Текст книги "Вернуть изобилие"

64

Харон – безрадостное место, инертное, каменистое, неподатливое. Он слабо крадется по маленькой несчастной орбите, словно собирается потереться своим замерзшим телом о холодную чешую своего родителя Плутона.

Но его надежды тщетны. Здесь, на скудной окраине системы, все надежды тщетны. И самой планете, и ее спутнику чужды и безразличны нужды и желания живых. Здесь темно, а лед и желеобразное варево из грязи и метана лучше оставить в неприкосновенности.

Плутон – это конец всего сущего. За ним лежат глубины огромного космического океана – та девственная бездонная пропасть, что всегда слепо стремится в неопределенное. А за ней – звезды.

Как мне удалось установить, когда-то для давно исчезнувшей расы, давшей эти мирам имена своих божеств, Плутон был богом смерти, а Харон – мрачным перевозчиком, который вел бесконечную торговлю, доставляя души усопших в свое мрачное царство. Правильная мысль была у этих древних первобытных племен, подумала Табита Джут, когда шаттл оторвался от палубы, оставив «Фарфоровую Цитадель в Первых Лучах Солнца» неумолимо следовать дальше – вперед, через невидимую границу – и в великую ночь.

Зачем эта шлюпка летит на Харон, ведя на буксире печальные останки «Элис Лиддел»? Табита мрачно смотрела из окна на оловянный шар, подвешенный к пустоте неподалеку от последней планеты. Больше всего он напоминал смазанный маслом шариковый подшипник с пятнышком зеленого, как ярь-медянка, цвета.

– Что это? – спросила Саския. – То, зеленое?

Охранник-эладельди оскалил зубы и провел по ним багровым языком.

– Штаб, – пролаял он.

– На поверхности?

Но охранник больше ничего не сказал.

Табита оставила Саскию смотреть и поплыла назад, к жесткому металлическому сидению. Шаттл продолжал свой путь к замерзшей луне. От одного взгляда на Харон Табиту пробирал мороз, ей было холоднее, чем при взгляде на все бесплодные моря космоса. Солнце было далеким, холодным белым пятнышком, едва отличимым от других белых звезд, и таким же недостижимым.

Табита думала о Бальтазаре Пламе и сердилась на него. Он дал ей корабль «с секретом» и даже не заикнулся об этом. По-видимому, именно по этой причине все отказывались от Элис, зная, что в конце концов попадут в беду. И именно поэтому он ей ничего не сказал.

А, может быть, он и говорил ей, по-своему, да только она не слушала. Он был не виноват. Здесь вообще не было ничьей вины, это все проклятая Капелла со своими строгостями и формальностями. Хотят все держать под своим контролем просто потому, что им так нравится. Власть ради власти. Теперь, когда она познакомилась с одним из них, она поняла, что они именно такие, какими она их считала.

Она их ненавидела.

Табита вытащила свою гармонику и пронзительно затрубила «Блюз Черных Вод».

Охранник прижал уши и зарычал:

– Убериде это!

– Смотри, – сказала Саския, подзывая Табиту к окну.

Серый диск перестал быть ВПЕРЕДИ и теперь находился ВНИЗУ. Зеленое пятно росло. Оно сдвинулось в центр диска и стремительно летело им навстречу.

Это была растительность. Оазис в вечной тундре. Он был не очень велик – приблизительно два-три километра в диаметре. Он был совершенно зеленым, и в нем была река. Там были деревья, с толстыми стволами и листьями. Еще что-то, похожее на крышу крошечного здания. Пятнышки-люди на лужайках. Клумбы.

На Хароне.

Табита никогда не видела ничего подобного. Ей стало дурно. Сердце билось так, словно вот-вот разорвется, и ее сильно затошнило.

Саския, поняв, что с ней происходит, погладила Табиту по спине, вопросительно заглядывая ей в глаза.

– Босадка, – объявил охранник.

Табита сглотнула и, тяжело дыша, поплыла к своему месту рядом с Кстаской. Теперь, когда они повернули, заходя на посадку, окна были заполнены темнотой. Пилот нырнул носом, и перед их глазами поднялась стеклянистая пустыня – горькая, неровная, черная и мертвая; а потом – зеленые верхушки деревьев, сверкающие в свете солнца.

Шаттл приземлился между деревьями и сел на лужайку; Элис мягко шлепнулась рядом.

– Кто-то запускает воздушный змей, – мечтательно сказала Саския.

– Прямо-таки микроклимат, – в нос сказал Кстаска. Было видно, что на него это произвело впечатление. Он окончательно восстановил силы, наслаждаясь в сложной окружающей среде космического корабля, и, казалось, был разочарован, когда пришел охранник, чтобы перевести их из смотровой гостиной в шаттл. Теперь он снова обретал обычную самоуверенность.

Табита чувствовала себя ужасно. Сейчас ее убьют за что-то, о чем она даже не знала, убьют так же, как убили Капитана Пеппера, Тарко и Шина, – не за их преступления и жестокости, а за то, что им испортили послеобеденный отдых. Они убьют ее, не дав ей ни малейшего шанса на спасение, и это будет даже не та смерть, которую она сможет понять. На Хароне не было деревьев, не было травы, не было КЛУМБ.

– Войдем, бойдем, – тявкнул охранник, выгоняя их из кресел и ведя в шлюз. Он открыл дверь, и в глаза им ударил солнечный свет.

Табита, пошатываясь, ступила из шаттла в мягкую, густую траву. Земля под их ногами была пружинистой, и их посадка не оставила на ней даже царапины. Корпус шаттла был всего лишь теплым, словно он простоял два или три часа на солнце. Табита прислонилась к нему спиной, ловя ртом невероятный воздух, а в это время из шаттла с мягким жужжанием выскользнула тарелка Кстаски, а следом изящно ступила на землю и встала рядом с Табитой Саския, ее лицо светилось восхищением. Гравитация была нормальной для Земли и казалась даже слишком тяжелой после столь долгого пребывания на других уровнях. Небо было голубым.

Воздушный змей был желтым. Он радостно колыхался и кружил в воздухе, словно его только изобрели, и это был первый змей, летающий в воздухе.

Конец веревки держала фигура в тоге, закинув назад огромную голову и следя за полетом. Табита едва различала его между деревьями, на другом берегу маленькой речки. За ним была снова зеленая трава, снова голубое небо, а дальше – безмолвная замерзшая пустыня Харона, страшная и нетронутая.

В ветвях деревьев пели птицы.

– Бошли, – прорычал охранник и потащил Табиту вперед, впиваясь когтями ей в руку сквозь тонкую ткань пижамы.

Он вел перед собой женщин, а Кстаска, скользил над травой, и его защитный костюм поляризовался на великолепном солнечном свету.

Они прошли по гравиевой дорожке, обогнули буковую рощицу и вышли на открытое пространство. Перед ними расстилались зеленые лужайки, полого спускаясь к реке. Они выглядели так естественно, словно были там всегда. Справа от них буковая аллея вела к скоплению полногрудых каштанов; их свечи были полном цвету, бело-розовые. К берегам реки изящными, плавными рядами спускались кустарники и клумбы, а через реку был переброшен легкий мост из полированного камня и железа. На мосту стояла высокая фигура, спустив в чистую воду веревку.

Несмотря на солнце, Табиту пробирала дрожь, а, может быть, именно из-за солнца, потому что оно было неправильным – неправильным на шесть тысяч миллионов километров.

Саския настороженно оглядывалась вокруг, зная, что это фокус, но не имея представления о том, как он делался.

– Эй, привет! – позвал чей-то голос.

Они остановились. По гравиевой дорожке навстречу им поднимался капеллиец, подняв руку в знак приветствия.

Он был очень похож на кибернатора Перлмуттера: более крепко сбит, но с той же лоснящейся кожей и такими же блестящими глазами. На нем были кольца и сандалии, крестообразно прошнурованные до колена, но вместо тоги на нем была юбка-килт из какой-то тяжелой пурпурной материи и свободная белая блуза без воротника, роскошно расшитая белым по манжетам и вороту. У него, как и у всех представителей его расы, была огромная лысая голова; у него она была увенчана гирляндой из плюща. Брови у него были очень черные и изогнутые, они придавали ему такой вид, словно его что-то постоянно удивляло или забавляло – выражение более приветливое, чем у кибернатора. Теперь он улыбался им, всем своим видом показывая, что он искренне рад их видеть.

Охранник встал по стойке «смирно».

– Бленники, Брад Феликс, – сказал он и подал тому какой-то предмет.

– Глупости, капитан, – мягко сказал капеллиец. Он наклонился и взял протянутую ему плату с электронным мозгом, а затем надежно спрятал ее в спорран[10]10
  Кожаная сумка с мехом наружу – часть костюма шотландского горца.


[Закрыть] из котикового меха, отделанный перламутром. – Наши гости, – сказал он. – Разумеется. Спасибо, капитан. Вы молодец.

Эладельди, которому разрешили уйти, отдал честь и потрусил назад – забрать пилота шаттла, потягивавшегося и почесывавшегося в траве на солнышке. Вместе они двинулись в сторону реки.

Капеллиец с сияющим видом оглядел маленькую группу.

– Как приятно всех вас видеть, – сообщил он. – Я так рад, что вы смогли прибыть. – Он посмотрел на Кстаску, плававшего на уровне его лица. – Кстаска, не так ли? Как поживаешь? Как тебе наша маленькая обитель?

Глаза Херувима коротко сверкнули:

– Вы проделали очень серьезную работу, – одобрительно сказал он. – Декор – Земной, правильно? Древний, конечно, но ФАКТУРА…

– Я очень рад, что тебе нравится, – сказал капеллиец, нисколько не обескураженный. Он протянул руку Саскии, она немного поколебалась, потом пожала ее. – Саския Зодиак, – сказал он. Его голос был таким же теплым и приветливым, как этот искусственный день. – Добро пожаловать. Добро пожаловать на Харон.

– Спасибо, – сдержанно отозвалась Саския. Она оглядывала его со всех сторон снизу с видом настороженным и подозрительным.

– И наконец, – сказал капеллиец, – капитан Джут, – его голос был воплощением понимания и всепрощения. – Табита, – и он распростер объятия.

Табита отступила:

– Отойди от меня, капеллиец.

– О, мы вовсе не капеллийцы, – сказал Брат Феликс, – в действительности, нет.

Табита пристально смотрела на него, словно бросая вызов его словам.

– Я знаю, все называют нас капеллийцами, – объяснил Брат Феликс, – но вы же видите, это не совсем так. Мы… – распростер руки, – служители капеллийцев. Так же, как вы.

– Нечего мне лапшу на уши вешать, – сказала Табита.

Брат Феликс спокойно улыбнулся. Смиренно склонил свою огромную голову. Мускулы его шеи были толщиной с запястье Табиты.

– Мы просто стражи, – сообщил брат Феликс Табите. – Уборщики, работающие на Капеллу. Мы содержим дом в чистоте.

– Харон, – сказала Табита.

– Да. И, в принципе, всю систему.

– Пошел ты к черту, – сказала Табита.

– Тогда откуда же вы? – поинтересовалась Саския.

– Мы были людьми, – объявил Брат Феликс. – Первые из нас прибыли с Земли. – Он поднял глаза к окружавшему их пейзажу и безмятежно улыбнулся.

– Но вы же были на Луне, – возразила Саския. – На спутнике Земли.

– О да, – согласился Брат Феликс. – У нас была там станция. Капелла готовилась веками. Они следили за Землей, потихоньку облетая ее на маленьких кораблях. Садились в уединенных местах и набирали себе подходящих приверженцев. – Он сиял. – Все, кого вы здесь видите, когда-то были такими, как ты, Табита. Капелла подняла нас на более высокий уровень. Что вы об этом думаете?

– Но я не представился, – мягко продолжал он, прежде чем Табита успела ответить. – Меня зовут Брат Феликс, и у меня для вас есть замечательная новость. Для вас всех. – Он наклонился к ним, словно собираясь по секрету поделиться с ними каким-то чудом. – Вас тоже ждет повышение!

– Ну уж, нет, спасибо, – ответила Табита.

– О, я знаю, это трудно воспринять вот так, с ходу, – сказал Брат Феликс отеческим, покровительственным тоном. – Я помню, в каком смятении был я сам! – Он коротко рассмеялся. – Но что же я держу вас здесь стоя? Все, что я хочу сказать: добро пожаловать, добро пожаловать вам всем. Мы просто счастливы вас видеть. Мы приготовили в вашу честь небольшое угощение. – Брат Феликс протянул вниз руку, как взрослый протягивает руку ребенку. – Капитан Джут!

Табита крепко сжимала а руках сумку.

– Убийца, – сказала она. – Губитель кораблей. Вор.

Саския тревожно смотрела на нее. Больше никто не обращал на них никакого внимания.

– Почему ты не убьешь меня на месте, чтобы сразу покончить с этим? – выкрикнула Табита.

Брат Феликс протянул руку, снисходительно улыбаясь.

– Пойдем позавтракаем, – сказал он.

Саския обняла Табиту за плечи:

– Пойдем, Табита, – взмолилась она.

Табита все еще сопротивлялась:

– Неужели ты веришь всей этой чепухе? – спросила она. – Эти существа, этот…

Саския нахмурилась:

– Здесь нет необходимости верить, – сказала она. И Табита вспомнила, что Саския провела свое сокращенное детство в искусственной среде и не считала, что все обязательно должно быть настоящим. – Пока все прекрасно, – сказала Саския. – Пожалуйста, не надо все портить.

У Табиты стучало в висках и внутри все переворачивалось, но она уронила голову и позволила увести себя. Ей больше ничего не оставалось.

Брат Феликс провел их через деревья к руинам старого монастыря, построенного из камня, теперь выветренного и замшелого. В трещинах между плитняком разросся мох, на стенах в затененных нишах стояли терракотовые бюсты – какие-то религиозные памятники. Через арки они увидели реку, петлявшую под раскидистыми ивами, заросшую тростником, бежавшую, как монастырь, из ниоткуда в никуда. На берегу паслись несколько овец и антилоп, они стояли, спокойно пережевывая траву, и в их мягких глазах не было никакого страха перед высокими мужчинами и женщинами, прогуливавшимися парами или по трое с шелковыми зонтиками, прикрывавшими плечи. Над их головами кружили голубые певчие птички.

Они вышли из монастыря на луг. Здесь, под огромными дубами-патриархами, погруженные в философскую дискуссию, стояли группы Уборщиков в одеждах пастельных тонов и в чем-то ослепительно-белым под ними. Там находилась и сверкающая белая площадка для оркестра, где для внимавшей им публики мелодично играло на лютне и гобоях трио. Другая группа сидела, потягивая какой-то напиток из золотых кубков, их одеяния падали нарядными, почти скульптурными складками, причем идеальная трава нисколько их не пачкала. Все они были величественными, благородными макроцефалами трехметрового роста. Между ними сновали слуги-веспане в темно-синих туниках, с серебряными обручами вокруг низких зеленых лбов и с подносами на плечах; на подносах лежали груды экзотических фруктов, стояли кувшины с нектаром, прекрасными винами и лимонадом для детишек, весело бегавших неподалеку, играя в прятки и скармливая печенье оленям.

– Табита. Иди сюда и садись, – бодро сказал Брат Феликс, подплывая к скатерти для пикников в красно-белую клетку. – Попробуй вот этого замечательного бургундского, и тебе сразу станет легче, я знаю.

– Мне станет легче, когда я сяду на корабль, чтобы убраться отсюда подальше, – ответила Табита. – Не раньше.

Она стояла, глядя на скатерть. На ней было вино, красное, как рубин, во флаконе из дутого стекла. На ней был деревенский хлеб с хрустящей корочкой, завитки желтого масла, уложенные на влажном зеленом листе, головки сыра, пряные деликатесы и фаянсовое блюдо с прекрасными, сочными сливами. В животе у Табиты заурчало.

Еще минуту назад ей было тошно, но сейчас она поняла, что умирает от голода.

Саския уже стояла на коленях, обследуя копченую лососину.

– Кстаска, – важно обратился к Херувиму Брат Феликс, – что я могу предложить тебе, чтобы освежиться после всех перипетий вашего путешествия?

– Мы не едим и не пьем, – рассеянно ответил Херувим. – Вашего усиленного солнечного света вполне достаточно. – Он пристроил свою тарелку на траве и с легким вздохом откинулся назад, опираясь на локти.

– Капитан Джут, – сказал Брат Феликс. – Табита. Садись же, прошу тебя.

– Садись, Табита, – просительным тоном повторила за ним Саския, с набитым ртом.

– Вы проделали такой долгий путь, – продолжал Уборщик, – и мы так рады видеть вас здесь целыми и невредимыми. Неужели ты не выпьешь с нами стаканчик вина?

Табита посмотрела на сиявшего гиганта.

Он сделал знак пальцем. Полный до краев кубок легко поднялся с земли и завис перед девушкой.

Табита взглянула на него.

Потом протянула руку и взяла кубок.

65

– Я должен извиниться перед вами за кибернатора Перлмуттера, – заявил Брат Феликс, когда они устроились на пикник. – Я знаю, он иногда бывает слишком прямолинейным. Он страшно серьезно воспринимает нашу работу.

Табита оглянулась на серьезные и элегантные фигуры, собравшиеся подышать свежим воздухом в вечный полдень на Хароне. С белой оркестровой площадки доносились мечтательные звуки музыки. Неподалеку, у солнечных часов, стояла группа философов, рассуждавших о природе времени.

– По мне это не очень похоже на работу, – грубо отрезала Табита.

– Наши задачи многочисленны и очень различны, – пояснил их хозяин; он и не подумал обидеться. – Одной из многочисленных услуг, которую мы имеем честь оказывать капеллийцам, является сбор этих замечательных старых кораблей Сансау.

– А сколько их? – поинтересовалась Саския, вонзая зубки в ярко-красный помидор.

– Определенное число, – уклончиво ответил Брат Феликс. – Не очень большое. – И он расправил килт на коленях.

– Вам приходится тратить изрядное количество времени, чтобы их отыскивать, – заметила Табита.

Брат Феликс поднял свои замечательные брови:

– О, мы знаем, где они все находятся. Мы всегда знали, где они. Каждую минуту. Нет, вы меня не поняли, – сказал он, наклоняясь, чтобы взять копченую устрицу. – Это не уборка. Здесь все – не уборка. Как видите. – Он улыбнулся и обвел взглядом собрание. – На самом деле это что-то вроде игры, – признался Брат Феликс. – Ставки против оставшихся кораблей, у которых есть какое-то подобие привода, – астрономические! – Он засмеялся собственной шутке. – Дело в том, что ни одного из них уже не осталось. Мы все забрали.

Небрежным жестом он указал на сто триллионов километров изолированного пространства: девять миров, сорок пять спутников, триста семьдесят один разработанный астероид, несколько сотен разных установок, включая трубы, платформы, колеса, зиккураты и обиталища-ошибки, различные обломки, автономные лаборатории, ангары и полужилые места обитания. Он знал их все, каждый из них в отдельности. И благословлял их.

Брат Феликс сунул устрицу в свой румяный рот:

– Даже у этих ребят на Титане нет оборудования, – продолжал он. – Вот почему они вкладывали все, что можно, чтобы найти какого-нибудь фраска. Вообще-то, это было дело безнадежное. Но ты, Табита… – он нагнулся и жестом доброго дядюшки положил руку на ее запястье. – Ты была настоящим противником.

По дорожке, рука об руку, к ним приближались две одинаковые статные молодые женщины. На них были белые тоги, широкие кожаные пояса с кармашками и венки из виноградных листьев. Брат Феликс окликнул их:

– Сестра Вероника! Сестра Марджори! Присоединяйтесь к нам.

– Приветствуем тебя, Брат Феликс, – сказала одна из женщин музыкальным голосом, пока они шли по дорожке.

– Это и есть твои новые протеже? – спросила вторая.

Они улыбнулись милостивой улыбкой Уборщиков, предназначенной для всех и каждого, и, после того, как всех представили Другу, сели, скрестив ноги и мягко паря рядом с Братом Феликсом, почти касаясь земли.

– Так, значит, это вы фактически выгнали последнего фраска, – сказала Сестра Марджори, угощаясь лососиной с серебряной тарелки.

– Я как раз рассказывал нашим новым друзьям о нашей маленькой игре, – сказал Брат Феликс, становясь еще более веселым, если такое вообще было возможно. Он положил руки в кольцах себе на колени и откинулся назад в воздухе.

Сестра Вероника отсалютовала Табите жестом вежливого восхищения: – «Элис Лиддел» была грозным соперником, – сказала она.

– Ну, вот, что я вам говорил, – заметил Брат Феликс. Все еще откинувшись назад, он расстегнул спорран и вынул плату: – Вот она, – сказал он, приподняв ее за кончик. – Элис собственной персоной, цела и невредима.

– О, дай мне посмотреть, пожалуйста, – попросила Сестра Марджори.

– Отдай ее мне, – понизив голос, сказала Табита, приподнимаясь и протягивая руку через скатерть. Туда она дотянулась, но поняла, что дальше дотянуться не сможет.

– Теперь она тебе бесполезна, моя дорогая, – заметил Брат Феликс и передал плату Сестре Марджори. – Когда тебя переведут выше, ты будешь слишком занята, чтобы летать на космических кораблях!

– Это правда, Табита, – сказала Сестра Вероника, поздравляя Табиту, когда та медленно опустилась на свое место. – Тебе больше не надо будет водить баржу.

– Ты станешь такой же, как мы! – улыбнулась Сестра Марджори.

– Тогда уж я лучше стала бы перком, – зло ответила Табита.

Трое Уборщиков решили, что это великолепная шутка. Они от всего сердца рассмеялись.

– А как в нее играют? – спросил Кстаска. – В вашу игру?

– Ну, – ответила Сестра Вероника, – в общем, это даже и не игра.

– Развлечение. Забава, – добавила Сестра Марджори.

– Мы заключаем пари, – сказал Брат Феликс, словно признаваться в этом было чем-то из ряда вон выходящим.

– Один из нас заключает пари против другого на то, что тот предоставит чему-то идти своим чередом, что бы это ни было, – сообщила Сестра Вероника.

– Чтобы посмотреть, кто первым не выдержит, – сказала Сестра Марджори, – и вмешается.

Сестры посмотрели на Брата Феликса.

Вид у Брата Феликса был смущенный, казалось, он забавляется сам собой.

– Я проиграл, – признал он.

Сестры мило рассмеялись.

– У них все шло очень хорошо, – сказал им Брат Феликс, защищаясь. Он перечислял их заслуги по пальцам. – Через столько лет старая Королева Фрасков выходит из небытия.

– Никто не знал, что она там, – заметила Сестра Вероника.

– А в следующую минуту вот она, на адаптированном «Кобольде» Сансау, – с пафосом продолжал Брат Феликс.

– …С Херувимом на борту! – заключила Сестра Марджори, восхищаясь неистощимой изобретательностью вселенной.

Уборщики вежливо посмотрели на Кстаску, словно поздравляя его с замечательной ловкостью и находчивостью.

– Совершенно невероятное совпадение, – провозгласил Брат Феликс, и за белой скатертью закивали огромные белые головы. – Что мы можем сказать? Только пожалеть об оборудовании!

И снова все Уборщики весело засмеялись.

По-прежнему сидя, Брат Феликс обернулся и поднял свое широкое бледное лицо к непостижимому солнцу, оглядывая сады, детей, беседовавших философов, музыкантов, рыболовов и тех, кто запускал змеев. День был вечно теплым, не было ни малейшего намека на холодок, который мог бы напомнить, что они обитали в пузыре благожелательной невероятности, балансировали на вершине замерзшей атмосферы спутника Плутона. Только за пределами микроклимата, на краю зелени, можно было краешком глаза увидеть черное царство вечного адского холода.

Сестра Вероника наклонилась к Табите, кольца на ее белых руках блеснули в солнечном свете:

– НЕКОТОРЫЕ были убеждены, что ты знаешь что-то такое, чего мы не знаем, – доверительно намекнула она.

Прежде, чем Табита успела ответить, Сестра Марджори протянула руку и успокаивающе похлопала ее по плечу. То, как они здесь ее все время лапали, просто бесило Табиту.

– О, не волнуйся, – сказала Сестра Марджори, – мы знали, что ты не знала НИЧЕГО.

– Ты ведь сначала вообще не понимала, что происходит, правда? – сказал Брат Феликс. – Ты просто выполняла свою работу.

Табита стиснула зубы и ничего не ответила.

– Нет, Табита, никаких неприятностей у тебя нет, – продолжал он.

– Мы тебе обещаем, – хором пропели Сестры.

– Я говорил ей, – сказал Брат Феликс, – она справилась очень хорошо. Капелла разрешила твое повышение, – добавил он, обращаясь ко всем присутствующим.

У Саскии вид был подавленный. Она вертела между большим и указательным пальцем стебелек водяного кресса. Потом спросила их:

– А вы можете возвращать мертвых?

Последовала секундная пауза.

– О, моя дорогая, – печально промолвила Сестра Вероника.

– Твой бедный дорогой брат, – сказала Сестра Марджори, покачивая увенчанной листьями головой. Сестры любовно и скорбно посмотрели друг на друга – каждая на свое отражение.

– Бедное дитя, – прошептал Брат Феликс. – Выпей, выпей еще вина, – глухим голосом произнес он, затем отвернулся и высморкался.

Саския переводила взгляд с одного огромного лица на другое.

Табита потянулась через скатерть и взяла Саскию за руку. Кстаска молча подплыл ближе.

– Ну, хорошо, а как насчет Марко? – спросила Саския. – Марко Метца. Нам пришлось оставить его на Венере. Его вы тоже будете повышать?

Вид у Брата Феликса стал озабоченный, на его висках снова запульсировали вены:

– Ну, Марко Метц – довольно несносный мальчишка, – задумчиво произнес он. – Я полагаю, что, пожалуй, Венера – самое лучшее место для него, – и он подал знак, что желает еще хлеба.

Саския выпрямилась, вонзив костяшки пальцев в податливую землю:

– Но она же убьет его! – запротестовала она. Хлеб в это время послушно отрезал от себя кусок и скользнул на тарелку Брата Феликса.

– Нет, если он будет осторожен, – возразил он. – Это может быть даже весело – оказаться в роли потерпевшего катастрофу.

– Особенно со сломанной ногой, – ядовито заметила Табита.

Брат Феликс неопределенно взмахнул ножом для масла.

– Можно преодолеть соображения плоти, – отозвался он, откусывая большой кусок хлеба и принимаясь жевать. – Прийти… к согласию… с самим собой.

– Общаясь с природой, – прибавила Сестра Вероника.

– Вдали от сумятицы всей системы, – согласилась ее сестра.

Брат Феликс сделал мощный глоток.

– Может быть, мы еще увидим преображенного Марко Метца! – жизнерадостно объявил он. Он проглотил остатки хлеба с изрядным куском сыра, прижав его к маслу огромным указательным пальцем. – Как вы думаете? – Он произнес это таким тоном, словно ему действительно интересно было услышать их мнение.

Табита свирепо выдохнула воздух и снова откинулась на локти. Она сжала пальцами траву и сердито выдрала клок. Но на месте каждого вырванного ей клочка из земли тут же появлялись новые побеги.

Увидев это, Кстаска незаметно погрузил кончик хвоста в землю и стал считывать какие-то данные.

– Я думаю, он умрет, если кто-нибудь быстро что-нибудь не предпримет, – сердито сказала Саския.

– Тогда мы что-нибудь предпримем, моя дорогая, – отозвалась Сестра Вероника. – Сразу после завтрака.

– Мы должны освободить твой разум от тревог, – добавила Сестра Марджори.

Сестры кивнули и блаженно улыбнулись Друг другу.

Табите захотелось стукнуть их головами. Ей хотелось сойти с ума и бегать с большим ружьем, Ей хотелось пойти назад к Элис, сесть в ее разбитую кабину и завыть. Хотелось лечь на солнышке, подложив под голову сумку, заснуть и никогда не просыпаться. Она возмущенно оторвала хрустящую корочку от куска хлеба:

– А что вы знаете о свободе? – спросила она.

Сестры, как один человек, повернулись и одарили ее любящей улыбкой.

Сестра Марджори распростерла руки, указывая на всю компанию «повышенных» людей, отдыхавших на досуге, на деревья, цветы, голубых птичек.

– Оглядись, Табита, – сказала Сестра Вероника.

Табита сделала большой глоток из своего кубка и положила подбородок на сжатый кулак, равнодушно созерцая открывавшуюся перед ней сцену.

– Неплохо для верхушки кучи дерьма, – заметила она.

Но расстроить этих, людей было невозможно.

– Свобода – это власть, – тупо сказал Кстаска.

– Я думаю, – заявила Саския, закатывая рукава и, штанины своей пижамы, – человек не может быть свободным СНАРУЖИ, если он не свободен ВНУТРИ. Если вы понимаете, о чем я говорю. – Она вытянула правую руку перед собой, критически оглядывая ее и поворачивая ее в усиленном свет солнца.

– Ты должна слушать своих друзей, Табита, – одобрительно заметил Брат Феликс.

– Скоро, когда ты станешь одной из нас, ты поймешь, Табита, – серьезно подтвердила Сестра Марджори. – Здесь все красиво, и каждый совершенно свободен. Кто командует нами или что-то нам запрещает? Где наши угнетатели?

– На Капелле, – отозвалась Табита. – Если верить Брату Феликсу.

Вид у всех троих был искренне озадаченный.

– На Капелле? – переспросила Сестра Вероника. – Но, Табита, ведь это Капелла дала нам свободу!

– Ты только подумай, – настойчиво сказал Брат Феликс. – Вот мы сейчас на Хароне, на самом краю нашей солнечной системы. А солнце великолепно!

– Где бы мы были сейчас без освободительной власти Капеллы? – сказала Сестра Марджори.

– Все еще на бедной старой Луне, – заявила Сестра Вероника, – и спорили бы, можем мы ли мы себе позволить лететь на Марс!

Но с Табиты уже было довольно.

– Значит, так вы считаете? – сказала она. – Что ж, сказать вам, что думаю я, да? Я скажу вам, что я думаю об освободительной власти Капеллы. О том, как вы с вашей проклятой игрой силой затащили меня сюда. – Табита сделала паузу, чтобы сделать глоток вина, наслаждаясь мелким удовольствием заставлять их ждать себя, особенно, учитывая то, что она понятия не имела, что говорить дальше. – Я скажу вам, что я думаю, повторила она и, услышав свой голос, поняла, что вино оказалось хорошим, и она уже изрядно выпила. – Нет здесь никакой свободы, – чуть насмешливо продолжала она. – Вы всегда в чужом саду. – Для начала это прозвучало неплохо. Табита неуклюже взмахнула рукой. – Нельзя быть свободным, когда кто-то говорит тебе, куда можно идти, а куда – нет. – Табита сделала еще глоток вина. – Когда я была маленькой, – сообщила она им, – Марс был границей. Я родилась, – сказала она, пристально глядя на Сестру Веронику, – на бедной старой Луне.

Сестра Вероника никак не отреагировала.

– Кому-то же надо и там родиться, – сказала Табита.

Сестра Вероника вежливо улыбнулась.

– Это было не так уж забавно, – сказала Табита. – Раз уж вы спрашиваете. Как бы там ни было, Марс был весь забит, и все рвались перебраться на Пояс. Потом был Сатурн, освоение колец. А где она теперь? Здесь? Это граница? Или это стена сада?

Попечители солнечной системы спокойно наблюдали за Табитой, словно она читала им стихотворение, которое выучила наизусть, что-то отрепетированное и далекое. Саския и Кстаска слушали ее очень внимательно. Саския подвинулась, села рядом с Табитой и взяла ее за руку.

Но Табита не желала, чтобы ее держали за руку.

– Нет никакой свободы, – повторила она. – Нет, пока кто-то держится за власть. Так что ты прав, Феликс. Мы все слуги. – Она печально кивнула, осознав меланхолическую мудрость этого замечания. – Могу вам сказать – я признаю, что была свободна так же, как всегда, до того, как все это началось. – Табита коротко рассмеялась. – Я перевозила торговые грузы на ловком маленьком «Кобольде», перетаскивала детали машин из Сантьяго Селестина в Каллисто, надрывалась, чтобы оплатить счета, и думала, где я причалю в следующий раз, где подвернется новая работа. Вот и вся свобода, какой можно добиться, – свирепо заключила она, – в этой системе.

Брат Феликс слегка приподнялся в воздух. Саския тут же обняла Табиту, словно решила, что он сейчас ее ударит. Но Брат Феликс сказал понимающим тоном: