Текст книги "Политическая наука №3 / 2014. Посткоммунистические трансформации: Политические институты и процессы"

Формальные институты versus неформальные практики: случай Румынии

Е.С. Глазова

Румыния, постсоциалистическая страна юго-востока Европы, является одним из самых проблемных государств Европейского союза (ЕС). Выполнение к 2007 г. необходимых требований для вступления в ЕС и сам период членства не развеяли сомнений по поводу успеха ее «европеизации». Так, в докладе Европейской комиссии 2012 г. обращено внимание на недостаточную приверженность страны принципам верховенства закона и разделения властей, излишнюю поляризованность политической системы и недоверие между различными политическими структурами [On progress in Romania… 2012, p. 2–3]. Среди членов ЕС она имеет наихудшие показатели в области борьбы с коррупцией наряду с Италией, Болгарией и Грецией (69-е место из 177) [Corruption perceptions index, 2013]. В Индексе глобальной конкурентоспособности 2013–2014 гг. Румыния занимает 76-е место из 148 с очень низкими показателями по таким позициям, как «общественное доверие политикам» (141), «фаворитизм в принятии решений государственными чиновниками» (137) и «эффективность законодательства в разрешении споров» (128) [The global competitiveness report… 2013, p. 31, 341]. Формально она представляет собой премьер-президентскую республику с фрагментированной партийной системой [см.: Stepan, 2009, p. 67–91].

Румыния входит в группу стран с высоким уровнем развития человеческого потенциала [Human development report, 2013, p. 156] и с высоким средним доходом, но диспропорции между городом и селом очень велики. В структуре населения стабильно высока доля сельских жителей (1991 г. – 46,7%, 2001 г. – 47,0, 2012 г. – 47,2%) [World development indicators, S.a.], однако бедность на селе превышает 70% (самый высокий показатель в ЕС) при безработице в 30%. Румыния справилась с последствиями глобального финансового кризиса 2008–2009 гг., но выход из него оказался тяжелым и длительным [Romania overview, S.a.]. В 2010 г. рост ВНД составил 0,9%, в 2011 г. – уже 2,1%, но в 2012 г. понизился до 0,5% [World development indicators, S.a.].

Если рассматривать ситуацию в Румынии в логике «ловушек развития» (П. Кольер [Collier, 2007]), то основную проблему, очевидно, представляет собой «ловушка дурного правления», причиной которой является несоответствие, а порой и антагонизм традиционных неформальных правил и практик и формальных институтов. На ее наличие указывают данные о коррупции, низкой эффективности судебной системы и пр. Другие ловушки (конфликтов, природных ресурсов и плохого соседства) не являются на сегодня актуальными: положение венгерского меньшинства урегулировано, доля сырьевой ренты в ВНД составляла в 2010–2012 гг. лишь 1,2–1,4% [World development indicators, S.a.], а участие в ЕС традиционно оценивается как безусловно положительный фактор.

Для анализа «ловушки дурного правления» необходимо, на наш взгляд, обратить внимание не только на текущие политические события, но и на особенности исторического развития румынской государственности и идентичности. Это позволит определить состояние и природу соперничества формальных и неформальных институтов. В итоге мы попытаемся оценить перспективы преодоления этой ловушки в современной Румынии.

Формирование румынской государственности: Конкуренция центров, западничество и почвенничество

Исторически Румыния представляла собой трансграничную периферию внешних династических центров: ее территории в разное время входили в состав Османской, Австро-Венгерской и Российской империй. Как современное государство она возникла в 1859 г. в результате объединения Валахии и Молдовы (до 1878 г. – под османским суверенитетом). Третья ключевая для Румынии территория – Трансильвания – была присоединена в 1920 г. в результате распада Австро-Венгрии.

Укрепление экономических и культурных взаимосвязей румынских княжеств с западноевропейскими государствами датируется 30-ми годами XIX в. Переломным моментом для переориентации вектора их развития стали демократическая революция 1848 г. и деятельность пашоптистов132132
  Пашоптисты – румынские эмигранты в европейских странах, развернувшие борьбу за национальное объединение.


[Закрыть]. В целом европеизация для румын означала модернизацию политической, экономической и социальной сфер, а также отход от идей славянства и православия (Генеральный Синод был поставлен под контроль светской власти)133133
  Автокефалия Румынской православной церкви признана Константинопольским патриархатом в 1885 г.


[Закрыть].

В 1860–1870‐х годах румынское государство во многом восприняло европейскую институциональную систему. Были проведены реформы по западным образцам: ограничены привилегии боярства, введены выборы в Национальное собрание и др. В 1864 г. были приняты Гражданский и Уголовный кодексы (первый – на основе французского, второй – французского и прусского кодексов). Однако аграрная Румыния с трудом усваивала западные нормы и стандарты: как отмечает Т. Биткова, «наряду с запападничеством формировалась почвенническая, традиционалистическая тенденция, которая была обусловлена усиливавшейся борьбой за государственное объединение и освобождение от турецкого владычества» [Биткова, 2003, с. 6].

Существование Великой Румынии, образованной после Первой мировой войны, отмечено кризисом идентичности. Общий курс на европеизацию и строительство нации-государства привел к обострению противоречий между различными культурными и политическими традициями «балканской» части с центром в Бухаресте и «европейской» Трансильвании, а также к формированию националистического дискурса. Отказ от конституционной монархии и многопартийной системы в пользу авторитарной диктатуры в 1940 г. стал наиболее полным воплощением традиционалистских настроений румын и мечты о «Великой Румынии». Фактически Румыния последовала за нацистской Германией, предложившей альтернативную модель политического развития [см.: Мелешкина, 2012, с. 101].

Противоборство между западнической и почвеннической традициями имело место и в социалистической Румынии. В первые послевоенные годы страна демонстрировала приверженность советской модели. Это продолжалось вплоть до хрущевской оттепели134134
  В 1958 г. из Румынии были выведены советские войска.


[Закрыть], когда стало возможным вновь внести на повестку дня вопрос о самоидентификации. Как пишет В. Джорджеску о периоде 1960–1965 гг., «группа Дежа с благоразумной осторожностью проводила реабилитацию старых понятий патриотизма и национальной самобытности, освобождая их от советизма и интернационализма…» [цит. по: Биткова, 2003, с. 16]. Наряду с этим румынское руководство предприняло серьезные шаги по улучшению политических связей с Западом и с третьими странами (не участвовало в изоляции Китая, сохранило дипломатические отношения с Израилем и др.), а также не поддержало введение советских войск в Чехословакию в 1968 г.135135
  Одним из предлогов для дистанцирования от СССР был «бессарабский вопрос» [Юго-Восточная Европа… 2007, с. 118].


[Закрыть]

В рамках курса на размежевание с Москвой Н. Чаушеску продолжил поиск национальной идентичности. Официальная версия румынской истории строилась вокруг четырех мифологических образов: это древние исторические корни, неизменность территории, единство и борьба за независимость [Petresku, 2009, p. 85]. Возвращение к «местным традициям» означало обращение к этническому пониманию нации и ассимиляцию меньшинств. В 1968 г. была упразднена венгерская автономия, а в 1970‐х годах выдвинута концепция «единой румынской социалистической нации» [Юго-Восточная Европа… 2007, с. 123].

В социалистический период Румыния совершила значительный прорыв с точки зрения социально-экономического развития, что в первую очередь было обусловлено членством в Совете экономической взаимопомощи (СЭВ). Она подписала все основные документы СЭВ и участвовала в его важнейших международных проектах. Особая позиция по поводу введения общего планирования и специализации труда была вызвана как объективными возражениями румынских экономистов, так и ориентацией на приоритетное развитие тяжелого машиностроения. Последнее решение обусловило хроническое недофинансирование и отсталость сельского хозяйства и деревни в целом [подробнее см.: Zwass, 1989, p. 196–201]. Лавируя между Западом и Востоком, страна в 1971 г. присоединилась к Генеральному соглашению по тарифам и торговле (ГАТТ), а в 1972 г. стала первым членом «восточного блока», вступившим в Международный валютный фонд (МВФ) и Международный банк реконструкции и развития (МБРР).

После распада мировой системы социализма перед Румынией, как и перед другими членами блока, встал вопрос о путях политической и социально-экономической трансформации, который был решен в пользу «перехода через заимствование» западноевропейских институтов. В целом ЕС сыграл ключевую роль в трансформационных процессах в европейских странах бывшего социалистического лагеря. Как пишут С. Глинкина и Н. Куликова, перспектива членства в ЕС выполняла роль «внешнего якоря» в осуществлении сложных институциональных преобразований, причем политические мотивы оказались доминирующими при предоставлении той или иной помощи [Глинкина, Куликова, 2013, с. 5–6].

В случае Румынии выполнение интеграционных критериев [Accession criteria, S.a.] и адаптация институтов ЕС имели неоднозначные результаты. В целом Румыния позже, чем другие постсоциалистические страны, начала переговоры о вступлении в ЕС: после силового свержения режима Чаушеску из-за внутриполитической борьбы ей было сложно определить свои стратегические позиции [подробнее см.: Юго-Восточная Европа… 2007, с. 159–163]. Решение о присоединении Румынии к ЕС было принято в 1996 г. только после согласования позиций всех политических сил. В конце 1999 г. вслед за активной поддержкой военных акций НАТО против Югославии Румыния наряду с Болгарией получила приглашение начать переговоры о вступлении, однако из-за отставания в реализации необходимых реформ им удалось стать членами ЕС лишь 1 января 2007 г.

Реформирование доставшейся в наследство от коммунистического периода судебной системы и борьба с коррупцией зависели от условий приема Румынии в ЕС. Принятые в 2003 г. поправки к Конституции [Constitution of Romania, 2003] и национальному законодательству предусматривают более либеральный подход к использованию языков национальных меньшинств, гарантируют независимость судебной системы, лучшую защиту прав собственности, разрешают гражданам ЕС покупать земельные участки в Румынии и участвовать в муниципальных выборах. Однако Ф. Фризон-Роше обращает внимание на тот факт, что у Бухареста (как и у Софии) с самого начала отсутствовала «политическая воля» для проведения «истинных реформ». Так, уровень усвоения средств ЕС и МВФ в Румынии составляет 3,5%, что ставит ее на последнее место по этому критерию [Euractiv… 2012].

В политико-идеологической сфере после революции 1989 г. противостояние между западниками и почвенниками обострилось вновь. С одной стороны, румынское общество заявляло о своей приверженности западным ценностям и Европе, о чем свидетельствуют и шаги в сторону европейской интеграции. С другой – сторонники традиционализма вновь заговорили о необходимости сохранения национальной специфики и опасности западного влияния. В 1990‐х годах националистические партии в качестве идеологии берут на вооружение «румынизм». Его защитники настаивают на особом румынском пути, отличном как от Запада, так и от России. Следование европейским нормам представляется для традиционалистов невозможным по причине православной ментальности румынского общества, Россия же несет непосредственную угрозу существованию Румынии. Востребованность идей румынизма свидетельствует о незавершенности национальной консолидации [см.: Кудряшова, Мелешкина, 2009, с. 46–47].

Наиболее высокая степень самоидентификации по национальному либо европейскому признаку является отличительной чертой центральных районов страны и Бухареста. В то же время самоопределение значительной части населения сельских районов строится на основе религиозной принадлежности или на уровне ближайшего субрегионального соседства.

Источники неформальных институтов и практик

Одной из важнейших характеристик румынской общественно-политической жизни является широкое распространение неформальных институтов и практик. Существует несколько мнений относительно природы этого явления: одни относят его появление к периоду социализма, считая ответом на особые социально-экономические и политические условия, другие полагают, что это часть общего культурного наследия. Если следовать первому мнению, то по мере осуществления транзита эти институты должны были сокращать свое присутствие в политике, однако этого не произошло. Следовательно, речь идет о гораздо более длительной традиции. Определение источников неформальных институтов представляется весьма важным, поскольку позволяет правильно определить направление государственного строительства.

О. Грёделанд и О. Ошланд указывают на несколько «пластов неформальности» в европейских постсоциалистических странах, и в частности в Румынии. Во‐первых, это история и национальная культура, где выделяются период иностранной зависимости (в Османской империи немусульманские меньшинства использовали неформальные практики как средство компенсации неблагоприятных условий) и постнезависимый период до перехода к строительству социализма. Новые политические образования, возникавшие на руинах империй в конце XIX – начале XX в., изначально были институционально слабыми и отличались властным произволом и сильной зависимостью от великих держав во внешней политике. Граждане были вынуждены уклоняться от законов и действий, воспринимаемых как нелегитимные, формируя практики решения дел прежде всего на основе «собственных усилий».

Во‐вторых, это коммунизм. Возможно, влияние этого опыта оказалось столь прочным именно потому, что неформальное поведение, характерное для обществ несвободы и товарного дефицита, вписалось в ранее заложенную традицию.

В‐третьих, это особенности транзита и позднее вступление в ЕС. Для Румынии после свержения диктатуры был характерен низкий уровень политического консенсуса. Реформы пытались проводить неготовые к ним бывшие коммунисты и политически неопытная оппозиция. Ситуацию осложняли проблема венгерского меньшинства в Трансильвании и молдавский вопрос. Медленное и неуверенное реформирование не позволяло укрепить новые государственные институты и продолжало ослаблять и без того слабую экономику. Сам процесс адаптации к интеграционным требованиям ЕС совпал с началом выхода из экономического кризиса [см.: Grødeland, Aasland, 2007].

Еще одним источником неформальности можно считать румынскую деревню. Выше мы упоминали, что число сельских жителей в стране составляет около половины населения и демонстрирует тенденцию к росту. Деревня в период модернизации выступает хранителем традиционных ценностей и норм, поддерживая партикуляризм. По мнению А. Мунгиу-Пиппиди, наложение коммунизма на традиционные аграрные общества привело к возникновению неотрадиционалистских, или статусных, обществ, управляемых неписаными правилами в большей степени, чем формальными законами [Mungiu-Pippidi, 2003, p. 266].

Таким образом, устойчивость неформальных институтов в Румынии можно объяснить историко-культурным наследием, коммунистическим опытом, спецификой социальной структуры, особенностями транзита и поздним по сравнению с соседями вступлением в ЕС. Также нужно отметить и тот факт, что сфере неформальной политики уделялось и уделяется не так много внимания по сравнению с усилиями по изменению формальных правил и норм.

«Ловушка дурного правления» в румынском контексте

В Румынии функционирование доведенных до европейского уровня формальных институтов не отличается эффективностью, несмотря на высокую политическую конкуренцию. После присоединения к ЕС, выполнив необходимые требования, страна вступила в полосу затяжного политического кризиса, который продолжается до настоящего времени. Прежде всего он выражается в конфликте между президентом и парламентом.

В апреле 2007 г. президент Т. Бэсеску, избранный в 2004 г. лидер правоцентристской Демократической партии (ДП), был отстранен от должности решением обеих палат парламента по обвинению в превышении должностных полномочий, однако референдум не поддержал его уход. Многие эксперты считают, что причиной конфликта стало личное противостояние президента и премьер-министра в 2006 г., когда последний не согласился на проведение досрочных парламентских выборов. Позже глава правительства К. Попеску-Тэричану136136
  В марте 2014 г. К. Попеску-Тэричану избран председателем румынского Сената.


[Закрыть], представлявший Национально-либеральную партию (НЛП), высказался за немедленное выведение войск из Ирака, с чем не был согласен президент. Распад коалиции НЛП и ДП, сформированной в 2004 г., привел к исключению представителей ДП из состава правительства. Президент объявил правительство незаконным, однако впоследствии был вынужден его утвердить [см.: Viehmann, 2007].

В результате парламентских выборов 2008 г. была сформирована разнородная коалиция из представителей Социал-демократической партии (СДП) и Консервативной партии (КП), с одной стороны, и Демократической либеральной партии (ДЛП)137137
  Демократическая либеральная партия (ДЛП) образована в 2007 г. вследствие слияния президентской Демократической партии и Либерально-демократической партии.


[Закрыть] – с другой. Она получила 70% голосов в свою поддержку в парламенте, однако продержалась только да сентября 2009 г, когда СДП и КП вышли из правительства. В октябре 2009 г. правительству Э. Бока был объявлен вотум недоверия, инициатором которого стала СДП после представления премьером поддержанного президентом пакета антикризисных мер «для спасения Румынии» [Парламент Румынии… 2010].

Также на общественно-политической атмосфере в стране сказалось давление антикоммунистических сил. Результатом навязчивой антикоммунистической риторики явилось осуждение парламентом «коммунистической системы» в Румынии.

Следующий этап обострения политической борьбы пришелся на 2012 г., когда в феврале в отставку ушло второе правительство Бока, утвержденное в декабре 2009 г. Ему предшествовала реализация серии крайне непопулярных мер, необходимых для получения кредитов от МВФ. Следующее правительство продержалось около трех месяцев. Причиной вынесения вотума недоверия стала объявленная программа приватизации. В результате в мае 2012 г. парламентское большинство в составе СДП и НЛП, сформировавших еще в феврале 2011 г. Социально-либеральный союз (СЛС), утвердило новое левоцентристское правительство во главе с В. Понтой. С этого момента противостояние между правительством и парламентом, с одной стороны, и президентом – с другой, вошло в критическую фазу (например, члены Конституционного суда (КС) были объявлены предвзятыми и зависимыми от мнения Бэсеску) и привело к повторному объявлению импичмента и вынесению вопроса на всенародный референдум. Однако референдум был признан КС несостоявшимся из-за недостаточной явки избирателей [Румыния: политические бои… 2012]. Бэсеску, несмотря на высокую степень общественного недоверия, не намерен покидать свой пост раньше срока [Костюк, 2012].

Острота межпартийной борьбы и постоянные «разоблачения» конкурентов в румынском случае не свидетельствуют о прозрачности политических институтов. По данным неправительственного Института публичной политики, законодательные и исполнительные органы нарушают право на информацию: остаются недоступными списки поименного голосования в Палате депутатов и в Сенате, сведения о содержании и льготах депутатов и др. [Transparency in public… 2009]. Одновременно фиксируется падение уровня политического участия граждан, что, по мнению экспертов, свидетельствует о деградации представительной демократии в Румынии и незаинтересованности партий в мобилизации электората [If the actual pace… 2009]. Даже на волне широких социальных протестов против мер жесткой экономии в 2012 г. уровень участия в парламентских выборах составил 41,7% (в 2008 г. – 39,2%). В выборах в Европарламент в 2009 г. приняли участие 27,67% граждан (2007 г. – 29,47%) [Voter… S.a.].

Анализ имеющихся данных подтверждает, что политическую борьбу в Румынии можно охарактеризовать как борьбу клик за контроль над ресурсами. Дж. Гледхилл и Р. Гросеску считают, что клиентелисткие сети, пронизывающие всю страну, сформировались еще в эпоху Чаушеску и пережили транзит практически неизмененными [Gledhill, 2010; Grosescu, 2004].

Сегодня политологи признают, что политический клиентелизм не исчезает с демократизацией, но видоизменяется. Г. Китчелт и С. Уилкинсон предлагают новое определение клиентелизма как трансакции, в рамках которой происходит «прямой обмен голоса гражданина на прямой платеж или продолжительный доступ к занятости, товарам и услугам» [Kitschelt, Wilkinson, 2007, p. 8].

Клиентелизм, как отмечает К. Волинтиру, искажает принцип соревновательности и снижает шансы оппозиции на завоевание власти, ведет к популизму, экономической неэффективности и коррупции. Она выделяет два индикатора широкого распространения клиентелизма в обществе: программная «несвязанность» партии и высокий уровень коррупции [Volintiru, 2010].

Мы отмечали выше высокий уровень румынской коррупции, несмотря на борьбу с ней в рамках интеграционных процессов в ЕС. В 2013 г. наиболее коррумпированными институтами румыны назвали политические партии и парламент (из 12 возможных) [Global corruption barometer, 2013].

Что касается программной «несвязанности», то у нее есть два измерения: несвязанность между политическим предложением партий и идеологическими / программными позициями и между политическим спросом электората и его идеологическими / программными предпочтениями.

Так, парламентские выборы 2008 г. свидетельствуют, что румынская партийная система не в состоянии вырабатывать политические предложения с четкими идеологическими различиями. Если такие идеологические антагонисты, как СДП (левые) и ДЛП (либеральные консерваторы), смогли прийти к соглашению о разделе власти, то, очевидно, оппортунизм и собственная выгода победили приверженность идеологическим позициям и предвыборным обещаниям. На последних президентских выборах левые нашли себе еще «более правого» союзника – НЛП.

Неоднозначная ситуация возникает и с идеологическими предпочтениями электората и политическим спросом. С одной стороны, 57,2% румынского населения утверждают, что их электоральный выбор основывается на программах, которые предлагают кандидаты. С другой стороны, 41% не могут идеологически определиться, а 5% голосуют вразрез со своими идеологическими убеждениями [Volintiru, 2010, p. 8–9]. Косвенно о «несвязанности» свидетельствуют невысокий уровень политического участия и недоверие к партиям и легислатуре.

Необходимо также отметить принципиальное различие между программными и клиентелистскими политическими действиями в сфере распределения ресурсов. В первом случае распределение диктуется предвыборной платформой партии / кандидата, т.е. теоретически сторонники / избиратели этой партии / кандидата получат больше благ (по сравнению с индивидуальным вознаграждением) просто потому, что их политические предпочтения будут реализованы. В такой ситуации депутаты разрабатывают законы, чтобы удовлетворить ожидания своих избирателей, но законы применяются недифференцированно и недискриминационно, поэтому в результате получить те или иные блага может очень большая группа населения [Kitschelt, Wilkinson, 2007]. В рамках клиентелистского обмена «свои» избиратели получают отдельные блага как вознаграждение за поддержку, которое может иметь как краткосрочный (деньги, подарки), так и долгосрочный (должности, назначения, преференциальный доступ к товарам и услугам) характер [Volintiru, 2010, p. 10–11].

Экстраполируя указанные программные / клиентелисткие взаимосвязи на предвыборный процесс, можно сделать вывод, что программные связи образуют формальную электоральную систему (ФЭС), а клиентелистские – параллельную электоральную систему (ПЭС). Обычно в политической системе можно найти элементы как ФЭС, так и ПЭС, однако данные связи по определению находятся в конкурентных отношениях друг с другом, и чем выше степень демократизации общества, тем меньшую роль играет ПЭС.

В Румынии, как указывает К. Волинтиру, ПЭС оказывает существенное влияние на генерирование политических результатов. По существу, речь идет о формировании клиентелистских сетей, которые политические деятели в анонимных интервью называют крайне желательными связями, составляющими основу функционирования системы выборов в стране. Формируются такие сети по типу «снежного кома»: добровольцы, представляющие ту или иную партию, первоначально составляют списки бенефициариев из своих друзей и коллег, те, в свою очередь, вовлекают в трансакции своих знакомых и т.д. Такой тип обменов не предполагает постоянных отношений (работа, государственные контракты, налоговые льготы), но и не является краткосрочным, поскольку регулярно воспроизводится. Характер формирования связей и распределения благ обусловливает большее значение муниципальных выборов по сравнению с национальными [Volintiru, 2010, p. 11–14].

Заключение

Клиентелизм является ведущей неформальной политической практикой Румынии, источником которой выступают многочисленные «пласты неформальности» и объективные социально-экономические трудности. В силу своего конкурентного характера он не обладает потенциалом комплементации и аккомодации к существующей формальной институциональной рамке138138
  Типы взаимодействия формальных и неформальных институтов в процессе ускоренной модернизации выделены в работе Х.-Й. Лаута [Lauth, 2000].


[Закрыть]. В нашем исследовании мы понимаем основную стратегию преодоления «ловушек развития» как получение формальными и неформальными институтами совместимых целей и обретение комплементарности. Такая стратегия оказывается на настоящий момент недостижимой вследствие вступления страны в ЕС. Императивный характер экзогенных трансформаций не позволяет учесть социокультурные и историко-политические особенности Румынии и найти сбалансированный вариант реформ.

Официально Румыния взяла на вооружение стратегию «вытеснения» неформальных правил и практик, но при невысокой эффективности государственных институтов и ограниченном влиянии западноевропейских культурных ценностей, а также благодаря специфике социальной структуры клиентелистские нормы и практики оказываются по меньшей мере не слабее формальных. На настоящем этапе можно констатировать возникновение парадоксальной «ловушки хорошего соседства», поскольку жесткие требования и критерии ЕС не позволяют конкурентным институтам существовать в более мягкой, аккомодационной форме и способствовать решению проблем социального взаимодействия и координации. Ощущение политического тупика закрепляется в политическом дискурсе неординарными новациями политического класса: в 2013 г. президент Бэсеску выступил за проведение референдума о восстановлении монархии (по данным опросов, эту идею поддерживает почти пятая часть румын) [В Румынии прошла… 2013].

Литература

Биткова Т.Г. Румыния и Европейский союз: Идеология сближения и интеграции: Аналитический обзор / РАН. ИНИОН. – М., 2003. – 73 с.

В Румынии прошла акция с требованием восстановить монархию. – 2013. – 10 ноября. – Режим доступа: http://news.liga.net/news/world/921364-v_rumynii_proshla_aktsiya_s_trebovaniem_vosstanovit_monarkhiyu.htm (Дата посещения: 6.04.2014.)

Глинкина С.П., Куликова Н.В. Трансформация и ее социально-экономические эффекты в Центральной и Восточной Европе // Белорусский экономический журнал. – Минск, 2013. – № 3. – С. 4–17.

Кудряшова И.В., Мелешкина Е.Ю. Этнические меньшинства и нациестроительство на постсоветском пространстве: к постановке исследовательской проблемы // Вестник МГИМО-Университета. – М., 2009. – № 2 (5). – С. 45–55.

Костюк Р. Интервью с Виктором Кристеа: «Чаушеску лежит в земле более 20 лет, а румынский народ продолжает страдать» // Sensus Novus. – 2012. – Режим доступа: http://www.sensusnovus.ru/interview/2012/08/21/14276.html (Дата посещения: 24.03.2014.)

Мелешкина Е.Ю. Формирование новых государств в Восточной Европе / РАН. ИНИОН. – М., 2012. – 252 с.

Парламент Румынии приступил к обсуждению вопроса об отставке правительства Э. Бока // ПРАЙМ-ТАСС. – М., 2010. – 15 июня. – Режим доступа: http://commerce.1prime.ru/news/0/%7B71182108-1941-4377-B845-415257DA5BE1%7D.uif (Дата посещения: 24.03.2014.)

Румыния: политические бои без правил // Euronews. – 2012. – 27 июля. – Режим доступа: http://ru.euronews.com/2012/07/27/romania-power-struggle-between-president-and-pm/ (Дата посещения: 24.03.2014.)

Юго-Восточная Европа в эпоху кардинальных перемен / Отв. ред. А.А. Язькова; ИЕ РАН. – М.: Весь мир, 2007. – 352 с.

Accession criteria / European Commission. – Brussels, S.a. – Mode of access: – http://ec.europa.eu/enlargement/policy/glossary/terms/accession-criteria_en.htm (Дата посещения: 28.03.2014.)

Collier P. The bottom billion: Why the poorest countries are failing and what can be done about it. – Oxford; N.Y.: Oxford univ. press, 2007. – 205 p.

Constitution of Romania // Palatul Parlamentului. – Bucharest, 2003. – Mode of access: http://www.cdep.ro/pls/dic/site.page?id=371 (Дата посещения: 05.03.2014.)

Corruption perceptions index, 2013 / Transparency international. – Berlin, 2013. – Mode of access: http://cpi.transparency.org/cpi2013/results/ (Дата посещения: 26.03.2014.)

Euractiv: Принятие Болгарии и Румынии в ЕС было правильным // NewsBG.ru. – 2012. – 3 января. – Режим доступа: http://www.newsbg.ru/obschestvo/89-obschestvo/3368-euractiv-prinjatie-bolgarii-i-rumynii-v-es-bylo-pravilnym.html (Дата посещения: 21.03.2014.)

Gledhill J. Three days in Bucharest: Making sense of Romania’s transitional violence, 20 years on // Europe-Asia studies. – L., 2011. – Vol. 63, N 9. – P. 1639–1669.

Global corruption barometer, 2013 / Transparency international. – Berlin, 2013. – Mode of access: http://www.transparency.org.ru/component/docman/doc_download/481-gcb-2013report (Дата посещения: 16.05.2014.)

Grødeland Å.B., Aasland A. Informality and informal practices in East Central and South East Europe // CERC working papers. – Melbourne, 2007. – N 3. – Mode of access: http://www.academia.edu/3058305/Ase_B._Grodeland_and_Aadne_Aasland_ Informality_and_Informal_Practices_in_East_Central_and_South_East_Europe_CERC_ Working_Paper_Series_No.3_2007# (Дата посещения: 15.12.2013.)

Grosescu R. The political regrouping of the Romanian nomenklatura during the 1989 revolution // Romanian journal of society and politics. – Bucuresti, 2004. – Vol. 4, N 1. – P. 9 7–123.

Human development report 2013 / UNDP. – N.Y., 2013. – 203 p. – Mode of access: http://hdr.undp.org/sites/default/files/reports/14/hdr2013_en_complete.pdf (Дата посещения: 25.03.2014.)

If the actual pace of degradation of representative democracy in Romania continues, it’s possible that no Romanian will vote in the elections to come / Institute for public policy. – Bucharest, 2009. – 4 June. – Mode of access: http://ipp.ro/eng/pagini/if-the-actual-pace-of-degradation-of-rep.php (Дата посещения: 11.03.2014.)