Текст книги "Кино в меняющемся мире. Часть вторая"

«У него блестящая академическая успеваемость, – задумчиво произносит он. – Возможно, он еще посмеется последним. Отпустите его!»

Раскольникова отпускают, и наказание за покушение на жизнь императорской четы (но ведь ранен офицер свиты!) – всего лишь исключение из университета на год. Выйдя из полицейского участка, Родион Романович дает наконец выход своему негодованию:

«Вы только посмотрите на это, на это, на это, – он указывает приятелю Дмитрию Разумихину на нищих и убогих обитателей улицы. – Вся эта система продажна. Царь живет в роскоши и изобилии, а другие погибают от голода».

Итак, дело не в том, что город в американской картине – это якобы Петербург, а собор – это якобы православный собор. И не в том, что в 1856 году, когда короновался Александр II, на него не совершалось покушений. И даже не в том, что человека, стрелявшего в царя и ранившего офицера свиты, после допроса в полиции не отправляют на каторгу, а отпускают с незначительным поражением в правах. И также не в том, что ликующий народ на площади перед собором составляет не «чистая» публика, а бомжи, пьяницы, уродливые оборванцы, набожные кликуши, истово крестящиеся юродивые. Российскому зрителю хорошо известны подобные дешевые стереотипы многих западных экранизаций, а также грубое незнание русской истории и русской жизни времен Достоевского.

Дело в том, что донельзя искажен образ центрального персонажа. Его судьба поставлена с ног на голову: студент-бунтарь начинает с того, чем у Достоевского он скорее всего бы закончил – сначала стреляет в царя, а только потом, отпущенный на свободу, доказывает свою состоятельность убийством никчемной Алены Ивановны и сестры ее Лизаветы.

Дело также и в том, что Соня в картине (актриса Жюли Дельпи) вполне сжилась с участью уличной женщины, и ей как бы даже нравится ее ремесло, так что когда к ней приходит Раскольников поговорить «по душам», она первым делом начинает раздеваться. «Нет, я не за этим», – смущенно поясняет Родя. При этом девушка истово молится на латыни, пьет водку большими глотками и щедро потчует гостя. «Если бы моя жизнь сложилась по-другому, и я не была бы шлюхой, я могла бы полюбить вас. Вы нежный и добрый». «Меня нельзя любить», – отвечает ей Родя.

Улицы киношного Петербурга застроены церквами и дощатыми сараями, на тротуарах не протолкнуться – везде попрошайки и проститутки, калеки и юродивые, здесь же выставлены столы, а на столах самовары, пьяный люд распевает песни под балалайку, а мутный Дмитрий Разумихин (артист Эдди Марсан) даже и танцует нечто вроде гопака. Все это должно, по-видимому, символизировать русский дух и русский мир.

Несостоявшийся цареубийца Раскольников в одной из бесед с Порфирием Петровичем – тот грамотно ведет игру на поражение, спрашивая у Родиона Романовича: «Может ли преступник быть спасен?» – горделиво утверждает: «Исключительный человек не нуждается в спасении».

На этой краеугольной мысли Раскольников стоит до самого конца. «Я бы пошла за вами на край света, если бы вы раскаялись», – говорит ему Соня. Но революционер Раскольников каяться не собирается. Понуждаемый Соней и выпитой вместе с ней водкой, он способен на признание в убийстве, но держится своего: «Я не жалею о содеянном и не позволю чувству вины взять верх».

ЭПИЛОГ. Сибирь. Раскольников на каторге. Конвойные им недовольны за то, что он мало и медленно работает, заключенные его травят, подозревают в шпионаже и как-то раз, напав вчетвером на одного, зверски, до полусмерти избивают. В бреду ему мерещится Соня в зеленом поле среди спелых подсолнухов. Очнувшись, он видит ее наяву.

« – Соня! Зачем вы…

– Молчите. Вы долго были без сознания. Я сказала вам, что пойду за вами на край света, если вы раскаетесь. И я сдержала свое слово.

– Уезжайте отсюда.

– Я сняла комнату в городе. И у меня есть работа здесь, в тюрьме. Я ухаживаю за больными. Мы больше никогда не расстанемся, любимый. Вы – мое искупление».

Она нежно целует его. Он молчит.

Звучит голос тюремного священника:

«Давайте вознесем хвалу небесам в это пасхальное воскресенье за чудо, дарованное нам Всевышним. Это чудо воскрешения Господня, возрождения жизни, возрождения человечества. Кто мертв – родился заново, кто спал – пробудился ото сна навстречу новой жизни. Христос Воскресе!».

Заключенные, построившись для пасхальной службы, падают ниц и отвечают согласным: «Воистину Воскресе».

«Все грехи прощены», – заключает свою проповедь священник.

Соня простодушно принимает признание Раскольникова за раскаяние. Сама она нашла искупление в своем грехе, поехав за осужденным в Сибирь и внушив себе, что любит его.

Раскольникову «приписано» раскаяние как бы по умолчанию, на фоне коллективного пасхального настроения. Но сам он так и не сказал никогда, что сожалеет о содеянном, что отказался от своих идей, от своей исключительности, что нуждается в спасении и воскрешении. Едва очнувшись после долгого беспамятства, он был еще слишком болен и слаб, чтобы противиться принуждению быть как все.

Эпилог американского «Преступления и наказания» – едва ли не самая фальшивая нота этой грубой киноподелки.

Но зато какой контраст с американским фильмом представляет другая англоязычная двухсерийная картина (200 мин.) «Преступление и наказание» производства BBC Television Centre (Великобритания, 2002) режиссера Джулиана Джаррольда с блестяще одаренным Джоном Симмом, британским актером (в прессе его называют «неприлично талантливым») в роли Родиона Раскольникова. С первых кадров он берет быка за рога: «Неужели я способен на это? Смогу ли я, смогу ли я, смогу ли я?» – спрашивает он себя, когда бежит в процентщице закладывать отцовские часы, чтобы разведать обстановку. Он живет на пределе искренности, пытаясь доказать себе, что да, сможет, дерзнет, и окажется, что и в самом деле сможет, способен, но сможет сделать что-то совсем не то. Ему, после совершения убийства, будут снится кошмары, будто он убивает старуху Алену Ивановну снова и снова, и будет в горячке шарахаться от этих снов, твердя, что убил злое и вредное насекомое, то есть убил правильно. На протяжении всей картины он будет доказывать себе, что виноват только в своей трусости и бездарности, в том, что не вынес даже первого шага, потерпел поражение. Он ни разу не вспомнит тот ужасающий момент, когда ему пришлось убить и Лизавету, не вовремя пришедшую сюда с тюком тряпья; умоляющим взглядом просила она пощады и в отчаянии подняла юбки, под которыми не было никакого белья, как бы надеясь откупиться от убийцы, предлагая ему единственное, что имела. Но в запале он не пощадил и ее.

Симм-Раскольников как никто сумел показать гибельный азарт убийцы, уже унюхавшего кровь, не умеющего остановиться и уже не владеющего собой.

В душе убийцы бушует инстинкт самосохранения – он научится хитрить, изворачиваться, заметать следы. Он готов сдаться и донести на себя, поскольку о его преступлении узнал Свидригайлов и может сообщить в полицию. Но узнав, что Аркадий Иванович застрелился, раздраженно говорит Соне: «Зачем признаваться после смерти Свидригайлова? Не нужен мне больше твой крест!»

Он пойдет сдаваться в полицию, взятый в кольцо неопровержимых доказательств вины, под напором Сони и Порфирия.

Раскольников (Джон Симм), «Преступление и наказание», 2002. Авторы: режиссер Джулиан Джаррольд; сценаристы Тони Мэрчент и Федор Достоевский; композитор Эдриан Джонстон

Но даже и под давлением Порфирия, который обещает смягчить наказание, если будет явка с повинной, Раскольников кричит: «Не надо мне вашей сбавки».

Как далеко это от глубокого сожаления в содеянном, от жалости к жертвам и искреннего раскаяния…

Фильм достоверен и сдержан в изображении Петербурга времен Достоевского – нет ни балалаек, ни фонтанов из водки, нет ни скопления уродов и уродств. Но зато как ощутима болезненная, мучительная, муторная атмосфера, сопровождаемая тревожной, надрывающей сердце музыкой – в это пространство веришь как в подлинное, веришь и в то, что Раскольникову трудно и страшно.

Не побоялся режиссер BBC и Эпилога романа.

Болотистая местность, лесоповал. Заключенные таскают тяжелые бревна, ступая по щиколотку в воду. Страшные, уродливые лица, лохмотья на плечах, почти беззвучная пантомима.

Появляется Соня (актриса Лара Белмонт).

« – Ты бледна…

– Я болела, потому несколько недель не могла прийти.

– Я подумал, что ты одумалась и отказалась от затеи. Не сможешь ты семь лет так жить. Сможешь? Нашла себе работу?

– В городе очень мало белошвеек и почти нет модисток.

– Так ты стала необходимой?

– Для тех, кому нужны шляпки.

– Не только для них…»

Раскольников осторожно касается ладони девушки.

Молодые люди сидят рядом у воды спиной к зрителям и беседуют. Их лиц не видно. Всё в их жизни может повернуться и так, и эдак. Без гарантий, без страховки, без показных молебнов и скороспелых «обновлений». Финал открытый, максимально точный и честный.

Адаптации

В совместном проекте США, России и Польши экранизация-адаптация, «Преступления и наказания» (2002, 117 мин.) израильского режиссера и продюсера компании Cannon Films Менахема Голана, где сценаристом в титрах значится он и Федор Достоевский, перенесена из середины XIX века в конец 80-х – начало 90-х века ХХ столетия. Изменению подверглось не только время действия, но и его место: вместо жаркого июльского Петербурга мы видим заснеженную Москву (видимо, по причине того, что теперь она столица Государства Российского). Режиссер, известный картинами в жанре научной фантастики, снял постперестроечную Москва как город болезненных контрастов: виды Кремля, сталинских высоток, мавзолея Ленина и смены военного караула возле него чередуются с грязными, запущенными коммуналками, их убогим бытом и населением.

Картина свидетельствует: ничего не изменилось в России Достоевского за сто тридцать лет, разве что стало еще хуже. Родион Романович Раскольников (здесь он бывший студент юридического факультета Московского университета, будущий правовед, приехавший в столицу из российской провинции и ныне оставивший учебу), как ему и положено по сюжету романа, страдает от нищеты и социальной несправедливости. В мечтах своих он вынашивает план истребления жадной старухи-процентщицы – только теперь это уже не комплекс Наполеона; ныне его кумир – немецкий философ Фридрих Ницше, чей портрет в рамке висит на стене обшарпанной съемной комнаты в окружении обрывков грязных обоев. Родион Романович (голливудский артист Криспин Гловер) истеричен, фанатичен и за год до событий написал взрывоопасную статью под названием «Высшее существо», которую опубликовал в «Вестнике Московского университета»: ее читают родные и близкие, не всегда понимая, о чем же здесь идет речь. «Вестник» находится здесь же, в комнате Роди, его листают, изучают.

Но поразительно, что товарищ Роди, Дмитрий Разумихин, тоже студент (артист Мэтт Сервитто), из точки уже прожитой после Достоевского истории России воспринимает идею об «особенных людях», которые имеют право на преступление и даже на убийство, как очень знакомую: это ведь рифма к строкам песни «Германия превыше всего» – символу нацистской идеологии Третьего рейха, всемирно известному с момента прихода Гитлера к власти. «Übermensch» (сверхчеловек), – произносит Разумихин ключевое слово, кивая на портрет Ницше. Люди второй половины ХХ века, послевоенное поколение, понимают, что от идеи особенных людей до идеи особенных наций один короткий шаг. («Претенциозное эссе, – скажет о статье Раскольникова следователь Порфирий Петрович; здесь он фигурирует как полковник Министерства внутренних дел П. П. Иванов (артист Джон Хёрт). – Юноша напрашивается на неприятности»).

Мать Родиона Романовича, Пульхерия Александровна Раскольникова (актриса Ванесса Рэдгрэйв), представленная здесь почему-то как «утонченная дама с Украины», трижды прочтет статью сына и поймет только одно: ее Родя – великий мыслитель, он будет ярчайшим светилом интеллигенции и деятелем государственного масштаба. В отличие от литературного первоисточника, где Пульхерия Александровна повреждается рассудком еще до судебного процесса, в картине Голана она выступает на суде в защиту сына и рассказывает трогательные истории из его детства.

Нищета и несчастья Катерины Ивановны Мармеладовой (артистка Марго Киддер) усугублены: у нее не трое, как в романе, а пятеро голодных детей одного роста, она страшится даже думать об их будущем, видя вечно пьяным своего мужа; ей приходится рассчитывать только на падчерицу Соню, с которой она, мачеха, постоянно дерется и ругается. Соня, ставшая проституткой, пышноволосая длинноногая шикарно одетая и очень красивая блондинка (актриса Эвиталь Дикер), совсем не тяготится своим занятием; ее клиенты – серьезные люди из мира бизнеса и криминала. Один из них, Петр Петрович Лужин (артист Ричард Линч), жених Дуни Раскольниковой (актриса Софи Уорд), фигурирует как богатейший промышленник России; он встречается с Соней в дорогих отелях и в своем офисе, куда однажды к нему пришел Родион Романович и все понял про своего будущего зятя. («Приходится как-то выживать», – объясняет Соня Роде, хотя уровень ее выживания, судя по шикарному костюму и привычкам, очень даже завидный.) Фабрикант Лужин в буквальном смысле слова и в точных цифрах хочет купить Дуню, пообещав ее матери три миллиона рублей за сводничество (цифра не должна пугать своей огромностью – в стране инфляция). Пульхерия Александровна, державшая договор в тайне, смущается, когда цифра выплывает наружу, но смущается недолго – дело обычное, Дуня даже не обиделась на мать, ибо «утонченная дама» не может смириться с нищетой.

Подобных искажений, перекосов и киноляпов в картине столько, что всё не перечислить (ну, скажем, взятые у процентщицы вещи Родя зарывает в тающий снежный сугроб). Есть и более существенные изъяны: в картине вовсе не нашлось места для Свидригайлова – почему-то не понадобились ни он сам, участник важнейшего сюжета с Родей и Дуней, ни его деньги на пятерых сирот Мармеладовых, на перемену участи Сони, на ее дорожные расходы в Сибирь. Судя по такому режиссерскому решению, Соня мыслится как успешная в своей профессии дама, которая не нуждается в покровителе и его помощи.

Но самые интересные повороты экранизации-адаптации связаны с тем, как обставлены диалоги Родиона Романовича и полковника МВД П. П. Иванова. Один из них – весьма и весьма пикантный – происходит в одной из московских бань (Сандуны?); крупные чины МВД сидят в парилке, потом плещутся в бассейне, курят сигареты и запивают беседу шампанским (иные водкой); сюда же для профилактических внушений приглашены Раскольников с Разумихиным, и они тоже не чураются банных наслаждений и выпивки.

Вторая беседа происходит в милицейской конторе под портретом Ленина. Но самая впечатляющая – третья: та, где П. П. Иванов, придя на квартиру Раскольникова, объявляет ему, что доподлинно знает, кто убийца старухи-процентщицы и сестры ее Лизаветы: «Вы убийца! Вы и только вы».

Из душной комнаты Роди они выходят на улицы Москвы, идут по Большому каменному мосту, и Порфирий Петрович приводит подозреваемого к Кремлевской стене, где начинает склонять его к чистосердечному признанию:

«Не пренебрегайте жизнью. Кажды день – это сокровище. А Сибирь – это долгая смерть. Как можно не хотеть жить? Вы молоды, у вас все впереди. Если признаетесь, получите мало, обещаю. Признаетесь – освободитесь от своего личного ада. Боритесь за жизнь, юноша, не сдавайтесь».

Раскольников ему не верит:

«Вы не знаете, что это я их убил. Вы не знаете, какой будет приговор».

Но полковник настаивает:

«Убили вы, я это знаю. Но вы не злодей. Вам есть, ради чего жить».

У мавзолея Ленина смена караула. Порфирий Петрович идет с Раскольниковым вдоль захоронений рядом с Кремлевской стеной и останавливается у одного из них.

«Вы знаете, кто здесь лежит? – полковник указывает на бюст Сталина. – Его деяния в миллион раз хуже ваших. Он так и никогда не раскаялся, не принял наказания, не обрел новую жизнь и искупление. А вам повезло. Посмотрите вокруг: Бог был изгнан отсюда более чем на 70 лет. Человек, здесь похороненный, ненавидел Бога. Он не давал своему народу прийти к Богу за милостью или прощением. Первый шаг на пути к прощению – отдать себя во власть правосудия. Вы не превыше закона. Вы не сверхчеловек. Вы не верите, но Бог вам поможет. Принятие наказания и делает из вас сверхчеловека. Уметь принять себя – это и есть быть сверхчеловеком… Подумайте, друг мой. Страдание очищает душу».

В монологе Порфирия Петровича, которого нет и не могло быть в романе, важно подчеркнуть два места.

Во-первых, есть злодеи, масштаб деяний которых поражает всякое воображение и не идет ни в какое в сравнение с тем, что совершил Раскольников. Кроме того, такие злодеи – вечные персонажи мировой истории и не исчерпываются древностью. Парадоксально подтверждается правота рассуждений Родиона Романовича о том, что законодатели и установители человечества, начиная с древнейших, – Ликург Спартанский, Солон Афинский, Наполеон Бонапарт «и так далее, все до единого были преступники» (6: 200) и не останавливались перед кровью, если только кровь могла им помочь. Таким образом, в список Раскольникова Порфирий Петрович, персонаж современной экранизации, уверенно добавляет нераскаявшегося злодея Сталина, который точно подходит под категорию «особенно страшных кровопроливцев» (Там же). И самое главное: памятник злодею установлен в некрополе для особо выдающихся государственных деятелей, и это значит, что злодей, если воспользоваться термином Раскольникова, – «господин будущего» (Там же). Преступления гигантских масштабов преступника прославляют, может, даже в веках, а преступления микроскопические, с жертвами малыми и ничтожными, его только позорят, и тут уже вступает в действие закон.

Второй пункт монолога полковника – вопрос о раскаянии. Отдать себя во власть правосудия, признать свою вину – это только первый шаг на пути к прощению. Арест, суд, тюрьма, каторжные работы – далеко не эквивалент раскаяния, которое требует огромной духовной работы, отказа от убеждений, приведших к преступлению, суда над собой, сожаления о содеянном и жалости к жертвам. Только в этом случае можно надеяться на обновление и воскрешение.

Как обстоит дело с таким раскаянием Раскольникова в картине Голана?

Можно сказать, что здесь – вариант сильно облегченный. Монолог полковника впечатлил собеседника далеко не сразу – сначала Родя дерзко ответил, что слушал речь «из одного любопытства». Сдавшись правосудию, выступал на суде, «все больше и больше себя обвиняя», так что суд решил, что преступление было совершено в приступе помешательства. Порфирий Петрович честно признался, что выполнил обещание, данное Родиону, и «вмешался в дело, чтобы удостовериться, что все пройдет гладко, и лично передал судье небольшой подарок» (в фильме красноречивая сцена: следователь и судья идут по аллее парка и первый передает второму плотный красный конверт с «подарком»). Суд оглашает вердикт – «семь лет на вольном поселении с трудовыми работами». «Приговор был намного мягче, чем можно было ожидать за такое преступление».

Соня, как и ожидалось, поехала за Раскольниковым, устроилась на работу в тюремном лазарете, ухаживала за ним и смиренно ждала, пока он смягчится к ней, поймет и оценит ее чувства. Ждать ей пришлось едва ли не весь срок, но под конец лед тронулся: «Однажды воскресным утром, проспав почти сутки, Раскольников проснулся. Он стоял у окна и чудесным образом увидел Соню, стоявшую у своего домика, которая как бы чего-то ждала. Он почувствовал себя странно оживленным. Неужели это начало его выздоровления? Что-то пронзило в этот момент его сердце, и он вздрогнул».

В Эпилоге фильма звучит закадровый голос:

«Раскольникову было 29 лет, когда его выпустили из тюрьмы. Как видим, жизнь дает шанс даже самым отъявленным преступникам. В Библии сказано, что тот, кто расплатился за свои грехи, чище того, кто не грешил вовсе».

Однако отсидеть в трудовом лагере положенный срок в ожесточении и неприязни ко всему миру и только под конец понять, что на воле есть верная и любящая женщина, – это еще не значит расплатиться со смертным грехом, «вопиющим к небу об отмщении за него», как такой грех традиционно называется; ведь речь идет об умышленном человекоубийстве, да еще совершенном по умственной теории и того более – «по совести».

Скостить Раскольникову срок помогло ходатайство Порфирия Петровича и его взятка судье. Но никакая взятка и никакое ходатайство не смогут облегчить совесть и память преступника, даже и отбывшего наказание, если не случилось у него подлинного раскаяния.

Фильм легко освобождает Раскольникова от настоящей расплаты, остановившись на этапе первого шага. Ссылка на Библию в таком случае беспомощно повисает.

Черно-белую бразильскую драму «Нина» (режиссер Эйтор Далия, 2004, 84 мин.) не без основания считают вольной экранизацией «Преступления и наказания» в готическом стиле. Молодой художнице-граффитчице (артистка Гута Штрессер), которая подрабатывает официанткой в закусочной одного из бедных кварталов Рио-де-Жанейро, по ночам снятся и мерещатся страшные сцены, уродливые лица, окровавленные ножи и топоры. Свои жуткие фантазии она превращает в мрачные комиксы, переносит их на бумагу и постепенно сама теряет ощущение реальности. Нина не чурается вечеринок с наркотиками, крепкими напитками и случайными одноразовыми связями, которые не оставляют в ее сознании никакого впечатления. Мир вокруг нее чудовищен и несправедлив, от хронического безденежья она часто голодает. Отвратительная, безобразная старуха Элалия (актриса Мириан Муниз), у которой девушка снимает комнату, издевается над Ниной и грозится выгнать ее на улицу за неуплату. Тяжелая мутная жизнь, мрачная комната, гнетущая атмосфера, беспросветное одиночество и отчаяние приводят девушку, которая к тому же безрассудно бросила работу, к мыслям об убийстве мерзкой старухи.

Кошмарные видения одолевают Нину столь сильно, что путаются с действительностью. Ей чудится, будто она и в самом деле надела на голову донны Элалии полиэтиленовый пакет и сцепила его руками у горла старухи, пока та не задохнулась. Но поскольку мертвое тело продолжает хрипеть и кашлять, Нине чудится, что она еще и приложилась к нему топором.

На каком-то этапе картина, как и ее героиня, настолько теряют связь с реальностью, что даже зрителя вводят в заблуждение: девушка бегает от преследователей – полиции, соседей, соглядатаев – полагая, что она убийца. Это впечатление держится до тех пор, пока вменяемый пожилой доктор, много лет лечивший Элалию, не сообщит полиции, что причина ее смерти – сердечная недостаточность, заболевание, которым его пациентка страдала давно. Тогда-то и становится ясно, что девушка давно, а теперь и окончательно повредилась рассудком.

Третьим сценаристом, помимо Маркаля Акино и Эйтора Далии, стоит Федор Достоевский: то есть отсылка к русскому писателю и его роману сделана нарочито и осознанно. В Прологе картины проникновенный закадровый женский голос произносит монолог; это как бы эпиграф к картине:

«У меня есть теория, что люди делятся на две категории – обычные и необычные. Обычные люди всегда правильные, они живут в смирении, и их это устраивает. Необычные всегда создают что-то новое и разрушают старые законы и догматы. Первые принимают жизнь, какая она есть, вторые – меняют этот мир. Иногда они идут на убийство».

Монолог невидимки из бразильской картины – краткий пересказ статьи Раскольникова, которую, как мы помним, он излагает перед приятелем и следователем. Но какое отношение «теория» из фильма имеет к его героине, которая, кроме мрачных граффити и комиксов в альбоме ничего нового не создает, старых законов не разрушает, мир не меняет и на убийство не идет, ибо давно невменяема и убийство ей только чудится, совершенно неясно. Какие счеты можно предъявить несчастной наркоманке, живущей в страхе и одиночестве и к тому же погрузившейся в мрак клинического безумия? Нина не подвластна ни правосудию, ни моральному кодексу, ни религиозной догме. Она обитает внутри своего сумасшествия. Сколько бы аллюзий из романа Достоевского ни использовать (а здесь и девушка-сумасбродка, и ее подруги-проститутки, и мерзкая жадная старуха, и ножи с топорами, и несчастная лошадка, над которой с громким хохотом издеваются богатые господа, дергая ее за поводья, привязанные к шее, ногам, хвосту), к проблематике «Преступления и наказания» картина имеет очень слабое отношение.

«Человек, сказавший „лучше быть везучим, чем хорошим“, зрит в корень жизни. Люди бояться признаться, как много в их жизни зависит от везения. Страшно подумать, сколько всего мы не в состоянии контролировать. В матче бывают моменты, когда мяч касается верха сетки и через доли секунды он упадет или вперед, или назад. Если повезет, он упадет вперед, и ты выигрываешь. А может нет – и ты проигрываешь».

Британский драматический триллер Вуди Аллена «Матч поинт» (2005, 124 мин.) открывается закадровым голосом главного героя, бывшего теннисиста-профессионала, Кристофера Уилтона (артист Джонатан Рис-Майерс), а ныне тренера по теннису в спортивном клубе для английской аристократии. Бедный парень из Ирландии, приехавший в Лондон на поиски лучшей жизни, «хочет что-нибудь сделать со своей жизнью, что-нибудь особенное, внести в клад». Ему крупно повезет – он познакомится с семейством богатых и влиятельных людей, подружится с сыном и дочерью хозяина дома и вскоре женится на девушке: родители, видя, как сильно их дочь Хлоя (актриса Эмили Мортимер) влюблена в ирландца, одобрят этот брак и начнут двигать зятя по карьерной лестнице в высшем британском обществе.

«Матч поинт» – это еще и теннисный термин, означающий положение игрока, когда ему до победы не хватает одного мяча. Ударяясь о верхний край сетки, мяч подпрыгивает вертикально вверх – и все время падает так, как надо – теннисисту сказочно везет.

Кристофер Уилтон (Джонатан Рис-Майерс), «Матч Поинт», 2005. Автор: режиссер и сценарист Вуди Аллен

Он получает престижную работу с хорошей зарплатой, положение в бизнес-сообществе, милую покладистую жену, полную разных благ обеспеченную жизнь. Везение – вот краеугольный камень картины; философия и практика жизни ее героев.

Размеренная, благополучная жизнь героя протекает на фоне прекрасной музыки: многие сцены фильма сопровождаются ариями из опер Верди, Доницетти, Бизе, Россини, а оперу герой-везунчик очень любит. Не чужд он и книг – и читает не что попало, а, например, «Преступление и наказание» – зритель видит в его руках издание русского романа в популярной серии «Pingvin Classics», а также «Кембриджский справочник по Достоевскому». «На днях у нас был очень занятный разговор о Достоевском», – сообщает хозяин дома своей дочери, желая подчеркнуть, что бывший спортсмен не чужд интеллектуальных запросов.

Однако при чем тут Достоевский? «Преступление и наказание» вовсе не о способах достижения успеха, не о везении, не о богатых и успешных.

Дело в том, что всем и всегда везти не может. Везение одних происходит, как правило, за счет невезения других: мячик в игре всего один, и падает он только на одну сторону. Криса Уилтона сразила роковая страсть, наваждение – и не к кому-то извне, со стороны, а к невесте брата Хлои Тома (артист Мэттью Гуд). Нола (артистка Скарлетт Йохансон) – американка из малообеспеченных, начинающая актриса, ходит показываться в лондонские театры и киностудии, но безуспешно. Хотя она сексуальна, притягивает мужчин как магнит и Крис одержим страстью к ней, ей не везет. Отношения с Томом разладились, он встретил другую девушку, которая понравилась родителям, и Нола остается во власти женатого любовника. Но и с ним ей не повезло – он не намерен рушить ради нее свою семейную жизнь и карьеру; а когда Нола сообщила, что беременна, и начала давить на него, требуя порвать с Хлоей, то и вовсе обрекла себя на смерть.

Ему кажется, что он задумал идеальное убийство: нужно проникнуть с охотничьим ружьем тестя в квартиру к пожилой соседке Нолы и убить ее, затем разбросать по комнате вещи, похитить деньги, драгоценности и лекарства, чтобы все выглядело, как ограбление, дождаться Нолы и выстрелить в нее: убийство девушки должно выглядеть как расправа со случайным свидетелем. Крису удается остаться незамеченным и выбросить похищенные вещи в реку. Но и тут ему будет сопутствовать везение: обручальное кольцо убитой соседки с ее именем, ударившись о перила ограждения, упадет не в воду, а останется лежать на набережной: кольцо подберет наркоман, которого вскоре застрелят в бандитской разборке и в кармане которого оно будет найдено.

Полиция, хотя и подозревает Криса (Нола, оказывается, вела дневник и писала об их свиданиях), не слишком усердствует в следствии: не узнала, что Нола была беременна, не установила, что отец будущего ребенка – Крис Уилтон, не опросила соседей и подруг Нолы, не провела обыск в доме Криса и его тестя (там и было бы найдено искомое ружье). Кольцо стало тем самым мячиком, который упал вперед и закрыл убийцу от правосудия.

Что это: непонятный сценарный провал или художественное решение режиссера – дать герою уйти от возмездия и не пустить полицию по его очевидным и отчетливым следам? Но ведь в этой картине режиссер и сценарист выступают в одном лице.

Преступление состоялось. Если не считать слов о мячике, герой решает свои проблемы просто, без всякой «теории»: ружье и два патрона. Бедному парню из Ирландии, который хочет сделать в жизни что-то особенное, годятся все средства. Главное – удача. Жертвы – основная и побочная – поменялись местами. Полиция сбита с толку. Порфирия Петровича, настойчивого, неподкупного, проницательного, среди полицейских не оказалось. Свалив двойное (на самом деле тройное!) убийство на наркомана, следователи (даже тот, что подогадливее) успокоились: дело будет считаться раскрытым.

Зачем в начале своего поприща Уилтон читает «Преступление и наказание»? Чтобы научиться у русского героя выбирать женщину и судьбу? Чтобы узнать способ, как бороться с житейскими неприятностями и препятствиями? Чтобы усвоить урок Раскольникова и не мучиться так, как он?

Нельзя сказать, что Крис, совершив убийство недавно еще страстно любимой женщины, остался совсем безучастным и полностью спокойным. Он и плакал, и мучился, и страдал – короткое время. Однажды даже ему явились его жертвы.

«Нола. Крис?

Крис. Нола? Это было непросто. Но когда пришло время, я смог нажать на курок. Никогда не знаешь, кто твой близкий человек, пока не наступит кризис. Хочешь запихнуть вину подальше под ковер и жить, как будто ничего не случилось. Приходится. Иначе она тебя сгубит.

Нола. А как же я? Как же соседка?

Соседка. Я не имела никакого отношения к этому жуткому роману. Меня можно было запросто убить как невинного свидетеля?

Крис. Иногда невинных убивают, чтобы проложить путь к более грандиозному плану. Вы были косвенным ущербом.

Соседка. Как и твой собственный ребенок?

Крис. Софокл сказал: величайшее первое благо – совсем не рождаться.

Нола. Готовься заплатить, Крис. Твои действия были неуклюжими, с массой изъянов. Как будто кто-то хотел, чтобы его разоблачили.

Крис. Было бы уместно, чтобы меня арестовали и наказали. Было бы хотя бы малое подтверждение существования справедливости. Малая доля надежды на существование смысла».

Поразительно циничный разговор убийцы с призраками жертв – это, по сути дела, его внутренний монолог. Здесь нет ни жалости к жертвам (бывшей любимой женщине и собственному еще не рожденному ребенку), ни сожаления о своем ужасном преступлении. Ничего личного – одна житейская необходимость и «путь к грандиозным планам»: остаться на коне и двинуться дальше. Убийство Нолы – вина, спрятанная под ковер, убийство соседки – косвенный ущерб, для ребенка, по Софоклу, лучше и не рождаться. Мысль о том, что вообще-то ради справедливости можно самому пойти в полицию и сознаться, в голову не приходит. Кажется, что и не придет. Убийца, которому всегда везет, уходит и от правосудия, и от наказания, и от терзаний совести, не говоря уже о раскаянии. В этом финале – герой и его идеология предстают во всей своей безобразной наготе. Вряд ли стоит надеяться на торжество справедливости при виде его невеселой физиономии, когда Хлоя вернулась из роддома с их новорожденным сыном: семья счастлива, дядя младенца Том произносит ключевое напутствие племяннику: «Главное, чтобы ему везло». Шампанское, радостный смех, идиллия. Конец фильма.