Текст книги "Дом Затмений"

20

– Люмос, – тихо сказала я, глядя на бога ночи. – Сол послала меня украсть это у отца. Только ты можешь проявить чернила, которыми написана эта книга. Я умоляю тебя, покажи мне, что богиня солнца написала на этих страницах.

Тяжело сглотнув, я откинула переплет и подождала, пока Люмос осветит первый кусок пергамента. В сумеречных землях страницы выглядели пустыми, но при свете Люмоса начали проявляться части бледно-голубых слов. Они гасли и снова вспыхивали, пока завитки не соединились с завитками.

Слезы навернулись мне на глаза, когда я поняла, что написанное принадлежит не руке моего отца.

Я крепче вцепилась в кожу переплета, мое сердце бешено колотилось. Оно горело.

– Это написала моя мать? – ахнула я.

Отправилась ли она в Люмину, чтобы написать это, или свет Сол тоже был способен проявить чернила?

Я глубоко вздохнула и начала читать.

Когда Скульптор высек Сол из скалы творения, он бросил один взгляд на ее сердце и увидел, что оно наполнено огнем и пламенем, теплом и гневом. Он поджег ее и повесил в кромешной тьме. Ее целью было пролить свет на темный мир, который он представлял, но еще не создал.

Ее целью было гореть.

Он высек ее равную противоположность – Люмоса, чье сердце было холодным и спокойным, чтобы править ночью. Люмос не горел. Скульптор вложил в его сердце безмятежный свет, достаточно яркий, чтобы смягчить тьму. Люмос был мирным, надежным и уверенным.

Его целью было успокоить.

Наконец, из камня творения Скульптор высек темный мир, который представлял в своей голове. Он научил Сол двигаться, вращаться вокруг этого мира. Так ее цель изменилась. Она все еще должна была гореть, но только для тех, кому Скульптор подарит свой темный мир. Она должна была гореть для них, охранять, направлять и любить их.

После этого пришел в движение Люмос. Он, как и Сол, вращался вокруг темного мира, но в другом направлении. Поскольку богиня должна была гореть для людей, новой целью Люмоса было остудить этих существ. Поощрять покой и мир, потому что он охранял, направлял и любил их.

Скульптор подул на темный мир, и из тумана его дыхания на песок полились духи. Это были души людей. Половину своих творений Скульптор отдал Люмосу, а другую половину – Сол.

Люмос любил свой народ. Он сиял, чтобы они могли наслаждаться покоем и тишиной.

Сол любила свой народ не меньше. Она сияла, чтобы ее люди могли процветать и размножаться.

На протяжении тысячелетий в этом месте царил мир. Приятное однообразие. Пока однажды Люмосу не стало скучно и он не ускорил свой бег по небу. Бог ночи увидел Сол, богиню дня, и сразу же влюбился. Он последовал за ней по небосклону.

В момент, когда Сол увидела бледное лицо Люмоса, она была очарована его сдержанностью, упрямой решимостью и холодной красотой, так отличающейся от ее огня. Но им не суждено было быть вместе. Их целью было служить своему народу, духам, созданным Скульптором из песка и плоти.

Скульптор заметил дисбаланс в движении светил, которые должны были вращаться вокруг темного мира, чтобы прогнать из него темноту. Он упрекнул богов и наказал их, отделив Сол от Люмоса. В Великом Разделении все поделилось пополам: земля, боги и их народ. Люмос теперь двигался по новой орбите. Он разворачивался вокруг южной половины темного мира, где обосновался его народ.

Сол двигалась по северному полушарию, где ее народ купался в свете и боялся темноты, в которой они не могли видеть ее лица. Люмоса теперь не было рядом, чтобы успокоить их.

Сол хоть и тосковала по Люмосу, знала, что ее возлюбленный в безопасности. Скульптор мог уничтожить их за непослушание. Как бы то ни было, Люмос был жив.

Она чувствовала его притяжение и была уверена, что он тоже чувствует ее. Но осознания его присутствия было недостаточно, чтобы унять боль, пронзившую сердце богини солнца, или унять тоску, которая не отступала ни на минуту.

Сол оплакивала отсутствие Люмоса в своей жизни, каким бы мимолетным ни было их знакомство.

На протяжении многих поколений она страдала, ее сердце горело. Богиня солнца чувствовала себя одинокой и искала компанию. Именно поэтому она выбрала из числа своих людей наследника; кого-то, с кем можно поговорить и кто передаст ее волю душам, облаченным в плоть. Ее народу.

Мои глаза расширились от прочитанного. Люмос сделал то же самое. Неужели Скульптор каким-то образом подтолкнул богов к выбору представителя, чтобы хоть как-то отвлечь их от боли?

Сол выбирала Атона за Атоном. Все шесть являлись потомками первого наследника, что она посчитала достойным. Затем пришло время седьмого, который оказался сильнее и умнее остальных. Как и Сол, он горел. Возможно, именно это и заинтриговало богиню.

Но, несмотря на пламя, разгоревшееся в его груди, сердце нового Атона оставалось пустым и неудовлетворенным. Избранник Сол был беспокоен. Богиня решила, что, как и она, Атон нуждается в компаньоне. Поэтому, чтобы заполнить душевную пустоту, богиня послала ему жену.

Атон любил свою жену. Он был верным и преданным мужем. Так что никто не удивился, когда в скором времени жена Атона забеременела. Но тело женщины было слабым. Она умерла, подарив жизнь своей дочери.

Мои глаза расширились от удивления. Зарина.

Седьмой Атон Сол обезумел от горя, уголок его сердца, который на какое-то время заполнился счастьем, снова опустел.

Богиня солнца послала ему другую жену, чей дух был сильнее. Медленно, терзаясь опасениями, Атон все же влюбился в нее. Пустота сердца снова заполнилась, и жена седьмого Атона забеременела его второй дочерью. Хотя дух этой женщины был сильнее, ее тело оказалось слабым. Она умерла всего через несколько недель после рождения дочери.

Ситали.

После смерти второй жены седьмой Атон был уничтожен. Он молил богиню о смерти, о чем угодно, только не о боли, от которой никак не мог убежать. Сол искала для своего избранника другую жену. Она нашла множество женщин, сильных духом, но ни одна из них не способна была устоять перед холодной смертью.

Причитания Атона, его слезы и ужасные мысли изменили Сол. Как будто его сердце было отражением ее собственного. Боль, которую она чувствовала, чувствовал и ее Атон. Одиночество, пронизывающее его, захлестнуло и богиню. Глубокая печаль, боль, что не уходила… жили в сердце ее избранника.

Она замерла в небе, полная решимости на какое-то время стать тем, в чем нуждался Атон, и получить от него то, чего ей не хватало без Люмоса. Богине солнца хотелось посмотреть, сможет ли кто-нибудь еще заполнить пустоту, которую оставило в ее сердце отсутствие Люмоса.

Ее дух спустился в песок, и она приказала ему окутать ее тело, как одеждой. Мелкие частички сформировали ее плоть, и Сол вышла из дюн, чтобы найти Атона в Доме Солнца. Ее Доме.

Мое сердце бешено колотилось. Должно быть, это выдуманная история… но мое сердце… Я схватилась за грудь. Мое сердце требовало узнать больше.

Он понял, кто она, в тот момент, когда их глаза встретились. Атон упал на колени, но богиня велела ему встать. Он мгновенно полюбил ее, а она полюбила его.

Образ, который она приняла, отвлекал ее от боли в сердце.

Прошли месяцы. Потом годы.

Родилась ее дочь, и Сол совсем не скучала по небу. Ее тело выдержало роды, потому что она укрепила его, как укрепляла тело своего младенца. Она так сильно любила этого ребенка. Гораздо больше, чем собственного мужа.

Сол проводила время со своим малышом, забыв о сердце седьмого Атона и боли, царящей в нем. Атон начал ревновать ее к ребенку.

Тревожное чувство, отдающееся легким покалыванием во всем теле, наполнило богиню. Сол знала, что это Скульптор, потому что чувствовала себя точно так же прямо перед тем, как он разлучил ее с Люмосом. Какое-то время он позволял ей следовать зову сердца, но богиня знала, что пришла пора оставить человеческую жизнь позади.

Она пыталась убедить Скульптора освободить ее. Наполнить великое солнце богиней, намного более сильной, чем она. Но он отказался. Он создал ее для того, чтобы гореть… и ни для чего другого.

Она отвела дочь в пески и объяснила девочке, что ей нужно уйти. Она нашла среди песчинок солнечные бриллианты и золотые самородки и сжала их в ладони. Когда Сол разжала пальцы, на ее ладони лежал прощальный подарок для дочери. Богиня хотела, чтобы у девочки осталась частичка матери, даже если сама она вернется на небо.

Сол сообщила Атону, что Скульптор приказал ей вернуться к своим обязанностям перед народом, но муж не понял ее. Тьма, которую она когда-то видела внутри его, поглотила Атона. Он пришел в бешенство. Его беспокойство переросло в страх, страх вызвал гнев, а гнев превратился в ярость.

В течение нескольких дней он умолял ее остаться. Он не понимал, что решение зависело не от нее. Он искал способ привязать ее к земле, но так ничего и не добился.

В конце концов ярость поглотила Атона.

Он выместил всепоглощающий гнев на ее теле, сжал ее горло. Она позволила ему это сделать.

Потому что так или иначе ей предстояло покинуть свою смертную оболочку. Сол должна была вернуться, чтобы гореть для своей дочери. Потому что теперь это стало ее целью. Скульптор мог утащить ее обратно на небо, но он не мог стереть дочь из ее сердца.

Когда ее человеческая оболочка истощилась, Сол думала только о своей малышке. О ее мягких темных волосах. О ее неповторимом запахе. О ее первых шагах, о том дне, когда она впервые сказала «мама». О ее любви к солнцу и ее смехе. То, как менялось ее лицо по мере того, как она становилась старше. Семь лет. Она прожила семь лет с дочерью, которую родила от своего седьмого Атона.

И прежде чем ее тело погибло, а дух вернулся на небо, ее избранник произнес ужасные слова:

– Если ты покинешь небо над Гелиосом, я убью ее. Я убью нашу дочь, а ты станешь свидетелем ее гибели.

Он сошел с ума. Услышав подобное, Сол начала сопротивляться, но было слишком поздно. Плоть, которую она создала, погибла, а ее дух был отправлен обратно в небо.

Скульптор хотел, чтобы она продолжила свой путь по небосклону, но он никогда не настаивал. Он слышал угрозу Атона и знал, что сердце Сол принадлежит ее дочери. Ему было понятно, для кого она горит.

Так что Сол осталась висеть над Гелиосом.

И ждать… пока ее девочка не достигнет совершеннолетия.

Пока она не сможет принять свое великое и ужасное наследство.

Сол подождет. И будет гореть.

Для нее.

Для Нур.

Слезы текли по моим щекам, я листала страницу за страницей, проверяя, написала ли мама что-нибудь еще.

– Как ты это написала? – в отчаянии спросила я вслух. Очевидно, все это было написано после ее смерти. – Ты знала, чем все закончится, до того, как он убил тебя? Ты оставила это послание для меня? – всхлипнула я.

Остальная часть книги оказалась пустой.

Люмос смотрел, как я страдаю. Девушка, которая думала, что она сильная, как камень, превратилась в песок. Слабый и изможденный. Мой взгляд упал на браслет на моем запястье, а рукой я нащупала браслет на щиколотке. Только я могла носить их, потому что я была дочерью богини солнца. Огонь, исходивший от бриллиантов, прожег меня насквозь, потому что это был ее огонь.

Я все еще не могла осознать это.

Я была дочерью Сол?

В отчаянии я посмотрела на безмятежное лицо Люмоса.

Теперь я поняла, что отец держал мою мать в плену.

Что будет, когда я достигну совершеннолетия? Мой семнадцатый день рождения стремительно приближался; оставалось всего несколько дней. Если Сол оставит Гелиос и придет за мной, что будет с Вадой и жрецами Люмоса?

Я не могла этого допустить.

Я сунула книгу в карман, встала и подошла к краю балкона. Вдалеке виднелся песок, громовой рев океана наполнял мои уши. Свет Люмоса отражался от поверхности волнующейся воды, и каждая набегающая волна манила меня.

Иди к нам.

Прислушиваясь к этому зову, я повернулась, чтобы выйти с балкона, и столкнулась лицом к лицу со своей сестрой.

От неожиданности я вздрогнула, а феникс внутри меня вскрикнул. Как долго она пряталась в тени моей комнаты?

– Я только что говорила с Келумом, – прислонившись к колонне, сказала она спокойно. Слишком спокойно.

– О чем?

– О вас. Ты же знаешь, что у него есть к тебе чувства. Знала ли ты, что расположение ваших комнат говорит каждому в этом королевстве, что Люмин намерен на тебе жениться? Минуя кормление с рук, мы сразу же перешли к свадьбе?

Я уставилась на нее.

– Он хотел сказать мне это, прежде чем я сама узнаю. По крайней мере, он был достаточно внимателен, чтобы избавить меня от унижения, – выплюнула Ситали. – Вдобавок я столкнулась с Бероном, который рассказал о маленькой игре, что он сыграл с нами, – процедила она сквозь зубы. – Я могла бы быть идеальной королевой люминанов, если бы ты не отправляла братца Келума отвлекать меня.

– Ты знала, что Келум может выбрать только одну из нас. К тому же выбирает не только он. Даже если мы продолжим, последнее слово остается за Люмосом.

– Если мы продолжим? – Ситали отступила назад. – Конечно, ты продолжишь. Я же знаю, что ты на самом деле ищешь. Украсть корону и королевство Келума – единственный способ для тебя получить хоть каплю одобрения отца!

Я покачала головой, удивляясь глупости моей сестры.

– Я не нуждаюсь в его одобрении, Ситали. К тому же мы обе знаем, что, даже если я брошу корону к его ногам, он все равно продолжит меня ненавидеть.

Когда сводная сестра улыбнулась, темный огонь вспыхнул в ее глазах.

– Значит, ты хочешь оставить корону себе, да?

– Нет, – ответила я. – Она мне не нужна.

Мне не нужна корона. Если Сол была моей матерью и я унаследовала ее огонь, не оставалось сомнений, кого она выберет своим Атоном. Достигнув совершеннолетия, я поднимусь в небо. Моя мама станет свободной, а отец лишится своей власти. Мне нужно было только дождаться своего дня рождения, а затем вернуться домой, чтобы занять законное место в Гелиосе. Но я бы никогда не сказала Ситали об этом.

Глаза моей сводной сестры сверкнули.

– Эту корону должна получить я. Я найду ее, Нур. Тогда больше никто не посмеет мне угрожать, – поклялась она.

Я нахмурилась:

– Тебе угрожали? Кто? Отец?

Вместо того чтобы ответить на мой, она задала свой собственный вопрос:

– Зачем ты привезла Кеви и ее танцовщиц в Люмину? – Ситали подозрительно прищурилась.

– Удивительно, что ты вообще их заметила, – огрызнулась я.

– Они привлекли внимание половины стражи люминанов.

О, какая трагедия.

Она оттолкнулась от колонны и направилась ко мне.

– Я хочу знать, почему твои глаза светятся.

– Опять ты об этом? – закатила я глаза, о которых шла речь. – Я не знаю, Ситали. Если тебе так уж интересно, я не заставляю их светиться. Они сами так делают.

Она остановила взгляд на моих щеках, затем изучила мое лицо.

Свет Люмоса был ярче, чем я надеялась, и в то же время недостаточно теплым, чтобы успокоить меня.

– Ты плакала.

– Тогда ты можешь порадоваться.

– Не стану, пока не узнаю почему.

Я отказывалась отвечать. Она не имела права ни видеть мои слезы, ни знать, что их вызвало.

Сводная сестра сделала еще один шаг вперед. Слезы навернулись ей на глаза, а верхняя губа Ситали задрожала.

– Ты у меня все забрала.

– Я ничего у тебя не забирала.

Но Ситали не слушала.

– Я не могу проиграть… Не могу… Надеюсь, ты сможешь понять.

Внезапно она с визгом рванулась вперед.

Я поймала ее, но она вцепилась в меня, отбиваясь и размахивая руками. Постепенно Ситали оттесняла меня к балюстраде, которая окружала балкон. Я ударилась поясницей о перила и перегнулась через край. Я схватила сестру за волосы, наматывая их на кулак.

– Ты убьешь нас обеих! Если толкнешь меня, я утащу тебя за собой! – закричала я.

Откуда-то с земли послышался леденящий кровь вой. Ситали на мгновение замерла, но быстро и более решительно возобновила свою атаку. Она попыталась вырвать свои волосы из моих рук. Я позволила своим коленям подогнуться, тем самым не позволяя столкнуть меня с перил. Ситали прижала меня к камням и оседлала. Я все еще крепко держала ее за волосы. У меня не получалось оттолкнуть ее, хотя Ситали и была намного меньше.

Темный огонь вспыхнул в ее глазах.

– Почему ты? Что в тебе такого особенного? Я не могу позволить тебе взять надо мной верх.

Я дернулась, наконец-то лишив ее равновесия. Ситали повалилась на бок, а я отпустила ее волосы. Встав, я отошла подальше, пятясь назад в комнату.

Злой блеск появился в глазах Ситали, прежде чем слеза скатилась по ее щеке.

– Мне следовало сделать это. Надо было столкнуть тебя в реку.

Она снова двинулась ко мне. Гневный огонь вырвался из моей груди, заполнив руки.

– Ситали, предупреждаю тебя в последний раз. Остановись или…

– Или что? – засмеялась сестра. И сделала выпад.

Низкое рычание остановило ее, прежде чем она смогла дотянуться до меня. Я приготовилась принять удар и обжечь Ситали в тот момент, когда ее кожа соприкоснется с моей. Мы обе с удивлением наблюдали, как огромный черный волк, рыча на Ситали, залез на балкон из-за развевающихся бледных занавесок. Сестра бросила на меня испуганный взгляд. Она попятилась подальше от зверя, который встал между нами, загородив меня своим телом.

Волк снова завыл так громко, что у меня завибрировали барабанные перепонки. Мы с Ситали зажали уши руками.

– Нур! – крикнул Келум, вбежавший в мою комнату. Он бросился на балкон и, заметив огромного зверя, расслабился и испустил вздох облегчения.

– Что случилось? – взвизгнула я, стараясь своим криком не напугать волка. Странно, но это существо казалось мне знакомым. Я помнила его с того дня, когда заблудилась в лесу.

Но что было очевидным и почему-то тревожным, так это то, что Келум тоже знал его.

– Спасибо. Можешь успокоиться, – сказал Люмин волку.

Чудовище встряхнуло шерстью, посмотрело на меня и… прежде чем я успела что-либо осознать, превратилось в брата Келума. Берон, абсолютно обнаженный и, казалось, гордившийся своим телом, стоял там, где минуту назад был зверь.

У меня отвисла челюсть. Ситали, безусловно, была удивлена не меньше.

– Что только что произошло? – в панике выдохнула она.

Берон подмигнул ей, одарив широкой улыбкой, от которой ямочка на его щеке стала глубже.

Не будь зубы Ситали острее его, я бы сказала, что эти двое могли стать хорошей парой.

Я плотно сжала губы. Вдох, выдох. Келум перешагнул порог, сдернул одну из штор и швырнул ее в Берона. Брат Люмина, рассмеявшись, быстро обвязал ее вокруг талии. Не то чтобы бледная марля многое прикрывала.

Хорошо, что он стоял ко мне спиной.

Я наконец обрела дар речи:

– Это ты был тогда в лесу! Ты нашел меня.

Взгляд, которым он обменялся с Келумом, подтвердил мою догадку. Берон кивнул:

– Это действительно был я.

Я не нуждалась в его помощи. У меня были браслет, свет солнечных бриллиантов и моя мать. Но Берон этого не знал. Он пришел, чтобы меня спасти.

– Как ты меня нашел? – пискнула я.

– Я – Вольвен. Когда Люмос выбрал Келума, я тоже изменился. Стал его защитником.

Я прижала руку к животу. Теперь все казалось настолько логичным…

– Это не значит, что я прощаю тебя, – заявила я.

Берон, надув губы, оглянулся на меня через плечо. Теперь, по крайней мере, он выглядел немного смиреннее.

– За что ты должна его простить? – медленно и осторожно спросил Келум.

Я тяжело сглотнула, мысленно ругая себя за то, что не сумела удержать язык за зубами. Снова.

Я уже собиралась ловко сменить тему разговора и обсудить вероломность и кровожадность сводной сестры, когда Берон поморщился и признался:

– Мы с Нур поцеловались.

Слова прозвучали так, словно ему не терпелось рассказать об этом старшему брату, но он никак не мог набраться смелости. Но все же Берон не совсем правильно выразился. Мы не целовались. Он поцеловал меня.

Ситали злобно уставилась на меня, темный огонь снова загорелся в ее глазах. Одно дело – украсть внимание Келума, но совсем другое – поцеловать Берона. Даже если она не признавала этого, младший брат Люмина ей нравился.

Я подозревала это раньше, но теперь… теперь знала наверняка. Если бы Берон не превратился в волка, чтобы разнять нас, сестра бы снова набросилась на меня.

– Он поцеловал меня. Я не хотела его целовать, – сказала я скорее Ситали, чем кому-то еще.

Мои слова не успокоили Келума, который просто кипел от злости. Я вздрогнула, когда Люмин подошел к Берону и схватил его за шиворот. После чего он повернулся и, указав на дверь, которая вела в мою комнату, крикнул:

– Ситали. Вон отсюда.

Потрясенная тем, что Келум повысил на нее голос, и, вероятно, все еще напуганная превращением Берона, она не противоречила и послушно поспешила удалиться, не оглядываясь. Я пошла за ней, наблюдая, как Келум тащит своего младшего брата через мою комнату.

– Келум, остановись. Ты не понимаешь, что произошло, – попыталась я успокоить Люмина.

Он бросил на меня леденящий душу взгляд, который обещал серьезный разговор после того, как он разберется с Бероном.

Младший брат, согнувшись, изо всех сил старался поспеть за торопливым шагом Келума и умолял его прислушаться к голосу разума.

– Я сделал это, чтобы защитить ее! Я могу все объяснить, – заверил он своего Люмина.

Берону повезло, что Люмин не умел обжигать. В этот момент из горла Берона вырвался сдавленный крик, резкий вой, и я больше не была уверена, что прикосновения Келума такие уж безобидные. Он отпустил брата, слой мерцающего льда покрыл кожу и волосы парня там, где его коснулся Люмин.

– Ой! – закричал Берон. – Ты же знаешь, как я это ненавижу.

Келум вытолкнул Берона за порог, подождал, пока Ситали последует за ним, затем запер дверь. Он был так зол, что несколько долгих минут молча ходил кругами по моей комнате. Я никогда не видела его таким расстроенным.

Я царственно сложила руки перед собой.

– Это был снег? – спросила я, пытаясь разрядить обстановку.

Келум остановился, а когда он подошел ко мне, я пожалела, что заговорила и привлекла его внимание. Я выпрямилась, как делала всегда, когда злился отец.

– Если собираешься меня ударить, имей в виду, я не останусь в долгу. Но знай, если ты прикоснешься ко мне, – внутри меня вспыхнул огонь, я знала, что пламя отразилось в моих глазах, – я сожгу твою руку. Твой снег недостаточно силен, чтобы погасить мое пламя.

Теперь у меня была сила… Способность защитить себя от жестокости.

Лицо Келума расслабилось, но оставалось твердым. Такое выражение обычно застывало на его лице, когда он давал обещание.

– Нур, я бы никогда не поднял на тебя руку.

Я немного расслабилась, но все же не позволила своему огню полностью остыть. Он скользил под моей кожей. При необходимости я легко могла его извлечь.

Келум закрыл глаза.

– Просто… когда представляю, как он целует тебя, его губы на твоих…

– Тогда ты знаешь, что я почувствовала, увидев, как Ситали целует тебя в саду.

– Это не одно и то же! – прорычал он.

– Никакой разницы, – горячо настаивала я. – Тогда ты умолял меня выслушать тебя. Ты сказал, что она поцеловала тебя, что я неправильно поняла то, что увидела. То же самое произошло со мной и Бероном. Вопрос только в том, доверишься ли ты моему слову так, как я доверилась твоему.

– Ты расскажешь мне, что случилось?

Стальные нотки в его голосе резонировали в моих костях, разжигая во мне совсем другой огонь.

Я взяла Келума за руку.

– Позволь мне показать тебе.

Притянув его к стене позади нас, я прислонилась к ней спиной.

– После того как Кеви и ее девочки подали отцу снотворное, двое охранников помогли ему добраться до его покоев. Кеви последовала за ним. Немного подождав, мы с Бероном тоже направились туда. Мы почти дошли до комнаты Атона, когда оттуда вышли охранники.

Келум уперся руками в стену по обеим сторонам моей головы, затем низко наклонился и позволил своим губам замереть над моими.

– Берон поцеловал меня, чтобы у охранников не возникло вопросов, почему мы были там. Я запаниковала и не помешала ему. Если бы не смекалка Берона, я, возможно, не смогла бы украсть книгу. Он просто защищал меня и, что более важно, не позволил нашему плану рухнуть. Честно говоря, если бы я не запаниковала, у меня могла бы возникнуть такая же идея.

Из груди Келума вырвалось рычание.

– Этот поцелуй ничего не значит. Клянусь.

В этот момент Келум поцеловал меня. Потянувшись за его губами, я оторвала голову от стены, следуя за ним даже после того, как он отстранился.

Келум облизнул нижнюю губу.

– Это единственное, за что Берон должен извиниться?

Я замерла.

– Нур… – предупреждающе протянул он.

– Я не хочу говорить. Предпочитаю поцелуи разговорам.

– Мы еще к этому вернемся, – строго сказал он.

Правда? Я улыбнулась, затем обвила руками его шею и, несмотря на серьезное выражение лица, целовала его достаточно долго, чтобы стереть все мысли о Бероне.

– Коварное пламя, – назвал он меня. Его губы нашли уголок моего подбородка и шею, прежде чем вернуться к моему рту. Руки Келума скользнули вниз и, обхватив мои бедра, приподняли меня. Он прижал меня к стене и поцеловал так, словно это было единственное, чего он хотел, единственное, в чем он нуждался.

Я сомкнула лодыжки вокруг его талии. Пока мы целовались, его руки блуждали по платью с лунными бриллиантами, игнорируя крошечные ослепительные камни и желая запомнить ощущение изгибов под ними. Я, в свою очередь, дотронулась до его мускулистой груди, плеч, провела пальцами по спине. Мои руки нашли его мягкие волосы цвета ночи.

Он застонал и оторвался от меня.

С колотящимся сердцем и распухшими губами я соскользнула на пол. Келум пригладил мои волосы.

– Стерло ли это жалкий поцелуй моего брата из твоей памяти?

– Чей поцелуй? – поддразнила я. Кровь в моих венах кипела.

Келум наконец рассмеялся, но смех его был мимолетным. На нас снова навалилась мрачность.

– Ты прочитала то, что внутри? – спросил он, указывая на мой карман.

– Да, я обязательно расскажу тебе, что узнала, но сначала мне нужно увидеть Сарика.