Текст книги "Ночь иллюзий"

XIX

– Мистер, Флорин, – говорил легкий сухой голос, – вы создаете проблемы для всех нас.

Я открыл глаза, и славный парень со змеиной головой улыбнулся мне безгубой улыбкой и выдохнул фиолетовый дым из безносых ноздрей, сверкая глазами без век. Он развалился в шезлонге, одежда его состояла из открытого жакета, сшитого из оранжевых полотенец, и оранжевых шортов. Цвет их напоминал мне о чем-то, что я никак не мог ухватить.

– Это кое-что, – сказал я и сел на стул. Между нами был стол под бело-синим зонтиком. Позади террасы виднелась полоска белого песка, похожего на пляж, но не было моря.

Я старался не смотреть на блестящие серебристо-фиолетовые бедра, ребристую бледно-серую грудь с крошечными малиновыми пятнышками, на ступни толщиной с палец в сандалиях с широкими ремнями. Он заметил, что я гляжу на него и издал мягкое кудахтанье, которое, видимо, означало смех.

– Извините меня, – сказал он. – Я нахожу ваше любопытство поразительным. Я подозреваю, что в момент вашего растворения вы вытягиваете шею, чтобы раскрыть состав растворителя.

– Это просто безобидная эксцентричность, – сказал я. – Такая же, как ваши вкусы в одежде.

– Вы превозносите свой самоконтроль, – сказал он не столь искренне, как прежде. – Но что если перед вами предстанут аномалии настолько грандиозные, что ваше сознание будет не в состоянии ассимилировать их? Сохраните ли вы тогда хладнокровие? – он поднял руку, щелкнув пальцами. Лавина огня окутала его; его улыбка пульсировала в горячем мерцании, языки пламени бушевали вокруг меня. Я не сдавал позиций частично из-за того, что был парализован, а частично из-за того, что не верил в реальность •увиденного. Он снова щелкнул пальцами и вокруг нас была уже зеленая трава, и солнце сверкало на поверхности в десяти футах над нами. Маленькая рыбка осторожно проплыла между нами, и он небрежно отмахнулся от нее и снова щелкнул пальцами. Падал снег. Толстый слой его покрывал стол, голову моего визави. Дыхание его украшалось ледяными хрусталиками.

– Ловко, – сказал я. – А хороши ли вы в трюках с картами? Он смахнул лед и сжал пальцы.

– Вы не поражены, – сказал он обыденным голосом. – Манипуляции со Вселенной ничего не значат для вас?

Я деланно зевнул. Значит, это была не фальшивка.

– Со Вселенной? – сказал я. – Или со мной?

– Вы удивительная натура, Флорин. Чего вы хотите? Что движет вами?

– Кто спрашивает меня об этом?

– Можете называть меня Дисс. Представьте себе… существуют иные заинтересованные стороны, кроме тех, которые вам хорошо известны. Вы играете на гораздо большей сцене, чем до сих пор представляли себе. Поэтому должны вести себя осторожно.

Я зевнул еще раз.

– Я устал. Мне нужны сон, пища, любовь – все, кроме общения с таинственными жуликами, которые делают намеки, что в недалеком будущем предстоят великие свершения и что самое выигрышное дело – не совать нос куда не надо. Кто вы, Дисс? Кого вы представляете? Действительно ли вы выглядите как Александр Македонский в шкуре крокодила или это только мое видение, страдающее разлитием желчи?

– Я представитель определенных сил в Космосе. Моя наружность не имеет значения. Самого факта моего существования достаточно.

– Барделл говорил что-то о вторжении.

– Слово, обозначающее примитивный взгляд на действительность.

– Что вы оккупируете? Землю или Грейфел? Я получил удовольствие, заметив, как дернулась его голова.

– Что вы знаете о Грейфеле, мистер Флорин?

– Ну, находитесь в системе Вулф-9, в 28 световых годах от старого доброго Чикаго. – Я выдал широкую счастливую улыбку. Он нахмурился и потянулся почти небрежно за чем-то на столе. Я начал быстро подниматься, но лампа-вспышка, размером с небо, мигнула и погрузила все в темноту, чернее, чем в закрытой банке с краской. Я рванулся через стол, мои пальцы ухватили что-то горячее, как духовка, и скользкое, как сырая печень. Я услышал взволнованное шипение и снова схватил, но уже что-то маленькое, тяжелое, сложной формы, что отчаянно сопротивлялось и затем освободилось. Раздался сердитый вопль, слова, которые произносились быстрее, чем я был способен разобрать, затем ослепительный взрыв.

XX

Она сидела напротив, закутанная в старое поношенное пальто с жалким облезшим воротником. В глядящих на меня глазах было вопросительное выражение.

– Не говори мне ничего, – произнес я таким голосом, что даже мне самому показалось, что я пьян. —Я сидел здесь с закрытыми глазами, напевал старые хоровые матросские песни на нелитературном амхарском; поэтому ты присела, чтобы посмотреть, все ли со мной в порядке. Со мной не все в порядке. Со мной далеко не все в порядке. Я так далек от того, чтобы быть в порядке, что дальше некуда.

Она попыталась сказать что-то, но я оборвал.

– Давай пропустим все остальные строчки; перепрыгнем сразу к тому месту, где ты говоришь, что я в опасности, а я отправляюсь в ночь в конном строю, чтобы еще раз сложить голову.

– Не понимаю, что ты хочешь сказать.

– Я имею в виду, что мы сидели и толковали об этом раньше. Все сущее чем-то представляется. Обычно не тем, чем является на самом деле. Кем являешься ты? – я потянулся через стол и взял ее за руку. Она была холодной и гладкой и не шевельнулась, когда мои пальцы сомкнулись. Я сказал: – Слушай внимательно, Курия. Я знаю, как тебя зовут, потому что ты сказала уже мне об этом. Сидя на этом самом месте… – Я остановился и обвел взглядом комнату. Она была отделана сосновыми панелями, лак от них почернел от времени и грязи. Вывеска на стене приглашала меня пить пиво «Манру».

– …или почти на этом месте. Ты сказала, что пришла по пригла…

– Ты имеешь в виду телефонный звонок?

– 0'кей, телефонный звонок. Или почтовый голубь. Это неважно.

– Флорин, ты несешь какую-то околесицу. Ты сказал по телефону, что дело срочное.

– И ты примчалась посреди ночи.

– Конечно.

– Кто вы, мисс Реджис?

Она смотрела на меня большими и печальными глазами.

– Флорин, – прошептала она, – ты меня не узнаешь? Я твоя жена. Я хитро посмотрел на нее.

– Да? В прошлый раз ты говорила, что мы раньше никогда не встречались.

– Я знала, что ты перегружен работой. Это было свыше человеческих сил.

– Ты когда-нибудь слышала о месте под названием Грейфел?

– Конечно, это деревушка у озера Вулф, где мы отдыхали прошлым летом.

– Само собой. Глупо с моей стороны. Двадцать восемь миль откуда?

– От Чикаго.

– Еще одно: среди тесного круга наших близких друзей случайно нет рыжего? Она почти улыбнулась.

– Ты имеешь в виду Сида?

– Это Дисс, если прочитать наоборот. Только с одним «с». Надо это отметить. Может быть, это важно.

– Бедный Флорин, – начала она, но я отмахнулся.

– Давай приведем факты в порядок, – сказал я. – Может быть, у нас и нет никаких фактов, но мы их все равно приведем в порядок. Факт номер один – несколько часов назад я спал здоровым сном в номере и был разбужен появлением двух мужчин. Они рассказали мне сказку, которая вызывала массу сомнений, но я клюнул. Меня доставили на совещание очень важных персон, которые поведали мне о том, что Сенатор подвержен галлюцинациям, а они желают превратить эти галлюцинации в действительность, чтобы его вылечить. Но у меня ощущение, что фантазии начались до этого. Носатый был частью их. Но тогда я этого не знал. Далее, я спрашиваю себя, что мне известно об их боссе – «Сенаторе». Здесь тоже пустота. Сенатор – кто? Это поражает меня своей нелепостью. А тебя?

– Флорин, ты бредишь…

– Я только начинаю, крошка. Подожди, пока я действительно перейду к основному. Факт номер два: Сенатором является, а может быть, и не является кто-то другой, улавливаешь? Вероятно, актер по имени Барделл. Тебе это имя о чем-нибудь говорит?

– Ты имеешь ввиду Ланса Барделла, телерадиозвезду?

– Телерадио… это интересное слово. Но давай пока отбросим. Как я говорил, этот парень, Сенатор, – очень непоследовательный игрок. Сначала он выдвигает версию запланированного убийства. Затем мы имеем инопланетных оккупантов. В следующий раз он был актером, жертвой похищения, а может быть, подсадным шпионом, точно не могу припомнить, кем именно. Но я продолжал работать и последовал за ним в эту забегаловку, где он напоил меня чем-то, что окончательно выбило меня в аут. Когда я очнулся, передо мной была ты.

Она просто смотрела на меня своими большими, наполненными болью глазами.

– Я не буду задавать дежурный вопрос: что такая красивая девушка делает в подобном месте.

– Ты смеешься надо мной. Почему ты так жесток, Флорин? Я только хочу помочь тебе.

– Вернемся к фактам. Факт номер три. Я пошел по следам и обнаружил пропавшую дверь.

– Имеет ли это какое-нибудь значение сейчас…

– Ты отвлекаешься. Сначала была дверь, потом ее не стало.

– Ты все превращаешь в шутку.

– Мисс, после продолжительного размышления я пришел к выводу, что единственным мыслимым ответом Вселенной – в том виде, в каком она устроена, – является взрыв истерического смеха. Но я отвлекаюсь. Итак, я рассказал о двери, которой не было. Я стал ждать. Мой давний помощник, серый человек, вышел из аллеи, и я последовал за ним. Он привел меня в комнату, где никого не было, даже его самого.

– Я не понимаю.

– Я тоже, крошка. Но позволь мне продолжить рассказ. Мне хочется посмотреть, чем все это обернется. Где я остановился? Ах, да, один-одинешенек среди согнутых крючков для пальто. Итак, я бродил вокруг, пока не нашел, с кем можно поговорить. Им оказался парень с головой ужа.

– Флорин… Я поднял руку.

– Не мешай, пожалуйста. Я многому учусь сейчас, только слушай мой рассказ. Например, я только что сказал, что он выглядел как уж, но в первый раз, когда я его увидел, я подумал о питоне. Может быть, я одолею свой невроз. Если я смогу свести его образ к безобидному земляному червю, то с этим можно жить. Забавно, но его идеи напоминали твои.

Она попыталась улыбнуться.

– Да?

– Он также советовал мне не задавать вопросы и плыть по течению. Я сразу же потерял сознание. И догадайся, что произошло? Я вернулся сюда – к тебе.

– Продолжай.

– Ага, наконец-то я привлек твое внимание. Это была вторая наша встреча, но ты не помнишь.

– Нет, я не помню.

– Конечно. Ты предостерегала, что меня ждут неприятности, но я вышел за ними и нашел их достаточно, чтобы опять появиться здесь. Это заставило меня почувствовать себя одним из тех резиновых шаров, которые привязывают к ракеткам для пинг-понга.

– Это была… наша третья встреча?

– Теперь, девочка, ты улавливаешь. Дальше все усложняется. У меня все еще сохранялось желание повидать своего старого босса – Сенатора. На этот раз там была хитрая дверь. Я открыл ее – и неожиданно наступил летний полдень в уютном местечке, где сила тяжести на 18 процентов меньше, солнца слишком много, а деревья похожи на кружевное нижнее белье. Сенатор оказался там. Мы только начали приходить к взаимопониманию, как он вытащил какую-то штуку и улизнул.

Она ждала продолжения, наблюдая за мной.

–Я второй раз увидел Змееголового, Дисса. Он хотел отшлифовать мои манеры и заставить играть по его правилам. Сказал, что является большой шишкой – но приспустил пары, когда я упомянул Грейфел. Он притушил огни, а я потерял сознание…

– И теперь ты здесь.

– Когда я прихожу в себя, ты всегда приветствуешь меня. Этого достаточно, чтобы заставить человека стремиться сюда. Кроме того, я не совсем просыпаюсь. Сначала я там – потом здесь. Но каждый раз мы всегда ближе. Теперь ты – моя жена. Кстати, как мы познакомились?

– Ну, мы познакомились… – Ее лицо внезапно заледенело. – Я не знаю, – сказала она таким тихим голосом, что его можно было поместить на кончике булавки.

– Добро пожаловать в мою команду. Начинаю ли я заинтересовывать вас, мисс Реджис?

– Но почему? – от волнения она ухватилась за палец и стала крутить его. – Что это означает?

– Кто говорит, что это что-то означает? Может быть, все это лишь игра с неясной целью. Но запутывание их планов приносит мне определенное удовлетворение – если они существуют и если у них есть планы.

– Продолжай, – она смотрела на меня. Ее глаза были прозрачно-зелеными с плавающими в глубине золотыми искорками.

– Например, явно не предполагалось, что я увижу пурпурные деньги с напечатанной на них надписью «Ластрион Конкорд», – сказал я. – А может быть, существовал и другой план. Но затем Рыжеволосый «засветился». Я не могу понять почему. Он побежал, когда увидел меня. После этого я подслушал беседу, которая – в этом я абсолютно уверен – не предназначалась для моих ушей. Громкие голоса, доносившиеся из-за окна. Но от всего этого мало проку.

– Продолжай, Флорин.

– Затем ты опять появилась на сцене. Я не пойму зачем, но чувствую, что ты не являешься частью планов Носатого.

– Нет, Флорин! Пожалуйста, верь мне! Я не являюсь частью ничьих планов – это я точно знаю, – закончила она шепотом.

– Затем есть еще Грейфел, – сказал я. – Волшебные ворота в другие миры не укладываются в мою картину мира. Барделл был удивлен, встретив меня. Когда я прижал его, он рассказал мне о вещах, которые, думаю. Носатый бы мне не поведал. А может быть, все это не так. Может быть, меня ведут по каждому пройденному футу. Возможно, существуют спирали в спирали, западни внутри западни…

– Флорин! Прекрати! Ты должен во что-то верить! Ты должен иметь отправную точку. Ты не можешь сомневаться в самом себе.

– Да. Cogito ergo sum. Я всегда стараюсь помнить об этом. Интересно, какова первая мысль сверхсложного компьютера, когда его включают?

– Флорин, не можешь ли ты просто забыть о Сенаторе? Забыть обо всем этом и пойти домой? – Не сейчас, крошка, – сказал я и почувствовал, что начинаю улыбаться. – Возможно, не пошел бы и раньше, а сейчас определенно нет. Потому что они сваляли дурака.

Она ждала. Она знала, что это еще не все, Я раскрыл ладонь, которая была крепко сжата последние четверть часа и посмотрел на устройство, которое держал. Оно было маленьким, с выпуклостями и отверстиями, с блестящими точками, сверкавшими в тусклом свете.

– Я отобрал это у Змееголового, – сказал я. – Это означает, что Змееголовый все-таки существует.

– Что это?

–Доказательство. Я не знаю чего. Но у меня такое чувство, что они очень не хотели бы видеть его в моих руках.

– Куда ты пойдешь?

– Обратно. Туда, куда они не хотят, чтобы я шел.

– Не делай этого. Флорин! Пожалуйста!

– Извини. Пробивать головой кирпичную стену – вот мой стиль.

– Тогда я иду с тобой.

– Раньше ты всегда позволяла мне уйти. Что изменилось?

– Так мы идем?

– Это новый поворот, – сказал я. – Может быть, это хорошее предзнаменование.

Снаружи холодный ветер гулял по пустынной улице. Она обхватила себя руками, что я охотно сделал бы за нее.

– Флорин, так холодно, так одиноко…

– Только не со мной. – Я взял ее за руку и почувствовал, как она дрожит.

XI

Магазин готового платья был все еще на месте, кондитерская тоже; но теперь между ними было большое свободное пространство, полное сухих стеблей, ржавых банок и битых бутылок.

– Тес, – сказал я. – Не обращай внимания на детали. – Я двинулся дальше, туда, где была вращающаяся дверь.

Она исчезла.

На ее месте была разрисованная приемная с картинками, которые мог бы иметь в своей берлоге отставной бухенвальдский охранник. Но без двери. И даже без места, где она могла бы быть. От этого моя голова снова стала пульсировать. После третьего толчка, сверчок в моем ухе перестал потирать крылышками и произнес:

«Хорошо. Флорин. Жди событий».

– Что это? – спросила девушка.

– Ничего: просто приступ ишиаса, – сказал я и пощупал кожу за ухом. Кажется, никакого маленького розового приборчика там не было. Итак, теперь я слышу голоса уже без помощи технических приспособлений. Это не такой уж невиданный трюк: множество психопатов могут исполнить его без труда.

Мы прошли дальше к арке, за которой была ветхая галерея, вся в паутине. Я попробовал открыть первую дверь и вошел в комнату, которую видел раньше.

Толстый ковер исчез, тяжелые занавеси отсутствовали, оштукатуренные стены покрылись трещинами и пятнами. На полу валялись смятые газеты, будто на них кто-то спал. Из мебели – только покосившийся стальной скелет того, что, возможно, когда-то было кожаным диваном. Дверца сейфа, слегка заржавевшая, была полуоткрыта, как тогда, когда я ее видел в последний раз.

– Тебе знакомо это место? – шепотом спросила мисс Реджис.

– Это бывшее убежище моего старого приятеля Сенатора. Одна лишь проблема: расположено оно в шестидесяти милях отсюда, в большом доме с множеством лужаек, и заборов, и сотрудников службы безопасности. Или это так, или меня возили на грузовике в течение трех часов.

Я заглянул в сейф; там ничего не было, кроме пыли и разорванного конверта с пурпурной почтовой маркой, адресованного «жильцу 13 номера». Я осмотрел фальшивое окно, которое Сенатор открыл как дверь во время нашего полночного побега, но если там и была тайная щеколда, я не сумел ее обнаружить.

– Похоже, что Сенатор выехал и забрал с собой все разгадки, – сказал я. – Грязный трюк, но я знавал похуже. – Я подошел к стенному шкафу и ощупал заднюю стенку. – Он говорил мне, что «согласованный» маршрут побега начинался здесь, – сказал я Реджис. – Может быть, он лгал, но…

Часть стены неожиданно скользнула в сторону, и холодный ночной воздух ворвался из темноты.

– Ага, – сказал я. – Способность предсказывать является критерием любой теории; теперь все, что нам нужно, – какая-нибудь теория. – Я вынул пистолет, который Сенатор назвал двухмиллиметровым иглометом. Выставив его перед собой, я шагнул в узкий проход, заканчивавшийся другой дверью. Она была закрыта, но точный удар расколол дерево, и дверь распахнулась. Снаружи была темная аллея с пустыми корзинами для яблок. Высокий сплошной забор закрывал путь налево. – Ну и ну, – сказал я. – Кажется, здесь я тоже был. В прошлый раз здесь немного стреляли. Но теперь они добавили забор.

– Все это неправильно, – сказала девушка. – У меня хорошо развита ориентация; ничего подобного не может быть. Мы должны быть сейчас в середине здания, а не снаружи.

– Не могу не согласиться с тобой, дорогая. – Я пошел в сторону улицы, откуда в прошлый раз выкатилась машина, брызгая свинцом. На этот раз все было тихо, чересчур тихо. Улица выглядела вполне естественно, за исключением того, что вместо домов напротив была бесформенная серость. Не совсем туман; что-то прочное, но менее осязаемое, чем здания.

– Флорин, я боюсь, – смело произнесла девушка.

– Умница, – сказал я. – Давай оглядимся. Я выбрал направление, и мы пошли. Пару раз мы свернули за угол. Надо всем, слегка затуманивая детали, висела дымка, какая бывает при варке патоки. Мостовая, казалось, шла теперь на подъем. Мы очутились в аллее, загроможденной обычным ассортиментом из разбросанных мусорных баков, поломанных, корзин для апельсинов, дохлых кошек, старых газет – все это копилось лет пять. Проникающего с улицы света было достаточно, чтобы я увидел сплошной забор, который загораживал пространство между зданиями.

– Похоже, это тот же самый забор, – сказала мисс Реджис.

– Но с другой стороны. – Я потрогал доски, они были самыми обыкновенными.

– Здесь дурно пахнет, – сказал я. – С точки зрения топологии.

– Что это значит?

– Существует связь поверхностей, которая не изменяется при искривлении одной из них. Но мы видели две стороны одной плоскости, не совершив достаточного количества поворотов. Кто-то становится небрежным; мы оказываем более сильное давление, чем им хотелось бы. Поэтому я хочу надавить еще сильнее.

– Зачем? Почему бы просто не возвратиться…

– А разве вам хоть чуть-чуть не любопытно, мисс Реджис? Разве вы хоть немного не устали от того человека, на другом конце веревочки, дергающего ее, когда ему только вздумается? Не хочется ли вам самой потянуть за нее?

– Что мы будем делать?

– Забавно, – сказал я. – Эта стена могла быть из кирпича или бетона – или из стальной пластины. Но это всего лишь сосновые доски. Это выглядит почти как приглашение сломать их. – Я убрал револьвер и наклонился, чтобы проверить нижние концы досок. Щель под ними позволяла просунуть руку. Я потянул, дерево сначала сопротивлялось, но затем треснуло и сломалось. Я выбросил отломившиеся куски и прошел через дыру в конференц-зал, который выглядел совершенно таким же, каким я видел его в последний раз – причудливая спиральная люстра и прочее.

– Мы все ближе, – сказал я.

Я прошел вокруг длинного стола к двери, через которую входил последний раз, потянул ее… и снова оказался в своем номере гостиницы со всеми его атрибутами; обоями, покрытыми пятнами, эмалированным тазом с отбитыми краями, сломанной роликовой шторой и пружинным матрацем. Дверь, через которую я проник в номер, в предыдущем воплощении была дверью ванной.

– Не удивительно, что эти парни вошли так запросто, – сказал я.

– Тебе знакомо это место? – спросила мисс Реджис и вплотную подошла ко мне.

– Тут все и началось. Вся моя жизнь. До этого – ничего. Ни дома, ни прошлого. Только множество непроверенных предубеждений, которые необходимо проверить. – Я сделал шаг к двери в холл, она распахнулась, и покрытый перхотью человек ворвался в номер, держа в руках самый большой дробовик, который я когда-либо видел, направив его мне прямо между глаз. Дульный срез выглядел достаточно широким, чтобы в него можно было въехать на маленьком грузовике. Для того, чтобы убедить меня, что время слов прошло, никаких слов не потребовалось. Я прыгнул в сторону, когда дробовик загрохотал и отколол штукатурку на стене позади того места, где я только что стоял. Рыжеволосый что-то закричал, девушка заплакала, а я мгновенно подтянул ноги и стал поворачиваться, но пол, казалось, вздыбился подо мной, как палуба тонущего лайнера. Я замер и наблюдал, как завертелся и исчез потолок, затем другая стена – ничего особо зрелищного, обыкновенный приятный легкий аттракцион. Мимо проплыл Рыжеволосый, затем девушка, двигаясь уже быстрее. Я слышал, как она звала: «Флорин, вернись».

Довольно долго эти слова продирались, сквозь серый туман туда, где раньше были мои мозги. «Вернись», – сказала она.

Это была неплохая мысль. Раньше я отправлялся в «путешествие», но, может быть, теперь мне не следует уходить – а стоит сражаться. Мир кружился, как вода в ванне, готовая к последнему долгому нырку в трубу, и неожиданно до меня дошло, что если я уйду с ней, в этот раз это будет навсегда.

Вдруг я почувствовал давление с одной стороны. Это подойдет в качестве пола. Я постелил его под себя, возвел стены и крышу, удерживая их одним усилием воли, и рев затих, и мир прекратил кружиться. Я открыл глаза и увидел, что лежу на спине посреди величайшей в мире автомобильной стоянки.

Мертвенная, плоская, белая, как сахар, бетонная поверхность, разграфленная линиями на клетки со стороной в 50 футов, простиралась до самого горизонта. Это все, что здесь было. Ни зданий, ни деревьев, ни людей. И небо цвета бледной сверкающей лазури, без облаков, без видимого источника света.

Голоса раздались с неба.

– …сейчас! Выполняйте аварийные процедуры, черт побери. – Это был пронзительный голос Носатого.

– Я пытаюсь… но… – Это Круглолицый.

– Сейчас не время для ошибок, ты, кретин!

– Я не могу… не получается…

– Эй, прочь с дороги!

– Говорю тебе, я включил стирающий контур! Ничего не произошло. Он…

– Что – он? Не болтай, идиот! От него ничего не зависит! Я контролирую эксперимент!

– Ты? Действительно ты? Уверен? Ты уверен, что нас не перехватили, не одурачили?

– Черт тебя возьми, отключи энергию! Все отключить!

– Я отключил, вернее, попытался. Ничего не произошло!

– Заткнись, черт тебя побери. – Голос Носатого сорвался на визг. В это же самое время боль в моих кистях, лодыжках и груди поднялась до крещендо, огненные оркестры резали меня на части; и вдруг раздался гром, небо треснуло и упало, окатив меня заостренными кусочками, которые задымились и исчезли, а я лежал на спине, привязанный ремнями, и смотрел на прямоугольную бестеневую операционную лампу в маленькой комнате с зелеными стенами; человек, которого звал Носатый, нагнулся надо мной.

– Ну, черт меня побери, – сказал он. – И после этого он все еще жив!