Текст книги "Дьявол в ее постели"

Глава 16

В каком-то болезненном оцепенении Франческа переоделась в шатре-гардеробной и на подгибающихся ногах вышла в ночь. Экипаж ожидал ее на аллее возле соседнего дома, точнее сказать, руин бывшего особняка Сесилии. Бывшая Школа для юнях леди мисс Генриетты была снесена до основания; не осталось даже развалин – лишь гора строительного мусора.

Ночной Лондон вокруг казался темнее обычного, тише, даже как будто холоднее. В воздухе веяло дыханием близкой зимы. Или, быть может, так только казалось.

Возможно, Франческа ощущала в окружающем мире лишь то, что бушевало в ней самой. После увиденного сегодня в душе Франчески полыхала буря и простиралась пустыня. Ярость и опустошенность. Гнев, которому некуда излиться.

Но ведь она достигла своих целей, разве нет? Внедрилась во вражескую организацию, соблазнила ее руководителя. Дальше, действуя с умом, сможет их всех погубить. Разумеется, если не погибнет сама.

Даже газовые фонари сегодня не сияли обычным золотистым светом: тусклые, мутные, казалось, они сами отбрасывали тени. Крепко сжимая в руке кинжал, Франческа шла вперед.

Когда сильные руки схватили ее сзади и потащили за высокую каменную ограду бывших владений Сесилии, она мгновенно извернулась и приставила к горлу мужчины лезвие ножа.

– Фрэнк, милая, – послышался мягкий голос Александры, – сочту личным одолжением, если не станешь резать глотку отцу моего ребенка.

Франческа вырвалась из хватки герцога Редмейна, хмуро вгляделась в его изрезанное шрамами лицо.

– Еще раз так схватишь – шрамов у тебя прибавится! – грозно, но не слишком убедительно сообщила она.

– Всегда пожалуйста! – Улыбнувшись одной из своих редких улыбок, герцог указал на фонарный столб на тротуаре. Франческа, задумавшись, шла прямо на него и, если бы герцог ее не оттащил, как пить дать врезалась бы в него лбом.

Франческа помрачнела; благодарить герцога за такое самоуправство вовсе не хотелось.

– Я же запретила вам обеим за мной следить! – возмущенно начала она, отказываясь признать, что до слабости в коленях рада видеть своих подруг. – А вы не только пошли за мной, но и мужчин притащили? А если бы меня раскрыли из-за вас? Да я бы…

Сесилия сжала ее в объятиях, словно потерянную и обретенную сестру.

– Фрэнк, мы так за тебя беспокоились! – сообщила она таким громким шепотом, что с тем же успехом могла бы говорить и в полный голос. – Не знали, что и думать: столько народу, а света ни в одном окне!

Все обернулись, глядя, как растворяются во тьме, словно призраки Мейфэра, последние гости лорда Кенуэя.

– Никогда такого не видела! Что там было?

Франческа отступила на шаг и наткнулась на лорда Рамзи, который мудро отступил, дав ей возможность сохранить равновесие и достоинство.

До знакомства с Сесилией Рамзи жил отшельником, и теперь не прикасался ни к одной женщине, кроме своей будущей жены.

Франческа обвела взглядом друзей: четыре лица в слабом свете едва пробивающейся сквозь тучи луны, на каждом – напряженное ожидание.

Рассказать им все? Признаться Рамзи, что лорд-канцлер мертв, можно сказать, по ее приказу?

Вглядываясь в их лица, она думала о власти. Вот двое могущественных мужчин. Редмейн – обладатель едва ли не старейшего в королевстве герцогского титула. Рамзи занимает одну из важнейших выборных должностей, и известно, что Корона прочит его на должность следующего лорда-канцлера. Их дамы тоже обладают немалым собственным влиянием. Александра – одна из немногих в мире женщин-докторов археологии; Сесилия – владелица огромного состояния, блестящая и успешная предпринимательница, и знает столько секретов, что запросто могла бы сама уничтожить Кровавый Совет.

Разумеется, не нарочно. Она ведь настоящая леди, а леди не несут смерть и разрушение. Разве что случайно.

Да, они сильны… но тому, с чем столкнулась Франческа сегодня, противостоять не смогут. У них нет армии преданных добровольных рабов. И нет того презрения к человеческой жизни, что позволяет из чистого каприза сжечь огромный дом вместе со всеми его обитателями.

Нет, придется искать возмездия самой.

Точнее… вместе с Чандлером. Такова их судьба. Много лет назад, когда они, тесно прижавшись друг к другу, прятались от убийц в каминной трубе, было предопределено, что однажды они сделают это вместе.

– Так это и есть Кровавый Совет? – с нарочитым пренебрежением поинтересовался Рамзи. – Выглядят как обычные загулявшие полуночники!

Франческа кивнула.

– Пообещайте мне, что ничего не сделаете! – Она сжала его руку. – Я к ним внедрилась, но еще недостаточно глубоко. Придется потерпеть и подождать.

– Черта с два! – рявкнул Рамзи прежде, чем Сесилия торопливо прикрыла ему рот рукой.

Глаза его горели гневом, и Франческа поспешила его успокоить:

– Я кое-что выяснила. Мы знали, что они планировали использовать девочек, обнаруженных в катакомбах, для каких-то недостойных целей; но, похоже, ошиблись, предположив, что это связано с сексом. Думаю, они собирались делать с детьми нечто еще более ужасное. Возможно, приносить в жертву.

– Что? – Сесилия отшатнулась и прижала ладонь ко рту, словно сдерживала тошноту.

– Эти ублюдки недостойны жить! – прорычал Редмейн. – Назови имена, и мы их выследим. Если нужно, сегодня же.

Но Франческа решительно замотала головой.

– Их слишком много. – Она снова повернулась к Рамзи. – Я все вам расскажу, но придется подождать до завтра.

– А что будет завтра? – спросила Александра.

– Какой-то ритуал. Здесь же, в особняке Кенуэя. – Она обняла Рыжих проказниц, зная, что прежде всего нужно уговорить их, а они уже сумеют удержать своих мужчин. – Пожалуйста, доверьтесь мне! Я справлюсь. Я знаю, что делаю.

Рамзи смерил ее пронзительным взглядом.

– Доверчивость – не самая сильная моя сторона. Хотелось бы услышать больше.

Но тут вмешалась Сесилия – верная, отважная Сесилия!

– Нашей Фрэнк ты можешь доверять абсолютно. В целом мире я не знаю человека честнее ее! – Она наклонилась и поцеловала подругу в щеку, обдав ее запахом шоколада, вина и надежды. – Завтра ночью мы снова будем здесь.

– Точнее сказать, мы с Рамзи будем здесь, – поправил ее Редмейн. – А вы с Александрой будете где-нибудь в безопасном месте. Подальше от людей, которые приносят в жертву маленьких девочек, и от нас, когда мы собираемся с ними покончить! – закончил, сжав кулаки, будущий отец.

– Спасибо, но нет, – мягко ответила Сесилия. – Отсиживаться дома мы не станем.

– Да мы вас запрем, если вы…

Александра прильнула к мужу и положила руку ему на плечо.

– Рыжие проказницы никогда еще не бросали друг друга в опасности, – мягко, но решительно объявила она. – И сейчас мы начинать не собираемся.

– Значит, до завтра! – Франческа отсалютовала им всем и, почти чеканя шаг, двинулась к своему экипажу.

Благослови Бог Сесилию и ее слепую веру! Благослови Александру и ее верность дружбе – верность вопреки всему.

Ведь она только что обманула своих друзей – обманула, чтобы завтра ночью удержать их подальше от Кровавого Совета. И этим, возможно, спасти им жизнь.

Глава 17

Должно быть, сам дьявол скакал верхом на ветре, дующем этой ночью на улицах Лондона. Порывы ветра с воем бросались из стороны в сторону, словно воины в свирепой битве. Несли с собой множество запахов, приятных и отвратительных: реки, фабричного дыма, каминов, свежевыпеченного хлеба.

Дорсетский Дьявол, который сейчас крался к особняку Франчески Кавендиш, узнавал и различал их все.

Посреди мрачной, пасмурной ночи дом Франчески выглядел почти вызывающе приветливо. В окнах ярко светились лампы: Чандлер даже подумал, не специально ли хозяйка создает иллюзию, что в доме не спят?

Особняк, расположенный в Вест-Энде, не отличался ни размерами, ни нарочитой пышностью, зато его окружал роскошный сад. Этот сад, как рассказывали, был разбит еще до эпохи Тюдоров, и с тех пор его с любовью возделывали из поколения в поколение.

Перед домом Чандлер остановился, собираясь с мыслями. Быть может, порывистый ветер приведет его в чувство? Вой и свист вокруг как нельзя лучше подходил грозе и буре в его душе. И гнев, и страх – сильные чувства; а уж когда они борются между собой…

И все из-за нее.

Как могла она явиться на этот ритуал? Как посмела позволить Кенуэю себя трогать?! Да каждый вздох этого мужчины в ее сторону – кощунство; и будь Чандлер проклят, если позволит этому мерзавцу запятнать ее своими пороками!

Но как заставить ее понять?!

Сегодня она бросила мимолетный взгляд во тьму души Кенуэя, но об истинной глубине его порочности, разумеется, не подозревает. Она не видела Кенуэя без прикрас.

В отличие от него.

Он прикрыл глаза, постарался дышать глубоко и ровно, усмиряя хаос внутри себя. Он – камень. И всегда был камнем. Такой же тяжелый и твердый, неспособный плавать. Брошенный в омут ее глаз, он утонет.

Уже утонул.

Но ветер, как ни воет, как ни бесится – не собьет его с намеченного пути.

Куда безопаснее было бы Чандлеру остаться на улице, где бушует буря и гнутся столетние деревья, чем лезть в ее убежище.

Но выхода нет.

Франческу нужно остановить, пока она не погубила все! Пока не разрушила цель, к которой он так близок!

Чандлер рассеянно потер место, к которому она прикоснулась. Поднял руку, в свете фонаря взглянул на свою ладонь. Один из немногих шрамов, о которых он никогда не жалел.

Как видно, эта отметина на руке многое для нее значит! Быть может, потому что Чандлер смешал свою кровь с кровью ее брата Фердинанда. И теперь этот шрам напоминает о ее задаче.

Задаче, от исполнения которой Чандлер должен любым способом ее отговорить.

Не дожидаясь утра.

Вломиться, так сказать, в девичье гнездышко и напугать до полусмерти. Если понадобится, даже сказать правду. Если до этого дойдет.

Рассказать о том, как на алтаре лорда Кенуэя погибла его собственная невинность.

О том, что Кровавый Совет отнял всех, кого он любил, не один раз, а дважды.

И третьего шанса он им не даст! Только не в этот раз. Только не с Франческой.

Чандлер приблизился к дому. Первым делом проверил двери и окна – с облегчением убедился, что все крепко заперто. Что ж, она хотя бы не полная идиотка. Честно говоря, в последнее время он начал сомневаться, есть ли у нее вообще инстинкт самосохранения.

Обходя вокруг дома, он вел ладонью по стене, чувствуя, как шероховатый камень цепляется за мозоли на пальцах. У нее на руках такие же мозоли, и, должно быть, полученные так же. От занятий боевыми искусствами и тренировок с оружием.

При помощи альпинистских крюков Чандлер взобрался по увитой плющом задней стене дома. Крюки вбивал в щели между кирпичами, выбирая моменты так, чтобы вой ветра заглушал стук, и, повисая то на одной руке, то на другой, медленно продвигался вверх.

Добравшись до балкона второго этажа, он подцепил щеколду и проник внутрь, постаравшись не запутаться в белоснежных шторах, что развевались на ветру, словно призраки, призывающие его не входить.

Балкон принадлежал гостевой спальне; через нее Чандлер прокрался на цыпочках, осторожно огибая мебель в темноте, и вышел в холл.

Пахло здесь не так, как обычно в женских домах. Не столько цветами и духами, сколько землей и горькими травами. Окажись он здесь с завязанными глазами, решил бы, что попал в логово колдуньи, что эти волшебные ароматы источает кипящий на огне котелок с магическим зельем.

На цыпочках Чандлер прокрался вверх по лестнице, мысленно держа перед глазами архитектурный план дома, с которым ознакомился в архиве несколько дней назад. Окна хозяйской спальни выходят в сад с задней стороны. Там тоже есть балкон; однако его Франческа окружила высокой железной решеткой с пиками средневекового вида, не только живописными, но и по-настоящему острыми.

Впрочем, восхищаться ее предусмотрительностью Чандлер не собирался.

Сердце у него всегда работало как часы. Никаких прыжков, скачков и замираний, о каких любят писать в романах – крепкая натренированная мышца, такая же, как и все прочие.

Почему же теперь, приложив ухо к двери ее спальни, он не слышит ничего, кроме оглушительного стука сердца?

Сделав глубокий вздох, он толкнул дверь и шагнул во тьму.

Остановился на секунду, чтобы глаза привыкли к темноте, но в следующий миг вспыхнула лампа, и в ярком свете Чандлер увидел свою добычу.

Точнее, не совсем добычу. Франческа стояла посреди комнаты, готовая к бою, с пистолетом в одной руке и чем-то металлически блестящим в другой.

Увидев его, она опустила оружие.

– Ох! – выдохнула она. – Так и подумала, что это ты!

– И решила меня прикончить? – уточнил он.

Франческа отложила пистолет и нож на тумбочку.

– Просто так чувствую себя более уверенно. Знаешь, на всякий случай. Вдруг это убийца или еще какой-нибудь неприятный визитер. – Наклонившись, она расправила покрывало на кровати, куда, по всей видимости, еще не ложилась, и приглашающе похлопала по нему. – Садись!

Чандлер не стал садиться. Просто стоял и смотрел.

Принято думать, что женщина – хрупкое создание. Вроде морских раковин или цветочных лепестков. То, что легко сломать, разбить, выбросить. Милое, даже, пожалуй, полезное, но эфемерное.

Если так, то Франческа Кавендиш была цветком из стали.

Чандлер смотрел, и что-то ныло в груди, в глубине его существа, казалось бы, много лет назад омертвевшей и иссохшей. Слишком рано он научился ненавидеть, а науку понимать человеческие слабости и на них играть освоил с таким совершенством, что едва ли мог испытывать к людям что-то, кроме недоверия. Он сделался циником и манипулятором, а порой – когда требовали обстоятельства – становился чудовищем. Никогда не смотрел на людей просто так – всегда мысленно разнимал на части, разбирал по винтику, искал веревочки, за которые можно дергать.

Но сейчас перед ним стоял целостный человек. Личность. Сильная, отважная, искренняя женщина. Ветер бился и рвался в ее окно, но лишь отдаленные отголоски его проникали сквозь ставни, и казалось, что ветер шепчет ее имя.

Поразительно, эта женщина не просто идет с ним вровень, а постоянно на шаг его опережает.

Огонь ее волос был сейчас укрощен, заплетен в сияющую косу, шелковой лентой падающую на плечо. В восточных шароварах из зеленого шелка и свободной длинной рубахе, должно быть, привезенной откуда-то с Дальнего Востока, она выглядела женственной и внушающей трепет. С каждым ее легким движением ткань блестела и переливалась в свете лампы. Чандлер не мог отвести взгляд от ее ног – длинных, умопомрачительно стройных ног.

Он как-то вдруг совсем забыл, что на нее злится.

– И вовсе незачем было лезть в окно, – сообщила она. – Я бы тебя и в дверь впустила.

– Хотел продемонстрировать, как легко до тебя добраться, – откликнулся он. – Мне нужно тебя напугать, может, хоть так ты задумаешься.

– Прическа у тебя достаточно пугающая, если это тебя утешит.

Чандлер, недоумевая, бросил взгляд на зеркало в позолоченной раме. В самом деле, ураганный ветер взъерошил ему волосы, и вид был такой, словно его причесывала обезьяна.

Скорчив гримасу, он пригладил волосы и хмуро повернулся к ней.

– После всего, что сегодня видела, ты еще можешь шутить?

Улыбчивая маска соскользнула с ее лица лишь на миг, но Чандлеру этого хватило, чтобы понять, что это притворство. Ухватившись за ту эмоцию, что в одно мгновение прочел на ее лице, он решил развить тему:

– Не хочешь объяснить, какого дьявола ты делала в доме у Лютера Кенуэя?

– То же, что и ты. – Она подошла к секретеру у балконной двери и принялась рыться в бумагах, явно лишь для того, чтобы не поднимать на него глаза. – Внедрялась в Кровавый Совет.

Несколькими широкими шагами он пересек спальню и приблизился к ней.

– Франческа, ты не рассказала, что они тебя пригласили!

Она листала бумаги, упрямо не желая поднимать на него глаза.

– Ты тоже позабыл упомянуть, что там будешь.

Он остановился перед ней, сведя брови.

– С чего бы я стал тебя предупреждать? Ты же не…

– Не кто? – Она перевернула лист, взглянула на его обратную сторону. – Не мужчина?

– Не шпион. – Он выхватил у нее бумагу и бросил на пол. – Черт побери, Франческа, смотри на меня!

Она подняла глаза, и прямой, откровенный взгляд мгновенно напомнил Чандлеру, что совсем недавно она видела его голым.

– Ты прекрасно знаешь, – ответила она, ткнув пальцем ему в грудь, – что из меня могла бы выйти отличная шпионка!

Да уж, в этом он не сомневался! Все, что она делает, – делает на «отлично».

– Я бы никогда этого не допустил.

– Это еще почему? – Ясные глаза ее заволокло облако приближающейся бури.

– Да потому что это не жизнь, вот почему! Моя профессия связывает меня полностью. Жениться, иметь детей – все это недостижимая мечта. Нормальную жизнь у меня отняли… давным-давно.

Лицо ее смягчилось; она инстинктивно потянулась к нему.

– Знаю. Понимаю тебя. У меня тоже отняли все.

Нет. Она не понимает. У него все было не так – и задолго до резни в Мон-Клэре.

Боже, должно быть, он родился под проклятой звездой! Той, что сияет сейчас из ее глаз. Той, что только и ждет, чтобы во второй раз отнять все, что ему дорого. Отнять Франческу.

– Мы оба оказались многого лишены, – продолжала она. – Но кое-что у нас осталось. То, чего мы можем достичь вместе. Наша месть… – Вместо того, чтобы отшатнуться от его гнева, она подалась вперед, скользнула руками под куртку. – А еще у тебя есть я.

– Франческа! – вымолвил он, хоть тело его и откликнулось на ее призыв. – Не надо!

– Мы близки к цели, Чандлер, я чувствую! – Руки ее легли ему на грудь и сжались в кулаки. – Вместе мы сможем положить этому конец. Неужели мысль о победе тебя не возбуждает? – И она провела ладонями по его ребрам, вызвав стон и дрожь желания.

Сегодня Франческа видела его тело, и это зрелище воспламенило в ней нечто новое, прежде неведомое.

Чандлер вспоминал сейчас, что она не просто видела его нагим – воочию убедилась в том, как он ее желает. Гордо стоящий возбужденный самец, как олень, готовый сражаться за свою самку, сцепиться рогами с самим Кенуэем, и плевать на последствия!

Что чувствует она теперь, когда знает, что ее приближение творит с его телом?

Каждый гребаный раз.

Он схватил ее за руки и оторвал от себя, взял в плен своих ладоней, чтобы не потерять рассудок окончательно.

– Тебе нельзя туда возвращаться!

Она бросила на него насмешливый взгляд и, вырвав руки, убрала их за спину.

– С чего вдруг? Кенуэй уговаривает меня войти в Триаду. Это наш шанс!

Наклонилась, подняла с пола брошенное письмо, дав полюбоваться тем, как зеленый шелк панталон обрисовывает ее ягодицы.

Чандлер еще глотал слюну, когда она обернулась и продолжила:

– Не сочти за обиду, но мне определенно удалось проникнуть в Кровавый Совет глубже, чем тебе. Я имею в виду, ты там немногим более, чем угощение. – И, сверкнув лукавой улыбкой, подняла крышку секретера и убрала письмо.

– Тебе нельзя этим заниматься! – настаивал Чандлер.

– Почему?

– Потому что ты…

Легкая насмешливая улыбка сменилась негодованием.

– Потому что я женщина?

– Франческа, прекрати! Ты понятия не имеешь… – Он беспомощно запустил пальцы в волосы, снова погубив свою прическу. – Понятия не имеешь, насколько безжалостен этот человек. На какие злодеяния способен. Очень вероятно, что это он убил всю твою семью, ты это понимаешь?

Она шагнула к нему, гневно сощурив глаза.

– Думаешь, я об этом забыла? Думаешь, ты единственный, кто всю свою жизнь принес в жертву мести? Мне придется туда вернуться. Вынуждена, понимаешь? Я ненавижу их, Чандлер. Ненависть – все, что у меня осталось, и я не смогу жить, не смогу заниматься ничем другим, пока не покончу с ними и со своей ненавистью. Если не готов это принять – просто уйти с дороги.

Чандлер чувствовал, как в груди поднимается бессильный гнев. Он не может заставить Франческу отказаться от своих планов… а страх за ее жизнь кажется невыносимым. Он потянулся к ней, провел пальцами по щеке.

– И после всего, что видела сегодня, ты не боишься?

Он ощутил, как она сжала челюсти.

– А ты?

– Разумеется, боюсь.

Похоже, такой ответ ее поразил; она недоуменно заморгала – и, к счастью, хоть на миг умолкла.

– Страх – самая примитивная эмоция, – продолжал он. – А вот ненависти, как ты сама знаешь, надо учиться. Ненависть надо пережить. Ощутить, какова она на запах. На вкус. – Он шагнул ближе, сжал ее лицо в ладонях. – Моя ненависть, Франческа, сильнее страха. Она выковала меня, она течет в моих жилах вместо крови. Но тебе это не нужно, поверь. Тебе я не желаю такой участи.

– Речь не о том, чего желаешь ты.

Она сжала запястья Чандлера, словно хотела оттолкнуть его руки, но не оттолкнула. В глазах мелькнула неуверенность, даже страх, и на миг Франческа показалась ему совсем девчонкой – однако не той девчонкой, какой он ее помнил.

– Лорд-канцлер… – Ее дыхание сбилось. – Я думала, он легко отделался, устроив это представление с кинжалом. Думала… – Она тяжело сглотнула. – Ты видел собак? Я не желала ему смерти… по крайней мере, не такой!

Чандлер молча кивнул. Он видел, и его до сих пор тошнило от этого зрелища, несмотря на ненависть к лорду-канцлеру.

– Об этом я и говорю, – подхватил он, чувствуя, что нашел брешь в ее броне. – Франческа, еще не поздно отступить! Я помогу тебе выпутаться. Я могу…

Но в этот миг она рванулась вперед, впилась губами в его губы, вцепилась в его рубашку и торопливо, неловкими от волнения пальцами принялась расстегивать пуговицы.

– Не надо! – Чандлер сам не верил, что пытается ее остановить.

– Хочешь мне помочь? Тогда снимай штаны!

Боже, только об этом он и мечтал! И все же что-то его останавливало.

Страх. Он добился своего. Сделал то, зачем пришел, – напугал ее.

Почему же он чувствует себя полным дерьмом? Быть может, потому что устал от лжи, и чувствует, что настало время для правды. Хотя бы об одном.

– Хочешь знать, что я подумал, когда узнал, что ты жива?

Она подняла на него серьезный взгляд.

– Что я самозванка.

Он покачал головой.

– Я думал – надеялся – что, быть может, ты похоронила прошлое. И меня с ним вместе. Я не знал, настоящая ли ты Франческа. Быть может, и не хотел знать. Но думал так: если ты жива, если счастлива, значит я смогу навещать тебя, когда захочу. В мечтах. Если ты счастлива, может быть, все оно того стоило.

Опустив голову на грудь, она бросала на него быстрые взгляды, грустные и тревожные, и поспешно отводила глаза. В этот миг он живо вспомнил Франческу своей юности – робкую, послушную девочку с застенчивой улыбкой и щедрым сердцем.

– Но мне не следовало так долго ждать, прежде чем прийти к тебе, – искренне продолжал он. – Ты напомнила мне, ради чего все это. Рядом с тобой я вновь начинаю верить в то, что, как считал, никогда не вернется. Ты даешь мне… нет, не так: заставляешь надеяться. И чтобы сохранить эту надежду, чтобы не потерять силы и делать то, что должен – я нуждаюсь в тебе. Ты должна быть живой. И в безопасности. Ты редкое, невероятное создание, всегда была такой! И Кенуэй тоже это видит.

Он погладил ее по щеке, мысленно проклиная эту прекрасную и хрупкую плоть, которую так легко ранить и изуродовать, кости, которые так легко сломать. Воля у нее железная, но тело, даже сильное тренированное тело Франчески, слишком хрупко.

– Он не просто хочет тебя, Франческа. Я знаю: он хочет тебя раздавить. Он так уже делал. А я не смогу жить, если… если с тобой что-то случится.

Она улыбнулась в ответ, но какой-то жалкой, дрожащей улыбкой, словно понимала, что эти слова должны быть ей приятны, но они вызывали совершенно противоположные чувства.

– Франческа! – Ее имя слетело с его губ, словно нежное благословение. – Послушай меня…

– Нет! – отрезала она и, рубанув ладонью по воздуху, словно проводя между собой и им невидимую черту, попятилась к кровати. Не отступая, скорее, перегруппировывая силы для нового наступления. –  Это ты меня послушай! – приказала она, ткнув в него пальцем, и поскорее отвернулась, словно, глядя на него, не могла рассуждать ясно. – Кенуэй больше не главный злодей. – Она на мгновение остановилась. – Не единственный. Они все. Уничтожив Кенуэя, мы просто отрубим голову гидре, но у нее тут же вырастет новая. – Франческа развернулась к нему; по жесткому блеску глаз было ясно, что она полностью восстановила самообладание. – Думаю, ты и сам понимаешь. Мы просто обязаны сделать это – внедриться в сердце Кровавого Совета, нащупать его корни и выкорчевать. И это мы сможем сделать только вдвоем. Если бы ты нашел меня раньше, то увидел бы, как я стала той, кем стала. И понял бы: Франчески, которую ты знал, больше нет. Она мертва, Чандлер, мертва и похоронена рядом с Декланом на пепелище Мон-Клэра. Такова наша судьба. А наша задача – уничтожить Кровавый Совет. Вместе.

На этот раз она не шагнула к нему, лишь протянула руки, словно кающийся к священнику, молчаливо умоляя его самого сделать первый шаг.

– Не борись со мной, встань на мою сторону! Будем сражаться вместе, и я докажу тебе, что способна на все!

Она великолепна.

Это слово билось у него в груди, стучало в ритме сердца.

Ве-ли-ко-леп-на!

Она была хорошенькой девочкой, сладкой, как сахарная вата, и хрупкой, как китайский фарфор. Полудетская любовь Чандлера к ней была мучительна: ее сияние разгоняло его тьму, но он не смел к ней прикоснуться, и знал, что никогда не посмеет. Ведь тогда все узнают. Он запятнает ее совершенство, и ночью они придут за ним. Кто их осудит?

Так что он не осмеливался даже мечтать.

Но теперь… Теперь? Она изменилась до неузнаваемости. Она больше не святая – скорее, воплощение греха. Не совершенство, а наслаждение. Не запретный плод, а огонь.

Она сама превратилась в стихию, отнявшую у нее все.

И, боже правый, как же соблазнителен этот огонь! Жар, исходящий от нее, словно от солнца, влечет его, как мотылька на свечу. Как сумела она превратиться в такую несокрушимую силу, в воплощение энергии и жизни, которое посрамит любого мифического героя?

Внезапно Чандлеру стало все равно, сколько мужчин владели ею в постели. Он понял, что на самом деле – ни один.

Это она ими владела.

Она родилась как шепот, но превратилась в крик. Требование. Богиню в зеленых шелковых шароварах.

Ее аппетит не уступает страстям Кали. Ее желание, обнаженное и бесстыдное, написано на лице. Она бросает ему вызов.

Подумать только – когда-то он боялся, что она с ним не справится! Не выдержит его тяжести, его тьмы, его жажды.

Впервые Чандлер ощутил укол страха перед девушкой. Нет, перед женщиной. Перед голодом, заострившим ее скульптурные скулы. Перед честным обещанием в глазах. Перед ее тайнами.

Он всегда считал, что лучше всего быть скалой. Твердой, тяжелой, неподвижной. Но… теперь понимал: скалу можно стереть в пыль. Можно до неузнаваемости изменить ее очертания. Если он – камень, то она – вода: нежная, переливчатая, проникающая в каждую щель, утоляющая жажду…

Но что может противостоять силе воды?

Кто остановит девятый вал?

Вот она – самая невероятная сила на земле. Захватит и унесет в море, откуда он никогда не вернется. Во всяком случае, уже не будет прежним. Она поглотит его, и он утонет в ее глубинах – телом и душой. Она не знает пощады, не предлагает путей к отступлению. Оставит от него пустую, выбеленную морем раковину, и пойдет прочь, став только сильнее.

Ибо она сочетает в себе две стихии, которых он боится больше всего на свете: воду и огонь.

Но, сам того не желая, Чандлер сделал шаг вперед.

Взгляд ее стал пронзительным и острым.

Он сделал еще шаг – и в глазах ее вспыхнуло пламя.

Бог знает, что за намерение прочла она в его чертах, но застыла, как статуя. А затем, как обычно, сделала совершенно не то, чего он ожидал. Не шагнула навстречу, не стала ждать, пока он подойдет – вместо этого взялась за подол рубахи и стянула ее через голову, обнажив самые прекрасные на свете груди. И снова замерла, выгнув спину и отставив ногу.

Гордая. Совершенная. Бросающая вызов.

Они сошлись, словно грозовые тучи: разряды молний, хаотическое буйство стихий. Пожалуй, стороннего зрителя это зрелище могло бы испугать. Пальцы его запутались в ее косе; сам он не понимал, он поймал ее или она опутала его силками. Ее пальцы пробежались по его колючим от вечерней щетины щекам; она притянула его к себе и поцеловала так страстно, словно изнывала от тоски по вкусу его губ.

Словно двадцать лет этого ждала.

Вцепилась ему в рубашку, сжала кулаки, словно хотела ее сорвать.

Но он сделал это сам.

Пуговицы с громким стуком полетели на пол; их звук сливался с мурлыканьем Франчески, эхом отозвался во всем его теле, вплоть до самых интимных уголков.

Он наполнил ею обе руки, прижал к себе, вминая ее хрупкий стан в свое мощное тело. Пальцы сжимали и мяли ее спину, плечи, талию; он знал, что останутся синяки.

Им обоим суждено сохранить следы этой встречи.

Ее безумие не уступало его собственному. С не меньшим жаром она вцепилась ему в плечи, царапала мускулистую спину, запускала в него когти. Языки их встретились: ласка на ласку, удар на удар.

Господи, если он – Дьявол, кто же она? Демоница. Суккуб. А он ее добровольная жертва.

Наконец Чандлер перестал бороться. Отдался голоду, подчинился собственным темным желаниям, ответил на ее молчаливый вызов.

Но не расслабился – о нет!

Впился в ее губы зубами, а руками без стеснения исследовал каждый дюйм ее кожи. Хотел оставить на ней следы. Заявить всему миру: быть может, он сейчас принадлежит ей, но и она принадлежит ему!

Вся она – мягкая плоть под слоем тренированных мускулов. Не пышная, не дряблая, но и не костлявая. Стремительные плавные линии. Маленькие крепкие груди, соски – набухшие розовые бутоны, жаждущие поцелуев.

Что ж, самое время!

Она зарылась пальцами в его растрепанные волосы; Чандлер глухо зарычал, когда она царапнула ногтями его голову. Он пригвоздил ее к себе, взял в плен одной рукой, другую положил на ягодицы, обтянутые изумрудным шелком, и ощутил, как сжимаются и приходят в движение мышцы под его прикосновением. Она подняла одну ногу, обвила его бедро. Боги, до чего же она сильная и гибкая!

Что ждет его, секс или схватка?

Чандлер не знал – и не мог дождаться.

Но нетерпение не мешало ему обследовать те уголки ее рта, до которых он не добирался прежде. Пробираясь все глубже, вторгаясь все мощнее, пока он наконец не ощутил, что они дышат одним воздухом, одним дыханием.

Наконец оторвался от нее – ему требовалось вздохнуть. И собраться с мыслями.

– Нет! – выдохнула она. – Еще!

Это была не просьба, а приказ.

Что ему оставалось? Лишь подчиниться. С победным рыком, родившимся где-то глубоко-глубоко внутри, он обхватил ее и приподнял, а она, подняв и вторую ногу, обвилась вокруг него обеими.

Сделав три широких шага, он притиснул ее к стене, шумно выдохнув сквозь зубы, прижался естеством к ее естеству, начал энергично тереться об нее, проклиная разделяющие их слои одежды.