Текст книги "Загадка завещания Ивана Калиты. Присоединение Галича, Углича и Белоозера к Московскому княжеству в XIV в"

Угличские князья XIII–XIV вв.

Угличские князья вели свое происхождение от старшего сына великого князя Всеволода Большое Гнездо Константина, которому отец в 1207 г. отдал Ростов «и инехъ 5 городовъ да ему къ Ростову»⁶²⁴. Летописец не называет поименно эти пять городов, и среди историков существовали разногласия по поводу того, какие именно города подразумевались в этом сообщении. Окончательно этот вопрос был решен при выяснении размеров территории, которую в конце XIV в. занимала Ростовская епархия. Поскольку церковное деление является всегда более архаичным, нежели современное ему административное, оказалось, что территория, подведомственная ростовскому архиепископу в конце XIV в., полностью совпадает с территорией Ростовского удела князя Константина Всеволодовича начала XIII в. Считается, что в нее, помимо Ростова, входили Белоозеро, Устюг, Ярославль, Молога и Углич⁶²⁵.

В современной историографии родословие угличских князей представляется следующим образом. Младший сын Константина Всеволодовича Владимир (в крещении Дмитрий) получил Углич и стал первым собственно угличским князем. Он скончался в 1249 г.⁶²⁶, оставив двух сыновей – Андрея (ум. 1261)⁶²⁷ и Романа (ум. 1285)⁶²⁸, которые последовательно были угличскими князьями. Князь Роман Владимирович, позднее канонизированный, потомства не оставил, Углич стал выморочным владением и перешел к ближайшим его родичам – князьям Ростовским, которыми в это время являлись Дмитрий и Константин Борисовичи. В конце XIII в. на угличском столе сел сын Константина Борисовича Ростовского Александр. Известие о его вокняжении летописец поместил под 1293 г.: «Седе… Олександръ Костянтиновичь на Оуглече поле»⁶²⁹.

Эта схема перехода угличского стола во второй половине XIII в. от одного князя к другому довольно прочно утвердилась в литературе⁶³⁰. Тем не менее в отношении ее исследователи все же испытывали определенные сомнения. Виной тому – проблема так называемых «лишних» угличских князей. В этом легко убедиться, если познакомиться с местными угличскими летописями, которые использовал в своем очерке об Угличе Ф.Х. Киссель⁶³¹.

Укажем на то, что угличским именуется среди прочих великий князь Андрей Александрович. Впрочем, исследователи всегда критически относились к указанному труду, полагая, что учитель провинциальной гимназии, не являвшийся профессиональным историком, вряд ли мог в своей работе дать что-либо ценное, кроме баснословных преданий и легенд, не имеющих ничего общего с реальностью.

Но та же проблема встает и после знакомства с общерусскими летописями, в частности с Никоновской. Под 1255 г. она помещает следующее известие: «По велице дни светлыя недели, преставися князь Констянтинъ Углечский, сын Ярославль, внукъ Всеволожъ, правнукъ Юрья Долгорукаго, праправнукъ Владимера Маномаха, преправнукъ Всеволожъ, пращуръ Ярославль, прапращуръ великого Владимера, и понесоша тело его въ Володимеръ. И срете его брать его князь Александръ Ярославичь съ отцемъ своимъ митрополитомъ Кириломъ, и со всемъ священнымъ съборомъ, и со всеми боары своими и со множествомъ народа; и положиша его въ церкви пречистыя Богородици въ Володимери»⁶³². Кем был указанный князь Константин Угличский? Приведенная летописцем подробная генеалогическая справка и указание, что он являлся братом Александра Невского, не оставляют и тени сомнения о том, что речь идет о знакомом уже нам князе Константине Ярославиче Галичском, основателе династии галичских князей. Это подтверждает сообщение Тверской летописи под 1254 г.: «Преставися Константинъ Ярославичь Галицкий, и положенъ въ церкви святыа Богородица»⁶³³. Но почему же галичский князь Константин именуется угличским? Пытаясь ответить на этот вопрос, А.В. Экземплярский осторожно предположил, что, возможно, одновременно существовал и другой князь с этими же именем и отчеством. Основанием для подобного утверждения ему послужила все та же Тверская летопись, где под 1255 г. говорится: «Преставися Константинь Ярославичь»⁶³⁴. По мнению историка, Никоновская летопись смешала этих двух лиц. Но изучать дальше этот вопрос он не стал⁶³⁵.

Спустя два десятилетия, под 1278 г. Никоновская летопись поместила известие: «Того же лета преставися благоверный князь Андрей Ярославин и жена его Устиниа»⁶³⁶. На полях против этого известия имелась помета: «Андрей Ярославин углиц.». Н.М. Карамзин, читая это сообщение и опираясь на известные ему родословцы, писал: «Сей Андрей назван Ярославичем в Никоновской летописи: но он был сын Владимира Константиновича Угличьского, брата Василькова»⁶³⁷. Правда, при этом, как отметил А.В. Экземплярский, историограф забывает, что князь Андрей Владимирович скончался в 1261 г. и, «таким образом, Андрей Ярославин и жена его Устинья, умершие в 1278 г., остаются сами по себе, а Андрей Владимирович – сам по себе». Задав вопрос, кем являлся этот Андрей Ярославин, – исследователь отметил, что в это время нам известен только один Андрей Ярославин, сын Ярослава Всеволодовича. Но по той же Никоновской летописи он скончался гораздо раньше – в 1264 г.⁶³⁸ Этот вопрос также остался открытым.

В главе о Белоозере мы уже обращали внимание на известие новгородского летописца о походе новгородцев с князем Дмитрием Романовичем в 1311 г. на землю племени емь в современной Южной Финляндии⁶³⁹. Нами было выяснено, что он принадлежал к роду белозерских князей. Однако Н.С. Борисов обратил внимание на то, что в «Записках» Екатерины II, которая использовала не дошедшие до нас летописи, Дмитрий Романович именуется «угличским»⁶⁴⁰. Историк предположил, что в данном случае его отцом должен был являться князь Роман Владимирович Угличский, умерший в 1285 г. Но он, как известно, был бездетным, и, таким образом, этот вопрос также не был решен⁶⁴¹.

Исследователям эти летописные известия были знакомы давно, но они проходили мимо них, полагая, что поздней Никоновской летописи, составленной спустя более чем 200 лет после событий XIII в., доверять особо не следует, а нужно опираться только на ранние летописные своды. Но и в ранних летописях, к примеру Лаврентьевской, мы также находим «лишних» угличских князей. Так, под 1288 г. она сообщает: «Седе Андрей Александровичи на Ярославле, а Олександр Федоровичь на Оуглече поле». Спустя шесть лет, под 1294 г. она говорит о кончине последнего⁶⁴².

Таким образом, видим, что приблизительно за полвека у нас наряду с шестью «достоверными» угличскими князьями оказывается такое же количество «лишних». В данной работе мы не ставим перед собой задачи найти решение этой проблемы. Это должно стать предметом особого исследования. Укажем лишь на то, что в качестве возможного пути выяснения данного противоречия может стать предположение, что до того, как в последней четверти XIII в. Углич стал собственностью ростовских князей, он являлся частью одного из других русских княжеств. Некоторые указания источников позволяют думать, что таким центром, к которому «тянул» Углич, могла быть Вологда. Об этом, в частности, говорит то, что Дмитрий Донской в своем завещании 1389 г. вместе с Угличем благословляет своего сына Петра двумя вологодскими волостями – Тошною и Сямою⁶⁴³.

С конца XIII в. название Углича почти на 80 лет исчезает из русских летописей. А как раз именно на этот период и приходится «купля» Углича. Отсутствие четких указаний источников на то, каким образом был присоединен Углич, породило среди исследователей различные догадки. В частности, историки пытались выяснить – кто из угличских и ростовских князей мог «продать» Углич.

Местный угличский историк XIX в. Ф.Х. Киссель, обнаружив у Н.М. Карамзина запись о том, что в 1375 г. в походе Дмитрия Донского на Тверь участвовал среди прочих русских князей и Александр Константинович Ростовский⁶⁴⁴, отождествил его с одноименным князем, княжившим в Угличе с конца XIII в. Попытался он даже выяснить вопрос: сколько денег взял угличский князь за свое княжество? У В.Н. Татищева, использовавшего не дошедшие до нас летописи, он нашел любопытные подробности о продаже местными князьями в 1474 г. половины Ростова: «Тоя же зимы князи ростовские, князь Володимер Андреевич со всеми детьми и братаничи, продали отчины своей половину города Ростова со всем, и взяша за него два села великого князя да денег 5000 Рублев»⁶⁴⁵. Отсюда он сделал вывод: «Как Углич всегда стоит половины Ростова, то можно наверно заключить, что Угличское княжество было продано за пять или более тысяч рублей»⁶⁴⁶.

Правда, довольно скоро ошибка Ф.Х. Кисселя была обнаружена. Угличский князь Александр Константинович, родившийся в 1286 г.⁶⁴⁷, просто физически не мог дожить до времен Дмитрия Донского. В походе 1375 г. на Тверь принимал участие другой Александр Константинович, сын князя Константина Васильевича Ростовского⁶⁴⁸.

П.Н. Петров, обратившись к местной угличской летописи, выяснил, что в середине XIV в. она упоминает некоего князя Константина, правившего здесь уже на правах московского наместника. Считая так же, как и Ф.Х. Киссель, что Углич был «продан» Александром Константиновичем, П.Н. Петров высказал догадку, что Калита прислал править Угличем своего брата Константина Даниловича⁶⁴⁹. Логику ученого можно понять. В предыдущей главе было показано, что старший сын Даниила Московского Юрий, получив Новгород, не стал там княжить сам, а посадил в качестве наместника своего брата Афанасия. Обнаружив в угличской летописи имя некоего князя Константина, П.Н. Петров предположил, что речь идет о неизвестном по другим источникам брате Калиты. Но если сведения об Афанасии Даниловиче все же встречаются в летописях, то существование Константина Даниловича ничем не подтверждается, и поэтому его следует признать не более чем выдумкой.

Угличский князь Александр Константинович, которого Ф.Х. Киссель и П.Н. Петров считали последним самостоятельным владельцем Углича, упоминается в летописях всего три раза: в них говорится о его рождении в 1286 г., вокняжении в Угличе в 1293 г. и его женитьбе в 1302 г.⁶⁵⁰

А.В. Экземплярский, занимаясь генеалогией угличских и ростовских князей, обнаружил в летописи под 1320 г. известие о смерти князя Юрия Александровича Ростовского⁶⁵¹. Судя по отчеству, он был сыном Александра Константиновича. Поскольку его отец женился в 1302 г., к моменту смерти в 1320 г. Юрий Александрович был очень юн – ему было только лет семнадцать – восемнадцать и едва ли он был даже женат⁶⁵². Очевидно, он-то и был последним угличским князем из ростовского княжеского дома. Поскольку Юрий, судя по всему, умер бездетным, Углич, по мнению А.В. Экземплярского, становился выморочным и должен был перейти к другим князьям из ростовского княжеского дома. «Но так как мы ниоткуда не видим, чтобы он был после 1320 г. за князьями ростовскими, то – спрашивается – кто же владел им? Вопрос этот так и должен пока остаться вопросом», – заключал свои рассуждения ученый⁶⁵³.

Ответ на него попытался дать К. Ярославский. По его мнению, после смерти князя Юрия Александровича Углич перешел во владение ростовских князей Федора (ум. 1331) и Константина (ум. 1365) Васильевичей. Поскольку из Жития Сергия Радонежского известно, что в первой половине 30-х гг. XIV в. в Ростове распоряжался уже Иван Калита, а из местной угличской летописи было известно, что первым наместником в Угличе был некий князь Константин, К. Ярославский предположил, что ростовские князья «Андрей Федорович (ум. 1409) и Константин Васильевич с согласия великого князя Ивана Красного послали в Углич наместника князя Константина»⁶⁵⁴. Но данное предположение является не более чем гипотезой.

Приведенный выше перечень угличских князей XIII–XIV вв. важен для нас тем, что начиная с последней четверти XIII в. мы видим на угличском столе князей ростовского дома, а сам Углич являлся лишь частью Ростовского княжества. Поэтому для выяснения вопроса – когда и каким образом Углич был «куплен» московскими князьями, прежде необходимо решить другой вопрос – когда в Ростове появляются первые московские владения? Для этого мы должны обратиться к истории непосредственно самого Ростова.

Ростов и московские князья

История Ростовского княжества XIV–XV вв. и его вхождение в состав московских владений уже давно являются предметом внимания нескольких поколений историков. В частности, одним из последних дань этой тематике отдал В.А. Кучкин, посвятивший этому вопросу специальную статью и раздел в своей монографии⁶⁵⁵. Тем не менее, несмотря на основательность проработки этой темы, многое для нас в вопросе – когда и каким образом появились первые владения московских князей в Ростове? – остается неясным и представляет собой своеобразное белое пятно. Главной причиной этого является характер Источниковой базы, в первую очередь летописных известий. Поражает зачастую их крайний лаконизм – многие сообщения летописца представляют собой не развернутый рассказ о том или ином событии, а скорее выглядят, если так можно выразиться, записями-конспектами, своего рода «опорными точками», по которым хорошо знавшие реалии своего времени современники могли легко восстановить весь ход событий. Но помимо этого, имеется и другая трудность – даже таких крайне лаконичных известий очень мало. Достаточно сказать, что в русских летописях за весь XIV в. относительно Ростова имеется всего лишь пятьдесят известий, значительная часть которых говорит о смене церковных иерархов. Если к этому добавить десяток известий о Ростове в духовных и договорных грамотах московских князей, актах феодального землевладения да позднейшие родословные росписи князей, представляющие собой сухой перечень почти исключительно одних мужских имен, то, собственно, этим и исчерпывается тот круг источников, которым мы можем оперировать, говоря о Ростовском княжестве XIV–XV вв.

Если вкратце суммировать наши знания о Ростове этого времени, картина представляется следующим образом. На рубеже 20 – 30-х гг. XIV в. Ростовское княжество было поделено между двумя сыновьями князя Василия Константиновича Ростовского. Старшему из них Федору Васильевичу досталась Сретенская половина Ростова, а младшему Константину – Борисоглебская, и с той поры «род князей Ростовских пошол надвое»⁶⁵⁶. Известно, что полтора столетия спустя Борисоглебская половина была продана московскому великому князю Ивану III правнуками ее первоначального владельца Константина – князем Владимиром Андреевичем и Иваном Ивановичем Долгим. Под 1474 г. летописи сообщают: «Тое же зимы продаша великому князю Ивану Васильевичю князи Ростовьские свою отчину, половину Ростова со всем, князь Володимер Андреевичь и брат его князь Иван Ивановичь и с всеми своими детми и з братаничи; князь же великий, купив у них, дасть матери своей ту половину, великой княгине Марьи»⁶⁵⁷. Что же касается Сретенской половины Ростова, то считается, что она стала владением московских князей значительно раньше. В середине XX в. А.Н. Насонову удалось найти летописец, в котором после известия о продаже части Ростова в 1474 г. пояснялось, что «первая же половина Ростова к Москве соединися при великом князе Иване Даниловиче»⁶⁵⁸, то есть при Иване Калите. В.А. Кучкин предположил, что это произошло около 1332 г. и связано с событиями, последовавшими за смертью в 1331 г. первого владельца Сретенской половины князя Федора Васильевича. Из «Жития Сергия Радонежского» многим известен эпизод, повествующий о переселении родителей будущего святого из Ростова в московские пределы. Этот литературный памятник прямо указывает на появление московских владений в Ростове во время княжения Ивана Калиты, которому «купно же достася и княжение Ростовское к Москве»⁶⁵⁹. Об этом же свидетельствует и прямое указание духовной грамоты 1339 г. самого Калиты, где фиксируется наличие его владений в Ростове: «А что есмь купил село в Ростове Богородичское»⁶⁶⁰.

Однако тщательный анализ всей совокупности имеющихся летописных известий заставляет предположить, что первые московские владения в Ростовском княжестве появились не при Иване Калите, а еще раньше – при его старшем брате князе Юрии Даниловиче.

В частности, обращают на себя внимание неоднократные упоминания о пребывании Юрия в Ростове. Так, под 1315 г. летопись сообщает: «Поиде великий князь Юрий Даниловичь из Новагорода с новогородци, позван в Орду от царя, а в Новегороде остави брата своего князя Афонасия; и прииде в Ростов, а оттоле поиде в Орду месяца марта в 15, в суботу Лазареву»⁶⁶¹. Аналогичное известие летописец помещает пятью годами позже, под 1320 г.: «Приеха из Орды великый князь Юрие Даниловичь в Ростов, а оттоле иде к Новугороду»⁶⁶².

Предыдущие исследователи не обращали внимания на эти известия, полагая, что ничего необычного в них нет, поскольку Ростов для Юрия, судя по всему, являлся лишь транзитным пунктом на пути из Орды в Новгород и обратно.

Однако привлечение еще одного летописного известия ставит под сомнение это возможное утверждение. 10 – 20-е гг. XIV в. ознаменовались для Руси острым соперничеством тверских и московских князей за великокняжеский стол. Эти события были неоднократно описаны. Не останавливаясь на всех перипетиях этой борьбы, осветим лишь ее отдельные эпизоды.

Юрий Московский, уехав в Орду весной 1315 г., пробыл там два года. За это время он сумел приобрести влияние на молодого хана Узбека и, более того, женился на его сестре Кончаке, принявшей при крещении имя Агафия. Получив от своего шурина ярлык на великое княжение, Юрий, знавший, что предстоит тяжелая борьба с Михаилом Тверским, появился на Руси с сильным татарским отрядом. Однако удача отвернулась от Юрия. 22 декабря 1317 г. в 40 верстах от Твери при селе Бортеневе произошел бой между князьями, Юрий был разбит, бежал, а тверичи захватили массу пленных, среди которых была и сестра хана. Кончака была отвезена в Тверь, где вскоре умерла при неясных обстоятельствах. Летописцы по-разному передают подробности ее смерти. Некоторые из них прямо говорят, что она была «зелием уморена бысть», другие подчеркивают, что «княгиню Юриеву не убита», третьи просто передают ходившие слухи. Как бы то ни было, победа Михаила в конечном счете обернулась для него поражением. Он был вынужден заключить с Юрием мир, а затем по приказу хана должен был отправиться в Орду на суд со своим противником. Понимая, чем в Орде ему грозит смерть сестры хана, Михаил всячески оттягивал свою поездку туда, послав вместо себя 12-летнего сына Константина, очевидно как заложника. Лишь в августе 1318 г. он отправился к хану, к которому прибыл в начале сентября. Узбек приказал его судить, Михаил оправдывался, его судили вторично, но в итоге 22 ноября 1318 г., ровно через 11 месяцев после злосчастной битвы, он был казнен по приказу хана. Юрий взял труп своего врага, привез его в Москву, и лишь летом 1319 г. после долгих переговоров и унижений со стороны тверичей останки их князя были отданы им и, почти через год после его гибели, 6 сентября 1319 г. захоронены в тверской церкви Святого Спаса, а Юрий получил тело Кончаки.

Во всей этой истории для нас наиболее интересным представляется вопрос – где же нашла свой последний приют Кончака? Летописцы по-разному говорят о времени ее погребения – по одним известиям выходит, что она была захоронена сразу после смерти, по другим – ее тело Юрий получил в обмен на труп Михаила Тверского. Поскольку стольным городом Юрия являлась Москва, логично было бы предположить, что Кончака была захоронена в ней. Но в действительности она была погребена в Ростове. «Везоша ея со Твери в Ростов, и положиша ю в церкви святыа Богородицы в Ростове», – отметил летописец⁶⁶³.

«И отчего тело Кончаки отвезли в Ростов?» – задавал недоуменный вопрос историк Тверского княжества В.С. Борзаковский⁶⁶⁴. Ответ на него может быть лишь один – в Ростове находились владения самого князя Юрия Даниловича, и именно в них он был волен похоронить свою супругу.

Но каким образом Юрию достались земли в Ростове? Во время описываемых событий Юрию Даниловичу было уже около 40 лет, и Кончака была его второй женой. Первой же супругой московского князя была неизвестная нам по имени княжна из ростовского дома. Об этом сохранилось свидетельство летописца под 1297 г.: «Женися князь Юрьи Даниловичь в Ростове»⁶⁶⁵.

Встречающееся в русских летописях выражение «жениться в Ростове, Твери, Рязани и т. п.» означало не что иное, как жениться на дочери князя Ростовского, Тверского, Рязанского и т. д. По весьма обоснованному предположению А.В. Экземплярского, тестем Юрия мог быть только ростовский князь Константин Борисович, дед Федора и Константина Васильевичей, поделивших Ростов на две половины. В конце XIII в. источники просто не знают другого ростовского князя (все равно – из живых или умерших), на дочери которого мог бы жениться Юрий⁶⁶⁶.

Таким образом, очевидно, именно подобным образом – в качестве приданого Юрий получил владения в Ростовском княжестве. Сделав это предположение, мы можем правильно объяснить и несколько других летописных известий о Ростове этого времени, остававшихся до сих пор не совсем ясными для нас.

Вторая половина 10-х гг. XIV в. стала для Ростова, пожалуй, самым тяжелым временем в этом столетии. С пугающей периодичностью, чуть ли не каждые два года, его грабили татары. Под 1315 г. IV Новгородская летопись сообщает: «Той же осени прииде из Орды князь Михайло (Тверской. – К. А.), ас ним послове, Таитемир, Мархожа, Индый; сии же в Ростове быша и много зла подеяша». Под 1316 г. она же помещает известие: «Прииде из Орды князь Василей Костянтиновичь (Ростовский. – К. А.), ас ним послы Сабанчий, Казанчий, и много зла сътвориша в Ростове»⁶⁶⁷. А.В. Экземплярский высказывал по этому поводу недоумение – что же заставило ростовского князя приводить в свою отчину татар, чьими стараниями она была разорена?⁶⁶⁸ Под 1318 г. видим аналогичное сообщение: «Приеха Конча (татарский посол. – К. А.) на Русь и уби 100 и 20 человек на Костроме, а Ростов взя, и церковь святую Богородицю пограби, и вен церкви и монастыри и села, и люди плени»⁶⁶⁹. Наконец, под 1320 г. читаем там же: «Приеха из татар Юрьи в Ростов… Тогда быша злии татарове в Ростове, и събравшеся людие, изгониша их из города»⁶⁷⁰. Не будет преувеличением сказать, что в этот период Ростов был самым разоряемым татарами городом на Руси – четыре погрома за неполных шесть лет.

Подобное «внимание» татар к Ростову объясняется очень просто, если вспомнить, что это был период резкого обострения московско-тверской борьбы, в пылу которой стороны не гнушались призывать на помощь татар, а именно в Ростове находились владения московского князя. Становится понятным и приглашение татар князем Василием Константиновичем Ростовским – они грабили не его собственные владения, а ту часть княжества, что принадлежала мужу его сестры. То, что разорялись земли именно князя Юрия Даниловича, подтверждает и то, что в 1318 г. ограблена была именно церковь Святой Богородицы – та, в которой Юрий позже захоронит Кончаку.

Все это позволяет с уверенностью говорить, что московские владения появляются в Ростове уже с конца XIII в. Они представляли собой не что иное, как земли, полученные князем Юрием в приданое за своей женой, дочерью князя Константина Борисовича Ростовского. Очевидно, вместе с ними Юрий получил и Углич.

Но здесь возникает один недоуменный вопрос – как согласовать этот вывод с показаниями духовной грамоты 1389 г. Дмитрия Донского, относящими время приобретения владений в Угличе и Ростове московскими князьями к несколько более поздней эпохе Ивана Калиты, брата Юрия Даниловича?

Действительно, завещание 1389 г. Дмитрия Донского называет Углич «куплею же деда своего»⁶⁷¹. Но никакого разногласия здесь нет – Дмитрий Донской нигде в своем завещании не говорит именно о Калите, а упоминает лишь «деда своего». Под этим определением мог пониматься как сам Калита, так и его братья. Для Дмитрия все они были дедами. Таким образом, под это определение мог подходить не только Иван Калита, как полагали исследователи, но и его родной брат Юрий.

С другой стороны, нам необходимо объяснить показания источников о том, что «первая же половина Ростова к Москве соединися при великом князе Иване Даниловиче», хотя мы видели, что московские владения появляются в Ростове уже при князе Юрии Даниловиче⁶⁷².

Выше, касаясь летописных известий об Угличе в 70-х гг. XIV в., мы обратили внимание на то, что в это время на него предъявляют претензии тверские князья. Чтобы понять, с чем это было связано, мы должны проследить дальнейшую судьбу ростовских владений князя Юрия Даниловича. Вернувшись в 1319 г. в Москву триумфатором – с телом своего поверженного противника и пленниками – захваченными в Орде тверскими боярами и сыном убитого князя Михаила Тверского Константином Михайловичем, которому исполнилось уже 13 лет, Юрий, казалось, мог торжествовать – он снова получил великокняжеский ярлык. Но трезвый рассудок подсказывал необходимость мириться с Тверью, которая еще никоим образом не была сломлена и жаждала отмщения за гибель своего князя. (К слову, это и произошло несколькими годами позже – 21 ноября 1325 г. Юрий был убит в Орде сыном Михаила Дмитрием, как раз накануне того дня, в который погиб его отец.) Важную роль в примирении Юрия с Тверью сыграл ростовский епископ Прохор. Под 1319 г. Тверская летопись сообщает о приезде в Тверь Прохора и князя Ярослава Стародубского, которые «зовуще князя Александра (старшего сына Михаила Тверского. – К. А.) к князю Юрию в любовь». Под их личные гарантии Александр приехал во Владимир к московскому князю, заключил мир, а затем взял тело своего отца. Одновременно Юрию были отданы останки Кончаки⁶⁷³.

Наиболее удобным способом сгладить отношения с Тверью было бы породниться с тверскими князьями. Родословцы детей у Юрия не упоминают, однако из летописных свидетельств выясняется, что от первого брака с ростовской княжной у него была дочь Софья⁶⁷⁴. Но здесь московского князя подстерегали трудности – вряд ли кто из тверских князей мечтал породниться с убийцей их отца. Однако Юрий особо и не настаивал – под рукой у него была готовая кандидатура – юный княжич Константин Михайлович, сын убитого Михаила, который долгое время после гибели отца находился при Юрии, сначала в Орде, а затем в Москве. Под 1320 г. Тверская летопись поместила известие о женитьбе княжича, которому едва миновало 14 лет: «Оженися князь Константин Михайловичи у великого князя у Юриа Софиею; венчан бысть на Костроме, в святом Федоре»⁶⁷⁵. В этом контексте становится понятным известие о пребывании князя Юрия в Ростове именно в этом году⁶⁷⁶ – московскому князю необходимо было посетить свои ростовские владения, чтобы оформить их передачу зятю. То, что Юрий отдавал зятю земли, полученные им самим в приданое, не было случайностью. Князья предпочитали не трогать свои родовые владения, поскольку их отчуждение было связано с целым рядом условностей, над ними висело право родового выкупа, а следовательно, и право контроля за их движением со стороны родичей.

Какова же была последующая участь ростовских и угличских владений, переданных Юрием своему зятю Константину Михайловичу Тверскому? Очевидно, его брак с Софьей был неудачным и вскоре распался. Думать так нам позволяет то обстоятельство, что Константин Михайлович, скончавшийся в 1345 г., был женат дважды – второй раз на известной только по имени Евдокии, от которой имел двоих детей: Семена и Еремея, князей Дорогобужских⁶⁷⁷. От Софьи же, судя по всему, у него детей не было.

О дальнейшей судьбе Софьи у нас есть всего лишь одно известие, из которого явствует, что она постриглась в монахини. Под 1358 г. Никоновская летопись сообщает о смерти у князя Михаила Александровича Тверского старшего сына – княжича Александра: «Преставися сынъ князь Александръ у бабы у своея, у великиа княгини Софьи, въ Софьине манастыре»⁶⁷⁸. Упомянутая здесь Софья не могла быть родной бабкой умершего княжича, поскольку его дед – погибший в Орде в 1399 г. Александр Михайлович Тверской был женат на Анастасии⁶⁷⁹. Однако Софья Юрьевна, жена Константина Михайловича Тверского, являвшегося родным братом Александра Михайловича, действительно приходилась хотя и не родной, но все же бабкой умершему княжичу. О том, что в известии 1358 г. упоминается именно жена Константина Михайловича, говорит и ее именование «великой княгиней»⁶⁸⁰.

Что же сталось с владениями Софьи, полученными ею от отца в качестве приданого? По тогдашним правилам, поскольку брак Софьи оказался неудачным, а главное, бездетным, они оставались за нею, с тем чтобы она могла с ними вторично выйти замуж. Но после того как Софья постриглась в монахини, отданное за ней приданое должно было отойти обратно ее отцу или другим родичам, первым из которых в очереди стоял брат Юрия – Иван Калита.

К сожалению, мы не знаем, когда был расторгнут брак Софьи с Константином Михайловичем Тверским и когда она приняла монашеский сан. Судя по всему, это произошло уже в 1320-х гг., а если быть точнее, то в промежуток между 1325 г. (гибелью Юрия в Орде от руки Дмитрия Михайловича Тверского) и 1328 г. Об этом свидетельствует указание обнаруженного А.Н. Насоновым летописца, в котором пояснялось, что «первая же половина Ростова к Москве соединися при великом князе Иване Даниловиче»⁶⁸¹. Другое летописное известие сообщает под 1328 г. о браке князя Константина Васильевича Ростовского с дочерью Ивана Калиты Марье: «Женися князь Костянтин Васильевич Ростовъскы у великово князя Ивана Даниловича»⁶⁸². Зять Калиты, женившись на его дочери, несомненно, должен был получить за ней приданое. Судя по всему, Константину Васильевичу Ростовскому достались земли в Угличе. Таким образом, как бы завершился «круговорот» земель, отданных князем Константином Борисовичем Ростовским Юрию Московскому в приданое за своей дочерью, затем переданных Юрием в приданое своему зятю князю Константину Михайловичу Тверскому, возвратившихся к брату Юрия Ивану Калите и, наконец, вновь отданных последним в приданое за своей дочерью Марьей внуку первоначального владельца – Константину Васильевичу Ростовскому.

Но при этом московские князья постарались сохранить фактический контроль над этими владениями. Князь Константин Васильевич, судя по всему, распоряжался Угличем не на правах полного владельца, а лишь в качестве наместника московского князя. Очевидно, именно его имеет в виду местная угличская летопись, сообщающая о том, что в середине XIV в. в Угличе наместниками московских князей последовательно являлись два князя по имени Константин. Относительно первого из них летописец сообщает, что он имел прозвище Улемец⁶⁸³, и, как мы выяснили выше, был сыном князя Федора Ростиславича Ярославского и Смоленского. Вторым же из них, вероятно, и был Константин Васильевич Ростовский. О том, что фактически он находился на положении «слуги» у московских великих князей, косвенно говорит один довольно примечательный факт, отмеченный летописцем. В 1349 г. волынский князь Любарт Гедиминович, задумав жениться на дочери Константина Васильевича Ростовского и Марии, испрашивал на то разрешения не у ее отца, как можно было бы думать, а у ее дяди – Семена Гордого, старшего сына Калиты⁶⁸⁴.