дома.

Впрочем, кое-что он может по праву назвать своим. Кровь бесчисленных жертв на руках. Проклятую душу. И еще…

Ответственность.

Он должен избавить мир от зла столь коварного, что люди, спешащие сейчас по лондонским улицам, даже не подозревают о его существовании – хоть оно и запустило свои щупальца и в правительство, и в экономику страны, и в жизнь каждого из них.

Что ж, сегодня ночью он с ним покончит.

Наконец у него развязаны руки. По крайней мере, можно быть уверенным, что сегодня Франческа на собрание Кровавого Совета не попадет. Если повезет, она останется дома, в ожидании приглашения, которого так и не получит.

Сунув руку в карман, он нащупал там карту, в сумеречный предрассветный час доставленную к ней домой. Перехватить ее оказалось просто – слишком просто! Пока Франческа одевалась и умывалась, он спустился в холл, надеясь, что на серебряном подносе, среди визиток и других приглашений, обнаружит то, что нужно.

В кои-то веки судьба оказалась на его стороне.

Теперь, благодаря ему, она так и не узнает, где состоится второй ритуал. А благодаря необычному выбору места не сможет найти его сама, даже если всю ночь проведет в поисках.

Он сделает то, что должен, и наконец покончит с этим.

Но для начала нужно избавиться от безрассудной ярости.

Вихрем промчавшись через западные пригороды, он обнаружил себя на Кроссхейвен-даунс – полях для выезда, куда богатые лондонские бездельники отправляются на верховые прогулки. Здесь, вдали от узких улиц и пешеходов, пустил Портоса в стремительный галоп.

Чандлер не привык бежать от опасности, но сейчас его уносил конь.

Прочь от призраков, населяющих пепелище Мон-Клэра.

Особенно от Харгрейвов.

Хетти – простая, неизменно спокойная, улыбчивая женщина, у которой всегда находилась для него лишняя тарелка супа.

Чарлз, всегда готовый потрепать по голове или похлопать по плечу. Он редко улыбался, но в морщинках вокруг глаз всегда играла добрая усмешка.

Чарлз, который готов был стать ему отцом…

Хрипло отдав команду, Чандлер пустил жеребца еще быстрее и пригнулся в седле. Ветер бил ему в лицо, под копытами мелькала земля и травяные кочки.

Он бежал прочь от мягких ласковых рук Пиппы Харгрейв. От ее доверчивого круглого личика, от щербатой улыбки. От мятных конфеток, и шутливых тумаков, и беззаветной детской любви. От дыры в сердце, которая принадлежала только ей.

Пиппа стала самым страшным его поражением. И самой горькой из потерь.

Но более всего бежал он от своей природы, своих решений, собственного имени.

Бежал, пока сквозь туман ярости, горя и утрат не прорвалось хриплое, затрудненное дыхание и фырканье коня.

Он натянул поводья и проехал несколько кругов шагом, чтобы дать остыть и коню, и себе.

Бешеная скачка не принесла желаемого; впрочем, успеха он и не ожидал. Если жизнь чему-то его научила – тому, что глупо бежать от прошлого.

А от правды убежать невозможно.

Резня в поместье Мон-Клэр – его вина.

* * *

Терпеть боль Франческа училась много лет, и главными тренировками стали для нее сеансы окраски волос.

С годами ее золотистые локоны потемнели, стали темно-русыми. Но этого цвета никто никогда не видел – даже у корней. Каждые две недели цыганка усаживала ее в кресло и принималась колдовать с отвратительной на вид вонючей пастой, превращавшей блондинку в огненно-рыжую.

Сегодняшняя ночь обещала быть важной и, поскольку Франческа была самой нетерпеливой женщиной на свете, в ожидании сообщения о следующем собрании Кровавого Совета, она решила подчиниться неизбежному злу парикмахерской процедуры.

Что ждет ее сегодня? «Преданность» совершенно ее не привлекла. Но нынешняя ночь будет посвящена Желанию…

Что ж, по крайней мере, не придется кривить душой.

Она вкусила запретный плод, и желание ее превратилось из жадного любопытства в ненасытный голод. Да, она выбрала правильного «оленя»… который все еще где-то пропадает, хоть время давно перевалило за полдень.

– Франческа, ты была осторожна?

Несмотря на много лет, проведенных в Англии, Сирейна сохранила восточноевропейский акцент. Сейчас она зачесывала намазанные пастой волосы Франчески наверх, безжалостно закручивала и закалывала булавками.

В зеркале взгляд Франчески встретился с ее золотисто-карими глазами.

– Не уверена, что ты имеешь в виду, но, скорее всего, ответ – нет.

Франческа тоже не теряла времени даром: сидя за туалетным столиком, она смешивала бальзам из содового висмута, ванили, кокосового масла и некоторых других экзотических веществ, который должен был отбить запах хны после того, как с волос смоют краску.

– Я спрашиваю, приняла ли ты меры для того, чтобы вы с тигром прошлой ночью не зачали ребенка?

Узнав, что Деклан Чандлер выжил, Сирейна начала именовать его «тигром», поскольку не хотела разбираться в его бесчисленных именах. Так или иначе, говорила она, ни одно из них не настоящее.

Впрочем, кажется, Сирейна непритворно радовалась, что Чандлер жив.

Франческа не поднимала глаз, пока Сирейна, закончив с окрашиванием, заматывала ей голову шарфом. Это покрывало не следовало снимать несколько часов, пока краска не высохнет.

– Нет, – признала она наконец, грустно скривив губы. – Осторожны мы не были.

– Угу. Понятно.

Сирейна редко озвучивала свои мысли, но обычно Франческе не составляло труда их прочесть. Сейчас тем более несложно было догадаться, о чем думает старая цыганка; шарф она затягивала и завязывала, сердито дергая голову Франчески то туда, то сюда.

– Я приготовлю тебе одно средство, – сухо сказала она. – Никакого ребенка не будет.

– Подожди! – Это слово слетело с уст Франчески прежде, чем она успела себя остановить.

Они с Сирейной уставились друг на друга в зеркале – молчаливый разговор взглядов.

«Ты же никогда не хотела детей, – без слов напоминала Сирейна. – При твоем образе жизни – какое уж там материнство! Каждый день жизни Франчески Кавендиш взят взаймы у мертвой; и если Кровавый Совет до тебя не доберется, рано или поздно доберется королевский суд».

– Знаю! – ответила Франческа вслух. – Но просто… просто подожди!

– Кстати, где он, твой тигр? – Старая цыганка нахмурилась, стали глубже морщины вокруг рта. – В любой момент может прийти послание от твоего врага, а он бросил тебя одну, узнав, что твой отец когда-то был к нему добр? Что хотел подарить ему крышу над головой?

Франческа почесала голову там, где краска начала щипать кожу, и устало вздохнула.

– Дело не только в этом…

Не нужно быть гением, чтобы догадаться, почему несколько часов назад он от нее сбежал. Чандлер не просто узнал, что вся его гипотеза о резне в поместье Мон-Клэр была неверна – за пять минут он успел найти и потерять отца.

Для человека, пережившего в одиночестве такую цепь трагедий… она не могла даже представить, что это для него значит. Разумеется, после всего, что он узнал, он хочет разобраться в мыслях и в сердце. Ему нужно со многим примириться.

– Все сложно, – не слишком убедительно закончила наконец Франческа.

Сирейна согласно хмыкнула и с силой затянула последний узел.

Франческа взглянула на свое отражение. В таком «тюрбане» она напоминала махараджу с той лишь разницей, что не была ни мужчиной, ни индийцем, ни царем.

– Чандлер будет здесь, как только мне понадобится, – заявила она с уверенностью, которой вовсе не ощущала.

Сирейна скользнула по ней взглядом искоса.

– Не думаю, что боги позволили бы твоему отцу его усыновить, – заметила она. – Он не мог стать тебе братом – он твоя судьба.

Франческа уже открыла рот, чтобы попросить ее прояснить свою мысль, но тут из спальни донесся пронзительный трезвон. Подняв палец, чтобы показать, что разговор еще не закончен, она подошла к металлической коробке телефона и сняла трубку.

– Леди Франческа? – даже километры проводов не мешали узнать мощный бас и шотландский акцент лорда Рамзи.

– Слушаю.

– Звоню по просьбе моей жены, чтобы сурово с вами поговорить, – сообщил он, правда, без особой суровости в голосе.

– Серьезно! – послышался где-то поблизости громкий шепот Сесилии. – Я сказала, не сурово, а серьезно!

Лорд Рамзи тяжело вздохнул в трубку, явно сожалея о том, что их с Франческой разделяет несколько миль.

– Вы солгали, – сообщил он многозначительным тоном.

– А можно поточнее? – попросила Франческа, борясь с дурацким желанием кричать. Не потому, что злилась, а потому что ее словам предстояло пройти долгий путь по проводам, и ей казалось, что их стоит подтолкнуть.

– Второй ритуал Кенуэя, – пояснил он. – Пройдет вовсе не у него в особняке, как вы нам сообщили.

«Черт, меня раскусили!»

– Правда? – невинно переспросила Франческа. – А что же, его перенесли? Дело в том, что я еще не получила приглашения. Жду с минуты на минуту.

– Это меня удивляет: ведь приглашения получили все остальные, включая и вашего любовника.

Франческа сжала телефонную трубку в похолодевшей и вспотевшей ладони.

– Что?! – С желанием кричать она больше не боролась. – Откуда вы знаете?

– О чем? Что он получил приглашение, или что он ваш любовник?

Франческа отодвинула трубку от уха и скорчила ей гримасу.

– О том и другом, – процедила она.

– А я его предупреждала, что нечего за вами следить! – донесся издалека голос Сесилии. – Но он, Фрэнк, ничем не лучше тебя – такой же упрямец! Его агенты видели, как Чандлер прошлой ночью вошел к тебе в дом… и обратно не выходил.

Франческа живо представила, как Рамзи и Сесилия меряют друг друга сердитыми взглядами.

– Следим мы за всеми, – без тени смущения сообщил Рамзи. – За Кенуэем, его слугами, за известными нам посетителями вчерашнего собрания, за теми членами Кровавого Совета, имена которых узнали из других источников. За всеми по пятам ходят мои люди. И вы еще благословите мое упрямство, когда услышите, что я хочу рассказать.

Рамзи глубоко вздохнул, словно собираясь с духом. Франческа оглянулась и села в кресло. По характеру они с Рамзи были очень похожи, и она понимала: если шотландцу так неприятно о чем-то говорить, вряд ли ей будет приятно слушать.

– Леди Франческа, – начал он с явной неохотой, – я интересовался данными на Чандлера Элквиста. Он не просто тайный агент; он призрак. Его существование не зафиксировано ни в каких документах, кроме ведомостей и отчетов Секретной службы. Там ему поручают самые опасные, порой самоубийственные миссии. Уже некоторое время он идет по следу Кровавого Совета. Франческа, Элквисту случается совершать… ужасные поступки. Делать то, что даже человека вроде меня заставило бы поколебаться.

Франческа – она сидела, вцепившись в сиденье своего кресла – выдохнула с облегчением.

– Знаю, – ответила она. – Это он мне рассказывал. Что ж, должно быть, не зря гласит пословица: святой грешника не выследит. – Она не станет верить ничему дурному о Чандлере! Не станет, и все! – Чандлер сам признает себя чудовищем. Но мне, Рамзи, он показал нечто иное. Он вершит справедливость – и так ли важно, что справедливость порой безжалостна?

– Не знаю, понимаете ли вы, о чем я говорю, – вставил Рамзи. – Чандлер не чудовище. Он тот, кого посылают убивать чудовищ. Он несет смерть от имени Короны, и его работа – укладывать людей в могилу.

– Хотите сказать, он профессиональный убийца?

– Хочу сказать, графиня, что он вам солгал. Вы получили приглашение на сегодняшний ритуал. Рано утром. Мой человек видел слугу, который его принес. Если к вам оно не попало, скорее всего, его перехватил Чандлер и скрыл от вас.

– Вот ублюдок! – Франческа схватила с ближайшего столика хрустальную вазу и грохнула об пол; пионы и другие изысканные цветы разлетелись по паркету вместе со сверкающими осколками. – Решил не пускать меня туда? Высокомерный кретин! Ну, я ему покажу… я ему объясню… он у меня узнает…

– Как обманывать близких, которых хочешь уберечь от опасности? – как бы невзначай вставил Рамзи.

Франческа виновато потупилась и начала водить пальцем по деревянным завитушкам на крышке стола.

– Это другое. Я просто не хотела впутывать в это Сесилию и Александру. Это моя игра. Моя война.

– Мы не хотим впутывать в это никого из Рыжих проказниц! – проворчал Рамзи.

– А что это за царственное «мы»?

– Мы с Редмейном, герцогиня и Сесилия. Право, лучше позволить Чандлеру… кто бы он ни был… самому с этим разобраться. Очевидно, он тоже хочет держать вас от этого подальше. Опыта у этого человека более чем достаточно. Отправить его в логово Кровавого Совета – все равно, что бросить взрывчатку в комнату и захлопнуть дверь.

– Если я не появлюсь сегодня, Кенуэй нас заподозрит. У него в городе не меньше шпионов, чем у вас, и наивно думать, что он за мной не следил. – Проезжая по городу сегодня утром, Франческа оглядывалась в поисках шпионов, но ни одного не заметила. – Думаю, если я не приду на собрание, Чандлер окажется в опасности. – Гнев и беспокойство боролись в ней и разрывали на части, рождая тошноту; Франческа была уже почти готова расстаться со своим обедом. – Вы знаете, где они проводят ритуал?

На другом конце провода наступило молчание и растянулось как-то очень надолго.

– Черт побери, Рамзи! Если что-то знаете – не молчите!

– Графиня, а вы ничего не хотите мне сказать?

Франческа заправила под шарф выбившуюся прядь.

– Быть может, Чандлер – самый опасный тайный агент в империи; но у Кенуэя армия преданных рабов, и каждый готов закрыть его от пули своим телом. А сам Кенуэй – опасный маньяк, Рамзи. Куда более безумный, чем вы даже могли подозревать.

Вслед за этим она выложила Рамзи все, что узнала за последние сутки. Про своего отца, и про Кавендишей, про лорда-канцлера, про ритуалы. Все, что узнала о символе веры Кровавого Совета, о его целях и дальнейших планах.

Когда Франческа закончила, он помолчал с минуту, а затем ответил:

– Хотел бы я иметь больше доказательств! Таких, чтобы покончить с этой преступной – да что там, мятежной организацией – раз и навсегда. Но пока все выглядит так: даже если мы застанем их, так сказать, на месте преступления, это приведет лишь к возбуждению нескольких десятков дел за непристойное поведение в публичном месте. И то для рядовых участников – не для организаторов. За оргии нынче в нашей стране уже не сажают.

– А если это оргия мятежников? – уточнила Франческа.

– Тогда нужны доказательства. Показания надежных людей. Боюсь, того, что мы уже знаем от вас и от Чандлера, недостаточно. Нам нужно связать Совет с резней в Мон-Клэре, с похищением девочек, с убийством лорда-канцлера. И – самое главное – с планами свержения монархии. Вы можете предоставить такие доказательства?

Она покачала головой, на миг забыв, что Рамзи ее не видит.

– Боюсь, от лорда-канцлера остались только обглоданные кости. И уличающие документы мы вряд ли найдем – Кенуэй слишком умен, чтобы хранить улики.

– И, очевидно, у него есть свои люди в правительстве… – Рамзи испустил долгий вздох; Франческа не видела, но ясно представила, как он задумчиво щиплет себя за переносицу. – М-да, дело оказалось даже масштабнее, чем мы думали!

Франческа прикусила губу.

– Знаю, – коротко ответила она. – Скажите, где Чандлер. И что вы знаете о сегодняшнем ритуале.

– Гмм… не думаю, что это имеет смысл. Я, видите ли, чувствую себя обязанным вас защищать.

Франческа вскочила на ноги.

– Рамзи, пусть то, что я женщина, вас не обманывает! Я, как и вы, не выпускаю из рук то, что мне принадлежит! А Чандлер – мой. Я люблю его уже двадцать лет, и моя любовь не слабее вашей. Хотите увидеть чудовище? Встретиться со смертью? Так не нужно далеко ходить – взгляните на меня! Когда в таком же положении была Сесилия, мне в голову не пришло защищать ее от вас. Так что помоги мне Бог, Рамзи: если вы из ложного убеждения, что я слабый пол и меня нужно оберегать от моих собственных решений, начнете защищать меня от Чандлера, следующей моей мишенью станете вы сами!

На сей раз молчание в трубке не было неуверенным, скорее, изумленным. На заднем плане снова послышался приглушенный голос Сесилии.

Наконец Рамзи со свистом втянул в себя воздух.

– От тех людей, имена которых нам уже известны, я получил кое-какую информацию. Стоило на них надавить – они раскололись. Так мы узнали, что сегодняшний ритуал будет проводиться в катакомбах близ Изембардского тоннеля Лондонской подземки.

Что-то сжало ей горло, и Франческа молча кивнула.

– Я… у вас в долгу, – пробормотала она, снова вспомнив, что Рамзи ее не видит.

– Да ладно вам! – неожиданно смущенно откликнулся он. – И позвольте сказать, леди Франческа, женщина или нет, но по храбрости и решительности вы сущий генерал! За вами я бы охотно пошел в атаку.

– Что ж… Спасибо! – На этот раз благодарность вышла более искренней. – Тогда, может быть, сходим в атаку сегодня?

– Поймали на слове!.. Франческа!

– Да, Рамзи?

– Я помогу вам забрать вашего мужчину и вместе оттуда выбраться.

– Но как?

Только тишина была ей ответом. Несколько мгновений Франческа удивленно смотрела на трубку, затем швырнула ее на рычаг.

И, присев, начала собирать с ковра осколки хрустальной вазы.

– Куда это ты собралась? – спросила Сирейна.

– Спасать Чандлера, – мрачно ответила Франческа. – Чтобы потом самой его убить!

Глава 22

«Объективно говоря, – рассуждал про себя Чандлер, – трудно найти для тайных темных ритуалов место удобнее, чем заброшенная подземная галерея с выходом на перекресток трех линий лондонской подземки».

Судя по документам и чертежам, эту рукотворную пещеру заложили еще в 1863 году, вместе с первой линией метрополитена. Здесь планировался пересадочный узел; однако пьяница-архитектор спроектировал галерею слишком близко к поверхности земли, и на месяц в году ее заливала по колено вода из потекающей в непосредственной близости Темзы.

Но летом, когда река мелела, здесь было сухо; подземные воды отступали, обнажая приподнятый настил, так и не ставший пассажирской платформой. Туннели для путей представляли собой отличные укрытия. В этих-то «траншеях» и укрылись Чандлер и два его товарища-оперативника, Бенджамин Дэшиел и Тео Ховард.

Расположение этого места для полицейской облавы было крайне неудобно. С разных сторон к нему подходили три тоннеля, уходящие во тьму. Силам правопорядка негде было спрятаться, а вот преступникам есть где укрыться: в каждом тоннеле имелись десятки ответвлений и подземных ходов, некоторые из которых восходили ко временам якобитов.

С помощью лорда Рамзи (которой он, кстати, вовсе не просил) Чандлер и Секретная служба разработали план. Трое оперативников спустятся вниз и разместят в тоннелях взрывные устройства малой мощности, призванные напугать, а не причинить вред. Когда начнется облава, эти устройства сдетонируют, и грохот и клубы дыма не дадут сектантам сбежать в тоннели. А для полиции это станет сигналом ворваться внутрь, оцепить галерею и произвести самое массовое задержание со времен Инквизиции.

Днем своды пещеры сотрясались от проносящихся рядом поездов; но теперь, в половине двенадцатого ночи, здесь было тихо и пустынно. Ночами в лондонской подземке безраздельно властвовали паразиты.

И речь не только о крысах и тараканах.

На входе под землю висят предостерегающие знаки: «Опасно! Не входить!» – размещенные отнюдь не официальными инстанциями. Их задача – отпугнуть от тоннелей случайных любопытствующих прохожих.

А сектантам указать, куда идти.

Ворота закрыты на засов, но замка нет. Разумеется, Кенуэй слишком умен, чтобы отрезать себе путь к отступлению.

Чандлер и двое его подчиненных крались по северному тоннелю на звук – ритмичные удары одинокого барабана и какое-то низкое гудение. Скрипок и виолончелей сегодня не было. Ничего такого, что может привлечь внимание прохожих наверху или запоздалых пассажиров.

Ночь только началась.

И прежде, чем займется рассвет, с Кровавым Советом будет покончено.

На сей раз здесь не было лакеев, хотя у дальней южной стены, там, где галерея просто внезапно обрывалась, стоял длинный стол с напитками и холодными закусками. Порочные забавы разжигают аппетит, а люди, собравшиеся здесь, предпочитали все свои желания удовлетворять немедленно.

Чандлер, Дэшиел и Ховард – три едва различимые тени во мраке – бесшумно скользили мимо входов в тоннели и закладывали взрывные устройства. Покончив с этим, под прикрытием невысокой кирпичной стены, должно быть, заложенной в надежде поставить здесь торговый прилавок и продавать газеты или леденцы, подобрались ближе к источнику шума.

Странное мычание без слов становилось все громче; в нем ощущалось нечто экзотическое – быть может, отголоски индийских напевов.

Дэшиел, суровый и неустрашимый ветеран лет под пятьдесят с впечатляющими усами, извлек из кармана куртки часы – осторожно, стараясь, чтобы от циферблата не отразился свет множества свечей, зажженных на платформе, где около сорока человек со все возрастающим усердием постанывали и щупали друг друга.

– Рамзи и главный инспектор будут на месте через четверть часа, – прошептал он, уверенный, что сквозь рокот барабана и гудение бессловесного хора никто его не расслышит. – Думаю, эти ребята успеют повеселиться! – Сощурившись, он с немалым интересом взглянул в сторону сектантов. – Давненько я на службе, – выдохнул он, – а такого еще не видывал!

Говард, светловолосый парень, едва начавший брить бороду, смотрел на происходящее с открытым ртом.

Чандлер предлагал послать кого-нибудь другого, постарше, но начальство ответило, что этот тайный агент лучше других умеет обращаться со взрывчаткой.

– Ты смотри, что творят! – прошептал он, толкнув Чандлера локтем в бок. – Я, может, и сам не отказался бы побывать на оргии, но тут… и правда, что-то сатанинское!

Чандлер проворчал в ответ что-то невнятное и продолжал наблюдать. Сектанты почему-то не спешили переходить к главному номеру программы. Обнимались, целовались, тискались, при этом ни на секунду не прерывали своих странных песнопений без слов. Но дальше не шли – словно кто-то держал их похоть на поводке, готовую сорваться с места лишь по приказу хозяина.

Он презрительно скривил губы.

«Стоит разрешить слабовольным и неглубоким людям какой-нибудь соблазнительный пустячок, в котором им прежде было отказано, и они сами наденут на себя цепи и назовут это свободой!»

Так сказал ему однажды отец. Целую жизнь назад.

Дэшиел покачал головой.

– Вот ведь дегенераты! Столетиями женились на родственницах – чего еще от них ждать?

Ховард кивнул с видом знатока.

– Представляю, сколько ублюдков рождается после таких веселых ночек! И все сходят за аристократов!

Не в силах больше ждать, Чандлер потер ноющий загривок.

– Что-то не так, – пробормотал он.

Ховард взглянул на него с удивлением.

– Да все здесь не так!

– Кенуэя нет. Неужели кто-то его предупредил?

Дэшиел покачал головой. Прополз по траншее немного назад, воззрился во тьму тоннеля, словно надеялся что-то там разглядеть.

– Никто не знает, что здесь творится. Даже полицейские не в курсе, что у нас за операция.

И все же Чандлер чувствовал: что-то идет не по плану.

– Разделимся и займем позиции у входов в тоннели, на всякий случай. Чтобы никто не вошел и не вышел.

– А как же Кенуэй? Может, он просто запаздывает? – предположил Дэшиел. – А если заметит нас на входе в тоннель, мы его спугнем.

– Нет, это вряд ли. – Кенуэй не опаздывал никогда – разве только намеренно.

Тревожная мысль вдруг обратила его кровь в лед. Что, если, каким-то непостижимым образом, Кенуэй его опередил? Если все понял – и теперь, когда Чандлер сторожит его здесь, это ублюдок отправился к Франческе?

Чандлер не оставил ее без защиты. Да и сама она далеко не беспомощна.

И все же…

– Слушаюсь, шеф! – Ховард отдал честь, приложив два пальца ко лбу. – Тогда я остаюсь у входа в этот тоннель и продолжаю… э-э… наблюдать за подозреваемыми.

Чандлер переглянулся с Дэшиелом, а затем нырнул в траншею и повернул на север. Приходилось ползти по-пластунски, чтобы не привлечь внимания людей на платформе. Любой с острым зрением мог заметить скользящую тень – и поднять тревогу.

Уже готовясь повернуть за угол, Чандлер вдруг заметил в каменной стене щель, достаточно широкую, чтобы в нее боком пролез человек. Нахмурившись, двинулся дальше.

Еще три ярда вверх по траншее – и увидел вторую щель. А за ней еще, и еще.

Это еще что такое, черт побери? На чертежах такого не было! Сколько здесь этих проходов в стенах? Куда они ведут?

Кто в них может скрываться?

Он не успел ответить себе на этот вопрос – ответ явился сам.

Собственной, так сказать, персоной.

Посреди тоннеля – словно вышел прямо из камня – возник Кенуэй в маске льва. Следом появились семеро в масках оленей.

Почему снова семеро? Одного из них, Маркуса Феттлшема, Чандлер арестовал и занял его место на вчерашнем ночном спектакле. Но кто сейчас заменил его самого?

Чандлер знал то, что было известно немногим: Лютер Кенуэй, Верховный Хищник, самкам всегда предпочитал самцов. Тем более загадочен его интерес к Франческе. Верно, у нее нет соблазнительных округлостей, стройное тело ее поражает силой и симметричностью – однако и ничего мужеподобного в нем не найти.

Она – женщина с головы до пят.

Ничего не понятно.

Уголок его рта приподнялся в улыбке. Ни его самого, ни Франчески здесь нет – так что сценарий вечера неизбежно окажется нарушен. Он представил себе, как Кенуэю придется поспешно изобретать объяснения для отсутствия главного аттракциона. Пусть потеряет лицо перед своими последователями, прежде чем потерять все остальное!

Поскорее бы этот мерзавец попался в собственные сети!

Кенуэй в львиной маске поднялся на платформу. Люди расступались перед ним. От толпы отделились несколько женщин, извлекли из-под стола с закусками свернутые матрасы, подушки и одеяла, принялись раскладывать их на полу.

Чандлер взглянул на часы. До появления полиции – десять минут. Времени, чтобы Кенуэй сказал во всеуслышание что-нибудь саморазоблачительное, еще полно.

Граф воздел обе руки, словно Моисей, осушающий море, и гул затих.

– Сегодня мы платим дань Желанию, – объявил он. – Второму столпу свободы. Сегодня нет ничего запретного; и так будет всегда, когда мы сокрушим угнетателей и начнем править империей по праву силы. Власть не должна передаваться по наследству – ее место в руках тех, кто не боится брать. И для сильных не может быть запретов.

Чандлер победно сжал кулак. Есть! Чтобы обвинить его в глазах закона, этого достаточно.

Кенуэй простер руку к еще одному проходу в стене.

– Иди к нам, лисичка! И сам я, и любой из этих мощных самцов будет счастлив послужить тебе сегодня!

Но из тьмы не вынырнула лисья маска.

Оттуда показался дракон.

Сердце у Чандлера упало; чувство победы мгновенно испарилось.

Женщина в полупрозрачной алой мантии неторопливо и плавно шла тем же путем, что и Кенуэй чуть раньше. Драконья маска, изготовленная в том же стиле, что и остальные, казалась здесь чужеродной – слишком отличалось от прочих ее выражение. Яростные глаза и оскаленные клыки словно бросали вызов беззаботным искателям наслаждений.

Однако члены Кровавого Совета почтительно расступались перед ней.

Женщина прошла мимо Чандлера, и он пригнулся еще ниже, вжался в дно траншеи, куда не добирался свет от свечей.

Его растущая ярость не требовала визуальных подтверждений. Не нужно было вглядываться в ее спину, чтобы увидеть татуировку, или различать сквозь полупрозрачную ткань нагое тело, столь интимно знакомое ему по прошлой ночи.

Он сразу узнал и изящество ее походки, и гордый разворот плеч, и силу и целеустремленность в каждом движении.

Франческа.