Текст книги "Я никогда не скажу"

Глава 21. Поболтаемся вокруг, прокатимся в город

Райан

Это имя – Стейси Кенсингтон – и привлекло внимание Райана. С тех пор, как он в последний раз вспоминал о ней, прошло изрядное количество времени, и вместе с тем казалось, что это было совсем недавно. Она словно жила с ним, преследовала его, как никто другой в его жизни, даже Аманда.

Тем утром он лежал в кровати своих родителей, а не в своей собственной, все еще одетый. Там он и услышал сначала громкий звон колокольчика, а потом и голоса своих сестер. Словно в его жизни существовали какие-то заранее определенные настройки – одной из таких настроек было вечно слышать болтовню его сестер, которые трещали иногда сразу все вместе. Теперь их заменили голоса его дочерей и его жены. Жизнь в окружении женских голосов; можно подумать, что к этому хоть кто-нибудь может привыкнуть.

Каким-то образом он знал, что когда они с Кэрри решили завести детей, у него будут дочери, и с этим он справился. Кэрри хотелось мальчиков – почему-то она считала, что так будет как-то проще, безопаснее. И была весьма разочарована, когда узнавала пол своего очередного ребенка, причем вдвойне – когда Райан после рождения Саши топнул ногой и сказал, что трех девчонок с него более чем достаточно. Правда, он мотивировал это тем, что хотел уделять каждой из своих дочерей максимум внимания. Да он и на самом деле любил их, вдобавок, черт подери, он собирался стать отцом получше, чем его собственный папаша.

Он желал всего лучшего своим дочерям по многим причинам, и одной из этих причин была Стейси.

Наверное, было в этом что-то извращенное – как-никак три новые жизни заменили одну утраченную – но он просто не понимал, что еще он может сделать. Изменить то, что произошло, он был не в состоянии. В жизни не так все устроено.

Он лежал и слушал, как его сестры разговаривают в подвале. Их голоса ясно доносились через решетку над кроватью – оказывается, кое-чего он до этих пор не знал, и это кое-что многое объясняло. Оказывается, его родители были в курсе всех подозрительных делишек, которые творились в лагере, особенно тех, что происходили летом. Райан всегда думал, что они получали эти сведения от вожатых. Проще говоря, от стукачей. Но если они вдобавок могли, лежа в кровати, слышать то, что происходит в подвале… Внутри у Райана все перевернулось, когда он подумал о том, что родители могли слышать все, что происходило в этом гребаном подвале. Господи Иисусе.

«Девушка, которую Райан убил десять лет назад…» – сказала Лидди. Эта фраза прозвучала совершенно недвусмысленно, заставив его встать и выйти из комнаты. Он едва успел добраться до ванной, едва удерживая рвоту прижатой к губам рукой.

Он поднял крышку унитаза и скорчился над ним. Содержимое его желудка тяжелыми толчками выплескивалось наружу. Когда отпустил последний спазм, ноги уже не держали его. Он присел на край ванны и смотрел, как дрожат его руки. Ошибка, ошибка, глупая ошибка.

Неужели это будет мучить меня всю жизнь?

* * *

Двадцать минут спустя он все еще сидел на прежнем месте, и тогда услышал, как в спальне гудит его телефон. Кэрри. Хотя в последние дни он с трудом владел собой, одну вещь он по-прежнему понимал прекрасно – игнорировать ее звонок было чертовски неудачной идеей.

Наконец он встал и вышел в коридор. В голове стучало, вдобавок его мутило из-за исходившего от него запаха. Надо основательно менять свою жизнь. По крайней мере, прекратить столько пить, а то и предпринять что-то совсем фундаментальное.

На экране его айфона красовалось сообщение: «Позвони мне».

Он потянулся к стационарному телефону. Оказалось, что тот был сорван с держателя. Он не помнил, как это сделал. Может быть, спьяну сбил его ночью.

– Что там у вас происходит? – Кэрри сняла трубку едва ли не раньше, чем смолк первый гудок.

– Я что-то поздновато очухался.

Он взглянул на часы. Было только семь тридцать. Он взял свой айфон. Оказалось, он пропустил целых четыре сообщения от Кэрри. Неудивительно, что она была в панике. Как же он любил и одновременно ненавидел свой мобильник. Любил, кстати сказать, в основном за то, что тот всегда обеспечивал его доступом в интернет, о чем другим было знать не надо.

– В смысле, я хотел сказать, рановато.

– Ты это о чем? Я миллион раз писала тебе прошлой ночью. Потом позвонила, а ты бросил трубку.

– Я что, правда это сделал?

Райан не помнил, чтобы Кэрри звонила ему. Последним из сохранившихся воспоминаний было то чертово голосование. О Господи. Голосование. Бля… Да его же там отымели по полной программе.

– Не совсем. Трубку подняли, а потом положили, словно это сделал автомат.

– Извини, я точно не помню, как все было… Тяжелая ночка выдалась, понимаешь.

Кэрри немного смягчилась.

– Я была уверена, что ты все сделаешь как надо. Люблю тебя.

– Ха. Ну да. А ты оказалась права. Уж слишком хорошо ты меня знаешь.

Мозг Райана прямо задрожал от натуги. Кажется, он знал, как помириться с Кэрри, несмотря на то, что чувствовал себя ужасно. Надо спросить, что на ней надето. Стоп, подождите. Надо спросить, как у нее дела.

– Ты как?

– Что?

– Ты как там? Чем ты и девочки сегодня собираетесь заняться?

На секунду Кэрри замолкла. Ему казалось, что она пытается отыскать в его вопросе какой-то подвох.

– Пойдем в аквапарк. У подруги Мэйси сегодня день рождения.

Кое-как из глубин памяти Райан извлек нужное имя.

– У Кристал?

– Да, у нее.

– И они все хотят пойти?

– Просто помирают от желания.

– Ты говоришь с папой? Я тоже хочу поговорить с папой! – Голос Мэйси был таким же громким, как колокольчик, который Шон так остервенело тряс тем утром. Райан поморщился, но при мысли о дочери его сердце словно согрелось. Ведь хоть что-то правильное он сумел сделать в этой жизни. И даже не один раз, а трижды.

– Мэйси хочет поговорить с тобой.

– Передавай трубку.

– Привет, папа!

– Привет, дорогуша. Как ты там?

– Мы идем в аквапарк!

– Я уже знаю. Должно быть супер-пупер весело.

– Будет просто супер-дупер-пупер весело! Только, папуля…

– Что?

– Мама сказала, что мне нельзя надевать раздельный купальник, а все остальные девчонки будут как раз в таких, и я не хочу выглядеть какой-то уродкой.

«Еб твою…» – раздалось сквозь решетку, как через громкоговоритель. Райану оставалось только представлять, что эти двое там нашли и в чем сейчас роются.

– Ты ругаешься!

– Да нет, это не я, а одна из твоих тетушек.

– Могу поспорить, что это была тетя Лидди.

– А почему ты так думаешь?

– Мама всегда говорит, что от нее ничего хорошего ждать не стоит.

Райан улыбнулся – и словам дочери, неосознанно подражающей его жене, и правде, которая была в этих словах. Это было нормально, это укладывалось в понимание. Не далее как в четверг, меньше сорока восьми часов тому назад, их девчушки забрались в постель к ним с Кэрри и устроили им дикую щекотку. Каким же счастливым он тогда себя чувствовал – его не покидало ощущение того, что все отныне будет в полном порядке. Наверное, ему стоило быть более прозорливым. Ведь не в первый раз его жизнь менялась в одно мгновение. Словно взрыв. Словно крик.

– А можешь передать трубку маме?

– Ты скажешь ей про купальник?

– Посмотрим. Но ты все-таки слушайся ее советов.

– У-гу.

– Я тебя люблю.

– А я тебя еще сильнее.

– Не получится.

Мэйси хихикнула и передала трубку.

– Такой купальник она ни за что не наденет, – сказала Кэрри.

– Да я уже понял.

– В других мамаш словно бес какой вселился. Я, пока не пошла в колледж, не носила раздельных купальников!

– Но зато в нем ты выглядела просто шикарно.

Тут Райану не пришлось выдумывать: он прекрасно помнил этот момент, тем летом он впервые повстречал Кэрри. Тогда был день семейных посещений, вот она вместе с родителями и пришла навестить младшего брата. Тогда еще был заплыв на Остров, и Кэрри, казалось, просто выпрыгнула из своего платья, оказавшись в пресловутом раздельном купальнике черного цвета, который, что греха таить, действительно самым выгодным образом подчеркивал все достоинства ее девятнадцатилетнего тела. В воду она нырнула вполне грациозно, а на финиш пришла второй, сразу же после Райана. А потом, уведя ее прочь от костра, он в темноте леса прижал ее к древесному стволу и стал целовать, а она пыталась бухтеть, что ей в спину впивается потрескавшаяся кора. Она была первой девушкой после Аманды, с которой ему удалось хоть что-то.

Но не последней.

«Да хватит тебе!»

«Но где-то тут есть правда. И мы до нее докопаемся».

Он снова услышал голоса своих сестер, копавшихся в подвале. На сей раз, правда, менее отчетливо. Надо было сосредоточиться на телефонном разговоре, а уж потом выяснять, чем они там занимались. И как же приятно было посмаковать разговор со своей семьей и подумать о том, чего он смог добиться.

– Ну, так что там происходит? – спросила Кэрри.

– Ничего удивительного.

– Ты серьезно?

– Неа, вообще ничего.

– Но всем же придется голосовать?

– Голосовать?

– Насчет того, стоит ли продавать эту недвижимость! Очнись!

– Ладно, прости. Все идет, как ты и ожидала.

– Я думаю, что Мэри скажет: «Нет». Марго, может быть тоже. Кейт – точно «нет». А вот Лидди скорее «да».

– Похоже на правду…

– То есть продажи не будет.

Голос Кэрри звучал странно – она словно уже чувствовала себя побежденной. Сердце Райана сжалось. Он потер грудь. А ведь он мог бы все исправить. Мог бы.

– Я постараюсь их убедить.

– Правда постараешься?

– Конечно. Мне придется, верно ведь?

– Но мы и так обойдемся, если они не пойдут навстречу. Если что, помогут мои родители.

Он закрыл глаза. Плакать казалось странным – он не проронил ни слезинки с тех пор, как Мэйси однажды летом на вечеринке в честь дня ее рождения сломала руку в двух местах. Его тогда рядом не было. Она и остальные девчонки в надувном замке вконец обезумели, а затем раздался этот вопль, полный боли. Ему каким-то образом достало сил держаться, хотя его тошнило от того, как неестественно была выгнута ее сломанная рука. Уже потом, когда ее закатали в гипс и она протянула папе руку, чтобы тот подписал его – именно тогда он не сдержался.

– Мне не хотелось бы рассчитывать на их помощь.

– Но ведь для того и существуют семьи!

Наступила тишина. Райан сидел и думал: может ли он решиться на это? Просто попользоваться деньгами родителей Кэрри и навсегда забыть о лагере? Нет, так поступить он не в состоянии. Ведь ему все вечно напоминают, что он кому-то чего-то должен. Заставляют его почувствовать себя неудачником. И с этим он должен был справиться сам.

– Ты как, нормально? – спросила Кэрри.

– Вполне.

– Может, сегодня не будешь пить так много?

– Сегодня – определенно.

В подвале близняшки снова заговорили. Райан даже напрягся, чтобы разобрать их болтовню. Они что, все еще трепались о Стейси? А что еще могло оказаться в этом подвале?

– Давай я позвоню тебе попозже, – сказал Райан.

– Обещаешь?

– Клянусь.

Разве это было первое обещание, которое ему приходилось нарушать?

Глава 22. Творим своими руками

Шон

– Привет, Мэри, – сказал Шон, входя в лавку ремесленных изделий. Хотя он и произнес это едва слышно, он увидел, как плечи Мэри дернулись. Почему каждый из них так реагировал на него? Даже после тесного общения вчера вечером? Почему его существование для всех является, похоже, одним сплошным и неприятным сюрпризом?

– Привет, Шон.

Она повернулась. Она была в одежде для верховой езды. Обтягивающие замшевые брюки, высокие коричневые сапоги, начищенные до блеска, белое поло и свободная куртка. Ее традиционная униформа. Так он предпочитал думать, хотя прекрасно знал, что она носит и другую одежду. Единственным отличием от ее обычного вида был цвет ее кожи. Обычно она хорошо загорала, почти так же, как он, и он был готов поклясться, что еще вчера ее кожа была весьма смуглой. А сегодня она изрядно побледнела. Словно просидела все лето взаперти или долго болела.

– Ты чувствуешь себя так же паршиво, как и я? – спросил он. По правде говоря, у него действительно в то утро все валилось из рук. Проснулся он в 6:45, как обычно, однако во рту почему-то был отвратительный привкус, несмотря на то, что он тщательно почистил на ночь зубы. Ему хотелось просто повернуться на другой бок и снова заснуть, но он заставил себя подняться. Даже успел вовремя дать звонок, но начинающийся день не принес ему радости. Похоже, надо возобновить тренировки, подумал он. Нужно сделать хоть что-нибудь, чтобы надвигающееся пятидесятилетие не маячило так близко. Но у него не было отца, который мог бы понукать его позаботиться о своем бренном теле, когда у него самого опускались руки. Хотя, может, в этом смысле он и ошибается.

– Я в порядке, – сказала она. Верилось в это с трудом – например, ее губы, на которых еще оставались следы помады цвета красного вина, просто растрескались.

– Что ж, неплохо выглядишь.

– Спасибо.

В руках она держала книгу. «Таинственный сад». Почему-то он сразу понял, что это именно она. Очень может быть, что это был экземпляр его матери, либо же книга была очень похожа на него. Она, кстати, изо всех сил старалась пробудить в нем любовь к этому произведению, но он сказал: это, дескать, типичное то, что называют «женским чтивом». И до сих пор жалел, что произнес эти слова.

– Зато, готова держать пари, Райан сейчас просто никакой, – сказала Мэри. – Да и Марго наверняка не лучше.

– Да, мы наделали немало глупостей. Не стоит впредь повторять таких ошибок.

– А я вот повеселилась, – сказала она, выпятив подбородок. Ее длинная белокурая коса свисала через плечо. Когда она поворачивалась к нему спиной, можно было подумать, что ей по-прежнему пятнадцать. Однако, если взглянуть с другой стороны, именно она состарилась прежде остальных. А может, состарился он сам. Спрашивается, отчего это все утро ему в голову лезли всякие левые мысли? Неужели во всем было виновато чрезмерное количество выпитого спиртного?

– А ты что скажешь? – поинтересовалась она. – Ты-то повеселился?

– С вами, ребята, всегда весело. Ты же знаешь.

Мэри нахмурилась. Шон был почти уверен, что знает причину этого. Он почти не обращал на нее внимания, по ходу взросления он все больше и больше тянулся к Марго. Может, здесь он и ошибся? Ведь Мэри по типу соответствовала ему гораздо больше. Собранная. Спокойная. Может, они смогли бы…

– Вовсе не обязательно нам подпевать.

– Я вполне серьезно.

– Да правда, не стоит этого делать. Но все нормально. Тебе ведь хотелось зависнуть на пару с Марго, разве не так? Вот было бы здорово.

Шон почувствовал, как краска заливает его щеки. Неужели все знали, что творилось в его сердце? О том, чего он так долго желал? И что мог рискнуть всем ради того, чтобы получить желаемое?

– Для тебя, наверное, странно жить здесь сейчас, когда родителей не стало.

Шон задумался над ее вопросом, глядя, как она смотрит на книгу, когда-то принадлежавшую его матери. Как же та разозлилась на него, когда он наотрез отказался от того, чтобы она прочитала ее ему вслух! Не хочу я слышать ничего об этой придурошной Мэри и ее саде! И очень может быть, что это были последние слова, которые он ей сказал.

Тогда они жили в садовом домике, расположенном позади «Сумерек». Подобные места не были редкостью в небольших городах, рассеянных вокруг Квебека – там они разъезжали каждые три месяца, когда у матери появлялась охота погонять по трассе. А когда они возвращались, она всегда сразу по прибытии измеряла его рост, сверяясь с отметкой, оставленной в последний раз.

В то время Шон не понимал, как можно жить подобно перекати-полю, словно философы-перипатетики. Именно это словцо и употреблял мистер Макаллистер – «перипатетики» – так что Шон отыскал его толкование. Вот что оно означало: «Путешествовать с места на место, работая понемногу и не задерживаясь в одном месте надолго». Так гласил словарь. Может быть, подумал он, пытаясь собрать воедино воспоминания о детстве, она поступала правильно. Хотя и вечно шлялась по задрипанным барам. А если вспомнить ее гардероб? Эти чулки в сеточку и длинные белые рубашки? И как в уголках ее глаз всегда оставалась тушь, даже если она только вышла из ванной? И этот запах – дикий, мужской – который прямо лип к ней, словно духи?

И мужчины. Сколько же было этих мужчин.

– Шон? Ты меня слышишь?

– Да, извини. Тогда все было иначе, это уж точно.

– Скучаешь по ним?

– Разве это для тебя так странно?

– Да нет. У всех нас свои странности.

– А ты разве не скучаешь по ним?

– Честно? Как-то не очень. Звучит ужасно, да?

– Я никогда не понимал вас, когда вы были детьми.

– Мы больше не дети.

– А что, это имеет какое-то значение?

Вот теперь он разозлился. Дети Макаллистеров всегда были кучкой… как это… неблагодарных эгоистов. Так говорила его мать, которая, приходится признать, была самой настоящей шлюхой. И как же страдала его душа от воспоминаний об этом. Только вспомнить всех этих мужиков, которые просто пользовались ей… И тот ужасный факт, что он, скорее всего, и стал причиной, по которой она пошла на это. А потом ему пришлось столкнуться с другим ужасным фактом – оказывается, Мэри и другим было наплевать на то, что дальше будет с лагерем. Сколько же на него навалилось.

– Ты хотел что-то сказать? – спросила Мэри.

– Да нет, ничего.

– Давай, говори. У тебя на языке определенно что-то вертится.

Шон уставился на свои руки. Они были сжаты в кулаки, даже костяшки побелели.

– Я вас просто не понимаю. Вы выросли в этом замечательном месте и ходили в хорошие школы. Пусть ваши родители не были идеальными, но они делали все, что могли. Да, они тут осели. Но они же продолжали кормить вас. Любить вас. А вы готовы были на все, лишь бы обзавестись другими отцом и матерью, лишь потому, что ваш отец иногда вел себя странно, а мать, возможно, иногда относилась к вам с прохладцей. Да, я знаю, что вы думаете о них. Но ведь они тоже об этом знают. И от этого им больно. Из-за вас.

От волнения Шон просто задыхался. Он так давно хотел сказать что-то подобное. Так что реакция Мэри – она так и уставилась ему в глаза – его вполне устроила. Единственное, о чем он жалел, так это о том, что здесь, когда его чувства наконец вырвались наружу, была не вся честная компания. Вряд ли он еще когда-нибудь сможет произнести хоть что-то из только что сказанного.

– Скажи мне, что ты на самом деле чувствуешь, – тихо сказала Мэри. – Не сдерживай себя.

– Я хочу вернуть свою книгу.

– Что?

– Вот эту книгу, – сказал он, указывая на «Таинственный сад». – Она моя.

– Она принадлежит мне с тех пор, когда я была еще ребенком.

– Нет. Сначала она принадлежала мне.

Он подошел к ней, не сводя глаз с переплета, и вынул книгу у нее из рук. До чего же это было приятно. Ему следовало поступить так уже много лет назад. Десятки лет назад.

– Видишь? Он открыл книгу на титульном листе, где имя его матери – Дороти – по-прежнему сохранилось, хотя от времени чернила и выцвели. Поверх, правда, была написана фамилия Макаллистер. Ну еще бы. Проще некуда: зачеркнуть то, что было до них, и вписать свое имя.

– Кто такая Дороти?

– Моя мама.

– О… – только и сказала Мэри. Но по одному этому возгласу Шон понял – ей все известно о том, что произошло с его матерью, хотя он думал, что, кроме мистера и миссис Макаллистер об этом никто не знает. Именно они и пришли к нему на помощь после того, как она умерла в одной из хижин, расположенных неподалеку от «Сумерек» – в вене игла, по подбородку стекает рвота.

Шон и нашел ее там ранним утром, когда проснулся, как обычно, в хижине, а ее не оказалось рядом. Он не стал будить никого из тех, кто был поблизости, не стал и вызывать полицию, хотя его мать всегда говорила: держись поближе ко взрослым и запомни необходимые телефонные номера – они при нужде могут помочь. Вместо этого он побежал вниз по дороге и почти столкнулся с машиной мистера Макаллистера.

– Она была хорошим человеком, – сказал Шон.

– Я не была с ней знакома.

– Она была хорошей. И это принадлежало ей.

Шон подошел к Мэри почти вплотную. От нее несло запахами сарая, сена, лошадей, навоза. Кому-то эти запахи могли показаться неприятными, но только не Шону. Однако что-то внезапно поразило его, словно неожиданный удар в живот.

От нее исходил страх.

Глава 23. Бинго

Лидди

– Райан наконец встал, – сказала Кейт примерно через полчаса после того, как утром отзвонил колокольчик.

Лидди отвлеклась от своего занятия и прислушалась. Оказалось, Кейт была права – сквозь потолочную решетку до них отчетливо доносилось невнятное бормотание Райана.

– С кем он разговаривает?

– Скорее всего, с Кэрри.

Лидди подошла к столу, на котором лежал телефон. Осторожно подняла его. Вот что было плохо в мобильниках – попробуй-ка подслушать чей-нибудь разговор, если у тебя нет параллельного стационарного телефона.

– Лидди!

– Тс-с-с!

Кейт резко провела рукой по горлу, а затем одними губами произнесла: «Отключись». Лидди, так же беззвучно, спросила: «А в чем дело?» Кейт взяла телефон из ее руки и осторожно сунула его в чехол.

– Зачем ты это сделала? Теперь мы не узнаем, о чем он говорит с Кэрри.

– Нам и не нужно этого знать. Это ведь личный разговор.

– Ой, я тебя умоляю!

– Нам надо отсюда выбираться.

– Но мы ведь так и не нашли то, что искали!

– Мне кажется, что я нашла, – сказала Кейт. Она подошла к коробке, с которой не спускала глаз, и вытащила оттуда папку, набитую газетными вырезками, многие из которых были снабжены цветными наклейками – так их отец помечал важные моменты.

– Тут вся информация об Аманде. О нас тут тоже немало, но главным образом – об Аманде.

– И почему ты до сих пор об этом молчала?

– Просто не было времени. Но давай в самом деле уйдем отсюда, хорошо? Что-то у меня сейчас нет настроения общаться с Райаном.

Лидди не могла не улыбнуться.

– Ты что, боишься его?

– Не совсем так.

– Боишься-боишься.

Кейт схватила Лидди за руку и потянула ее к выходу – все то, что было час назад, произошло с точностью до наоборот. Они поменялись ролями, хорошо это было или плохо.

– Мне же больно!

Но Кейт тащила и тащила ее, так что у Лидди не оставалось многообразия в выборе – то ли следовать за сестрой, то ли вывернуться, использовав один из приемчиков, которые она освоила в секции самообороны. Подобный приемчик она уже применила на этих выходных; пожалуй, два раза за два дня – это уже чересчур.

Когда они оказались снаружи, Кейт отпустила ее. Было уже намного жарче, чем час назад – словно бабье лето одним махом решило вступить в права. Кстати о правах – а все ли насчет них было решено? Лидди не помнила, да и плевать ей на это было.

– Если бы я знала, что ты такая боевая, то чаще бы обращалась к тебе.

– Обращалась? Для чего?

Что-то привлекло внимание Лидди. Она подняла глаза. В окне наверху стоял Райан, на котором не было даже рубашки, и взирал на них сверху вниз. Она инстинктивно махнула рукой, но тут же опустила.

– Пойдем, надо убираться отсюда.

* * *

Они направились к лавке ремесленных изделий, но остановились и спрятались за деревом, увидев, как из него вышел Шон, а затем, несколько мгновений спустя, появилась Мэри с совершенно потрясенным видом.

– И что ты обо всем этом думаешь? – прошептала Кейт ей на ухо.

– Без понятия.

– А зачем мы прячемся?

– Не хочу с ними связываться.

Они молчали, наблюдая, как Шон идет к пляжу, а Мэри – на веранду. Когда их уже никто не мог заметить, они поспешили в лавку. Лидди казалось, что вернулись те времена, когда они были детьми, и она после окончания смены тащила куда-то Кейт, чтобы устроить свою очередную заумную авантюру. Своим родителям и полиции они тогда только и твердили о том, что работают над проектом для вышеупомянутой лавки, однако правдой эти слова и не пахли.

В лавке было прохладно; на потолке горела одинокая лампочка без абажура. Лидди вздрогнула. Словно призрак прошел по ее будущей могиле – так они когда-то описывали подобное чувство. Но никаких призраков в реальности не существовало. Было только то, от чего вы не могли отказаться.

– Все нормально? – спросила Кейт.

– Порядок. Давай займемся этим.

– А что это?

Она посмотрела на коробку, которую Кейт поставила на пол. Газетные вырезки, фотографии, цветные пометки, солидные документы явно официального вида. С чего же тут начать?

– Папа любил искать во всем взаимосвязи. Может быть, если мы сумеем со всем этим разобраться, то поймем, что он обнаружил?

– Вроде как в сериале «Место преступления»?

– А у тебя что, есть идея получше?

– Нет.

– Значит, будем действовать по моему плану.

Лидди начала расчищать пространство на стене, сбрасывая на пол рисунки, сделанные пальцами, и замысловато сплетенные ловцы снов. Все это висело там со времен их детства, а теперь все это богатство оставило после себя выцветшие следы на обоях.

Может, здесь действительно водились призраки?

– Попробуй поискать, может, найдешь канцелярские кнопки? – попросила она Кейт. Та стояла перед книжной полкой. Когда они были детьми, то называли ее «Полка утраченных книг» – видимо, потому, что на ней хранились все книжки, забытые детьми перед отъездом из лагеря за все эти годы. А еще они в свое время любили говорить: «Ничто не ново. И каждый оставляет свои следы. Характер хозяина отражается в забытой им вещи».

Если бы Лидди решила написать мемуары по мотивам своего детства, то наверняка назвала бы их «То, что мне никогда не принадлежало».

Кейт наконец-то нашла разноцветную коробку с кнопками, и они начали как попало прикреплять к стене разнокалиберные газетные вырезки. Как и говорила Кейт, здесь была информация не только об Аманде – это было вполне очевидно. Тут было полным-полно сведений обо всех них. Пока Кейт рылась в коробке, Лидди успела потихоньку сунуть в карман пару вырезок, которые ее просто поразили. Но она решила, что пусть дальнейшую судьбу этих сведений определит время.

– Глянь-ка, – сказала Кейт и прикрепила к стене заметку, где говорилось об Оуэне.

– Вот он, Оуэн.

– Ты что, собираешься выйти замуж за рок-звезду?

– А кто его знает. Может, и выйду.

– Но какое отношение он имеет ко всему этому?

– Скорее всего, никакого. Он даже не появлялся в лагере до следующего после инцидента лета.

Лидди познакомилась с Оуэном, когда им было по тринадцать лет. В те времена она просто преследовала его, как шпионка, словно уже тогда понимала, что в нем скрыто что-то волнующее. Как если бы он был посланцем из будущего, думала она, хотя убила бы любого, кто осмелился бы произнести нечто подобное вслух, включая себя. Видимо, эта мысль и послужила причиной того, что последующие три лета она с ним не разговаривала, думая – а вдруг во время случайной беседы она слишком разоткровенничается о самой себе, или о Кейт, или, что еще хуже, о Марго или Мэри – этого она бы просто не вытерпела бы. Так что, сознательно отдалившись, она тешила себя надеждой о том, что он даже не подозревает об ее существовании.

Однажды летом он проработал садовником целую смену, а потом уехал. Что ж, так тому и быть, подумала тогда Лидди, наблюдая, как отъезжает автобус, и выбросила его из своей памяти.

В следующий раз они повстречались в национальном парке «Гранд-Тетон». Вообще тот день был каким-то странным. Сначала два незнакомца, собиравшие манатки, предложили ей остатки своей еды – сыр, чесночное масло, майонез. Потом явилась какая-то леди и завела с ней разговор. Затем какой-то жуткого вида парень, который управлял трейлером стоимостью по меньшей мере в 120 000 долларов, всучил ей флакон жидкости для зарядки зажигалок. Принимать все эти непонятные подарки ей было непривычно – она же, в конце концов, не в коммуне? Но она все равно брала то, что ей предлагали – похоже, так и нужно было поступать. А потом, когда она сидела у озера Джексон, глядя сквозь наполненный запахом тающего снега воздух на самый удивительный вид, который она когда-либо видела в своей жизни, она услышала, как кто-то зовет ее по имени.

– Лидди Макаллистер. Быть того не может.

Она даже прикрыла глаза, потому что была уверена – ей снится сон. Но это был Оуэн. Он почти не изменился с тех пор, как она видела его в последний раз, только сильно вытянулся. Вот же какими длинными стали его руки и ноги. Но волосы, темно-рыжие, были все теми же – волосами того паренька, каким он был в свои четырнадцать лет. Он приближался к ней на скейте, но от этого эффект того, что все это ей просто снится, отнюдь не уменьшался.

Она встала, впервые в жизни пожелав, чтобы на ней оказалась не та одежда, которую скорее стоит носить мужикам.

– А вот и знаменитость, – сказала Лидди, причем сердце ее застучало. – Или как тебя называть?

Он ухмыльнулся и легко соскочил с доски. Она, подрагивая, остановилась на камнях. Когда она вспоминала этот момент, то могла поклясться, что прямо сразу свалилась в его объятия, хотя это, разумеется, было полной нелепостью. Это произошло не раньше, чем через шесть часов, во многом благодаря большому количеству красного вина, дыму костра и всем воспоминаниям, которые она, похоже, пробудила в нем.

Это случилось два года назад. Последние двадцать четыре часа их долгой разлуки казались просто бесконечными. Она, кстати, и сама не понимала, почему навешала Кейт на уши столько лапши, в том числе о том, что между ними нет ничего большего, чем «время от времени». Иногда ложь казалась ей более предпочтительной, нежели правда, даже когда эта ложь была видна насквозь.

– Так почему папа взял его в дело? – спросила Кейт, прервав ход ее мыслей. Лидди отступила, окидывая взглядом результаты их работы, пытаясь найти хоть какие-то взаимосвязи. До чего же много было этих вырезок, посвященных им всем, а также людям, с которыми они были связаны. Иногда это была просто распечатка твита или поста в фейсбуке. Были и другие документы, как, например, в случае с Оуэном: газетная статья о гастрольном туре его группы, том самом, на одном из концертов которого впервые присутствовала сама Лидди.

Она вздрогнула.

– Думаю, папа всерьез шпионил за нами.

Вместе с Кейт они снова посмотрели на стену. Лидди была уверена, что они пытаются добиться одного и того же – найти самый старый документ.

И она стала в уме листать назад книгу прожитых лет. Перед ее мысленным взором словно пролетали страницы календаря, как в каком-то давно виденном фильме, только теперь эти страницы двигались назад во времени. К началу ее жизни. К 1998 году.

Ее отец шпионил за ними.

За всеми.

И продолжалось это целых двадцать лет.

Аманда

23 июля 1998 года, 00:30

– Погоди, погоди-ка, – вдруг сказал Райан. Прошло уже тридцать минут. Я снова оказалась у него на коленях, его руки потихоньку стаскивали с меня трусы, и я просто извивалась под его умелыми пальцами. Потом потянулась, чтобы расстегнуть его шорты, и тогда он остановил меня.

– В чем дело?

– Я не… – Он вздохнул и прижался к моему лбу своим. Потом извлек свою руку оттуда, где она была, и небрежно вытер пальцы о шорты. Я старалась не думать о том, что на нем останется мой запах, и что другие тоже могут его почуять. Если это произойдет, то… что? – Не думаю, что это хорошая идея.