Текст книги "Ниточка памяти"

– У меня от этих штук уже голова кругом идёт, – сказал я, вручая его Фостеру. – Да и по логике вещей вы должны пробовать это первым.

Он взял пластмассовую полоску, подошёл к шезлонгу в углу библиотечного зала и уселся.

– Боюсь, его воздействие будет сильнее, чем у других, – объяснил он.

Он надел обруч на голову и… его глаза мгновенно остекленели, обмякшее тело повалилось на спинку кресла.

– Фостер! – закричал я, подскочил к нему и начал было снимать прибор – но засомневался: может эта неожиданная реакция Фостера – обычное явление? Однако что-то она мне не очень нравилась.

Я продолжал успокаивать себя: как бы то ни было, красный стержень представил мне все как обычную процедуру, используемую в данной чрезвычайной ситуации. Происходит нормальное восстановление стёртой личности Фостера” А чтобы получить ответы на все эти вопросы, которые мы задавали, нам нужна его индивидуальность, реконструированная в полном объёме. Хотя корабль и всё, что находилось в нём, не использовались на протяжении неизвестно скольких безмолвных тысячелетий, библиотека по-прежнему была в прекрасном состоянии. Правда, библиотекарь оставил своё место черт знает сколько веков назад, Фостер валялся без сознания, а сам я торчал в тридцати тысячах миль от дома. Какие пустяки! Стоит ли о них беспокоиться?..

Я выпрямился и осмотрел помещение: ничего интересного – стеллажи… стеллажи без конца. Знания, которые хранились здесь, были фантастическими как по объёму, так и по характеру. Эх, если б только я мог вернуться домой с ящиком таких стержней…

Я прошёл через дверь, ведущую в соседнюю комнату. Она была небольшой, тускло освещённой и имела явно функциональное предназначение. Середину помещения занимала большая добротная кушетка с непонятным устройством наподобие шлема на конце. Вдоль стен стояли какие-то другие необычные аппараты, но в них не было ничего такого, что бы меня поразило. А вот в отношении костей я, видимо, наткнулся на настоящие залежи.

Около двери лежали два скелета в той позе, в которой их застала смерть. Ещё один находился рядом с причудливой кушеткой, возле него валялся длинный кинжал.

Я присел на корточки около тех двух, что лежали у двери, и внимательно осмотрел их. Насколько я мог судить, они были такими же человеческими существами, как и я. Мне было интересно узнать, каков тот мир, откуда они прибыли, мир, где могли строить корабли, подобные этому; и оснащать их всем тем, что я видел вокруг себя.

Кинжал, который валялся около третьего скелета, заинтересовал меня, казалось, он был сделан из какого-то прозрачного, оранжевого металла. Его рукоятка была украшена тиснёным орнаментом из символов Двух Миров. Это был первый ключ к тому, что произошло между находившимися здесь людьми в последние моменты их жизни. Конечно, он не объяснил всего, но, по крайней мере, давал отправную точку.

Я обследовал стоящий у стены аппарат, похожий на зубоврачебное кресло. Над ним были укреплены металлические манипуляторы, напоминающие лапы паука, а также набор цветных линз. На полках вдоль стены стоял ряд тускло-серебристых цилиндров. Ещё один цилиндр торчал из гнезда сбоку от аппарата. Я вытащил его и принялся рассматривать. Он был тяжёлый и гладкий, из обычного пластика, окрашенного под олово. Я был почти уверен, что это очень близкий родственник тем палочкам, которые хранились в библиотеке. Мне очень хотелось узнать, что за информация в нём записана, и я сунул его в карман.

И отправился туда, где лежал Фостер. Он был в том же положении, в котором я его оставил. Я уселся на пол рядом с шезлонгом и стал ждать.

Прошёл час, прежде чем он зашевелился, вздохнул и открыл глаза. Он поднял руку, стянул с головы пластмассовый обруч и бросил на пол.

– С вами все в порядке? – спросил я. – А то уж, дружище, я начал потеть от…

Фостер взглянул мне в лицо, поднял глаза на мою растрёпанную шевелюру, затем посмотрел на мои истоптанные туфли” Он немного нахмурился и сузил глаза. А потом произнёс что-то… на языке, который, казалось, состоял только из звуков “з” и “щ”.

– Не нужно сюрпризов, – хрипло промолвил я. – Говорите по-человечески.

На его лице промелькнуло удивление. Он пристально посмотрел мне в глаза, потом огляделся по сторонам.

– Это – библиотека корабля, – произнёс он.

Я вздохнул с облегчением:

– Вы меня перепугали, Фостер. На секунду мне показалось, что ваша память снова пустилась в странствие.

Пока я произносил это, Фостер внимательно следил за моим лицом.

– Ну, так о чём это? – спросил я. – Что вы узнали?

– Я вас знаю, – медленно проговорил Фостер. – Вас зовут Лиджен.

Я утвердительно кивнул и почувствовал, как внутри у меня снова вёз напряглось.

– Естественно, вы меня знаете. Вы что, приятель, сейчас совсем не время терять из головы свои шарики!

Я положил руку ему на плечо:

– Помните, мы были…

Он стряхнул мою руку.

– На Валлоне так не принято, – холодно произнёс он.

– На Валлоне?.. – переспросил я. – Что ещё, Фостер? Час назад, входя в эту комнату, мы были друзьями. Мы напали на какой-то след, и теперь, вполне естественно, мне интересно знать, что из этого получилось.

– Где остальные?

– Парочка “остальных” там, в соседней комнате, – огрызнулся я, – ко они очень отощали, Я могу найти вам ещё несколько, но в таком же состоянии. Кроме них здесь только я…

Фостер посмотрел на меня, как на пустое место.

– Я помню Валлон, – промолвил он и приложил руку к своей голове. – Но ещё помню и другой, дикий мир. Грубый и примитивный. В нем были вы. Мы ехали в неуютном вагоне, затем плыли на какой-то посудине, и нас швыряло по волнам. Я помню узкие неопрятные комнаты, отвратительные запахи, резкие звуки.

– Не очень лестное описание божьей земли, – заметил я. – Но боюсь, что я узнаю её.

– Но хуже всего были люди, – продолжал Фостер. – Несчастные, поражённые недугами, со вздувшимися животами, обвисшей кожей и высохшими конечностями.

– Ну, некоторые пока не дошли до такого, – вставил я.

– И Охотники! Мы убегали от них, Лиджен. Вы и я. И ещё я помню посадочную площадку… – Он на мгновение умолк. – Странно, что она потеряла все замковые камки свода и превратилась в руины.

– Мы, аборигены, называем её Стонхендж.

– Охотники вырывались из-под земли, и мы сражались с ними. Но почему Охотники преследовали меня?

– Я надеялся, что именно вы объясните это, – ответил я. – А вы знаете, откуда прилетел этот корабль? И зачем?

– Это корабль Двух Миров, – ответил Фостер. – Но я не имею ни малейшего представления, как он оказался здесь.

– А как насчёт той абракадабры в дневнике? Может, сейчас вы…

– Дневник! – оборвал меня Фостер. – Где он?

– Думаю, в кармане вашего пиджака.

Он как-то неуклюже ощупал свой пиджак, вынул дневник и открыл его.

Я обошёл Фостера и заглянул через его плечо. Дневник был открыт на той части, которая была написана странными, чужими знаками и которую до сих пор никто не мог расшифровать.

Он читал текст.

Мы сидели за библиотечным столом из темно-зелёного тяжёлого полированного дерева, в центре стола лежал открытый дневник. Я прождал несколько долгих часов, пока Фостер читал его. И вот наконец он откинулся на спинку стула, провёл рукой по своим черным, совсем юношеским волосам и вздохнул.

– Меня зовут Кулклан, – сообщил он. – А это, – он положил руку на дневник, – история моей жизни. Это – часть моего прошлого, которое я пытался узнать. Но я ничего из него не помнил…

– А что там, в дневнике? Почитайте мне, – попросил я.

Фостер взял его со стола и полистал.

– Оказывается, ещё раньше я очнулся в маленькой комнате на борту корабля. Я лежал на столе регистратора памяти, из чего сделал вывод, что со мной произошёл Переход…

– Вы имеете ввиду потерю памяти?

– И возвращение её. На том же столе. В мой мозг была перенесена запись моей предыдущей памяти. Я очнулся, зная, кто я такой, но не имея представления, как оказался на борту этого корабля. Судя по дневнику, моим последним впечатлением до того было какое-то здание рядом с Мелким Морем.

– Где это?

– В одном из далёких миров, который называется Валлон.

– Да? А что дальше?

– Я огляделся и увидел четырех человек, лежащих на полу. Тела были исполосованы, все в крови. Один из них был ещё жив. Я оказал ему первую помощь, какую только смог, и обследовал корабль. Я нашёл ещё трех человек – они были мертвы. Потом на меня напало целое полчище Охотников…

– Это наши приятели, огненные шары?

– Да. Они могли высосать из меня жизнь, а у меня не было световой защиты. Я укрылся в спасательном модуле, перетащив туда и раненого, а затем спустился на планету, которая была под нами. На вашу Землю. Там раненый умер. Он был моим другом по имени Аммэрлн. Я похоронил его в небольшом углублении в земле и пометил это место камнем.

– Старый грешник, – догадался я.

– Да… Наверное, именно его кости и нашёл монастырский брат.

– И прошлой ночью мы узнали, что выемка была результатом оседания почвы в вентиляционную шахту. Но в то время вы ещё, наверное, ничего не знали о подземном комплексе. А в дневнике не упоминается о…

– Нет. Здесь нет и намёка на это. – Фостер отрицательно покачал головой. – Как всё-таки непривычно читать о жизни незнакомца и знать, что он – ты сам.

– А Охотники, как они попали на Землю?

– Они – существа, не имеющие субстанции, – сказал Фостер. – Могут переносить космический вакуум, и я предполагаю, что они последовали за модулем.

– Они вас преследовали?

– Да. Но не могу понять почему. По своей природе они – безобидные существа, которых использовали на Валлоне для поисков людей, скрывающихся от правосудия. Охотников можно настроить на конкретного человека, и тогда они разыскивают его и ловят.

– Что-то наподобие ищеек, – заметил я. – Слушайте, а кем вы были на Валлоне? Известным рэкетиром?

– К большому сожалению, дневник умалчивает о характере моих занятий на Валлоне, – сказал Фостер. – Но вся история с необъяснимым межгалактическим перелётом и следы насилия на борту корабля заставляют меня задуматься, не был ли я и, возможно, другие мои спутники изгнаны из Двух Миров за совершенные там преступления.

– Ну и ну! И они натравили на вас Охотников, – сказал я. – Но почему они все это время околачивались в Стонхендже?

– Там имелся небольшой поток энергии, питающий экраны, – объяснил Фостер. – Ведь им для существования необходим источник энергии. А до появления на Земле электричества сто лет назад это был единственный источник на планете.

– А как они проникли в шахту, не раскалывая её?

– При наличии достаточного времени они легко проникают сквозь пористые субстанции. Но прошлой ночью, конечно, когда я приблизился к ним, они, изголодавшись от долгого поста, просто вырвались наружу.

– Ну, ладно. И что случилось потом, после того, как вы похоронили того человека?

– В дневнике говорится, что на меня напали аборигены, люди в звериных шкурах. Один из них забрался в модуль. Он, видимо, передвинул ручку управления, и модуль взлетел, оставив меня на произвол судьбы.

– Значит, мы нашли в модуле его кости, – задумчиво произнёс я, – те, с ожерельем из медвежьих зубов. Интересно, почему его скелет не оказался в корабле?

– Он, безусловно, прилетел сюда. Но помните тот скелет, который мы обнаружили прямо в шлюзе для приёма модулей? В те времена, когда дикарь ступил на борт корабля, этот скелет ещё представлял собой достаточно свежий и порядком окровавленный труп. Человек, видимо, принял его за недвусмысленное предостережение о том, что его ждёт, если он осмелится идти дальше, от ужаса забился в модуль, чтобы переждать опасность, и там, наверное, умер с голоду.

– То есть, он оказался заброшенным в ваш мир, а вы – в его.

– Да, – ответил Фостер. – Потом я, судя по записям, жил среди первобытных людей и стал их королём. Множество долгих лет я провёл у посадочной площадки в надежде на спасение. Поскольку я не старел тёк, как окружавшие меня люди, мне стали поклоняться как богу. Я мог бы соорудить сигнальный маяк, но у меня не было чистых металлов или других материалов, которые можно было бы использовать. Я попытался обучить аборигенов, но для этого мне нужны были века.

– Вам следовало организовать школу и отобрать самых толковых из них, – сказал я.

– Я не испытывал недостатка в способных учениках. Мне было абсолютно ясно, что эти дикари и люди Двух Миров – одной крови. Видимо, когда-то, давным-давно древние изгнанники из Двух Миров стали источником разума на Земле.

– Но как вы могли столько прожить – сотни лет? Вы что, сверхлюди, которые живут вечно?

– Естественная продолжительность жизни очень велика. Вы, земляне, страдаете опасной болезнью, от которой умираете молодыми.

– Это не болезнь, – возразил я. – Мы естественно стареем и умираем.

– Человеческий мозг – великолепный инструмент, – сказал Фостер, – рассчитанный на долгое существование.

– Мне придётся поразмышлять над этим. – сказал я. – А почему вы не заразились этой болезнью?

– Против неё всем валлонианам делается прививка.

– Хотелось бы мне получить такой укол, – признался я. – Ладно, вернёмся к вам.

Фостер полистал страницы дневника.

– Я правил многими народами и под разными именами, – сказал он. – Я объехал много стран в поисках искусных мастеров по металлу, стеклодувов, колдунов. Но всегда возвращался к посадочной площадке.

– Наверное, тяжело жить изгнанником в чужом мире, – заметил я, – век за веком влача своё существование среди дикарей…

– Моя жизнь не была лишена определённого интереса, – возразил Фостер. – Я наблюдал, как мой дикий народ сбрасывает с себя звериные шкуры и приобщается к цивилизации. Я обучил их строительству, показал им, как разводить стада и возделывать землю. Я построил большой город и опрометчиво попытался привить их знати рыцарский кодекс Двух Миров. Но, сидя чинно за круглым столом, как в большом Круглом Совете в Окк-Хамилоте, они так толком и не поняли его сути. А потом они стали слишком любопытными и начали присматриваться к своему королю, который почему-то не старел. Я покинул их и снова попытался соорудить сигнальный маяк дальнего действия. Его учуяли Охотники. Они обрушились на меня, но я отогнал их огнём. Потом меня разобрало любопытство, и я выследил их пристанище…

– Знаю, – вставил я, “…это было место, издавна мне известное… никакой постройки, только шахта, сооружённая людьми…”

– Они буквально облепили меня. Я едва спасся: голод сделал Охотников бешеными. Они могли лишить моё тело всей жизненной энергии.

– Представляю, как бы вам пригодился тогда этот передатчик! Но ведь вы не знали о нем. И поэтому отгородились от них океаном.

– Они нашли меня и там. Всякий раз я уничтожал их в несметных количествах и обращался в бегство. Но каждый раз несколько Охотников оставалось невредимыми, чтобы размножиться и скова заняться поисками меня.

– А ваш сигнальный маяк, он что, так и не заработал?

– Нет. Это была безнадёжная затея. Сырьё, необходимое для его изготовления, могла дать только высокоразвитая технология. Мне ничего не оставалось, как обучать землян тому, что знал сам, способствовать развитию науки и ждать. Но тут я качал терять память.

– Почему?

– Мозг постепенно устаёт, – пояснил Фостер. – Это цена, которую он платит за своё долголетие. Он должен обновиться. Жизненные потрясения и лишения ускоряют Переход. Я старался отодвинуть его в течение многих веков, но в конце концов почувствовал, что он наступает… Дома, на Валлоне, – продолжал он, – человек в таком случае обычно снимает копию своей памяти, которая хранится в электронном регистраторе, а после Перехода использует её для восстановления старых воспоминаний в обновлённом теле. Но, поскольку я был оторван от своего мира, память, которую я терял, должна была уйти безвозвратно… Я сделал всё, что было в моих силах: нашёл безопасное место, заготовил самому себе послание, чтобы прочитать после того, как очнусь…

– Когда вы пришли в себя там, в гостинице, вы всего за одну ночь стали вновь молодым. Как это могло случиться?

– Когда мозг обновляется, стирая следы времени, вместе с ним регенерирует и тело. Кожа избавляется от морщин, а мускулы – от усталости. Они вновь становятся такими же, как были.

– При первой нашей встрече вы рассказали мне, что последний раз теряли память сравнительно недавно, в 1918 году.

– Ваш мир жесток, Лиджен. Я, видимо, терял память не один раз. И где-то когда-то потерял жизненно важное звено: забыл, что ищу. Поэтому когда на меня снова напали Охотники, я, ничего не понимая, обратился в бегство.

– В своём доме в Мейпорте вы установили пулемёт. Он что, мог пригодиться против Охотников?

– Думаю, что нет, – ответил Фостер. – Но я этого не знал, я только знал, что за мной охотятся.

– К тому времени вы уже могли бы сделать сигнальный маяк, – размышлял я, – но забыли как… Или что – может, он вообще больше вам не нужен?

– Но в конце концов я все выяснил… с вашей помощью, Лиджен. И все же тайна остаётся: что случилось на борту корабля так много веков назад? Как я оказался здесь? Кто убил остальных?

– Послушайте, – сказал я, – вот вам гипотеза: пока вы снимали копию со своей памяти, возник бунт. А когда вы очнулись, все кончилось – экипаж был мёртв.

– Возможно, – сказал Фостер. – Но когда-нибудь я должен узнать правду обо всём этом.

– Одно непонятно, почему никто с Валлона не прилетел за этим кораблём. Он же все время был здесь, на орбите.

– Представьте себе всю безмерность пространства, Лиджен. А Земля – всего лишь крошечный мир среди мириадов звёзд.

– Но ведь на ней была оборудована станция для управления вашими кораблями. Похоже, что Землю регулярно посещали. Да и книги со снимками – они свидетельствуют о том, что ваши люди прилетали к нам и улетали на протяжении тысячелетий. Почему это прекратилось?

– Такие маяки установлены в тысячах миров, – ответил Фостер. – Вообразите, что это буй, указывающий на риф, или тропа первопроходца в чаще. Пройдут века, прежде чем какой-нибудь странник снова наткнётся на неё. Тот факт, что вентиляционная шахта в Стонхендже, когда я впервые там приземлился, была завалена многовековыми обломками, свидетельствует о том, насколько редко посещался ваш мир.

Я задумался над словами Фостера. Кусочек за кусочком он складывал мозаику прошлого, но она была ещё далеко не полной. У меня возникла идея:

– Послушайте, вы сказали, что очнулись тогда на столе регистратора сразу после восстановления памяти. А почему бы не попытаться повторить это восстановление сейчас? Конечно, если ваш мозг сможет выдержать такую нагрузку через столь короткий промежуток времени.

– Да, – резко поднявшись, сказал он. – Это – шанс. Пошли!

Я прошёл за ним из библиотеки в ту комнату, где валялись скелеты. Он с любопытством стал их осматривать.

– Стычка что надо, – прокомментировал я. – Целых три.

– Судя по всему, это комната, где я очнулся, – произнёс Фостер. – А вот люди, которых я увидел мёртвыми.

– Они и сейчас не очень живые, – заметил я. – Так как же насчёт регистратора?

Фостер подошёл к этой необычной кушетке, наклонился рядом с ней, но потом отрицательно закачал головой:

– Нет. Конечно, её здесь нет…

– Чего?

– Копии моей памяти, которая использовалась тогда для восстановления.

Вдруг я вспомнил о цилиндре, который прикарманил несколько часов назад. С непонятно почему забившимся сердцем я поднял его в зажатом кулаке вверх так же нетерпеливо-торжественно, как тянет руку ученик, когда знает правильный ответ:

– Этот?

Фостер лишь мельком взглянул на него.

– Нет, этот чист так же, как к другие, что выстроены там. – Он указал на полку на противоположной стене с цилиндрами, окрашенными под олово. – Это на случай, если срочно потребуется произвести запись. Заполненные же носители обычно кодируются цветными линиями.

– Этого и следовало ожидать, – сказал я. – Иначе все оказалось бы слишком уж просто. Нам, видно, суждено добираться до цели самым сложным путём. Да-а, нелегко будет найти под таким большим комодом пуговку от воротничка, но мы попытаемся.

– В том нет нужды. Я восстановлю своё прошлое, когда вернусь на Валлон. Там, в хранилищах, содержится копия памяти любого гражданина.

– Но ваша была здесь, с вами.

– Она – лишь вторая копия. Основная же всегда хранится в Окк-Хамилоте.

– Представляю, как вам хочется вернуться туда, – произнёс я. – Каким счастьем будет для вас попасть домой после стольких лет отсутствия! Кстати о годах. Вы можете сказать, как долго пробыли на Земле в отрыве от своих?

– Я потерял счёт дням уже давным-давно, – ответил Фостер. – Я мог бы сказать лишь очень приблизительно.

– Ну и сколько примерно? – продолжал настаивать я.

– С того времени, как я покинул этот корабль, Лиджен, – произнёс он, – прошло три тысячи лет.

– Мне очень жаль, что наша команда распадается, – признался я. – Я уже почти начал привыкать к роли бестолкового ученика. Мне будет вас не хватать, Фостер.

– Полетим со мной на Валлон, – предложил он.

Мы стояли в наблюдательной рубке, глядя на залитую светом поверхность Земли в тридцати тысячах миль от нас. Ниже её, подобно вырезанной из картона игрушке, висел мертвенно-бледный диск луны.

– Как бы то ни было, спасибо вам, дружище, – промолвил я. – Конечно, хотелось бы посмотреть на эти ваши другие миры, но боюсь, что в конце концов от этого останется только сожалеете. Что толку дарить эскимосу телевизор? Буду я торчать на Валлоне и чахнуть по дому, по этим изнурённым людям, по этим мерзким запахам и по всему прочему.

– Когда-нибудь вы сможете вернуться.

– Насколько я разбираюсь в путешествиях на кораблях, подобных сему, я вернусь назад не ранее чем через пару столетий, хотя продолжительность самой дороги мне покажется всего лишь в несколько недель. А я бы хотел прожить свою жизнь здесь, среди людей, которых знаю, в мире, с которым сросся. В нем есть свои недостатки, но это мой дом.

– Тогда, – с сожалением сказал Фостер, – я больше ничего не могу сделать, чтобы вознаградить вас за вашу терпимость и выразить вам свою благодарность.

– Ну, кое-что всё-таки можете, – сказал я, – Позвольте мне взять спасательный модуль и набить его кое-каким добром из библиотеки, несколькими камешками из хранилища и парочкой небольших механических безделушек. Думаю, что я смогу продать их так, что выровняю свою пошатнувшуюся экономику, а может быть, даже обеспечу себя на всю жизнь. Я ведь, как вы выразились, материалист.

– Как хотите, – ответил Фостер. – Берите всё, что пожелаете.

– Когда я вернусь назад, – продолжал я, – то сделаю ещё кое-что: расчищу вход в туннель ровно настолько, чтобы туда могла пролезть термитная бомба. Если, конечно, станция ещё не обнаружена.

– Насколько я могу судить по сдержанному характеру местного населения, эта тайна сохранится ещё, по меньшей мере, три поколения.

– Я посажу модуль в глухом месте, чтоб его не засёк радар, – рассуждал я. – Время пока подходящее. А то ещё несколько лет и такое станет невозможным.

– Да. И этот корабль будет обнаружен, несмотря на его противорадиолокационные экраны, – добавил Фостер.

Я взглянул на огромный гладкий шар, сияющий среди абсолютной тьмы. На поверхности Тихого океана играло яркое отражение солнца.

– Мне кажется, там внизу я вижу отличный островок, то, что надо, – разошёлся я. – Ну а если он не подойдёт, остаётся ещё миллион других для выбора.

– А вы изменились, Лиджен, – заметил Фостер. – Сейчас вы разговариваете как человек, в котором есть много joie de vivre[2]2
  Радость бытия (фр.).


[Закрыть].

– Мне всегда казалось, что я – один из тех парней, которым всегда не везёт, – ответил я. – Но стоя здесь и глядя на весь мир, я почувствовал что-то такое, отчего подобные мысли начинают казаться глупыми, Там внизу есть всё, что нужно человеку, чтобы поймать свою удачу… даже если у него нет запаса товаров на продажу.

– В каждом мире свои правила жизни, – произнёс Фостер, – в одном сложнее, в другом проще. Но столкнуться с вашей реальностью – это настоящий вызов.

– Я… и Вселенная, – провозгласил я. – Да на таком фоне и неудачник буде, выглядеть красавцем.

И повернулся к Фостеру:

– Мы находимся на орбите с периодом обращения десять часов. Пора приступать к делу. Я хочу посадить модуль в южной части Южной Америки – там есть одно место, где можно разгрузиться без необходимости отвечать кое-кому на множество вопросов.

– В вашем распоряжении есть несколько часов до наиболее подходящего момента старта, – сказал Фостер. – Не надо торопиться.

– Может, и не надо, – заметил я, – но у меня много дел…

Я в последний раз взглянул на величественную планету на обзорном экране:

– …и мне не терпится начать…