Текст книги "Сокровище по имени няня"

ГЛАВА ПЯТАЯ

Еще с момента краткой попытки в верхнем холле Николь мечтала о новых поцелуях. Но все равно оказалась не подготовленной к реальным поцелуям. Реальным? Нет, волшебным! Очарование захватило ее с первого мягкого прикосновения его губ. Оно распространялось и усиливалось, пока Николь полностью не растворилась в потоке чувственности. Будто приливом ее несло к нему.

Пирс все крепче прижимал ее к себе. Одной рукой поддерживал ягодицы, другой затылок. Давление его губ возрастало. Он пробовал ее, испытывал на вкус. Она закрыла глаза. Последняя картина реальности – звезды, кружившиеся в небе, и луна, бесстыдно наблюдавшая за медленным балетом в воде. И потом не осталось ничего, кроме аромата ночных цветов, сладкого густого вкуса ледяного вина и яростного кипения крови, которое не поддавалось описанию.

Надо бы остановить все немедленно. Такая женщина, какой она была до этого момента, подумала бы о Томми и о собственной лжи. И насторожилась. А она, всегда такая предусмотрительная, должна учитывать последствия страсти, ослепившей ее, и многие возможные осложнения.

Но теперь Николь стала другой женщиной, околдованной поцелуями. У нее осталась одна забота – насытить голод, не признающий других правил, кроме жадного удовлетворения.

Она почувствовала, как его пальцы изучают ее плечо и стягивают бретельки купальника, скользя вместе с ними по рукам. Она не пыталась остановить его. Хуже того, она помогала. Николь изогнулась, и обнажившиеся груди выскочили наружу. Бледные и налившиеся, они уперлись в его мускулистую грудь.

От его взгляда по коже побежали пылающие тропинки. И потом его рот. Язык исследовал склоны грудей, нашел соски и дразнил их совершенно невыносимо. И будто молния пронзила ее. Жар сжигал сердце и душу.

Николь пыталась сдержать бег крови, наполнявшей огнем вены. Открыла рот, чтобы наполнить воздухом опаленные легкие. Но смогла только испустить сдавленный стон.

– Николь, – умоляюще прошептал он. И потом снова, более требовательно:

– Николь?..

Она знала, чего он просит. Знала, что, откинув назад голову, она выставила перед ним уязвимую ямочку на горле. Знала, что предлагает себя без ограничения.

Вода-заговорщица кружилась вокруг них. Теплая и нежная, она вводила в искушение. Затягивала дальше того предела, где кончается понимание, что со временем они дорого заплатят за совершенное сегодня. Ее поднятые ноги плавали вокруг его талии. У него в горле она слышала низкое клокотанье.

Сквозь тонкий слой ткани, все еще разделявший их, она ощущала сильную твердую плоть, искавшую ее. Николь не сознавала, что они проплыли по всей длине бассейна. Пирс отпустил ее на мгновение, чтобы схватиться за перила лестницы, возвышавшейся за спиной. Она закричала в отчаянии, что расстояние между ними увеличилось.

– Я здесь, – пробормотал он, касаясь ее губ, притягивая к себе и переплетая ноги.

И он был с ней. Купальник соскользнул к талии, к лодыжкам, к ступням. И где-то в мерцающей глубине упал рядом с его плавками. Он был рядом. Он был возле. И потом быстро, нежно он был в ней.

Снова молния пронзила и зажгла их обоих. Николь словно искрилась и взлетала в пульсирующем ритме. Такое острое мучение. Его невозможно выдержать. Она открыла глаза и безмолвно просила его об освобождении, которого он не обещал. Волосы, темные и блестящие, прилипли к голове. Капли воды подпрыгивали на коже и пиками торчали на ресницах.

– Пирс, – умоляюще вырвалось у нее.

Он покачал головой и запечатал ей рот губами. Она ощущала его мощь, страсть, первобытную мужскую силу. Наступил момент чистого безумия. Ей захотелось прошептать: «Я люблю вас» – и на вечность быть привязанной к нему.

Но она только крепче прижалась к его плечу и нежно покусывала кожу. Николь с трудом сглотнула, прогоняя исступление страсти. Шторм приближался. Последний бросок. Страсть сама назначала время, когда ей взорваться в них.

Изменить ничего нельзя. Пирс это знал. Хотя пытался остановить начавшееся безумие. Он прижимался спиной к лестнице. Железной хваткой зажав ее бедра, он будто втягивал Николь в себя. А Николь растворилась в нем. Точно маленький камушек, унесенный горячим потоком. И ничего от нее не осталось, кроме кругов, расходившихся по воде.

Тело еще нежно прижималось к нему. Легкая дрожь наполнения, которое он принес ей, еще отдавалась в глубине. Звон в крови постепенно затихал. До Николь стали доходить тихие шорохи внешнего мира. Плеск воды о выложенный плиткой пол. Сонные разговоры птиц. Шелест листьев кизила при набегавшем ветерке.

Она покосилась на него. Голова откинута назад на верхнюю ступеньку лестницы. Глаза закрыты. Можно было подумать, что он спит, если бы не жилка, вздрагивавшая на шее. От каких видений так строго сжался рот? Так бескомпромиссно осуждающе насупились брови?

Несмотря на теплую ночь, Николь вздрогнула. Наслаждение, которое он дал ей, растворилось в чувстве вины. С первой встречи она обманывала этого мужчину. Нет смысла пытаться оправдывать последний проступок. Он был самой величайшей ложью.

Она не предавалась любви с Пирсом. Любовь предполагает взаимное притяжение и доверие. Любовь требует честности и уважения. Николь не могла предложить первого и не заслуживала второго. Она так хотела его, что даже не подумала о предохранении. И как бы ей ни хотелось найти оправдание, его нет.

Вид Пирса свидетельствовал, что он думает так же. Когда она решила высвободиться и ускользнуть, он открыл глаза. Но смотрел не на нее, а сквозь нее. За всю ее жизнь ей ни разу не встретился такой пустой и безнадежный взгляд.

Потом он провел рукой по лицу, словно хотел смыть все, что произошло между ними за последние полчаса.

– Ох, проклятие! – тихо вырвалось у него. Сердце екнуло, будто сжатое в кулаке. Рыдание поднималось к горлу и могло выдать ее. Почти ничего не видя, она оттолкнулась от него и под водой поплыла к противоположной стороне бассейна. Добравшись до бортика, она схватила полотенце, закрылась им, как щитом, и поднялась по лестнице.

Николь не знала, что он поплыл за ней следом, пока к ее ногам не упал купальник. Она не обратила на него внимания, обмотала полотенце на манер саронга и через сад побежала к дому.

Николь порадовала встреча Томми со щенком. Едва он заметил малышку, лицо у него просияло. И постепенно его счастье смягчило боль и смятение в сердце Николь. Мальчик рухнул на колени, завизжав от искренней радости.

Медовая Красотка в свою очередь выскочила из-под стола, где деловито жевала старое чайное полотенце, и бросилась к Томми в безудержном экстазе.

– Клянусь здоровьем, можно подумать, что эти двое – птенцы одного гнезда, – заметила Жанет, наблюдая за обоюдным обменом приветствиями. – Бог знает, когда я видела мальчика таким счастливым. Даже несмышленая собака улыбается. А посмотрите на ее хвост. Она вертит им будто на соревнованиях!

Жанет была права. Мальчик и собака катались по полу. Медовая Красотка улыбалась от одного лохматого уха до другого. Просто чудо, что она от радости не взлетела.

– Одобрит Пирс или нет, хорошо, что я принесла ее. Это лучшее, что я могла сделать.

– Николь… – предупреждающе начала Жанет.

– Мне и правда все равно, Жанет, что подумает наш всемогущий командор. Я готова сказать ему это в лицо. С меня уже хватит, что он единственный отдает здесь приказы.

– На самом деле? – донесся с порога голос Пирса. Николь почувствовала, как у нее все оборвалось. – Тогда, вероятно, нам лучше пойти в библиотеку. Там вы можете свободно выразить свое неудовлетворение без опасения повредить маленьким невинным ушам.

– Мы еще не завтракали. – Отчаянным усилием она пыталась подавить дрожь в голосе. Но это не совсем удалось. Пирс стоял высокий, прямой. Офицер, который не потерпит мятежа на корабле. Устрашающая фигура. Такая же далекая от ночною любовника, как натренированный на охоту доберман-пинчер от покладистого спаниеля.

Пирс нагнулся и забрал извивавшегося щенка у ползавшего по полу ребенка.

– Разрешите мне ускорить дело. Я присмотрю за дворнягой, пока вы занимаетесь своими обязанностями.

Будто понимая, что ее судьба висит на волоске, Медовая Красотка переключила внимание на Пирса. Она одаривала его обожанием почти с таким же энтузиазмом, с каким обволакивала любовью Томми.

– Николь, я буду в библиотеке. – Пирс пронзил ее загадочным взглядом. – Не заставляйте меня долго ждать.

– Да, – выдохнула Жанет, когда за ним закрылась дверь, – разве этого недостаточно, чтобы человек потерял аппетит! Но я предупреждала вас, Николь.

– Знаю, – вздохнула Николь. – Я только надеюсь, что он не перенесет раздражение на… – Она показала глазами на Томми, склонившегося над кашей. – Страшно подумать, как малыш будет разочарован, если собаку придется унести.

– Пирс не такой человек, – возразила Жанет. – Если у него и есть недостатки, то несправедливым он не бывает.

В душе Николь согласилась с ней, но вера в справедливость подверглась испытанию, пока она подходила к библиотеке. Французские двери стояли нараспашку. Пирс в патио, нахмурившись, наблюдал, как Медовая Красотка передними лапами и носом влезла в миску с молоком.

– Кхе-кхе, – покашляла Николь, чтобы привлечь его внимание, и облизала губы, сухие, как песок.

– Я не слышал, как вы вошли. – Он выглядел немного удивленным. Быстро взглянув на нее, снова переключил внимание на щенка. – Я был за мили отсюда.

Наверно, размышлял, как лучше расправиться с няней, которая пересекла границу отведенного ей места? Николь сжала губы, приготовившись к худшему.

– Я думал о собаке, – заметив ее выражение, после паузы пояснил он.

– Вы имеете в виду Медовую Красотку?

«Ради Бога, Николь, разве ты видишь поблизости другую собаку?»

– Точно. Никаких Медовых Красоток. Есть вещи, рядом с которыми я отказываюсь жить.

– Как вы можете быть таким бессердечным? – Николь будто плюнула в него вопросом, настолько сильна была горечь разочарования. Она почти чувствовала ее на языке.

– Прошу прощения?

Его тон и собственный здравый смысл подсказывали: надо остановиться. Но какого черта! Она зашла слишком далеко, чтобы отступать.

– Вы видели лицо Томми, когда он играл с собакой, радость в его глазах. Как можно так бесчувственно растоптать счастье ребенка? Или это ваш способ дать мне понять, что, несмотря на минутную потерю здравого смысла вчера ночью, вы нее еще командор, облеченный правом принимать решения? Вы готовы пожертвовать беспомощным щенком, не говоря о благополучии Томми, чтобы восстановить вашу власть в доме!

Он молча смотрел на нее с минуту, которая показалась вечностью.

– Боюсь, Николь, что стремление представить меня злодеем привело вас к не правильному заключению. Я не предполагал избавиться от собаки. Я возражаю только против имени. Называя ее Медовой Красоткой, я чувствую себя круглым идиотом. Выберите что-нибудь одно. Если это имеет значение, я бы предпочел Красотку.

– Ох, – прошелестела Николь. Унижение, одна опустошительная волна за другой, затопило ее. – Понимаю… Приношу извинения.

– Нет оснований, – продолжал он, зачарованно уставившись на куст пеларгоний в дальнем конце патио. – Почему бы нам не взять ее? Похоже, у нее хороший характер.

– Спасибо. Не могу вам передать, что это значит для Томми. Он будет в восторге.

– Да. – Пирс на мгновение взглянул на нее, потом снова уставился на пеларгонии. – Еще один прекрасный день, – деревянным голосом отметил он.

Ї Да.

– У вас с Томом есть особые планы?

– Нет. – Хорошо, что он не видит, как ее взгляд скользит по его фигуре, вспоминая тело под серой в белую полоску рубашкой и черными, сшитыми на заказ слаксами. Вспоминая мощные плечи и длинные сильные ноги. И как он прижимал ее к себе, словно на краткий, волшебный миг она стала для него самой дорогой в мире.

– По-видимому, лучше сегодня подержать его в относительном покое. Вчера вечером по дороге домой его вырвало.

Вчера вечером. Звенящие от напряжения слова упреком повисли в воздухе. Он тоже почувствовал это.

– Говоря о прошлой ночи… – начал он.

– Наверно, слишком много впечатлений, – одновременно с ним заговорила Николь.

К ее удивлению, он засмеялся. Хриплый скрипучий звук без тени веселья.

– Я просил вас прийти сюда не для того, чтобы обсуждать погоду. И откровенно говоря, Николь, мне наплевать, как вы называете собаку. По-моему, мы оба это знаем.

Николь твердо решила, что будет молчать, пока не убедится, что услышит что-то, с чем можно жить дальше. Она сжала губы и смотрела на цветущие пионы в центре патио.

– Нам надо поговорить о прошлой ночи. – (Она чуть слышно застонала и в отчаянии отвернулась.) – Не отворачивайтесь от меня. Я и так чертовски плохо себя чувствую. Из всех ошибок, какие сделал в жизни, случившееся прошлой ночью я отношу к самой непростительной.

Он приподнял ее подбородок. Николь ничего не оставалось, как встретить его взгляд. Он такой порядочный человек, такой красивый, такой честный. Она смотрела на него, и у нее разрывалось сердце.

Он сожалеет о том, что случилось. А для нее это незабываемое переживание.

– Это не повторится, – заверил он ее.

Эти же слова он сказал, когда первый раз поцеловал ее. Но сегодня и с барабанным боем ей бы не удалось найти в себе то яростное высокомерие, с каким она оттолкнула его тогда. Сегодня ей хотелось плакать. Правда в том, что она не жалела, что они вместе провели ночь. Правильно или не правильно, но это останется с ней навсегда, Особенно когда раскроется ее обман и Пирс с презрением отвернется от нее.

– Надеюсь, – продолжал он, что.., это.., не заставит вас отказаться от должности.

Это. Не «занятие любовью». И даже не «хороший секс». Всего лишь ЭТО.

– Нет, – вздохнула она.

– Хорошо. – И чтобы она не заблуждалась, будто его тоже радует ее решение, добавил:

– Для Томми будет тяжело перенести такую потерю.

– Для меня тоже. Я искренне люблю его. – Не говоря уже о его опекуне.

– Так мы будем… – Он беспомощно развел руками, показывая нехватку нужных слои

– Забудьте это. Будто ничего и не случилось, – с горечью произнесла она, не в силах подавить мучившую ее обиду. А чего она ожидала? Что он посчитает себя обязанным жениться на ней? Потому что в минуту необъяснимой слабости они не устояли?

– Сомневаюсь, чтобы я был способен забыть, – возразил он.

Следующие три дня Николь почти не видела командора. И он совсем не уделял времени Томми.

Он не приходил домой к обеду, а только звонил чуть раньше семи.

– Скажите Тому, что я желаю ему спокойной ночи. Хорошо? Я опять задержусь в офисе, есть работа.

Прекратились семейные завтраки. Когда они с Томми спускались вниз, Пирса уже не было. Он явно избегал Николь. Но ее больше всего мучило, что его отсутствие может возродить страхи, которые испытывал Томми первое время после гибели родителей.

– Николь, дядя Пирс живет с мамой и папой? – спросил он в среду. – Поэтому он больше не приезжает домой?

Николь не знала, как ответить мальчику.

Пирс появлялся редко. Зато Луиза Трент присутствовала почти постоянно. Она сновала по дому с записной книжкой и карандашом. Обнаружив, что Красотка обитает в доме, Луиза, не теряя времени, объявила свое мнение.

– Что здесь делает эта тварь? – во вторник спросила она, без приглашения врываясь в кухню.

– Если вы имеете в виду собаку, то она здесь живет. – Жанет, замешивавшая хлеб на рабочем столе, окинула ее суровым взглядом.

– В доме? Не могу поверить, что командор Уорнер знает об этом.

– Знает, – бросила Жанет, яростно взбивая тесто, и обратилась к Николь:

– У вас готовы лепешки, чтобы ставить в духовку?

Николь сидела за столом и помогала Томми разделить его собственный комок теста на маленькие чумазые кружки.

– Все готово, – ответила Николь, вытирая влажным полотенцем руки Томми, запачканные в муке.

– Вы знаете, у меня аллергия к собакам. – Луиза прикладывала к своему совершенному носику платок, обшитый кружевами, и отгоняла прыгавшего в экстазе щенка. Красотка вроде бы не могла поверить, что не все люди влюбляются в нес с первого взгляда.

– Не могу сказать, чтобы я знала. – Жанет не шелохнулась. – Не могу сказать, чтобы это меня волновало. Собака здесь останется.

– Ну, это мы еще посмотрим. В любом случае я не хочу, чтобы она во время уик-энда болталась под ногами.

– Что будет на уик-энд? – спросила Николь, когда они остались одни.

– Мисс Луиза планирует в субботу справлять новоселье. И догадайтесь, в чей дом она собирается вселяться? – печально хмыкнула Жанет. – Смею сказать, что она представляет это репетицией перед тем, как примет на себя роль постоянной хозяйки. Но если она рассчитывает командовать в кухне, то ей стоит лучше подумать. Пока я не услышу о перемене, я принимаю приказы только от командора. И больше ни от кого.

Николь тоже было о чем подумать. Ей придется видеть, как Луиза виснет на Пирсе и каждое второе предложение начинает со слова «милый». Конечно, самой Николь будет неприятно, но есть, и более важные вещи.

– Наверно, лучше, если я заберу Томми на весь день. Мисс Трент любит маленьких мальчиков не больше, чем щенят.

– Вы правы, – согласилась Жанет. – Если бы дом принадлежал ей, она бы обоих заперла в конуре в дальнем конце сада, подальше от дома.

В четверг в середине утра Пирс неожиданно приехал домой, чтобы забрать какие-то бумаги. Николь поймала его на ходу и высказала свое предложение.

– Совершенно не согласен, – непреклонно объявил он. – Я хочу, чтобы Том был здесь.

– Почему? – удивилась Николь. – Ему не доставит удовольствия ходить среди незнакомых людей. Особенно в такое время. Он лучше всего чувствует себя до шести вечера.

– Том может показаться раньше, а потом вовремя лечь спать. – Пирс перебирал бумаги на столе, потом резко отодвинул их в сторону и взорвался, что бывало с ним редко:

– Вы позволяете ему здесь играть, когда меня нет? Я ничего не могу найти в этом беспорядке!

– Нет, я не позволяю ему играть здесь, когда вас нет, – фыркнула она, разозленная и тем, что он избегал ее взгляда, и несправедливым обвинением. – Он уже забыл дорогу сюда, потому что вы в последнее время редко бываете дома. Не удивлюсь, если он не узнает вас, когда вы в следующий раз соизволите появиться.

– Николь, я еще служу на флоте. И у меня есть работа, которую надо делать. – Стальные ноты в голосе отражались в глазах, когда он мельком скользнул по ней взглядом. – Очень важная работа, если вам интересно. И вам надо бы знать, что служба даст мне возможность содержать этот дом. И вас.

Это «и вас» довело ее до крайности. Будто самое обременительное, что ему приходилось нести, это плата женщине, которой он воспользовался.

– Буду счастлива, командор, получать меньшую зарплату, если это облегчит ваш груз. И уверяю вас, что Томми тоже будет счастлив жить не в такой богатой обстановке, если он сможет больше времени проводить с вами. Ведь предполагается, что вы заменяете ему отца.

– Ох, ради Бога, неужели вы думаете, что я не помню об этом? – Он так сильно ударил тяжелым справочником по столу, что от сотрясения бумаги разлетелись по полу. – Сейчас у меня все мысли о новом эсминце. Намечены встречи, деловые поездки, но приходится их откладывать, потому что на пути встают личные вопросы. И вдобавок желательно, чтобы я приспособил библиотеку для бездельников, которые будут здесь слоняться на уик-энд,

– И еще у вас есть ребенок. И он должен быть превыше всего. Ради Бога, расставьте правильно приоритеты! Могут же другие мужчины.

Он снова мрачно посмотрел на нее.

– Но я – не другие мужчины. Я себе рисовал не такое будущее. Не знаю, понимаете ли вы это. Оказаться инвалидом и расстаться с любимым делом – уже плохо. Я начал осуществлять новую карьеру, но не успел и дух перевести, как на меня свалилось отцовство.

– И вам предстоит еще много пройти, – язвительно заметила она. – Или, по-вашему, только вы здесь такой страдающий? А Томми? Черт с ними, с вашими разбитыми мечтами, что чувствует Томми?

Ее слова попали в цель. Он прекратил лихорадочный поиск бумаг. Закрыл лицо рукой.

– Вы правы. Что бы вы ни думали обо мне, Николь, я с радостью взял ответственность за его судьбу. Другое дело, готов я к этому или нет. Я люблю Тома. И очень любил Джима. Том – большая часть моей жизни и всего, что происходит в этом доме. Поэтому я и хочу, чтобы он появился перед гостями в субботу вечером. Пусть хоть на несколько минут.

– Хорошо. К шести часам я одену и подготовлю его для показа. А в семь заберу. – Она направилась к двери.

– Я хочу, чтобы вы тоже были.

– Не представляю, зачем. – Она замедлила шаг и посмотрела ему в лицо. – Служащих обычно не включают в светские мероприятия.

– Вы больше чем служащая, Николь. – Он тяжело вздохнул, будто произнести эти слова ему оказалось труднее, чем он полагал.

– Я бы предпочла не…

– Отказа я не принимаю.

– Это приказ, командор? – Ее возмущало, что он применяет власть, когда хочет добиться своего.

Губы его недовольно сжались. Как от ее тона, так и от самого вопроса.

– Если вы так поняли, да, это приказ. – Пирс помолчал, словно ожидая, что она отдаст честь и, подчинившись, выйдет из комнаты. Но вместо этого Николь пристально смотрела на него. Взгляд искрился от негодования.

– Как пожелаете, командор.

И в нем закипела злость. Скулы сжались. В глазах сверкали голубые электрические разряды.

– Да, так желаю! – гаркнул он, будто высокий чин, который ставит на место нарушившего субординацию младшего офицера. – И кроме того, вам оплачивается полный рабочий день.

– А как насчет вечеров? – парировала она. Ярость ослепила ее. Захотелось обидеть его так же глубоко, как он только что ранил ее. – Или вы надеялись пользоваться ими бесплатно в виде развлечения, когда ничего лучшего нет?

От гнева он побелел.

– Если вы такого мнения обо мне, – хрипло пролаял он, – то не представляю, почему вы еще здесь. Я бы понял, если бы вы заявили о своем уходе.

Она пожалела о своих словах, но слишком поздно. Не одному Пирсу предстояло правильно расставить приоритеты. Как ни печально, ее собственные тоже далеко не в порядке.

– Я здесь, – начала она, собрав все лохмотья достоинства, – потому что нужна Томми. Я не оставлю его из-за того, что вы и я…

– Точно, – перебил Пирс. – Вы нужны Томми. Вы дали ему чувство безопасности и постоянства. Никто не справляется с ним лучше, чем вы. Именно это я имел в виду, когда просил вас быть здесь в субботу вечером.

А чего она ожидала? Мол, из-за того, что между ними была близость, он считает себя обязанным обращаться с ней как с равной? Или что он ценит ее не только как няню Тома?

Николь удалось чуть отогнать обиду и безразлично пожать плечами.

– Я прекрасно понимаю. А теперь, если вы простите меня, я пойду отрабатывать свое жалованье.

Она почти дошла до двери, когда он остановил ее. Голос снова натянутый и злой.

– Не надо так, Николь.

– Чем я вызвала ваше неудовольствие? – Она обернулась, держась пальцами за ручку двери.

– Не играйте в презираемую женщину. Не вносите дух соперничества в отношения…

– У нас нет отношений, командор, – снова вспыхнула она, повернувшись к нему. – У нас, как вы напомнили мне меньше пяти минут назад, контракт.

Он долго внимательно изучал ее. Голубые глаза непроницаемы. Николь не отводила взгляда. Она мобилизовала все обиды, которые затопили ее и вызвали ледяную ярость. Только так она могла защищаться. Стоит лишь позволить вспомнить нежность, страсть… О, милостивые небеса!

Он выдержал ее взгляд. Потом пожал плечами, выражая что-то среднее между отчаянием и отступлением.

– Понимаю. Мне жаль, если вы так это видите. Я надеялся, мы будем друзьями.

Если бы он предложил дружбу в первый день, Николь с радостью бы приняла ее. Дружба исключила бы необходимость лжи. Но обман тянулся за ней и все усложнял. Обман не допускал простого решения. И ничего нельзя изменить.

Может быть, узнав правду, он поймет ее мотивы и простит. Это лучшее, на что можно надеяться. Тогда они, наверно, сумеют стать друзьями. Это не удовлетворит ее. Но разочарование ей предстоит переносить в одиночестве.

В субботу, едва они кончили завтракать, началось светопреставление. К парадной двери подъезжали грузовики. Приспешники Луизы наводнили дом. Флористы с представителями фирмы «Угощение на дому» хозяйничали на столах в кухне, музыканты протягивали электрические провода в библиотеке.

– В мое время новоселье означало, что приходят несколько друзей и приносят в подарок цветы в горшочках, – ворчала Жанет. Она, Томми, Николь и Красотка наблюдали за событиями, сидя на террасе перед кухней. – Не думаю, что командору понравится такая суматошная вечеринка.

Николь удивило, что Пирс вроде бы дал Луизе полную свободу. Вскоре после того, как началась суета, он извинился и, сославшись на дела, скрылся в нижнем кабинете. И до второй половины дня его никто не видел.

Все оркестровала и преображала Луиза. Роскошные цветы украсили комнаты для приема гостей. В патио и вокруг бассейна были расставлены столы под белыми льняными скатертями. На деревьях и кустах сверкали разноцветные лампочки. В гостиной пианист наигрывал избранные композиции из Большого концерта на Бродвее. На террасе возле библиотеки струнный квартет исполнял Моцарта. Официантки и официанты в униформе стояли в ряд, готовые подать запотевшую «Вдову Клико». Подносы с шедеврами, созданными армией «Угощения на дому», высились за их спинами.

Сверкал хрусталь, мерцало серебро, блестела мебель. Но ничто не могло затмить хозяйку. Луиза в платье из тафты изумрудного цвета, оттененного падающими, как слезы, бриллиантовыми серьгами, порхала, словно видение, распространяя нежный аромат духов от Армани.

– Если бы подол был еще чуть-чуть короче, он бы соединился с декольте, – объявила Жанет, опершись на ванну, когда Николь готовила Томми к выходу. – Она из тех женщин, которые не верят в воображение мужчин.

– Нельзя же обвинять ее в том, что она хочет хорошо выглядеть. Она так старалась, чтобы вечер прошел успешно, – возразила Николь, пытаясь быть справедливой.

– Ей это нравится. Вся история с новосельем – самая экстравагантная трата змеиной энергии и денег командора, начиная с того дня, как она запустила в него когти и уговорила купить дом.

– Вы очень привязаны к Пирсу, правда? – Николь безуспешно пыталась пригладить вихры Томми. Через пятнадцать минут они должны предстать перед гостями. Николь с трудом уговорила его, что надо выглядеть как можно лучше.

– Как же мне не быть привязанной? Я знала его еще мальчиком. Следила за домом его родителей в Аризоне, пока он не ушел в отставку. Потом была первой в списке, когда ему понадобился человек, чтобы управлять этим домом. Но я не надеюсь остаться здесь, когда переедет леди. У нас разные вкусы. – Жанет критически посмотрела на простую белую блузку и юбку Николь. – Если говорить о вкусах, надеюсь, вы не собираетесь вот так спуститься к гостям?

– А чем это плохо?

– Похоже на униформу. Не хватает только белых чулок и туфель.

Николь удивило такое откровенное неодобрение ее костюма.

– Хорошо, – беззаботно согласилась она. – Могу надеть белые чулки и туфли, если вы думаете, что они улучшат картину.

– Кого вы пытаетесь одурачить, Николь? Страх, что обман раскрылся, фактически так и не прошел. Вопрос Жанет снова обострил его. Пульс запрыгал от вспыхнувшей тревоги.

– Что вы имеете в виду?

– Вы хорошенькая женщина, Николь. И слишком сообразительная, чтобы этого не знать и не замечать командора. Я вижу, как он наблюдает за вами. И как вы украдкой смотрите на него, думая, что он не замечает.

– Ох, глупости.

– Идем дальше, – непреклонно продолжала Жанет. – В вас есть мягкость, если хотите, женственность. То, чего у Луизы Трент никогда не будет, как бы она ни старалась.

– Она процветающая деловая женщина. Вряд ли ей приходит в голову учить другую роль.

– Она слишком агрессивная. Ох, конечно, она знает, как заключать сделки с недвижимостью. И прекрасно умеет нажать, когда идет продажа. Но вы женщина такого склада, на каких мужчины типа Пирса Уорнера женятся. Так зачем же вы стараетесь сделать себя незаметной? Почему боитесь показать себя в лучшем свете?

– Я всего лишь оплачиваемая служащая, Жанет.

– Вздор! Женщина моего возраста еще может поверить в такую чепуху. Но вы, современные штучки, все знаете. Оставьте Томми со мной, пойдите и наденьте что-нибудь, привлекающее глаз. Заставьте эту особу, Трент, побегать за собственные деньга.

– Нет, – возразила Николь. – Не думаю, что Пирс одобрит, если я вроде как начну проталкиваться в светское общество, к которому явно не принадлежу.

– Он не одобрит, если вы появитесь в таком виде, будто он вам очень мало платит. Поэтому, мол, у вас и нет ничего, кроме простой старой ситцевой юбки и блузки.

– У меня нет…

– Перестаньте. Я занимаюсь стиркой и заглядывала в ваш шкаф. У вас много красивых вещей. – Жанет посадила Томми на колени и кивнула в сторону комнаты Николь. – Идите. Покажите командору, что он просмотрел.

То ли зашевелилось тщеславие, то ли истинная Николь Беннет, так надолго запертая в глубине, решила хоть на минуту воспользоваться свободой. Какая бы ни была причина, Николь пошла в свои комнаты и принялась перебирать платья, висевшие в шкафу.

Осторожно, напомнил ей тихий голос. Как бы это не обернулось против тебя. Эффектный вид может вызвать подозрения. Забудь о шелках от известного мастера, об итальянском вечернем платье, о блестках и бисере. Они стоят денег, каких у няни не может быть.

Николь выбрала простое летнее кремовое платье, перетянутое в талии широким атласным поясом. Сапфировые серьги бабушки добавят цветовой контраст. Николь надела нитку жемчуга, подарок родителей к окончанию школы.

– Очаровательно. – Жанет с Томми на буксире, не приглашенная, появилась на пороге. – Мне всегда нравилось, когда вы поднимаете волосы на макушку, как сейчас, и локоны свободно падают вниз.

– Вы думаете, все нормально? – Николь последний раз посмотрела в зеркало.

– Да там все помрут! – заверила ее Жанет. Когда Николь с Томми, вцепившимся в ее руку, спускалась по лестнице, гул разговоров стих. Гости, прогуливавшиеся по переднему холлу, повернулись и смотрели, как она проходит мимо в поисках Пирса. Одни улыбались, другие здоровались с ней, но большинство переговаривались между собой.

– Это тот ребенок…

– Пирс назначен его законным опекуном… Понимаете, ближайший из живых родственников…

Не ближайший, подумала Николь.

– Это, должно быть, няня. Я слышала, он нанял женщину…

– ..никто о ней ничего не знает.., новая в городе, насколько мне известно. Приехала откуда-то с востока…

– Она молодая, правда?

– Молодая и красивая… Я думал, что няня – женщина постарше…

Когда-то Николь свободно разгуливала на таких сборищах. Родители, богатые люди, часто и весело развлекались. От матери она научилась составлять изысканные меню. От отца – отличать вино просто хорошее от великолепного. Но сегодня она чувствовала себя Золушкой. Вот-вот соскользнет маска и раскроется ее самозванство.