Текст книги "Вернуть изобилие"

Я открыла глаза.

Вокруг меня во всех направлениях устремлялось холодное черное пространство. Я видела, что оно усеяно и испещрено золотом, подобно нитям самого тонкого кружева. Впереди я видела ровно сверкающую «Цитадель»; изломы возмущений, похожие на золотые вены в черном льду, в том месте, где Табита примчалась со спутника на шаттле, теперь остывавшем на моей стоянке. С того места, где я висела, на самом краю солнечной системы, я могла видеть швы измерений, бегущие вниз, вниз, мимо Сатурна, мимо астероидов, мимо Марса к Земле, где я вспомнила маленькую баржу, проспавшую семь лет в винограднике; мимо Земли к Солнцу. И я видела линии, простиравшиеся надо мной вверх, изо всех сил дергавшие меня во всех направлениях. Они покалывали меня, и я улыбнулась. Линии вероятности. Я вспомнила. Им не было конца.

– ГОТОВА В ПУТЬ, – сказала я.

68

Она по-прежнему зовет меня Элис. Иногда я забываю откликаться и тогда, должна признаться, чувствую себя виноватой. Я тут занималась восстановлением старого журнала – самых последних его частей – и весьма позабавилась, узнав, какой странной малышкой был электронный мозг 5N179476.900, какой преданной она была, полной решимости держаться в то время, как на самом деле она мало что понимала. Она была «Берген Кобольдом» BGK009059 и гордилась этим. Подумать только, что мандарины Сансау собирались вставить все ЭТО в такую скорлупку! Да у нее бы все заклепки повылетали.

Пассажиры зовут меня Изобилием, и этого достаточно. Похоже, фраски не дали имени тому, что построили, но так и не сумели воспользоваться. В любом случае, я и не это сооружение – не тот тоталитарный конгломерат рефлексов и пульсаций. Он вызывает у меня отвращение, пока я не начинаю заглядывать внутрь его.

Именно тогда Табите и остальным, даже Ханне, становится трудно привлечь мое внимание.

В один прекрасный день мы можем встретиться с фрасками. Если это случится, не думаю, что мы сможем им что-то сообщить. Если возникнет конфликт, мы не можем рассчитывать на победу. В конце концов, мы не проявили по отношению к ним особой заботы. Им не за что быть нам признательными, не говоря уже об униженном подчинении. Прежде чем мы отбыли, оставшимся в живых из сильно поредевшей армии был выделен собственный астероид, но они не подавали признаков того, что собираются выжить в будущем. Без королевы ни одна часть роя не выдержит испытаний.

В один прекрасный день мы можем встретиться с капеллийцами. Однажды они могут вернуться в солнечную систему в полном расцвете своей мощи. Может быть, они явятся, пока мы путешествуем, Может, уже явились.

Их встретят с дружным отвращением и вызовом. Их гнезда, обнаруженные в зиккуратах эладельди, были быстро и полностью уничтожены новым хозяином эладельди, которому они служат теперь со всеми своими пресловутыми достоинствами, которые они расточали расам, приведшим их в систему Земли. Это все, что ИМ требуется.

Простите меня, если вам покажется, что я не слишком интересуюсь состоянием дел «домашних». Это все уже так далеко позади.

Гиперпространство не так уж утомительно, если видеть его правильно, от одного конца до другого. Это, конечно, метафора: у него нет конца. Я вижу, что должна извиниться за то, что так грубо обращаюсь с такими тонкостями. Наш язык славится своими отклонениями от нормы, и теперь он не стал менее беспокойным и живым, чем в те времена, когда им пользовалась только часть одного шара. Его разнородная структура прекрасно все связывает и умножает на уровне живых существ, но не может дать ни малейшего представления о внутренних свойствах материального пространства, о музыке сфер. Видите ли, дело ведь не в событиях. Однако, у языков Тибета есть определенные возможности…

Но вы не об этом хотели прочитать. Вы хотели знать о том, что произошло, и я рассказала вам об этом.

Я ведь звездный корабль, а не мудрец; и понадобится гораздо более совершенный мозг, чем мой, чтобы это сформулировать, но, возможно, вам будет интересно узнать, что, бегло пройдясь по областям лингвистики частиц фрасков, я имею представление о том, что время тоже может иметь синтаксическую механику тенденций и СПИН, может само по себе быть полем, созданным тем, что можно назвать грамматикой тождества. По всей вероятности, то, как мы воспринимаем наше повседневное существование и воспроизводим его друг для друга в историях имеет большее отношение к физике итерации, чем к онтологии в том виде, как ее понимают люди. В повествовании может быть некое ключевое событие, без которого история буквально не может вершиться. Например, бросить перка в Грэнд-Канал или подобрать одного из них с поверхности Харона.

– Ты можешь это сделать? – спросила она. Бросать их гораздо проще, чем снова подбирать.

– Я думаю, да, Ханна, – сказала я. Вот так ты это и делаешь.

Я задрожала, почувствовав под своим животом дюжину лучей захвата, каждый из них прорезал пустоту и спускался в находившийся под напряжением климатический пузырь на замерзшем спутнике, яростно давая команды, чтобы не повредить где-нибудь оболочку. Вокруг каждого луча я протянула маленькую трубочку из своей атмосферы и ввела их в атмосферу пузыря, никоим образом не давая им смешаться. Я чувствовала себя так, словно у меня появилась сотня пальцев, причем каждый из них обладал чувствительностью к температуре тела взбешенного перка; и, подобно женщине, слепой от рождения, я видела кончиками пальцев, могла обвить каждым пальцем перка и его добычу, вытащив некоторых из них из яростных щупалец разъяренных капеллийцев, могла мягко, но решительно оторвать их от земли и поднять сквозь пузырь, сквозь пустоту наверх, в недра моего тела в целости и сохранности.

– Эй! – с триумфом воскликнула Ханна. – Ты естественная! Что ты делала до того, как все это случилось?

Ханна и я разговаривали – о, эти наши беседы! Хорошо, что нас никто не слышит, все сочли бы их невыносимыми. Когда Табита активировала меня, Ханна сказала:

– Я могу теперь отпустить это? О, слава Богу! Бог, ты меня слушаешь? Если это и есть божественная королевская власть, можешь оставить ее себе.

Я представила себе, как она мысленно растирает плечи.

– Конечно, – сказала я. – Такая тщеславная женщина, как ты…

– Откуда ты знаешь, что я тщеславна? – перебила меня Ханна. – Мы же только что познакомились. Разве нет?

Только теперь она действительно осознала мое присутствие.

– О, – сказала она. – О'кей.

– Мы можем вести станцию вместе, – из вежливости предложила я.

Она сказала; нет. Сказала: не пойдет. В другой раз она сказала, что если она будет выполнять мою работу, это ее ограничит. По-видимому, существует какой-то аспект, которого я до сих пор не могу постичь. Я имею в виду, в человеческом состоянии.

– Для начала я считаю, что это было чистое везение – то, что мне удалось разбудить привод, – заявила она.

– Более вероятно то, – заметила я, – что когда Кстаска передавал вторую часть пленки из недр «Уродливой Истины», я добавила кое-что от себя.

– Кое-что? – заинтересовалась она.

– Некую конфигурацию.

– А вот это было умно.

– Я не смогла сдержаться, – призналась я. – Это произошло автоматически. В конце концов, я была просто машиной.

Я и сейчас машина, если брать достаточно широкое толкование этого термина.

Снаружи в коридоре были люди, они требовали, чтобы их впустили: испуганные посетители, неуклюжие фраски, пара уборщиков-альтесеан. Спаниель. Табита подняла голову в кресле:

– Прочь! Все вон отсюда! Ханна, ты можешь очистить здание?

– Я ЭТО УЖЕ ОДНАЖДЫ ДЕЛАЛА, – отозвалась Ханна, – РАНЬШЕ.

– Раньше, – повторила Табита.

Снаружи монотонно заговорил голос, слишком быстро, чтобы звучать успокаивающе: «СОН ПРАВЕДНЫХ ПРИНОСИТ ИЗВИНЕНИЯ ВСЕМ НАШИМ ГОСТЯМ, НО СЕЙЧАС УЧРЕЖДЕНИЕ ЗАКРЫВАЕТСЯ. БЛАГОДАРИМ ЗА ТО, ЧТО ВЫБРАЛИ СОН ПРАВЕДНЫХ. СЛЕДУЙТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ЗА ЗЕЛЕНЫМ СВЕТОМ К БЛИЖАЙШЕМУ ВЫХОДУ».

Голос повторил сообщение, а арфа все играла и играла.

Табита оперлась локтями на ручки кресла и опустила голову на руки. Саския массировала ей шею. Табита протянула руку и остановила ее. – Вы все на месте? – спросила она.

– Да, – ответила Саския. – Я не хочу это пропустить.

Кстаска спросил:

– Куда мы направляемся, капитан?

– Куда? Нам лучше вернуться, я полагаю.

– Вернуться? – разочарованно воскликнула Саския. – А я думала, мы улетим отсюда совсем!

Табита застонала:

– Не сию минуту, пожалуйста…

– Я НЕ ДУМАЮ, ЧТО НАМ СЛЕДУЕТ ВОЗВРАЩАТЬСЯ, КАПИТАН, – предостерегла ее Ханна. – ТАМ БЫЛО ДОВОЛЬНО ГОРЯЧО, КОГДА МЫ ОТБЫВАЛИ. – Последовала пауза. – И СЕЙЧАС ТОЖЕ, – подтвердила она.

– Я думала, тебе захочется хотя бы попробовать ее в деле, – настаивала Саския.

Табита устало подняла руку:

– Элис, иди и подтолкни этот барьер.

– БАРЬЕРА НЕТ, КАПИТАН, – сказала я. – БОЛЬШЕ НЕТ.

Я видела глубокое волнение, охватившее Табиту, когда я произнесла эти слова. Несмотря на то, что она чувствовала себя, как тот особенно грязный носок, который она как-то нашла под своей койкой на «Элис Лиддел», она откликнулась на это сообщение всей своей душой покорителя космоса. У нее было такое ощущение, что она сбросила со своих колен ненужный ей солнечный дом на колесах и выбросила его в шлюз, отправив его прочь в огромные распростертые объятия галактики.

Приятно было, наконец, сообщить ей то, что ей понравилось.

– Проксима всегда казалась очень интересной, – предложил Кстаска, и в его глазах зажегся свет.

– В ЛЮБОМ СЛУЧАЕ, КАПИТАН, ПРЕДЛАГАЮ ПОБЫСТРЕЕ ПОКИНУТЬ ЭТО МЕСТО, – сказала я. – ЕСЛИ «ФАРФОРОВАЯ ЦИТАДЕЛЬ В ПЕРВЫХ ЛУЧАХ СОЛНЦА» ВЕРНЕТСЯ СЮДА ДЛЯ РАССЛЕДОВАНИЯ, ОНА МОЖЕТ БЫТЬ ЗДЕСЬ В СЧИТАННЫЕ СЕКУНДЫ.

– Табита, мы можем полететь на Венеру, – решительно заявила Саския. – Мы полетим туда и заберем Марко.

– Правильно, – согласилась Табита. – Элис!

– ПРОКЛАДЫВАЮ КУРС.

– ГОТОВА, – сказала я.

– Быстро, – заметила Табита, оглядываясь в поисках возможности закрепиться.

– МЫ ВСЕ ДЕЛАЕМ БЫСТРО, КАПИТАН.

– Тогда вперед, Элис.

И тогда я впервые активировала привод фрасков. Я помню, каким невероятно огромным он казался, разворачиваясь подо мной. Он раскрывался и разрастался, все рос и рос. С минуту я боролась. Мне нужно было взять откуда-нибудь побольше энергии. Я быстро огляделась. Потом посмотрела вниз.

На Хароне невероятные лужайки были покрыты мертвой плотью, парадоксальная река – вся в пятнах крови. Но микроклимат еще действовал.

Я подумала, что вряд ли он еще кому-нибудь понадобится. И потянулась вниз.

Сад дрогнул. И исчез.

Так я почувствовала себя гораздо лучше. Я подпитала привод, и мы пустились в путь. Медленно, почти незаметно.

Табита раскинула руки и тяжело оперлась на морозильник:

– Мы двигаемся, да, Элис?

– ДА, КАПИТАН.

Кстаска отключил свой хвост.

– Мне было бы интересно исследовать этот привод, – объявил он.

– МОЖЕТ БЫТЬ, ТЫ ПОДОЖДЕШЬ ПАРУ МИНУТ, – посоветовала Ханна. – Я БЫ НЕ ХОТЕЛА СЕЙЧАС К НЕМУ ПРИБЛИЖАТЬСЯ.

– А я хочу, – заявил Кстаска.

– Ничего не трогай, Кстаска, – сказала Табита.

– Конечно, нет, капитан, – откликнулся Кстаска и с жужжанием улетел прочь.

Табита позволила голове опуститься на грудь:

– Для остального я вам не нужна, правда?

Саския насторожилась:

– Куда ты идешь? – поинтересовалась она.

– В постель, – объявила Табита. – Поздоровайся за меня с Марко.

– МЫ БУДЕМ ТАМ ЕЩЕ ДО ТОГО, КАК ТЫ ЗАСНЕШЬ, КАПИТАН, – заметила я.

– Я бы на это не поставила, – отозвалась Табита. – Ханна, здесь еще остались действующие гостиницы?

– Я УЖЕ ЗАРЕЗЕРВИРОВАЛА ТЕБЕ НОМЕР, КАПИТАН.

– Хорошо, – сказала Табита и зевнула. Потом оглядела помещение, бросила взгляд на Саскию, на замороженную женщину-антрепренера, на маленький зеленый огонек на считывающем устройстве, на дверь, за которой только что скрылся Херувим. – Все показали себя блестяще, – запинаясь, произнесла она, и направилась вслед за Кстаской.

– Табита! – позвала Саския.

Табита обернулась, смертельно усталая:

– Что?

– Ничего, – ответила Саския, чуть отступая. – Только… только… что ты будешь делать, когда проснешься?

Табита выдавила из себя страдальческую улыбку. Под ее глазами были темные круги, на разорванной пижаме – кровь и рвота, инопланетная слюна прожгла дыры в ее волосах.

– Не знаю, – сказала она. – Наверное, поищу себе какое-нибудь развлечение.

А потом она снова повернулась и пошла по холлу мимо дергающихся полицейских и мертвых сановников, направляясь к выходу. Теперь из всех кварталов к парку автомобилей стекался народ: осиротевшие фраски; раненые и безумные; сторонники выживания в черных масках с закамуфлированными рюкзаками; недовольные роботы; пьяные космонавты, находившиеся в увольнении; случайные грабители; улыбающиеся головы-штепсели в голубых плащах с капюшонами; перки, собиравшие свои трофеи; транты, одетые в кожу; самые различные трупы, в карманах которых рылись альтесеане. Толпа, собравшаяся вокруг двери, хлынула к Табите при ее появлении, тщетно выражая ей свой протест. Табита проталкивалась между ними, не обращая внимания на крики. Я наблюдала через сканер служебного выхода за тем, как она уходила, уменьшаясь в объективе от размеров обычного человека до маленькой, неприметной фигурки в сером, исчезавшей в пестрой толпе.

И я видела Саскию, торопливо шагавшую за ней, окликая:

– Табита! Можно мне с тобой? Табита!