Текст книги "Дьявол в ее постели"

Глава 14

Стрела Александры угодила почти в «яблочко», и Франческа очень постаралась не хмуриться. То ли герцогиня Редмейн тренируется почти все свободное время, то ли сама Франческа теряет хватку.

А возможно, и то, и другое.

На выходные Рыжие проказницы выбрались из Лондона в Дорсет, в замок Редмейн – древнюю крепость, которая гордо возвышалась на утесе над симпатичной рыбацкой деревушкой Мейнмаут, излюбленным местом отдыха туристов на девонширских берегах. Сейчас женщины грелись на южном солнышке среди руин старого форта, выстроенного предками герцога Редмейна после победы Вильгельма Завоевателя.

Здесь, на пустынном дворе, не желая упускать последние солнечные деньки перед наступлением осени, они устроили состязание в стрельбе из лука.

Каменные стены форта защищали лучниц от океанского бриза. Проскакав от самого замка галопом по роскошной изумрудной траве Мейнмаутских лугов, Франческа немного приободрилась, но уныние так и не ушло.

Уже много дней она не видела Деклана Чандлера – и это становилось невыносимым.

Франческа опустила вуаль, спасаясь от палящего солнца, в глубине души надеясь, что далекие облака над морем поплывут в их сторону. Резкие крики чаек не радовали, а действовали на нервы. Свежие запахи – моря, травы, лошадей – нагоняли тошноту.

А ведь раньше она все это любила.

Конечно, Франческа не ожидала, что в унисон ее унынию и мир затянется серой пеленой. Но, честно говоря, это было бы неплохо. Необычайно хорошая погода, безмятежное счастье любимых подруг – ничего иного она и желать не могла… но была не в силах даже притворяться довольной.

Внезапно она попала в мир, в котором Деклан Чандлер остался жив. Но вместо рая оказалась в непроходимом лабиринте. Перед ней стена препятствий, возведенных врагами, силами, неподвластными ее воле…

И ее собственным обманом.

– Фрэнк, меня беспокоит твоя идея отправиться на это мероприятие к лорду Кенуэю, – заговорила Сесилия, достав из колчана стрелу и неуклюже прилаживая ее к тетиве.

Сесилия, талантливая и удачливая почти во всем, мигом теряла все свои способности, едва заходила речь о состязании. Тут ее ловкости не позавидовал бы и комок глины. Оставив непокорную стрелу, она подняла на Франческу сапфировые глаза. На нежной белой коже Сесилии выступил румянец: трудно сказать, от физических усилий под жарким солнцем или от чего-нибудь иного.

Франческа уже рассказала подругам, что лорд Кенуэй пригласил ее в будущую субботу на некое «весьма эксклюзивное мероприятие», которое состоится у него в особняке.

– Не удивляюсь, – откликнулась Франческа, потянувшись за своим колчаном. – Беспокоиться – твоя вторая профессия!

– А была первой, пока я не занялась карточным шулерством! – Сесилия улыбнулась своей доброй, обезоруживающей улыбкой и весело рассмеялась, но тут же стала серьезной. – Но разве твой Чандлер не говорил, что Кенуэй куда опаснее обычных негодяев, с которыми ты имела дело до сих пор?

– Он не «мой Чандлер»!

Александра, подошедшая помочь Сесилии, значительно взглянула на нее из-под полей голубой шляпы для верховой езды, но предпочла оставить свои мысли при себе.

– Хорошо, неважно чей Чандлер, неважно даже имя это или фамилия; но, по-моему, на этот раз тебе стоит последовать его совету.

Франческа сжала губы.

– Если бы ты только знала, как мне претит следовать хоть одному совету из уст этого человека!

На этот раз Александра и Сесилия переглянулись.

Франческа проверяла натяжение тетивы, притворяясь, что не замечает этого обмена взглядами.

– Когда-то он был для тебя важнее всех на свете, – настаивала Сесилия. – Неужели из-за одного разговора все переменилось?

– Не из-за разговора. Прошло двадцать лет, и изменилось все. Изменились мы оба. – Франческа прислонила лук к стене и скинула жакет для верховой езды: еще немного, и она испечется на этом проклятом солнце! – Он уже не тот мальчик, которого я знала. И совсем не тот мужчина, какого могла ожидать. – Жара становилась невыносимой; она развязала шейный платок и расстегнула верхние пуговицы блузки с воротником-стойкой.

Впрочем, мысленно добавила Франческа, о ней самой можно сказать то же самое. Так что, может, это и к лучшему. Правильно он сделал, что исчез. В конце концов, он не ошибся: она действительно не та, за кого себя выдает.

И, если признаться, это погубит их обоих.

– Я выбрала Кенуэя своей целью до того, как узнала, что Чандлер выжил. И не вижу причин менять свои планы, – ответила она и, натянув тетиву, выпустила стрелу. Острие вонзилось в третий круг от края мишени. Плохо, очень плохо. Давненько она так не «мазала». – Моя задача осталась прежней. Ничего не изменилось.

– Нет, конечно, нет! – успокаивающе откликнулась Сесилия. – Но отправиться на это мероприятие – судя по всему, организованное Кровавым Советом – в одиночку! Выглядит уж очень… прости, безрассудно. Может, хотя бы предупредишь Чандлера, куда идешь? Просто на всякий случай?

– Да я скорее разденусь и спляшу джигу на могиле принца Альберта, чем пойду за помощью к этому человеку!

Франческа понимала, что над осторожным предложением Сесилии стоит подумать – оно вполне практично; но для ее гордости это было хуже протухших устриц.

В ту ночь она разрядила над ухом у Чандлера пистолет, но никакого вреда ему не причинила. Он запросто мог бы ее догнать. Или разыскать на следующий день.

Извиниться за то, что повел себя как скотина.

Возможно, она даже извинилась бы в ответ.

Ключевое слово «возможно».

Александра протянула Сесилии лук с закрепленной стрелой и терпеливо придерживала, помогая подруге натянуть тетиву. Стрела взвилась в воздух, но попала не в серую стену, как раньше, а в краешек мишени. Сесилия, обычно благовоспитанная и сдержанная, взвизгнула и запрыгала от радости. Стреляла она по-прежнему хуже всех в компании; но Сесилия относилась к людям, для которых важнее победить себя, чем других. Выигрывая соревнования, она всегда чувствовала себя виноватой и потому предпочитала проигрывать.

– Похоже, ваши с Чандлером пути пересеклись прочно и надолго, – поправляя перчатку, задумчиво проговорила герцогиня. – Может быть, теперь, когда вы оба остыли, стоит хотя бы поговорить с ним? Обсудить ваши планы и перспективы, чтобы не мешать друг другу.

– Ты забыла, что он мне сказал? – Франческа снова вскинула лук. – Не собираюсь ничего обсуждать с человеком, который чернил моих родителей, со мной говорил свысока, а потом принялся оскорблять, даже не поинтересовавшись, имеет ли моя «дурная репутация» реальные основания! – И она выдернула из колчана стрелу с таким ожесточением, что та треснула.

Александра усмехнулась, забавно сморщив веснушчатый нос, и сразу стала выглядеть лет на десять моложе.

– Да уж, тут он промахнулся!

– Честно говоря, на его месте трудно подумать что-то иное, – прозвенел колокольчиком голос Сесилии.

– Сесил, только не говори, что защищаешь его! – рявкнула Франческа. – Ты от Рамзи такого бы не потерпела, а Редмейн никогда бы на такое не осмелился!

– Туше! – признала Александра.

– Даже не думала его защищать, – вздохнула Сесилия. – Просто… знаешь, когда люди ревнуют, иногда говорят ужасные вещи. То, чего совсем не думают.

– Не в этом случае, – угрюмо пробормотала Франческа.

– Просто, мне кажется, то, что вы нашли друг друга после всех этих лет… ну… это так романтично! Как будто вас свела судьба! – И Сесилия испустила томный вздох.

– Мы не верим в судьбу, – отрезала Франческа.

– Но верим во второй шанс. – Сесилия потянулась за флягой, отпила несколько глотков прекрасного «вионье» и протянула флягу Франческе. – А у вас двоих такая история!

– Всегда терпеть не могла историю. – Франческа с наслаждением отхлебнула вино, напоминающее о лете на юге Франции, и передала флягу Александре.

– Те, кто так говорит, – заметила Александра, принимая флягу, – обычно ненавидят собственное прошлое.

Франческа снова промахнулась. А вот слова Александры попали прямо в цель.

– Мы с Чандлером… все наше прошлое построено на лжи. Он считает, что в нашей трагедии виновны мои родные отец и мать. И еще считает меня Франческой.

Александра мгновенно оказалась справа от нее, Сесилия слева. Подруги часто так делали: окружали ту, кому сейчас требовалась поддержка, заключали ее в кольцо защиты, заботы и безусловной любви.

– Все мы знаем, каково это – хранить тайны и грехи… – задумчиво заговорила Александра и умолкла на полуслове. Без сомнения, она вспоминала мужчину, давным-давно уже мертвого. Того, кто изнасиловал ее в семнадцать лет. Которого убила той же ночью, а Франческа и Сесилия помогли ей спрятать труп. – Но это не делает нас злодейками.

– Он думает, что я шлюха!

К ее изумлению, Сесилия пожала плечами.

– Рамзи считал меня блудницей Вавилонской. А теперь уважает женщин, которые у меня работают. Так что я убеждена: и умы, и сердца могут меняться. Это не непреодолимое препятствие. Тебе просто потребуется… гмм… немного творческого мышления.

Франческа решительно замотала головой.

– Я не намерена доказывать ему свою девственность!

К еще большему ее удивлению, Сесилия рассмеялась в ответ.

– Дело не в девственности, дорогая, а в том, как он это воспринимает. Его вообще не должно волновать, были ли у тебя любовники. Сам-то он все эти годы не жил монахом!

– Откуда ты знаешь?

Франческа быстро повернулась к ней, готовая наброситься на подругу с вопросами, пожалуй, даже начать трясти. Она что-то слышала? Быть может, видела? Знает женщину, делившую с ним постель?

От этой мысли к горлу подступила тошнота; но в следующий миг, опомнившись, Франческа разозлилась на себя.

– Он очень самоуверенно держится, ты заметила? – Сесилия прищурилась, вглядываясь куда-то вдаль, словно видела перед собой Чандлера собственной персоной. – Развернутые плечи, пружинистая энергичная походка. Так ходит человек, ублаживший множество женщин. Человек, который этим наслаждается. И гордится.

Франческа наморщила нос.

– Ты все это поняла по походке?

– Не только, разумеется. Есть такая вещь, как язык тела. – Сесилия сделала неопределенный жест. – На своей нынешней работе я собрала немало информации, систематизировала ее, проанализировала и научилась читать язык тела мужчин. Их вкусы, наклонности. Научилась угадывать, кого лучше не впускать в наше заведение. Что – и кого – кому стоит предложить. – Рассказывая это, она загибала пальцы.

– Тогда почему, черт возьми, он ходит как самодовольный петух, а я должна прятаться по углам, сгорая от стыда?

– Очевидно, потому что ты женщина.

Франческа сорвала перчатки. Хватит с нее на сегодня стрельбы!

– Такой ответ меня не устраивает!

– Фрэнк, мы отклонились от темы, – напомнила Александра. – Ты собираешься проникнуть в тайное общество, которое не видит ничего дурного в торговле детьми. Или в том, чтобы ради своих интересов сжечь дом вместе со всеми его обитателями. Мы сейчас заботимся о том, чтобы ты выжила.

– Вы заботитесь – не я! – отрезала Франческа. – Для меня все решено. Победа или смерть. Или вы со мной, или убирайтесь с дороги!

Сесилия отшатнулась, словно ее ударили; то же сделала и Александра.

Франческа ощутила мгновенный укол совести, но просить прощения не стала. Просто не могла разлепить губы. Злые слезы обожгли ей глаза, пришлось отвернуться.

На плечо мягко, не угрожающе легла рука Александры.

– Ты пережила немыслимое, – начала герцогиня. – Пройдя через такое, нельзя остаться прежней. Такое испытание может сломать тебя, разрушить навеки; но если ты выдержишь – станешь закаленной и твердой как сталь. Быть может, живым оружием. Это важно, Фрэнк, но…

– Я решилась, – оборвала ее Франческа. – И поделилась с вами своим планом не для того, чтобы вы меня отговаривали. Я рассказала вам об этом по тем же причинам, почему вы просите рассказать ему. На случай…

– Если тебя убьют? – всплеснула руками Сесилия.

– Я не дам себя убить.

– Этого ты не знаешь. Что, если они узнают правду? Что, если уже знают? Может быть, ты идешь прямиком в капкан!

– А может быть, они готовы впустить к себе в логово собственную смерть. Впрочем, приятно слышать, что вы обе в меня верите.

Александра успокаивающе подняла руку.

– Мы не говорим, что не доверяем твоим навыкам!

– Но ты не должна идти одна! – подхватила Сесилия.

– Что, если с тобой поедем мы? – предложила герцогиня. – Кровавый Совет уже обхаживал и Редмейна, и Рамзи…

– Но вас не приглашали, – ответила Франческа. – Это будет подозрительно.

– А если послать с тобой охрану? – предложила Сесилия.

– Не нужно.

– Но ведь ты нас охраняла!

– Это другое.

– И в чем разница, интересно? – фыркнула Александра.

– Вы не знали, откуда ждать удара. А я знаю, чего опасаться. У моего врага есть лицо. Имя. Понятный мотив.

Это неправда, но… ложью больше, ложью меньше.

– Ты понятия не имеешь об их мотивах! О том, чего они от тебя хотят. Что знают о тебе.

– Вот это я и намерена выяснить, и, если вы меня любите, не пытайтесь остановить! – Развернувшись на каблуках, Франческа помчалась прочь со двора, к высокой арке с давно раскрошившимся сводом.

Две женщины, обожающие свою упрямую подругу, молча следили, как она вскакивает в седло, пришпоривает лошадь и мчится в сторону холмов.

Александра глубоко вздохнула, успокаиваясь.

– Господи, она и в пустой комнате способна затеять спор!

Сесилия с озабоченным лицом повернулась к ней.

– Может быть, мы должны… что-то сделать? Кому-нибудь рассказать?

– Она нас проклянет, – мрачно заметила Александра.

– Пусть сердится, лишь бы осталась жива!

Александра подумала с минуту и вдруг сказала.

– А ведь особняк лорда Кенуэя граничит с территорией Школы для юных леди, принадлежавшей мисс Генриетте, да?

Мгновенно догадавшись, о чем речь, Сесилия подхватила ее заразительную улыбку.

– Так и есть!

– Что ж, пусть Франческа думает, что отправляется в берлогу льва в одиночку. Мы за ней не пойдем, но будем рядом. Обеспечим прочный тыл.

Приняв такое решение, оставшиеся Рыжие проказницы направились к замку.

Им предстояли кое-какие секретные приготовления.

Глава 15

Сперва Франческа заметила повязку на глазах у дворецкого, и лишь затем его полную наготу.

Она застыла на пороге, охваченная изумлением.

– Я…

В этот миг она совершенно забыла, зачем пришла. Да что там – собственное имя позабыла!

– Добро пожаловать, графиня. Прошу вас.

Величественно, как типичный дворецкий из хорошего дома, он распахнул перед Франческой дверь и широким жестом пригласил ее внутрь, в особняк Кенуэя.

Франческа судорожно сглотнула и, подобрав край длинной алой мантии, переступила порог.

Трудно сказать, что смущало ее сильнее: повязка на глазах у дворецкого, то, что этот полноватый, хоть и атлетически сложенный мужчина не первой молодости встретил ее совершенно голым, собственный наряд цвета крови дьявола или изящная, расписанная вручную фарфоровая маска в виде лисьей морды.

Франческа переступила порог и замерла, впитывая изобилие диковинок вокруг себя. Путешествуя по ночному Лондону согласно указаниям в приглашении, она не представляла, чего ожидать. Другие гости, направлявшиеся туда же, по дороге ей не встретились. Ясно было только одно – впереди ее ждет далеко не обычный вечерний прием: для такого уже поздновато.

Быть может, ночной маскарад?

На пригласительной открытке над картой с изображением маршрута стояло лишь одно слово, выведенное изящным каллиграфическим почерком: «СЛУЖЕНИЕ».

По прибытии мужчина в черном плаще впустил ее в ворота и провел в шатер, затянутый темной материей. Здесь, на жутковатого вида манекене, Франческа нашла приготовленный для нее костюм. Переоделась в импровизированной гардеробной, оставила здесь собственную одежду и вышла в сияющей багрово-алой мантии с длинным шлейфом. Голову покрывал алый капюшон, под ним сверкал венец с драгоценными камнями, которым гордилась бы и королева Елизавета; все вместе создавало идеальное обрамление для лисьей маски.

Идя к особняку по широкой пустой аллее, в шелковой мантии на голое тело и в маске, Франческа чувствовала себя на редкость глупо. Девчонкой она, наверное, пришла бы в восторг; но женщина почти тридцати лет от роду не могла и вообразить, что последует за предложением надеть маску лисы. Не могла или, скорее, не хотела. Но полоска света, падающая из приоткрытых дверей особняка, звала ее вперед, словно пресловутый свет в конце тоннеля.

Что ждет впереди? Чего страшиться? На что надеяться?

– Миледи, – раздался у плеча вежливый голос дворецкого, – добро пожаловать! Баркли и Смит подадут вам аперитив и все, что пожелаете.

У Франчески пересохло в горле. Баркли и Смит были, как видно, двое стражей, охранявшие вход в бальный зал. И на них не было ничего, кроме повязок на глазах; однако они были явно моложе дворецкого и в куда лучшей физической форме.

Пожалуй, к утру у нее шея заболит от усилий не смотреть вниз.

Подальше от Баркли и Смита, в зале, виднелись еще несколько фигур в таких же багровых мантиях, как у нее. Газовые лампы не горели, и гостей освещал лишь тусклый свет свечей.

Гости казались привидениями. Призраками в багровых тонах, что бесшумно скользили по темному паркету в развевающихся алых одеяниях, словно сгустки крови, озаренные луной.

Живописная картина… только уж очень пугающая.

– Вы не объявите о моем приходе? – повернулась она к дворецкому.

Тот покачал головой.

– Женщина вашего положения в представлениях не нуждается. – Дворецкий склонился в глубоком поклоне, а затем снова сделал пригласительный жест. – Наслаждайтесь, миледи, и позвольте мне первому сказать, что мы счастливы вновь видеть в Совете отпрыска рода Кавендиш.

Кровь в жилах Франчески похолодела, словно обратилась в лед, все тело покрылось гусиной кожей.

Не в силах ответить благодарностью, она лишь наклонила голову и поспешно отвела глаза, когда дворецкий поспешил прочь, открыв ее взору такой волосатый зад, к какому она определенно не была готова.

Приблизившись к сводчатым дверям, Франческа обнаружила, что Баркли и Смит здесь не единственные… лакеи?.. – выполняющие свои обязанности в таком наряде. Точнее, без наряда вовсе.

Остальные стояли у стен, через равные промежутки. Неподвижные, как статуи, они держали в руках подносы: одни с напитками в бокалах, другие с закусками.

Вокруг сновали несколько женщин: подносили и расставляли на подносах новую еду и напитки, следили за тем, чтобы с мужчин не сползали повязки. Молча принимали у гостей пустые тарелки и бокалы, жестами и ласково-вопросительными взглядами предлагали им салфетки или новые угощения.

Женщины также были совершенно обнажены, но с одним важным отличием.

Вместо повязок на глазах – кляпы во рту.

Пряча руки в просторных рукавах мантии, Франческа сжала кулаки, так что ногти впились в ладони.

Она спрашивала себя, почему к костюму, скрывающему человека почти целиком, не прилагаются перчатки. Но теперь поняла. Перчатки помешали бы тактильным ощущениям.

Совет предлагал своим гостям не только еду и питье на подносах, но и много всего прочего. Человеческие тела. Любых возможных видов, форм и расцветок. Мужские и женские. Белокожие, розовые и смуглые. Изящные и грубые. Стройные и коренастые, нежные и крепкие.

Франческа не просто смотрела во все глаза – откровенно пялилась, хоть и чувствовала себя очень неловко. Кто эти люди? Они здесь по собственной воле? Не только женщины гладили лакеев по спине и по плечам, впивались в их тело ногтями, запускали руки между ног, чтобы пощупать – то же делали и мужчины.

Девушек-служанок тоже трогали и щупали – и они принимали это терпеливо, и даже, кажется, с удовольствием останавливались и подставлялись чужим рукам.

Обнажен был и струнный квинтет в дальнем углу, на хорах. Все, кто здесь прислуживал, выполняли свои обязанности без одежды.

Едва Франческа вошла, многие гости повернулись к ней, и она сразу поняла почему. В комнате были представлены звери всех родов и видов – но не было двух одинаковых масок. Медведь и пчела, олень и змея, всевозможные иные звери, птицы и насекомые. Каждая маска – произведение искусства: основа из белого фарфора, с удивительной живостью и мастерством расписанная в монохромной гамме. Не на всех багровые мантии; у некоторых облачения призрачного цвета, среднего между белым и серебристым. И лишь у горстки людей – такие же, как у нее, высокие жесткие вороты и капюшоны.

Должно быть, символ какого-то особого положения; но что именно он означал, Франческа пока не понимала.

Знают ли они, кто скрывается за ее маской? Знают ли друг друга? Скольких из них она видела на улице или встречала в свете, скольких приветствовала как знакомых, не зная, чем они занимаются по ночам?

Сколько из этих людей ответственны за резню в Мон-Клэре? А сколько знали о ней и промолчали?

При этой мысли Франческа с трудом подавила дрожь, вдруг осознав, что она здесь совершенно одна.

Разумеется, Сирейна знала, куда она отправилась. Как и Рыжие проказницы. Но что толку с этого знания, если что-то пойдет не по плану?

Однако Франческа примирилась с судьбой прежде, чем ступила на землю Кенуэя, и теперь ей оставалось лишь одно.

Смешаться с толпой, и получить то, зачем пришла.

Приняв высокомерно-небрежный вид, она подошла к темнокожему лакею, выше и крепче остальных. Никогда и ни у кого еще она не видела такой гладкой кожи! Плечи и бритая голова блестели, словно смазанные маслом, даже в слабом свете свечей.

Франческа очень старалась не опускать глаза… гмм… ниже пояса – но, разумеется, из этого ничего не вышло. Не то чтобы она не видела прежде голых мужчин – разумеется, видела! Но всегда отводила глаза. Во многом другом не знала ни страха, ни стыда, но уязвимость обнаженного человека всегда ее смущала.

И теперь она не понимала, что делать. Можно ли проявить любопытство? Допустимо ли на них смотреть?

Возможно, и нет.

Но все равно смотрела. И солгала бы, если бы сказала, что увиденное ей не по вкусу. Не только могучий африканец, но и его сосед, бледный андрогинный юноша с длинной талией и таким же впечатляющим органом. Он резко контрастировал со следующим: крепким волосатым парнем с квадратными плечами, мощными бицепсами, но неожиданно маленьким мужским достоинством.

Честно сказать, заинтриговали ее и женщины. Их сходства и различия. Форма и размеры бедер и грудей. Порочное изобилие обнаженной плоти, и анонимность, которую обеспечивала маска.

Никто не видит, куда она смотрит. Это дает свободу, и невольно приходится признать, что такая свобода щекочет в ней что-то глубинное, дикое. Первобытное.

Это возбуждает.

И в то же время наполняет отвращением.

Прочие – всего, должно быть, человек семьдесят – приветствовали ее приглушенным шепотом. Никто не называл по имени, но, кажется, все признавали в ней «миледи».

Она кивала и таким же полушепотом отвечала на приветствия, чувствуя себя так, словно входит в церковь. Хоть и не хотела бы встретиться с тем богом, которому присягнули на верность эти люди. С богом, который завязывает глаза мужчинам, затыкает рты женщинам, срывает с них одежду и выставляет, как экспонаты в музее, как добычу для чужих жадных глаз и рук.

И вместе с этой мыслью к ней пришло знакомое ощущение.

Призрачное дыхание в спину. Одновременно ледяное, и жаркое. И с ним беззвучный тонкий звон, сигнал тревоги в голове и в теле.

Что ж, это чувство она уже знает. Как правило, за ним следует встреча с Чандлером, или с тем, кого он изображает на этот раз.

Он здесь? Это его она чувствует?

Все прошедшие недели она изо всех сил старалась о нем не думать. Не желать. Не тосковать. Не искать, чтобы…

Что? Извиниться? Объясниться? Во всем признаться?

Франческа тряхнула головой и взяла с протянутого подноса бокал. Маска открывала нижнюю губу, и форма бокала идеально подходила к вырезу, так что ничто не мешало ей пить.

Остановившись и поднеся бокал к губам, она разглядывала толпу в полумраке.

Фигур в белом немного, кажется, человек семь; и складывается впечатление, что они пробираются к ней с разных концов зала, словно призраки, плывущие против течения по огненной реке.

Все в одинаковых масках – олени. Из головных венцов вырастают, приподнимая капюшоны, высокие заостренные рога.

Кажется, все они мужчины, и довольно крупные. Может быть, охрана?

– Я не знал, придете ли вы.

Франческа резко развернулась навстречу бестелесному голосу, едва не наткнувшись на лакея, у которого взяла вино. Рядом с ним стоял, склонив голову и глядя на нее, человек в маске льва: такой же, как у нее, высокий ворот, роскошная золотистая грива, напоминающая солнце.

Нет, не Чандлер! Плечи ее опустились.

Это Лютер Кенуэй.

Франческа сделала то же, что всегда, когда пугалась: вздернула подбородок, расправила плечи, оскалила зубы.

На сей раз – фигурально.

– С радостью ответила бы на ваше приглашение, но… – И Франческа выразительно пожала плечами. Он промолчал, и она продолжала: – Однако вы потрудились подобрать костюм для гостьи, которая, по вашему мнению, могла и не прийти. – И она отхлебнула еще вина.

Для человека с такими деньгами и влиянием, честно говоря, вино могло быть и получше.

– Я сказал, что не знал этого точно. Однако, признаюсь, был уверен, что придете. – В голосе из-под маски звучали рокочущие нотки, словно под ней в самом деле скрывался лев, готовый зарычать.

– И что же внушило вам такую уверенность? – поинтересовалась Франческа, отступив и встав с ним плечо к плечу, чтобы не обращаться к этой пугающей маске.

– Я знаю, что вы любознательны. – Губы его, знакомые и чужие, растянулись в недоброй, почти жестокой улыбке. – И был уверен, что не откажетесь удовлетворить свое любопытство.

Что-то в этих словах – или, скорее, в тоне – ее задело. Так Кенуэй воображает, что хорошо ее изучил? И что еще он о ней знает, или думает, что знает?

– Так это и есть Кровавый Совет? – С притворным равнодушием Франческа окинула взглядом зал. Внутри все трепетало. Невозможно поверить: наконец-то она у цели!

Осталось понять, как безвозвратно погубить их всех.

– Все это может стать вашим! – промурлыкал он.

Франческа бросила на него острый взгляд.

– Дорогая моя графиня, вы должны знать, что я слов на ветер не бросаю. Мое предложение было совершенно серьезным. Мне кажется, мы с вами вполне друг другу подходим.

– Хотите сказать, я вам подхожу.

Он с театральным смирением склонил голову.

– А вы полагаете, мне нечем вас соблазнить?

Франческа пожала плечами.

– Я уже графиня, и более высокого титула вы мне не предложите, – начала перечислять она. – Возможно, вы богаче, но и мне хватит денег на сто лет безбедной жизни. Интереса к политике у меня нет. А если я выйду за вас, все мое станет вашим. Так чем же должно соблазнить меня ваше предложение, лорд Девлин?

Она ждала, что он рассердится, но вместо этого Кенуэй весело рассмеялся.

– Да вам просто нечего желать от жизни! – добродушно заметил он. – Любопытно знать, для чего же тогда вы посетили мое скромное мероприятие?

– Может быть, посмотреть, что еще вы сможете предложить, – ответила она, игриво склонив голову, и ощутила, что такой ответ ему по душе.

– Миледи, я могу предложить то, чего вы желаете больше всего на свете. Все, что от вас требуется – скажите мне, что это!

Правда. Справедливость. Нет, больше – месть.

– Свобода, – сорвалось с ее уст; и болью отозвалось в груди эхо этого неожиданного, и нежданно правдивого ответа.

– Так взгляните вокруг, дорогая моя!

Франческа обвела взглядом зал, и ощутила все ту же смесь смятения, возбуждения и отвращения.

Кенуэй положил тяжелую руку ей на плечо. Вся сила воли понадобилась Франческе, чтобы не отшатнуться.

– Свобода – это именно то, что я вам предлагаю. Именно этого ищут те, кто нам предан.

Она подняла на него взгляд, полный неподдельного удивления.

– Я думала, сюда приходят за властью. За богатством. Политическим влиянием, или…

Но он решительно покачал головой, прервав ее речь в самом начале.

– Богатство помогает достичь влияния, – согласился он. – Сочетание того и другого образует власть. Но открою вам секрет, милая лисичка… – Он склонился к ней, словно лев готовился поцеловать лису. – Власть – лишь иллюзия. Орудие, помогающее нам достичь истинной цели. Единственного, что имеет смысл само по себе и для каждого из нас.

– Боюсь, я… не улавливаю.

– Свободы! – отозвался он глубоким звучным голосом, и словно, вторя ему, всхлипнула на хорах виолончель.

– Ничто в этом зале не говорит мне о свободе! – Она указала подбородком на женщину с заткнутым ртом, разносящую гостям напитки, и поспешно отвела взгляд, опасаясь тошноты.

– Подумайте вот о чем, миледи. Верности кому и чему требовали от нас столетие за столетием? Кому и в какой очередности мы были обязаны хранить верность?

Она не отвечала, и он пояснил:

– Сперва Богу, затем Родине. Семье. Общине. И наконец, на последнем месте – самому себе. – Он остановился, повернулся к ней: – И куда же ведет нас эта философия?

Франческа нахмурилась. Она была не слишком религиозна, да и не особо патриотична. Она англичанка, потому что родилась в Англии. Пожалуй, принадлежит к Англиканской церкви: таковы традиции ее предков. Но слишком много путешествовала по миру, слишком много видела разных народов и разных религий, чтобы всецело предаваться какому-то одному пути, или какие-то дороги всецело отвергать.

– Откуда мне знать? Я так не живу.

– Знаю. – И он шутливо погрозил ей пальцем. – Ваш единственный бог – собственное удовольствие!

– Я не говорила…

– Полно, здесь нет нужды притворяться! Вы ведь очень на нас похожи. Также предпочитаете жизнь в багровом цвете – жизнь без стыда.

– В багровом цвете, – повторила Франческа, чувствуя, что теряет терпение. – Но почему в багровом? Этот цвет представляет дьявола? Церковь? Какого-то языческого бога или демона? Имеет какое-то отношение к Британии?

И тут же оборвала себя. Черт, снова она выпаливает вопросы без остановки!

Но Кенуэй ни словом, ни жестом не выразил недовольства; напротив, кажется, ему это понравилось. Франческа не знала, вздохнуть с облегчением или съежиться от стыда.

– Подумайте о красном цвете, Франческа. Это цвет крайностей. Он привлекает внимание и предупреждает об опасности. Это цвет всего живого, исподнего, первобытного. Цвет крови. Опасности. Насилия. – Он шагнул к ней ближе. – Страсти, соблазнения, даже любви. Он окрашивает флаги почти всех могущественных империй, и им же в каждой европейской стране обозначаются кварталы, где правит порок. Красные розы мы дарим любимым, и красные пятна видим перед глазами, когда готовы убить. Как думаете, графиня, почему?

Франческа лишь покачала головой; она не знала, что ответить.

– Вы и сами, как мне рассказывали, неравнодушны к оттенкам красного. Вы и ваши Рыжие проказницы.

Сердце гулко громыхнуло о ребра. Откуда он узнал?

Свои отношения с Рыжими проказницами Франческа не скрывала, но и не афишировала. Если он об этом знает… значит, следил за ней. Собирал слухи.