Текст книги "Я никогда не скажу"

Глава 38. Семейные узы

Лидди

Лидди нередко ощущала себя совершенно одинокой, и сегодня наступил как раз один из таких моментов. Они все чувствовали себя беспомощными в больнице, но тут было что-то другое. У Мэри были лошади, у Кейт – Эми, а у нее… Что ж, она чем-то обладала, у нее даже кто-то был, но именно в этот момент она чувствовала себя опустошенной. Сейчас у нее не было ничего.

Покинув больницу, она почувствовала себя грязной, но вода в «хижине учителя-француза» не согрелась как следует, поэтому она отправилась к домику, который был ближе всего к родительскому, и приняла душ там. Она всегда называла эту процедуру «душем Шона», потому что в нем пахло так же, как и от него – дешевым мылом и лесом.

Она разделась и встала под струи. Ей ужасно хотелось стереть больничный запах со своих волос, удалить его из своих ноздрей. Смыть эту непереносимую смесь антисептика и грусти, которую она теперь никогда не забудет. Боже, как же она ненавидела больницы. И лагерь тоже. Она действительно его ненавидела.

Эта мысль ненадолго привела ее в ступор. Неужели она, в самом деле, так думала? Приходится признать – многое в данной связи действительно пробуждало в ней ненависть. Она никогда не хотела быть членом этой семьи, а семьи ведь не выбирают, так что волей-неволей приходилось во всем участвовать. Теперь у нее появилась настоящая возможность побороться за самодостаточность, участвуя в коллегиальном решении вопроса, кто же получит долю от собственности – Райан или Шон. Но почему? Неужели она всерьез считала, что именно Райан избил Аманду? Все указывает именно на него. А двадцать лет назад, когда они плыли по озеру, она была уверена, что это сделал тот, кто был в каноэ, плывшем на Остров благодаря сильным рукам, толкавшим его. И то, что они нашли Райана на Сикрет Бич, лишь подтвердило ее догадки. Райан постоянно твердил, чтобы все оставалось в тайне… и говорил, что все это ради того, чтобы обезопасить Марго. Но Лидди нутром чуяла – Марго ко всему этому абсолютно непричастна. Но кто же это был, в конце концов? Неужели Райан от начала и до конца был невиновен?

Лидди вздрогнула от обжигающего холода воды. Если он был невиновен, значит, это сделал кто-то из них. Это была не она. И не Кейт. У каждой из них заведомо было алиби для другой. В то, что это могли сотворить те козлы из колледжа, жившие по ту сторону озера, она никогда не верила. Разве у них был хоть какой-нибудь мотив? Так что давайте оставим в покое всех знакомых, кто мог иметь к этому отношение. Если ее предположение верно, то сделавший все это человек ей незнаком, но она не понимала, какое значение может иметь этот факт. Она вновь вспомнила документы, которые они нашли днем раньше. Оказывается, ее семья была просто набита секретами. И как же ей было успеть во всем этом хаосе понять, что же значат найденные бумаги? Но ей придется разобраться в этом перед предстоящим голосованием.

Она выключила воду. Выходя, обертывая бедра полотенцем, она услышала храп Шона. Она не могла избавиться от мыслей о нем. Какую роль он играл во всем этом спектакле? Потому что когда правда вылезает наружу, о, все Райаны этого мира, наступает очередь Шонов. Она спустилась вниз. Доска по-прежнему стояла там, где они ее оставили. И все эти коробки, наполовину наполненные документами, среди которых нет ни одного, который не был бы известен Лидди. Во всей картине, правда, зияла здоровенная дыра – они ничего не знали о том, что произошло за те несколько часов, которые они провели в плавании. Вот когда они узнают, что творилось в то время, тогда сложится и весь этот чертов паззл.

Лидди вернулась в хижину и натянула одежду, которую она стащила у Оуэна. Прихватила те бумажки, которые скрыла от Кейт и внимательно их прочитала. Своим содержанием они давили похуже бетонных плит. Она легла, пытаясь заснуть. Потом она даже удивлялась, как быстро ей это удалось, хотя она и просыпалась через каждые полчаса, словно ожидала команды о начале посадки в самолет. В восемь тридцать прозвенел звонок (это был так называемый «воскресный звон»). Разве Шон когда-нибудь позволял себе упустить возможность потрясти колокольчик[9]9
  Эвфемизм, обозначающий болезненное пристрастие к мастурбации (прим. перев.)


[Закрыть]? Лидди наконец сдалась и встала. Из окна она взглянула на озеро. Погода менялась, надвигались низкие облака весьма угрожающего вида. Похоже, скоро начнется дождь. Может, и неплохая погода для поминок, но только не для сотен людей, которым придется тут оказаться.

Если пройдет серьезный дождь, как они себе будут лазать тут по грязи?

* * *

Лидди нашла Шона на Боат-Бич. Дверь в лодочный сарай была открыта, он в это время выносил на пляж весла.

– Ты что это здесь делаешь?

– Подсматриваю за одним каноэ. А по-твоему, что я делаю?

– У тебя такой вид, словно ты планируешь сбежать.

Шон посмотрел на нее с берега. Восходящее солнце пробилось сквозь листья деревьев и вызолотило его затылок, создав своеобразный эффект ореола. Ох уж эти его красно-рыжие волосы. Он носил длинную прическу до тех пор, пока все ребята дружно не окрестили его «Клоуни». Правда, потом он постригся короче, отчего его волосы казались темнее, если только он не пропадал часами на солнце.

– Значит, сбежать? – произнес Шон. – Но зачем?

– Чтобы подальше убраться от всех вас.

– Я должен был сделать это давным-давно.

– Наверное.

– Зачем ты явилась сюда, Лидди?

Уверенности ей по-прежнему недоставало. Когда она возвращалась в хижину, то размышляла, что хорошо бы встретиться с ним лицом к лицу. Но теперь, когда она смотрела на него – как он стоит в тени в заскорузлых шортах, с зажатым в руках веслом – ее пронизала дрожь.

Она сунула руку в карман и ощутила пальцами неровные края кусочков бумаги, которые она прихватила. – Я тут кое-что нашла.

– И что же?

– Ты разве не спросишь – где?

– Спрошу. Где?

– Это принадлежало моему отцу.

Шон никак не отреагировал на это. Лидди пришло в голову – вдруг он заранее знает, что сейчас произойдет? Но ничего особенного не произошло. То ли он действительно нее имел никакого отношения ко всему этому, то ли был просто фантастическим актером.

– И что это такое?

– Кое-что насчет тебя.

Шон подошел к ней. В его руке качалось весло, которое он сжимал большим и указательным пальцами.

– С чего это мистеру Макаллистеру понадобилось наводить на меня справки?

– У него они были не только на тебя. На нас всех.

– Да ну?

– Что-то ты не выглядишь удивленным… Погоди-ка. Так это ты забрал все те документы?

– Какие документы?

– Из лавки ремесленных изделий. Те, которые мы с Кейт вчера нашли. Значит, это сделал ты?

– И что с того, если это был я?

Весло в его руках снова угрожающе качнулось, почти коснувшись лица Лидди, всколыхнув воздух в нескольких дюймах от ее лица.

– Эй, поосторожнее.

– Да-да, конечно.

Шон опустил весло, воткнув его кончик в песок.

– Зачем ты их забрал?

– Ты же сама сказала – там и обо мне было много чего. Так что мне хотелось без помех посмотреть на них.

– Но ты забрал вообще все!

– Разбираться у меня не было времени.

Луч света погас.

– Но ты… Ты же организовал это сраное прочесывание озера! Выходит, тебе просто нужно было отвлечь нас, чтобы заполучить эти бумажки! А Кейт тогда чуть не умерла!

– Я не предполагал, что так может получиться.

– Господи Иисусе!

Шон подошел ближе. Он тяжело дышал, словно только что прибежал откуда-то издалека. Словно в ответ у Лидди участился пульс.

– Что там у тебя? Насчет меня, что ли?

– Ничего такого.

– Ты же сказала, что нашла кое-что обо мне.

Теперь он прямо-таки нависал над ней. Лидди вдруг почувствовала себя очень маленькой. И испуганной. Почему-то она никогда раньше не замечала, насколько Шон крупнее и массивнее, чем она. И какие, оказывается, мощные мышцы у него под рубашкой.

– Я говорила, что нашла кое-что, касающееся тебя. Но это не значит, что оно тебе принадлежит.

– Раз это «что-то» обо мне, значит, оно мое.

Как же Лидди хотелось, чтобы она вовсе не приезжала сюда, но было уже слишком поздно. Она быстро прикинула, какая из бумаг в ее кармане была для нее наименее опасной и пальцами отыскала ее. Ощупав знакомую печать, она поняла, что нашла нужный документ. Она вытащила из кармана толстый лист пергамента и развернула его.

– Вот то, что я нашла.

– И что это такое?

– Твое свидетельство о рождении. Как думаешь, зачем оно понадобилось папе?

* * *

Минут десять спустя, так и оставив Шона без ответов, Лидди отправилась на поиски Кейт. Им вдвоем нужно было все обговорить и продумать план дальнейших действий. Но вместо этого она столкнулась на дороге с Марго, державшей в руках большой знак, обозначающий место для парковки. На ней было черное платье-коктейль, серый свитер и колготки. Она начесала волосы и даже успела сделать макияж. Лидди и раньше неоднократно видела, как принаряжается ее сестра, но в сложившейся обстановке это коробило.

– Куда это ты так расфуфырилась? – поинтересовалась Лидди.

– А сама как думаешь?

– Ты что, злишься на меня?

– Тебе ответить честно, Лидди?

– Не поняла?

– Вы с Кейт скрывали, что Райан тогда, двадцать лет назад, был на Сикрет Бич, а теперь ты задираешь брови и говоришь «не поняла»?

– А ты знала, что он был на Острове, и тоже никому об этом не рассказывала.

– Это совсем другое.

– С чего бы это? Только потому, что это была твоя, а не наша тайна? Впрочем, это типично в твоем духе.

– Что ты хочешь этим сказать?

Лидди понимала, что она не права. Особенно после разговора с Шоном на пляже. Но продолжала упорствовать. Ее вроде как обуял праведный гнев.

– Значит, вот как у нас обстоят дела? Непогрешимая Марго никогда не ошибается. Начиная со школьных времен и заканчивая заметанием следов за своим братцем, который, между прочим, совершил покушение…

– Никаких следов я не заметала, – ответила Марго, но кровь так и отхлынула от ее лица.

Лидди схватила парковочный знак.

– Что это за хрень, Марго? Для чего он тебе?

– Да так… Ничего особенного…

– Слушай, да из тебя дерьмо так и прет.

– Брось его.

Так Лидди и сделала.

– Ладно уж. Но если я узнаю, что ты от меня что-то скрывала…

– Ты что, угрожаешь мне?

Внезапно раздался хлопок автомобильной дверцы, что заставило вздрогнуть их обеих.

– Кто бы это мог быть? – спросила Марго.

– Да принесло кого-то не вовремя. Господи, это же долбаные туристы!

– Лучше бы нам пойти поприветствовать их.

Они вышли на дорогу и свернули к стоянке. Поначалу Лидди никак не могла разобрать, что же она видит – перед ней словно поставили одну из тех загадочных картинок, на которых рисунок зашифрован, так что приходится изрядно ломать глаза, прежде чем поймешь, что же там нарисовано.

Потому что перед ней в общей толпе, выглядя столь же озадаченными, как сами Лидди и Марго, находились Оуэн, Марк и Свифт.

Глава 39. Я должен помнить

Шон

Черт бы вас подрал, думал Шон, снова и снова вонзая весло в песок пляжа. Песок разлетался в стороны, но он не останавливался. Вот вам за меня. Вот вам за маму. Как они только посмели? Как у них хватило наглости контролировать его бытие и самим решать, что он должен знать, а что – нет? Словно он был каким-то выродком, недостойным знать подробности своей собственной жизни.

Его переполняла ярость. Ярость и стыд – ведь он реагировал на все происходящее именно так, как от него и ожидали.

Он перестал терзать веслом песок. Мышцы рук болели. Он бросил весло на землю и сел на один из блоков сухого дока – эти блоки на пляже были чем-то вроде платформы. Обычно здесь было приятно посидеть. Перед глазами открывался весь залив, почти полностью закрытый тенью растущих вокруг хвойных деревьев. В это утро облака опустились особенно низко, по озеру шла неровная рябь. Наверное, скоро пойдет дождь – в налетающем ветре он почти чувствовал его запах.

Он попытался успокоиться, глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Откуда в нем возникла эта ярость, он не понимал. Подобное состояние обычно не было ему присуще. Но с появлением Лидди Шон осознал, что с прошлым покончено. И перестал беспокоиться, потому что его секрет остался нераскрытым. Никто не знал, что он был на Острове той ночью после того, как оставил вверенных его попечению отдыхающих. Никто не знал, что произошло между ним и Амандой.

Он закрыл глаза и вспомнил, какой она была на вкус. Как приятно было ощущать ее кожу. Каким блаженством было находиться внутри нее. Но одновременно он стыдился того, что переспал с ней. Ей было всего семнадцать, и он даже не был в нее влюблен. Когда он целовал ее, он знал, что она не хочет его. Он служил чьей-то заменой, суррогатом. Впрочем, думалось ему, это вполне нормально – ведь и она была для него кем-то в том же духе.

Когда той ночью он закрыл глаза, Аманда превратилась для него в Марго. Это были ее губы, ее волосы. Все происходило именно так, как он себе представлял, хотя и знал, что это неправильно. Он пытался заставить себя отвернуться.

И вдруг сзади раздался голос миссис Макаллистер. «Сердцу нужно лишь то, чего оно хочет», – сказала она. Он обернулся. На шее у нее, как обычно, висел фотоаппарат, и она сделала снимок.

– Что это значит? – спросил он.

Какое-то мгновение она смотрела на него, а потом ответила – это значит, что мы не всегда выбираем того, кого любим. «Зато…» – добавила она, – «Всегда можно выбрать, как поступать дальше».

Он понял. Смотри, но не прикасайся. И он никогда, никогда этого не делал.

До той ночи с Амандой.

Ведь все начала она. Вроде бы похоже на оправдание, но он понимал, что это вовсе не так. Когда все закончилось, и он почувствовал, как между ними повисло неловкое молчание, она села, оделась и произнесла те самые слова, которые он ожидал услышать.

– Это было ошибкой.

И хотя он согласился с ней, как же он был зол.

Глава 40. Теперь мы вместе

Марго

Следующие полтора часа Марго потратила на то, чтобы успокоить Марка, хотя на самом деле ей отчаянно хотелось придушить его. Она мобилизовала всю силу своей воли, чтобы не поссориться с ним прямо на стоянке. Его приезд после того, как она попросила его не делать этого, был типично «марковским» жестом, однако она умудрилась налепить на лицо улыбку и даже весьма убедительно сказала, как она рада его видеть.

Так что он был вполне счастлив. И следовал за ней повсюду, даже когда она проверяла, порядок ли на кухне и все ли благополучно у персонала кафетерия. Затем они направились в летний театр – именно там и было намечено проведение поминок. Она рассказала ему все о последних событиях, которые здесь произошли, начиная с утра субботы, когда они общались в последний раз. Неужели это было лишь сутки назад? А потом он помог ей расставить в аккуратные ряды порядка сотни складных стульев.

– Неплохое место для того, чтобы сыграть свадьбу, – обронил Марк примерно на середине этого занятия.

– Что?

– Думаю, наверняка здесь раньше справляли немало свадебных торжеств.

Она боялась даже повернуться к нему. Того и гляди он опустится на одно колено. И с облегчением вздохнула, когда заметила, с каким задумчиво-отстраненным видом он помогает ей. По случаю предстоящего «торжества» он надел пиджак и галстук, словно собирался исполнить свою традиционную роль учителя. Серый шерстяной пиджак, белая рубашка, консервативный галстук и темные джинсы. Этот его наряд, кстати, ей всегда нравился. Марк вообще отличался аккуратностью и выглядел так же, как во время их первой встречи, а прядь темных волос по-прежнему упрямо падала ему на глаза.

– Наверняка справляли. Только в последний раз это было давным-давно.

– И ты никогда не задумывалась об этом?

– Я не из тех девушек, которые мечтают о пышных свадьбах.

Тут она покривила душой. И она, и Мэри, да и близнецы тоже, пока были маленькие, любили разыгрывать здесь представления на тему свадеб, волоча за собой шлейфы из туалетной бумаги и отчаянно ругаясь с матерью из-за кражи кучи свечей. Иногда они вовлекали в такие представления Райана и даже Шона – как священника. Тот торжественно (хотя звучало это глупо) зачитывал семейные клятвы своим глубоким голосом, а они от смеха просто катались по земле.

– И что, продолжим?

Марго понимала, что в разговоре на подобные темы где угодно может затаиться подводный камень, так что относилась к нему соответствующе.

– Марк, нет… Тут же в час дня состоится панихида по моим родителям.

– Да, жаль. Неподходящее я выбрал время.

Она почувствовала прилив нежности. Он по-прежнему был тем человеком, с которым она провела последние пять лет. Он не менялся. А вот она – еще как. И она даже не знала, почему.

– В общем, сейчас не стоит думать о подобном. Лучше помоги мне расставить стулья, ладно?

– Конечно.

Они закончили со стульями, а затем отправились на веранду удостовериться, что для поминального обеда все готово. Поскольку он был запланирован на достаточно позднее время, было решено обойтись без перемены блюд. А на закате предполагалось устроить церемонию с фонарями, прямо как тогда. Всех приглашенных они предупредили, чтобы те принесли с собой китайские фонарики, если только хотели участвовать. Марго с легкостью представляла себе, как эти мрачные и давно повзрослевшие люди, которые были знакомы ей с детства, едут в лагерь, везя с собой на заднем сиденье эти хрупкие изделия из бумаги, чтобы потом поведать женам и детям о том, что им довелось пережить. Но и зажигание фонарей над озером, и ночь у костра все равно были только пародией на прошлое.

Марго не имела привычки четко следовать инструкциям. Даже построить в Макау сколько-нибудь приличный памятник своим родителям (хоть из картона) она так и не удосужилась. А ее родители определенно заслуживали лучшего.

– Мне нужно кое-что забрать, – сказала она Марку. – Подождешь меня здесь?

– Подожду.

Она пошла в кабинет и начала поиски, пока не обнаружила то, что нужно – салфетки и клей. В кладовке оказались еще и леденцы. Она взглянула на свои часы. Десять тридцать. Времени у нее достаточно.

Она вышла из кабинета. Марк стоял у доски для записей.

– Что это у тебя? – спросил он.

– Мы пытались выяснить, что случилось с Амандой, но вдруг Райан чуть не умер от сердечного приступа. С чего бы это?

Марк обернулся. Он смотрел на нее так, словно она вдруг стала ему чужой.

– Похоже, что все это – твоих рук дело.

– Что?

Оттолкнув его, она прошла за доску. И записи на ней были уже иными, чем те, которые они сделали накануне вечером. Кто-то заполнил пробелы во времени. Ее взгляд остановился на колонке, посвященной Шону. Оказывается, он был на Острове среди ночи. Вместе с Амандой, на Бэк Бич. Но что это? Что?

– Что это такое?

Палец Марка указывал на отметку «4:00 утра». По всем ведущим от нее направлениям было пусто, если не считать того, что в одну из ячеек кто-то вписал ее имя и обвел красным маркером. И делал это так настойчиво, что наполовину стер запись ребром ладони.

– Кому могло понадобиться это сделать? – через несколько минут спросил ее Марк.

– Без малейшего понятия.

Но она лгала. Марго умела распознавать чей угодно почерк – даже на доске она с легкостью могла идентифицировать чужую руку как свою собственную. Она знала, кто копает под нее, но пыталась не думать о причине для этого. И объяснение всему в любом случае должно было найтись. Если она как следует подумает, то все поймет.

И они продолжали сидеть в мансарде, прячась за доской, стараясь остаться незамеченными. Тем более что Марго уже слышала голоса тех, кто приближался сюда. Их смех. Звучащее в нем волнение. Оказывается, поминки не были просто официальным мероприятием – они должны были помочь их воссоединению.

– Это опасно, – сказал Марк.

– Что опасно?

– Вот это, – он указал на доску. «Необходимо выяснить все, о чем тут написано.

– Ты первый, кто говорит мне об этом.

– Не думаю. Ведь тот, кто поступил так с Амандой, наверняка опасен.

– Райан говорил точно так же.

– И он оказался прав.

– Но пока все здесь, вряд ли что-то может случиться…

– А что будет потом?

– Потом мы проголосуем еще раз.

– Но вы же собирались выяснить все до голосования, чтобы наконец найти виновного?

– Да, мы так и рассчитывали.

– И что ты думаешь теперь?

– Даже не знаю, Марк, понимаешь? Я уже готова передумать насчет всего этого. Мне нужно встречать посетителей, вести с ними разговоры о моих родителях, и…

Он обхватил ее руками. Как же ей было хорошо в его объятиях. Как спокойно. Она уткнулась носом в его грудь, вдыхая его успокаивающий запах. Как же ей хотелось, чтобы этот проклятый уик-энд наконец закончился. Но рядом с ним она никогда не могла о чем-то раздумывать всерьез. Никогда не могла.

– Все в порядке. С тобой все будет хорошо.

– Но я боюсь.

– Я тоже.

Она выскользнула из его рук.

– Ты думаешь, что это я во всем виновата.

– Нет.

– Да ладно, неужели хоть на секунду ты не задумывался об этом?

– Нет, – еще раз произнес он, но уже как-то нерешительно. Она удивилась, но не позволила себе поддаться панике. А ее удивление скорее было вызвано тем, что он оказался способным подумать о ней плохо.

– У меня, наверное, вся косметика размазалась?

– Погоди, я сейчас. Он вытащил из кармана старомодный носовой платок. Наклонился к ее лицу и отер с него слезы. – Вот так гораздо лучше.

– Спасибо.

Он свернул платок и положил его назад.

– Я знаю, и ты тоже знаешь.

– Знаю о чем?

– О том, что ты несчастна. И что ты думаешь, а не расстаться ли со мной.

Она уставилась в пол. Устилавшие его доски были старыми и потрескавшимися, а щели между ними так широки, что в них могло затеряться что угодно. Забавно, о чем только не думает человек, когда вся его жизнь буквально разваливается. Она вспоминала книгу «Воришки», которую читала в детстве, о маленьких существах, скрывающихся от взоров людей в таких вот щелях.

– Почему ты так говоришь?

– Потому что это правда. Разве не так?

Она взглянула на него. Ей хотелось настаивать на своем, но он повернул вопрос ребром. Однако чем черт не шутит, может, оно и к лучшему. В конце концов, он имеет право быть с той, которая хотела быть с ним. Он это заслужил.

– Да. И мне очень жаль.

– Неужели это все, что ты хочешь сказать?

– А что бы ты хотел от меня услышать?

Он вздохнул.

– Мне хотелось бы, чтобы ты сказала, что я неправ.

– Прости.

– А ты сказала только это.

Она опять посмотрела на пол. По крайней мере, это давалось ей проще, чем глядеть в его полные слез глаза.

– И что дальше? – спросила она.

– Хочешь, чтобы я ушел?

– Да нет, конечно. Останься.

– Я имел ввиду… ушел из нашей квартиры.

– Я сама уеду. Побуду с кем-то из сестер, пока не подыщу подходящее место.

– Хорошо.

Тут Марго услышала, как кто-то кашлянул: оказалось, это был Шон, вышедший из своей комнаты. Получается, он сидел там все это время. Он дружески обнял ее. И что же ей теперь делать?

– Привет, Марк, – сказал он, протягивая руку.

Марк отмахнулся.

– Она теперь вся твоя, чувак.

– Марк!

– Что? – он едва оглянулся на нее, идя прочь по коридору. – Ты же знаешь, что все это правда.

Она даже не понимала, что делать дальше. Наверное, стоило бы броситься за Марком, попросить его остановиться и разобраться в происходящем. Попытаться убедить его, что она никогда не бегала за Шоном – это уж точно было правдой. К нему она не испытывала никаких сколько-нибудь нежных чувств. А теперь, на фоне всего этого, вероятность чего-то подобного просто стремилась к нулю.

– У тебя все в порядке? – спросил Шон. На нем был костюм, который он надевал только на похороны. Темно-синий, почти черный, как кровоподтек.

– Все у меня в порядке.

– А о чем тогда говорил Марк?

– Ни о чем, забей.

– Может, поговоришь хотя бы со мной? Он положил руку ей на плечо.

Она вывернулась.

– Не делай так больше.

– Извини, я ничего такого…

У нее перехватило дыхание. Казалось, в этот момент она вообще перестала что-либо понимать в своей собственной жизни.

– Что ты делал в ту ночь на Острове, Шон? Происшествие с Амандой – твоих рук дело?

Она посмотрела ему прямо в глаза, думая, что он станет все отрицать, как до этого поступил ее брат.

Но он этого не сделал.

Аманда

23 июля 1998 года, 3:00

Никогда я не испытывала более сильного стыда, чем той ночью. Это был натуральный кошмар. С этим (и то едва) могли сравниться только рассказы моих родителей о том, как однажды они попросили меня показать их друзьям мои рисунки, предварительно упаковав меня в подгузник, хотя мне было уже восемь. А моя бабушка, слуховой аппарат которой не имел регулятора громкости, посреди этого процесса тогда прямо завопила, что «крошке нужно пописать».

Да, мне и тогда было стыдно, но далеко не так, как сейчас.

Настоящим позором было то, что устроили мы с Шоном. Я пыталась отомстить Райану, Шон – отделаться, пусть и временно, от своих грез по поводу Марго. Стыд прямо витал вокруг нас, когда он, уже потом, присел отдохнуть на камни. Мне было больно и холодно, а это проклятое место было последним, где мне хотелось бы оказаться. Вот так прошел мой «первый раз». И мне придется вечно это помнить.

Мы какое-то время полежали в тишине, затем он скатился прочь с меня, и я стала одеваться, стоя к нему спиной. В голове звучал голос мамы – она словно повторяла все свои нравоучения насчет моего «первого раза», который обязательно должен стать каким-то особенным. Да, мой «первый раз» произошел не по любви, но я ни секунды не жалела о случившемся. Что сделано, то сделано. Гораздо труднее было все сдерживать в себе. Я не могла рассказать о том, что произошло, ни Марго, ни кому-либо еще. Конечно, в нашем поступке не было ничего криминального, но все же… Он ведь был из старших вожатых, в прямом и переносном смысле. Чем же кончится все это дело? Похоже, его уволят, а я уеду домой, и вся эта чепуха превратится в еще одну типично лагерную историю.

– Я никому не скажу, – сказал Шон. – Не переживай.

– Я знаю.

– И ты никому не говори. Даже Марго. Договорились?

Я просунула голову в ворот свитера и обернулась.

– Как будто бы Марго есть до этого дело.

Я знала, что было жестоко это говорить, но не ожидала такой реакции. Мне еще ни разу не приходилось видеть перед собой человека, которого ярость захлестывает в одну секунду, словно по щелчку переключателя. Его, казалось, объял настоящий огонь, и первой, кому предстояло обжечься об него, была я.